Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Как был атакован 11 страница



Как всегда около 20 часов всплыли для зарядки аккумуляторной батареи. До берега не более 10 миль. Еще во время всплытия и продувания балласта отработанными газами дизеля была замечена ненормальная работа дизеля на продувание, большая вибрация.

Через две минуты неожиданный вопрос на остановку дизеля… Я даю разрешение. И требую ускорить доклад о причинах. Идем малым, под электромотором. Без хода в море нельзя. Командир БЧ-У через 10 минут доложил, что вышел из строя поршень 8 цилиндра. Запасных частей для его ремонта нет. Запасного поршня тоже нет.

По существенному положению нам надо было донести в штаб флота о происшествии и просить разрешении на возвращение в Полярное для ремонта дизеля. Что делать? Решаю не торопиться. Пусть мотористы разберутся сами. Даю команду об этом, но одновременно направляю их мысль для продолжения плавания на позиции, для продолжения поиска противника. Конечно, риск большой. Плавать с одним дизелем да еще и не исправным. А если он совсем полетит к чертовой матери. Тогда что?

 

 Командир БЧ-У, по предложению старшины группы мотористов Молочкова,

Просит разрешение на разборку блока 8 цилиндра в подводном положении.

Я соглашаюсь и мы погружаемся. Сняв крышку цилиндра и убедившись, что ничего сделать нельзя, они предложили вытащить поршень, отсоединить его от коленчатого вала и отключить цилиндр от работы. Предложение сводилось к плаванью на семь цилиндрах. Этого еще не было не на одной ПЛ.

Если и было то на лодках, имеющих два дизеля. Там они выходили из этого просто. Переходили только на исправный двигатель и занимались ремонтом вышедшего из строя. Решаю согласиться с мотористами и командиром БЧ-У. Верю в них. Они все, в один голос уже просят не идти и в базу, даже не давать телеграммы об аварии. Так и решаю. Беру все на себя.

Сейчас я понимаю положение тех командиров которые, шли на все, что бы с моря прийти с победой. Формально мы имели право следовать в базу. Это формально. А на деле? Кто будет воевать? Опять какая-то подводная лодка пойдет вместо нас в море. Нет, на это не согласен. По настроению всей команды понимаю, что все от меня ждут именно такого решения. Иду в отсек. Мотористы оказывается не просто предлагали. Они уже половину работы закончили и обещают, что через два-три часа они все сделают. И точно - в полночь они закончили работы.

Первое, что мы почувствовали, когда стали продуваться на 7 цилиндрах - это невероятное вибрация корпуса. Как Буд-то, кто то взял лодку и безжалостно вытряхивает из нее все живое. Впечатление такое, что вот-вот корпус развалиться. Ничего. Выдержали не только мы, но и корпус ПЛ. К концу продувания тряска стала меньше, но все же осталась на всех режимах

работы. Приступили к форсированной зарядке аккумуляторной батареи. Мы так потеряли около 4 часов. Появилась еще одна неприятность- сильное искрение выхлопных газов, которое мы так не смогли устранить. Искрение было опасно, демаскировало нас ночью. Но главное все же было сделано. Лодка вновь стала боеспособной. Радовало то, что мы не пошли в базу.

Посоветовавшись с секретарем парторганизации тов. Чумаковым и с секретарем КСМ организации с Ф. Каботом, решили, что бы они пошли по отсекам и коротко довели до личного состава обстановку и решение командира. Через полчаса они доложили, что личный состав все, как один, голосуют за продолжение плавания, что в базу никто не хочет идти без победы. Хорошо, когда такой коллектив. С таким личным составом можно решать любые задачи. Да мы их собственно и решаем, но только сами этого не замечаем. возможно потом, все это получит свою оценку.

19 сентября. Все же мы вошли в Така-фиорд. Наши расчеты на использование течения, как союзника, оправдались. В расчетное время нас внесло в фиорд, а потом с таким же успехов вынесло. Но он был пуст. Нигде ни силуэта, ни дымка транспорта. И эта попытка оказалась неудачной. У нас осталось всего несколько дней. Если не атакуют, придется идти в базу пустыми, без победы. А это так не желательно. Что дадут нам оставшиеся дни?!

25 сентября. Мы в базе. И мы дали два традиционных залпа в честь победы, в честь атаки двух транспортов противника. Значит, правильно мы решили не уходить с позиции. Ушли бы и не было бы двух залпов победы. Как же все это у нас получилось?

На следующий день после плавания в Тана-фиорде, мы опять пытались туда проникнуть. Время начала форсирования мы рассчитали. Только что легли на курс, как акустик доложил, что слева по траверзу прослушиваются шумы конвоя. Это обрадовало. Не раздумывая, ложимся на шумы. Курс 120. играем боевую тревогу. Через некоторое время все отсеки доложили, что каждый отсек к бою готов. На горизонте никого нет. Шуму прямо по носу. Стараюсь экономить электроэнергию. Конвой может идти только на нас. Нам остается терпеливо ждать и не в коем случае не показывать себя. Торпедисты доложили о готовности торпедных аппаратов к залпу.

Прошло 15 минут после поворота на шумы. Горизонт чист. На 20-ой минуте – в воздухе самолет ПЛО. Ищет подводные лодки. Летит вдоль фарватера на высоте 400-500 метров. Ныряем на глубину 30 метров. Всплываем под перископ- самолет далеко за кормой, нас не обнаружил.

В 14 час. 15 минут прямо по курсу в дистанции обнаружили эскадренный миноносец. Он шел прямо на нас. Через 10 минут обнаруживаю в перископ большую группу мачт и труб. Идет конвой. Эскадренный миноносец, не дойдя до нас кабельтов 40, резко повернул влево и лег на курс в Тана-фиорд. Все данные о наблюдениях я сообщаю в центральный пост. Все записывается. Поворот эсминца несколько смутил. Не повернет ли туда же конвой?! Нет, он идет пока прямо на подводную лодку. Идет широким фронтом. 7 транспортов и около 23-25 кораблей охранения. Такие конвой немцы редко собирают. Они уже боятся наших ПЛПЛ. Если раньше, в начале войны, некоторые из них совершали переход самостоятельно, то теперь мы заставили их собираться в конвой, а охранение? Стало для них нормой выделять по 3-4 и даже 5 кораблей охранения на один транспорт. Транспорта идут, кажется, порожняком или полунагруженным. Очень высокие борта у них. Конвой не делает поворот в Тана-фиорд. Идет на ПЛ. Мы – все внимание. Собраны в упругую пружину. Принимаю решение поднырнуть под первые, идущие впереди конвой, два корабля ПЛО и атаковать один или два транспорта конвоя из его середины. В воздухе-около30 самолетов нашей авиации. Они прикрывают конвой с воздуха. Боятся, черти, и нашей авиации. А авиация стала у нас творить чудеса. Если год назад мы наблюдали, как немцы летели со стороны моря к нам, то теперь мы почти каждый день, находясь на базе, видим, как наши торпедоносцы, группами в5-7-9 самолетов в летную погоду идут в сторону моря и уже со стороны моря неожиданно налетают на порт противника или его конвой, поэтому немцы и вынуждены часть авиации с фронта перебросить для охраны своих морских перевозок. А это значит, что сила нашего фронта, сила наших ударов по врагу дает свои результаты и для наших боевых друзей на фронте.

   14 часов 35 минут. Для конвоя 50 кабельтовых. Первая линия охранения идет впереди транспортов в дистанции 15-20кабельтовых. Сейчас до линии охранения около 30 кабельтовых. Эскадренный миноносец входит в Тана-фиорд. Он уже далеко. Как удачно у нас получилось! Надо же такому случиться, что почти не израсходовав электроэнергии аккумуляторной батареи, выйти в голову конвоя. Сейчас нам явно повезло. Собственно, почему повезло? Мы все так плаваем. Ждем противника на его фарватерах. Ждем каждый день, форсируя для этого сплошные минные поля в подводном и надводном положениях.

Это не повезло, это закономерность-следствие метода использования подводных лодок для борьбы с конвоями противника в прибрежной зоне движения. главное для нас сейчас, чтобы нас не заметили, не обнаружили своими шумопеленгаторами.

   Погода - хорошая для них и плохая для нашей атаки. Море 1-2 балла. Ясно. Видимость сегодня хорошая. Дистанция до кораблей охранения становится 20 кабельтовых. Все. Даю команду нырять на 30 метров. Боцман четко репетирует команду и кладет рули на погружение. лодка медленно пошла на глубину. Ясно слышим приближающиеся шумы. Режим работы не изменяется. Значит, пока нас не обнаружили. Все в вроде идет нормально. Главное не прорезать и во время всплыть после того, как над нами пройдут корабли.

    Делаю расчет из скорости конвоя в 8-9 узлов и расстояния до линии кораблей охранения в 20 кабельтовых, с учетом скорости ПЛ-2 узла. Мы разойдемся с кораблями ПЛО через 12-13 минут. По расчетам мы должны всплыть под перископ в 14 часов 50 минут. В это время мы окажемся за кормой охранения и по носу транспортов, в расстоянии от них около 15 кабельтовых. Пытаюсь выяснить у акустиков могут ли они различить шумы транспортов один от другого… Ответ отрицательный. Да и так слышно, что там наверху, черт знает что твориться- сплошной гул чмокающих, визжащих и поющих на все лады шумов десятков корабельных винтов. Хаос звуков. Остается рассчитывать и верить только на время. А как это трудно. Похоже на слепой полет летчика, когда он не верит в показания приборов, когда ему кажется, что земля вот, от где-то рядом, что сейчас он в нее врежется….. так и на подводной лодке. Все чертовски трудно не видеть противника, не выделить его шумы, не знать дистанцию. В данном случае меньше всего страшна бомбежка, им тоже сейчас плохие условия для обнаружения шумов ПЛ. И все из-за этих же шумов собственных кораблей. Главная опасность, чтобы нам не попасть под таранный удар. Тогда все. Ни потопленного транспорта, ни нас. Капитан транспорта может не ощутить удара по подводной лодке, и не знать, что он ее разрезал на две части. Такие случаи уже были в истории подводной войны.

     14 часов 36 минут. Никак не пойму - прошли катера МО или нет. Стою под верхним рубочным люком, прижался правым ухом к холодному металлу. Кажется, они над головой. Слышу гул быстровращающихся винтов лопастей винтов. Сейчас мы в слепом положении. Отбрасываю в сторону сомнения. Верю расчетам. Даю команду: “всплывать”…

     Начали всплытие. Возврата нет. Но все же на одну минуту я задержался с началом всплытия. Я в рубке. Нижний рубочный люк прочно задраен. Наблюдение в перископ из рубки, и это дает значительное увеличение глубины подводной лодки. Мы сейчас глуб­же на два метра. Это значит, что при таранном ударе пострадает только рубка. Её может или снести насовсем или разрезать. Во всех случаях не повезёт только тем, кто в рубке. У тех, кто ниже, есть ещё шанс уйти…

14 час. 50 мин. – глубина 12 метров.

14 час. 51 мин. - глубина 8 метров. Поднимаю перископ. Рулевой, как всегда, на контакторной коробке подъёма и опуска­ния перископа. Прильнув к окуляру глазка, поднимаюсь, выпрямляюсь вместе с перископом.

" Так держать", - передаю в переговорный трубопровод. В промежутках между всплесками волны быстро осматриваюсь. Всё правильно. Стало легче на душе. Корабли охранения прошли и на­ходятся за кормой в дистанции 7-8 кабельтовых. Но вот до головных транспортов расстояние явно меньше, чем я считал, до них то же около 7-8 кабельтовых. Мы как раз в середине.

Перископ я поднимаю всего на 2-3 секунды, в три приёма я осмотрел весь горизонт. За воздухом не смотрю. Правда, невольно вижу быстро проносящиеся вдалеке истребители. Сейчас не до самолётов. Они уже нам ничего сделать не могут. Даже бомбить
и то не станут, так как мы находимся в середине их же конвоя. На мгновение задумываюсь. Что делать? Правая колонна идёт ближе к лодке, чем      левая колонна транспортов. До правой группы транспортов траверсное расстояние 1, 5-2 кабельтовых, до левой - 5-6 кабельтовых. Оказывается, колонна транспортов следует очень в
близком расстоянии друг от друга 7-8 кабельтовых. Здесь то же
ошибка. Надо било бы нам выходить не между колоннами, а выйти в сторону флангов. Но теперь думать об этом поздно.

Форштевень первого транспорта грозно приближается к подводной лодке. Вижу его ржавый борт и прерывистую грязную ватерлинию. Убираю перископ. Торпедисты давно  готовы. Принимаю решение поднырнуть под правую колонну и атаковать последний наиболее крупный транспорт. Он в колонне третий. Успеем ли? Считаю, что успеем.

-Лево на борт. Полный ход!

Нырять на глубину 20 метров. Глубину подныривания уменьшаем, так как время уже в обрез и некогда уходить и потом всплывать с большой глубины. Такая глубина обеспечит около 10-11 метров расстояния между тумбой перископа с килем транспорта.

На пределе?! Сейчас азарт атаки. И отсутствие времени. Быстро в уме произвожу новые расчёты, исходя из циркуляции полного хода, ухода на глубину и расстоянии до транспортов. Нам необходимо хотя бы на кабельтова на 3-4 от колонны транспортов отойти. Выйти на их правый борт и отсюда атаковать. По подсчётам необходимо на всё около 10-11 минут. За это время мы выйдем на внешний фланг конвоя, как раз в точку залпа по третьему транспорту. На всё это, на осмотр, оценку обстановки и принятия нового решения ушло не более одной минуты. Кажется, что сейчас секундная стрелка скачет быстрее, чем надо. Но остановить время невозможно. В оставшиеся минуты мы должны атаковать, во что бы то ни стало.

Что это? Слышим взрыв бомб. Но взрывы далёкие. Это бомбят не нас. … Ещё серия взрывов, но так же где-то далеко, в расстоянии 30-40 кабельтовых. Взрывы похожи на взрывы авиационных бомб. Они, какие более резкие, щелчком, глубинные - более продолжительные и гулкие, чем авиационные или взрывы снарядов… Интересно, кого же они бомбят?! Других подводных лодок близко сейчас нет. Ближайшие – справа и слева от нашей ПЛ… находятся где-нибудь в расстоянии 30-40 миль. У них свои позиции.

15 час. 56 мин. Первый транспорт прошёл над нами. От работы винтов нас всё же немного повело от курса. Появился небольшой дифферент на нос и раза 2-3 немного накренило на 2-3˚. Ход ещё полный. Сейчас мы отходим. Курс 30˚.

15 час. 59 мин. Считаем, что мы отошли от транспортов на траверсное расстояние 3-3, 5 кабельтова. Даю команду: «Право на борт». «Аппараты товсь! Всплывай».

Очень трудно боцману удержать ПЛ на заданной глубине на циркуляции. Я об этом знаю. Но верю в ПЕКАРСКОГО. Он уже показал свои способности, а главное – олимпийское спокойствие. Впечатление такое, что это для него просто обыкновенная учебная атака. Он ещё находит возможность бросить какую-нибудь шутливую реплику в адрес трюмных, прокатиться по ним за «якобы плохую» дифферентовку!

16 час. 02 мин. Боевой курс - 210˚. Глубина 7, 5 метров. Быстро осматриваюсь… и хорошо понимаю, что манёвр и атака не удались.

Траверсное расстояние всего 100-120 метров. Курсовой на форштевень около 40°0. Всё правильно, кроме траверсного расстояния. Оно меньше, чем я ожидал. Может быть, концевой транспорт вывалился вправо и этим сбил все мои расчёты?! Минимальное расстояние должно быть не менее 3-х кабельтовых. А сейчас? В этой обстановке за это время на этой дистанции хода торпед, торпеды не придут в опасное состояние и взрыватель не сработает. А, если и сработает, то взрывом двух торпед будет уничтожен не только транспорт, но и сама атакующая подводная лодка… Что, что делать? Транспорт идёт на ПЛ или почти на ПЛ. Промедление опасно…

В какой-то миг борт транспорта занял всё видимое пространство. Кажется совсем рядом. Замечаю на палубе артиллерийскую прислугу, ведущую огонь по самолётам. Немцы все смотрят только вверх.

- Заполнить быструю! Право на борт. Аппараты товсь! - ре­шаю атаковать конвой с кормы вдогонку. Они идут настолько близко и плотно, что вероятность попадания торпед есть. Тем более, я сейчас хорошо понимаю: мы в море – не одни. Что это наши самолеты бомбят и, наверное, торпедируют конвой. Значит, это может быть первая, правда, случайная, но совместная атака конвоя подводной лодкой и авиацией…

И это сразу даёт спокойствие, уверенность. Третье подныривание сегодня. Не много ли для одной атаки? Другой раз и за несколько лет в мирной обстановки, на учениях так много не подныриваешь. Когда тебе дадут корабль, цель и поставят задачу на подныривание? Это бывает редко.

Циркулируем на полном ходу. Всплываем. За кормой у конвоя нет кораблей охранения. Все они с флангов и впереди. В окуляр перископа вижу сплошную, удлиняющуюся стену транспортов. Курсовой их около 155-160. Дистанция до ближайшего 5-6 кабельтовых..

- Аппараты!

- Есть аппараты!

16 час. 05 мин. «Пли! » Торпеды вышли. … Все мы ждем, … кажется, это на сегодня последнее волнение. Ожидание взрыва. Кончается минута.

1 минута 05 сек. – первый взрыв.

1 минута 19 сек. – второй взрыв.

Взрыва мы не видим, так как после залпа нас потянуло вверх, и мы, занятые удержанием лодки на глубине, в конце концов, всплыли всё же на 5-6 метров и, видимо, показали свою рубку. Правда, мы быстро, за считанные секунды, ушли. Но вероятно нас всё же обнаружили. Около лодки вдруг стали рваться артиллерийские снаряды, а потом появились и шумы кораблей ПЛО. Мы не смогли посмотреть плоды своей атаки. Теперь главное было – уйти от преследования. Но они нас бомбили недолго. Сбросив, что-то около двух десятков глубинных бомб, они бомбить внезапно прекратили, но от лодки далеко не отходили. Видимо, потеряли нас и прислушивались. Через 30 минут они опять нас нащупали и опять сбросили серию бомб. … Потом ушли.

Через один час после атаки мы всплыли под перископ. В точке залпа, за кормой, в дистанции 45-50 кабельтовых два транспорта, очень близко стоявшие друг к другу, были объяты большими чёрными клубами дыма… Они горели. Это была наша работа... Сомнений в успешности атаки не было. Эти транспорты горели и стояли без хода именно там, где мы атаковали конвой час назад. Кругом транспортов сновали катера. Видимо, те, которые нас бомбили. И, вероятнее всего, поэтому они нас и кончили искать и преследовать. Конвоя не было. Он ушёл на запад...

Конечно, об этом я немедленно сообщил команде. Весь личный состав, по-одному, был пропущен через рубку, чтобы посмотреть, как далеко горят два транспорта. Все ликовали. Радость вихрем пролетела по отсекам и захлестнула всё. … На этот раз мы все должное отдали заслугам мотористов. Не прояви они инициативы, появилось бы у них тогда, два дня назад, сомнение в том, что они смогут обеспечить движение ПЛ на 7 цилиндрах не было бы сегодня и этой атаки. Пусть транспорта не утонули, а какая разница? Они сгорели вместе со своим грузом. Значит, они надолго вышли из строя. Это то же победа.

Одновременно дали радиограмму с донесением о нашей атаки конвоя, данные о составе, скорости и курсе. Ждём «ДОБРО» на возвращение на базу. Торпед больше нет. Нас должны вернуть.

20 часов. Всплыли в надводное положение. Как все эти дни продулись с непостижимой вибрацией.

Я на мостике.

Рули поставлены на всплытие. Нос ПЛ вышел из воды. Корма ещё не полностью. Но вот зафыркало в корме. Появились искры. Значит, всплыла и корма. Закрыли только кингстон средней. Остальные систерны имеют кингстоны открытыми. Это для скорейшего и более надёжного ухода под воду. Остаётся открытым только клапан вентиляции. Заполнена систерна быстрого погружения. Она служит для утепления подводной лодки. Её мы продуваем, когда полностью лодка уйдёт под воду. Начали зарядку аккумуляторной батареи. Мы всегда стремимся к тому, чтобы плотность батареи была перед зарядкой около 20-22˚. И это удаётся. Такая плотность по окончании плавания даёт многое. Первое – сокращенное время зарядки, а это вызывает уменьшение выделения водорода и других вредных газообразных примесей, не вызывает большого подъёма температуры электролита, что иногда вынуждает прерывать зарядку для остывания батареи. И самое главное – экономное, бережливое использование электроэнергии всегда даёт гарантию на использование её сэкономленной плотности на уклонение от противника. А это даёт уверенность при плавании, при уклонении от сил и средств ПЛО.

Как мы добиваемся экономии? Используем течения. Они разные эти течения, дальше от берега они имеют направление на восток, в районе фарватеров они около нуля, а ближе к берегу имеют западное направление. Это первое. Второе – отличная дифферентовка. А она может быть только тогда долго держаться без изменений, если в лодке все забортные отверстия, все сальники не пропускают воду, если все клапана хорошо, плотно подогнаны. Значит, мы почти не гоняем помпы на осушение трюмов, а это экономия электроэнергии. Даже обычное срочное погружение после зарядки аккумуляторной батареи при подходе к берегу, мы последнее время стали делать на полном ходу, а на малом. В итоге за светлое время суток у нас набирается несколько сэкономленных градусов плотности. Я уже не говорю о бытовой экономии, на освещение отсеков, на приготовление пищи. Это то же что-то даёт. Но здесь, на приготовление пищи, переборщать не следует. В вопросах питания личного состава необходимо всегда быть внимательным, особенно во второй половине похода, когда у многих пропадает аппетит. Приходится вместе с коком выдумывать, колдовать над меню, чтобы каждый хорошо с удовольствием покушал.

Через полчаса после всплытия шифровальщик пригласил меня для ознакомления с полученной шифровальной радиограммой от командующего. В ней было много неожиданного, а главное трагического. Командующий флотом приказал заниматься поиском наших лётчиков, экипажей сбитых самолётов – торпедоносцев. Возможно, что кто-нибудь из них где-то рядом, в страшном одиночестве в эти часы держится на поверхности, сидя в своей утлой резиновой шлюпочке. Мы начали поиск. Ходили в указанном районе переменными часами всю ночь… и никого не обнаружили.

Утром нам разрешили идти в базу. Радость нашей победы была омрачена гибелью лётчиков. Да, теперь мы и не знали, кто же подбил эти два транспорта. Мы или лётчики. Но это сейчас не было главным. Мы согласны, чтобы за ними, за авиацией, за погибшими экипажами самолётов, были записаны эти два корабля.

В Полярном меня немедленно для доклада вызвал к себе командующий. Очень обстоятельно я доложил командующему все этапы атаки конвоя. Он подробно всё спрашивал о лётчиках. Что мы видели. Заметили ли атаку самолётов, знали ли об атаке или догадались? Когда я ему ответил, что в последний момент до меня дошло, что кто-то из наших самолётов атакует вместе со мной, он заметно оживился и уже перешёл на такие вопросы: «Не боялись ли мы своих самолетов? »

Мой ответ, что после этого мы стали себя чувствовать спокойнее, ему так же видимо понравился. Командующий тут же записал себе что-то в блокнот. За настойчивость он нас похвалил. Приказал мотористов представить к правительственной награде орденами и медалями. Перед моим уходом он поднялся из-за стола. Подошёл к висевшей на стене карте, что-то там поискал глазами и сказал мне, не оборачиваясь:

- ЛУКЬЯНОВ, все лётчики всех девяти торпедоносцев погибли вместе с самолётами. На аэродром вернулся только один торпедоносец. Он не участвовал в атаке и вернулся на аэродром из-за выхода из строя моторов самолёта. Никто не видел, как лётчики атаковали. Два подбитых транспорта всё же затонули. Кто их подбил – ты или лётчики. Решай!

Мой ответ был один. Я уже давно его подготовил. Транспорта следует засчитать за лётчиками. Но, подумав, он с этой «жертвой»не согласился и заявил мне, что один транспорт он всё же засчитывает за ПЛ «Ярославский комсомолец», а другой – за самолётами-торпедистами…

Как я потом узнал, в этот же вечер он вышел на катере в Ваенгу и объявил летчикам о своём решении.

Прошло несколько дней. И опять офицерская учёба. Опять отчитываться перед командирами подводных лодок. Лучше было бы ещё раз выйти в море, в боевой поход, чем слушать критику в свой адрес. Я хорошо понимал, что сегодня, за эту атаку с кормы, вдогонку, мне здорово достанется. И опять получилось не так, как я предполагал.

Мнения на этом форуме разделились. Многие хвалили за плавание на 7 цилиндрах, за настойчивость и даже за залп вдогонку. Вторая половина в теоретическом плане ругала меня и моих сторонников за отступление от правил и положений торпедной атаки. Третьи увидели в моей атаке прообраз будущей атаки конвоя кораблей и транспортов с кормовых курсовых углов и даже с кормы будущими акустическими торпедами.

Говорят, что у немцев такие торпеды появились. Значит, будут и у нас. В конце концов, я задал своей атакой загадку со многими неизвестными. Это, пожалуй, была единственная атака с кормовых курсовых углов. Больше таких атак не было.

Командир БПЛ, а она у нас стада у нас теперь Краснознамённой, в личной беседе со мной рекомендовал больше таких атак не делать. Пусть лучше пропустишь конвой, чем стрелять в корму, вдогонку.

Как бы там ни было, я сам понимаю, что тогда атака была вне всяких правил. Но мы так же вне всяких правил и три раза подныривали под транспорта. У нас очень мало шансов было, чтобы остаться целыми, да ещё и атаковать. Мне так же хорошо понятно, что такой случай едва ли повториться, ну, если мы опять окажемся впереди конвоя. Что от него отворачивать и атаковать с фланга?!

Будущее покажет. Пусть чаще создаются такие ситуации. У нас третий поход и третий раз боевое соприкосновение с противником. Что даст нам четвёртый поход, к которому теперь необходимо начинать подготовку и, прежде всего, капитально заниматься ремонтом дизеля, послужившего нам этот поход верой и правдой и выдержавшего большие нагрузки.

I октября. Стоим в ремонте в пала-губе на плавзаводе " Красный горн". Это очень хороший завод, точнее мастерские. Здесь хорошие, опытные кадры ремонтников. Наши подводные лодки здесь всегда почти после каждого похода производят ремонт. По существу они не могут нас только отдоковать, так как нет дока» Но отдельные работы с рулевыми устройствами, даже замену рулей они могут произвести. В этом случае специальным многотросовым носовым подъемным краном поднимается из воды нос или корма. Ремонт, работы производятся на весу. Как-то странно видеть за­дранную вверх корму и нос, ушедший в воду, или наоборот. Но потом к этому привыкаешь. Сейчас все силы брошены на наш дизель. Обещает сделать всё к концу месяца, не раньше. Срок большой. Но раньше они закончить не в силах - у их борта стоит несколь­ко подводных лодок, и все ждут своей очереди.

Часто ловлю себя на мысли, что, развивая флот на Севере, мы всё же не смогли до конца продумать и подготовить ремонтную базу. Хорошо бы иметь таких, как " Красный горн", несколько ма­стерских. Этак 4-5 мастерских. Расставить их по губам, обеспе­чить кадрами, хотя бы военными. Тогда бы мы так не дрожали за этот единственный на Северном флоте плавзавод. А, если в этот завод попадёт бомба, а немцы не раз пытались его утопить, но это у них не получилось?! Тогда, как быть с ремонтом. Тогда бу­дет совсем плохо.

Представляю, что будет после войны. Вероятно, многие крейсеры, эскадренные миноносцы, а может быть и линкоры, те конечно, которые уцелеют, будут описаны на слом. А вместо спи­сания на слом из этих больших кораблей можно оборудовать десят­ки плавзаводов и каких! Из крейсеров, из линкоров будут просто гиганты, с сотнями и тысячами специалистов. Бери такой плавза­вод за «НОЗДРЮ» и буксируй в " любую бухту с тем, чтобы под ки­лем было не меньше фута, чтобы можно его было поставить в лю­бом месте. Завидую тому, времени, тем возможностям ремонта. Из этого же старья можно оборудовать и плавказармы, склады. Может со временем и дома отдыха. Но это пока мечты, желания. Но это должно быть. А сейчас личный состав, все, как один, вы­полняют главную на данном этапе задачу – ремонт.

7 октября. В прошедший выходной случайно встретились в доме офицеров с летчиками, однополчанами тех, кто не вернулся, кто погиб 20 сентября. Познакомились, взгрустнули, выпили за тех, кто в море (за живых и за тех, кто уже покоится на дне мор­ском). Разговорились о службе, о трудностях, о преимуществах.

Мы, подводники, стремились убедить наших друзей-летчиков, что у нас служба труднее, опаснее, а они наоборот. Убеждали нас, что труднее их службы, опаснее нигде нет. В конце концов, догово­рились, и все с этим согласились, что самая тяжелая служба и, пожалуй, самая опасная для жизни - это служба на подводных лод­ках. На самолете летчик, как правило, всё же имеет время выпрыг­нуть на парашюте, и даже в море имеет какую-то призрачную надежду на жизнь, на спасение, забравшись в свою надувную резиновую лод­ку. А на берегу - тем более. Там многие летчики теряли 2-3 само­лета и пересаживались на 3 и 4, чтобы продолжать воздушную бесконечную битву. А у нас? У подводников? У нас для всех конец один. Ещё ни один подводник не вернулся с моря, если гибла лод­ка... и не вернётся. На лодке, в её стальном чреве, из которого не выбраться, для всех конец один - тяжелые мучения и предсмертная агония в заполнившей отсек воде. Об этом очень тяжело писать, говорить, думать, А если подумать ещё. Вдруг лодка легла на грунт с затопленными одним или двумя отсеками, как это было с ва­ми во втором походе, как это было с «Л-15». Что тогда? Трудно вообразить картину гибели людей, экипажа. Может быть, они героя­ми поют песню о Варяге, а может быть все седеют, сходят с ума, и по одному умирают в невменяемом состоянии. А если, кто не сошёл с ума и всё это видит, он только от этого станет таким же. На этом и закончился наш спор с летчиками.

Мы им, к разговору, конечно, понимая, что это шутка, пред­ложили перейти в подводники, поменяться с нами ролью. Они отказа­лись... Но наша " победа" в споре была горькой. Хочется уйти, убе­жать куда-нибудь от тяжелых дум о потерях. Но уйти, убежать нель­зя, и не уйдёшь от этих дум. Они окружают, давят на тебя. И осо­бенно на берегу. Сегодня подводники не вернулись. Вчера погибли все торпедоносцы. Завтра ещё потери. Всё это окружает тебя, за­ставляет думать. Какие должны быть нервы! Какая должна быть стальная выдержка у всех нас и у летчиков, и пехотинцев, и у под­водников. У всех! кто живёт все время бок о бок со смертью.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.