Гамлет. Шутка Шекспира. История любвиНаталья Воронцова-Юрьева 6 страница

Я, например, буквально на вскидку могу тотчас не моргнув глазом нафантазировать, что король Клавдий на самом деле никакой не король, а сын рабыни Изауры, которая спустя многие годы вдруг обнаружила его следы в далекой холодной Дании и, переодевшись в платье Розенкранца, добралась наконец до этой далекой страны, чтобы прижать к ослабевшей груди давно потерянного сына. Но жестокий Гильденстерн, бывший хозяин Изауры, которому плевать на ее материнские чувства, неожиданно узнает в Розенкранце свою сбежавшую рабыню. В это время разочарованный в жизни Гамлет пытается украсть у Гильденстерна золотые часы. Схваченного за руку принца ведут к королеве. Гертруда узнает в этих часах аксессуар своего умершего мужа и падает в обморок. Тут выясняется, что ее умерший муж на самом деле не умер, а под видом могильщика пребывал все эти годы на кладбище. Именно у него и украл эти часы Гильденстерн, поскольку не знал, что этот странный могильщик, которому Гильденстерн тайно заказал заранее вырыть могильную яму для своей сбежавшей рабыни, на самом деле бывший муж королевы.

И так далее. Подобные истории можно плодить до бесконечности, и ни одна из них не будет хуже версии Баркова. Потому что его принцип в данном случае – принцип меннипеи – устраняет самое главное: обязательность подкрепления каждой версии строгими текстовыми аргументами. И тем самым порождает анархию и безнаказанность.

Мне жаль, что с основным постулатом его версии «Гамлета» все обстоит таким диким образом. Барков действительно сумел обратить внимание на многие важные нюансы, содержащиеся в пьесе, чего до него не смог сделать никто. Кроме того, его версия о том, что под именем Шекспира в действительности скрывался Кристофер Марло, произвела на меня огромное впечатление. И Барков умело спорит с Ильей Гилиловым, блестяще отстаивая свой вариант.

Прочтение же его чрезвычайно громоздкой версии «Гамлета», которую я смогла хоть сколько-то уразуметь только на третий раз, вызвало мое стойкое несогласие с ним. Я даже отправила ему письмо, собираясь с ним спорить, но в ответе мне было сообщено, что Альфред Барков умер 4 января 2004 года. Тем не менее его предположения относительно фабулы вызвали во мне горячее желание самой разобраться с ней. Можно сказать, Барков в этом смысле заново подарил мне «Гамлета», явившись причиной моего энтузиазма.

Очень заметно, что в пьесе активно представлена парность персонажей, причем парность многофункциональная, когда один и тот же объект является парой разным героям в зависимости от рассматриваемых обстоятельств: дружеские пары, женские, предметные, мотивационные и т. д. Например, две дружеские пары – Гамлет и Горацио, Розенкранц и Гильденстерн. Два злодея – король и Полоний. Два умопомешательства – Гамлета и Офелии. Два совершенно разных Призрака. И так далее.

Наличествует в пьесе и физическая парность: два посла, два могильщика, два школьных товарища принца, две женщины – и обе любовницы короля, два случайных трупа в середине пьесы – Полония и Офелии, а также два письма, два мужских черепа, два корабля. И только опять-таки двое – Лаэрт и Озрик – остаются в логическом одиночестве.

Также в пьесе действительно присутствуют и две фабулы. Вот только вторая из них не имеет никакого отношения к невообразимо громоздкой меннипее Баркова. И даже более того: скрытая фабула при ее обнаружении становится абсолютно прозрачной и гармоничной, ловко вылезая из первой – общепринятой и лежащей на поверхности. Эта вторая фабула настолько легка и понятна, что устраняет все противоречия разом, которые есть не что иное, как действительно подсказки автора. И если эти подсказки сложить, то выстраивается технически безупречная повествовательная канва, насыщенная настоящими человеческими страстями, а вовсе не теми рахитичными монстриками вроде меланхолических стенаний о суициде только потому, что мать слишком быстро забыла о своем первом муже.

Но вернемся к Горацио. Так вот. Меня всегда удивляло, зачем Шекспир дважды дает прямой намек на гомосексуальный характер дружбы Гамлета и Горацио? Ведь в традиционном прочтении фабулы этот факт совершенно ничего и никому не добавляет, ни на что не воздействует и ничего не модифицирует в пьесе. Таким образом, получался совершенно лишний элемент, представляющий из себя всего лишь пикантную подробность, которая могла добавить произведению немного дешевого интереса, что совершенно не достойно работы мастера.

Однако моя версия полностью меняет подобное представление об этом факте. Гомосексуальные наклонности принца, столь наглядно представленные автором в его отношениях с Горацио, имеют совершенно определенную смысловую нагрузку. По замыслу автора, они должны обязательно натолкнуть нас на самую важную – скрытую! – мысль пьесы: эти наклонности продемонстрированы автором далеко не случайно. А нет ли и здесь той самой парности? Нет ли и здесь еще одного героя, с которым у Гамлета могли бы быть не столь эмоционально вялые и событийно безжизненные отношения, как с Горацио? И не этому ли герою, точнее, не его ли истинным отношениям с Гамлетом как раз и посвящена эта пьеса?..

Разумеется, это так. Иначе, и я об этом уже говорила, введение в текстовую структуру гомоэротических пристрастий главного героя теряет всякий смысл и превращается в дешевку и глупость.

Отношения принца с Горацио в чувственном смысле прямо пропорциональны его отношениям с Клавдием. И обратно пропорциональны в эмоциональном контексте, являя собой настоящий конфликт, истинное душевное борение и подлинную духовную драму.

Но мы забыли о диалоге Офелии и Гамлета, который все еще подслушивают стоящие за ковром Полоний и Клавдий. Этот диалог подходит к концу. Гамлет, на прощанье пожелав Офелии уйти в монастырь и пообещав, что «те, кто уже в браке, все, кроме одного, будут жить», а прочие «останутся, как они есть», уходит.

Король и Полоний появляются из укрытия. И король, внимательно слушавший всю сцену, высказывает сомнения, которые абсолютно точны:

Любовь? Не к ней его мечты стремятся.

И речь его, хоть в ней и мало строя.

Была не бредом. У него в душе

Уныние высиживает что-то;

Король прекрасно слышал слова Гамлета о том, что отныне в браке будут жить «все, кроме одного». И он прекрасно понял, кто этот «один». И этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы он обеспокоился всерьез:

< …> И я боюсь, что вылупиться может

Опасность; чтоб ее предотвратить,

Я, быстро рассудив, решаю так:

Он в Англию отправится немедля,

Сбирать недополученную дань;

< В XI веке, Англия подчинялась датскому королю и платила ему дань. >

Полоний вроде бы вполне согласен с таким решением, хотя и уверяет по-прежнему, что «начало и причина этой скорби – в отвергнутой любви». Он предлагает устроить еще одну встречу Гамлета – теперь уже с матерью, с тем чтобы вновь подслушать разговор. И устроить эту встречу сегодня же, сразу же после спектакля.

Попутно Полоний подбрасывает королю мысль, что Гамлета можно не только отправить в Англию, но и заточить в тюрьме. Это очень важная для Полония мысль. Во-первых, он таким образом успокаивает Офелию, дает ей понять, что волноваться ей не о чем, что ее репутация под контролем. А во-вторых, его совсем не устраивает Англия, поскольку оттуда всегда можно вернуться. Другое дело – тюрьма. В тюрьме с некоторыми часто происходят интересные вещи. А кроме того, Гамлет ведь может и «случайно» узнать о своем предполагаемом заключении. Разве это не прекрасный дополнительный повод наконец-то прикончить дядю?.

Теперь обратим внимание вот на что: Полоний высказывает королю свою мысль прямо в присутствии дочери. И Офелия против этой мысли… нисколько не возражает. Точно так же она не возражала и против того, чтобы отец и любовник подслушали ее разговор с принцем. А если бы литературоведы внимательней читали текст пьесы, они бы после этого двойного молчаливого согласия Офелии очень засомневались: да так ли уж сильно она любит Гамлета и любит ли вообще?

Этот разговор с Офелией, который подслушивали король и Полоний, происходит днем или утром. А вечером должно состояться представление…

Следующая сцена показывает нам Гамлета-режиссера. Идут последние приготовления к спектаклю. Принц дает наставления актерам, и действительно делает это великолепно. Я бы с удовольствием рекомендовала эти куски пьесы поэтам и прочим прозаикам, в том числе и столичным, как образчик художественного критерия и необходимого вкуса:

«Говорите, пожалуйста, роль, как я показывал: легко и без запинки. Если же вы собираетесь ее горланить, как большинство из вас, лучше было бы отдать ее городскому глашатаю. Кроме того, не пилите воздух этак вот руками, но всем пользуйтесь в меру. Даже в потоке, буре и, скажем, урагане страсти учитесь сдержанности, которая придает всему стройность…».

Улучшив момент, Гамлет зовет Горацио. Он говорит ему много теплых слов, очень похожих на признание в любви, и просит его последить за королем во время выступления:

Будь позорче;

К его лицу я прикую глаза,

А после мы сличим сужденья наши

И взвесим виденное.

Горацио отвечает согласием – и вовремя, потому что королевская процессия уже показалась!..

И вот играют трубы, звучит датский марш, и на зрительскую площадку выходят король с королевой, Полоний с Офелией, Розенкранц с Гильденстерном, и свита, и стража с факелами в руках. Представление начинается!

«Как поживает наш племянник Гамлет? » – вместо приветствия спрашивает король. Отлично поживает, весело отвечает принц: «Живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями; так не откармливают и каплунов».

Интересно, о каких это, собственно, обещаниях, говорит Гамлет? И главное – о чьих? Данная фраза явно содержит очередное иносказание принца, его очередной намек на то, что не менее иносказательные обещания короля возобновить с принцем прежние отношения так и остаются одними пустыми обещаниями.

А теперь обратим внимание на ответ короля: «Этот ответ ко мне не относится, Гамлет; эти слова не мои». Батюшки, да ведь и так понято, что ЭТИ слова не его, что ЭТИ слова произносит Гамлет! Какой странный, какой нелогичный ответ…

Разберем фразу подробней.

«Этот ответ ко мне не относится, Гамлет» – говорит король. И он знает, что говорит: ведь Гамлет только что посредством намека и незаметно для окружающих опять упрекнул его в том, что король пичкает его обещаниями, но ему нельзя верить, поэтому-то Гамлет и питается «воздухом», то есть одними пустыми надеждами. И Клавдий подтекстом своего внешне нелогичного, но внутренне вполне понятного им двоим ответа мягко возражает ему: дескать, неправда, твой упрек («этот ответ») ко мне не относится, я так не говорил («эти слова не мои»), я снова и снова обещаю тебе, что все будет хорошо.

Становится совершенно понятно, что загадочное дополнение «эти слова не мои» относится вовсе не к словам Гамлета про хамелеонову пищу, а к его подразумевающемуся в этих словах упреку. Что здесь королем пропущен вполне видимый лексический кусок, как если бы Гамлету послышалось, что король открыто говорит ему о том, что больше не хочет с ним никаких отношений. И схематично это выглядит так:

< Как поживает наш племянник Гамлет? >

< Плохо поживаю. Ты врешь мне, ты кормишь меня пустотой >

< Этот ответ ко мне не относится, Гамлет >

< Ты больше не любишь меня>

< Неправда. Эти слова не мои. Я так не говорил. Я люблю тебя >

Но вместо этого король произносит лишь логический остаток несказанного: «Эти слова не мои». На что Гамлет отвечает: «Да; и не мои больше». На первый взгляд, этот ответ принца выглядит не менее странно. Однако это действительно так… И сейчас мы легко поймем, какой же смысл сокрыт в этих словах.

Гамлет весь этот день, с самого утра, находится под сильнейшим впечатлением грядущих событий: он дописывает несколько значимых строк для актеров, он репетирует с ними – то есть он постоянно думает о том, что этот спектакль станет решающим, окажет на него огромное воздействие и даст ему наконец внутреннюю силу нарушить затянувшееся бездействие.

Он думает о том, что сегодня, сразу же после спектакля его возлюбленный будет мертв. Старые обиды, горечь счастливых воспоминаний, болезненное потрясение убийством отца, свежие раны ревности, постыдное выклянчивание надежд – весь этот ворох эмоций, вся эта жалкая любовь, превратившая его в покорного раба братоубийцы, жестоко переворачивается в нем, сжимает ему горло. Но скоро, скоро все кончится, думает Гамлет. Да, он найдет в себе силы!..

«Эти слова не мои» – говорит король [Подтекст: Неправда. Эти слова не мои. Я так не говорил. Я люблю тебя].

«Да; и не мои больше» – отвечает Гамлет [Подтекст: Ты не любишь меня. И я тоже не люблю тебя больше. Эти слова не мои, потому что я больше никогда не скажу их тебе].

«Да; и не мои больше» – говорит Гамлет. Это больше не ИХ слова. Ведь король никогда их и не произносил, он только делал вид, что говорит их, с горечью думает Гамлет, а у меня… больше не будет повода их говорить. Потому что сразу же после спектакля он убьет короля. Ему больше незачем всем своим видом показывать королю, как он ждет, как он хочет его любви. Да им вообще больше не о чем разговаривать.

И, видимо, не зная, куда себя деть, как справиться с нахлынувшей болью, он обращается к стоящему рядом Полонию с первым же вопросом, который пришел ему в голову: «Сударь мой, вы говорите, что когда-то играли в университете? » – «Играл, мой принц, и считался хорошим актером» – без промедления отвечает Полоний. «А что же вы изображали? » – «Я изображал Юлия Цезаря; я был убит на Капитолии; меня убил Брут».

Ох, как этот случайный ответ режет Гамлету душу! (Брут – приемный сын Цезаря. ) И как же, должно быть, радуется Полоний, которому случай предоставил возможность еще раз ненавязчиво подсказать Гамлету «правильное решение».

В своей статье «Уравнение Шекспира, или “Гамлет”, которого мы не читали» Игорь Фролов отметил, что перевод фразы «Excellent yfaith, Of the Camelions dish, I eate the ayre, Promiscram'd…» был сделан Лозинским не точно. У него она звучит как «Отлично, ей-же-ей; живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями…». Тогда как ее следовало бы перевести следующим образом: «Превосходно, даю слово, – из верблюжьего блюда я ем наследство, сыт обещаниями по горло».

Посмотрим, способен ли этот факт каким-либо образом изменить мою трактовку произошедшего, или он только укрепит ее.

И. Фролов уточняет, что слово dish переводится еще и как «надувать, одурачивать, путать карты». Из чего он делает вывод, что «некто … кормит Гамлета обещаниями некоего наследства». Но при чем здесь верблюд? И только ли наследство имеет в виду Гамлет? Попробуем понять эту фразу точнее.

Блюдо из верблюда – а нет ли здесь принципа, так сказать, двугорбости, двусмысленности? Ем наследство, кормлюсь обещаниями наследства – внешний смысл (король назвал принца наследником), и кормлюсь чьим-то надувательством, враньем, одурачиванием (король лживо обещает принцу продолжение любви) – подтекст, легко выявляемый Гамлетом посредством несложной игры слов.

Как видите, легкие перестановки в переводе не смогли исказить основного посыла моей версии.

Интересный момент: Полоний явно участвовал в организации убийства отца Гамлета, вот почему Клавдий нисколько не сомневается в его порядочности (и это спустя всего лишь два месяца! ). Но вот Полоний присутствует при встрече принца с актерами, и при нем по просьбе Гамлета актер читает монолог про убийство Пирром Приама и про «жалкую царицу». Полоний не мог не понять, что данный монолог содержит практически открытый и очень опасный намек на известные обстоятельства. Однако Полоний ничего не говорит об этом королю! Иначе бы вряд ли Клавдий согласился присутствовать на представлении – оно было бы обязательно сорвано.

Такое поведение Полония снова и снова доказывает мою версию о том, что именно Полоний был очень заинтересован в том, чтобы руками Гамлета убрать Клавдия, а потом убрать и самого принца как виновного в государственной измене.

Последний вопрос Гамлета и ответ Полония послужили Елене Черняевой в качестве доказательства ее собственной версии (выдвинутой ею в статье «Уильям Шекспир: загадка «фабульной загадки» «Гамлета») на предмет того, что данные вопрос и ответ не случайны в пьесе вот по какой причине: по мнению Е. Черняевой, Гамлет в истории с Призраком все еще подозревает кого-то в мистификации и считает, что наиболее подходящая кандидатура для этого – Полоний. Ведь в пьесе, в которой играл Полоний, среди действующих лиц есть и призрак убитого Цезаря, стало быть, Полоний мог иметь опыт по части создания призраков на сцене, и это могло ему пригодиться в мистификации. Поэтому внезапный вопрос принца, по версии Е. Черняевой, призван смутить Полония, вызвать на его лице невольные признаки признания. Однако признаки не появляются, и сомнения Гамлета не исчезают. Вот почему, по версии Е. Черняевой, он и убил Полония: потому что именно Полония он и хотел убить, с тем чтобы, так сказать, на всякий случай устранить возможное повторное появление «призрака»-Полония. Но вот Полоний убит, а призрак появляется снова, и это, по версии Черняевой, дает Гамлету возможность убедиться, что Полоний не имеет к Призраку никакого отношения… На этом данная часть гипотезы Е. Черняевой заканчивается.

Причины убийства Полония мы еще рассмотрим, а пока я хочу указать на изначальную ошибочность основной предпосылки версии Е. Черняевой. По ее мнению, Гамлет задает этот вопрос Полонию («Сударь мой, вы говорите, что когда-то играли в университете? ») потому, что все еще уверен: Призрак – это мистификация. Но дело в том, что Гамлет давно уже уверен в обратном!

Во-первых, принц тщательно расспросил Горацио, уже видевшего Призрака, и ответы Горацио явили Гамлету следующие неоспоримые доказательства Призрака реального, а не сыгранного кем-то. На важность этих вопросов и ответов, на их крайне необходимое присутствие в пьесе шекспироведы не обращают внимания, а зря – они далеко не случайны в пьесе и призваны не только подчеркнуть реальность Призрака, но у них есть и еще одна, серьезнейшая, задача!

Вот что спрашивал Гамлет и вот какие доказательства неподдельности Призрака он получил:

1) Был ли призрак вооружен? Это могло говорить о том, что тот, кто вырядился в призрака, был готов к обороне – и призрак действительно был вооружен «от головы до ног».

2) Было ли видно его лицо? Мистификатор мог скрыть лицо под забралом, чтобы не быть узнанным – однако призрак «шел, подняв забрало».

3) Хмурил ли он брови, был ли угрюм? Как режиссер и актер, Гамлет знает, как может исказить черты лица определенная мимика – но выясняется, что у призрака «в лице была скорей печаль, чем гнев», а печаль – это мимически неактивная эмоция, она не может исказить черты до неузнаваемости.

4) Был ли он бледен или «красен от волненья»? Латы для вооруженного с головы до ног человека слишком тяжелы, чтобы спокойно прогуливаться в них и не краснеть от усилий. Однако дух, напротив, был «очень бледен».

5) Смотрел ли он прямо в глаза? По глазам можно легко стать узнанным, и человеку лучше бы их отвести. Но Призрак смотрел в глаза – и «пристально». На этом, видимо наиболее для него сомнительном пункте Гамлет даже посетовал «Жаль, что я не был там», а на реплику Горацио «Он ужаснул бы вас» уклончиво ответил: «Весьма возможно».

6) Долго ли призрак пробыл? Риск быть разоблаченным не позволил бы мистификатору чрезмерно задерживаться. Однако дух пробыл долго: «Вы счесть могли бы до ста не спеша».

Как видите, подбор вопросов неслучаен – каждый из них логичен и направлен в самую суть, и каждый ответ однозначно убеждал Гамлета в том, что Призрак настоящий. Хотя смысл реплик пятого вопроса говорит о том, что Гамлет все-таки осторожничает. Однако его сомнения полностью уничтожает его собственная встреча с Призраком. Все последовавшее поведение принца, вся его эмоциональная составляющая говорит о том, что Гамлет, встретившись с Призраком, целиком и полностью уверовал в его реальное появление, а мысль о возможной мистификации начисто им отброшена. Это во-вторых.

И в-третьих, если Гамлет после всего этого еще и подозревал кого-то, то уже никак не человека, а демона, дьявола. Именно об этом он дважды говорит в последующих сценах: «Дух, представший мне, быть может, был и дьявол; дьявол властен облечься в милый образ»; и второй раз в недавней беседе с Горацио, когда он просит его понаблюдать за королем: «И если в нем при некоих словах сокрытая вина не содрогнется, тo, значит, нам являлся адский дух…»

Сбросить представленные мной доказательства со счетов невозможно. Таким образом, версия Е. Черняевой не выдерживает проверки контекстом, поскольку не заметить перечисленных мною фактов – значит изначально обречь себя на неверное решение. Что и произошло с гипотезой Е. Черняевой.

Итак, вопрос Гамлета к Полонию носит сугубо спонтанный характер, он вызван сильным эмоциональным замешательством принца, это первое, что пришло ему в голову. И он хватается за обращение к Полонию как за соломинку – только бы справиться с теми мучительными чувствами, которые он сейчас остро переживает!

Спокойный ответ Полония заставляет его внутренне ужаснуться. «Я изображал Юлия Цезаря … меня убил Брут» – говорит Полоний, и Гамлет не может не вздрогнуть при этой мгновенно возникшей аналогии: Брут – любовник и друг Цезаря, родственник, приемный сын, который скоро убьет его. Так и Гамлет – он тоже должен убить своего короля, своего друга.

Однако Гамлет берет себя в руки, он отшучивается и тут же переводит разговор на другую тему: «Что, актеры готовы? » Готовы, говорит Розенкранц, готовы и ждут распоряжений.

Королевские зрительские места расположены совсем близко от места принца – об этом говорит тот факт, что король и королева свободно перебрасываются с Гамлетом репликами во время представления, и это очень важный момент.

Гертруда предлагает принцу сесть рядом с ней, но Гамлет отказывается. «Нет, дорогая матушка, здесь есть металл более притягательный», – громко говорит он, имея в виду Офелию. На что Полоний, которому на руку реплика принца, тихонько замечает королю: «Ого, вы слышите? » Именно тихонько – об этом есть ремарка в пьесе, что лишний раз подчеркивает близость их мест по отношению к принцу. Но король на реплику Полония… не отвечает.

«Сударыня, могу я прилечь к вам на колени? » – обращается Гамлет к Офелии и ложится к ее ногам. «Нет, мой принц» – спокойно отвечает Офелия.

ГАМЛЕТ: Я хочу сказать: положить голову к вам на колени?

ОФЕЛИЯ: Да, мой принц.

ГАМЛЕТ: Вы думаете, у меня были грубые мысли?

ОФЕЛИЯ: Я ничего не думаю, мой принц.

ГАМЛЕТ: Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног.

ОФЕЛИЯ: Что, мой принц?

ГАМЛЕТ: Ничего.

ОФЕЛИЯ: Вам весело, мой принц?

ГАМЛЕТ: Кому? Мне?

ОФЕЛИЯ: Да, мой принц.

Похоже, Офелия умеет валять дурака не хуже Гамлета! Да и что ей остается? Она изо всех старается не усугублять ситуацию – да и зачем, если дальнейшая судьба Гамлета все равно решена и его все равно скоро посадят в тюрьму. И даже наиболее неприличная фраза принца («Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног») не вызывает у Офелии совершенно никакой реакции, кроме то ли приступа внезапной глухоты, то пароксизма крайней невинности: «Что, мой принц? »

А, собственно… кому предназначается та самая, наиболее неприличная фраза принца – «Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног»? У кого в голове могла вдруг появиться эта «прекрасная мысль»? Почему само построение этой фразы, ее включения таковы, что эта вполне естественная «прекрасная мысль» выглядит в интонации Гамлета как нечто необычное, новенькое, из упрямства или каприза пришедшее в голову?..

И почему Гамлет вообще ведет себя с девушкой так вызывающе? Ведь он и впрямь одержим разворачивающимся на площадке спектаклем, он весь в нервном напряжении, он знает: король обязательно выдаст себя, и тогда он наконец-то его убьет!.. И он остро следит за каждым событием на сцене, при каждом удобном случае не забывая вполне откровенно комментировать происходящее. Например, когда начинается пантомима, демонстрирующая убийство «короля» и скорую благосклонность «королевы» к отравителю, Гамлет на вопрос действительно ничего не понимающей Офелии «Что это значит? » тут же отвечает: злодейство.

И при этом – странные шуточки с Офелией… Как это совместить?

Дело в том, что главного (реакции короля на представление) еще не произошло, еще рано, поэтому связь короля с Офелией – это в эмоциональной цепочке пока еще последняя психологическая травма Гамлета, которая вот-вот закончится навсегда, – и эта мысль чрезвычайно обостряет его страдания.

Его диалоги с Офелией вовсе не имеют целью довести ее до пароксизмов сознания – ей он уже все сказал утром, и в этом смысле она его больше не интересует, а его нынешние скабрезные реплики предназначаются вовсе не ей. Это королю он хочет показать, что он все знает про его любовницу, и что, стало быть, все обещанья Клавдия – ложь, и что его связь с Офелией – это последняя капля, которой Гамлет измерил наконец цену королевских обещаний и меру своих надежд.

И вот что интересно: все слышат, какие невозможные пошлости говорит Гамлет – и все молчат! Молчит Полоний – это понятно: разжигание ревности в принце ему на руку. Молчит и король, и это тоже понятно: он не может позволить себе реагировать, ведь тем самым он может излишне распалить Гамлета и, как следствие, привлечь к этой проблеме нежелательное внимание королевы.

Но и королева тоже молчит! А ведь реплики Гамлета носят весьма определенный характер: они явно намекают на связь Офелии с кем-то – так с кем? Неужели ей совсем не любопытно? Почему же королева молчит?

А королева… вообще предпочитает знать как можно меньше. Она ведь очень практичная женщина. Она немолода и давно знает жизнь. Например, когда актер, изображающий королеву на сцене, читал монолог, полный клятв в верности и уверений в любви, Гамлет задал матери вопрос: «Сударыня, как вам нравится эта пьеса? ». И Гертруда ответила весьма прагматично: «Эта женщина слишком щедра на уверения, по-моему».

Конечно, она догадывается, на чей счет следует отнести Гамлетовы намеки, но предпочитает не усиливать ситуацию. Да и сам спектакль воспринимается ею вполне спокойно – во всяком случае, внешне складывается впечатление, что похожесть ситуации никак не задевает ни ее самолюбия, ни ее совести. Железная женщина!

А вот король начинает волноваться: «Ты слышал содержание? Здесь нет ничего предосудительного? ». «Нет-нет; они только шутят, отравляют ради шутки; ровно ничего предосудительного» – уверяет Гамлет.

И тут на сцене появляется отравитель, некто Луциан, племянник короля. Кстати, почему не брат? Ведь в жизни короля убил брат, так почему же Гамлет делает на сцене убийцей племянника?

Да потому и племянника, что здесь содержится еще один обратно пропорциональный намек: в жизни отравитель – король, на сцене отравитель – племянник. Племянник, который скоро убьет короля и в жизни … И король, внимательно слушающий представление, это прекрасно понял – вот почему сразу же после спектакля он отправит в Англию приказ уничтожить Гамлета.

А между тем Луциан прочитывает монолог: «Рука тверда, дух черен, верен яд…» – и вливает сок белены в ухо спящему. Клавдий настолько потрясен, что молчит. Он еще даже не может реагировать. Что дает принцу возможность довольно длинно прокомментировать произошедшее на сцене: «Он отравляет его в саду ради его державы. Его зовут Гонзаго, – говорит Гамлет. – Такая повесть имеется и написана отменнейшим итальянским языком. Сейчас вы увидите, как убийца снискивает любовь Гонзаговой жены».

В этот момент король встает. «Король встает! » – вскрикивает Офелия. «Что с вашим величеством? » – изумляется Гертруда. «Прекратите игру! » – требует Полоний. Огня, говорит король, дайте огня, уйдем!.. Огня, огня! – раздаются крики. И только один Гамлет удивляется посреди этого переполоха: «Что, испугался холостого выстрела? »

Разумеется, холостой выстрел – это метафора. Гамлет тем самым хочет сказать королю, что это представление пока еще холостой выстрел с его стороны, за которым последует… настоящее убийство. Это его последние слова Клавдию. Последнее предупреждение Гамлета. Да и все представление – одно сплошное предупреждение, честно брошенная перчатка. У короля еще есть время спасти себя.

Да, Гамлет бывает мелко непорядочен по отношению к близким, он часто манипулирует ими в корыстных целях, но Гамлет не подлец. Гнусная месть исподтишка уж слишком противоречит его прямой натуре. А некоторые собственные поступки вынуждают его испытывать настоящий стыд за себя. Он жесток и великодушен одновременно. В сущности, такие люди, как он, – подарок для настоящих подлецов. Их прямота и душевная щедрость делают их необыкновенно доверчивыми…

Итак, представление сорвано. Все уходят. На опустевшей площадке остаются лишь Гамлет и Горацио. Гамлет в горьковатой шутливой манере говорит о том, что если отныне судьба будет немилостива к нему, то неужто он «не получил бы места в труппе актеров»? «С половинным паем» – грустновато, в тон принцу, шутит Горацио. «С целым, по-моему», – грустновато подводит шутку к концу Гамлет.

Да, представление, закончившееся так быстро, закончилось для Гамлета навсегда. Он больше не будет медлить. Ему больше не о чем сожалеть. «Мой милый Дамон…» – обращается Гамлет к Горацио.

Мой милый Дамон, о поверь,

На этом троне цвел

Второй Юпитер; а теперь

Здесь царствует… павлин.

«Вы могли бы сказать в рифму» – говорит Горацио, давая понять, что вполне уловил намек. Но Гамлету не до рифм. В его душе начинает закипать тихая ярость. «О дорогой Горацио, я за слова призрака поручился бы тысячью золотых. Ты заметил? » – говорит он. «Очень хорошо, мой принц». – «При словах об отравлении? » – «Я очень зорко следил за ним».

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒