Как был атакован 10 страница

С ярославцами держим связь. Написали им письмо, которое обсудили и утвердили на комсомольском собрании. Коротко изложили в нём ход событий того дня, назвали имена наиболее отличившихся, правда, это сделать было чрезвычайно сложно, так как по существу героями-то были все, разве, что кроме сигнальщиков. Да их особенно нельзя было винить, так как они всегда на какую-то долю времени, обнаруживали самолёт в воздухе раньше, ровно на столько, чтобы мы смогли срочно погрузиться, уйти в воду. И, как правило, лётчики самолетов нас не обнаруживали. В своём письме обещали наверстать упущенное, быть более внимательными к действиям противника и обязательно возвратиться в базу с победой.

Командир дивизиона разрешил мне отпуск на две недели, пока ПЛ стоит в ремонте. Сейчас у нас стали потихоньку давать отпуска. Отпуска дают не всем, через одного, тем, кто встал в ремонт. Мне повезло одному из первых. Значит, у меня уже вторая возможность побыть с семьёй, немного отдохнуть душой и телом от напряжения войны, от напряжения боевых походов. Всё же, откровенно говоря, в море здорово устаёшь. Устаёшь больше морально, от нервного непрерывного напряжения. Правда, устаёшь и физически, но от этого потери небольшие – хороший сон на берегу, и всё встало на своё место. Другое дело – нервы. Взять хотя бы такой разительный пример. В море – ни суровая стужа, ни пронизывающий ветер, ни ежедневная холодная ванна от заливающей мостик леденящей волны, ни сквозняки от работы дизеля через рубочный люк, ни постоянное соседство с металлом – ничто не берёт. Ни на одной лодке за эти два года ни один человек в море не заболел простудным заболеванием. Ни один. А на берегу? Не успел сесть на сквозняк, под форточку или выйти потным на улицу – всё! Схватил насморк, зачихал. Начинает где-то, что-то ныть. А почему? Нервы.

В море нервы настолько напряжены, организм настолько мобилизован, что любая «холера», любой микроб мгновенно уничтожается. И за это мы расплачиваемся на берегу. Правда, не все, но многие. С приходом в базу, попав в «домашнюю» береговую обстановку, мы расхолаживаемся. Чувство безопасности отключает нервную систему. Она отдыхает. Набирается новых сил. Вот почему необходим отдых. Опытом уже замечено, что пребывание в море больше 30 суток вызывает какую-то, может быть, первую степень утомляемости. Человек делает всё так же чётко. Но уже ощущается какое-то безразличие, какая-то апатия. Притупляется бдительность, внимание. Мы уже не так боимся самолёта, возможной атаки ПЛ, встречи с миной, как мы этого опасаемся в начале выхода в особенности. Невольно возникает вопрос. Для чего мы ещё до войны на всех флотах били «рекорды» автономного плавания? Одно дело «автономно» плавать без воздействия противника, без нервотрёпки. Совсем другое, когда кругом действует противник, кругом опасность, кругом тебя стережёт смерть. Автономность должна быть боевой. Совсем неправильно исходить при расчёте автономности только из запасов топлива, продуктов, воды и т. д.

Главное, что должно определять автономность - это люди, их нервная система. И конечно, вполне закономерно будет, если эта боевая автономность станет с каждым годом войны уменьшаться. И ещё напрашивается вывод, который уже сделало командование флота – при первой возможности представлять отпуск, отдых не только офицерам, но и всему личному составу. Так у нас сейчас начали делать.

Говорят, что на Тихоокеанском флоте подводники, не воюя, ежедневно в ожидании неожиданного нападения императорской Японии, только и защищаются тем, что погружаются на день и всплывать на ночь. Вот чудаки. Внешне это выглядит хорошо. Красиво. Оперативно. «Вот мы какие». «Нас врасплох не застанешь. Мы учли уроки Пирл-Харбора». А на деле: изнашивание материальной части подводных лодок и выматывание людей, разбазаривание их нервной системы. И это без войны. Если экономисты подсчитают, то они в сумме могут дать количество дней, в течение которых мы теряем (без людей, а может быть, если подумать, с учётом потери здоровья – и людей), по одной подводной лодке, из-за преждевременного старения и изнашивания механизмов. Видимо, некому этим заняться… А у нас! На нашем флоте – танцы, вечера, отпуска. И это на воюющем флоте?!

Я хорошо понимаю, что дело не в танцах. Но нельзя под лозунгом боеготовности, эту самую боеготовность понижать. Боеготовность флота – это не просто умелая организация отражения первого неожиданного удара противника. Это комплекс всех мероприятий: стратегических, оперативных, экономических, технических, политических и моральных, - рассчитанный на длительный период войны. В этом, по-моему, мнению, ошибка тихоокеанцев. А, судя по разговорам, письмам, даже печати, они гордятся своими «достижениями».

10 июля. В отпуск всё же выехал несколько позже, чем планировал. По разным причинам отпуск был представлен только с 7 июня. Но больше – на целый месяц. Все дни провёл вместе с семьёй, на станции и посёлке «Ундол» Горьковской ж. д. Очень живописное место. Я здесь уже был в августе прошлого года.

Жена и дети бесконечно рады. Мне всё внимание. Я так же всю свою сэкономленную, хранимую ласку дарю без ограничения всем своим, соскучившимся по мне, жене и пацанам. Младший – тот ещё не понимает, ему нет и 2-х лет. А старший – тот уже «взрослый» - ему скоро 4 года. Целыми днями пропадали в здешних лесах, окружающих это местечко плотной стеной. Ягоды и грибы. Грибы и ягоды. Делаем запасы. Ягоды – те просто не удаётся собрать, всё съедаем в лесу. А с грибами удача. Видимо, год грибной и много белых. Я очень люблю лес. Люблю просто так ходить по лесу, любоваться стройной елью, березой, дубом, сосной. Здесь леса смешанные. Есть всё. Больше всего люблю собирать грибы. Эта любовь привита ещё с детства. Первый раз я стал ходить по грибы самостоятельно с одногодками лет с 12. И с тех пор, при первой возможности – в лес, по грибы.

Ещё люблю рыбалку. Правда, не люблю ловить удочкой. Люблю лазить с сеткой, бреднем, корзиной. И ещё люблю уху. Какая может быть вкусная уха. Этого не представляют те, кто не любит рыбалку, кто рыбу покупает в магазинах и варит «уху» в домашних условиях. Это просто суп с рыбой, но не уха. Уха должна быть сготовлена на костре, с дымком. Это раз. Второе и главное – рыба должна быть не купленной, а пойманной своими руками, тогда она вкуснее. И третье – специи. Какие специи мы кладём и как. Я, например, делаю так: готовлю состав специи из лаврового листа, лука, перца и укропа. Всё делю на две части и кладу их два раза. Первый раз, когда кладу картофель вместе с ним. И второй раз, когда кладу рыбу. После первого раза специи входят в состав картофеля и воды, а второй раз – она для запаха. Получается уха с «густым» вкусом и запахом. Она не хуже, чем двойная или тройная уха. По-моему, всё дело, как, когда и какие положить специи. Ну, а рыба идёт уже та, какую поймаешь. Выбирать не из чего.

Начав об этом писать, не могу равнодушно пройти мимо тех, кто в жизни не имеет увлечений, мимо тех, для кого мещанский уют, диван, зелёный абажур, приёмник – выше всего; тех, кто боится пойти в лес, на речку. Правда, уют, тихая, безмятежная жизнь – то же «увлечение». Но какое? Прожить, как Обломов?! На боку? В постели?! Или прожить, отдавая свободное время лесу, реке, спорту, охоте, рыбалке – это две большие разницы. Две разные жизни.

Правда, увлечения могут быть и другие – марки, книги, патефонные пластинки, даже танцы (я за танцы то же). Но всё это комнатные увлечения. Не на природе, не на воздухе и, как правило, не активные. В этом разница. И большая. Мне кажется, что такое увлечение необходимо развивать с детских лет. Если мальчишка полюбит лес, речку, спорт – никакие карты, никакая шпана, никакая улица не станет местом, где он будет проводить время, где он будет получать воспитание. Тогда только, и только так из несмышлёныша вырастет настоящий советский человек, настоящий строитель социализма. Видимо, нашей задачей и является эти увлечения находить у детей, направлять их и развивать. Я знаю, многие мамы и папы боятся отпускать детей одних в лес, на речку, а зря. Этого боятся нельзя, не следует…

Мне вспоминаются сейчас мои пионерские годы. Моя мама даже не знала, где находится пионерский лагерь. Провожала и встречала. И все заботы. Спасибо ей за это. Чем больше даётся самостоятельности ребёнку, тем быстрее он становится на свои ноги. Тем быстрее может отличить плохое от хорошего. Тем будет смелее, смышленее, самостоятельнее. И ещё одно. Не ругать ребят, одногодков, за честную хорошую «мужскую» драку. Это естественная потребность помериться силами ( в шахматах, где надо чинно, тихо сидеть, то же мерятся силами). Организм у мальчика требует пробы сил, рвётся к проверке, на что он способен. Мне кажется, неверно делают те папы и мамы, которые показывают пальцем на драчунов и запрещают с ними дружить своему сыну. А зря! Именно в этой дружбе, может быть, их слабый характером сын, выкует свою настойчивость, станет смелым, дерзким.

Конечно, здесь не следует переходить в крайности, поощрять хулиганство, коллективные драки и прочее. Это растит хулигана. А просто за то, что мальчишка подрался, ругать не следует. Промолчать и, конечно, не наказывать. Всё это вспомнилось мне тогда, когда мы вместе с женой несколько дней гостили на нашей родной Глуховке (Глуховский текстильный комбинат им. В. И. ЛЕНИНА г. Ногинск, Московской области), где мы родились, вместе росли, подружились и женились, где мне в честных кулачных боях не раз попадало от своих же сверстников, от своих же друзей. Где они сейчас? Все на войне. Все, до единого!

У нас было правило – попало – не жалуйся. Пожалуешься – хуже будет от матери. Мы это знали хорошо. Другой раз с полученным синяком стараешься проскользнуть в комнату, тогда, когда мать и отец спят или легли… И сразу в свой угол. К утру синяки, как правило, менее заметны, да и время сглаживает вину.

Раз на пасху, мы подрались на плоту с лучшим другом Колькой КРУЧИНИНЫМ. И оба свалились с головой в вонючую жижу, не могли другого места найти. Оба первый раз надели новые, первые в жизни костюмчики. Драка сразу прекратилась. Вылезли на сухое место. Оба с поникшими головами, три часа отстирывали свои, потерявшие вид, брюки и пиджаки. Девочки нам, как умели, погладили. Но нам всё равно влетело. … И здорово! Пока мы отстирались, гладили и тянули время, нашим матерям всё стало известно. Они нас ждали со своим «оружием». И нашему «комиссару» (он у нас был за политического руководителя) и мне как «казначею» и его заместителю не помогли наши общественные положения, и звания… Хорошее было время. Весёлое. Беззаботное…

Родная Глуховка! Как хорошо, легко на душе, когда ты идёшь по знакомым улицам, мимо закопчённых, гудящих корпусов фабрик и рабочих казарм. Конечно, каждый кулик своё болото хвалит. Так и я. Вообще-то наша Глуховка не плохая. Судите сами. Из любого дома, казармы, с любой улицы посёлка или слободы до леса рукой подать. 5-7 минут ходьбы, и мы в лесу, в хорошем сосновом лесу. Можно собирать грибы, так как весь посёлок, вытянувшийся одну длинную линию, вплотную окружён смешанным, больше сосновом лесом.

А Клязьма?! А Черниговский пруд?! Два водоёма, где можно искупать тысячи людей одновременно. Правда, Клязьма с каждым годом мелеет, но берега её, заросшие старыми тополями, очень красивы, уютны, тенисты.

Вот и школа. В ней я учился и закончил в 1931 году. Эту школу фабрикант МОРОЗОВ построил в 1907 году, построил по-современному, с большими светлыми классами, с паркетными полами, с мастерскими: столярного дела, слесарного, паяльного, кабинетами: химии, физики и специальными классами: рисования, швейного дела и пения. Здорово испугался хозяин революции 1905 года – не поскупился на хорошую школу.

И всё же, как всегда, перед отъездом, я не смог не пойти к памятнику В. И. ЛЕНИНУ, первому памятнику В. И. ЛЕНИНУ, открытому в день похорон вождя трудящихся. И этот раз мы несколько минут простояли молча у памятника, окружённого разросшимся цветником, перечитывая, вникая и осмысливая исторические слова: «Каждая кухарка должна уметь управлять государством». Мало, очень мало пожил на свете Владимир Ильич. Сколько он ещё добрых дел сделал бы для нашего народа, для нашего государства. Я всегда горжусь тем, что наша рабочая Глуховка, где в своё время вёл революционную работу НОГИН, давшая ни один пример революционной борьбы с капитализмом, волею случая стало местом, где стоит и поныне и будет вечно стоять первый в мире памятник В. И. Ленина.

Я горжусь и тем, что в годы первых пятилеток основной базой, откуда брались средства на сооружение гигантов черной индустрии, были старые экономические центры, в том числе Глуховка и наши соседи: ореховцы, павлопосадцы. Теперь, конечно, не то. И Орехово, и Тверь, и даже Иваново-Вознесенск – уж «не звучат». Не определяют основу экономической, индустриальной мощи нашего государства. Слава перешла в центры тяжелой индустрии. Ничего не поделаешь. Без тяжелой промышленности мы были бы немцами давно разбиты, давно положены на обе лопатки. Но историческую славу старых индустриальных центров, в основном центров текстильной и легкой промышленности, забывать не следует. Большое революционное прошлое этих центров навсегда войдут в историю.

Отпуск, как всегда кончаются все отпуска, все теплые радостные встречи, кончился неожиданно быстро. По-моему, необходимо оставить обычай только для встреч, а проводы, с провожанием и слезами отменить. Провожающие не должна уходить дальше порога дома. В крайнем случае разрешить провожать одному, двум мужчинам, чтобы донести вещи. Тяжело. Опять тяжело расставаться с женой, с родственниками.

Жена, мама, тети и ещё кто-то стоят тесной группой, у всех заплаканные, не красивые, сморщенные лица, вымученные улыбки, натянутые разговоры. Причем, провожающие сами не замечают, как они все повторяются. Провожающему человеку в самом деле трудно придумать в эти минуты, что-нибудь новое, нужное, так как, во-первых, не до этого, а, во-вторых, всё уже переговорено. Так и тогда.

Все провожают опять на войну. Увидим мы друг друга еще раз или нет? Может быть, это последняя встреча в нашей жизни. Последние поцелуи, последние пожелания. И вот я вновь в Полярном, а потом в Мурманске.

Вновь готов идти в море. И кажется, даже больше, я в этом уверен, хочу в море так же, как хотел тогда, когда лежал в госпитале и меня планировали заменить другим командиром. Хочу воевать – значит, отдых пошел на пользу, значит, нервы ещё не сдали. Они и не должны сдавать, как бы долго не длилась война.

20 июля. Вышли из ремонта. Перешли в Полярное. Как всегда, базируемся в губе Оленья.

10 августа. Закончили ходовые испытания после ремонта. Глубоководное погружение прошло хорошо. Приступили к отработке задачи №2. Все же у нас был большой перерыв в плавании – почти три месяца. Позавчера произошел случай, о котором хотелось бы рассказать. Такие моменты запоминаются надолго.

Мы по программе начали отработку срочных погружений. Отработали первый этап – без хода, потом на ходу под электромотором, затем на разных режимах хода под дизелем. От малого до полного. Позавчера, как раз отрабатывали последний этап. Из штаба никого не было. Хорошо, когда на лодке нет начальников. Спокойнее и вроде как-то уютнее. Никто не указывает, не исправляет, не лезет с советами.

Когда один командир командует – на корабле больше порядка, чем в случаях присутствия командования. Особенно трудно в этих случаях рулевым. Кого слушать ему? Он не знает. Все командуют! И командир, и комдив, и ещё кто-нибудь обязательно влезет со своим, как ему кажется, дельным предложением или советом. А при аварии, происшествии – все уходят в сторону, «на крыло», обязательно будет виновен командир. В таких случаях он является тем «стрелочником», тем «козлом»?

В тот день на ПЛ было хорошо. Погода была просто отличная. Солнечно, тепло. Температура что-то около 25˚, как на юге. Настроение, действия личного состава, да и работа механизмов, систем, устройств – всё не вызывало никаких сомнений, все радовало. Тем более нам предстояло последнее упражнение, и можно было следовать на базу.

Отрабатывались мы в Кольском заливе, на мерной линии. Все идет по плану. Развиваю полные обороты. Жду, когда мы разойдемся с каким-то сухогрузом, и после прохождения его кормы ставлю телеграф на «Стоп» и последовательно даю две команды: «Все вниз! Срочное погружении». Сигнальщик, штурман мигом спускаются вниз, а я после установки дизеля захлопываю и закрываю люк. Спускаюсь в центральный пост. Поднимаю перископ. Одновременно глазами и ушами слежу за всем – за дифферентометром, тахометром, глубиномером, указателями положения горизонтальных рулей. Слушаю всем существом доклады об открытии кингстонов, клапанов вентиляции, заполнении «средней» и «быстрой», кругом шумы сигналов, металлических ударов и хлопков машинок кингстонов и клапанов вентиляции, шипение стравливаемого из магистралей и систем воздуха, шум забортной воды, мигание лампочек сигнализации – все это знакомо. Всё идет в одном ритме, погружения, ухода под воду, в одном давно знакомом шумовом тоне.

Слушая и наблюдая всё это, осматриваюсь в перископ. У меня давно было отработано правило: обязательно смотреть в корму на надстройку. По пузырям можно всегда определить без доклада из дизельного отсека успели ли там мотористы в своем отсеке сделать все или нет. Остановить дизель, отключить муфты сцепления линии вала дизеля от линии вала электромоторного отсека. А главное успели ли закрыть захлопки шахты и магистрали приема воздуха к дизелю и систему захлопок и клинкетов на газовыхлопном коллекторе. Если не успели, забортная вода хлынет неудержимым потоком в отсек, через все эти незакрытые клапана и клинкеты. Вначале она затопит дизель, а потом трюм. Именно это-то очень хорошо можно определить по пузырям в кормовой надстройке. Их не должно быть, если все идет нормально, но если там появилось бурление, водоворот воды – все. Не жди доклада из пятого отсека. Пока там разберутся и доложат, пройдет много времени, будет принято много воды и может создаться аварийная обстановка.

В этот раз так и получилось. Огромные шапки пузырей бились в водовороте над кормовой надстройкой. Глубина 6 метров. Лодка быстро идет на глубину. … Немедленно даю команду: «Закрыть клапана вентиляции». «Продуть среднюю», - и через 2-3 секунды – «продуть главный балласт». Боцман: «Всплывать. Малый ход».

Головка перископа скрылась в воде. Там видна только зеленая муть … Глубина 12-14 метров. Лодка встала и начала всплывать. … И только, когда лодка остановилась, поступил доклад, что в 5 отсек поступает в большом количестве вода… Я этого доклада ждал и внешне никакой реакции у меня не появилось. Семь метров, пять метров.

- Стоп продувать.

Всплыли. В 5 отсек набрали несколько тонн воды. Командир ВЧ-5 ушел в отсек выяснять причины поступления воды. Все расстроены. Молчат. Через 10-15 минут доложили, что причиной поступления воды явилось заклинивание клинкета и захлопки газовыхлопного коллектора. Что-то туда попало и мешает их плотно закрыть. Встали на якорь, мотористы полезли в надстройку. Колдуют там… и приносят большую щепку. Причина ясна. Но все же мотористы виновны. Значит, они допустили сборку клинкетов и захлопок без своего участия, проявили беспечность. Они божатся и клянутся, что все делали своими руками. Хочется им верить. Но факты упрямая вещь. К 18 часам были закончены все работы. Приказал приготовиться к съемке с якоря и погружению. Никто, конечно, не ожидал, что мы в этот день закончим план. Поэтому подавленность, неудовлетворенность чувствовалась во всем. Решение пришло само. Даю полных ход и сразу же без всяких этапов и дифферентовки делаю срочное погружение. Эффект был исключительный.

Я был уверен в личном составе и эта вера толкнула на такое решение. Срочное погружение прошло без задоринки. После всплытия командир БЧ-5 спрашивает меня:

- Товарищ командир, мы что погружались от самолета?

Он не поверил, что это погружение было командирской верой в личный состав. Все делалось для того, чтобы команда опять приобрела, нашло свойственную ей уверенность. Не знаю, как кто, но мне кажется, что в отдельные моменты лучшим действием для верования личного состава в своих силах необходимо сознательно идти на риск, может перескочить какой-то подготовительный этап. Конечно, такие действия должны быть обдуманы, много раз взвешены, прежде, чем их выполнять.

Необходима встряска для выхода из шокового транса. Такие случаи бывают и в жизни. … Однажды я видел, как мужчина ударил и довольно эффективно по щекам одну девушку, убивавшуюся около пожарища. Горел её дом, она ничего не соображала, никого не узнавала, бросалась в огонь. После ударов пришла в себя и её увели от страшного места.

Или пьяный. Лезет ко всем, даже на милиционера. Стоит его ударить, сбить с ног одному из его лучших друзей, и он, неожидавший такого от друга, немедленно приходит в себя и начинает разбираться в окружающей обстановке, становится почти ручным.

После срочного погружения команду как подменили. Всё встало на свои места. В базу на этот раз мы возвращались позже, но возвратились ещё более уверенными в себе, ещё более дружным коллективом.

Командир дивизиона вообще меня не похвалил за срочное последнее погружение. Но мне было видно, что в душе-то он всё же согласен с моими действиями.

20 августа. Почти две недели как готовы к походу. Ждём, давно ждём приказов и выхода в море. Как всегда, эти дни стоим в Оленьей губе. В свободные часы, с разрешения командования, отправляю несколько человек по грибы. Сколько здесь сейчас грибов! Ужас! И все, как на подбор, - одни подосиновики. Выйдешь на полянку, и глаза разбегаются. Видно, охватываешь одним жадным взглядом сразу несколько десятков штук и теряешься?! Не знаешь, какого из этих красавцев срезать первым. Так и просятся все сразу в ведро. Набрать ведро – чепуха. Время нужно только на процесс срезания и укладки грибов. Меня очень удивляет, и ничего не могу поделать. Матросы не хотят, есть грибной суп или жареные грибы. Объясняют многие тем, что брезгуют, боятся червей. Но здешний гриб вообще чистый, нечервивый. Непонятно. Поэтому готовим только для любителей, и на камбузе работают, потеют сами любители. Таких на подводной лодке всего 4-5 человек. А остальные не вегетарианцы. Им подают мясо, копченость и другие, более серьёзные продукты. Очень много грибов пропадает. Гибнет на корню. Если собирается хотя бы 1% урожая – это хорошо. Но и этого, пожалуй, нет. Некому собирать, да и времени для этого нет.

9 сентября. На днях возвратилась с похода ПЛ “Л-15”, что там наша пробоина от самолетов. Об этом экипаже можно сказать только одно, что они проявили такое мужество, которое дало возможность всему личному составу родиться на свет еще раз.

Подводная лодка после успешной атаки по конвою начала уклоняться от атаки кораблей ПЛО противника. Как это часто бывает подводная лодка ударилась носом о подводную скалу там, где ее не должно быть. Наши карты еще очень плохи. Это уже 3-й или 4-й случай удара о неизвестные подводные скалы. От удара в шахте гидроакустического устройства во 2 отсеке разошлись где-то швы, вода из шахты стала поступать в отсек. На глубине 100м при давлении в отсеке в 10 кг/давление оды за бортом/в течении 10 часов личный состав по пояс в воде, имеющую опять таки забортную температуру в +2 и +1, 5, боролся за жизнь всей подводной лодки, боролся за собственную жизнь. И победили!

ИХ было 13 человек. Для суеверных об этом надо знать. Они считают, что такие числа приносят только несчастие. По идее, если встать на эту нелепую позицию суеверных, личный состав не смог бы ничего сделать, обречен на гибель. А они, вопреки всему, сделали невероятное.

Скажите, где, когда, кто еще смог продержаться такое время в таких невероятно нечеловеческих условиях?

Правда, мы знаем из истории спасения, даже выхода личного состава из затонувшей подводной лодки. Но они только вышли. А эти - эти спасли себя и еще несколько десятков человек. В это просто не могут поверить. Всеми водолазными таблицами на такой глубине разрешено работать не больше одного часа/ и это в специальном водолазном костюме, это для специалистов, прошедших большую тренировку. / А наши подводники перекрыли все таблицы. Что может сделать воля, желание жить, желание не сдаваться, желание бороться, драться до последней минуты. Об этом подвиге должен знать весь советский народ. И имена, свершивших невероятное, должны золотыми буквами гореть на мраморной доске героев подводников Северного флота.

Поочередно ныряя в черную ледяную воду, в темноте, на ощупь они сумели заделать пробоину, очистить клапан аварийного осушения отсека, переключить клапана на системе воздуха высокого давления. Они сделали все. И лодка всплыла, лодка вернулась в базу не только с победой/потопление транспорта. /, но и с победой воли человека, воли коллектива, воли разума над смертью.

Вот их имена:

Старший лейтенант Шапоренко, мичман Пухов, старшины 2 статьи Домажирский, Острянко, Чижевский, старшие краснофлотцы Бабошин, Крошин, Фомин, краснофлотцы Егоров, Матвейчук, Никаншин, Хоботов, курсант училища - Портнов.

11 сентября. Завтра выходим в море. Позиция от порта Вардэ до Тана-фиорда. От непрерывного нахождения донной из ПЛ на позиции с якорной стоянкой другой подводной лодкой в Пуманки-Вуоко отказались. Как всегда, к выходу готовлюсь без тени каких-либо переживаний и волнений. Каких-либо сомнений в неудаче похода в том, что, может быть, это последний поход, что с друзьями прощаемся на всегда - этого нет.

Может быть, для этого просто не хватает времени, в толкучке, в суете подготовки не до переживаний. Если это так, тогда надо специально давать сокращенные сроки на подготовку к выходу. Но в наших условиях этого можно не планировать. Пока се получишь на береговой базе, в складах, пока флагманские специалисты лично не проверят готовность и не дадут свое «добро» на выход, пока командир дивизиона и начальник штаба бригады не убедятся, что командир задачу хорошо уяснил, и таких «пока»- еще и еще десятки….

12 сентября. Все. Простились с друзьями. Начали свой третий поход. Моросит холодный мелкий дождь. Отошли от пирса и сразу очутились в кромешной темноте. Война же. Все везде затемнено. Но нет, нет и мелькнет на секунду, другую где-нибудь в узкую щель плохо прикрытого окна. Там жизнь. Там кто-то сейчас в тепле, в домашнем уюте. Там, может быть, и радость встречи кого-нибудь после трудного боевого похода или полета. Там, может быть горе. Горе одинокой семьи, которая больше не будет чудесно волноваться, ждать радости встречи со своим папой…

Удифферентовались быстро в губе оленья. В темноте разошлись в Кольском заливе со сторожевым катером, обменявшись с ним короткими опознавательными. Кольском заливе надо быть очень внимательным.

Сейчас в темноте многие покидают залив, многие возвращаются с позиции. Здесь и тральщики, и катера МО, БО, и буксиры, и транспорта. Жизнь идет своим чередом. Они ни на минуту не прекращаются. Маяки не работают. Они в исправном состоянии и включаются по требованию отдельных командиров /при срочной необходимости определить свое место/. Но сейчас кажется, что берегу жизни нет. Теперь все жизнь, все живое и молодое здесь, в нашем мире, на нашей подводной лодке. Море как всегда - зыбь

И волна в 3-4 балла. Качает. Но этого почти никто не замечает. Появились первые любители перекурить. На мостик не кто не просится. Нельзя. Все курят в боевой рубке,

по одному в кулак или в рукав. Но нет, нет кто-нибудь забудется и тогда желто-красная полоска, след от огня сигаретки, мелькнет в темноте рубки. В таких случаях начинаешь ругаться, и виновный немедленно наказывается тем, что ему приказывается прекратить курение и уйти в свой отсек. Это очень тяжелое наказание.

В лодке устанавливается очередь для выхода на курение. Очередь регулируется центральным постом, который выпускает по одному человеку с носовых и кормовых отсеков. Очередной ждет очереди в смежном отсеке. Для наказанного уход в свой отсек означает становиться в хвост очереди. Сейчас на лодке все курят. Некурящих кажется нет, и это хорошо. В походе скрученная из газеты сигарета или козья ножка да еще из кисета друга – лучший спутник, лучший советчик моряка подводника.

Собственно это, всего видимо, единственное удовольствие, когда человек уходит в себя, в свои думы. Остается наедине с собой…. В море это нужно. Уход в себя, в свои мысли, успокаивает, сближает с родными, с самым заветным. Сближает, хотя бы мысленно на несколько минут. Но суровы законы светомаскировки. Приходится, иди на такой шаг наказания. Идем противолодочным зигзагом, Этот маневр кем-то продуман очень правильно. Противолодочный зигзаг- это отворот от генерального курса на разные углы в право и влево в разной последовательности с лежанием на временных курсах так же не одинаковое время, исключающее почти полностью выход немецкой ПЛ. в атаку обычными парогазовыми торпедами. И днем и ночью теперь мы все переходы в надводном положении делали только на противолодочном зигзаге.

С рассветом мы погрузились, продолжая переход на позицию в подводном положении, заканчивая при этом укладку корабельного имущества, продуктов, личных вещей. Все закреплено по-штормовому – это то же закон моря. Какая бы погода не была, перед в выходом в море все должно быть уложено на свои места, в свои хранилища, в свои гнезда и если необходимо привязаны тросами крепко накрепко к борту.

18сентября. Плаваем безрезультатно. Даже штаб не дает разведданных о движениях противника. Стараемся искать противника в бухтах. Сегодня пытался войти в Танка-фиорд, но ничего не получилось. Прибрежным поверхностным течением лодку все время сносило обратно. Фактически скорость экономического хода в 2, 2 узла сравнялась со скоростью течения. В течение более трех часов подводная лодка стояла на месте, в одной точке. Это тоже опасно. От попытки войти в фиорд сегодня отказался. Попробуем это сделать завтра. Если есть течение из фиорда, значит, в другое время должно быть здесь противоположное течение, с примерной разницей по времени в шесть часов /из расчетов приливно-отливных течений/. Решено повторить попытку войти в Така- фиорд на также экономической скорости завтра.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒