Гамлет. Шутка Шекспира. История любвиНаталья Воронцова-Юрьева 2 страница

Вот только зачем Полонию нужно было помогать брату короля?..

Но вернемся к просьбе Лаэрта. Выясняется, что Полоний об отъезде сына скорбит, но в принципе согласен («Он долго докучал мне, государь, настойчивыми просьбами, пока я не скрепил их нехотя согласьем»). Разрешение благополучно дается, и наступает очередь аналогичной просьбы Гамлета – отпустить его в Виттенберг для продолжения ученья. И просьба отклоняется.

Почему король не отпускает Гамлета в Виттенберг? Ведь тем самым он не дает ему возможности закончить должное образование, и такая позиция короля весьма удивительна. А во-вторых, не лучше ли было бы и для самого короля удалить Гамлета с глаз долой? Принц изо дня в день ходит мрачный, унылый… видеть это неприятно… да и совесть нечиста… Ну и пусть бы себе ехал, раз хочет! Однако король отклоняет просьбу принца. Почему?

До конца пьесы этот вопрос – кстати, напрямую увязанный с возрастом принца – так и остается без прямых разъяснений автора, как и почти все в пьесе. Однако ответ на него есть, он спрятан в контексте, и мы его обнаружим чуть позже.

А пока обратимся к Лаэрту. Для чего Полонию так необходимо отослать сына во Францию? Почему Полоний на людях уверяет, что не хочет отпускать сына, а с глазу на глаз чуть ли не пинками торопит его с отъездом? Какой в этом смысл? Зачем об этом говорится столь подробно, тем самым привлекая читательское внимание?

Может быть, Полоний попросту осторожничал? Слишком мало времени прошло со дня смены власти, да и Фортинбрас слишком активно заявляет свои права… Или у Полония действительно есть тайный расчет и это каким-то образом связано с сыном? Ведь род Полония вполне может числиться среди королей – так почему бы не приберечь для трона Лаэрта, до поры оставляя его в тени?

Кстати, далеко идущими личными планами Полония я могу подтвердить и свое предположение о том, что он действительно участвовал в подготовке переворота. Иначе ему не было смысла менять одного короля на другого! При этом самому убить короля и взойти на престол было для Полония слишком опасно, да и гораздо умней убирать соперников чужими руками.

Так не с Лаэртом ли связаны эти гигантские планы Полония?.. Увидим.

Вернемся к принцу. В этой сцене происходит первая встреча читателя с Гамлетом. И что же мы видим? Принц мрачен, его лицо окутано тучами: по уверениям самого принца, он глубоко переживает смерть отца и скорое замужество матери, вот почему все эти дни он ходит, опустив голову, словно «почившего отца» ищет «во прахе». При этом сам Гамлет уверяет, что его страдания не театральны, что его «скорбь чуждается прикрас и их не выставляет напоказ», по выражению Б. Пастернака. А по выражению М. Лозинского, принц уверяет: «То, что во мне, правдивей, чем игра», а все остальное – будь то «мрачные одежды», «бурный стон стесненного дыханья», «очей поток многообильный» или даже «горем удрученные черты» – все остальное как раз и есть только игра в страданья, не больше.

Однако достаточно простой логики, чтобы понять: Гамлет свою скорбь очень даже выставляет напоказ! Иначе ни король, ни королева, глядя как раз на те самые «горем удрученные черты» принца, не были бы вынуждены постоянно упрашивать его все-таки не предаваться печали столь чрезмерно. Зачем же он это делает? Ведь, как умный человек, как человек театра, он вряд ли не понимает, что его слова противоречат его поведению. Нет ли тут случайно какой-то еще одной скорби, которую принц и вправду не выставляет напоказ?

Учтем еще тот факт, что на это самое пресловутое скорое замужество матери, на Гамлетовой скорби по котором якобы и строится весь смысл трагедии, принцу по большому счету глубоко наплевать – и тому есть прямое подтверждение в пьесе, которое полностью игнорируется исследователями либо опять-таки заносится в список противоречий автора.

Итак, король не отпускает Гамлета в Виттенберг. Вместо этого он в очередной раз уговаривает его «стряхнуть свою печаль», объявляет его «ближайшим к трону», и все уходят. Гамлет, оставшись один, произносит трагический монолог, из которого нам становится ясно, что принц, якобы подавленный смертью отца и скорым замужеством матери, даже подумывает о самоубийстве:

О, если б этот плотный сгусток мяса

Растаял, сгинул, изошел росой!

Иль если бы предвечный не уставил

Запрет самоубийству! Боже! Боже!

Согласитесь, чрезмерная реакция. Подобные факторы все-таки никак не могут служить причиной для суицида. В конце концов мать тоже имеет право на счастье, да и вообще это ее личное дело. Вряд ли она вообще любила отца Гамлета – уж, действительно, слишком поспешен новый брак. А вот брата его, кажется, и вправду любит – во всяком случае, новый союз доставляет ей откровенное удовольствие, и вполне сексуального характера. Именно это обстоятельство мучительно задевает принца. Вот только почему?

Нет, ни о каком Эдипове комплексе, как уверяли некоторые аналитики, речи тут быть не может. Для этого образ королевы выписан определенно недостаточно. Вначале я думала, что причина в скрытом соперничестве Гамлета по части чужих успехов, проще говоря – в зависти. Характер Гамлета противоречив, он вполне мог жгуче завидовать этому удачливому самцу, при виде которого женщины впадают в сексуальную эйфорию.

Однако мой взгляд на подобное поведение принца к середине пьесы претерпел значительные изменения. Все его дальнейшие реакции начисто отвергали подобную трактовку. Причина была явно в другом. Причина тайная, глубоко внутренняя, тщательно скрываемая от всех и при этом настолько важная, определяющая все дальнейшее поведение принца, что Шекспир устами героя намекает на нее чуть ли не в первой же реплике Гамлета. Однако ей так никто и не сумел придать должного значения, поскольку эта реплика (и даже не одна) скрыта под эффектом двойной направленности – на внешнее и на внутреннее.

Кстати, этот же прием Шекспир использовал и в реплике принца о скорби, которая не выставляет себя напоказ, поскольку то, что в нем, ««правдивей, чем игра». И этот же прием будет использоваться автором еще не раз. Более того: этот прием лежит в основе всей пьесы, являясь дополнительным ключом к пониманию истинной фабулы и характеров действующих лиц.

Дождавшись, когда из зала выйдет последний придворный, входят Горацио, Марцелл и Бернардо. И тут оказывается, что Горацио в замке давно – он присутствовал на похоронах! – а вот с Гамлетом видится впервые. И даже на похоронах Горацио не подошел к принцу, не выразил ему соболезнования. Даже если Горацио – сын нового короля, по версии А. Баркова, то его поведение все равно выглядит странно. И однако этот факт ничуть не смущает принца. Что это: упущение автора или его задумка?

Удивительно, но и сам Гамлет как будто и не знал о приезде Горацио! Странно. А ведь они приятельствовали в Виттенберге, они оба уверяют читателя в своей взаимной дружбе, а под самый занавес Горацио вдруг ни с того ни с сего демонстрирует нам чуть ли откровенные чудеса по части верности Гамлету!

Хотя для друга принц слишком бестактен. Если Горацио сын короля, то Гамлет знает об этом – если уж об этом знают слуги, как видно из пьесы. Но это не останавливает его в высказывании щедрых и чрезвычайно нелестных эпитетов по поводу короля – прямо в лицо Горацио. Уж слишком простодушно для друга высказывает он ему, например, неприкрыто оскорбительные предположения по поводу свадьбы. Что же заставляет Гамлета быть столь вопиюще бестактным?..

Горацио тем не менее все оскорбительные нападки на своего предполагаемого отца сносит на удивление терпеливо. Наконец он сообщает Гамлету о призраке. Гамлет поражен. Однако он довольно быстро приходит в себя, и его вопросы начинают иметь оттенок допроса: он явно пытается понять, не провокация ли это, и если да, то чья.

Случайны ли эти подробные расспросы принца и полученные на них ответы? Имеют ли они отношение только к данной сцене, демонстрируют ли они нам исключительно реакцию принца на сообщение о Призраке или в них содержится некий ключ, который однажды поможет читателю правильно разгадать кое-какие события?

Посмотрим. А пока Гамлет решает пойти с ними в дозор этой ночью. На том и расходятся.

Этим же днем Лаэрт прощается с сестрой и читает ей пространную лекцию о том, что ухаживания Гамлета «лишь порыв, лишь прихоть крови», а также о том, как вообще следует вести себя добродетельной девушке. На этой нравоучительной ноте входит Полоний и изо всех сил торопит Лаэрта с отплытием («Ты здесь еще? Стыдись, пора, пора! »). Одновременно Полоний читает Лаэрту лекцию насчет того, как следует вести себя добродетельному молодому человеку.

Наконец Лаэрт откланивается. После чего Полоний тут же читает дочери очередную мораль на ту же тему, а кроме того, советует быть поумней и не дешевить («А думать ты должна, что ты дитя, раз уверенья приняла за деньги. Уверь себя, что ты дороже стоишь»), да и вообще не верить Гамлету и не компрометировать себя беседами с ним («Я не желаю, чтобы ты отныне губила свой досуг на разговоры и речи с принцем Гамлетом. Смотри, я это приказал»).

Меня всегда удивляло то количество нравоучительных нотаций, которым сопровождается первое явление Офелии читателям. Исследователи, как всегда, молчат по этому поводу, а между тем все эти лекции настолько пространны, настолько длинны, что лично у меня закралось сомнение: а зачем им уделяется в пьесе так много места? Только ли потому, что Офелия в конце концов не соблюдет свою невинность? Возможно. Но тогда из этого закономерно вытекает следующий вопрос: а почему она ее не соблюдет?

Барков сделал два вывода: что Офелию обесчестил Горацио (с чем я полностью не согласна) и что Полоний напрямую торгует дочерью. Однако Горацио, даже если он сын короля, вовсе не тот объект, ради выгод которого стоит продать невинность дочери. А между тем Полоний действительно ею торгует – только тайно, исподволь направляя Офелию, так что ей может даже казаться, что это ее выбор, ее решение, а Полоний якобы попросту ей не препятствует: ведь объектом страсти Офелии является не кто иной, как сам король – в этом пункте я согласна с убедительной версией Ниаза Чолокавы, представленной им в статье «Шекспир. «Гамлет».

Я также пришла к выводу, что автор всеми этими пространными лекциями о добродетели очень хотел, чтобы читатель все-таки догадался, что Офелия – это девушка, которой, во-первых, необходимы именно такие нотации, поскольку это девушка с хорошим темпераментом и прекрасно развитой чувственностью. А во-вторых, именно этот темперамент дочери Полоний и собирается использовать для реализации своих планов, в которых Гамлет играет очень важную роль.

Наступает ночь. На площадку перед замком приходят Гамлет, Горацио и Марцелл. Раздаются пушечные выстрелы. Горацио, проведший в замке почти два месяца и свободно входящий к королю, тем не менее интересуется: «Что это значит, принц? ». Принц весьма подробно объясняет, что это пьянствует король.

ГАМЛЕТ: Король сегодня тешится и кутит,

За здравье пьет и кружит в бурном плясе;

И чуть он опорожнит кубок с рейнским,

Как гром литавр и труб разносит весть

Об этом подвиге.

ГОРАЦИО: Таков обычай?

ГАМЛЕТ: Да, есть такой;

По мне, однако, – хоть я здесь родился

И свыкся с нравами, – обычай этот

Похвальнее нарушить, чем блюсти.

Тупой разгул на запад и восток

Позорит нас среди других народов;

Нас называют пьяницами, клички

Дают нам свинские; да ведь и вправду –

Он наши высочайшие дела

Лишает самой сердцевины славы.

А теперь мне очень интересно узнать, почему короля Клавдия принято считать пьяницей? Почему Барков (и не только он) решил, что подобная слава распространилась только с восшествием Клавдия на престол? Барков даже сетует, что для такой славы, дескать, два месяца правления – срок коротковат. И это действительно так.

Но дело в том, что Барков совершенно не учел одного: в данном отрывке речь вовсе не идет о конкретной личности! Речь идет про обычай всех правителей дома Гамлетов! И нигде не указано, что этот обычай введен исключительно Клавдием. Скорее он введен отцом Гамлета, раз уж подобное поведение успело стать таким обычаем, что даже укрепило за границей «свинские» клички датских правителей.

К слову сказать, не столь уж он частый, этот обычай. Горацио находится в замке почти два месяца, но даже понятия не имеет, почему вдруг отсалютовали пушки. Правда, он жил здесь в детстве… Но в то время он мог и не придать значения подобным пушечным забавам. Потом он уехал, жил в Виттенберге, ему исполнилось тридцать лет, и он вернулся только теперь.

В любом случае за два месяца столь масштабное веселье с пушками происходит впервые. И подобная слава могла укорениться во мнении соседей, только если эти инциденты повторяются каждые два месяца в течение хотя бы года-двух. Что же касается данного случая, то здесь имеется вполне убедительный повод: король официально представил Гертруду как свою жену и объявил Гамлета наследником трона. Так почему бы и не выпить по столь замечательному случаю?

Нет, никаким пьяницей здесь и не пахнет. И речь здесь совсем не о короле. Гамлет идет на предполагаемую встречу с Призраком и по ходу дела хотя и с недовольством, но все же вполне спокойно рассуждает о государевых делах – о государственном имидже, о вреде для него некоторых обычаев. Да, попутно он говорит и о вреде пьянства для отдельной личности, о том, что подобный порок сводит на нет все достоинства человека. Однако это всего лишь сравнение: то же случается и с государством – вот основная мысль Гамлета.

И все-таки Гамлет действительно пытается представить короля как алкоголика! Чуть ли не с первых минут встречи с Горацио он говорит ему: «Тут вас научат пьянству». Вот в результате этой фразы и последующего весьма отвлеченного рассуждения о вреде алкоголя, которое я только что проанализировала, у читателя и формируется стойкое мнение о короле как об алкоголике – и все исследователи хором повторяют это вранье вслед за принцем. Зачем же Гамлет оговаривает короля?..

Для ответа на этот вопрос давайте попробуем привыкнуть к мысли, что Гамлет живой человек, а потому наделен вполне понятной и по-человечески противоречивой натурой. Он способен на низость (оскорбительные намеки Офелии). Он по-мальчишески обзывается (однажды он буквально при всех обзовет короля весьма нехорошим словом!.. ). Он изворотлив. Он использует свой актерский талант не просто в корыстных, но даже и в постыдных целях (в сцене с Гертрудой). Но при этом он крайне простодушен и чрезвычайно совестлив. Остро нуждается в доброте. Не способен на подлость. Умеет извиниться первым и от души признать чужое превосходство (в сцене с Лаэртом). У него острый нюх, но благодаря своей прямолинейной натуре он не всегда способен разглядеть умысел там, где он действительно есть. Он открыт и способен на глубокую преданность. При этом вспыльчив, язвителен и не всегда честен. Поэтому когда он упорно и обходными путями муссирует мысль о том, что король алкоголик, Гамлет попросту хочет сказать о нем… гадость. Досадить ему. Насолить. И получить от этого хоть какое-то удовольствие.

А разве мы сами не поступает так же с теми, на кого у нас имеется зуб?..

Отвлеченные и довольно спокойные рассуждения принца о вреде алкоголя прерывает появление Призрака. Он манит Гамлета. Все отговаривают принца, при этом Горацио высказывает предположение: а что если Призрак заманит его куда-нибудь и превратиться во что-нибудь такое, что «ввергнет вас в безумие»? (Возможно, эти слова и явились подсказкой Гамлету для его дальнейшего решения. )

Гамлет все-таки идет за Призраком, уверяя, что это «голос судьбы». Дух сообщает ему об убийстве и взывает к отмщению. Гамлет просит его рассказать все как можно быстрей, чтобы он «на крыльях быстрых, как помысел, как страстные мечтанья, помчался к мести». Призрак повествует, что убийца его отца ныне «в его венце» и что, кроме того, он «блудный зверь, кровосмеситель, волшбой ума, коварства черным даром – о гнусный ум и гнусный дар, что властны так обольщать! – склонил к постыдным ласкам» его «казалось, чистую жену». Призрак еще раз просит его не оставаться равнодушным, однако ни при каких обстоятельствах не посягать на мать.

Светает. Призрак исчезает. Гамлет остается один. Он потрясен до глубины души. Следует весьма эмоциональный монолог, полный горестных восклицаний. Гамлет уверяет, что он всегда будет помнить о Призраке и обязательно отомстит убийце. Имя которому – Клавдий. «О пагубная женщина! – Подлец, улыбчивый подлец, подлец проклятый! » – трижды восклицает Гамлет. Он совершенно сражен известием Призрака. Он почти болен этим. Он буквально не может прийти в себя. И дело здесь не только в том, что перед Гамлетом столь внезапно и грозно открылись истинные обстоятельства смерти отца. Не только в том, что здесь, возможно, замешана и сама королева (недаром Призрак просил его не трогать мать ни при каких обстоятельствах! ). Не только в том, что убийца его отца день за днем со лживой искренностью увещевает его забыть про печаль. И не только в том, что Гамлет лишен трона из-за преступной подлости дяди при возможном попустительстве матери.

А дело в том, что информация Призрака, кроме прямых фактов, относящихся к убийству, содержала для Гамлета еще один, тайный и очень важный мотив, в котором Гамлет никому не признается. В сообщении Призрака сокрыто нечто такое, что буквально раздирает Гамлету сердце. Что же это?

Я отвечу на это позже, а пока к принцу подходят Горацио и Марцелл и начинают его расспрашивать. Но Гамлет ничего не собирается им сообщать и только просит всех никому не говорить о случившемся и поклясться «вовек не разглашать того, что было». Все клянутся. Гамлет требует повторной клятвы на мече как особо священной. Однако на мече никто клясться почему-то не торопится.

Тут откуда ни возьмись на помощь приходит исчезнувший с рассветом Призрак: из-под сцены раздается его глас: «Клянитесь». Горацио тут же соглашается, однако пытается уточнить, а в чем же, дескать, именно надо поклясться. Гамлет повторяет: «Молчать о том, что видели вы здесь». Но то ли с мечом опять выходит заминка, то ли Призрак слишком нетерпелив, однако из-под сцены опять раздается его глас: «Клянитесь».

Казалось бы, Призрак изо всех сил старается помочь исполнить волю Гамлета – и это весьма впечатляющий ход. Однако, услышав эту поддержку во второй раз, Гамлет почему-то предлагает всем перейти на другое место. Впрочем, Призрак снова тут как тут и опять вещает из-под сцены: «Клянитесь». Тогда Гамлет снова предлагает переменить место. Однако от Призрака не так-то легко отделаться, и он вновь изрекает из-под сцены: «Клянитесь».

Наконец повторная клятва дана. При этом ее внутреннее содержание полностью изменилось: теперь Гамлет требует, чтобы впредь, как бы странно он себя ни повел, они не намекали ни жестом, ни мимикой, ни двусмысленными речами, что им что-то известно, что эти странности неспроста и что они знают им причину.

Почему вдруг изменилось содержание клятвы? Только ли потому, что Гамлету вдруг пришла мысль о недостаточности слов Призрака и, чтобы свершить возмездие, ему необходимо собрать дополнительные улики? Или тому есть другая причина?

И еще: вся эта беготня с Призраком – при всем моем уважении к его неподдельным страданиям – не поддается никаким стандартным разъяснениям и выглядит довольно комично. Странно, не правда ли?

С того дня проходит достаточно времени – два месяца. Это следует из слов Офелии на представлении: «…тому уже дважды два месяца, мой принц». Да и слухи о его душевном нездоровье успели пересечь датскую границу, что ясно из реплики короля во второй сцене второго акта на приезд Гильденстерна и Розенкранца («До вас о том дошла, наверно, новость, как изменился Гамлет»), которых вызвали в Эльсинор ненавязчиво пошпионить за Гамлетом, так как его поведение действительно встревожило короля и Гертруду.

Итак, время идет, король не убит, принц притворяется сумасшедшим. Как вдруг Гамлет узнает, что Офелия – любовница короля! Именно это обстоятельство, ядовито ужалив принца, наконец-то заставит его действовать. Однако вовсе не так, как хотелось бы наивному Призраку…

А между тем Полоний снаряжает во Францию своего слугу, Рейнальдо. Вся эта сцена поначалу вызвала у меня недоумение – она показалась мне слишком многозначительной и при этом на удивление пустой. Если ее убрать, думалось мне, то это пройдет абсолютно незамеченным для пьесы: смысл, действия, характеры героев – ничто не будет нарушено. Возможно, рассудила я, эта сцена нужна для паузы. Возможно, это обыкновенная занятная болтовня, необходимая для отдыха читателя, подготовка к смене читательских эмоций. Но тогда зачем сознательно наполнять эту сцену той многозначительностью, которая вроде бы никак не работает, а повисает в воздухе? Разберем подробней этот очень важный момент.

Итак, прошло два месяца, и вот уже Полоний отправляет слугу во Францию с письмом и деньгами к Лаэрту. Он очень подробно инструктирует Рейнальдо, как именно, да что конкретно, да где, да от кого, да каким способом ему нужно вызнать о поведении Лаэрта, да еще просит лично понаблюдать за привычками сына. Такое тщательное дознание удивляет слугу, и он спрашивает: а зачем, дескать, это все нужно, к чему все эти сложности? И Полоний поначалу очень четко отвечает на вопрос, а потом вдруг начинает подозрительно путаться… С чего бы это? Неужели такого опытного царедворца можно так запросто смутить?

Оказывается, можно! Вот только не всегда и не всякому. Король, придворные и прочая подобная публика ни за что не смутят Полония – с ними он всегда начеку, всегда настороже, всегда держит себя в руках, и это хорошо видно хотя бы в его диалогах с Гамлетом. А вот слуга, проверенный старый слуга – другое дело. Да Полонию и в голову не пришло, что тот спросит его о чем-то таком, что автоматически вызовет в голове Полония некоторые… ассоциации, пока еще преждевременные, конечно… но о которых Полоний с некоторых пор не забывает… ни на минуту.

Именно эти мысли чуть было и не выскочили из него. Полонию было нечего опасаться, он был дома, разговаривал с верным слугой, вот и позволил себе несколько внутренне расслабиться – и этого хватило, чтобы Полоний чуть было не проговорился! В результате он так этого испугался, что даже не сразу собрался с мыслями. Так о чем же чуть было не проговорился Полоний?

И зачем вообще понадобилось Полонию просить слугу присмотреть за сыном и что-то там тщательно высмотреть? Разумеется, Полоний дает на это ответ, только этот ответ уж слишком безобидный. Полоний уверяет, что им движет исключительно забота о примерном поведении сына, что если Лаэрта намеренно немножко очернить в разговоре с каким-нибудь его знакомым, то, стало быть, если Лаэрт и впрямь замешан в подобных делишках – например, по части игры, женщин и прочих простительных непотребств, то этот знакомый обязательно вспомнит и подтвердит:

А умысел мой вот в чем –

И думаю, что это способ верный:

Когда его ты очернишь слегка,

Так, словно вещь затаскана немного,

Изволишь видеть,

Твой собеседник, если замечал,

Что юноша, которого ты назвал,

Повинен в вышесказанных проступках,

Наверное, тебе ответит так:

" Милейший", или " друг мой", или " сударь",

Смотря как принято у них в стране

И кто он сам.

И все бы хорошо, но в этот момент в голове Полония мелькает совершенно иное – оно бесконтрольно выскакивает из него, и Полоний вдруг говорит на удивление непонятную фразу:

РЕЙНАЛЬДО: Так точно, господин мой.

ПОЛОНИЙ: И тотчас будет он... он будет... Что это я хотел сказать? Ей-богу, ведь я что-то хотел сказать: на чем я остановился?

«И тотчас будет он... он будет... » – говорит Полоний, и эта фраза явно «не из той оперы», она явно чужда контексту! Это видно невооруженным глазом. Значит, по замыслу Шекспира, она просто обязана привлечь читательское внимание.

«И тотчас будет он... он будет... » – говорит Полоний и, словно спохватившись, словно чему-то внутренне ужаснувшись, так что и не сразу сообразив, как выкрутиться из этого положения, он начинает запинаться, пытаясь замести опасные следы: «Что это я хотел сказать? Ей-богу, ведь я что-то хотел сказать: на чем я остановился? » Слуга ему напоминает: вот, дескать, на чем вы остановились, вот на этой фразе. Ах да! – как бы вспоминает Полоний и начинает рассказывать трепетную сказку про заботливого отца, который только и делает, что переживает за нравственность сыночка.

Так что же это за фраза, из-за которой Полоний так ужасно перепугался?

Недавно я уже высказывала предположение, что он неспроста так торопит Лаэрта с отплытием во Францию. Мне показалось подозрительным, что королю он говорит одно, а сыну другое: там утверждает, что вынужден отпустить Лаэрта чуть ли не со слезами на глазах, а дома едва ли не пинками выпроваживает его. Да уж не королем ли он собирается сделать Лаэрта, в связи с чем и выпроваживает его так поспешно, чтобы репутация сына осталась незапятнанной?!.

Давайте обратим внимание на контекст, которым сопровождается лексический пробел во фразе Полония, на которой он запнулся: «И тотчас будет он... он будет... » Разве это может быть как-то логически увязано с каким-то там всего лишь предполагаемым случайным собеседником, у которого слуга должен был что-то выспросить? Да никоим образом! Эта фраза ни к каким случайным собеседникам не относится – она относится исключительно к Лаэрту. Эту фразу очень легко логически продолжить, закончить. Сделаем это за Полония: «И тотчас будет он... он будет... КОРОЛЕМ»!

Тогда понятно, что и круг знакомых Лаэрта, и его встречи, и все его поведение крайне важно, ведь любая ошибка, незначительная погрешность может стоить ему грядущего трона. А кроме того, этот ненавязчивый, но тщательный досмотр может выявить, не догадался ли кто об этом плане, нет ли за сыном слежки, все ли тихо до нужной поры.

Но неужели Полоний действительно собирается посадить сына на трон? А что если продолжить его фразу как-то иначе? Что если Полоний приберегает трон… для себя? Попробуем продолжить фразу Полония иначе: «И тотчас будет он... он будет... СЫНОМ КОРОЛЯ!.. » Опять получается!

И действительно, что-то уж слишком заботливым отцом представлен Полоний в пьесе. Да он ведь только и делает, что навязчиво уверяет всех в своих чрезмерных отцовских чувствах! Может быть, именно потому, что все обстоит с точностью наоборот? Он ведь действительно торгует невинностью дочери – так о какой отцовской любви вообще может идти речь?

Нет, Полоний вовсе не тот милый добродушный дедушка, каким он усиленно хочет казаться. Это холодный расчетливый могущественный царедворец, он опасно хитер и чрезвычайно коварен. Зачем ему стараться ради детей, если он сам вполне может стать королем? И Лаэрт ему здесь только помеха. Вот почему он так торопиться сбыть его во Францию. Ведь расчет Полония может сбыться со дня на день!

А какими, собственно, методами Полоний собирается стать королем? Да, видимо, теми же, какими он действовал и до этого, когда чужими руками убрал отца Гамлета. Полоний очень надеется, что нынешнего короля кто-нибудь убьет, и в самое ближайшее время. Кто? Разумеется, Гамлет. Ведь у него для этого масса причин: Клавдий своим скорым браком оскорбил память Гамлета об отце; удовлетворенно-счастливый вид матери мозолит принцу глаза; дядя надолго преградил Гамлету дорогу к трону. Казалось бы, чего уж больше?

Но вот беда: в пьесе среди действующих лиц нет никого, кто мог бы пособить Гамлету устранить дядю так, чтобы принц при этом не пострадал сам. Убивать короля, не имея своей партии, политической поддержки, означает сразу же быть обвиненным в государственной измене. Вряд ли Полоний всерьез рассчитывал именно на эти причины.

И однако расчет Полония строится именно на Гамлете. Полоний уверен: Гамлет обязательно убьет короля! Вот только вовсе не потому, что Клавдий перебежал принцу дорогу к трону или оскорбил память об отце. Есть еще одна, самая важная причина, о которой знает Полоний. Именно эта причина и должна была, по расчету Полония, жестоко растравить Гамлета на убийство буквально сразу же после того, как Клавдий занял королевское место! Полоний прекрасный психолог – именно в расчете на глубинные человеческие чувства и выстроил он свой замысел.

Но вот прошло уже два месяца, а Клавдий жив. Почему он жив и что делать дальше? Возможно, думает Полоний, Гамлет до сих пор не убил короля потому, что его любит не кто-нибудь, а сама королева, его мать? Может быть, это останавливает принца? Или… что-то еще? Пожалуй. И Полоний даже догадывается что именно. И тогда он решает усугубить ситуацию. Он запрещает Офелии встречаться с принцем и принимать от него письма: пусть Гамлет заподозрит, что у Офелии появился любовник. Уж этот факт ни за что не оставит принца равнодушным.

Но Гамлет… словно и не замечает разрыва с Офелией! Полученный от нее от ворот поворот как будто и вовсе не волнует его.

В это же время Гамлет встречается с Призраком, но Полоний не знает об этом. Кстати, если бы он узнал, какую информацию получил Гамлет от Призрака, он бы сильно задумался: почему даже такой компромат оказался неспособным мгновенно воздействовать на принца?..

Проходит еще какое-то время. Разрыв с Офелией по-прежнему не вызывает в Гамлете никаких чувств. Наконец в один прекрасный день Полоний видит, что Гамлет вдруг начинает вести себя не совсем адекватно. Однако на его отношении к Офелии это опять никоим образом не сказывается, а король по-прежнему жив…

Кстати, вы никогда не задумывались о том, а откуда, собственно, Гамлет узнал о том, что Офелия любовница короля? Но мы еще вернемся к этому. А пока проходит еще два месяца…

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒