Annotation 8 страница
Я застонала и повернулась, проклиная все на свете и в первую очередь свою голову, которая нещадно болела. Но почти сразу пришло странное чувство — лежу на чем-то непонятном! Мягком, прохладном, слегка скользком и непонятном. А затем услышала раздраженное: — Вы нелогично себя ведете, господин Вегард. — Мэтр Октарион, вынужден повторно напомнить, что в моем городе я буду поступать так, как считаю нужным. — А я, в свою очередь, должен напомнить, что нахожусь в вашем городе как раз по причине необходимости борьбы с черными ведьмами. — Рад, что у вас хорошая память, и советую вспомнить, что именно вы убеждали меня в совершенной безвредности госпожи Герминштейн. Пауза, в течение которой я пытаюсь понять, что происходит. Затем голос беломагической вражеской рожи: — Я не могу понять причин вашей упертости, господин Вегард. — Как я уже говорил — не потерплю разврат в своем городе, — отчеканил мэр. — Отношения между мужчиной и женщиной вы называете развратом? — рык белого мага. И холодный ответ: — Госпожа Герминштейн — незамужняя девушка, находящаяся в Бриджуотере без опеки со стороны родных, соответственно, да — ваши посягательства на ее честь я вынужден охарактеризовать как развратные действия. Пауза, взбешенное: — Хорошо, а если я на ней немедленно женюсь, вас это устроит, господин Вегард?! — Вынужден выразить обеспокоенность тем, что это не устроит госпожу Герминштейн, — тон мэра стал на два градуса ниже. — Поверьте, вам не о чем беспокоиться, — ядовито заверил мэтр Октарион. — Как я уже говорил — госпожа Герминштейн находится в Бриджуотере без опеки своей семьи, соответственно, фактически под опекой главы города. Как ее опекун я дам свое согласие на ваш брак только по просьбе самой госпожи Герминштейн. И снова тишина. Затем Арвейн произнес: — Боюсь, у меня есть основания подозревать, что у вас в отношении данной ведьмы свой личный интерес, господин мэр. — Это исключительно ваши подозрения. — Похоже, они имеют основания. — Повторюсь — это исключительно ваши подозрения. Пауза. Затем белый произнес: — Ни одна черная ведьма до рождения дочери не свяжется со смертным, посему — не стоит тешить себя напрасными надеждами, господин Вегард. — Я вижу, вы от подозрений перешли к предостережениям, — усмехнулся мэр. А он вызывает уважение, чем-то мне сейчас отца напомнил, тот тоже всегда на все отвечает с достоинством. Раздались чьи-то шаги, после распахнулась дверь. Я открыла глаза, встретилась взглядом с вошедшим мэром и поняла, где и в чьей, сухой, кстати, постели я лежу. Мэр остановился, глянул на дверь, за ручку которой продолжал держаться, затем на меня. Тяжело вздохнул и спросил: — Давно в себя пришли, госпожа ведьма? — Не очень, господин мэр, — натягивая белую простыню повыше, почему-то смущенно ответила ему. — И многое вы за «не очень» успели услышать, госпожа ведьма? — Он тоже смотрел куда-то в сторону, избегая взглянуть на меня. Решила не отвечать и потому попыталась спросить: — А что с… — Ваша коллега находится у лекаря. В себя уже пришла, спрашивала о вас. Ваш тигр вместе с остальными составными частями «расчлененной девственницы» ужинают, Дохрай заверил, что мяса в лавке достаточно. Еще вопросы? После такого мне оставалось спросить еще только об одном. — Господин мэр, — подняла голову, взглянула в карие глаза ловца, — а что я делаю в вашей постели? Выдержав мой взгляд, он задал встречный вопрос: — Вас следовало оставить лежать на полу, госпожа Герминштейн? Или, быть может, вы предпочитаете постель белого мага?! Второй вопрос был задан несколько зло. — Нет, — поспешно ответила я, — ваша меня устраивает в гораздо большей степени! Мэр взял и улыбнулся. И как-то он так улыбнулся, светло, искренне, открыто, что я дышать перестала. И так, не дыша, смотрю во все глаза на улыбающегося мэра, у которого от улыбки даже глаза как-то засверкали, а может, дело в том, что в окно били лучи заходящего солнца, и он весь в ореоле лучей был, и как-то… Отвернулась, головой тряхнула, прогоняя наваждение, задышала… не поняла, что происходит! Стремительно повернувшись, снова посмотрела на мэра — мэр как мэр, да в лучах солнца, но так весь как прежде, и да — уже не улыбается, а смотрит очень встревоженно. — Госпожа ведьма, вам нехорошо? Нет, так, в общем, я себя очень хорошо чувствовала, что крайне странно. Вот только взгляд мечется по комнате, старательно избегая смотреть на некоторых. И так как смотрела я повсюду, увидела пузырек черного цвета на столике рядом. Не задумываясь потянулась, схватила, разглядела знак аркана и поняла, что это из арсенала ловцов. — Восстанавливающее зелье, разработка нашей госслужбы, — произнес ловец. — И что вы с ним делали? — испуганно спросила я. — Влил в вас, — несколько раздраженно ответил мэр. — Вы же себя хорошо чувствуете, не так ли? Сначала пожала плечами, потом неуверенно кивнула… И вспомнила, как распахнулась дверь в подвал лавки Люсинды. Удивленно посмотрела на господина градоправителя, не выдержав, спросила: — Так это вы взломали защиту Хархема? Проигнорировав вопрос, мэр произнес: — Раздевал вас не я, а госпожа Торникай. Здесь оставил по причине необходимости контроля — я не был уверен, что влил в вас достаточно. Ужин вам сейчас принесут. В постели проведете еще час, после можете вставать. Подняла правую руку, щелкнула пальцами — магия отозвалась, вспыхнув зеленым огоньком над ладонью. — Лежать, — безапелляционно повторил мэр, — еще час по инструкции. Без возражений. Возражений и не было, но сев на постели и обняв колени, я с запоздалым изумлением поняла: — Вы и защиту демона вскрыли! — Я — ловец, — холодно напомнили мне. И добавили: — Не из рядовых. Еще вопросы? Вопросов было много, но вспомнив сказанное про ужин, я уточнила: — А еду готовили для меня или для вас? Лицо у мэра окаменело. — Нет, спасибо, я тогда дома поем, — откидываясь на подушки, решила черная ведьма. — Чудовище, — пробормотал жертва моих зелий. — Что? — вскинулась я. Ничего не пояснив, мэр прошел к окну, остановился, заложив руки за спину и вглядываясь в горизонт, а затем сообщил: — Ваша коллега ничего не помнит, абсолютно. Приподнявшись на руке, удивленно смотрю на мэра. Он, не оборачиваясь, продолжил: — Ее пили. Основательно и жадно, снизив магический уровень раза в три и укоротив жизнь более чем на десять лет. У меня похолодели ладони. — Мэтр Октарион отметил, что ведьма не сопротивлялась, что и стало причиной столь стремительной потери сил. Полуповорот, взгляд на меня и вопрос: — У вас есть предположения, куда могла отправиться ваша коллега? — Точнее, к кому. — Я села, поправила подушку и, устроившись удобнее, произнесла: — Люсинда получила уведомление от ордена… — Говорить об этом оказалось очень сложно, но я почему-то продолжила: — Я мало знаю, что такое наложение печати, мы не учили ничего подобного, но насколько я понимаю, в уведомлении речь шла именно об этом. Люсинда пришла в ярость, разгромила все в лавке, затем собралась и ушла, намереваясь вернуться в течение нескольких часов. Мэр помолчал, затем веско добавил: — Черная ведьма отправилась к тому, кому доверяла, раз ею не было взято ни единого амулета защиты. Приподняв брови, удивленно спросила: — Откуда вы знаете? — Провел обыск, — последовал немногословный ответ. И столь же скупое пояснение: — Все амулеты защиты оставались в сундуке. Не поверив собственным ушам, благоговейным шепотом спросила: — Вы открыли ведьминский сундук?! Господин мэр судорожно выдохнул и прошипел: — Госпожа Герминштейн, уясните уже раз и навсегда, что я… Не дослушав, подскочила на постели и жадно спросила: — А с моим договориться сможете? Ловец застыл с приоткрытым ртом. — А то он мне конспект по запрещенным ритуалам до сих пор не выдает, — объяснила воодушевившаяся черная ведьма. — А он мне очень-очень необходим, и вообще сундук бесит! Мэр гулко сглотнул. Затем отвернулся к окну и выдал: — Полностью поддерживаю ваш сундук в стремлении оградить вас от необдуманных и опасных действий. — В смысле? — не поняла я. — В смысле вскрывать не буду, — сообщил наглая морда. Охамел! Определенно, хамство в чистейшем виде! Да как он… да как я… да… Открылась дверь, пропуская телеса господина Нтаке, который толкал перед собой маленький столик на колесиках, заставленный блюдами под крышкой. Мэр повернулся, хмуро глянул на своего нового повара и меланхолично сообщил: — А госпожа ведьма есть отказывается, демонстрируя явное неуважение к зельям собственного приготовления. Господин Нтаке, у которого одних только дочерей насчитывалось девять, а племянниц и вовсе более двадцати было, глянул на меня и, замотав отрицательно головой, с горячностью заверил: — Нет-нет, вы что, для вас, госпожа ведьма, все отдельно гото… И тут до повара дошло. Господин Нтаке побледнел, покраснел, снова отрицательно покачал головой, бросил испуганный взгляд на мэра, затем просительный на меня, я же радостно заявила: — Тогда я с удовольствием поем! Катите столик ближе. Выругавшись сквозь зубы, градоначальник прошипел: — И для меня приборы принесите, будьте столь любезны, господин Нтаке. Повар мгновенно ретировался, я же с грустью заметила: — Вечно вы меня объедаете, господин мэр. Он не ответил. Удивленная этим, посмотрела на ловца и поняла, что все время с момента ухода повара мэр стоял и смотрел на меня. Странно смотрел. Так, словно это я, а не он, была озарена ореолом лучей заходящего солнца. Но я же не была… а он был… и в свете лучей казался каким-то нереальным… И почему-то вспомнился тот сон, где мэр меня целует, а не в изготовлении приворотных зелий обвиняет, а я его обнимаю, а вовсе не мстительным планам предаюсь, и птицы так оглушительно поют, и… В окно постучали. Вздрогнув, тряхнула головой, прогоняя наваждение, повернулась к окну, которое было рядом с кроватью, а не к тому, у которого мэр стоял, и увидела ворону. Черную, встрепанную, с зеленоватыми глазами, что свидетельствовало о наличии подавляющего волю заклинания. Щелкнув пальцами, открыла створки, ворона влетела, уронила свиток послания мне на руки и вылетела, освобожденная от подчиняющей магии. Я же, не стесняясь присутствия ловца, развернула свиток и принялась читать: «Дорогая доченька, — было выведено кривым маминым почерком, — в столице все неспокойно, что в очередной раз заставляет меня порадоваться твоему нахождению в глухой и непролазной лесной глуши. Вот только как честная черная ведьма вынуждена сообщить, что последнее твое письмо посеяло в душе моей значительные сомнения в том, что дочь моя действительно в чаще лесной обретается! » Ой, Тьма. — Плохие новости? — Мэр продолжал стоять у своего окна, но при этом почему-то меня пристально разглядывал. — Мама, — прошипела я. — А, проблемы отцов и детей, — улыбнулся мэр. — Матерей и дочерей, — поправила я. — Отец у меня мировой мужик, с ним трудностей в общении не возникает. И надо бы читать дальше, а как-то уже и не хочется… — Удивительно, — задумчиво произнес господин Вегард, — вы первая на моей памяти, кто назвал белого мага «мировой мужик». Недоуменно глянув на мэра, внесла поправку: — Мой отец не белый маг, он нормальный, вменяемый, самый лучший на свете и замечательный папа. Настала очередь господина Вегарда недоумевать. Но его недоумение, едва я вновь приступила к чтению, вылилось в вопрос: — Ваш отец смертный? Хмуро глянув на мешающую мне читать морду, прошипела: — Очень не советую оскорблять моего папу! Он обычный, нормальный, не маг, на этом все! И я снова начала читать: «Доченька, просто прими к сведению — если ты, паразитка мелкая, не в лесной чаще обретаешься, я тебе такую „скучную жизнь“ устрою — мало не покажется! » Ну вот началось, лучше бы вовсе ничего не писала, теперь же заставит папу пяток медведей домой приволочь, и всех на мои поиски отправит… Тьма! А тут еще и мэр, со своим: — То есть ваш отец не белый маг?! Скривившись, хмуро посмотрела на него и раздраженно произнесла: — Господин мэр, черные ведьмы рождаются исключительно от белых магов, это установленный магической наукой и не подвергающийся сомнениям факт. Еще вопросы?! Собственно последнее я произнесла таким тоном, чтобы всяческое желание что-либо спрашивать у мэра отпало напрочь, но он почему-то спросил: — Так значит, зачаты вы были от белого мага, так? — Естественно! — разъяренно прошипела я. Поморщившись, ловец неожиданно задал вконец странный вопрос: — А вы со своим настоящим отцом знакомы? Приподняв бровь, скептически смотрю на мэра. Мэр на меня. Я на мэра. Мэр на меня, своими породистыми карими глазами насыщенного кофейного цвета… О чем вопрос был?! Открылась дверь, вошел господин Нтаке, бочком протиснулся к столику, осторожно поставил приборы и тарелку, торопливо вышел… Мы с господином мэром продолжали смотреть друг на друга. А потом я вспомнила, о чем был вопрос! Нахмурилась и, вернувшись к чтению, холодно ответила: — Мне известно его имя и местонахождение, если вы об этом. И вот заткнуться бы ему, но Вегард взял и спросил: — А вашему отцу известно о вашем существовании? Все, достал! Окончательно! — Слушайте, вы, — прошипела взбешенная ведьма, — кандидат на стремительный отъезд из города, менее всего я расположена делиться с вами… — Прошу прощения, если мой вопрос вас чем-то задел или обидел, — перебил мэр. — Я искренне не хотел вас расстраивать, госпожа ведьма. Вернулась к письму, поняла, что не могу прочесть ни строчки, посидела, пытаясь все же вчитаться, и непонятно почему ответила: — Да, тот белый маг обо мне узнал, когда приезжал на инспекцию в магистериум. Но общения не вышло… с отцом. А вот с дедушкой и двоюродным дедушкой я была очень близка. — Случаем, не дедушка вам оставил лавку аптекаря? Хмуро глянув на мэра, ответила: — Нет. С этим дедушкой, Гэбриэлом я знакома не была… или, может, не помню. Дедушка Аримарх на выходные, так, чтобы мама и… маг не узнали, забирал меня к себе в городской особняк, у него имелось двое родных братьев и шесть двоюродных, я была маленькая, а когда подросла, дедушка умер. За год до окончания магистериума получила наследство от одного из его двоюродных братьев. Я не стала говорить о том, что ни родители, ни… тот белый маг о подарке от аптекаря из Бриджуотера не знают. Мне хватило ума сохранить в тайне этот билет во взрослую и независимую жизнь. Мэр молчал некоторое время, а затем произнес: — Теперь я понимаю, почему вы наотрез отказались покидать лавку. Подняла на него вопросительный взгляд. — Из природной черноведьминской вредности, — улыбнулся он. Улыбнулась в ответ. Неожиданно на душе стало тепло, словно я дома с родителями. Вернувшись к письму, продолжила чтение. «Мне не понравился твой вопрос, Телль, но я постараюсь ответить честно, как и всегда». Потому и спросила — точно знала, что получу полный и всеобъемлющий ответ. Так и вышло: «Все дело в силе, Телль, точнее в том, чей источник сильнее, а сила ведьм растет с возрастом. Именно поэтому о рождении дочери следует думать к сорока, и не ранее. Но даже в сорок-сорок пять следует быть осторожной и вести охоту на белого мага в строгом соответствии с регламентом. Черные ведьмы — дети случая, страсти, рожденные на грани риска, когда предмет охоты — маг». Сев удобнее, продолжила напряженно читать: «Вероятно, на дочь тебя уговаривает твой Гернаримарнахр, но я категорически против, Телль. В твоем возрасте о детях думать рано, сама еще ребенок, и небезопасно в том случае, если маг попадется значительно старше по возрасту и не рядовой. Попробую объяснить — черный источник четко влияет на пол ребенка, но в случае, когда белый сильнее, рождаются девочки, да, вот только есть вероятность, что рожденная будет белой. Небольшая вероятность, но есть. Однако существует и опасность — белые маги из ордена. Никогда… я повторюсь, никогда, Телль, не связывайся с теми, кто способен поглотить черный источник». Затаив дыхание, продолжила чтение: «Служители ордена не так давно получили поддержку власти и редко когда интересуются черными ведьмами, но мне известны по меньшей мере два случая насильственного брака между белым магом и ведьмой. Тут предмет охоты — ведьма, результат — рождение белых магинь, и только белых магинь, черный источник едва ли остается в крови черной, но на пол детей влияет. А вот дальше все совсем грустно, Телль, ведь если рожденная черной ведьмой дочь принадлежит матери, то белая магиня остается в полной собственности отца и становится предметом безобразного торга и замуж их не отдают — продают без согласия. Такого ни одна мать своему ребенку не пожелает, тем более черная ведьма». Невольно вспомнила госпожу Анарайн — а судьба-то у белой магини была не дай Тьма! После вспомнились слова мэтра Октариона: «Потому что мне очень хочется подержать на руках нашу с тобой дочь, Аэтелль, и не одну». Пальцы похолодели. В памяти всплыла и еще одна фразочка белого: «Госпожа Герминштейн, знаете, кто гораздо более настойчив, чем черные ведьмы? » и продолжение: «Белые маги». Рожа все знал! Знал с самого начала, когда безошибочно определил мой возраст. И совершенно точно понял, что ни я о чем не знаю, когда мы заговорили об ордене. Меня собирались использовать втемную! Просто взять и использовать! Меня! — Воды дать? — поинтересовался мэр, продолжающий все так же с явным интересом наблюдать за мной. И так как я ничего не ответила, спросил: — Плохие известия из дома? Отрицательно покачала головой, читая дальше: «Будь осторожна, Телль, и меньше слушай Гернаримарнахра, рано тебе еще даже думать о посте одной из верховных ведьм, рано! Набирайся опыта, учись, не забудь, что семь томов черного гримуара вам на выпускном не просто так выдали, и не высовывайся! Люблю, скучаю, береги себя, не простывай и не отходи далеко от источника. Мама». Постскриптум: «Доченька, будь осторожна, нехорошие дела в королевстве творятся. Держись подальше от южных городов — Теанра, Бриджуотера, Бермингема, туда ловцов отправили, ищут вражеских магов. Как и мама, искренне надеюсь на твое благоразумие, но если что, смело показывай свое свидетельство о рождении — не забывай, тот факт, что твой папа королевский ловчий, как минимум убережет от казни, а по факту никто из госслужб и тронуть не посмеет. В крайнем случае под конвоем отправят в столицу для разбирательства, а тут есть я. Будь умничкой. Папа». Дочитав, еще дважды перечитала написанное отцом. Просто информация от мамы вся доступная и понятная, а вот папино сообщение завязано на политике, а я как истинная черная плевать хотела на всю политику до… до определенных обстоятельств, то есть пока это лично меня не касается. Сейчас коснулось. Задумчиво свернула послание, попыталась сунуть в карман — обнаружила, что карман далеко, в мантии. Притянула одеяние магией, сунула послание, вернула мантию на стул, откинулась на подушки, раздумывая над ситуацией. Напрягает. Вся ситуация в целом и посягательства беломагической рожи в частности. Ко всему прочему дочка мне все-таки нужна… К слову, и Зигфрид очень даже не плох… — У вас интересное выражение лица, госпожа ведьма, — неожиданно произнес мэр. — Это какое? — заинтересовалась я. — Задумчиво-брезгливое, — сообщил он. — Ничего удивительного, белые маги у нас, черных ведьм, практически всегда вызывают чувство брезгливости, — тяжелый вздох удержать не удалось. — Что-то я не заметил подобных эмоций в тот момент, когда вы выскочили из лавки в регламентировано-развратном наряде, госпожа ведьма, — ехидно подметил мэр. — Азарт охоты превалировал, — парировала я. — Согласитесь, есть разница между рыбалкой и покупкой той же рыбы на рынке. — Никогда не покупал рыбу, — сообщил ловец. — Рыбалка в сотни раз увлекательнее, — оповестила я. И снова задумалась. Нет, теоретически я вполне могу заманить Зигфрида к себе и сделать все по регламенту… Да и не только теоретически, полагаю, и на практике это особого труда не составит. — Не могу понять, — господин мэр подошел к столику, взяв стул, сел, — если одна только мысль о белом маге вызывает у вас столь явное неприятие, зачем же вся эта беготня с… регламентом? Присаживайтесь ближе. У меня лично аппетита не присутствовало, и потому я осталась полулежать, сложив руки на груди и не выказывая желания присоединиться к трапезе, но ответить почему-то потрудилась: — С рождением дочери сила черной ведьмы увеличивается вдвое. — И тут же уточнила: — В смысле когда черная ведьма рождается. Мэр, разложив салфетку на коленях, поинтересовался: — А когда не черная ведьма? — Ведьма слабеет, — нехотя ответила я. Вновь вспомнился мэтр Октарион, его слова и чрезмерная настойчивость белого мага. Передернуло. — Госпожа ведьма, вам следует поесть, — вернул к действительности Вегард. Подозрительно прищурившись, поинтересовалась: — А с чего это вы обо мне так заботитесь, господин мэр? Не глядя на меня, ловец снял крышки с блюд, внимательно осмотрел открывшееся взору, положил себе в тарелку несколько котлет под томатно-чесночным соусом, отрезал ломоть хлеба и, все так же не одарив черную ведьму и взглядом, произнес: — По той простой причине, что, несмотря на весь свой отвратительный, зловредный, непостижимый и пакостный характер, вы лучшее, что случилось с этим городом до моего прибытия. Изумленно посмотрела на мэра, он продолжил: — Вас не просто любят — оберегают местные жители. И, — карие глаза все же соизволили взглянуть на меня, — сейчас у вас проснется дикий голод, собственно, поэтому я и распорядился принести так много еды. В моем взгляде теперь было не только изумление, но ко всему прочему еще и недоверие… а потому я схватила пузырек с зельем, открыла, набрала капельку на ноготь, щелкнула пальцами и магией разделила состав на составные части… Список тут же возник призрачным свитком, но еще до того, как успела дочитать, на всю спальню раздалось совершенно беспардонное урчание моего желудка… — Я предупреждал, — меланхолично произнес ловец. И сделал нечто — протянул мне тарелку с котлетами, которые, оказывается, для меня туда положил и даже водрузил сверху отрезанный ломоть хлеба. И это было так… так… даже не бесило ни капельки! И я потянулась, взяла тарелку, и хлеб, и вилку, что он протянул следом, и, устроив блюдо на коленях, принялась есть, отчего-то все продолжая и продолжая улыбаться. А мэр взял себе мою тарелку и тоже приступил к ужину. А там внизу у стен мэрии шумел народ, разыгрывался оркестр, слышались крики распорядителей… А тут было тихо, и мы просто ели. Удивительно так. А потом кто-то заорал: «Шакалы»… Этот вопль мне что-то смутно напомнил, вот только никак не пойму что. «Волкоголовые! » — еще один истеричный вопль. Перестав есть, мэр прислушался и вскоре произнес: — Необычно. Встал, прошел к окну, застыл. А я ем. Глава Бриджуотера медленно повернулся и сурово посмотрел на меня. Все еще ем, очень сосредоточенно, и вообще не надо отвлекать от еды оголодавшую черную ведьму. Господин Вегард развернулся всем телом, сложил руки на груди и теперь очень возмущенно смотрел на меня. Прожевала, сглотнула и нехотя уточнила: — Четырнадцать? Мэр кивнул. — Сами виноваты, — вынесла вердикт голодная я. И вот тут Вегард потряс меня до глубины души! Точнее, не сразу, для начала он задал вопрос: — Те, кто напал на хозяев таверны «Два пескаря»? Молча кивнула. Пожав плечами, ловец вернулся за стол, вновь приступил к ужину, а на мой удивленный взгляд пояснил: — Сами виноваты. Несколько минут, забыв про адский голод, я потрясенно смотрела на мэра и в конце концов сдавленно спросила: — И это все? — Нет, — прожевав, ответил он, — помимо этого, ущерб таверне и ее хозяевам будет возмещен из их жалования, ко всему прочему всех участников противоправных действий ожидает наказание палками. В этот миг я поняла, что этот мужик мне определенно нравится! Нет, не без недостатков, конечно, мужик, но… — Ладно, господин мэр, чемоданы можете распаковывать, — милостиво дозволила я. Мэр усмехнулся и сделал ответный жест: — Уговорили, госпожа ведьма, можете не переезжать. Мы переглянулись. Не знаю почему, но глаза опустила первая, и вообще хорошо, что белила на щеках, потому что кто-то покраснел. Из-под ресниц посмотрела на мэра — он сурово ел. Кажется, мы подружимся. Нет, с прежним мэром мы тоже в итоге сдружились, но он все больше при виде меня вздрагивал, бледнел и держался подобострастно, а этот весь с достоинством, даже смотреть приятно. — Могу я задать еще один мучающий меня вопрос, госпожа ведьма? — оторвавшись от ужина, спросил новый градоначальник. — Конечно, господин мэр, — мне даже интересно стало, что ж его так мучает. Улыбнувшись, выдал: — Зачем вам потребовалось это сожжение? И это его мучило? Странно. Честно ответила: — Какой солдат не мечтает стать генералом. Взгляд карих глаз мэра выразил удивление, смешанное с недоумением. — Чтобы стать верховной ведьмой, — несколько раздраженно пояснила я. — Вообще стать верховной розовая мечта каждой черной ведьмы, а для этого требуется набрать и определенное количество сожжений, причем священник каждый раз должен быть разный и… Там много особенностей в регламенте. — Да уж, — потрясенно выговорил Вегард. — Господин мэр, — укоризненно посмотрела на него, — только не говорите, что вы никогда не мечтали сделать карьеру. Он повел плечом, после посмотрел в сторону окна и как-то совершенно не весело произнес: — Я сделал. С нескрываемым недоверием переспросила: — Пост мэра?! Как-то совершенно не весело усмехнувшись, он не ответил и вернулся к ужину. Черная ведьма решила, что ей это неинтересно, и тоже начала есть. И мы уже почти все доели, как приоткрылась дверь, что примечательно, без стука, в щель втиснулась голова госпожи Торникай, и женщина громким шепотом поинтересовалась: — Госпожа ведьма, а это… там это… вы скоро? Вместо ответа я посмотрела на господина мэра. Тот достал часы, глянул на них и сообщил: — Еще четверть часа. Я развела руками, мол, вы все слышали. — Ага, — кивнула головой госпожа Торникай. — А второе зелье, которым офицерам гарнизона жизнь портить будем, тоже готово? — Естественно, — с самым коварным видом заверила черная ведьма. Мэр, вернувшийся к еде, чуть не подавился. — Ждем, — обрадовалась госпожа Торникай и закрыла дверь. А Вегард, укоризненно глядя на меня, разъяренно выговорил: — Госпожа ведьма! — Да-да, господин мэр? — с энтузиазмом переспросила я. И тут я подумала вот о чем — а как это он так быстро по городу перемещался? Просто пешком вряд ли, а на лошадях никак. Соответственно, я и спросила: — Как вы так быстро оказались у лавки Люсинды? У мэра дернулось веко, но мужик мужественно ответил: — Мулы. — Что? — Я чуть тарелку не выронила. Медленно выдохнув, мне с нескрываемым раздражением объяснили: — Мулы, госпожа ведьма, на запах вашего зелья не реагируют. — И даже взял и добавил: — Альтернатива есть всегда, нужно лишь найти. И раз уж мне не удалось договориться с вами, даром открыл виски, я нашел иной вариант. Да, он определенно вызывал уважение. Умен… — К слову, — продолжил, — одна маленькая деталь привлекла мое внимание — и в доме госпожи Мадины Моргенштейн, и в доме господи Люсинды Хендериш имелись одинаковые по размеру, внешнему виду и параметрам массивные котлы. Про умен беру свои слова обратно. — Господин мэр, — я слегка поморщилась, — мы черные ведьмы, нам по регламенту положено иметь один большой котел для масштабных заклинаний. Мэр кивнул, усмехнулся, заметив мой полный скепсиса по поводу его умственных способностей взгляд, и спросил: — А трещина на этом котле, совершенно идентичная в обоих случаях, также регламентирована?! Я замерла. Прикусила губу. Переставила тарелку на столик, села, сложив руки на груди. Губы, кажется, искусала — дурацкая привычка с детства. Потом пришла очередь ногтей, да, тоже иногда грызть нервически начинаю, потом… — Я осмотрел оба, — продолжил ловец. — Вероятно, не обратил бы внимания, но в доме госпожи Моргенштейн это был единственный предмет, не подвергшийся стремительному разрушению, что и дало возможность его всестороннего изучения. Кстати, почему котел не саморазрушился, как дом и все остальное? Мне очень не хотелось сейчас что-либо говорить, хотелось закрыться дома, посидеть в тишине, подумать, но… но я ответила: — Потому что эта вещь была подарена Мадине в день ее приезда в Бриджуотер. Я перестала грызть ногти, обняла колени руками. — И я так понимаю, — продолжил мэр, — точно такой же котел был подарен и вам, и госпоже Хендериш? Про Люсинду я не знала. Мы, черные ведьмы, между собой особо не общаемся, просто так вышло, что как-то раз я была у Мадины, и та спросила, у кого я буду котел заказывать, а я рассказала, что мне его уже подарили. Мы тогда очень удивились, потому что Мадине его тоже… подарили. Только на сорок лет раньше, но в целом такой же. — Еще вопрос, — мэр внимательно смотрел на меня, — я так понимаю, что со смертью ведьмы самоуничтожаются все ее вещи, а ведь среди них есть и подарки от магистериума, и от родственниц. То есть обращается в прах вся собственность ведьмы. Почему же тогда не стал пеплом теоретически принадлежащий госпоже Моргенштейн котел? Вопрос по существу! Действительно, ведь подарок переходит в собственность того, кому был подарен, а котел — он остался полностью не тронут тленом, за исключением трещины… — Так откуда у вас котел? — продолжил с расспросами ловец. Ответила я не сразу. Несколько секунд собиралась с мыслями, потом все же произнесла: — Грехен слишком стара, чтобы быть к этому причастной. Ловец улыбнулся. Это была очень снисходительная улыбка, и смотрел он на меня как на несмышленыша неопытного, а я черная ведьма, со мной так нельзя! Но прежде чем я успела сказать хоть что-то, он встал, каким-то плавным, завораживающим движением, и… начал раздеваться. Действительно раздеваться, пристально глядя на меня и расстегивая пуговицу за пуговицей. И все мое возмущение отступило, заинтригованное до крайности поведением этой, насколько я успела заметить, вполне целомудренной морды. Целомудренная морда вдруг остановился, нахмурился и произнес: — Если вы ждете, что я полностью разденусь, вынужден вас разочаровать — я не белый маг. — Конечно, вы не белый маг, — с энтузиазмом согласилась черная ведьма, — у них мускулатуры поболее будет. И да — мне крайне интересно, с чего вдруг у вас приступ обнажения наступил. Скажу откровенно — я заинтригована. Подняв глаза вверх, мэр некоторое время изучал потолок, после все же расстегнул еще две пуговки, дернул край рубашки, открывая глубокий белый рубец, заметный даже под черной порослью на груди, и произнес: — Единственный маг, который сумел достать меня и едва не отправил в преисподнюю, был ужасно, невообразимо стар и, казалось, рассыплется на ходу. Внешность обманчива, госпожа Герминштейн, и нет ничего опаснее старого, а соответственно, крайне опытного мага! И мэр взялся ожесточенно застегиваться. Жаль, мне понравилось. Но было бы глупо с моей стороны не заметить: — Ничего опаснее старого мага, но не старой ведьмы. — Сев удобнее, продолжила свою мысль: — Грехен не имеет дочери, ко всему прочему она не стала верховной, соответственно, после семидесяти пяти лет ее сила начала клониться к закату. Да и она едва ходит, господин мэр! И тут с площади донесся чей-то оскорбленный вопль: — Ведьма! Урою! То есть это мне было. Ну никакого уважения к черной магии от этих новоприбывших, утомляет даже. Подняла руку, щелкнула пальцами… зеленый огонек, сорвавшись, метнулся в раскрывшееся окошко, на площади стало тихо. Мэр вопросительно посмотрел на меня, я с улыбкой на него. — Мелочи, — заверила черная ведьма. Просто теперь у одного из солдат, устроивших бесчинство в таверне «Два пескаря», помимо шакальей головы, еще и козлиное тело. Думаю, остальные впечатлятся. Так и вышло, потому что вскоре раздался удаляющийся дружный и дробный стук подков по камням, которыми была выстлана площадь. И вслед за этим жалобное блеяние одинокого козлика. Сжалившись, снова щелкнула пальцами… — Спасибо, уважаемая госпожа ведьма, — раздался все тот же голос, после чего за улепетывающим отрядом помчался и этот, вернувший свое тело, но не голову, солдат. Глядя на меня, господин мэр неодобрительно покачал головой. — У меня репутация, ее нужно поддерживать, — насупилась я. Ничего не сказав на это, ловец продолжил: — Полагаю, убийца все же ваша престарелая Грехен, об этом я и сообщу мэтру Октариону. — Не она точно, — заверила я. — Вы путаете магов с ведьмами, господин мэр. Усмехнувшись, ловец произнес: — Я редко ошибаюсь, госпожа ведьма. На моей памяти это происходило лишь дважды — первый случай оставил мне глубокий шрам на груди, второй… — Он усмехнулся. — Собственно, вы и есть второй случай. Мне даже как-то лестно стало. Не удивительно, что заулыбалась вся. Но уже в следующий миг моя улыбка померкла — потому как распахнулась дверь, пропуская сначала госпожу Анарайн, а следом белого мага! И разом накатило очень знакомое ощущение — бесят! Все бесит! И белая магианна, на которой и следа от моровой язвы не осталось, что она и демонстрировала голыми руками, откровенным декольте до самого украшенного сверкающим камешком пупа и открытыми высокой прической плечами, и белый маг — в смокинге черного цвета. Чего он вообще черное нацепил?! А больше всего бесит то, что мэр, обернувшись и узрев белую магиану, напрочь лишился дара речи… Вот именно это почему-то разозлило окончательно! Но все только начиналось… Шаг, при котором стало ясно, что на магианне три прозрачные юбки, отчего ноги смутно, но просматривались, и госпожа Анарайн сладко пропела: — Телль, дорогая, как ты себя чувствуешь? Мы так волновались о тебе, Телленька. Сейчас кого-то стошнит. Меня. — Ах, дорогая, — белая неспешно приближалась, окутывая всю спальню мэра облаком сладких, приторных, жутко стойких духов, — что это за столь нетипичное для черных стремление рисковать своей жизнью ради спасения совершенно посторонней тебе ведьмы? Чем ты только думала, маленькая? У меня задергался глаз… основательно. А самое отвратительное — мэр подскочил со стула, пододвинул его белой и произнес: — Прошу вас, госпожа Анарайн. — Ах, вы так любезны, — пропела магианна. Уже тошнит! Настолько тошнит, что в голове потемнело! — Все, с меня хватит! — прорычала взбешенная черная ведьма. — Слушай ты, белая!.. — Да-да, маленькая? — Магианна подалась ко мне, глядя как на самого любимого больного и от того дико капризного ребенка. — Ты чего-нибудь хочешь, Теллечка? Ты только скажи, я все-все тебе принесу. В глазах искренность и сочувствие, в каждом жесте забота, на лице даже не маска, я бы притворство поняла, но нет, обо мне правда беспокоились! И второй глаз задергался тоже! — Элим, не наседай, ты же знаешь, что черные подобного не приемлют, — осадил сестру маг. А эта белая, которая хуже любой черной, сладко так: — Но, дорогой, Теллечка ведь не совсем черная, ты же знаешь, и вообще я не понимаю этого «белая»-«черная» среди родственников. А мы ведь уже почти семья. Молча вскинула руку, щелкнула пальцами. Несколько искр сорвавшись с кончиков ногтей, метнулись к мантии и вмиг приволокли ее ко мне. Так же молча, не вставая с постели, оделась. Потом решительно встала. — Госпожа ведьма, еще три… — начал было Вегард. Умолк под моим очень недобрым взглядом. С кровати я сошла как с пьедестала, поискала туфли взглядом, обнаружила, придерживая край тяжелой мантии, обулась, после чего, совершенно игнорируя и мэра, и белую магианну, вплотную подошла к мэтру Октариону. Остановилась, запрокинув голову и с ненавистью глядя в его голубые глаза. — Зачем ты так? — тихо спросил напряженный Арвейн. И хватает же совести у некоторых! Пристально глядя на беломагическую рожу, тихо, но отчетливо произнесла: — Слушай внимательно, белый, я повторять дважды не буду — не становись на моем пути. Голубые глаза мага медленно сузились, лицо окаменело, оно и неудивительно, редко кому черная ведьма бросает клятву ненависти. У нас все просто — мы не угрожаем, мы говорим: «Не становись на моем пути». И этого достаточно, чтобы враг понял — игр не будет, уступок не будет, будет схватка не на жизнь, а на смерть. — Телль!.. — испуганно вскрикнула белая магиня. Надо же, все поняла, значит, не безнадежна. Впрочем, какая мне разница, поняла или нет, мой враг не она. — Надо же, — продолжая пристально смотреть в мои глаза, произнес мэтр Октарион, — ты еще более наивна и благородна, чем я думал, Телль. Молча вскинула бровь. — Не понимаешь? — усмехнулся белый. Не отреагировала. Маг растянул губы в улыбке, хмыкнул, затем, чуть наклонившись, выдохнул мне в лицо: — Мы больше не будем играть по твоим нелепым правилам, ведьмочка. Промолчала, чувствуя, как внутри загорается ярость. — В этом больше нет смысла, — продолжил Арвейн и добавил, указав взглядом на карман с письмом от родителей, — раз уж ты все знаешь. Над площадью прогремел гром. Вспыхнув зеленью, в фонтан ударила молния. — Ты родишь мне много, очень много дочерей, Аэтелль. — Маг пристально смотрел в мои злющие глаза. — Белых. Все карты на стол, значит. Черная ведьма прищурилась, затем медленно растянула губы в улыбке и с нескрываемым коварством ответила: — Дочь у меня непременно будет, здесь ведь сто-о-о-оль обширный выбор белых магов… Арвейн выпрямился. Взгляд его похолодел, лицо окаменело, и хриплым голосом маг произнес: — И не мечтай, Телль! Плавно обошла белого. Даже колдовать не стала, незачем. И настроение значительно улучшилось, едва в покинутой мною спальне раздался голос мэра: — Полагаю, теперь вы не рискнете утверждать, что госпожа Герминштейн согласна вступить с вами в брачный союз, мэтр Октарион. И все было бы просто замечательно, если бы не белая магиня! — Ах, господин Вегард, — защебетала она, — от ненависти до любви — сценарий развития всех отношений между черной ведьмой и белым магом, а я, поверьте, знаю не одну такую пару. Все, Элим, это война! С этими мыслями черная ведьма покинула мэрию, планируя испортить вечер… откровенно говоря, практически всем! Нет, ну всем, кроме жителей Бриджуотера, они-то ни в чем не виноваты и даже не особо бесят в последнее время. И потому, увидев толпу ожидающих и незамужних перед лавкой, я широко им улыбнулась, молча прошла, поднялась на три ступеньки, развернулась к затаившим дыхание и… И решила не скрывать правду от народа. — Уважаемые девы Бриджуотера и… — тут я заметила телеса госпожи Торникай, — и их еще более уважаемые матери. Мне внимали очень внимательно. — Там, — я указала на мэрию, — находится полуголая и очень на все готовая белая магиня, видели ее? Девы, дамы и девицы уныло кивнули. То есть видели и с чем придется конкурировать, они в курсе. — Красивая, да? — мрачно спросила я. Кивнули еще более уныло. И тут девица Уннис, бледная, тоненькая как былинка, очень набожная и церковь ежедневно посещающая, огорошила всех кровожадным: — А давайте ее убьем! Предложение неожиданно нашло отклик во всех сердцах, кроме черноведьминского. В смысле все с надеждой посмотрели на меня, но я-то была против. — Не, — ответила уверенно, — кровью испачкаетесь, настроение испортится, и весь бал кикиморе под хвост пойдет. Пригорюнились окончательно. И вот тогда я выложила свой козырь: — Врага нужно бить его же оружием, уважаемые. Стоим здесь, ждем, а я гарантирую — каждая будет гораздо привлекательнее магианны Анарайн, слово черной ведьмы. Присутствующие затаили дыхание. А я, мстительно глядя на мэрию, очень недобро протянула: — Я вам устрою… рожи беломагические. И развернувшись, вошла в лавку. * * *
|