Как был атакован 8 страница

Там уже без нас командир БЧ-У, Павел Андреев, знает что делать.

Правда, команду я все же дал: «Заполнить быструю». Но она немного запоздала, так как со вторым залпом торпеды быстрая уже заполнялась, и так это было отработано у нас и на других ПЛ.

В отсеках шум воздуха; и из переговорных труб, из 1 отсека, и воздуха, вытесняемого из системы быстрого погружения поступающей сейчас туда воды из-за борта. В первом отсеке автоматически заполняется система замещения веса вышедших торпед. В носовую дифферентную трюмные также из-за борта принимают воду. Боцман положил рули на погружение на 20˚. Все это делается одновременно за какие-то 10-15 секунд. … Все идет хорошо. Лодка после залпа подвсплыла всего на 2 метра, и дифферент ее отошел на корму на 4-5 градусов.

Одновременно я дал команду: «Право на борт. Полный ход. Нырять на глубину 50 метров», - чтобы уйти как можно дальше от места, от точки залпа…

Вместе с тем мы ждем все взрыва торпед. По расчетам взрыв должен быт через 40-45 секунд… Сомнений в том, что торпеды пройдут мимо, у меня не было. С такого близкого расстояния трудно не попасть в глубокосидящий транспорт длиной в 150-160 м…

Мой помощник Михаил Козырев засек секундомер выхода торпед и тревожно докладывает. Молодец он. Я об этом, в этой суете, просто позабыл. Вылетело из головы…

20 секунд…, 25 …, 30 секунд – следуют доклады, что продута быстрая, глубина 26 метров, руль право на борту, ход полный.

35 секунд …, 40 секунд – доклады рулевого: «Курс 350˚. Руль прямо. Глубина 50 метров». Даю команду уменьшить ход до малого.

Сейчас тревожит мысль: заметили наш залп или нет. И вторая: где же взрыв, неужели промахнулись? Не может этого быть. Все же эти мысли пронеслись за какой-то миг, за какую-то долю секунды.

41 секунда – нет взрыва.

42 секунды – нет взрыва. А он вот-вот должен быть…

43 секунды – нет.

44 секунды – вот он – первый…

46 секунд – вот он – второй!

Громкие взрывы потрясают водную среду. Сила взрыва необычайно высока. Такая, что в отсеках от динамического толчка и сотрясения корпуса посыпалась пробка от шпангоутов (пробка для утепления и уменьшения влажности, которой подшивается или подклеивается корпус ПЛ изнутри отсеков). Погасло несколько эл. ламп…

Спускаюсь вниз, в центральный пост. Комдив жмет руку, говорит что-то теплое, хорошее… Жора Каратаев с улыбкой, а она его не покидала за все время атаки, бьет меня по спине, говорит: «Молодец». Рулевые задраивают люк в рубку. Даю команду о полной герметизации отсеков. Задраиваем переговорные трубы. Готовим аварийный инструмент на случай бомбежки нас кораблями МО. Готовимся ко всему.

Лодку поддифферентовали. Боцман докладывает, что лодка управляется и держит глубину хорошо. Молодец боцман! Держал, как по ниточке. Ни разу не всплыл, не нырнул, несмотря на волну в 3 балла. Жму ему руки. Поздравляю его и говорю ему свое спасибо... Жму радостно руки и выражаю командирскую благодарность командиру БЧ-У, к/о трюмных Самигулину, помощнику командира ПЛ, к/о рулевых Тарабрину… - и на этом в эти минуты кончились наши радости, началось то, чего мы больше всего ждали и опасались…

Из акустической рубки, как из рога изобилия, послышались доклады: «Взрывы за кормой! Эти глухие взрывы мы также слышали. Они были глухими и как будто шли с глубины, не были похожими на взрывы глубинных бомб.

Командир дивизиона, подумав, сказал, что это, вероятно, все же бомбят нас, т. к. транспорта давно уже нет, ибо он, по его мнению, не столько потонул от торпед, сколько от взрыва боезапасов на борту. Он считал, что мы нанесли торпедный удар очень удачно именно по транспорту с боезапасом. Такая атака стоит крупного выигрыша на фронте.

Взрывы приближались. Я попросил разрешения повернуть в сторону берега. Комдив разрешил.

Корабли охранения, пройдя в стороне от нас в дистанции 10-15 кабельтовых, стали удаляться в море, сбрасывая одновременно глубинные бомбы. Именно в это время по каким-то неизвестным причинам, один из этих кораблей почему-то повернул на нас. Было это случайностью или нет, но страх он на нас нагнал.

Обнаружив его поворот на нас, докладываю об этом комдиву и даю команду нырять на глубину 50 метров, потом на 60. Шумы катера приближаются…

Потом наступает тишина. Мертвая тишина. Слышу, как громко стучит мое сердце. Смотрю на других. Заметна некоторая растерянность. Раскрасневшиеся до этого лица начинают терять свою краску. Кровь куда-то уходит. В пятки что ли?! Стопорим ход и мы…

Лодка (молодчина командир БЧ-У) не теряет глубину, стоит на месте… Может быть, мы попали на жидкий грунт, а может быть под слоем жидкого грунта?.. Катер дает ход и тут же его стопорит. Опять прислушивается гад… Лодка начинает медленно всплывать. Считаю, что если она остановится, то жидкий грунт выше, если нет, то он ниже ПЛ. Проходит минута, и лодка останавливает всплытие. Глубина 51 метр. Лодка стоит. И катер стоит наверху, над нами где-то рядом…

Страшны эти минуты ожидания. Чувство бессилия подавляет. Ясно ощущаешь свою беспомощность, беззащитность. Какой-то катер, имеющий несколько автоматов и пулеметов, сильнее тебя, если всплыть. А сейчас – его глубинные бомбы лежат пока мертвыми ржавыми тушами на корме и ждут сигнала на бомбежку… Ждем. Проходит 60 томительных секунд. Какие это секунды?! За эти секунды можно вспомнить всю жизнь и, действительно все – еще молодая жизнь – ее этапы детства, школы, юности, работы, учебы в морском училище, первая любовь, жена, отец, мать, дети – все это вереницей проносится, как лента кинофильма…

Секунды ожидания растянулись на годы… Катер дает ход, и мы все слышим как мимо корпуса с бульканьем погружается вниз, куда-то под нас, глубинная бомба. Она не взрывается. Падает вторая… Слух обострен до предела. Кажется бульканье слышится громче. … Все сжались в комок. Голова уходит в плечи, стараешься сделаться меньше, что ли?!

И вдруг – страшной силы толчок с одновременным взрывом где-то под нами. Нас прижимает, вжимает в палубу. Лодка стремительно идет вверх.

Нахожу время посмотреть на людей… Мертвая сцена ожидания мгновенно сменилась ненужной суетливостью. Все лезут куда-то, осматривают борт, трюм, подволок – у всех нашлась работа…, и все что-то держат в руках из аварийного инструмента: кто кувалду, кто клин, доску, кто ветошь. А второй рулевой почему-то стоит с ведром?!

Второй взрыв бросил нас, лодку, вправо. По инерции – мы все летим влево. Погас свет, свет, где-то сочится вода, с подволока падает крошка пробки. Включаем аварийное освещение – фонари. Осматриваемся. Из отсеков идут доклады о мелких – таких же повреждениях. Глубиномеры центрального поста и рубки вышли из строя. Запрашиваем отсеки. Из первого доложили, что глубина 40 метров, и лодка погружается. Ход пока не даю.

Все слышим, что катер уходит. Пошел к своим катерам, удалившимся в море. Значит, все же что-то нас выдало. … Но почему ушел катер? Это неизвестно.

Повреждений особых мы не получили. Отделались «легким» испугом.

13 час. 30 мин. – всплыли под перископ.

За кормой в дистанции 30-35 кабельтовых, два тральщика и катер МО. Ходят в точке потопления транспорта. Видимо, подбирают уцелевших от взрыва.

По пеленгу 80˚ - три катера МО в дистанции 40-50 кабельтовых кого-то бомбят. Наверное, нас. Даже интересно наблюдать со стороны, как одураченный противник вымещает свое зло, сбрасывая бомбы вхолостую, «в молоко».

В воздухе – два самолета. Летают низко там, где мы были всего 30 минут назад.

Далеко на горизонте следуют оставшиеся почти без охраны четыре транспорта. Вот сейчас бы там, на подходе к Петсамо, была бы еще хотя бы одна наша подводная лодка.

Командир дивизиона, осмотрев горизонт и оценив обстановку, еще раз похвалил всех за успешную атаку, приказал уйти на глубину 30-40 метров, и ушел во 2 отсек, предупредив, что обед он разрешает делать, когда мы уйдем совсем из района атаки. Он считает, что обед надо перенести на ужин. Так и сделали…

А как хотелось сейчас кушать: быка бы съел…

15 часов – пора уходить с фарватера. От места атаки мы отошли на 6-7 миль. С разрешения комдива легли на курс 30˚. На курс в минное поле для скорейшего отхода от берега от места атаки.

Сейчас этим решением – этим курсом в 30˚ - начинается игра со смертью. А что можно делать? Надо же уходить от места атаки конвоя. Кругом минные поля. Это даже на наших картах отмечено. А эти карты мы взяли, точнее нам дали в штабе. Кругом мины. К берегу – минное поле. В море – минное поле. Единственное, что мы не знаем – какое минное поле. Насколько оно плотное. Какие мины стоят. Куда уходить? Не ждать же на месте, пока тебя противник обнаружит. Две смерти где-то совсем рядом – одна в виде кораблей ПЛО, которые должны вернуться или сюда придут новые, другая – в виде сотен и тысяч мин, где-то сейчас ждущих нас, ждущих неумолимо, пока кто-то не коснется или самой мины или усов ее антенн. Одна смерть громко говорит о себе приближением или удалением взрывов, и от которой еще как-то можно, как сегодня пока, уйти. Другая молчит. Может быть, именно в эту минуту, когда об этом, думаешь или когда случайно рулевой почему-то не удержал курс, отклонился от него временно на один-два градуса – может быть он уклонился от обросшей нитями водорослей и ракушками, уже старой, но такой же страшной в своем взрыве, мины. Идем в сторону той, которая молчит.

Мы с Каратаевым сели играть в шахматы. Делаем вид, что все пришло в норму, что беспокоиться не о чем. Всем становится с каждой минутой легче. Напряжение спадает. Нервы успокаиваются. Шумов не слышно. Горизонт чист. Каждый, стоя на посту, занимается каким-то делом. Что-то перекладывают, протирают, регулируют. … Не нарушая готовности №1, так как идем по минному полю, начинаем пропускать по одному человеку в 1 отсек для получения обеда. Команда обедает. Но мы не забываем о том, что идем по минному полю, что опасность где-то рядом.

16. 00 – дали радиограмму флота об атаке и приходе в Петсамо конвоя. Теперь наши самолеты будут бомбить Петсамо.

18. 00 – сумерки. Всплыли в надводное положение. Начали переход в базу.

17 апреля. Сегодня вечером прибыли в базу. Дали свой первый выстрел в честь победы «Ярославского комсомольца». На пирсе встречали нас командир бригады и друзья. Все поздравляют. Обнимают. Радуются первой нашей победе первому нашему успеху. Сразу же после прихода дали телеграмму в Ярославль о нашем боевом успехе. Нам засчитано потопление транспорта в 12000 водоизмещения. Такие «киты» попадаются нечасто. Нам повезло с первого же похода.

20 апреля…Приводим себя в порядок после похода.

В эти дни написали и отправили письмо, наш первый отчет ярославским комсомольцам, где докладывали о нашей атаке. Письмо подписали от комсомольской организации ПЛ – Кабот Ф., от партийной организации – Чумаков и командир ПЛ.

Живем сладостью первого успеха. При разборе атаки командир дивизиона доложил комбригу, что Лукьянов может самостоятельно выходить в море, что он уверен во мне. Так была получена моя первая путевка в жизнь на самостоятельное управление ПЛ, на самостоятельные боевые походы. Это было то, о чем мечтает каждый молодой командир. Это было доверия командования, доверия партии. И это доверие необходимо оправдать. В море на нашей позиции сейчас плавает другая комсомольская «малютка» «Челябинский комсомолец» - там командиром Виктор Хрулев. Входят в строй и другие комсомольские лодки. Мы начали первые.

30 апреля. …Вот он и наш праздник с традиционным жаренным поросенком. Разведка подтвердила успешность нашей атаки. Только после этого засчитывается потопление транспорта.

Традиция торжественного ужина всего личного состава с поросенком (по числу затопленных кораблей) прочно вошла в наш быт. Некоторые матросы в море считают не количество потопленных транспортов, а количество поросят, которые будут поданы на стол. Что ж, мы согласны и на такой счет. Врагу не легче, а нам приятнее.

Подобные торжественные ужины с приглашением гостей ( старшин, матросов, офицеров) с других подводных лодок имеют свои корни. Если вспомнить Историю России, то всякая большая победа над полчищами немецких псов-рыцарей праздновалась всем народом, всеми ополченцами и жителями городов. Все праздновали победу, все радовались разгрому захватчиков. Так было и в другие периоды становления нашей Родины, так стало и сейчас. Особенно этот день ждут матросы, старшины. Только на этих встречах, только в таком теплом и радостном кругу, за большим столом, заставленным разной снедью они могли вспомнить свою семью, своих родных и друзей. Такие праздники поднимали боевой дух, сплачивали коллективы, давали новые силы, вливали в нас в ещё большей степени желание на новые подвиги во славу нашей прекрасной Родины.

Как всегда, по заведённому порядку, командир БПЛ контр-адмирал ВИНОГРАДОВ отрезал голову и торжественно вручил её мне, громко сказав при этом: «Начнём с командира. Ему голову». Все аплодируют. Передав блюдо мне с поросёнком, показал, чтобы я продолжал его раздавать. Ноги я отрезал и передал мотористам и электрикам. Они хорошо справились с задачей обеспечения движения подводной лодки. Хвост пришлось торжественно вручить боцману ПЕКАРСКОМУ. Уши – это привилегия акустиков. Тёплые тосты, тёплые слова, пожелание новых успехов и кругом счастливые лица – что может быть лучше для человека, для нас – именинников?!

Конечно, поросёнка на всех и не всегда хватало… Главное было в символическом значении его присутствия на столе в честь победы. На такие вечера приглашались и девушки, проходивших службу в части, жёны офицеров и старшин. Заканчивались вечера танцами. Танцевали больше мужские пары, так как женщин было очень и очень мало. В эти минуты немногим улыбалось счастье обнять талию девушки и говорить ей всё то, что говорят в подобных случаях.

Именно в эти часы почему-то всегда вспоминаешь большой зал военно-морского училища, где мы курсанты кружились в вихрях вальсов, выделывали сложные па мазурки и разучивали западные танцы. Знакомства… Робкие первые шаги к любимой девушке… Жар разгорячённых лиц, алые губы, шлейфы платьев… Тяжёлые минуты перед расставанием, когда знаешь, что из училища уйти нельзя, что следующая встреча только через неделю или две. … Тогда ожидания новых встреч, новых танцевальных вечеров мучило, становилось тягостным. … А теперь? Теперь мы завистливыми глазами смотрели на счастливца, который, забыв всё: войну и лишения, печальные письма из дома, кружится незабвенно со своей дамой, отдавая ей в этом танце ещё неистраченную жажду жизни, жажду ласки, жажду любви. Что ждало его завтра?... Об этом не думалось. … А завтра опять будет война. И может быть, кто-то из нас сегодня танцует свой последний вальс…

Я далек от мысли, что об этом мы думали в эти минуты счастья. Нет. Далеко нет. Такие мысли, если и приходили, то приходили только в тягостные минуты одиночества, ухода в себя, в минуты, когда мы, переживали не возвращение с моря товарищей.

28 апреля. … Вместе с командиром М-105 («Челябинский комсомолец») В. Хрулевым нас вызвали вчера в штаб бригады к начальнику штаба капитану 2 ранга Скорохватову.

Последний перед нами развернул новую широкую картину непрерывного плавания на одной позиции двух подводных лодок. Идея заключалась в следующем: нам отводилась позиция в районе одного из ближайших к нам норвежских портов. На этой позиции одна ПЛ плавает первой и по истечении определенного срока покидает позицию, следуя на временную якорную стоянку в бухте Пуманки-Вуоно; другая ПЛ по другому фарватеру следует в это же время на эту же позицию и занимает ее с уходом первой. Таким образом, в плане получалось, что на каком-то участке, на фарватере противника должна постоянно находится одна из наших ПЛ. Заманчиво. Здорово выглядело это на бумаге. Мы, конечно, были за эту «операцию». Это было новым и можно было попробовать, что из этого получится.

Начали готовиться. Изучаем карты, знакомимся с районом действий. Разрабатываем вместе с Хрулевым сигналы для только нашего с ним опознавания (в море все может быть).

Это ПЛ также в первом походе потопила транспорт. И ее командиру так же, как и мне, капитан 1 ранга Морозов дал «добро» на самостоятельное управление лодкой. Вообще-то замечательно, что 2 ПЛ, построенные на средства молодежи, 2 «комсомольца» ярославский и челябинский – первыми начинают прокладывать пути в поисках нового. Это радует и обязывает более тщательно, более ответственно подготовиться к выходу в море. Выходить в море будем раздельно. На якорной стоянке также не будем встречаться. Для нас разработан специальный график вех переходов и пребывания на позиции.

Смущает только одно обстоятельство. Об этом мы доложили в штабе. Это то, что наш выход на позицию, приход с позиции и якорная стоянка должны просматриваться с берега, занятого противником, а если не просматривается, то должно быть обнаружено разведкой. Нас успокоили. Обещали, что наша стоянка хорошо прикрыта береговой артиллерией и авиацией.

07 мая. Настроение весеннее. По улице Полярного бегут шумные ручейки. В воздухе запах талого снега скал и мха. Весна дружная. А это всегда радует. Буйство природы действует на человека, как вино. Опьяняет, горячит кровь, молодит. Мне всего 30 лет. Временами кажется, что мне все 40 лет. Наверное, потому что война делает человека взрослее, старит его, отрывает от молодости, бросает безжалостно в водоворот суровой действительности. А эта суровая действительность безжалостно, ежедневно, ежечасно, в быстрой смене событий, явлений, действий, за какие-то два года войны заставила прошагать по жизни десятилетие…

А сегодня хорошо. Хорошо, несмотря на то, что вечером начало нашего второго боевого похода. Может, именно в этом радость весны. Может быть, я, не понимая этого, больше радуюсь походу, чем весне. Но видимо все не так. Определенно что причиной хорошего настроения является и то, что мне доверяют… Доверяют корабль. Подводную лодку. Доверяют людей, их жизнь, их судьбу. Именно в этом источник радушного сегодняшнего настроения. Счастливый человек ничего не замечает. … Попало мне сегодня за что-то от Деда, а я уже через пять минут забыл об этом, и так целый день.

Хорошо, чтобы такие весенние настроения были бы у человека всегда. Или это плохо? Может быть, тогда жизнь будет скучной? Что это за жизнь, если все все время будут улыбаться? Но все же человек с весенним настроением лучше!

8 мая. Пришли на позицию в Варагер-фиорде. Начали плавание на фарватере, в том же районе, где плавали первый поход. Береговые ориентиры хорошо известны. Первый день плавания не дал результата. Кроме одного самолета, ничего не обнаружили.

10 мая. Стоим на якоре в бухте Пуманки-Вионо. Производим зарядку. С места якорной стоянки хорошо виден вход в порт Линихомари (Потсамо). Если мы видим вход невооруженным глазом, следует считать, что и противник, пусть не всегда, а в какие-то минуты, должен видеть, обнаружить нашу якорную стоянку или наше движение в этом районе. Поэтому потребовал от личного состава повышенной боевой готовности и не зря.

Сегодня утром произвели два срочных погружения на якоре, с покладкой на грунт (глубина 20 метров) от разведывательных самолетов противника. Наша зенитная батарея на берегу открывала по ним огонь, но безрезультатно. Такая стоянка нам совсем не нужна. Сейчас напряжение даже больше, чем в море; перед выходом в штабе нам дали инструктаж по всем вопросам совместных действий, но почти ничего не рассказали о наших взаимодействиях с берегом, тем более, что там, на берегу занимали оборонительные рубежи пехотные части армии. С ними нам не приходилось взаимодействовать. За 5-7 дней до выхода из Полярного мы знали, что в эти дни в воздухе, на наших прибрежных путях движения транспортов, барж, катеров свирепствует какая-то вновь прибывшая с берегов Ла-Манша истребительная эскадрилья, сплошь состоящая из лучших немецких асов, чуть ли не таких, которых вообще сбить нельзя – это разговоры. А на практике эта эскадрилья, а может быть какие-то другие группы самолетов за неделю своим огнем и бомбами потопили или повредили несколько наших мелких кораблей. Из излюбленной тактикой был один прием – поиск цели, заход на нее со стороны солнца и внезапное пикирование на цель. Пикирование этакой цепочкой, один самолет за другим, со стороны и только со стороны солнца.

Об этом мы знали и к этому готовились. Все внимание за восходом было направлено на эту часть горизонта, где сейчас было наше яркое светило.

Но жизнь все же берет свое, даже в этом случае. В душе мы все рыбаки и хорошо знаем, что наше Баренцево море богато всякой рыбой. Почти каждый матрос имеет в кармане удочку. Улов, когда этим разрешается заниматься, бросается в общую сетку-мешок, опущенную в корме за борт. Там всегда по 10-15 кг рыбы, больше пикши и морского окуня, раз в день у нас рыбный суп, уха, паровая и жареная рыба. Это разнообразит стол и создает определенные резервы в продуктах.

И вот сегодня, несмотря на то, что в воздухе нет, нет и появляется враг, я все равно урывками, когда это кажется можно, бросаю свою удочку прямо с мостика за борт. Сегодня улов хороший. Попались даже три камбалы весом 2-3 кг. Рыбалка не успокаивает, а наоборот заставляет мыслить, оценивать создавшуюся обстановку. Решил по окончании зарядки погрузиться, лечь на грунт и там спокойно поужинать, тем более сегодня рыбу девать некуда, если не пустим в котел, придется выбрасывать.

В 16. 00 погрузились и легли на грунт… через 30-40 мин. Где-то не так далеко слышим разрывы бомб… Кто-то кого-то бомбил. Всплыли под перископ и увидели, что в дистанции около 30 кабельтовых у берега торопливо ходят вокруг против полузатонувших буксира и баржи наши катера. Стало ясно, что это работа тех самых асов. В душе обрадовался за то, что мы раньше ушли под воду.

Ужин, в самом деле, получился отменный – густой наваристый суп из камбалы и пикши, жаль, что картофель сушеный. Все довольны. За два час до начала перехода, с наступлением темноты всплыли. Провентилировались. Дал команде возможность по 15-20 минут подышать свежим воздухом и в 21 час начали движение на позицию, дал замены М-105. она должна прибыть на место якорной стоянки рано утром.

Вообще для курящих на ПЛ самая настоящая, как говорят в народе, труба. В лодке курят только те, кто не может больше терпеть. Курение разрешено только в боевой рубке и не более, чем одному человеку. Стоит такой «курильщик» в одиночестве в рубке, с надеждой и просьбой в глазах смотрит на мостик. Может быть, сегодня выпустят?! Но это бывает редко, при хорошем настроении командира.

На мостике, в ночное время, вообще никто не курит. Всем, в том числе и командиру, приходится курить только в рубке; да и то в кулак, пряча огонь в рукав.

12 мая …12 часов 12 мин. Воскресенье.

… Встряхиваю еще раз головой. Нет, ясно, что часы встали, что стрелки надолго застыли в этом положении. Кругом тишина, …Гнетущая тишина. …Потом начинаю различать шум ударов где-то в носовых отсеках. …Все ясно…Быстро смотрю на всех и понимаю, что кошмар взрывов и огня остался позади…

Что же произошло?

Теперь представилось все вспомнить и восстановить в памяти как это случилось.

После прихода на позицию и безрезультатного на ней плавания наша лодка начала обратное движение в тот же район якорной стоянки.

Около 11 часов дня 12 мая мы подошли к западной части полуострова «Рыбачий». Произвели опознавание и начали движение вдоль берега, в свою точку.

В это же время высоко в воздухе и далеко в стороне сигнальщик матрос Фофанов обнаружил самолет-разведчик. Что для нас разведчик, да еще где-то в стороне? Тем более мы находимся в эти минуты под защитой наших береговых батарей. Так беспечно я относя к этому разведчику. У меня даже почему-то и мысли не появилось, что в след за ним, через какой-то отрезок времени может появиться кто-то еще…

Свои берега. Родина! Яркое, по-весеннему сиявшее солнце прямо на носу. Тихий шум волны вдоль борта. Все настраивало на близкий заслуженный отдых. Мы все не спали более полутора суток, и, конечно, хотелось на время позабыться, отдохнуть…

Идем от берега не далеко в дистанции 10-11 кабельтовых. Под килем 40-50 метров. Сигнальщики о чем-то переписываются с береговым постом СНИС…Ага! Это нам пришло приказание: «Встать на якорь на свое место». Зачем отрывать время на все эти сигналы? Мы и так знаем, что нам делать и где вставать. Часто начальник думает, что лишнее повторение распоряжения помогает, создает видимость оперативного руководства. Ерунда. Это инициатива и руководство необходимы тогда, когда есть изменения, есть новые решения, которые необходимо довести до исполнителей.

К сожалению, непродуманные действия засоряют связь, отвлекают людей на ненужное репетирование, а наших сигнальщиков в данном конкретном случае – от наблюдения за морем…

Не успели сигнальщики закончить свои переговоры с постом, как вдруг мы все сразу услышали и увидели свист пуль и всплески снарядов в воде вдоль борта подводной лодки. … За несколько минут до этого я дал разрешение на обед, могли бы обедать через полчаса на якоре, в более спокойной обстановке).

Не думая более, автоматически, привычно, одну за другой даю команды:

-Лево на борт!

-Все вниз!

-Стоп дизель!

-Срочное погружение.

При последних двух командах цокот пуль проносится где-то рядом и оставляет дырчатый след в полушаге от меня на настиле мостика. Пока все эти команды выполняются, я в какие-то доли секунд осматриваюсь. Из-под солнца летят 10-12 самолетов. Вижу падение первой бомбы, её взрыв правее правой скулы в расстоянии 20-25 метров от ПЛ.

Ведущий самолёт с грохотом и визгом выходит из пикирования почти над самой водой. Какой-то миг мне кажется, что я вижу ухмыляющееся лицо фашистского гада.

На мостике в эти минуты было 5 человек. К сожалению (тоже недодумал) за несколько минут до этого мною было дано разрешение на смену вахты. Все, сжавшись в комок один за другим комнями скрываются в зеве рубочного люка. Почти наступая на голову последнего сигнальщика, буквально на его плечах, я скольжу руками за крышку люка.

Упругие воздушные волны бросают лодку с борта на борт. Кругом хаос и гейзеры вспученной столбами воды и дыма… Лодка начинает погружаться. Как хочется сейчас чтоб это погружение было мгновенным. Последний взгляд на этот ад, и рывком бросаю тяжёлую крышку на себя. Я не ощущаю на этот раз её тяжести. Но хорошо понимаю, что крышка легла на кремарьеру и защелка не сработала. Остался просвет в 3-4 см. С такими случаями я уже встречался в 1939 году, когда один из офицеров с которым я плавал, растерялся, не смог отвести кремарьеру и плотно прихлопнуть крышку люка, в результате чего в лодку хлынула вода… Всё это мгновенно проносится в голове… Поднимаю крышку, отвожу кремарьеру и невольно вижу бегущую по мостику воду, ещё миг и она хлынет на меня. И что наиболее запомнилось – беспорядочно падающую на лодку, как мне тогда показалось, прямо на мою голову, бомбу, и особенно её ржавые суриковые стабилизаторы… Захлопываю люк… Бешено кручу маховик, кажется закрыл глаза. Жду взрыва. … И мешком падаю в центральный пост.

Последним взрывом меня сбросило с трапа. Нет, я не потерял память. … И уже поднимаюсь сначала на колени, а потом во весь рост, понял: «Целый! Мы целы! »

Но эта радость, как искра промелькнула мгновенно, тут же потухла. Из 2 отсека слышен доклад: «Пробоина в 1-ом»… «Пробоина в 1-ом»…

Всё это хорошо слышим через переборку. Приказываю пустить трюмную помпу на аварийное осушение первого отсека. Командир БЧ-У докладывает, что помпа уже работает. Оказывается, трюмные во главе с к/о трюмных САМИГУЛИНЫМ Гарифом сделали это сами, как мы раньше отрабатывали всё на учениях. В сутолоке бомбёжки и погружения ложимся на грунт, ползём по нему, пока не догадались остановить главный электромотор. Осматриваемся, …Слушаем доклады из отсеков: «В VI всё в порядке», «В V, IV – тоже». Слышим удары кувалдой, шипение воздуха, какие-то голоса во II и I отсеках.

Проходит долгая томительная минута или две, пока не услышали доклад из II отсека, что в I отсеке пробоина заделывается. Через 3-4 минуты – еще доклад: «Поступление воды уменьшается», и еще минут через 5-6 радостный последний доклад: «Пробоина заделана, в отсеке вода начала убывать»… Запросили доложить уровень воды в I отсеке. Получили ответ: «Вода дошла до пояса» и снова: «Уровень воды уменьшается». Вот теперь всё встало на своё место.

Ко мне кто-то бросается и вытирает кровь с лица. Быстро делают перевязку головы, которую я разбил при падении. Руки перевязывающего дрожат. Значит, волнуюсь не один я, думаю про себя, и ещё раз даю команду: «Доложить о повреждениях».

Смотрю на часы – 12 часов 12 минут, проходит минута, вторая – часовые стрелки не идут. Ага! Значит – это время бомбежки. На ручных часах 12 часов 23 минуты – как мало прошло времени, а кажется, что за эти минуты прошла целая вечность. Главное теперь, чтобы мы смогли вплыть. Жду доклада. Никого не тороплю. Хорошо понимаю, что теперь «после драки», где нам здорово попало, винить некого. Сегодня враг оказался хитрее. Они, эти стервятники, выбрали удачный момент для атаки. И время – обед. И сторона атаки – от солнца.

А мы?! Мы, зная, что здесь у наших берегов в эти дни свирепствует истребительная и штурмовая авиация, поддались весеннему настроению, расслабились, за что жестоко поплатились. Тут и мена вахты, которую можно было не производить, так как через 30-40 минут мы должны были быть в точке якорной стоянки, где после постановки на якорь вахта несется по-якорному. Здесь и ослабление внимания наблюдателей, их затянувшиеся переговоры с сигнальным постом. И, конечно, близость нашего берега, подсознательная убежденность, что дома и стены помогают. Но на этот раз они не могли. Хорошо ещё, что мы уцелели. Уцелели по двум причинам: первая, что с первой бомбой мы начали отворот влево и поставили себя бортом к стороне атаки самолетов, в результате, бомбы падая по одной прямой линии, взрывались или с недолетом, или с перелетом. Если мы не повернули, то длина корпуса ПЛ как раз бы компенсировала эти перелеты и недолеты. Одна из бомб обязательно попала бы в подводную лодку. Это первая причина. Вторая: отличные, быстрые действия личного состава, сумевшего в сложной обстановке мужественно и четко выполнить все действия по срочному погружению. На этот раз вся техника, все кингстоны и клапана вентиляции работали безотказно. Трюмные в дополнение к заполнявшейся систерны быстрого погружения принимали воду в уравнительную систерну и через клапан вентиляции быстрой в трюм центрального отсека. На высоте были мотористы и электрики, сумевшие перейти на ход из-под дизеля на ход под электромотором.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒