Во время прочтения – сжечь - Уильям, Вира, Рамен 3 страница

Он шел через пепелище разрушенного города, и еле слышный, бесплотный, шелестящий голос шептал о жертве… вокруг в глубоком поклоне замерли обнаженные девы, а безликая толпа, призраками вьющаяся между ними, скандировала о величии отца Кристофа, о безмерной преданности ему и вечной славе… Там, вдалеке, пахло еще не пролившейся кровью, той кровью, которая должна стать Великой жертвой его Великому Богу…

Отец Кристоф очнулся внезапно и болезненно: от сильного удара по голове. Он, с топором в руке, растерянно стоял на пороге сарая, а лоб гудел от столкновения с низким дверным косяком. Из темноты проема на инквизитора удивленно смотрела корова. В другой руке, свободной от топора, медленно раскачивался амулет.

Спустя несколько секунд, когда помутненное со сна сознание инквизитора немного прояснилось, он в ужасе бросил топор и амулет под ноги и, прямо здесь упав на колени, принялся неистово креститься. Погасшее сияние Щита медленно восстанавливало свой свет, но святом отцу становилось не многим легче. Он был напуган и подавлен. Он помнил свой сон во всех деталях, помнил свои желания и деяния, и сейчас отдал бы все на свете, лишь бы только все это забыть.

– Господи, Царь Небесный, Дух истины и душа души моей, поклоняюсь Тебе и молю Тебя: наставь меня, укрепи меня, будь моим руководителем и учителем, научи меня тому, что мне следует делать. Поведай мне, Господи, все повеления Твои, я же обещаю исполнять их и с любовью приму все, что мне будет послано Тобою…– Бейн, преисполненный ужаса и покаяния, припадал в своей молитве к самой земле, не замечая даже, что пол сарая усыпан грязью и сухим пометом. – Одного только прошу у Тебя: научи меня всегда творить волю Твою... Аминь…

Прошло немало времени, прежде чем отец Кристоф наконец осмелился подняться на ноги и, перекрестив и обезвредив дьявольский амулет, аккуратно взять его в руки. О великий глупец, как же он мог забыть! Оставил ведьмину вещь не защищенной на ночь, и творение самого ада вторглось в его сознание, смутило чистые помыслы, чуть не довело до неискупимого греха!

На ватных ногах вернувшись в комнату, он положил медальон на самый дальний стол, а сам упал на колени перед иконой, как был, в грязной, прилипающей к телу сорочке, с земляным пятном на лбу – и забормотал молитву за молитвой, озаряя комнату своим Божественным Щитом на манер свечи.

Оанэ слушала мужчину, послушно поедая похлебку. В тепле и сухости ей было несколько некомфортно, но еда позволила восполнить силы. Головная боль потихоньку проходила, сменяемая сытым отупением. Девушка чувствовала усталость, но понимала, что времени на отдых у нее всего равно нет.

В свете свечей хозяин дома выглядел еще более болезненным и усталым, речь его, незнакомая, лилась в уши тревожной музыкой. Культистке постоянно приходилось следить за нитью его мыслей, считывать образы из его разума, чтобы понять, о чем он говорит с такой горечью и отчаянием. Чужие эмоции эхом отзывались внутри, и, даже не желая того, Оанэ поняла, что сочувствует несчастному, лишившемуся единственного близкого человека. Не ушел от ее внимания и вспыхнувший образ амулета, переданного другому, не самому приятному человеку с самодовольным лицом. Чем-то он напоминал городских сановников из ее мира, что не понимали и не принимали образа жизни Общины, с презрительным смехом отмахивались от предостережений: не связывайтесь с рыболюдьми. Их не любили и при случае всегда убивали – приносили в жертву Великому Ктулху.

Вздохнув от не самых приятных воспоминаний, Оанэ устало потерла лицо ладонями. Ей нужно было идти, но оставить измученного парня, что сейчас точно не сможет уснуть из-за тяжелых мыслей, она не могла. Встав из-за стола, девушка подошла к хозяину дома и взяла его за руку, сохраняя зрительный контакт.

– Я Оанэ. Но вам нужно поспать. Идите и отдохните. Вас не будут мучить кошмары. Спасибо вам, – проговаривая каждое предложение, словно ребенку, сказала последовательница культа Ктулху, транслируя нужные образы и мысли в голову незнакомца. Погладив его по слишком худой для мужчины руке, она довела парня до двери, за которой должна была быть его спальня и, дождавшись, когда тот скроется за ней, затушила свечи. В темноте ориентироваться было сложнее, но так самой Оанэ было спокойнее.

Выскользнув из дома, она сосредоточилась на поиске нужного человека. Опустившаяся на мир ночь стала невольной союзницей, и даже луна скрылась за густым пологом темным облаков. Воздав благодарную молитву своим богам, культистка начала осторожно пробираться через поселение, скрываясь в тенях, пока не добралась до нужного дома. Черные провалы окон свидетельствовали о том, что все его обитатели уже крепко спят.

Тихо выдохнув, девушка осторожно проникла в хлев, где на нее уставилось какое-то крупное домашнее животное, а оттуда незаметно прошмыгнула внутрь, стараясь продвигаться на ощупь. То и дело прислушиваясь, Оанэ кралась по коридору, быстро перешедшему в просторную комнату. Глаза постепенно привыкали к густому мраку, и скоро она смогла различать очертания предметов. Стараясь производить как можно меньше шума, последовательница культа Ктулху обследовала каждый закуток, но потерпела неудачу. Оставалось еще несколько комнат, и из-под двери одной из них начал вспыхивать странный свет. Заинтересовавшись, культистка подошла вплотную и попыталась заглянуть в щель, но разобрать что-либо было невозможно, зато стал слышен судорожный шепот, похожий на горячечный бред сумасшедшего.

Вдруг Оанэ ощутила слабый зов амулета – словно кто-то уколол иголкой под лопаткой. Так необходимая ей вещь была прямо за этой дверью, но как забрать ее? На миг девушка ощутила подступающую панику, но быстро взяла себя в руки: у нее все еще были силы, а значит совершить еще одно внушение у нее точно получится. Даже жрецы из Общины не могли устоять перед ее даром.

Осторожно отворив дверь, культистка протиснулась в проем, но предательский скрип половиц привлек внимание мужчины – того самого, из воспоминаний. Напрягшись, девушка нервно улыбнулась и снова призвала все свои силы:

– Вам нужно уснуть, вы устали. Я просто заберу то, что принадлежит мне, – мягко говорила Оанэ, пока на разум сановника (а кем еще мог быть настолько упитанный человек? ) обрушивались волны ментального внушения симпатии и сонливости. Оставалось лишь дождаться, когда внушение подействует, и тогда она сможет спокойно забрать амулет.
Или нет?..

Солнечный луч робко скользнул по лицу, заставив парня поморщиться и перевернуться на другой бок. Пробуждение было медленным и приятным. Анри потер глаза и улыбнулся. Впервые за несколько лет он спал крепко, как младенец: ничего не тревожило, приятное тепло согревало и вселяло спокойствие. Шомбер лениво потянулся и, проснувшись окончательно, прислушался, не гремит ли на кухне посуда. В доме стояла абсолютная тишина. На этом приятный момент закончился, и на него обрушились воспоминания случившегося вчера: испуганная рыдающая мать, тюремная вонь, светящаяся от превосходства над окружающими сытая рожа священника и наконец– ночная гостья – бледная, с огромными карими глазами девушка. Красивая, но какая-то неземная. Оанэ. Анри понимал, кто она, но сейчас, после всего, что с ним произошло, он знал, что говорить об этом никому не собирается.

Шомбер застонал и сел, ожидая привычное головокружение, но его не последовало, что удивило парня. И тут он подскочил.

– Суд! Сегодня суд! – Анри заметался по комнате, в спешке натягивая одежду. – Оанэ! Я бы на твоем месте не выходил из дома! – крикнул он, заглядывая в комнату матери, потом на кухню.

Девушка исчезла, и Анри даже усомнился, а не приснилась ли ему эта встреча? Но на столе стоял котелок с остатками похлебки и лежали две ложки – прямое доказательство, что Оанэ существует. И колдует. Вот только почему после ее колдовства так спокойно было на душе? И спокойствие это не сравнимо с тем, что вселил в него отец Кристоф. Где та грань, что проходит между святой магией и магией темной? И существует ли она на самом деле?

Анри с сожалением взглянул на место, где вчера сидела кареглазая гостья и, спохватившись, выскочил из дома. Страх увидеть истерзанную пытками матушку мешал сосредоточиться и придумать, что сказать, как защитить мать от ложных обвинений. В голову лезли мысли, что он не сможет найти подходящих слов и даже если возьмет всю вину на себя, то этим не спасет матушку от костра. Отец Кристоф дал ясно понять, что никаких оправдательных приговоров над ведьмами не бывает.

Прежде чем зайти в мрачное помещение, именуемое судом, Анри попытался восстановить дыхание. Вокруг здания не было ни души, зато сквозь открытые окна слышался гул голосов – вся деревня пришла на процесс над ведьмами. Парень вошел в пропахшее плесенью помещение, и голоса сразу смолкли. Он ощущал на себе порицающие взгляды, но ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он шел по узкому проходу к пустующей лавке, находящейся прямо перед столом судьи. Не обращая внимания на шепотки за спиной, он сел, упрямо вздернув подбородок. Голова гудела, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Шомбер уже желал, чтобы процесс начался скорее. Что они тянут?

Зал внезапно пришел в движение. Люди вскакивали с лавок, чтобы разглядеть охранников, ведущих ведьм. Анри застыл как изваяние, стараясь собраться перед тем, как посмотрит в глаза матери. Не выдержав, он повернул голову в сторону прохода, и из его горла непроизвольно вырвался крик ужаса, слившийся с криками толпы. По проходу в окружении охраны шла его вчерашняя ночная гостья. Завершал процессию сам отец Кристоф, и на лице его было написано торжество победителя.

– Всем молчать! – прервал крики толпы один из стражей, и зал тут же угомонился. Присутствующие завозились на лавках в предвкушении процесса над источником зла, принесшим за эти три дня столько потерь. Анри так и остался стоять, глядя на Оанэ расширившимися от ужаса глазами: слишком нереальным выглядело происходящее. А матушка? Где матушка и остальные обвиненные в колдовстве? Почему он до сих пор торчит здесь, жалея незнакомую девчонку, которая по собственной глупости полезла в лапы инквизитора не смотря на просьбу оставаться дома. Он взглянул в глаза Оанэ, прошептав: «Мне жаль…», обжег полным ненависти и презрения взглядом сытую рожу отца-праведника и, развернувшись, покинул зал.

В каземате стояла гробовая тишина – все стражники были брошены на охрану ведьмы, только его старый знакомый Жан стоял, подперев косяк двери, и жевал яблоко.

– Анри, подожди! – попытался он остановить парня, загородив вход. – Не ходи туда. Там…

– Что там? – чувствуя, как кровь отливает от лица и не желая осознавать ждущее впереди испытание, хрипло спросил Шомбер. – Что там, Жан?! Отойди! – схватив за грудки здоровенного мужчину, Анри с силой отшвырнул того, освобождая дорогу.

Расстояние до камеры с пробитым окошком в дубовой двери он преодолел в три прыжка, а когда увидел, что та открыта настежь, остановился, уперев руки в колени и жадно глотая воздух. Он понимал, что там внутри.

– Мама, мама, – прошептал он, бессильно опускаясь на колени перед изломанным телом матери и гладя бледное заострившееся лицо. – Мама…

Слез не было– лишь опустошенность и безысходность. До боли прикусив нижнюю губу, Анри взял холодную руку той, чье имя он повторял в каждой вечерней молитве, чья доброта не дала ему превратиться в бессердечного ублюдка, каким был его отец. Прижавшись к ней лбом, он прошептал:

– В руки твои, Господи, вверяю невинно убиенную Мари Шомбер. Ты видишь все, твой сын тоже страдал за людей. Прошу тебя, Господи, обрушь свой гнев на ее палачей. Пусть горят они… он пусть горит в аду! Проклятый Бейн!

Встав с колен, он бросил прощальный взгляд на матушку и вышел из камеры.

– Прости, приятель, я погорячился, – парень положил руку на плечо Жана. – У меня к тебе просьба – если… в общем, если со мной что-нибудь случится, проследи, чтобы моя матушка была похоронена по-христиански.

– Бывает, – пробормотал тот, хлопнув Шомбера по плечу. – Прослежу. Но лучше не лезь во все это, парень. Забудь и останешься цел.

– Уже влез, – Анри поднял в прощальном жесте ладонь и вернулся в зал суда.

Войдя, он не стал проходить, а остался у входа, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки. Ненависть, желание отомстить – единственное, о чем он мечтал.

В зале суда было как никогда многолюдно. Народ, сидя на жестких лавках чуть ли ни друг у друга на головах, возбужденно перешептывался, и этот шепот, удивленный и взбудораженный, сливался в неравномерный гул и катился по залу беспокойными волнами: если прикрыть глаза, можно было представить, что совсем рядом волнуется пенная река. Удивительно быстро разнеслась по деревне весть, что ночью была схвачена Та Самая Ведьма.

Отец Кристоф, обычно спокойный и уравновешенный, сейчас пылал праведным гневом. Ему стоило огромного труда сохранять хоть подобие трезвости рассудка и, поддавшись эмоциям, не придушить дьявольское отродье прямо здесь, своими собственными руками. Он, пытаясь игнорировать пульсирующую в висках боль и сжав губы в узкую полоску, восседал за судейским столом и молча взирал на стоящую в центре зала чужеземку, стараясь собрать воинственно разбегающиеся мысли в привычный, строгий и понятный порядок. Только что прямо перед ним вскочил с лавки и куда-то умчался Анри Шомбер, и в иное время инквизитор вознегодовал бы по поводу такого вопиющего неуважения, но сейчас сил реагировать на это попросту не было.

Больше всего на свете Кристоф Леввет Бейн ненавидел колдунов. При желании злые языки могли бы обвинить его в любви к сытой жизни, в излишней холености, в строгости нрава, быть может даже в некотором пренебрежении к чувствам простого люда. Но никто и никогда не смог бы усомниться в верности священника Господу Богу, в почтении Слова Его и Заповедей Его. Воспитанный в семье преданных католиков, Бейн всю свою жизнь провел в молитвах, в изучении библейских наук, и очень рано у юноши открылся талант чувствовать колдовство. Это было, несомненно, великим Даром Господним, как и развившийся впоследствии талант к защите от дьявольских наваждений, к облегчению боли и, порой, исцелению наложением рук. Не было во Франции более преданного Богу священника, и не было никого, кто обладал бы похожим Даром. С самого детства Кристоф четко знал: любое колдовство – от нечистого, любое сомнение и неверие – козни дьявольские, и Сатана неустанно соблазняет сотни слабых духом, похотливых женщин. Мерзкие ведьмы, ведомые дьяволом, влекут за собой в пучину греха и своих мужчин, и, если это не искоренять, дни человечества на земле сочтены. Конец света неустанно приближается с каждым новым усомнившимся, с каждым новым поддавшимся искушению, которое невозможно уже побороть.

Бывало, ведьму выдавали лишь ее деяния. Бывало, но значительно реже – он сразу знал, что перед ним ведьма, нутром чувствовал потоки скверной магии, струящиеся в ее жилах. Целительницы, травницы, язычницы – сколько их очистилось уже Священным Огнем! Но всегда эта ведьмина магия ощущалась сродни своей собственной, она была знакомой и привычной, так похожей на ту силу, которой обладал он сам. Всегда. Но не сейчас.

От этой ведьмы несло чужеродной, безудержной, скверной силой. От нее кружилось голова, к горлу подкатывала тошнота. Отцу Кристофу, чувствительному ко всякого рода тонким энергиям, было физически сложно находиться рядом с ней, и в то же время он понимал: он единственный, кто в полной мере осознает всю катастрофу происходящего. Если ведьму не уничтожить немедленно, безусловно наступит Апокалипсис. Он просто неизбежен, и если не завтра, то через неделю.

Инквизитор с содроганием вспоминал события вчерашней ночи. Когда, прервав его молитву, это дьявольское отродье бесстыдно вторглось в его покои, сильнейший поток колдовства ударил о только восстановленный Божественный Щит. Голова закружилась, Бейн в ужасе вскочил, а ведьма сладким голосом повторяла какие-то жуткие заклинания на неизвестном ему языке. Он плохо помнил, как кинулся на незнакомку, скрутил ее по рукам, в ужасе закричал, зовя Филиппа, чтобы тот немедленно привел стражу…
Остаток ночи священник не спал. Его мучил жар, то и дело прошибал холодный пот. После испытания с проклятым медальоном вторжение ведьмы окончательно его подкосило.

И вот сейчас – решающий момент. Кажется, половина деревни собралась и, преисполненная любопытства, ждала его слова. Ему просто необходимо безоговорочно убедить людей в опасности этой ведьмы. От этого зависит не просто его репутация. Прямо сейчас решается судьба самого Мироздания.

Подрагивающей рукой поправив парик на вспотевшем лбу, отец Кристоф поднялся на ноги.

– Ведьма! Я требую рассказать суду, как ты навела страшную порчу на этих несчастных людей, как заразила скверной деревню! Говори, дьявольское отродье, какие силы стоят за твоими плечами! Говори правду!

Оанэ смотрела на собравшуюся толпу, на странного мужчину, который не поддался влиянию дара, и осознавала, что оказалась в поистине патовом положении. После того, как ее скрутили, перед этим едва не вырубив ударом по голове, она почти всю ночь ощущала присутствие твари – в полусне слышны были голоса, шепчущие о вознаграждении за преданность. Свобода в обмен на верную службу. Конечно, она не согласилась.

И теперь девушка не знала, как быть. Ментально она ощущала взбудораженность толпы, агрессию непрошибаемого сановника, беспокойство других людей в странных париках. От всех этой какофонии чувств начинала болеть голова.

Голос главного сановника был особенно громок, он причинял почти физическую боль, но разобрать, что от нее хотят, культистка не могла – таинственный иммунитет мужчины не позволял прочитать чужой разум. В отчаянии Оанэ попыталась воздействовать на одного из двух «париков», что сидели в первом ряду.

– Помогите мне, я ничего вам не сделала. Я просто хочу забрать амулет и изгнать тварь, – попыталась донести девушка, вглядываясь в чужие глаза и посылая ментальную волну симпатии и сочувствия. Незнакомец несколько раз удивленно моргнул, потом робко улыбнулся обвиняемой, даже хотел что-то сказать, но тут сидящий рядом с ним человек закричал, гневно указывая пальцем на культистку:

– Вы только послушайте! Колдует прямо на суде, ведьма, ее устами говорит сам дьявол! Мы должны сейчас же отвести ее на костер, пока эта нечестивая не обрушила на наши головы новые беды!

Остальные люди в помещении согласно зашумели, кто-то подскочил с места и был готов уже ринуться к последовательнице культа Ктулху, но стража быстро успокоила слишком ретивых. А Оанэ, вслушивавшаяся в уже очарованный разум, начала постепенно осознавать, какая участь ей уготована. Рыболюди не любили огонь, их стихией была вода, и суть глубоководного внутри девушки затрепетала в ужасе. Ей не хотелось умирать такой ужасной, мучительной смертью.

С ужасом культистка вглядывалась в лица, искаженные ненавистью и страхом – перед ней, – в надежде увидеть хоть один сочувствующий взгляд. И тогда она увидела того самого парня, что приютил и накормил ее. Сейчас Оанэ даже пожалела, что не вызнала и его имени тоже, ведь так было бы намного проще наладить ментальную связь. Нахмурившись, она сосредоточилась и обратила всю свою силу к нему, единственному, кто не источал ненависти именно к ней.

– Помоги мне, я должна изгнать тварь, что пришла в этот мир. Она терзает разум, требует кровавых жертв, отравляет воздух в твоем селении. Я могу его забрать с собой. Мне нужен амулет, вещь, что ты передал этому человеку, что сгубил твою мать. Помоги мне, пожалуйста, – все громче и громче в попытках перекричать толпу просила девушка, смотря прямо в бледно-голубые глаза единственного союзника. – Я могу все исправить, только принеси амулет.

И с каждым произнесенным ею словом люди впадали во все большую панику:

– Она нас проклинает!

– Я чувствую, чувствую, как она мне залезла в голову!

– Заткните ее, заткните, иначе она всех погубит!

– Сожгите ее! Сожгите! Спасите наши души!

«Прими мою волю, дитя, и ты обретешь свободу», – прошелестело в голове Оанэ.

А она лишь устало закрыла глаза, вверяя свою судьбу в чужие руки и молясь своим богам о помощи.

Толпа бесновалась. Глядя на перекошенные рожи соседей, с которыми он прожил бок о бок с самого детства, Анри осознал, что и сам мало отличался от них раньше. Нет, он никогда не впадал в ярость, стараясь сохранять хладнокровие и терпение. Но в то же время он безжалостно выслеживал ведьм и сдавал их инквизиции, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Еще немного, и озверевшие жители разорвут девчонку прямо здесь или выволокут на улицу и сожгут, наплевав на инквизитора и не дождавшись окончательного приговора. Шомбер, расталкивая мечущихся в панике людей локтями и пинками, начал пробираться ближе к Оанэ. Дьявольское, словно ему кто-то приказывал извне, желание растерзать этих мерзких животных овладело им: задушить голыми руками, вцепиться в глотку зубами и не отпускать, пока с последней каплей крови эти людишки не испустят последний вздох. И уже после добраться до самой главной жертвы – священника. Но тут до него донесся полный отчаяния голос девушки. Казалось, он звучал прямо у него в голове, отрезвляя и придавая ясности мыслям. Он поймал ее умоляющий взгляд, пытаясь понять, что она ему кричит. Медальон! Ей нужен медальон!

В суматохе на него никто не обратил внимания – сейчас общая паника была лучшим компаньоном и спасителем Шомбера.

– Где он? Куда этот сын потаскухи спрятал его?! – Анри в отчаянье грыз костяшки пальцев, осматривая стол с ворохом бумаг и переводя взгляд на шею, руки и обтянутый сутаной объемный живот отца Кристофа, и понимая, что хитрец пришел сюда без амулета.

Инквизитор, пылая праведным гневом, не заметил, когда и как поднялся с лавки, походя скинув на истоптанный пол кипу протоколов. Он стоял, разъяренный, за судейским столом, внемля крикам беснующейся толпы. Люди были напуганы, но их страх не шел ни в какое сравнение с тем ужасом перед иноземкой, что мерзким комом застрял в горле у самого отца Кристофа.

– Как ты смеешь, ведьма, колдовать во время заседания! – совладав с собой, заорал он, перекрикивая людской гул. – Я приговариваю тебя к сожжению на костре, немедленно!
Толпа взвилась зло и радостно. Перед взглядом Бейна, воспаленным нестерпимой головной болью, замелькали лица, кровожадные, ликующие, напуганные. Люди готовы были растерзать иноземку, и, если бы стража не сдерживала их, возможно, сделали бы это не откладывая.

– Стража! – инквизитор подался вперед, облокотившись руками о стол, голос его срывался уже на вопль. – Сейчас же на улицу ее! Готовьте костер! Дьяволица должна быть сожжена тотчас же!

Крепкие парни, что держали ведьму, согласно кивнули и поволокли колдунью к выходу. Народ, толкаясь и завывая, ринулся следом.

Отец Кристоф прикрыл глаза. В такт пульсирующей в висках боли перед глазами запрыгали большие красные круги, но по мере удаления от него ведьмы боль стала понемногу отступать. Но нельзя медлить, нужно довести дело до конца!

– Просим Тебя, Господи, наполни наши души Твоею благодатью, – отчеканил священник, чтобы Щит его вспыхнул с новой силой. Он открыл глаза и, решительно игнорируя возвращающуюся боль, направился на улицу, вслед за подсудимой.

Жесткая хватка стражников причиняла сильную боль, но больше этого Оанэ беспокоила все нарастающая головная боль: тварь питалась эмоциями толпы, подхлестывала их кровожадность, ее черные щупальца пробивались через крышу зала и тянулись к людям.

– Прекратите, вы только делаете хуже! – поддавшись минутному порыву ярости, крикнула девушка, за что тут же получила удар в живот от ведущего ее человека. Задохнувшись воздухом и болью, культистка глухо застонала. Бесполезно, ее не понимают, поэтому лучше всего сосредоточиться на одном единственном человеке. Выцепив взглядом своего союзника, Оанэ сосредоточилась сквозь боль и подступающую тошноту на его разуме, распознавая досаду и злость– он не видел амулета.

– Он мог остаться в его доме, слышишь, в том доме, где он жил, иди туда, найди его, ты должен успеть, – напрягая голос изо всех сил, чтобы перекричать беснующуюся толпу, просила она, вновь транслируя свои мысли. – Скорее!

Удар в живот, заставивший девушку скорчиться от боли, казалось, вышиб воздух из легких самого Анри. Но времени на жалость не осталось.

– Понял! – парень кивнул головой и начал пробираться к выходу.

Сыпля проклятьями и щедро раздавая пинки, он пробился к выходу и выскочил наружу, где перед площадью уже вовсю шла подготовка к казни. Никто не обратил на него внимания– все были поглощены предстоящим зрелищем. Беспрепятственно миновав их, Анри выбежал на пустынную улицу. Слава Спасителю, на встречу не попался ни один человек.

Он вспомнил лицо визжащего и брызжущего слюной отца Кристофа. Ему пришлось подавить в себе желание заехать кулаком по перекошенной от ненависти физиономии священника, понимая, что после этого о попытке добыть медальон придется забыть. И мало того, скорей всего, придется составить компанию Оанэ. Дом кузнеца находился совсем недалеко от здания тюрьмы, поэтому Анри долетел до него минуты за три. Двери в деревне мало кто закрывал, и Филипп не являлся исключением. Забежав в знакомую комнату, Анри принялся озираться по сторонам в поисках медальона. Стол был пуст. Шомбер перерыл все ящики небольшого шкафчика и, когда не обнаружил проклятой подвески в шкафу, принялся за кровать, с отвращением притрагиваясь к простыням, на которых еще недавно возлежала храпящая туша Бейна.

Медальон обнаружился под подушкой.

– Вот юродивый! – воскликнул Анри, осторожно поднимая зловещую вещицу за цепочку. – Это надо догадаться – сунуть адский амулет под подушку! И как подонку мозги не вышибло?

Хотя, конечно, инквизитор мог машинально убрать медальон вместо своего кармана под подушку – душевное волнение тоже стоило принять во внимание. Даже если речь шла о душе того, которому в аду давно был приготовлен персональный карцер.

Гудела голова; гудела толпа, высыпавшая на улицу и смешавшаяся там с той половиной деревни, что опоздала на суд и теперь топталась у входа. Все происходящее напоминало страшный сон, в котором все плыло и вертелось, бесновалось в дьявольском танце. Продолжение ночного кошмара.

Инквизитору хотелось проснуться.

– Тихо! – прогремел он, и вновь на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь унять накативший приступ тошноты. Выждав, пока шквал голосов опустится от криков до заинтересованного перешептывания, отец Кристоф обвел людей лихорадочно горящим взглядом. В их глазах читалась безумная страсть, жадное нетерпение и жестокость. От каждого здесь разило порчей, разило в сто крат сильнее, чем раньше. Дьявольское отродье, женщина, что без устали бормотала свои грязные заклинания, прокляла здесь каждого.

– Эта женщина – ведьма! – громко продолжил Бейн. – Самая опасная ведьма из всех, что мне доводилось видеть! За ее деяниями стоит сам Сатана, это она повинна во всех кошмарах, произошедших с вами за последние дни! Она навела на деревню страшную порчу, и, покуда она жива, проклятье не спадет ни с вас, ни с ваших детей, ни с детей ваших детей. Но ликуйте! Прямо сейчас эта женщина будет сожжена!

Народ одобрительно заорал, и новый приступ головной боли ударил в виски.

– На площадь ее, – устало сказал инквизитор стоящему рядом стражнику. Тот кивнул, и ведьму потащили прочь сквозь толпу.

Отец Кристоф, гордо расправив плечи, пошел следом.

Нужно держаться. Совсем скоро эта вакханалия закончится, и он наконец сможет отдохнуть.

От свежего воздуха стало только хуже. Оанэ судорожно вдыхала носом, пытаясь справиться с дурнотой. Ее союзник скрылся из виду, вероятно, отправившись добывать артефакт, и все что теперь оставалось девушке, это молить о защите у Великого Ктулху. Стража с трудом вела ее через людей, что окружила их плотным, живым кольцом ненависти. Они кричали, обвинительно тыкали пальцами… а потом они начали кидаться камнями. Многие из них попадали и в стражников, отчего те сильнее ярились и скручивали подсудимую, а то и осыпали ее тумаками. Вскоре последовательница культа Ктулху не ощущала ничего, кроме боли, чужой ненависти и все нарастающего ужаса от возможной смерти.

Медленно, но верно они продвигались к главной площади, где споро конструировали кострище для казни ведьмы.

Амулет сопротивлялся. Анри чувствовал влияние его магии: волны ненависти, застилающие глаза кровавой пеленой; желание убивать все живое, что попадется на пути; мороз, пробирающий до костей и странный булькающий голос в голове, повелевающий спрятать медальон в надежное место.

Шомбер, с трудом передвигая налитые свинцом ноги, брел к площади. Каждый шаг давался с трудом, словно какая-то невидимая рука тянула его в противоположную от площади сторону. Пришлось несколько раз остановиться, чтобы справиться с приступами удушья. Он слышал завывание толпы и боялся, что опоздал. Даже если девушку не сожгли, ее могли попросту растерзать на пути к костру. Толпа, объятая ужасом, превращается в неуправляемое стадо, сметающее все на своем пути. Если они убьют Оанэ, то девушка не сможет усмирить монстра, принесшего море горя в деревню. А ведь он может погубить не только деревню, но и всю Францию. Он верил девушке, видел, что она не боится смерти и хочет помочь всем этим людям, избавив от разрушающего темного колдовства.

Наконец он добрался до площади. Люди ликовали, предвкушая расправу над ведьмой. До чего же они омерзительны в своей трусливой ярости.

– Пропустите! Пропустите меня к ней! – заорал он, ломясь сквозь толпу к костру. – Я хочу увидеть ведьму!

Его голос сливался с криками людей, но Анри из последних сил распихивал потные разгоряченные тела, чтобы пробраться к Оанэ и каким-то образом передать ей медальон.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒