Annotation 12 страница

 Мы проехали до конца города, слезли у заброшенной церкви, потому что напрямую через заросший парк было быстрее, чем проезжать еще два квартала, и, заплатив извозчику, им был мой старый знакомый господин Бран, я спрыгнула на траву первая. Люсинда, кряхтя, сошла следом, она после попытки убийства вообще слабенькая стала, и тут извозчик вдруг сказал: — А знаете, госпожа ведьма, не дает мне покоя один момент. — Какой момент, господин Бран? — придерживая и корзинку, и дверцу, чтобы Люсинде было удобнее спускаться, спросила я. — Да помните, вы все про госпожу Мадину расспрашивали? — Он почесал висок рукояткой кнута. Я кивнула. — Ну так не ездила она в богатую часть города, — протянул извозчик. Не совсем поняла, о чем он, поэтому продолжила стоять и вопросительно смотреть. — И это, — господин Бран поправил шапку, — госпожа Люсинда тоже никогда туда извозчиков не нанимала, только вы. Понимаете, госпожа Аэтелль, вы вежливая и сдержанная, от того богатеи вас и нанимали, а так все к лекарям… Закрыв дверцу двуколки, я поудобнее перехватила корзинку и напомнила: — Мадину там убили, в особняке Амански. — Это-то я знаю, — отмахнулся извозчик. — Все знают, только вот сколько мы с мужиками дело это ни обсуждаем, все никак понять не можем, каким образом маг ведьм ловил. Вы, черные, вы же осторожные завсегда. Эксперименты-то ваши это одно, а так, по жизни… Странно все это. Очень странно. Ладно, Мадина, может, и попала в особняк Амански незаметно, но вот Люсинда… — Жаль, ничего не помню, — расстроенно проговорила ведьма. — А может, и к лучшему. — Я ободряюще потрепала ее по рукаву. — Как ты вообще уговорила своего демона мне помочь? — Несмотря на сгущающийся сумрак, я отчетливо разглядела блеснувшие в глазах Люсинды слезы. А мы, черные ведьмы, сантиментов не терпим. — До свидания, господин Бран, — торопливо попрощалась я с извозчиком и, зашагав по тропинке, весело ответила Люсинде: — Святые блины тому причиной. — Блины? — Люсинда бросилась меня догонять. — В каком смысле? Историю по блины, приготовленные священником, я рассказывала, пока мы, пригибаясь, шли по уже заросшей тропинке, по которой, похоже, никто давно вообще не ходил. Впрочем, а кому тут еще ходить, кроме нас, черных ведьм? Когда жители Бриджуотера узнали, что лет сто назад тут было кладбище, парк перестали посещать совершенно, оттого он и заброшенный. А лично я об этой тропинке узнала, когда в городок только приехала — Грехен показала, как к ней пройти коротким путем. Жители же искренне верили, что мы, черные ведьмы, ходим сюда, чтобы проводить обряды на старом кладбище, и мы никого не разубеждали. Пройдя через парк, свернули к разрушенной часовне, прошли ее насквозь и вышли к неприметной калитке в старом полуразвалившемся заборе. Калитка открылась без скрипа, выпуская нас за город. Еще несколько минут, и впереди, среди лесной чащи, показался огонек в окошке — почти пришли. По дороге к домику Грехен росла трава-мурава, мягкая как ковер, по которой пройдешь, и она тут же поднимается, словно и не ступала здесь нога человека. Всегда завидовала этому — у меня такую не посадишь, во-первых, вымощенная булыжником площадь, во-вторых, места нет, сразу ступени и порог. К домику подошли беззвучно, Люсинда поднялась первая, но едва вскинула руку, чтобы в дверь постучать, как та распахнулась, открывая нам освещенный свечой силуэт Грехен: — Телль, Люси, девочки, рада вас видеть, — произнесла старая ведьма. Через несколько минут мы уже сидели на кухоньке. Я разложила булочки, Люсинда сходила в подвал и принесла варенье из лесных ягод и трав, Грехен сделала всем чай. Травяной, вкусный, хоть и слегка горчил. Мы помолчали о Мадине, а потом Грехен повернулась ко мне и тихо спросила: — Телль, девочка, что у тебя случилось? Я хотела было ответить, но стоило вспомнить про белого мага и сказанное им, как горло словно спазмом сжало. Сглотнув, огляделась по сторонам, пытаясь успокоиться, заметила в углу кухни на полу корзинку, накрытую белым полотенчиком, на котором был вышит кот… Мадина вышивать любила, и чаще всего своего любимого черного кота Гардэма… Почему-то пожалела, что таки не взяла хранителя с собой. И тут что-то кольнуло меня опять. Что-то странное, непонятное. Что-то такое… несоответствие. Мы ведь с Люсиндой вместе пришли, и выглядела она не менее подавленно, чем я, то есть на месте Грехен я бы вообще к ней сначала обратилась. Повернувшись к седой сгорбленной старой ведьме, я напряженно спросила: — Грехен, а почему ты решила, что у меня что-то случилось? Глаза у старой ведьмы были тусклые, старческие, но стоило мне спросить, как в глубине их словно что-то сверкнуло… странно. — А что у меня уже может случиться? — горько усмехнувшись, спросила Люсинда. — Белый выродок наполовину меня выпил, так что я теперь даже орден Света не интересую, я… Ее голос сорвался. Люсинда молча взяла чашку, отхлебнула пару глотков, затем отставив ее, взяла булочку и, отщипывая мелкие кусочки сдобы, продолжила: — Грехен, ты сегодня когда ко мне заходила, обмолвилась, что отец у тебя был магом высокого звания, даже и не помню, к чему ты это сказала… — Ведьма призадумалась. — Совсем память подводить стала… Ну да не в этом суть. Я, как ты и просила, зашла вечером Телль проведать, а там маг к ней как раз наведался. Постояла, подождала, пока уйдет, потом уже вошла, а на девочке и лица нет. Нахмурившись, будто бы пыталась что-то вспомнить, Люсинда отложила булочку. Потом подняла взгляд на Грехен… На лице ее промелькнуло что-то непонятное, но, тряхнув головой, ведьма словно отогнала мысли, нахмурилась снова. — Что-то не так, деточка? — вопросила Грехен. Снова мотнув головой, Люсинда произнесла: — Такое ощущение, что все это уже было. Ты, стол, чай именно этот, булочка, только Телльки не было, а так… — Нет, деточка, давно ты у меня не гостила, — улыбнулась Грехен. — Что-то рано тебя память подводить стала, Люсенька. Люсинда кивнула, взяла чашку, начала как-то очень жадно пить. А у меня почему-то всяческое желание пить чай в домике старой ведьмы пропало! Напрочь. И взгляд снова к корзинке метнулся. И могу поклясться — я эту корзинку уже видела. Точно видела! Вот только, кажется, не здесь. — Так что за проблемы у тебя, Теллечка? — участливо спросила Грехен. Медленно переведя взгляд на нее, с удивлением заметила черные пряди в еще недавно совершенно седых волосах. А между тем Люсинда жадно пила чай, я же… я разглядела едва заметную трещинку в фарфоре ее чашки. И волосы у Люсинды словно становились все более седыми… — Моему отцу было сто двадцать лет, когда я родилась, — неожиданно нормальным, без какого-либо старческого дребезжания голосом, произнесла Грехен. Не слушая ведьму, я протянула руку и с силой вырвала чашку из окаменевших рук Люсинды. Ведьма не отреагировала, продолжая держать пустой воздух словно чашу и хлебать воображаемый чай с отсутствующим видом… — Моя мать была очень неопытной ведьмочкой, — продолжила Грехен, посмеиваясь при виде происходящего. — Она не сумела определить уровень силы завлеченного мага и зачала меня, даже не подозревая, что использовали как раз именно ее. Это ведь так заманчиво — просто родить и мгновенно обрести силу пятидесятилетней ведьмы. Мне захотелось вскочить, заорать, заставить Люсинду прекратить пить несуществующий чай, попытаться сбежать… но все, что я могла, — это, с трудом повернув голову, в ужасе смотреть на Грехен! — Дивный чай, не правда ли? — Ведьма, не такая уж и старая, белозубо мне улыбнулась. — Отец любил поить им глупых студентов, приезжавших отдать дань уважения величайшему из магов современности… Папочка прожил до двухсот пятидесяти, а студентики гибли молодыми. Она расхохоталась и продолжила: — Удивлена, что я черная? Напрасно — отец просто любил экспериментировать, захотел проверить, какой источник победит, поэтому и отдал меня матери. А когда я прошла посвящение и стала черной ведьмой, забрал. Она откинула голову назад, скинула остроконечную шляпу, тряхнула длинными черными волосами и вновь улыбнулась мне. И это была моложавая ведьма лет сорока на вид, в которой ничего, совершенно ничего не было от той старой Грехен, которую я знала. — Мой котел, — продолжила она, — ты выбросила мой подарок… Ай-яй-яй, плохая и неблагодарная ведьмочка, лишила меня возможности подпитываться твоей энергией. Она вновь широко улыбнулась, а затем, подавшись ко мне, шепотом, будто не хотела, чтобы нас услышала Люсинда, поинтересовалась: — А как же ты догадалась, Телль? Я не догадалась. Я даже не подозревала — это все Вегард. Вегард понял, что с котлом что-то не так! Он догадался, не я. — Молчишь, — хмыкнула Грехен. — Не ожидала от тебя такой сообразительности, Аэтелль. Хотелось грязно выругаться. Грязно и зло. — Никто и никогда не догадывался. — Она сделала задумчивый глоток чаю. — Что всегда позволяло быть в тонусе… А когда энергии не хватало, я выпивала ведьму. Так значит, Мадину убила Грехен?! Я попыталась дернуться, но все, что вышло, — едва слышное мычание. — Мадина? — правильно поняла мое мычание старая ведьма. И улыбнулась так плотоядно, как не умели, вероятно, и демоны. А затем, задумчиво попивая чай, продолжила: — С твоим приездом стало несколько сложнее манипулировать как Люсиндой, так и Мадиной. Знаешь, странное дело, но за поддержкой они стали ходить к тебе, особенно Мадина. И пришлось подтолкнуть ведьму в нужном направлении, чуть-чуть вмешиваясь во время приготовления… зелий. Я вспомнила о том, как в последнее время не ладились дела у Мадины, вспомнила и глухо застонала — проклятая Грехен! — Неудача за неудачей, — продолжила старая ведьма, — клиенты, которые постепенно стали ходить к тебе — «во избежание», так сказать, и Мадина отправилась ко мне за советом. Тьма! Проклятая Тьма! Так вот куда она пошла, предварительно приготовив булочки и заварив себе чаю. Она отправилась к той, кто был старше, мудрее, опытнее. Отправилась за помощью и… и попала в ловушку! И записку оставила, думая, что скоро вернется, и извозчика не брала, ведь ей-то до заброшенного парка недалеко совсем, вот и прошлась пешком… Тьма! — Мадина была сильной ведьмой. — Грехен мечтательно улыбалась. — Я получила много, очень много лет жизни… — Неожиданно мечтательная улыбка сменилась полным ярости оскалом, и ведьма прошипела: — Но этот проклятый мэр! Я вздрогнула всем телом, не понимая, при чем тут он. — Орден Света, — Грехен сплюнула на пол, — мне удавалось дурачить много лет — старуху, что едва ноги передвигает, никто в убийстве не заподозрит, а дурачков с белым даром я всегда умела использовать. Но этот мэр вознамерился «отчистить город от черной магии». Мерзкий параноик! Снова сплюнула, затем прошипела: — И белый мэтр оказался здесь в очень неудачное время — в момент кровавой луны. Я вспомнила тот миг, когда ощутила смерть Мадины… Сердце сжалось от боли и горечи утраты, я ведь больше никогда ее не увижу, мы никогда не будем сидеть у меня на пороге, попивая чай, и все из-за этой проклятой Тьмой полоумной старой ведьмы! — Да-а-а, — продолжила Грехен, — белые сообразили, что убийства происходят на территории Бриджуотера… Она снова потянулась к чаю, затем взглянула на меня и улыбнулась, поймав мой полный ненависти взгляд. — Тебе жаль Мадину, девочка? — издевательский смех резанул по ушам. — Я долго ее убивала… Долго, с наслаждением, впитывая каждую капельку ее жизни… Впрочем, ты на своей шкуре прочувствуешь весь ритуал, правда, — ухмылка, — за одну ночь. И, подавшись ко мне, зашептала: — Видишь ли, моя дорогая ведьмочка, мэр оказался слишком умен, и когда после допроса меня отпустил орден Света, человек ловца продолжил слежку… С чего бы?! Ведь белые маги, проведя расследование, доказали мою непричастность… Ты знала? Даже если бы и знала, ответить все равно была не в силах. — Во всем был виноват тот белый маг-недоучка, — Грехен отвратительно оскалилась. — Да-да, именно он, а до этого сошедший с ума маг в отставке, а до… Впрочем, дурачков всегда хватало. Но треклятый новый мэр к старой ведьме прицепился как репей, чтоб его! А потому что Джонатан умен, в отличие от белых магов. — Слишком умен, — словно прочитала мои мысли Грехен, — а значит, придется скрыться… снова. — Она подмигнула мне и прошептала: — Этот белый маг так вовремя воспылал страстью к одной наивной ведьмочке… Не поняла… — Он придет к тебе за ответом утром, не так ли, Телль? — Усмешка ведьмы откровенно пугала. — И я, — Грехен поправила волосы, — скажу ему «да». Арвейн ведь так хорош собой, к тому же его положение оградит его супругу от любых вопросов. Грехен собирается замуж за белого мага? Мир сошел с ума или я чего-то не понимаю?! Впрочем, идея мне понравилась сразу, в конце концов, мэтр Октарион от меня отстанет и жить сразу станет лучше. — Он настойчивый, — черная ведьма улыбнулась снова, — настоящий мужчина. Почему ты удостоила вниманием другого… Зигфрид слабее. — Или, — палец ведьмы длинным черным ногтем коснулся моей руки, — договор с демоном?! А какая черная ведьма не имеет договора с демоном?! Риторический вопрос. Без договора мы не получаем доступ в преисподнюю, соответственно, не имеем хранителя источника. Просто договора бывают разными. Мой демон, к примеру, требовал, чтобы я детей завела пораньше, а не к сорока годам, как у нас полагается. Нормальное требование, и хуже бывают. К тому же требовал неспроста — это же у демонов народная забава — чья ведьма быстрее верховной станет. А сила к нам с родами приходит. — Договор с демоном, — утверждающе произнесла Грехен. И тут же продолжила: — Одного я не могу понять, к чему тебе было спасать эту, — кивок на застывшую без движения Люсинду, на ресницах которой блестели слезы. Все понимает и слышит, а дернуться, как и я, не может? — Все планы порушила, — скривилась старая ведьма. Я, скосив глаза, смотрела на Люсинду. Та указала взглядом на корзинку Мадины. — Что там? — заинтересовалась Грехен, повернув голову. В этот миг Люсинда вдохнула, впитывая в себя частичку силы черного источника Грехен и… И ничего! Зеленые искорки, вспыхнувшие было вокруг ведьмы, задохнулись кроваво-красными и осыпались на пол. — Ай-яй-яй, Люсинда, — Грехен расхохоталась, — ты и в правду ничего не помнишь. То есть Люсинда попыталась колдовать, но что-то погасило черный источник. Что-то… Нет, ни одна уважающая себя черная ведьма даже не попытается белой силой воспользоваться — мы испытываем к ней брезгливость с рождения, это все равно что пить из грязной навозной лужи, в то время как дома тебя ждет полный кристальной прохладной воды колодец, но… когда речь идет о выживании, не до выбора. И я потянулась к черному источнику Грехен, вдохнула его силу, попыталась снять оковы и… Зеленые огоньки черной магии вмиг сменились голубоватыми, присущими истинно белой. А из всей белой магии я овладела всего одним заклинанием… к моему дикому сожалению. — Заставишь меня влюбиться в дерево? — язвительно поинтересовалась Грехен. Тьма! Хмуро посмотрев на ведьму, я собралась с силами и, превозмогая оцепенение, с трудом выговорила: — У меня не было выбора! Глаза Грехен полыхнули зеленью, и, подавшись ко мне, она прошипела: — Мэр должен был сдохнуть, Телль! Сдохнуть там, в битве с недоучкой, а не срывать мне все планы! С трудом криво улыбнувшись, ответила: — Я так и поняла. О том, что я в тот миг вообще ничего не понимала, просто хотела его спасти, говорить не стала. Да и в целом пусть думает, что я умнее… Хоть какое-то чувство самоуважения у меня останется. Ибо до крайности неприятно, что вот так бездарно попала в ловушку к старой ведьме. А ведь могла бы сообразить! У Мадины были проблемы — она помчалась к этой карге за советом. У Люсинды возникли сложности с орденом Света — та же история, собралась, записку оставила и к этой змее подколодной отправилась. И ведь извозчик прямо сказал — ни Мадина, ни Люсинда к особняку Амански не ездили, что же стоило мне остановиться и головой подумать. Головой, а не… другим местом, которое к холодной логике отношения не имеет. И ведь ответ был на поверхности, он был более чем очевиден, так почему я поверила, что во всем виноват студент-недоучка?! — Не ожидала, что ты прибегнешь к белой магии. — Грехен откинулась на спинку стула, задумчиво глядя на меня. Ради Джонатана? Легко. Ради жителей Бриджуотера тоже. И пусть это отвратительно и мне до сих пор противно, но выхода действительно не было — не влюби я белого недоноска в дерево, Вегард бы погиб. Возможно, удалось бы спасти остальных, в конце концов, и белые маги подоспели, но моего мэра в живых бы уже не было бы, студент с сорванной печатью оказался слишком силен. — Так почему ты спасла Люсинду, Телль? — вернулась к уже заданному вопросу Грехен. Я чувствовала, что могу ответить, сил бы хватило, но какой смысл? — Ты ощутила, что выпив Люсинду, твой враг станет сильнее? Я даже не ощущала, что у меня есть враг. И мысли не было. — Да, — Грехен скривилась, — ты оказалась умнее, чем я полагала. Глупее, но не будем об этом. — Ты и мэр… — протянула старая ведьма. — Два просчета, которые испортили мне все дело… Она постучала ногтем по столу, усмехнулась и бодро продолжила: — Ну да ничего, мэтр Октарион все исправит! Скептически выгнув бровь, я ждала продолжения ее слов. И дождалась. — Утром, — Грехен улыбнулась, — он придет в твою лавку и получит… — драматическая пауза, — меня. Не сдержавшись, я хмыкнула. — Ты вовсе не против? — уточнила старая ведьма. — Только за, — ответила я, думая, что белый маг и Грехен друг друга стоят. И к слову — славная выйдет парочка. Оба насквозь лживые и подлые. — Благословение требуется? — ядовито поинтересовалась, впитывая в себя отвратительную белую магию и готовясь нанести удар. Да, я всего одно заклинание знаю, но мне будет вполне достаточно этого для удара. Грехен не менее ядовито улыбнулась в ответ. Затем взяла чашку и сделала медленный глоток, пристально глядя на меня… И белый источник стал недоступен! Вмиг! Тьма! — Меня всегда умиляло то, как белые и черные сопротивляются до конца, — усмехнулась Грехен. — Со смертными проще, они сдаются почти сразу. Зря ты так, знаю я одного смертного, который и белых, и черных за пояс заткнет. — К слову, на днях господин мэр обязательно навестит меня, — внезапно сказала Грехен. У меня похолодели пальцы. — Не знаю, что именно ты сделала, но до господина Вегарда уже дошел слух, что я могу решить его маленькую неприятность с лошадьми. Как думаешь, скоро этот смертный явится просить о помощи? Никогда! Мэр — он не я, и он умен. Кто-кто, а он точно к этой змее престарелой не придет! Потому что умный. И догадливый. И не верил ей с самого начала. И умный… кажется, я об этом уже думала. И бесит всех, даже эту старую ведьму. И он не Арвейн, он сразу поймет, что что-то не так, и даже если я погибну, выведет старую каргу на чистую воду. Если я погибну… Впервые пришло в голову осознание этого пренеприятного факта — я погибну. И Дохрай тогда тоже. Гардэм выживет, он к белому источнику привязан, он останется, а вот Дохрай в преисподнюю вернется тенью. Тьма! И все из-за моей глупости! Как я могла?! Джонатан ведь сразу сказал — Грехен в деле замешана, что стоило прислушаться? Пресловутая вера в то, что плохие всегда белые? Чем я вообще думала?! — Маленькая Телль испугалась смерти? — вопросила Грехен. Ответить я не смогла — карга перекрыла не только возможность использования источника, она окончательно вогнала меня в оцепенение. Ведьма откинула голову и расхохоталась. Смех становился все громче и громче и вдруг резко оборвался, не достигнув высшей точки, а сама Грехен нахмурилась и резко повернулась к своему черному хранителю. Змей приподнялся, высунул раздвоенный красный язык и прошипел: — Человек. Смертный. Один. Совершенно один. Вокруг никого на милю. Грехен, побарабанив ноготками по столу, задумчиво произнесла: — Как интересно. Господин мэр даже раньше, чем я предполагала. И почти сразу раздался стук в дверь. Я же сидела и не могла пошевелиться, но была надежда — безумная надежда, что это пришел кто-то из жителей Бриджуотера за зельем. В следующее мгновение я четко осознала, что предпочла бы сдохнуть бесславно тут на месте, чем услышать этот голос, который произнес: — Госпожа Салиес, я прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, но не могли бы вы мне помочь?! Потому что голос принадлежал… мэру! Моему мэру! Который был здесь «Один. Совершенно один. Вокруг никого на милю»! Нет-нет, Тьма, прошу тебя, только не это! Я же ничего не смогу сделать, совершенно ничего! — Забавно… Удачная ночь, расправлюсь с вами обоими разом. — Грехен поднялась и начала стремительно стареть. — Сейчас мы ему непременно… поможем. И, отчаянно волоча ноги, сгорбившаяся старая черная ведьма с крючковатым носом и седыми лохмами последовала к двери. Он же даже не маг! А она сильная черная ведьма на своей территории вблизи своего источника! Что делать?! Тьма, что мне делать?! Я не могла даже пошевелиться! Просто пошевелиться! Ничего не могла! Лишь с ужасом прислушиваться к тому, как открылась дверь и Грехен скрипучим старческим голосом произнесла откровенную ложь: — А, господин мэр, не ожидала вас увидеть. И с замиранием сердца услышала голос Джонатана: — Доброй ночи, госпожа Салиес. Простите, что потревожил вас, но мне действительно нужна ваша помощь. — Чаю, господин мэр? — радушно предложила она. — С удовольствием, госпожа Салиес, — вежливо ответил мэр. Он же всегда вежливый, даже когда ко мне чрезмерно волосатый ворвался, даже тогда… Джонатан, что же ты делаешь?! Я попыталась замычать, отчаянно задергаться, издать хотя бы один звук, пусть упасть! Тогда просто грохот будет и он услышит… Все, что угодно, лишь бы остановить его! Но скрип закрывшейся двери, звук уверенных шагов и голос Грехен: — Присаживайтесь, господин мэр, сейчас принесу чай. — Благодарю вас. По моим щекам потекли слезы. Отчаянные горькие слезы совершеннейшего бессилия! Грехен, все так же шоркая ногами, вошла в кухню. Бросила на меня насмешливый взгляд, издевательски приложила палец к губам, словно призывая к молчанию, взяла мою чашку… Чувствуя, как соленые капли стекают по щекам на шею, я проследила за тем, как старая ведьма выливает все из моей чашки и чашки Люсинды в чайничек, после протирает чашку Люсинды, ту самую, с едва заметной трещинкой, свою чашку. Располагает это на подносе, перекладывает туда же блюдо с булочками, ставит чайничек и, подмигнув мне, уходит со всем этим к Джонатану… Фактически убивать его! Тьма, я хочу умереть! — Давайте я вам помогу, — слышится из гостевой комнаты ведьмы. — О, вы так любезны, господин мэр. Звон посуды в поставленном на стол подносе. Следом журчание наливаемого чая. — Сахар, господин мэр? — Да, два кусочка, если вам не сложно, госпожа Салиес. Джонатан, нет! Нет, пожалуйста! Если на меня, ведьму, этот чай так подействовал, тебя вырубит с двух глотков. Не пей, умоляю тебя, только не пей! Но вопреки всем моим мольбам, я слышу: — Мм-м, какой необычный вкус. И эта легкая горчинка придает напитку нечто невероятное. — Рада, что вам понравился чай, господин мэр, — ядовитый, полный торжества голос Грехен! Я перестала дышать… Я перестала жить… В этот самый миг я отчетливо осознала, что мне как-то все равно, что будет со мной, но если пострадает Джонатан… Из гостевой донеслось недоуменное: — Странно, даже не думал, что так устал за сегодня. — Много работали, вот и вымотались, господин мэр, — поспешила успокоить его Грехен. Я убью ее! Я еще не знаю как, но я убью эту тварь! — Да, как-то я сегодня… — судя по звуку, Джонатан широко зевнул. — Прошу прощения, действительно вымотался с этим сошедшим с ума магом. Вы, наверное, слышали? — Обрывками, господин мэр, исключительно обрывками. Знаете, в моем возрасте от любопытства мало что остается. — Д-д-догадываюсь… — голос ловца звучит все тише. В моем сердце что-то обрывается… Слезы текут потоком, душа стонет и боль, дикая боль охватывает все тело. — Может вам стоит прилечь, господин мэр? — Грехен спрашивает почти издевательски. Джонатан, я сама вещи соберу и из Бриджуотера уеду. Я тебе лично лавку оставлю! Я вообще сделаю все, что захочешь, только не умирай… Пожалуйста. Только не… И тут прозвучало невероятное: — Нет-нет, благодарю вас. Да и чай, должен признать, не столь уж и впечатляющий. Так, значит, вы общались с Орхусом Маддейном исключительно обрывками? И раз уж мы заговорили об обрывках, не могли бы вы сразу пояснить, откуда у вас взялся тот обрывочный свиток, что позволил этому недоучке снять с себя печать?! У меня перехватило дыхание! И надежда, невероятная надежда заставила сердце забиться быстрее. Потому что голос мэра… он прозвучал… он прозвучал бодро, по-деловому, с нотками уверенности, которая так присуща была ловцу. И никакой показной слабости или усталости! И я вдруг поверила в то, что в ловушке вовсе не мэр… Он же у меня очень-очень умный! А из гостиной старой ведьмы послышался недоуменный шепот старухи: — Ч-ч-чай… вы же пьете чай… Вы и сейчас его пьете… Этот чай… Вы… — Правильно, пью, — до меня донесся звук прихлебываемого напитка, — но вы бы обратили внимание на то, из какой чашки я его пью. Пауза… В течение которой я пыталась понять, о чем он, а Грехен… Грехен, видимо, оценивала ситуацию. — Знаете, в чем ваш главный просчет, госпожа Салиес? — поинтересовался мэр. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вы настолько заигрались в старость, что стали хуже видеть. Присмотритесь к чашке, из которой пьете, и вы обнаружите трещину… Да-да, ту самую. И я догадываюсь, что те котлы, которые вы имели наглость подсовывать приезжим ведьмам, обладали теми же свойствами, не так ли? То есть это, как я понимаю, относится к открытой вашим отцом технологии отъема силы? — ТЫ!!! — визг старой Грехен резанул по ушам. — Я, — спокойно подтвердил мэр. — Тот самый смертный без каких-либо магических предметов и поддержки, который только что провел вас — древнюю биполярную ведьму с опытом в сто семьдесят лет и количеством убийств, превышающим количество прожитых вами годов. Знаете, всегда подозревал, что ваша магическая братия смертных недооценивает, но впервые понял, насколько. — Ты-ы-ы! — судя по звуку, Грехен вскочила, от чего с грохотом упал ее стул. — Вкусный чай, — продолжил Джонатан. — Вы выпили чуть больше половины чашки, полагаю, стоять ровно для вас уже проблематично? И в подтверждение его слов раздался глухой звук упавшего тела. — Полагаю, мне стоит выпить еще глоточек? — Мэр явно издевался и даже этого не скрывал. — Не скажу, что мне приятно, но на что не пойдешь ради дела, не так ли, госпожа Салиес? И он отпил. Громко. В тот же миг страдальчески застонала ведьма. — Нет, я бы вас пожалел, — очень вежливо и даже благожелательно заверил господин мэр, — но видите ли, в отличие от белых магов, которые безразлично отнеслись к гибели семейства Амански и всей их прислуги, мне лично безумно жаль загубленных вами людей. Да и животных. Вот скажите, чем вам не угодили животные, госпожа Салиес? Зверюшки бы точно не смогли никому сообщить, что вы по ночам наведываетесь в особняк. Пауза и почти издевательское: — А вот подзаборные пьянчуги оказались куда как разговорчивее. Рев старой карги. — Впрочем, — скрипнул стул, — будем откровенны — я с самого начала заподозрил вас. — Ты… ты… — шипела ведьма. — Вы ее пили? — Вопрос Джонатана показался мне неожиданным, а еще у мэра внезапно изменился голос. Он стал злым, и в то же время в нем ощущалась тревога. — Я не успел остановить и знаю, что она уже у вас. Вы ее пили, госпожа Салиес? Кого пили?! О чем он?! И вместо ответа сдавленный хрип. — Если вы успели ее обидеть, вам лучше сдохнуть самой, госпожа Салиес. Где она? Я ничего не увидела, лишь послышалось змеиное шипение — хранитель источника старой ведьмы бросился в бой, и… И все стихло. Я не знаю, что сделал мэр, но боя не последовало, ничего не последовало, но и шипения более слышно не было. А затем, судя по звукам, Джонатан поднялся и, не обращая внимания на застывшего без движения у дверей кухни хранителя старой ведьмы, спокойно вошел. Остановился на пороге, улыбнулся обездвиженной мне. А я смотрела на его спокойное лицо, на коричневую охотничью куртку, темные брюки, высокие черные сапоги и снова в его глаза, и… по щекам текли слезы. — Я же сразу сказал — это старуха, — с легким укором произнес мэр Бриджуотера. — Так зачем вы потащились в лапы врага, госпожа Герминштейн? Мне было нечего ответить на это, да и не было такой возможности. — Вы же умная девушка, госпожа ведьма, — продолжил ловец, — неужели вас, как и белых, не насторожил тот факт, что господин Орхус Маддейн находился в Бриджуотере всего год, в то время как убийства начались гораздо раньше? У меня все так же не было возможности даже пошевелиться, да и подумать — я просто смотрела на него и благодарила всех духов и демонов за то, что мэр жив. Что оказался умнее даже старой Грехен. — Нет, когда ты так на меня смотришь, мне даже злорадствовать уже не хочется, — грустно улыбнулся Джонатан. А затем мягко подошел, наклонился, подхватил меня на руки и понес прочь из домика старой черной ведьмы навстречу звукам сотен шагов, голосов, лаю собак. И когда мы вышли в лес, оказалось, что дом окружен гвардией и ловцами в черном, а еще я увидела стоящих неподалеку извозчиков с ружьями и мушкетами и даже госпожу Торникай со сковородкой и других жителей. — С госпожой ведьмой все хорошо, — остановившись, крикнул мэр. — К утру последствия отравления пройдут и будет как новенькая. И гораздо тише, своим людям: — Грехен заковать и в штаб, учтите — оклемается быстро. Госпожу Люсинду Хендериш к лекарю. Хранителя я блокировал. Дом исследовать. А затем Джонатан понес меня через лес к городу, там, на дороге уже ждала повозка с двумя запряженными мулами, в которую ловец и сел. Мне сложно сказать, долго ли длился наш путь, потому что все, что я чувствовала, это его легкие прикосновения губами к моим волосам… большего господин мэр себе не позволил. А я, закрыв глаза, растворялась в каждом его прикосновении, и мне совершенно не хотелось ни о чем думать. Вообще ни о чем. В какой-то момент колеса загрохотали по булыжникам, выстилающим площадь, после двуколка подъехала к мэрии. Мэр все так же бережно отнес меня на второй этаж, в свою спальню, осторожно уложил на постель. А затем, подойдя к шкафу и открыв его, несколько минут перебирал черные пузырьки. Вернулся ко мне с одним из них, взглянул в мои глаза и предупредил: — Вы уже пили это зелье, госпожа Герминштейн. Оно просто восстановит ваши силы. Об ужине я распоряжусь. Отлежитесь час и можете возвращаться к себе, задерживать я не буду. И, подойдя, он молча влил жидкость мне в рот, после надавил на шею каким-то странным образом, вынудив проглотить зелье. А затем, сев рядом, просто ждал, ссутулившись и глядя в пол перед собой. Не прошло и пяти минут, как я смогла пошевелить рукой. — Вот и замечательно, — господин Вегард поднялся. — Я позову кого-нибудь, чтобы посидели с вами. Думаю, госпожа Торникай уже должна была вернуться. Отдыхайте, госпожа ведьма. И, не глядя на меня, мэр пошел к выходу из спальни. Он уже открыл дверь, когда я смогла наконец найти в себе силы и хриплым шепотом позвала: — Джонатан… Остановился. Все так же не глядя на меня. Затем медленно повернулся, темно-карие глаза с тоской посмотрели в мои, и ловец тихо спросил: — Что, Аэтелль? Я приподнялась, не отрывая от него взгляда, но ничего не смогла сказать. Слова, какие-то бессмысленные обрывки проносились в сознании, но выговорить хоть что-то я… — Мне не стоило говорить о том, что я испытываю к тебе, — мэр грустно улыбнулся, — сейчас ты бы не чувствовала себя обязанной. Я и… не чувствовала. Чувств было много, и очень разных, и ситуация почему-то до крайности бесила, но вот обязанной себя точно не ощущала. Я… — Джонатан, — каждый звук давался с трудом, — просто… к сведению… — откашлялась, ощущая сладость зелья в горле. — Если ты… еще раз… еще хоть раз… — И неожиданно четко и громко: — Я тебя сама убью! Ловец потрясенно вскинул бровь, несколько ошарашенно глядя на меня. А я больше ничего не смогла сказать, просто смотрела на него глазами, полными слез, и совершенно ни слова не могла произнести. Он стоял еще всего секунду, а затем решительно захлопнул двери, подошел и, склонившись надо мной, хрипло произнес: — Я ведь смертный, ведьма. Не хочу об этом думать. Не хочу, не буду и даже не собираюсь. И повинуясь какому-то совершенно неправильному и нерегламентированному чувству, я обняла его, четко осознавая только одно — безумно хочу, чтобы он меня снова поцеловал. Джонатан сжал в объятиях. Крепко-крепко, а затем рывком пересадил к себе на колени, сев на постели, и продолжал крепко-крепко обнимать. И как-то даже не сразу я расслышала его тихое: — Зачем ты потащилась к Грехен, Аэтелль? Можно было бы не отвечать и даже ничего не говорить, но, уткнувшись носом в шею Джонатана, я прошептала: — За советом… Сжал крепче и чуть громче спросил: — За каким советом? Меня трясло, все никак не могла успокоиться, и страшно было вовсе не за себя… я до ужаса перепугалась за Джонатана. И в свете этого даже не имело значения, что я начала все ему выкладывать. — Орден Света и беломагическая рожа, — судорожно вздохнула, прижалась сильнее. — Там, в усадьбе Амански, я использовала заклинание из белой магии… Нервно сглотнула, ощутив, как рука ловца начала успокаивающе гладить по спине. — Я так понимаю, это было то самое заклинание, что не раз применяла белая магианна госпожа Анарайн? Кивнула и снова уткнулась носом в его шею… Ну и что, что я черная ведьма и мэр меня бесит?! Сейчас не хотелось совершенно думать об этом. Мне просто нравилось сидеть в его объятиях, нравилось, как он меня гладит, и я была безумно счастлива, что он жив… И в свете этого уже было абсолютно не важно, что впереди ждала схватка с Арвейном, схватка не на жизнь, а на смерть, потому что сдаваться я не собиралась, и не важно, что противостоять придется и тому белому, что является моим отцом, не важно даже то, что Грехен оказалась… не просто злой черной ведьмой, а чем-то злобным и мерзким… Все стало каким-то незначительным в объятиях мэра Бриджуотера, пусть даже он и простой смертный. — Телль, — ласковый с хрипотцой голос, — у ордена претензии к белому заклинанию? Я подняла голову и посмотрела в его глаза. Все-таки у него удивительные глаза — глубокие, словно затягивающие в омут, и в то же время на редкость умные и проницательные… Глаза, от которых не хочется отрывать взгляд и взгляд которых совершенно не хочется терять… И словно сами собой с губ полустоном срываются слова: — У меня договор с моим демоном, и до его исполнения я не могу со смертным… — оборвала себя на полуслове. Господин мэр улыбнулся. В его улыбке были спокойствие и уверенность, затем он тихо сказал: — Я разберусь с твоим демоном. И я почему-то даже поверила. Нет, умом понимала, что это невозможно, Джонатан всего лишь смертный, а Гернаримарнахр — он демон, но… все равно поверила. И гораздо тише продолжила: — Если я свяжу себя со смертным до рождения дочери, совет верховных объявит меня вне закона и мой источник погасят. Джонатан улыбнулся чуть шире, наклонился, коснулся губами кончика моего носа и уверенно произнес: — Я разберусь с вашим черноведьминским советом. Удивленно посмотрела на него, отстранилась и уже несколько настороженно сообщила: — Существует вероятность, что я действительно биполярна, то есть практически… белая, — последнее слово произнесла, содрогнувшись от омерзения. Нет, даже предполагать, что я белая магианна, не хотелось совершенно. Это же просто отвратительно. — И я… Договорить Джонатан мне не дал. Улыбнулся так, что я утратила дар речи, наклонился, поцеловал столь головокружительно, что и слов у меня уже не осталось, чуть отстранился и, глядя мне в глаза, произнес: — Я разберусь с орденом, Телль. И с мэтром Октарионом. И за советом тебе следовало пойти не к старой карге, а прямиком ко мне. Легкое недоуменное напряжение, охватившее меня после такого заявления, внезапно усилилось. Сев ровнее на его коленях, я с некоторым недоумением посмотрела на мэра, но вспомнила почему-то поведение белого. Беломагическая рожа ведь пришел договариваться. Не приблизился, не попытался даже тронуть, не орал, а пытался надавить исключительно морально… И это его «Хочу сейчас! Без проволочек, задержек и насильственного укладывания тебя в супружескую постель. Я хочу тебя настолько, что готов нарушить правила ордена и сохранить твой черный источник! Я даже готов согласиться на то, чтобы одна из наших дочерей была черной! Все что пожелаешь, Телль, я готов практически на все». И как бы ни бесил меня мэтр Октарион, именно сейчас я задумалась над вопросом — а с чего это белый вообще пришел о чем-то договариваться? — Г-г-господин мэр, — с трудом выговорила несколько оторопевшая от предположений черная ведьма, — а вы… а рожа… в смысле мэтр Октарион… а… — Уже говорил, — перебил меня Джонатан, — ты находишься в Бриджуотере без опеки своей семьи, соответственно, фактически под опекой главы города. Как твой опекун я дам свое согласие на любой твой брак только по твоей личной просьбе. С сомнением посмотрев на господина мэра, я уточнила: — То есть вам известно о претензиях беломагической рожи? Кивнув, он подтвердил: — Да, мне известно о безосновательных претензиях мэтра Октариона. — Безосновательных, господин мэр? — изумленным эхом повторила я. Джонатан посмотрел на меня как на неразумного, но очень любимого ребенка, улыбнулся и повторил со своим непробиваемым спокойствием: — Безосновательных, госпожа ведьма. Вы, как и большинство магически одаренных, не принимаете в расчет тот факт, что все магические ордена, сообщества и черноведьминские сборища функционируют на территории королевства, а значит, подчиняются строгим законам государства. В соответствии с законом вы, как я дважды уже повторял, находитесь под моей опекой. Судорожно выдохнув, осторожно напомнила: — Черные ведьмы все же вне закона, а что касается ордена Света, то они в состоянии вынудить короля изменить любой закон и… Мне улыбнулись. А затем очень мягко Джонатан произнес: — Ни один вменяемый белый маг не станет переходить дорогу ловцу моего уровня. Потрясенно выдохнув, я облизнула губы, задумалась над сказанным, прикинула расстановку сил и… и после произошедшего у Грехен была вынуждена признать, что в словах Джонатана резон имеется. В конце концов, нас способны убить белые маги, а вот белых магов при необходимости уничтожают как раз таки ловцы. И тут господин мэр, став вдруг очень серьезным, едва слышно произнес: — Я со всеми разберусь, Тель, — с ведьмами, магами, орденом и даже преисподней, но как твой опекун я даже себе не позволю прикоснуться к тебе без твоего разрешения. И посмотрел на меня вопросительно. Не настойчиво, не требовательно, в его карих глазах был вопрос и… и, наверное, еще надежда. А меня не то чтобы бесит, когда так смотрят, просто… неловко стало. Невольно поежившись, опустила глаза, упорно глядя на третью сверху пуговицу на куртке ловца. В спальне стало тихо-тихо, словно ни я, ни мэр вовсе не дышали. А потом он произнес: — Госпожа ведьма, я… Подняла голову, посмотрела на него… почему-то вспомнилось, как он волосатый и взбешенный пожирал ветчину в моей спальне… И как отказался собирать чемоданы… И как устроил мне спуск по тропке вниз в озеро… Но почему-то больше всего вспомнилось, как он, повернув голову, увидел меня впервые и какой у него тогда был взгляд и… — Морда наглая, — я насупилась, — а почему ты меня при встрече милым дитем обозвал? — Моя черноведьминская гордость требовала немедленного ответа. Джонатан удивленно вскинул брови, хмыкнул и вполне серьезно ответил: — Потому что когда ты не в образе, ведьма зловредная, и прекращай обзывать меня мордой, ты очень миленькая. Выражение «ведьма зловредная, и прекращай обзывать меня мордой» невольно вызвало улыбку. Обняв Джонатана за шею, я поинтересовалась: — А когда в образе? — Ужасно красивая, — последовал ответ. — И почему ты меня называешь мордой? — неожиданно поинтересовался Джонатан. — Породистый, — лаконично ответила я. После добавила: — В смысле ты наглая породистая морда. — Если рассматривать в этом контексте, то даже как-то льстит, — улыбнулся мэр. — Я всегда высоко оцениваю своих врагов, — с достоинством сообщила черная ведьма. Улыбнулся шире, затем, вновь став серьезным, тихо спросил: — Так я услышу ответ, Телль? Обняв, прижалась щекой к его груди и подумала, что некоторые все-таки не слишком умны. То есть умны, но не во всем. Иначе бы уже давно догадались, что черные ведьмы, если против, на руках ни у кого не сидят и никого не обнимают и уж точно ни за кого, кто им безразличен, не переживают. И, наверное, мне уже стоит об этом сказать, а то… Дверь распахнулась в тот самый момент, когда я собиралась некоторых просветить. Мои волосы заискрились еще до того, как, повернув голову ко входу, увидела сверкающего от боевой магии мэтра Октариона. Вид у рожи оказался до крайности грозным — в голубых глазах вспыхивали молнии, волосы развевал ветер готового сорваться с пальцев магического вихря, доспехи сияли лунным светом, воздух вокруг трещал от напряжения. Маг медленно перевел взгляд с меня на мэра и глухо, но с прорывающимся яростным ревом произнес: — Так значит, мои предположения по поводу вашего личного интереса к ведьме лишь беспочвенные подозрения, господин Вегард?! — И воздух загудел втрое сильнее. Магия, заполнившая пространство спальни, имела четкий привкус смерти. Я черная ведьма, но даже я чувствую, когда белая сила переходит грань. Сила мэтра Октариона ее перешла! И сейчас концентрировалась, нагнетая напряжение, как в сжатой пружине! И никаких сомнений не осталось — маг пришел убивать. Именно убивать! Игнорируя что-то попытавшегося сказать мэра, я напряженно напомнила: — Убийство королевского служащего тебе никто не простит, Арвейн. Полубезумный взгляд мага переместился на меня. Несколько секунд беломагическая рожа испепелял взглядом, затем зло прошипел: — За связь со смертным тебя объявят вне закона. Ты станешь изгоем даже у черных ведьм, Телль! Подумаешь, у нас и так среди черных ведьм принято друг друга не любить. — Переживу, — ядовито улыбнувшись, ответила я. — Переживешь, — подтвердил мэтр Октарион. И добавил: — Ты переживешь, он — нет! Я не отдам свою ведьму смертному. Внутри все похолодело. И, несмотря на то, что я отчетливо понимала, насколько слаба в сравнении с белым, все равно призвала свой источник. Потому что за Джонатана я буду сражаться и никакому психованному магу его не отдам, и… — А теперь очень мягко и спокойно отпусти силу, — раздалось у меня над ухом. И ловец, сняв с себя мои ладони, сжал их и нежно погладил большими пальцами, прервав мое возмущенное восклицание тихим: — Я влил в тебя восстанавливающее зелье, гораздо большую дозу, чем в прошлый раз, и использовать магию как минимум час противопоказано. Расслабься. — Но… — попыталась было я. Однако, совершенно не слушая, Джонатан поднялся, осторожно переложил пытающуюся возражать меня на постель, подмигнул, а затем, выпрямившись и глядя на находящегося в ореоле боевой магии белого, холодно поинтересовался: — Насколько я понимаю, претензии у вас исключительно ко мне, мэтр Октарион? Рожу передернуло, но, сохраняя остатки разума, маг хрипло вопросил: — А у вас имеются сомнения, господин Вегард?! — Ни малейших, — заверил мэр. — Просто уточнил. И надеюсь, у вас хватит благородства не вмешивать в наше с вами выяснение отношений госпожу Герминштейн. — Благородства?! — сдавленно переспросил Арвейн. — Вам данное слово не знакомо? — усмехнулся мэр. И эта усмешка стала для белого последней каплей! Я ничего не успела сделать, как маг нанес удар! Исполненный силы, убийственный удар, и синий огонь снес Джонатана! Мой перепуганный крик раздался одновременно со звоном разбитого телом мэра окна спальни, и, оторопевшая от ужаса, я не успела ничего предпринять, как белый метнулся следом, промчавшись мимо в вихре боевой магии и швырнув в меня молнией заклинания. И черная ведьма задохнулась от боли, сжимаясь на покрывале. Холод, смертельные оковы холода стиснули запястья и щиколотки, петля на шее сдавила, словно пальцы белого мага. Слезы оказались тем единственным, что было способно двигаться, они и заструились по щекам, злые слезы беспомощной ведьмы, и я призвала источник! Дохрай отозвался разъяренным рыком, магия заструилась по кончикам пальцев, вверх по ладони, чтобы раствориться в ледяных оковах, пройдясь по телу судорогой боли. С трудом выдохнув, закрыла глаза и призвала то, чем пользоваться никогда не планировала, — источник белой магии. Низкий утробный рык Гардэма и накалившиеся докрасна ледяные оковы! Я высвободилась за мгновение до того, как в комнату вбежал мужчина в черном, на лацканах которого отчетливо был виден знак сияющего аркана. Он остановился в дверях, глядя на взбешенную черную ведьму, и задал мне неожиданный вопрос: — Госпожа Герминштейн, вы не пострадали? Я?! Пару секунд взирала на него, прежде чем поняла — примчался ко мне на помощь. Он примчался меня спасать! Меня! Черную ведьму! Да не меня сейчас спасать нужно! Я рванула к окну, черпая силу черного источника и на ходу призывая Дохрая, но с ужасом осознала, что ответа нет! Хранитель не ответил! Он… Когда подбежала к окну, поняла почему. Дохрай сражался! Не просто сражался — он прикрывал Джонатана, упавшего на одно колено и судорожно пытавшегося сорвать с шеи аркан Найсентран, огромный и движущийся, словно живой питон. Я это точно определила, от такой гадости нас в магистериуме учили бежать сломя голову. Потому что создать подобное способны только очень сильные маги! Одно такое заклинание за минуту сжигает силу двух полноценных черных источников и сильно ослабляет белый. Причем для полного восстановления мэтру Октариону понадобится даже не год — несколько лет! То есть Арвейн пошел ва-банк! Да ни одному ловцу не справиться с арканом Найсентран! А Джонатан как-то справлялся. Не знаю как, но вместо того, чтобы сейчас лежать на брусчатке содрогающимся в агонии, он лишь опустился на колено и одной рукой удерживал петли аркана, другой пытаясь залезть в карман. И я не сразу поняла, что он достает, пока не увидела маленькую черную коробочку — блокиратор магии! И мэтр Октарион, отбивающийся разом от двух моих хранителей, в то время как его подмастерья и оруженосцы дрались с ловцами Джонатана, тоже это увидел! Увидел и, понимая, что блокиратор уберет с пути Дохрая, выхватил из-за пояса метательный нож, а затем магией отшвырнул от себя Гардэма. Мой тигр, пролетев через половину площади, упал прямо у ступеней, ведущих в лавку черной ведьмы, и… не поднялся. Я застыла в отчаянии. Жители города, которых оказалось немало, просто народ опасливо держался в отдалении под прикрытием домов, побежали на площадь кто с чем — лопаты, грабли, сковородки, ухваты… Джонатан, заметивший поражение Гардэма, рывком оттянул от шеи сверкающий магией аркан и… И тут я поняла, что он сейчас откроет коробочку, тем самым подставив себя под удар белого мага. И одновременно с этим увидела, как из моей лавки выскакивают шесть камышовых котов, обозленных тем, что их предводитель лежит бездыханным. А у котиков против Арвейна вообще ни шанса! Как и у жителей города, которых теперь мэтр беречь не будет — ему терять нечего, судя по всему. И Джонатан совсем не понимает, что блокиратор откроет белому возможность убить его без всякой магии и… Мэр щелкнул крышкой блокиратора! Дохрай обернулся к нему, словно хотел предупредить об опасности… Белый перехватил нож, готовясь к броску… Жители вбежали на площадь… Шесть камышовых котов, истошно вопя, окружили мэра и белого мага. Гардэм приподнял голову… В следующий миг одна черная ведьма призвала магию! Рывок — и блокиратор вылетает из руки Джонатана, взмывает вверх и тонет в стремительно создаваемом мною плетении Паутины Тьмы, куполом накрывшем центр площади и высосавшем меня почти досуха. Да, мы, черные ведьмы, тоже имеем в запасе пару козырей, и мэтр Октарион знал это, как догадывался и о том, что я рискну всем ради Джонатана, потому и стреножил парализующим заклятием. И сейчас Тьма разливалась над площадью, поглощая белую магию, впитывая, как трясина, аркан Найсентран, который, будто пытаясь спастись, цеплялся за потрясенного мэра… Но это не помогло, и синий сверкающий питон был втянут черной липкой дымкой Паутины. В следующий миг растворились все заклинания белых, погасло сияние их энергии, и теперь в полумраке сверкал лишь Дохрай, разом усилившийся втрое. Жители города остановились, белые прекратили драку с ловцами и даже мои коты замерли. Площадь разом погрузилась в тишину, а разъяренный мэтр Октарион рывком развернулся к окну, яростно уставился на меня. Я знала, как сейчас выгляжу — распущенные волосы развеваются словно от ветра, глаза сверкают зеленью магии моего источника, кожа фосфорно-белая. Именно так и выглядят все черные ведьмы, когда призывают самое сильное заклинание, на которое способны. Убийственное для них заклинание. И белый об этом знал. — Ради чего, Аэтелль? — его глухой голос разнесся по всей погруженной в безмолвие площади. — Он же смертный! Он ниже нас. Он… Я стояла, ощущая, как Паутина Тьмы опустошает мой источник, и с каким-то безразличием понимала, что после такого лишусь способности колдовать лет на пять как минимум. Но Джонатан уже встал, уже увидел метательный нож в руке белого, а значит, оно того стоило. И я вскинула руку, развеивая Тьму, и попутно спокойно ответила Арвейну: — Я люблю его. Это признание далось мне очень просто. Гораздо сложнее было подчинить уже вкусившую свободы и изрядной порции белой магии Паутину, но я справилась. Пошатнулась, правда, но справилась. Непросто оказалось белому принять мой ответ. — Что?! — его голос сорвался в хрип. Тьму я развеяла полностью. Оставила лишь маленькое, едва заметное облачко, удерживающее блокиратор магии и простейшее заклинание усиления. Посмотрела на мэтра Октариона и пояснила для непонятливых: — Я люблю этого смертного. А этот сумасшедший вдруг выругался, помянув интимный процесс Света и Тьмы, чем вызвал у меня некоторое потрясение по поводу его извращенной фантазии, и как заорет: — Ты не можешь влюбиться в смертного, Телль! — Почему это не могу? — резонно удивилась я, чувствуя, как основательно пошатывает. — Да потому что ты ведьма! — проорал Арвейн. Ну и?! — Слушай, ты, рожа беломагическая, кого хочу, того и люблю, и тебя не спрошу, к кому мне чувствами проникнуться! — психанула черная ведьма. И вот тогда в глазах мэтра Октариона заплескалась ненависть. Уж не знаю, чем ему мои чувства так не угодили, но ненависть на грани безумия — это страшно. Как и заклубившаяся вокруг мага белая энергия, в которой несложно было узнать вновь призванную смертельную магию. И я даже боюсь представить, силу скольких выпитых им черных источников он пустил в ход. — Не смей! — проговорила одними губами. Белый улыбнулся. Это был почти оскал, а не улыбка. — Арвейн, — мой голос звучал ровно, — я не позволю убить Джонатана, даже если мне придется и вовсе лишиться магии. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Точнее, я смотрела — белый выродок сверлил меня полным ненависти взглядом. А затем, тряхнув вновь заискрившимися от энергии волосами, взбешенно выкрикнул: — Ты мне и без магии сгодишься! Вскинул руку, не отрывая взгляда от меня, и словно от самого солнца к земле помчался столб света. И ни у кого из присутствующих даже на мгновение не возникло сомнения в том, на чью голову падет это заклинание! Джонатан, собрав остаток сил, метнулся в сторону! Дохрай, отчаянно защищающий мэра, ринулся на белого мага, но был отброшен — мэтр Октарион позаботился о своей защите. Камышовые коты, кинувшиеся на мерзавца, также были откинуты защитным полем. От приближающегося смертельного столба огня стало нестерпимо светло, воздух просто загудел! Я вскинула руку… — Телль, не надо! — крикнул Джонатан. Маг ничего не кричал. То ли догадывался, что я могу выложиться до основания и все равно не перебью его Огненный шторм, то ли ему было все равно. Но я рисковать всей своей силой не собиралась. И, щелкнув пальцами, я сделала то, чего никак не ожидала озверевшая беломагическая рожа, — открыла усиленный остаточным заклинанием мэровский блокиратор магии. В следующую секунду испарились все присутствующие в радиусе городской площади магические заклинания. Включая Огненный шторм. Он просто не долетел до земли — то есть вот мчалось, гудя, яростное пламя, а вот исчезло, поглощенное падающим блокиратором магии. Блокиратору, к слову, мои овации — сильная штука. И я посмотрела на белого мага. Застала момент, когда нерастерявшийся мэтр Октарион метнул заготовленный клинок в Джонатана. Ловец, подтверждая свою профессию, перехватил оружие, но метнуть обратно не успел. Случилось то, к чему мы с Дохраем готовились, — наша ловушка сработала. И в единый миг на площади материализовались до того скрытые магией термитники, а камышовые коты, сохранявшие нормальное состояние только из-за сдерживающего заклинания, превратились в одержимых духами и в едином порыве бросились на ненавистного им представителя Света, то есть на белого мага, яростно вопя, шипя, озверело рыча и вообще ведя себя неадекватно. А даже один одержимый духом кот — это уже сила, что уж говорить о шести. Мэтр Октарион был погребен под рвущей, царапающей и кусающей его серой лавиной. Но лишь на несколько секунд. Когда из возникших термитников рванула масса оголодавших и злых насекомых, котейки метнулись прочь, а немного очухавшийся Гардэм за ними. И все, кто понял, что сейчас будет, тоже рванули прочь. И мэр Бриджуотера, осознавший опасность, ринулся в фонтан, понимая, что вода станет преградой термитам. А вот мэтр Октарион этого не понял. Он поднялся, шатаясь и стремительно регенерируя, что теперь, после двух использованных им энергопожирающих заклинаний, было не так просто, посмотрел на меня и… — Ты его не спасешь, Телль. Мэр Бриджуотера, стоя по колено в воде фонтана, глянул на белого так, что у меня лично возникли сомнения в том, кому кого спасать придется. Потому как, видимо, после его крика мне «Телль, не надо! » отношение к битве с белым у ловца изменилось. Стало личным, что ли. И когда все еще не замечающий несущихся на него термитов белый мэтр вскинул руки, призывая, и я это отчетливо ощутила, силу черных источников, в него полетел кинжал, направленный сильной рукой мэра, который явно пришел в состояние холодной ярости. И очень вовремя! Потому что в то, что начало твориться на площади, ни одна черная ведьма не полезла бы: схватка между ловцом и мэтром белой магии, свободно оперирующим силой черных источников, — это жутко! А Октарион больше не сдерживал себя, как и Джонатан. Вскинутые вверх руки белого мага, вспыхнувший между ними язычок зеленого пламени, вихрем сгущающаяся вокруг ладоней тьма и сверкнувший клинок, который метнул вскочивший на бортик чаши фонтана ловец. И вот тут я возблагодарила Тьму за то, что так предусмотрительно заготовила ловушку с термитами. Именно они и дали шанс Джонатану, атакуя мэтра Октариона и тем самым отвлекая от летящего ножа. Клинок вошел в предплечье! Маг взвыл, затем, неимоверным образом подключившись к моему источнику, отправил все многоногое воинство в ту субреальность, где они таились ранее. Я потрясенно пошатнулась! Как?! Это… как?! Мой источник, моя магия, моя ловушка… я… Но свое дело термиты уже сделали — выиграли для мэра несколько секунд. И когда ополоумевший белый маг швырнул в него наполненное тьмой заклятие Багряной смерти, ловец уклонился и метнул свой нож, четко вошедший в грудь белого. Арвейн захрипел, вырвал нож, попытался сформировать новое заклинание, беззастенчиво пользуясь моим источником, и получил третий клинок, пронзивший его призывающую магию ладонь. И прежде чем сумел вытащить и этот нож, в его тело вонзился следующий. Выглядело жутко, ловец шел к магу, не отрывая от него злого взгляда, и отправлял в полет нож за ножом, четко, уверенно, неотвратимо! И какая, к демонам, магия?! Опыт уверенно выигрывал бой! И когда мэр Бриджуотера подошел к упавшему на колени мэтру Октариону, противопоставить тому уже было нечего! — Надеюсь, вы осознаёте, чем вам грозит нападение на должностное лицо? — холодно вопросил ловец. Белый маг хрипел, рычал и пытался спешно регенерировать, судорожно вытаскивая из себя ножи. Не обращая внимания на его потуги, господин Вегард продолжил: — Как градоправитель Бриджуотера я запрещаю вам появляться на территории моего города без сопровождения вашего вышестоящего начальства, оставляя за собой право казнить, инкриминируя попытку убийства, в случае нарушения моего запрета. Перестав избавляться от ножей, мэтр Октарион запрокинул голову, с неистовой ненавистью глядя на победившего врага. — Убирайтесь, — добил его ловец. Арвейн поднялся с трудом и не с первого раза. Но встал, повытаскивал из себя ножи, швырнул на испачканные его кровью камни. Повернулся и, не взглянув на меня, пошатываясь, двинулся прочь с площади. Люди, оказавшиеся на его пути, стремительно отступали, и никто не произнес ни слова, пока истекающий кровью маг не оказался рядом со своими оруженосцами, которых ловцы мэра отпустили мгновенно. Зигфрид, используя простейшее заклинание излечения, кое-как подлатал даже не замедлившего шаги белого. Арвейн дошел до своей лошади, с трудом забрался в седло. Едва не упал, но удержался и покинул нас, так ни разу и не обернувшись. И когда он скрылся из виду, на душе сразу сделалось легче. И я повернулась к Джонатану, радостно улыбнулась ему и… И вот тут этот выглядевший почти непораненным, уверенным, сильным и вообще невредимым ловец вдруг пошатнулся и рухнул прямо на камни! Из моей груди вырвался какой-то жуткий вопль, но прежде чем я это осознала, подскочившая метла уже была в руке, и я слетела из окна прямо к лежащему раскинув руки Джонатану! А вокруг была кровь! Кровь! И кровь! Отшвырнув метлу, я рухнула на колени рядом с ним, дрожащими ладонями обхватила лицо и, сама не понимая, как еще держусь, призвала магию… — Н-н-не надо, — с трудом разлепив губы, проговорил умирающий мэр. — Что значит «не надо»? — возмутилась я прежде, чем поняла, что он заговорил! — Не надо магии, — прошептал он, — тебе н-н-не стоит… и т-т-так… уже… А сам бледный! И я только сейчас заметила, что на животе у него рана и кровь течет! Так вообще курткой закрыто было, а он упал, полы разошлись, и… там кровь! — Кровь! — истерично взвизгнула я. — Не моя, — не моргнув глазом, потому что все еще не открыл глаза, соврал мэр. — Да как же не твоя, если она из тебя течет! — возмутилась перепуганная черная ведьма. — И вообще, умирай дальше, не мешай тебя спасать! А он взял и открыл глаза. И с явным сомнением на меня посмотрел, и даже снизошел до осмысленной и четко произнесенной фразы: — Госпожа Герминштейн, вы уверены, что мне стоит последовать вашему совету? Боюсь, в этом случае спасать будет уже некого. И у меня вдруг появилось жгучее желание придушить одну не в меру наглую мэрскую морду! Вот просто взять и придушить, чтоб не мучился! И… Материализовавшийся передо мной Дохрай молча протянул зелье заживления, сваренное мной еще в магистериуме и обладающее свойствами похлеще целительной магии. Благодарно взглянув на хранителя, молча вытерла мокрое от слез лицо и, не взирая на попытавшегося воспротивиться мэра, разорвала на нем рубашку и уставилась на внушительный глубокий порез… — Джонатан!.. — простонала, уже не сдерживая слез. — Жечь будет? — заинтересованно глянув на пузырек с зельем, вопросил он. — И еще как! — мстительно заверила я. — Ну и ладно. — И мэр Бриджуотера снова опустил голову на камни, предоставив себя в мое полное распоряжение. — Главное, давай без магии, тебе и так досталось сегодня, теперь источник долго восстанавливать придется. Не стоило тебе вмешиваться, Телль, да еще и так затратно. Даже говорить ничего не стала. Молча обработала рану, молча вылила на нее зелье, так же без слов дорвала рубашку до самой шеи, попутно зельем же залечивая и другие порезы. И даже не заметила сама, что с каждым обнаруженным ранением вздрагиваю и, кажется, плачу. — Телль, перестань, мне проще терпеть боль, чем видеть твои слезы. Оставь, я уже в состоянии подняться. — Я не плачу, — упрямо заявила, — и ты не поднимешься, ты вообще практически умер. — Кто умер? — Он удивленно приподнялся. — Да ты умер, морда несносная, — прошипела взбешенная черная ведьма. — Я тебя сейчас вылечу, а потом убью! Будешь знать, как валиться с ног от кровопотери! Улыбнувшись, этот… этот он укоризненно покачал головой и произнес: — Просто слегка устал, Телль, а так со мной все в совершенном порядке и повреждения несильные. И тут из толпы, которая оказывается давно придвинулась и вообще все рядом теперь были, раздался голос вездесущей госпожи Торникай: — Да врет он, госпожа ведьма, что вы его слушаете? Он как свалился из окна, этот белый выродок, не давая подняться, его мечом своим покромсал! Мэр-то на силу увернулся, откатился и смог отпор дать! Что?! — Уволю, — тихо, но четко проговорил мэр. Госпожа Торникай тут же заткнулась и даже в ряды присутствующих затесалась. А я, открыв рот, смотрела на эту безмерно благородную мэрскую морду и… — И ты его после этого отпустил?! Джонатан неожиданно улыбнулся, так снисходительно как-то, покачал головой и произнес: — Белых магов его уровня не убивают посреди города, Телль, если не хотят остаться без этого самого города. То есть белый превосходно знал, что его никто не убьет?! Да это вообще подло! Да… — Так, — я вытерла мокрый от слез нос, — сейчас на носилки, в мою лавку и… Джонатан улыбнулся, рывком сел, затем поднялся, меня поднял и обхватив мое лицо ладонями, поцеловал, пресекая разговоры. А у меня пиетет, чувство гордости, жители Бриджуотера вокруг, но я как-то совсем не против, чтобы он меня целовал. Совершенно не против, вот только тьма опять взяла и повылезла, и меня зашатало. — Телль, — мэр поддержал, сам шатался, а меня поддержал, не давая упасть, — я же предупредил, тебе час вставать нельзя после восстанавливающего зелья, а ты?! — А я думала, что он тебя убьет, — тихо призналась, вздохнув. — Руки коротки. И Джонатан, пошатываясь, повел меня обратно в мэрию. А я обнимала его, и пусть даже мир шатался перед глазами, но мне все нравилось. Вообще все нравилось. В этот самый момент из толпы донеслось: — Господин мэр, это что происходит? — Это вы чемоданы собирать? — раздался следующий вопрос. — А белый чего хотел? — И куда вы нашу госпожу ведьму ведете?! Джонатан остановился, развернулся к толпе, после чего, громогласно объявил: — Жители Бриджуотера, госпожа ведьма согласилась стать моей женой, свадьба завтра. Приглашены все. Священника оповестите кто-нибудь. Я дара речи лишилась! И не только я — присутствующие так же! Но к тому моменту, как мы вернулись в мэрию и даже поднялись на второй этаж, речь ко мне вернулась, и начала я с: — Никакой свадьбы! Мэр улыбнулся. — Никаких брачных обрядов, я все-таки черная ведьма! Улыбка стала шире. — И никаких детей, — почему-то уже не так уверенно потребовала я. — Это еще почему? — меня положили на постель и нависли, пошатываясь, но сурово вглядываясь. Разведя руками, терпеливо объяснила: — Джонатан, ты пойми, ты смертный, дети, если и появятся, будут простыми смертными, ко всему прочему полукровок уничтожают, и я… — Мне будет искренне жаль тех, кто попытается уничтожить моих детей, — с угрожающим спокойствием произнес Бенхард Джонатан Вегард. — Ко всему прочему, с раннего детства я научу их противостоять любой магии. Этот научит, даже не сомневаюсь. Однако искренне сомневаюсь в том, что у нас будут дети. Но высказать свою мысль не успела. — Можно я тебя теперь просто поцелую? — глядя прямо мне в глаза, хрипло спросил мэр Бриджуотера. И меня обычно бесит, когда о чем-то просят, а сейчас… — Тебе все можно, — почему-то прошептала черная ведьма. Самая счастливая на свете черная ведьма. И еще немного перепуганная собственным заявлением. Потому что теперь все мое будущее вдруг стало таким… неожиданным и совсем не по регламенту. И я понятия не имела, как оно теперь все сложится…  Эпилог