[55]Отсылкакпесне Sometimes It Snows in April 18 страница

– Это Омега. Точнее был. Больше нет. Недавно его уничтожили, слава яйцам. Хотя... – он поднял кружку, тостуя – разумеется, сейчас у нас появился новый враг.

– Брюнетка.

– Да. – Он сделал глубокий вдох. – Такова моя история. Я служу своему Королю и своему военачальнику... он был с нами в фургоне скорой помощи, мужчина с губой? Я живу с ними и их семьями... ну, когда Девина вцепилась в меня, мне пришлось съехать. В общем, вот. О, и да, время от времени я промышляю воровством.

– И жертвуешь деньги на благотворительность.

– Все верно.

– За что тебе совсем не стыдно.

– Ни капли.

Вместо того чтобы отчитать его, Эрика улыбнулась.

– Я это не одобряю.

– Я знаю. И не ожидаешь, что я начну жизнь с чистого листа.

Они рассмеялись, но смех быстро затих, и тогда Балз понял, что Эрика думает о том же: их будущее не долговечно.

– Сейчас тебе известно все обо мне. – Он помедлил. Когда Эрика ничего не ответила, он добавил: – Да. Абсолютно все.

В последовавшей тишине она, казалось, постарела на его глазах, ее лицо напряглось, помрачнело.

Балз молчал, надеясь, что она откроется ему и расскажет, что он и так уже знал, потому что был в ее разуме. Он хотел утешить ее, но не мог это сделать, пока она сама не решит поделиться с ним своей трагедией, страданиями и потерей.

Он должен уважать ее право на частную жизнь, даже если он ненамеренно уже его нарушил. Она ему обозначила только дату.

– Баш на баш, да? – напряженно выдохнула она.

– Ты не обязана делиться, если не хочешь.

Она медленно кивнула, но Балз не знал, как интерпретировать ее кивок.

– Так, что ты хочешь узнать?

Здесь нельзя говорить уклончиво... и при иных обстоятельствах он бы мягко подвел к этой теме. Например, расспросил бы про ее работу. Как долго она живет в этом таунхаусе.

Вместо этого он подвел их обоих к обрыву. И сам прыгнул первым.

– Я хочу знать, что произошло двадцать четвертого июня четырнадцать лет назад.

Глава 38

Казалось, в прошлом Эрики было всего одно событие. И это утверждение справедливо, с какой стороны ни посмотри, задавали ли вопросы посторонние люди с жалостью, сочувствием или из простого любопытства. Для нее самой тоже было только это.

Одна-единственная ночь двадцать четвертого июня, четырнадцать лет назад, стерла все ее дни рождения и все праздники. Летние каникулы. Хорошие оценки, плохие оценки. Лучших друзей и закадычных врагов.

В конечном итоге? Ничто иное не имело значение. И не будет иметь.

Ее убили вместе с ее родными.

– Ты не обязана рассказывать, – сказал Бальтазар.

– Все нормально. Я проживала эту ситуацию тысячу раз.

Но она не могла начать, что было в новинку... и тогда Эрика осознала, что у нее была заготовленная речь для других. Пересказ от А до Я, и она была готова к взлетам и падениям накала эмоций, которые неизбежно охватывали ее аудиторию. Она знала, в каких местах нужно было собираться с духом, готовясь принимать непрошеное сочувствие.

И она мысленно готовилась, но не потому, что подобные выражения общности между людьми вгоняли ее в слезы. А потому что на самом деле ей хотелось послать этих нытиков к черту. Если она смогла принять боль, пройдя через подобное, значит, и они могли оставить при себе свои сопли и просто дослушать историю.

– Я не должен был настаивать. Прости...

– Прошлой ночью меня вызвал диспетчер. – Бальтазар замолчал, когда она перебила его. – Диспетчер всегда сообщает детективам о произошедших преступлениях и назначает их вести дело. В убойном отделе у нас установлен график дежурства, и когда ты отвечаешь за свою ночь, ты принимаешь все поступившие дела. Слышал про шоу «Сорок восемь часов»? В самом начале каждая секунда важна, если ты хочешь найти убийцу, поэтому важно быстро прибыть на место преступления, найти свидетелей, собрать улики.

Она сделала глоток из кружки, не чувствуя вкуса кофе.

– Мой напарник, Трэй, начал названивать мне, он не хотел, чтобы я ехала на Примроуз. Сказал, что я должна оставаться в стороне, что он со всем разберется. Я отказалась послушать его, и это была моя первая ошибка. Понимаешь, когда звонит диспетчер, он сообщает исходные данные. Количество жертв, их состояние, место, возможных подозреваемых. В том доме было четыре трупа. Мужчина, женщина, и два подростка. Поэтому я знала...

Когда ее голос затих, она прокашлялась.

– Я знала, почему Трэй звонит мне и почему он, скорее всего, был прав. Что мне не стоит ехать туда. Что я ничем не помогу.

Перед мысленным взором промелькнул ряд образов, а с ними пришла беспомощность, накрывшая ее тело как скроенный по ее меркам костюм, словно вторая кожа.

– Меня вырвало в их уборной. После того, как я поднялась в спальню девочки. Комната была розовой. Девочке было шестнадцать. Ее парень изнасиловал ее перед тем, как она его застрелила. Он убил ее родителей прежде, чем нашел ее на втором этаже. Она застрелилась после того, как выстрелила ему в грудь, дважды, и вызвала 911. – Эрика удивленно вскинула брови. – Сейчас я осознала, что их уборная была отделана в синих цветах.

– Я соболезную...

– Если для тебя параллель не очевидна, то со мной произошло тоже самое. Только я выжила. – Когда сердце судорожно забилось в груди, она ощутила себя так, будто снова проживает произошедшее. И продолжила: – Я забыла, что это был день рождения моей матери, и я опоздала на ужин. Я заехала в супермаркет и купила первую попавшуюся открытку с надписью «маме». Я даже не прочитала пожелания внутри. – Эрика покачала головой. – Кстати, это тоже очень сильно ранит меня. Ее последняя открытка, которую она никогда не прочитает... а я так бездумно ее выбирала.

Ее преследовали страшные, очень четкие сцены.

– Я припарковалась возле гаража и подошла к парадной двери. Она была открыта, и это было странно. Войдя внутрь, я сразу ощутила запах крови. Я забежала в кухню... и поскользнулась на луже крови, вытекшей из моего отца. – Эрика нахмурилась. – Уверена, что тогда я закричала.

Она не сразу смогла продолжить.

– Когда я потянулась к телефону, он затащил мою маму в дом из гаража. Думаю... думаю, она пыталась убежать. Он приставил нож к ее горлу.

– Кем он был? – напряженно спросил Бальтазар.

– Мой парень. Бывший... На тот момент. – Она не могла говорить из-за кома в горле. – Он убил ее на моих глазах. Выпотрошил... ее. Он сказал, что хочет уничтожить место, где я жила, и поэтому вспорол ей живот. Моя мама... кричала и сопротивлялась... а потом... он бросился на меня. С ножом.

Она подняла руки к ключицам и прошлась по ложбинке между грудей, ощущая обжигающее жало, внезапное удушье, которое пришло, когда ее закололи.

– Он сказал мне, что мой брат наверху и он мертв. Джонни было девять.

– Сколько лет тебе было? – спросил Бальтазар хрипло.

– Шестнадцать. Я только вернулась из школы на летние каникулы. Собиралась уехать в лагерь, работать вожатой. Он не хотел, чтобы я ехала. Не хотел, чтобы я оставляла его. Он думал... ну, в конечном итоге, не важно, о чем он думал. Он сошел с ума.

– Что произошло с ним?

– Он перерезал себе вены ножом, которым заколол меня и мою семью. А когда этого оказалось мало, он взял папин пистолет и выстрелил себе в голову. – Эрика прикоснулась к глазу, который начал болеть. Она растерла веко, пытаясь остановить тик. – Он думал, что убил меня, и я притворилась мертвой. Он совсем обезумел. Он не хотел, чтобы я жила, но также не хотел, чтобы я умирала.

– Держи, – сказал Бальтазар.

Эрика посмотрела на него и осознала, что он протягивает ей кофту, которую она достала для него из сушилки. Когда она в смятении посмотрела на вещь, Бальтазар наклонился и мягко промокнул тканью ее лицо.

– Я плачу? – Когда он кинул, Эрика удивилась. – Знаешь, я никогда не плакала из-за этого. Никогда.

Тупое заявление, учитывая, что он промокал ее слезы кофтой.

– Я могу сказать тебе кое-что, что никому не рассказывала до этого? – прошептала она.

– Я с честью сохраню твой секрет вот здесь. – Он положил руку поверх своего сердца. – Я сохраню твою тайну.

Она взяла кофту из его рук и ухватилась за сухую часть рукава.

– Я просто стояла там. – Эрика начала рыдать, не стесняясь, слезы полились из ее глаз на синюю ткань халата. – Пока он убивал мою маму. Я просто... Твою мать, стояла там, пока он резал ее, а она кричала. Она протягивала ко мне руки, ее глаза... Она не сводила с меня взгляда... Звала меня по имени...

И тогда что-то в ней надломилось.

Она просто сломалась надвое. Словно вся ее собранность была как твердый панцирь, который при достаточном давлении потерял структурную целостность... А внутри оказались только ужас и сожаления, отравляющая ненависть к себе, все чувства были под таким давлением, что взорвались.

Сильные руки обняли ее, и она бросилась в его объятия, когда ее прижали к широкой груди.

Эрика плакала сильно и беззвучно, не могла дышать, перестала что-либо осознавать.

Даже себя.

Но она знала, кто обнимает ее. В этом она была уверена.

***

Бальтазар мог только держать свою женщину. Пока она выпускала из себя боль, он принимал эти тайны, похороненные глубоко из-за стыда, которые отравляли сильнее всего, они несли незаметные глазу разрушения, скрытые глубоко внутри.

И его удостоили честью стать тем, кому она открылась полностью.

– Мне очень жаль, – прошептал он в ее волосы, поглаживая ее спину. – Боже... Я соболезную.

Быть такой молодой, такой невинной... И ее лишили детства таким жестоким образом. Он многое пережил этой жизни, но это не могло сравниться с тем, что вынесла Эрика.

Понятно, почему она пошла служить в убойный. Она пыталась помочь другим пострадавшим. Но он также понимал, что она никогда не забудет о гибели родных, смерть преследовала ее по ночам и в дневные рабочие часы. Она не исцелилась за прошедшие со дня трагедии четырнадцать лет, она все еще варилась в огне этой трагедии.

Хотя разве можно окончательно исцелиться после такого?

Оттолкнувшись от его груди, Эрика отодвинулась.

– Я отойду на минутку?

Она уверенным шагом прошла в прачечную и закрыла дверь, и он потер лицо руками.

Послышался шум бегущей воды... Потом звук смыва в унитазе. Опять вода. Когда Эрика вышла, она принесла с собой приятный запах, вытерев руки о бумажное полотенце, она спрятала его в карман халата.

Он ожидал, что она скажет, что на этом все. Что больше она это обсуждать не станет. Но Эрика молчала.

Она подошла к нему, становясь гордо и собранно, хотя ее лицо раскраснелось, а глаза налились кровью.

Ее руки не дрожали, когда она потянулась к поясу на талии, и она стянула халат с плеч, позволяя ему упасть на пол. Под ним была чиста футболка, аналогичная была на ней ночью, простая, белая и свободная, спереди видны заломы после сушки в сложенном виде.

Эрика медленно подняла ее за край, обнажая живот, ребра...

Он считал ее груди идеальными, ее соски были напряжены от холода...

И он видел шрамы.

Балз резко закрыл глаза. Потом снова посмотрел на зажившие раны.

Нападающий несколько раз с правой руки ударил ее ножом в грудь, вереница неровных шрамов располагалась под левой ключицей. Балз хорошо был знаком с такими ранами и понимал, что ударов было и не меньше десяти, потому что вокруг основной зоны, принявшей удар, было несколько обособленных проколов.

Эрика подняла руку и пробежала пальцами по неровностям кожи, и у Балза возникло ощущение, что она делала это часто.

– Знаешь, я не могу это исправить, – сказала она пространно. – То есть пластическая хирургия не уберет их полностью.

– Зачем тебе это? – Когда Эрика отшатнулась, словно он шокировал ее, Бал покачал головой. – Шрамы не ужасные. Они не влияют на твою красоту. И то, что произошло, навсегда останется в твоей памяти. К тому же, наверное, потребуется не одна операция. А их было и так достаточно.

Она кивнула словно в прострации.

– Я не смогу отпустить произошедшее, просто... ну, избавившись от шрамов.

– Мы не можем убежать от прошлого. Не стоит и пытаться.

Повисла долгая пауза, и Балз боялся, что сказал что-то не то. Может, он должен был...

– Спасибо, – тихо прошептала Эрика.

Сейчас пришел его черед удивляться. – За что?

– За... принятие.

Я люблю тебя, подумал он.

– Но ты был на войне, верно? – сказала она. – Ты видел это... Раньше.

– Да. Это часть жизни. Я не хочу, чтобы ты проходила через то, что тебе пришлось пережить. Мне ненавистно это. Черт возьми... И если бы эта тварь уже не гнила в земле, я бы выследил его и разорвал на кусочки. Я бы отомстил за тебя и твоих родных, чтобы почтить их память. Я бы убедился, что месть осуществлена должным образом, болезненным. Я бы голыми руками заставил его страдать и нюхать собственную кровь и вонь его трусливого страха.

Пришлось остановить себя прежде, чем он зашел слишком далеко. А потом он поклонился и ей из своего сидячего положения на ее синем диване.

– Воистину, возможность отомстить за тебя и твой род стала бы честью для меня.

Когда он снова посмотрел на нее, Эрика накрыла рот руками, и ее глаза блестели.

Он не знал, оскорбил ли ее, напугал или...

Эрика шагнула вперед, шагнула к нему. И опуская руки прошептала:

– Никто и никогда не говорил мне таких вещей.

– Это хорошо? Или...

Она села ему на колени, оседлав его. Изучая взглядом его лицо, Эрика запустила пальцы в его волосы.

– Мне сложно говорить о прошлом, – пробормотала она. – Потому что люди интересуются из корысти и проявляют сочувствие по своим личным причинам. Я пережила это. Я не хочу помогать другим проживать мою трагедию.

Он скользнул руками вверх по ее рукам к ее плечам.

– Обоснованно.

– Ты был на войне, – повторила она. – Ты – другой.

Балз сосредоточился на ее грудях.

– Я могу прикоснуться к тебе?

– Да.

Как и ранее этой ночью она взяла его руку и положила на свою нежную плоть. И когда тяжесть ее груди легла в его ладонь, он пальцем потер ее сосок. В ответ Эрика поерзала на его бедрах, выгибая спину, вскидывая грудь.

Обхватив руками ее талию, он погладил ее грудь, ее сердце. Потом поцеловал шрамы, нежно, трепетно.

– Для меня ты самая красивая, – сказал он.

Он поднял взгляд. Ее глаза светились, когда она наблюдала за ним... И тот факт, что она была такой открытой, такой уязвимой... Говорил, что она доверилась ему. Она знала, что он говорил правду.

Балз наклонился к ее груди. Было сложно не думать о ее боли, но Эрика была права. Он не испортит это мгновение своим эмоциональным ответом на то, что ей пришлось пережить.

Вместо этого он покажет ей, насколько она желанна. Как идеальна. Насколько сексуальна и жива во всех смыслах.

Он почитал ее, посасывая, лаская, облизывая. И Эрика чувствовала, как сильно он желал ее. Эрика плавилась в его руках, под воздействием его голода, была возбуждена в предвкушении того, что он готов ей дать... А потом ее рука скользнула между их телами, обхватывая его стоячую эрекцию.

Эрика придержала его член, а потом впустила в себя, в свое тесное горячее лоно, и Балз знал, что никогда ей не насытится: они могли провести вместе вечность, и все равно каждое проникновение в нее будет для него откровением.

И когда она полностью опустилась на него, принимая в себя, Эрика немного отстранилась назад.

Их взгляды встретились, они оба не шевелились.

И тогда это произошло. Каким-то образом ее мысли и воспоминания стали его собственными. Он не собирался проникать в неё таким образом, но так вышло, связь между их телами стерла границы их разумов.

То, что он увидел, поглотило его, и Балз открыл рот, чтобы заговорить.

Но потом Эрика начала двигаться, раскачиваясь на его бедрах, член входил и выходил из ее лона.

Большего ему не нужно было. Он обхватил и сжал руками ее задницу, двигая ее вверх вниз на своем члене. Вовремя их соития было на что посмотреть: его блестящий от влаги член показывался каждый раз, когда она приподнималась, и каждый раз, когда она опускалась, вбирая его в себя, его накрывала волна неудержимой похоти.

Он начал кончать. Не смог сдержаться, не хотел.

Влаги между ними стало больше.

А потом он перестал что-либо видеть, потому что сам закрыл глаза. И хорошо. Он слышал ее стоны, чувствовал ее тесную хватку. А потом ритмичное сжатие ее внутренних мышц спровоцировало егоследующие оргазмы.

Это было так идеально.

Как и она сама.

Глава 39

Эрика покинула таунхаус к одиннадцати утра. Она знала, что Бальтазар был не в восторге от ее решения, но ей нужно было забрать свою служебную машину, а также она хотела отметиться в управлении: первое важно, потому что седан находился в муниципальной собственности, а она оставила ее возле книжного магазина в сомнительной части города. Второе – ей нужно было не терять связь со своей реальностью, как бы ей ни нравилось время, проведенное в ее подвале, в близости с мужчиной... вампиром.

Серебряная «Хонда» стояла там, где она ее припарковала, капотом к закрытой двери гаража, и, садясь за руль и отъезжая от места, Эрика действовала на автопилоте. Дорожное движение было не напряженным, не считая Северного шоссе, и она плавно ехала на скорости в шестьдесят одна миля в час, мыслями вернувшись к Бальтазару.

Она убеждала себя, что НЕ влюбляется в него.

– Нет и точка, – сказала Эрика себе, ударив по поворотнику и перестроившись в другой ряд, чтобы объехать лениво плетущуюся фуру. – Это просто невозможно.

Да, они пережили много сумасшедших событий бок о бок, и да, их секс был невероятным.

На самом деле, охренительным.

И да, она открылась перед ним полностью, показывая ту часть себя, которую сама избегала, и Бальтазар принял все так, как оказалось, она в этом нуждалась, сама того не зная.

Но это не «любовь». Это сексуальное влечение, закончившееся близостью, удивительная совместимость.

Это не любовь. Люди вроде нее не влюбляются... только если психиатр, к которому она обратилась на втором курсе колледжа, не солгал о диагностированном у нее расстройстве привязанностей. И только представьте, она сама обратилась к мозгоправу, а не потому, что ее отправила соседка по комнате, завуч или профессор. Она поняла, что отстает от сверстников, хотела узнать, почему, и психиатр поведал ей.

Она по-прежнему отстает.

Ради всего святого, тот факт, что она спит с вампиром, идеально вписывается в ее образ жизни «белой вороны», не так ли? Все вокруг заключали помолвки, женились, женились по залету, женились после рождения детей. Она же встречается с Дракулой.

– Прекрати, – велела она себе, возвращаясь в среднюю полосу.

Бальтазар – это нечто больше простого секса. Он принял ее шрамы. Не осудил самый страшный ее секрет, то, что сильно ранило ее душу. Он лелеял ее и обнимал, а когда они заснули вместе через полчаса, он спрятал пистолет под их диван на случай, если придется защищать ее.

Она никогда не чувствовала, что ее принимают такой, какая она есть, целиком. И в этом была ирония.

Всего-то нужно было... встретить представителя другого вида.

Когда на горизонте замаячил поворот в город, она перестроилась перед «Мустангом» и спустилась по съезду с автомагистрали, который вел ее на окраину делового квартала. Дорога к «Кровавой книжной лавке» была долгой и нудной и состояла из вереницы односторонних улиц. Припарковавшись перед небольшим магазином, Эрика посмотрела на дверь, вспоминая, как пересекла порог... и шагнула в другой мир.

Полицейская лента, знакомая ей как собственное лицо, пересекала проход, а на дверном косяке была печать.

При виде ленты она подумала о том, что они сделали, когда «зачистили место», как выразился Бальтазар. Они забрали улики, которые бы указывали на них? Или просто избавились от метафизического дерьма? Но они точно забрали все, что указывало на саму Эрику.

Ее так и подмывало зайти внутрь. Но вместо этого она проехала мимо. Они договорились, что она оставит серебряную «Хонду» поблизости и вернет ключи Бальтазару. Он сказал, что они сами вернут машину в свой гараж...

Эрика ударила по тормозам и посмотрела в зеркало заднего вида. Оглянулась по сторонам. Потом извернулась на сидении, чтобы еще раз окинуть взглядом ряд машин, припаркованных по обе стороны односторонней улицы. Черт, она проехала мимо своей служебной.

Объезжая несколько домов по односторонней, она заставила себя сконцентрироваться. Может, она ошиблась в том, где припарковала автомобиль.

Повторный проезд дал прежний результат.

Ее служебного автомобиля не было.

Где, черт возьми, ее машина?

***

В это время в таухаусе Эрики, Бальтазар принимал душ в ее спальне наверху. Стоя под теплыми струями, и намыливаясь ее бруском мыла «Дав», он думал о том, что не одобряет ее затею выехать одной в свете солнца, разъезжая по дорогам, забитым невнимательными тупыми водителями, направляясь туда, где Девина убила старика и приняла его личину.

Особенно ему была ненавистна последняя часть.

И на этой ноте – где, черт возьми, этот демон? – гадал он, потянувшись к шампуню Эрики. Он заснул после того, как они снова занимались любовью, и демон все равно не появился в его снах. Уже второй раз, когда сучка проигнорировала...

Балз застыл с руками на голове, намыливая волосы чем-то от «Пол Митчелл». Вода продолжала литься на него, пена попадала в глаза, а он слышал голос в голове. Голос Лэсситера.

Настоящая любовь спасет тебя.

Как конкретный трус он опустил руки и уставился на плитку в душевой Эрики.

– Я люблю ее. На самом деле, люблю.

Когда раздражение в глазах от шампуня начало раздражать, Балз повернулся лицом к спрею. Смывая пену с волос, он чувствовал внутри себя космические перемены. Книга была не важна. Поэтому Лэсситер сказал отпустить ее, когда они с Сэвиджем играли в перетягивание каната с этим богомерзким томом.

Эрика была его спасительницей. А не старый фолиант.

Она – его решение.

Свесив голову, он думал о превратностях судьбы. Он не знал, почему демон выбрала его, как именно она забралась в его душу в тот момент, когда его ударило током во время снежной бури. И сейчас он не знал, почему ему посчастливилось встретить человеческую женщину, которая изменила всю его жизнь.

Он должен чувствовать прилив силы и удачи.

Вместо этого он, как и до этого, чувствовал, что от него ничего не зависит; просто так вышло, что этот результат ему нравится больше.

Но такова жизнь. Несмотря на все сознательно принятые решения, в череде дней и ночей действовали стихийные силы, судьба качала мироздание на волнах счастья, горя, скуки и страха.

Однако он был благодарен.

Разве могло быть иначе? Хотя, все-таки у него очень много от Сайфона: он предпочитал контролировать ситуацию.

Выключая воду, Балз вышел из душевой и воспользовался влажным полотенцем, которым Эрика вытирала свое тело. Когда ее запах заполнил его нос, либидо мгновенно вскинуло голову. Но сейчас он ничего не будет делать со своим неопадающим стояком. Он досуха вытер волосы, пригладил руками, а потом натянул спортивный костюм.

В узком коридоре он заглянул в гостевую спальню. Эрика закрыла жалюзи на первом и втором этаже, но те, то в спальне, не были черными, поэтому он отступил назад, словно получив пощечину. Закрывая дверь, хотя сам он направлялся вниз, Балз спустился в кухню и заглянул в холодильник в поисках еды.

Приправы и соусы. Много.

Словно Эрика никогда не готовила сама и только заказывала доставку.

В этом он ее понимал. Когда он жил в особняке Братства, он ел домашнюю еду по одной причине – там работали доджены.

В шкафах Эрики он нашел упаковку пасты и банку соуса для спагетти. Достав кастрюлю и поставив воду нагреваться, он заметил на столе ее ноутбук. Но не стал его открывать. Даже если там нет пароля, это не его дело.

Он достал свой телефон. На кране светилось множество сообщений, отправленных на его отписку «я жив», которую он бросил в чат перед тем, как уйти в душ.

В голове мелькнула странная мысль: вот, что я оставляю позади.

– В смысле? – пробормотал он. Он же никуда не собирается.

Когда вода в пасте начала выкипать, он не смог найти дуршлаг, поэтому вилкой помешал лапше сбежать в слив. Выгрузив порцию углеводов в чашку размером с салатницу, он открыл банку простого рагу и щедро полил им пасту.

Собираясь сесть напротив ноутбука, он напомнил себе, что находится в доме без надежных ставней. Эрика подоткнула жалюзи шерстяным одеялом и задернула шторы в этой комнате, но в подвале было безопаснее.

Вернувшись в подвал, он поставил чашку на бедро, как на поднос, и, накручивая спагетти на вилку, закидывал тысячу калорий в голодный желудок.

Когда на дне чашки остались только красные росчерки в стиле Джексона Поллока, Балз поставил ее на пол и снова достал телефон. Составленный им текст удалось набрать с двух попыток, и даже тогда он остался недоволен...

Скрип сверху заставил его вскинуть голову. И достать пистолет, который он спрятал в переднем кармане толстовки.

Что ж. Вероятно, у него проблема.

В зависимости от того, кто и что это было.

Глава 40

Рэйвин узнала пейзаж из снов. В это место она переносилась, когда засыпала, нейтральные земли в генеральном замысле Создателя. Она начала приходить сюда, когда поселилась в Доме Лукаса, когда тело находилось в безопасности, ее разум мог свободно перемещаться по вселенной, куда он хотел.

Куда нужно было.

Она узнала, что могла менять ландшафт по своему желанию, добавляя деревья пустой плоскости. Луг с цветами. Солнце на небо, коттедж в углу. Она могла окрасить все в сиреневый или желтый, красный или розовый цвета.

Этим дешевым фокусам она научилась в свое первое появление здесь.

Это не стоило никаких усилий. У нее было ощущение, что это очень важное место, его значение было настолько существенным и оставалось на заднем плане, пока она игралась с цветами и деревьями...

Ветер, которого она не создавала, подул ей в лицо, и когда волосы сдуло, Рэйвин увидела, что локоны вернулись к первозданному виду, больше не белые, а насыщенно-черные. Заправив волосы за уши и перекинув копну через плечо, она ощутила чье-то появление.

Она повернулась к...

Стол.

Простой стол появился посреди темно-синего газона, и Рэйвин сделала шаг назад. Посмотрев на «небо», она не увидела ничего кроме молочно-голубых облаков, которые она создала, чтобы защитить себя от ярко-красного солнца. Позади нее тоже ничего не было, как и по сторонам....

На поверхности стола появилось изображение, и оно мерцало, словно сигнал сбивался под действием погоды или расстояния.

Она не стала подходить.

Пока не узнала форму.

Квадратная и плоская, как коробка, но не высокая. Нет, неправильно. Это была не коробка, а скорее... книга.

Сейчас Рэйвин зашагала вперед. Оказавшись перед предметом, она отметила, что проекция предмета колебалась, это был мираж.

У книги была покрытая пятнами неровная обложка, и пахла чем-то неприятным для ее носа. В общем и целом... книга отталкивала.

Но ее тянуло к этому древнему тому. Словно он звал ее по имени и нуждался в том, что только она могла ему дать. Рэйвин не могла отвести взгляд.

Рука поднялась сама, без ее воли, и потянулась вперед.

Когда она готова была прикоснуться к книге, проекция обрела твердость, становясь трехмерным объектом из мерцающего двухмерного....

Что-то мелькнуло над головой.

Вскинув голову, Рэйвил посмотрела на небо. Оно перестало быть красно-голубым, на самом деле все цвета исчезли в этой реальности, остались серость и мрак над головой и вокруг нее.

Когда она снова посмотрела на стол, книга была настоящей.

И она требовала от нее...

Рэйвин резко очнулась, накрывая центр груди рукой, чтобы сдержать бьющееся сердце. Оглянувшись по сторонам, она увидела свою целебную комнату, ту, в которую приходил ангел со светло-черными волосами, в коридоре перед которой собрались Братья, обсуждающие что она сделала с Нэйтом.

Дражайшая Дева-Летописеца. Она все еще сожалела, опасаясь, что спасая своего друга, доставит ему много проблем.

Возможно, смерть – намного милосердней, даже если она сведет с ума его близких.

И что касается ее сна? Она не знала, о чем он был, почему эта книга нашла ее, что она от нее хотела.

Рэйвин вся издергалась от беспокойства, ей хотелось чем-то заняться. Вытащив ноги из-под одеяла, она прошла в уборную. Освежившись – в том числе почистив зубы с помощью принадлежностей, оставленных на раковине – она вернулась в палату.

И посмотрела на дверь.

Трогаясь с места, она вышла из палаты. А потом пошла по длинному белому пустому коридору. Ее чувства воспринимали пространство так, словно стены клиники, многочисленные подземные этажи исчезли, все стало прозрачным, являя взору драму чужих жизней: она видела всех мужчин и женщин в комплексе, пациентов и целителей, тех, кто работал на компьютерах или обслуживал оборудование. Она мгновенно узнала истории их жизней, утонула в их тайнах, в то время как они получали лечение, предоставляли лечение, вели записи о лечении или ожидали лечения.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒