Во время прочтения – сжечь - Уильям, Вира, Рамен 2 страница

Но сколько долго бы не сидела последовательница культа Ктулху, окружающая ее обстановка не спешила меняться, принимая привычные черты. Поэтому все, что оставалось девушке – это смириться и взять себя в руки.

Вначале ей следует вернуться к тому пустырю и обыскать его. Если боги будут милостивы, девушка сможет найти амулет, а потом и сформулировать дальнейший план действий, но если нет… У Оанэ был еще один козырь, однако желания использовать его культистка не испытывала совершенно.

Девушка с трудом поднялась на ноги и огляделась. Тело, подчиненное боли и слабости, слушалось команд разума неохотно, ноги то и дело запинались о коренья деревьев, а руки путались в ветвях кустарников. Оанэ смутно представляла, откуда она пришла, ведь ночью единственное, что вело ее сквозь чащу леса – неискоренимое чувство самосохранения и страх перед смертью. Теперь же последовательнице культа Ктулху приходилось всматриваться в каждый след, оставленный на примятой траве, проверять каждую сломанную веточку – зверь ли тут прошел, или человек. Сосущее чувство голода лишь добавило бед, спровоцировав головную боль, от которой девушке стало еще сложнее сконцентрироваться на своей цели. Почти впав в отчаяние, она едва не прошла мимо того самого пустыря с развалинами сожженного дома. Черная, выжженная ядовитыми миазмами твари трава яркими пятнами покрывала местность.

При одном взгляде на эти следы вчерашнего столкновения Оанэ ощутила, как ее вновь трясет от пережитого страха. И без того слабые ноги не смогли удержать свою хозяйку. Воспоминания встречи с тварью складывались, словно мозаики из маленьких кусочков-деталей.

Вот она вышла вперед, безрассудно, сжимая в руках амулет. А потом существо, словно играясь, вновь почти взяло под контроль личностью девушки. Голоса снова начали петь свои песни о жертвах, хаосе и подчинении воле чужого бога. С трудом последовательница культа Ктулху смогла вернуть себе разум, выгнав чужое сознание. И тогда тварь разозлилась.

Монстр гонял несчастную смертную по пустырю, пытаясь опутать своими щупальцами-тенями. И в каждом месте, куда приходился удар, с шипением чернела трава, а отравленная почва расходилась трещинами.

Лишь чудом Оанэ удалось сбежать и спастись, но амулет– единственное, что можно было использовать против твари, – остался тут. Дрожащими от усталости и вновь пережитого ужаса пальцами культистка начала искать на земле столь важную вещь, прощупывая все метр за метром. Но артефакт не нашелся ни в траве, ни в развалинах дома, ни в растущих рядом кустах. Он просто исчез.

Оанэ хотелось плакать. Могла ли она потерять его где-то по пути? А может, это тварь забрала амулет? Или кто-то из местных?

От всех этих вопросов у девушки лишь еще сильнее разболелась голова. Она знала, как найти ответы, но цена была слишком велика. Среди ее талантов, взращённых общиной, было умение считывать прошлое места. Этот процесс занимал много сил и времени, но оказывался, подчас, последним шансом на решение проблемы. Вот и сейчас, кажется, у нее просто не осталось выбора.

Последовательница культа Ктулху села прямо в центре пустыря, боясь, что в конце ритуала чтения она просто не сможет устоять на ногах. Закрыв глаза и сжав пульсирующие болью виски, девушка попыталась сосредоточиться на энергетических потоках, что окутывали это место. Медленно, но верно ей удалось впасть в состояние, похожее на транс. И тут же сознание Оанэ заполонили картинки-воспоминания, яркие и блеклые, четкие и расплывчатые, они кружились в бешенном вихре. С трудом культистка смогла выбрать нужные кадры прошлого, самые яркие и четкие. На них можно было различить, как худощавый, бледный молодой человек с почти приятными чертами нашел амулет и с ужасом на лице унес его куда-то в сторону селения.

Теперь она знала, где искать и кого спросить. Отчаяние отступило, притаившись до следующей неудачи, а Оанэ с трудом смогла открыть глаза. Разум и тело, уставшие от столь энергозатратного процесса, отказывались функционировать. Медленно, выверяя каждое движение, девушка поднялась и, пошатываясь, направилась вновь в пока еще светлый лес: ей нужно было найти какое-нибудь озеро или хотя бы ручей, чтобы восстановить силы, прежде чем отправиться на поиски того мужчины. Влияние крови глубоководных все сильнее отражалось на ее организме, пусть пока и не проявлялось во внешних мутациях. Иначе бы даже тот простенький план, который девушка придумала, было бы просто невозможно воплотить. А у нее уже не осталось права на ошибку.

Анри не сразу вернулся домой– ноги сами понесли его в лес к тому месту, где утром он нашел амулет. Трава была все такой же черной и примятой, и только сейчас он заметил, что листья на кустах около проклятого места высохли и пожелтели. Никакого страха он не испытывал. Возможно, молитва священнослужителя действовала умиротворяюще, а может Шомбер просто устал. Он уселся прямо на черную траву и задумался. Какой-то неприятный осадок остался после разговора с инквизитором: Анри до сих пор чувствовал на себе пронзительный испытующий взгляд из-под набрякших век самодовольного отче. С одной стороны, он понимал, что сейчас священник подозревает всех подряд, но он никогда не думал, что сам окажется в таком положении.

Десять лет он шел по стопам отца – Гаспара Шомбера– ревностного католика, ненавидевшего еретиков и считавшего всех протестантов порождением ада. Анри было шестнадцать лет, когда тот утонул, но в памяти раскаленным клеймом запечатлелась история о том, как однажды отец сжег целую толпу еретиков, запершихся в своей молельне. И когда здание обрушилось, Гаспар лично видел черные тени, выскользнувшие из-под обломков и растворившиеся в воздухе. Именно тогда, находясь под впечатлением от рассказов отца, Анри дал обет, что ни одна ведьма, ни один колдун, попавшиеся на его пути, не уйдут не наказанными.

– Господь всемогущий, прости мои прегрешения, ибо я усомнился в пастыре, вершащем благое дело, – пробормотал он, с трудом поднимаясь с земли.

Вернувшись домой, Шомбер нехотя поел и, не раздеваясь, лег в кровать, надеясь немного поспать. Как ни странно, но спал он крепко, без кошмаров. Даже самые обычные сны пощадили его, давая отдохнуть перед ждущими его испытаниями.

– Что вы делаете?! Анри! Анри! Я ни при чем! – пронзительный крик матери, доносящийся со двора, заставил его подскочить с кровати и выбежать из дома.

Двое стражников из инквизиторской охраны волокли отчаянно упиравшуюся женщину в сторону деревни.

– Стоять! – Анри задохнулся, и ему потребовалось несколько секунд чтобы отдышаться. – Отпустите ее немедленно! Вы знаете, кто я? Это я вызвал отца Кристофа! Я!

Шомбер бросился на здоровенного детину, вцепившегося в волосы матери.

– Знаем, – ухмыльнулся тот, ударом локтя отшвыривая парня. – Но что поделать, что поделать. Даже под боком у святых могут жить ведьмы, а святые настолько увлеченно ищут ведьм в соседних деревнях, что своих собственных поймать не могут. Или утаивают правду. – мужчина презрительно сплюнул под ноги Шомберу. – Ну-ка, Мари Шомбер, поведай своему блаженному сынку, как ты вместе со старой Флер предавалась бесстыдным пляскам при луне.

– Не верь им, Анри! Это неправда! – рыдала матушка, и сердце парня готово было разорваться от отчаяния.

– Ты что несешь, тварь?! Ведьмы? – Шомбер из последних сил вскочил и кинулся на охранника. – Это моя мать! Она не ведьма! Ее оговорили!

Еще один удар, на этот раз ногой в живот, и Анри, сложившись пополам от боли, рухнул на землю, кашляя кровью. Видимо он ненадолго отключился и, придя в себя, обнаружил пустой двор, будто все произошедшее ранее приснилось ему в страшном сне. Подняться на ноги не получилось, и он пополз на четвереньках, захлебываясь кровавой пеной. Силы покинули его около калитки, и он, растянувшись на животе, остался лежать, бессильно молотя кулаками пыль.

– Это все ведьма, – шептал он. – Я чувствую, как она потешается!

Внезапно Анри озарило– именно амулет мог каким-то образом подействовать на сознание отца Кристофа, околдовать его, внушить ложные мысли и заставить выбрать не верное направление. Надо срочно поговорить с инквизитором, пока не случилась беда.

Медальон просто необходимо уничтожить – он влияет на сознание и вызывает своим действием помутнение рассудка. Мысль об этом придала сил, и Анри, кое-как поднявшись, побрел в дом, чтобы привести себя в порядок, он не мог себе позволить явиться к инквизитору в неподобающем виде. Умывшись и переодевшись в чистое, он, пошатываясь, побрел к площади. Первым делом надо попытаться увидеться с матушкой. Как она там? А вдруг ее подвергли пыткам?

Отиравшиеся около тюрьмы зеваки с любопытством уставились на Шомбера. Сказать ничего не сказали, но все было написано на их физиономиях. Мол, вот он – гроза ведьм и колдунов, а у самого мамаша колдунья. Анри чувствовал, что больше его никто не боится. Не оправдал надежд охотник на ведьм.

– Жанно! – Шомбер оживился, увидев знакомого парня, стоявшего у входа в тюрьму с аркебузой в руках. – Жанно, мне нужно увидеть мать. Ее оговорили, и я хочу сходить к святому отцу. Я знаю, что делать. Пропусти меня, – он сделал над собой усилие, – пожалуйста. Завтра здесь может оказаться твоя мать, за ней – сестра. Ведьмы навели порчу на деревню, Жан.

Жан с сомнением посмотрел на Шомбера: он выглядел так, будто доживал последние дни. Вероятно, он был недалек от истины – чахотка унесла много молодежи в деревне.

– Иди, Анри, только быстро. – Жан посмотрел по сторонам. – Пускаю тебя только потому, что мы дружили в детстве, и я помню тебя другим.

Он открыл дверь и подозвал охранника – незнакомого Анри мужчину, видимо приехавшего из города.

– Проводите его к Мари Шомбер, пусть повидается с матерью.

К тому, что предстало перед его глазами, Анри был не готов. Одно дело – выследить ведьму и сдать ее в руки инквизиции, а другое – попасть в помещение, наполненное ужасом: женские крики, вонь, въевшаяся в стены, открытые камеры пыток с ужасного вида окровавленными инструментами. Тошнота подступала к горлу, он будто во сне шел за охранником, который привел его к камере с дубовой дверью с прорубленным окошком.

– Недолго тут сопли размазывай, – буркнул охранник и отошел, брезгливо морщась.

– Матушка, ты здесь? – голос дрожал от слез.

– Сынок, зачем ты пришел? – мать протянула руку сквозь окошко и погладила его по щеке. – У тебя могут быть неприятности.

– Не говори так! Это ошибка! Тебя оправдают!

– Здесь не оправдывают, сынок. Здесь пытают, а на дыбе ты сознаешься во всем, лишь бы не испытывать боль. «Уходи и молись за меня», —прошептала она. – Иди. Пришло мое время отвечать за грехи твоего отца и твои грехи тоже.

Анри не слышал, что шептала мать. Только сейчас он начал понимать, какую мерзость он совершил, призвав в деревню инквизитора. Он даже не думал о последствиях и не верил, что его мать и все эти женщины – ведьмы. Сама ситуация казалась абсурдной. Ему, но не отцу Кристофу.

Он не помнил, как дошел до дома кузнеца. Очнулся лишь тогда, когда вовсю колотил кулаком в дверь.

– Святой отец! Прошу вас поговорить со мной наедине!

Инквизитор открыл дверь, и мимолетное удивление на его лице быстро сменила добродушная, приветливая улыбка.

– А, мсье Шомбер! – воскликнул святой отец, радушным жестом приглашая гостя зайти. – Вы как раз к ужину. Проходите, располагайтесь, я сообщу кузнецу, что потребуются еще приборы. Филипп! У нас почетный гость, – громко возвестил он.

Вскоре послышались шаги, было слышно, как на кухне зазвенели посудой.

– Сегодня нежнейшая томленая говядина с овощным рагу. В этом доме великолепно готовят, крайне рекомендую! – и отец Кристоф, не медля более, направился на кухню.

Ароматы свежего горячего мяса и овощей наполняли дом, вызывая у проголодавшегося священника радостное предвкушение и зверский аппетит.

– Наше расследование дает неожиданные результаты, а, мсье Шомбер? – инквизитор весело подмигнул и принялся за еду.

– К сожалению, отче, результаты меня не впечатлили. – Анри сел за стол и подождал, пока Филипп, чудесным образом переквалифицировавшийся из кузнеца в заправского лакея, покинет комнату.

Анри был уверен, что, едва выйдя, Филипп тут же начнет подслушивать. Да и бог с ним! Парень был слишком подавлен увиденным ранее, а аромат говядины ассоциировался с запахом пыточной камеры. Анри нервно сглотнул и, даже не попытавшись притронуться к еде, сжал зубы, а потом посмотрел прямо в глаза священника.

– Половина деревни в тюрьме, отец Кристоф. Самые верные прихожанки... Это очень странно выглядит.

Шомбер не стал озвучивать, что это не просто странно выглядит, но бросает тень на наместников божьих на земле. Еще гаже становилось на душе при взгляде на святого отца, чей аппетит совершенно не пострадал после пыток ни в чем не повинных женщин.

– Скажите, отец Кристоф, – почти прошептал парень, отводя взгляд, – в вашей судебной практике бывали случаи оправдательных приговоров? Люди могут ошибаться, а судьи могут быть просто околдованы.

Святой отец не торопясь дожевал мясо и снисходительно улыбнулся.

– Половина деревни в тюрьме, – кивнул он. – А вы ожидали иного? Здесь смрад скверны исключительно повсюду, мне приходится воздвигать Божественную Защиту непрерывно, дабы не подвергаться дьявольскому влиянию. В этом месте полно ведьм, мсье. Уверен, мы вычислили еще далеко не всех. Оглянитесь вокруг! – священник широко повел рукой, охватывая половину кухни и темнеющее небо за большим окном. – Деревня сгниет заживо, если ничего не предпринять.

Он немного помолчал, отвлекшись на овощное рагу в своей тарелке.

– У меня огромный опыт. Я чувствую ведьм нутром. Вся моя сущность противится дьявольской магии, струящейся в их проклятых душах. Ворожеи не оставляй в живых, так гласит заповедь Господня! Попробуйте вино, мсье Шомбер. Отменное!

Бейн пригубил вина. За дверью кухни кто-то громко чихнул, но святой отец даже бровью не повел.

– Все нечестивые дьявольские отродья, ведьмы и колдуны, всегда сознаются в содеянном, – голос отца Кристофа посерьезнел, пропала с лица улыбка. – У невинных нет повода лгать, нет причин каяться в пособничестве дьяволу. Я чувствую ведьм, и ведьмы сознаются. Все. Всегда. Никогда не случалось, чтобы я обвинил невиновного.

– Я болен, святой отец, и мне не долго осталось ходить по этой грешной земле. А жаль, – Анри усмехнулся, игнорируя приглашение выпить вина, – мне двадцать шесть лет, но ощущаю себя немощным стариком.

Он посмотрел на дверь, за которой, как он и думал, притаился кузнец.

– Я бы принял постриг, если бы был здоров и полон сил. Но, так как времени у меня нет, то говорить не о чем.

Анри еле сдерживал желание вмазать по этой сытой самодовольной роже. Как он ошибся, и эта ошибка вылилась в трагедию.

– Под пытками, – возразил он, стараясь говорить спокойно, – практически все сознаются во всех грехах, даже в том, что в свое время спалили Рим. Это ничего не значит. А скверна... Все было тихо до позапрошлой ночи, до тех пор, пока в лесу не произошло нечто дьявольское. Из самого ада пришло нечто, чье влияние распространилось по всей округе. Такого здесь никогда не было.

Шомбер встал и прошелся по комнате, выискивая взглядом медальон. Не увидев его, он вернулся к столу, но садиться не стал.

– Вы ведь знаете, отче, что тот амулет, что я нашел в лесу, и есть причина всех бед. Надо искать определенного человека, а не хватать всех подряд и подвергать пыткам. Скажите, вы не испытываете муки совести, когда вместе с ведьмами на костер, – он судорожно вздохнул, представив лицо матери, – попадают абсолютно невиновные люди?

– Лишь ведьмы попадают на костер вместе с ведьмами, – спокойно возразил отец Кристоф. – А невинные люди, благословленные Господом, после кары над ведьмами наслаждаются спокойной жизнью, избавленной от влияния их черного колдовства. Мне же совершенно не приходится ощущать муки совести, ибо я– наместник Божий на земле, я– Закон, беспристрастный, безжалостно карающий виновных. Совесть в этом деле не просто излишня. Она остро противопоказана.

Инквизитор окончил ужинать, допил последний глоток вина и тяжело поднялся, сыто крякнув. Молитва после еды не требовалась: Бог одарил его Великой Защитой, которая держалась еще с послеобеденной молитвы и привычно озаряла сиянием пухлое лицо Бейна.

– А что касается амулета, – священник пристально посмотрел в лицо Анри, – знаете ли вы, что выяснилось на суде? С этим самым амулетом видели ни кого иного, как вашу достопочтенную матушку. Советую вам стойко принять неоспоримую истину и молиться за отпущение ее грехов. Господи Боже! Благослови нас, научи нас следовать добродетели и даруй нам истинное счастие, – протянул он, перекрещивая гостя.

Божественная Защита окутала Анри сиянием– однако, гораздо менее ярким, чем сияние самого святого отца.

– По такому случаю, мсье Шомбер, приходите на завтрашний суд. Вы наверняка захотите попрощаться, и, учитывая ваши несомненные заслуги перед Господом и народом, не смею отказать вам в этой милости.

Окутавшее его тепло и спокойствие было каким-то неестественным. Анри впервые испытал влияние святой магии отца Кристофа, о которой был много наслышан и которую мечтал ощутить на себе. Но не при таких трагических обстоятельствах. Это вызвало бурю протеста в душе молодого человека, хотя на его бледном, даже красивом, если бы не болезненно ввалившиеся щеки и тусклый взгляд прозрачно-голубых глаз, лице не дрогнул ни один мускул.

Священник разочаровал его, оказавшись непрошибаемой мразью: сытой, холеной, не испытывающей никаких чувств кроме чувства собственной важности.

Анри некоторое время стоял, вцепившись пальцами в спинку стула, а потом молча развернулся и вышел из комнаты, чуть не сбив с ног притаившегося за дверью кузнеца.

Святой отец, недобро прищурившись, посмотрел на захлопнувшуюся дверь, за которой только что скрылся отпрыск приспешницы Сатаны. Подозрения, посетившие его при их первой встрече, вновь закрались в душу инквизитора. Что-то в поведении Анри Шомбера настораживало. Да, по слухам, парень был преданным католиком, и все же, все же… злой умысел и гнев, не подобающие безгрешному человеку, читались в его бесцветных глазах.

Священник запоздало промокнул салфеткой губы после трапезы, а затем вышел следом за Анри в сгущающиеся сумерки.

Хоть было еще довольно рано, на улице не было ни души. В таверне у дороги сиротливо теплился свет в грязном оконце, но не горланили припозднившиеся пьянчужки, не было слышно задорного девичьего смеха. Все кругом будто вымерло. На уши давила оглушающая тишина, лишь изредка затравленно поскуливали самые удачливые собаки, из тех, которым за эти две ночи еще не свернули шеи.

Отец Кристоф перекрестился и пошел по пустынной улице в направлении самого крепкого и пристойно выглядящего в округе здания, служившего тюрьмой.

– Мари Шомбер! Узнаёшь ли ты эту вещь? – обратился Бейн к пленнице, раскачивая амулетом перед окошком тюремной камеры.

Маленькая, немощная, вся в кровоподтеках, со всклокоченными седыми волосами, Мари с трудом приподнялась на твердой койке и безразлично посмотрела на окно.

– Нет, – ответила она тихо. – Не узнаю.

– Говори правду, ведьма! – взвился инквизитор. – Быть может, этот амулет принадлежит твоему сыну?

– Нет, – устало сказала Мари, опускаясь обратно на койку. – Этой вещи я не видела ни у себя, ни у моего сына. Сейчас я вижу ее впервые.

Отец Кристоф ухмыльнулся и отошел, ища взглядом стражника.

– На дыбу ее, – указав на дверь камеры, приказал он молодому человеку, отдыхающему на жестком деревянном стуле в конце коридора.

– Но, преподобный отче, – удивился парень, вставая со стула. – Эту ведьму пытали не более десяти минут назад, а закон…

– Я сказал на дыбу! – рявкнул священник, и стражник, более не споря, направился выводить Мари из камеры.

Вскоре два крепких парня привязывали к дыбе дряхлую старушку, не обращая внимания на грязные дорожки слез, струившихся у нее по щекам.

– Господи Всемогущий, помилуй их души, – прошептала она, тихо глотая слезы.

– Итак, Мари Шомбер, – вновь обратился к ней инквизитор. – Видела ли ты ранее эту вещь у своего сына?

– Нет.

– Тяните ее.

Стражники налегли на ручки валиков, и жесткие веревки крепко впились в запястья и лодыжки Мари. Крутанули снова – и ужасный хриплый вопль раскатился по подвалам.

– Нет! Пожалуйста, прекратите! Молю тебя, Господи, ниспошли мне смерть!

– Мари Шомбер, если ты сознаешься, что этот амулет принадлежит твоему сыну, я рассмотрю возможность помилования для тебя! – громко сказал святой отец, чтобы его было слышно сквозь крики.

– Нет! Это мой амулет! Мой! Анри ни при чем!

– Тяните.

Послышался хруст разрываемых суставов, заглушаемый неистовым воплем и надрывными рыданиями.

– Я ходила… к Чертову Камню! – захлебываясь, кричала Мари. – Колдовала… амулет… проклятье! Анри не знает! Анри ни при чем!

– Благодари Анри, ведьма, за то, что в этом подвале есть этот превосходный инструмент.

Инквизитор кивнул стражникам, и те вновь с силой крутанули колодки.

– Господи! Прости нам грехи наши…

Все стихло. Голова старой Мари Шомбер безжизненно опрокинулась на сторону, глаза ее закатились. Охранник, что стоял ближе, протянул руку к ее лицу, проверяя дыхание.

– Не дышит, – тихо сказал он.

Святой отец издал тяжелый разочарованный вздох.

Голод, терзавший изнутри, разбудили Оанэ под вечер. Она не могла понять, сколько часов прошло – пять или двенадцать. Все, что могла видеть девушка – это густые сумерки, что окутали лес темным покровом. Присутствие твари ощущалось едва-едва, на самом краю сознания, и культистка много отдала бы, чтобы не встречаться с ней в ближайшие несколько часов: ее силы восстановились не полностью. Выбравшись из небольшой запруды, образованной протекавшим неподалеку ручьем, и осторожно ступая по мрачному и тихому лесу, она шла в сторону селения, ориентируясь на далекие отзвуки чужих ментальных волн. Жизненно необходимо было найти того самого мужчину, но как? Не спрашивать же у всех встречных, не знают ли они такого? Девушка хорошо понимала, что уже своим появлением она может вызвать много ненужных вопросов, поэтому оставалось лишь молиться Великому Ктулху и надеяться, что дорога сама приведет к нужному дому.

Стараясь держаться тени, Оанэ аккуратно прошмыгнула за деревянные ворота, мысленно взывая к пойманному в видении образу.

«Отзовись мне. Покажись мне. Дай тебя найти», – повторяла культистка про себя, ощущая, как крохотная, едва заметная ниточка связи образуется между ней и незнакомцем, унесшим амулет. Избегая людей, прижимаясь к чужим оградам и прячась в кустах, она продвигалась к своей цели, пока не оказалась около небольшого и скромного домика, к порогу которого подходил тот самый человек.

Нашла… Смогла. Получилось!

Душа девушки наполнилась тихим ликованием. Со скрипом отворилась калитка, когда Оанэ прошла в чужой двор.

– Простите, – позвала она, готовясь применить еще один козырь. – Пожалуйста, мне нужна ваша помощь.

Последовательница культа Ктулху поспешила к мужчине, ведь для того, чтобы ментальное внушение сработало, необходимо было посмотреть жертве в глаза.

– Помогите мне, пожалуйста, – снова воззвала она, оказавшись лицом к лицу.

Сконцентрировав все свои оставшиеся силы, Оанэ направила на разум несчастного мощную ментальную волну, которая должна была внушить расположение и симпатию к бедной, промокшей до нитки, одинокой девушке, оказавшейся на пороге чужого дома. Хотя сама культистка не сомневалась, что в карих глазах ее ярким, болезненным цветом отражались отчаяние и смертельная усталость.

– Помогите мне…– прошептала она, устало оседая на землю.

Поглощенный своими мыслями, Анри не сразу понял, что его уединение было нарушено внезапным появлением незнакомки. Он медленно повернулся на звук слабого, молящего о помощи голоса и безразличным взглядом окинул тонкую дрожащую фигурку девушки. Лица ее он не разглядел в сгущающейся темноте.

– Вы кто? Я вас не знаю. Если вам нужны деньги, то у меня их нет. Уходите! – резко бросил он и, развернувшись, направился в дом.

Он уже взялся за ручку, когда понял, что ведет себя как последняя скотина, под стать отцу Кристофу с его святой магией. Святая магия! Она способна успокоить человека, заставить смириться с неизбежным, согревает тело и привносит безмятежность в душу. А такая ли она святая? Шомбер с силой ударил кулаком в дверь, вернулся к девушке и помог подняться с земли.

– Проходите в дом, – сказал он, придерживая гостью за талию, – денег у меня нет, но я вас хотя бы накормлю. Осторожно, здесь порог высокий.

Войдя в дом, Анри нащупал кресало и зажег свечу, потом зажег еще с десяток, что было непозволительной роскошью. Но сейчас, когда его матушку, возможно, подвергают нечеловеческим мучениям, ему было все равно. Жизнь остановилась.

– Садитесь, – Шомбер вытащил из печи котелок с похлебкой и поставил его на стол. – Не весть что, но силы придаст.

Впервые за вечер он улыбнулся, разглядывая лицо нежданной гостьи, которое, несмотря на бледность, было красиво какой-то неземной красотой. Может от того, что прическа незнакомки была не такой, как у деревенских женщин. Да и одежда ее выглядела странно.

В другое время Анри более внимательно отнесся бы к этому факту, но не сейчас.

– Даже если вы та, из-за кого произошли последние события, я вас не выдам. Я достаточно нагрешил за свою жизнь. Хватит.

Он прикрыл глаза рукой, заслоняясь от пламени свечи, слишком яркого для него.

– Моя мать в руках инквизиторов. Моя мать! Святая, глубоко верующая женщина, которая не утратила веры даже после того, как потеряла мужа и двух своих старших сыновей – моих братьев. Которая терпела сначала выходки моего папаши, а потом и мои. Которая, будучи городской жительницей из хорошей семьи, оставила родителей и вышла замуж за чудовище – моего отца. И потом ради меня – никчемного больного щенка– покинула Лион и поселилась здесь, в деревне, в надежде, что свежий лесной воздух и молитвы исцелят меня. В итоге родные ее прокляли, а я умираю. Проклятая семейка!

Молодой человек, не стесняясь слез, говорил и говорил. Ему нужно было высказаться. Хоть кому-нибудь. Эта совсем незнакомая девчонка располагала к себе, ей хотелось рассказать обо всем, что накопилось не только за последние пару дней, а вообще обо всей своей жизни. Где-то в глубине души родилось сомнение, почему он доверился непонятно кому, но тут же было вытеснено свалившимся на него горем.

– Я видел ее сегодня. Она напугана и подавлена. Ее обвинили в колдовстве и наведении порчи на округу. Обвинили такие же несчастные, ни в чем неповинные женщины, из которых пытками выдавили признания. Мою мать тоже будут пытать, а может уже пытают. А я… я ничего не могу сделать! Ее сожгут! Так сказало это чудовище, которого я сам вызвал из Лиона. Сам, понимаете? Отдал ему последние деньги, чтобы он нашел ведьму. А он вместо того, чтобы взяться за дело, обвинил чуть ли не половину женщин в колдовстве.

Анри зло вытер глаза рукавом рубахи и пристально посмотрел на девчонку.

– На моих руках кровь матери. Медальон. Проклятый медальон я нашел в лесу и собственноручно отнес отцу Кристофу, а подонок просто воспользовался обстоятельствами и вынудил старую Флёр признаться, что именно этот медальон она видела у матушки. Как? Каким образом? Моя вера в справедливое правосудие умерла, как только я увидел мать в тюрьме. Ненависть к этому жирному борову сейчас заглушает скорбь о матери. Я убью его – если не завтра, то когда-нибудь. Главное– не отдать душу богу или, скорей всего, дьяволу, когда я перережу его жирную шею. Мне все равно, куда я попаду – в рай или в ад. Уже не имеет значения. «Ешь давай! » —он перешел на «ты» и не заметил этого. – Я бы напоил тебя молоком, но коровы у нас больше нет.

Подперев щеку кулаком, Анри, не стесняясь, разглядывал незнакомку.

– Как тебя зовут? Ты не из здешних мест, здесь так не одеваются, да и во Франции так никто не ходит, а я много где побывал. Можешь остаться на ночь. Не беспокойся, я тебя не трону. И будь благоразумной– не выходи из дома, там не безопасно.

– Огради меня, Господи, силою животворящего креста Твоего и сохрани меня в эту ночь от всякого зла...

Инквизитор, облаченный в белоснежную ночную сорочку, сладко зевнул и закрыл глаза. Тепло Божественной защиты было уже настолько привычным, что почти не ощущалось. Ничто не тревожило святого отца, не смущало его сознание.

«Сегодня был продуктивный день», – лениво подумал он, проваливаясь головой в мягкую подушку и засыпая.

Отец Кристоф возвышался над изломанным телом Мари Шомбер и дьявольски хохотал. Рядом, прикованная веревками к зияющей черной пустоте, на коленях стояла Флёр Котье, склонив голову и смиренно ожидая своей участи.

«Убей ее... принеси Великую жертву своему Богу... »– шелестело в голове, и Бейн замахнулся огромным мечом с рукоятью, пылающей рубинами, появившимся у него в руках…

На пепелище разрушенного города¸, средь острых обломков камней и стелящегося под ногами смога, неистово отплясывали обнаженные девы. Зазывный женский смех слышался отовсюду, и откуда-то снизу, из-под завалов камней, ритмично стучали барабаны. Отец Кристоф, жадно пожирая взглядом извивающиеся молодые тела, прыгал на камнях и тряс толстым пузом, повинуясь ритму дьявольской музыки. Девушки то приближались, то отдалялись, соблазнительно двигая телами, и Бейн трогал их мягкие теплые бока, упругие груди, а где-то совсем рядом визжала о спасении души старая мерзкая Мари Шомбер, и дряхлая бабка Флер, хохоча, кружила над ним на метле…

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒