ЧАСТЬ ВТОРАЯ

—... Археолог!

Собеседник Лии издал какой-то короткий сдавленный звук, а потом, явно борясь с волнением, переспросил:

— Что значит — другое лицо? Я не понял. Что значит «другое»?

— То и значит. У него повреждено лицо. Наверно, ему делали эти.... Восстановительные... которые...

— Что, пластические операции? — помог подобрать слово мужчина. — А как же тогда ты определила, что это именно он? А, Лия?

Она кашлянула в трубку и отозвалась негромким, ясным голосом:

— А ты сам не понимаешь? Ведь я тогда была с ним, в ноябре-то... Есть такие вещи, которые женщина не забывает.

— Представляю себе эти вещи. — Ее собеседник хохотнул, но тотчас же посерьезнел. — Ты совершенно точно в этом уверена? Потому что если ты ошибаешься, это может плохо кончиться... Для нас обоих плохо кончится, да. Потому что мне сейчас нужно позвонить, куда надо, и сообщить то, что ты сказала. Так ты уверена, Лия? Уверена, нет? Как ты догадалась, что это он? Тот самый?.. Только не надо скромничать и строить из себя целку. Ну?

— Ну хорошо. Сначала я смотрела на его руки. Я очень хорошо помню именно руки. У него особенные руки, с очень мягкими движениями. Он наливает вино, как ласкает любимую женщину...

— Так, давай без этой херни. Конкретно. Вы с ним при свете трахались или он выключал?..

— Но...

— Давай отвечай, дура! — В голосе говорящего неожиданно проскользнули визгливые истерические нотки. — У нас нет времени болтать!

— Он выключал свет, — ответила девушка. — Но я все равно уверена, что это он. Я бы узнала его даже по голосу, не глядя на него.

— Ладно, убедила. Но смотри, подруга, если окажется, что это не тот тип, который накосячил тут в ноябре прошлого года! Я тебе тогда не позавидую.

— Ты же говорил, что не позавидуешь НАМ, Бахрам, — сказала Лия, — а вовсе не мне одной.

Бахрам пробормотал что-то неразборчивое — судя по всему, ругательство на ужасной смеси русского и таджикского. Лия услышала в трубке короткие Гудки и, сложив телефон, пробормотала:

— И все-таки это он... Он! Я же говорила, что он вернется, а эти скоты мне не верили, говорили, что слишком у него рыльце в пушку, чтобы сюда возвращаться. Но он меня не узнал, даже не узнал!.. Хотя я нисколько не изменилась. А вот я его узнала, хотя от его прежнего лица мало что осталось. Они говорили, что для него есть очень важное предложение, которое ему понравится. Может, то, что я сведу его с нашими, как-то мне поможет? Может... он вспомнит меня?..

Тут снова зазвонил телефон. Девушка глянула на экранчик и увидела, что перезванивает Бахрам. Она прижала трубку к уху:

— Да.

— Возвратись к нему в номер, — сказал тот. — Немедленно возвратись к нему в номер и скажи...

— Но как же? — испуганно переспросила она. — Ведь я уже все сделала, и он захотел остаться один... А потом, должен же явиться этот его... который живет в одном номере вместе с ним, ну ты же сам видел...

— Этот не должен. Он сидит внизу, в баре. Эти русские свиньи если уж начинают выпивать, то быстро не останавливаются. В любом случае проникни к археологу в номер и любым способом сделай так, чтобы он оставался там, никуда не выходя, еще полчаса. Поняла меня: полчаса! Говори что хочешь, делай что знаешь, можешь даже предоставить ему услуги бесплатно, пообещай скидку на все последующие посещения... В общем, все на твое усмотрение, Лиечка, но чтобы он оставался в номере еще полчаса, всего только полчаса!.. Ты меня поняла? Поняла? Говори, что молчишь?..

В его голосе послышались почти умоляющие нотки. Так он никогда с ней не говорил и уж тем паче никогда не называл «Лиечкой». В отношении своих, прикрепленных к отелю «Афрасиаб», проституток он никогда не употреблял слов с уменьшительно-ласкательными формами. «Лиечка»! Наверно, крепко нужен ему этот постоялец, раз он просит, почти умоляет ее в таком тоне! Она сказала:

— Ну хорошо, я попробую. Только почему ты думаешь, что он тут же не выставит меня за порог?

— На случай, если он уж совсем упрется и все-таки выставит тебя, — немедленно ответил Бахрам, — ты встань неподалеку от двери и следи, чтобы он никуда не выходил. Впрочем, куда ж ему особенно выходить от такой девушки, как ты? — Толстый портье переходил на совсем уж грубую и откровенную лесть, звучащую весьма фальшиво. — Так что, моя дорогая, ты уж постарайся занять его на те полчаса, за которые подъедут в отель его друзья. Очень хорошие друзья. Как, ты говоришь, его называла?

— Он просил звать его Эд.

— Сейчас гляну у себя в бумагах... Ну да, зарегистрирован под именем Эвальда Бергманиса... Эд... Гм... Ну будь умницей, Лиечка, постарайся сделать все так, как я тебя просил. Хорошо?

Несмотря на отсутствие особенного ума и образования, Лия не была столь уж темной и наивной дурочкой, чтобы не почувствовать за словами Бахрама чего-то зловещего. Сознание непоправимой ошибки стало овладевать ею сразу же после того, как она закончила этот свой второй разговор с портье. Зачем она предупредила Бахрама?.. А что, если она все-таки ошиблась, и Эд вовсе не тот человек, о котором Бахрам однажды сказал: «Он очень, очень нам нужен. Так некстати, невовремя уехать! Теперь уж, конечно, с концами! » — «А мне вот кажется, что он еще обязательно вернется, — сказала тогда Лия и вздохнула. — Мне кажется, что он непременно должен приехать к нам еще раз! » Толстый Бахрам засмеялся, колыхнув своими двумя подбородками и весьма объемистым животом. Тогда он не назвал ее Лиечкой. Тогда он назвал ее дурой, а потом повернулся и, щелкнув пальцами, сказал: «Ну, если он когда-нибудь в самом деле приедет и ты сообщишь мне, что это приехал именно он, и никто другой, тогда получишь сто баксов! » Лия грустно улыбнулась... Дура! Конечно, дура, если при своей профессии еще умудрилась сохранить какие-то романтические идеалы (тьфу ты, в самом деле! ) и веру в то, что могут возвращаться мужчины — настоящие, красивые и мужественные, возвращаться красиво, из своих благословенных Европ и Америк, в их глухую узбекскую дыру... Наверно, она в самом деле дура, если верит в это.

И вот он в самом деле приехал. Нет, не ошибка!.. Это, конечно же он. Нет, лицо уже не его — пережившее не одну операцию, но глаза — его, точно его, равно как и руки, движения, его какой-то особенный шарм... Сторожить его у дверей, войти в его номер! Мысли девушки стали пугаться. Нет, слишком льстиво, слишком медоточиво говорил Бахрам, чтобы за его тоном скрывались чистые помышления. «Добрые друзья»! Интересно, каковы те добрые друзья, которых он, похоже, сам панически боится, раз уж заклинает ее не ошибиться? Поговаривали, что Бахрам как-то связан с Рашидом, а Рашид, которого безуспешно ищут вот уже несколько лет (точнее, делают вид, что ищут, Лия в этом нисколько не сомневалась! ), — о, Рашид — это величина! В Самарканде о Рашиде говорят с почтением, вполголоса, а то стараются и вовсе не говорить. К тому же Рашид, как подозревала Лия, — это всего лишь вывеска, бренд, которым на деле распоряжаются куда более владетельные и серьезные люди, чем даже носитель этого имени. Говорят, что Эмир... есть такой человек... впрочем, не надо о нем. Даже думать.

Недобрые, губительные мысли роились в голове у Лии. С тяжело подпрыгивающим, колотящимся, как накрытая ладонью птаха, сердцем она приблизилась к двери номера, в котором остановился человек по имени Эвальд Бергманис. «Как, бишь, его зовут на самом деле? » — стала припоминать Лия. Ведь в ноябре прошлого года его звали совершенно по-иному. У него было роскошное, звонкое, как колокольчик, французское имя. Леон. Вот именно, Леон.

Леон, вот как его зовут на самом деле.

Она не решалась постучать довольно долго, несколько минут. Впрочем, несколько минут — довольно неопределенный временной отрезок. Если бы она сверилась с часами, то убедилась бы, что прошло уже около четверти часа из тех тридцати минут, что отмерил Бахрам. Уф!.. Лия двумя шагами преодолела оставшееся до двери археолога расстояние и, затаив дыхание, постучала.

Он открыл дверь молча, не спрашивая, кто там. Окинул девушку взглядом и, как будто не сразу узнав (хотя она вышла от него всего несколько минут назад), спросил:

— Вам чего? Ах да. Это ты? Что-то забыла? Сумочку?

— Я хотела вам сказать... — начала Лия и вдруг задохнулась. Бергманис смотрел на нее темным, недоумевающим взглядом, а потом приоткрыл дверь чуть пошире и произнес:

-Так. Зайди. Нечего говорить на пороге. Так что ты хотела мне сказать?

«Я хотела занять вас примерно на полчаса, чтобы по истечении этого времени к вам в номер наведались какие-то добрые ваши друзья, предупрежденные добрым таджиком Бахрамом», — отпечаталось в ее голове так же ясно и отчетливо, как если бы она произнесла эти слова вслух. Наверно, эти мысли отразились у нее на лице, потому что он крепко взял ее за запястье и почти втащил в номер, захлопнув за ее спиной дверь. Усадил в кресло, а сам уселся напротив и спросил:

— Ну, что ты хотела?

— У вас есть еще полчаса? — выговорила она, стараясь говорить спокойнее.

— Полчаса?.. — Его взгляд споткнулся на ее смуглом лице. — То есть? Ты имеешь в виду?..

— Нет, моя работа тут ни при чем. То есть... Если бы вы хотели, я могла бы остаться еще ненадолго, даже на час, и по сходной цене, или...

Чем-то тревожным повеяло от этой девичьей фигурки, вбитой в темное кресло. Археолог переспросил:

— Еще на час? Но я не просил, и... Вот что, милая. Если у тебя что-то дельное, то говори и имей в виду: никаких «еще на час по сходной цене» мне не требуется. Ты меня понимаешь? Вполне?

Лия сглотнула и все-таки решилась сказать то, за чем ее сюда вовсе не присылали. Она выговорила:

— Бахрам сказал, что к вам приедут ваши друзья. Чтобы я посидела тут с полчаса, чтобы вы никуда не уходили из номера, вот. Я не знаю, но мне показалось, что... что у вас в Самарканде нет никаких друзей, вот.

— И ты пришла, чтобы все это сообщить? — недоверчиво спросил он. — Нет у меня здесь никаких друзей. Может, твой Бахрам имел в виду тех парней, которые приехали вместе со мной? В таком случае я прекрасно знаю, где их найти, и Бахрам может не затрудняться их поисками и присыланием сюда, в мой номер.

— Нет, не так. То есть не те. Не про ваших... с которыми вы сюда приехали... не про них он говорит, нет. Вы... вы раньше тут бывали?

— Нет, — поспешно ответил он громким, чуть гнусавым оттого, что говорил чуточку в нос, голосом, — нет, не бывал, не знаю здешних мест, и вообще... Я тут первый раз.

— И меня не помните?

Он подавил в себе тревогу, замешенную на раздражении. Эта хорошенькая узбекская куколка, кажется, в самом деле явилась сюда неспроста. Почему она задает такие вопросы?.. Бывал ли он тут раньше? Он отозвался:

— Конечно, помню, ты ушла от меня с полчаса назад.

— А еще раньше, в прошлом году? В ноябре?

Ламбер вздрогнул. Неужели с ним произошло то, чего он опасался, и произошло сразу же, в первый день его пребывания в Самарканде? Конечно же он отдавал себе отчет как в том, что уже бывал в этом городе, хотя и в совершенно ином обличье, так и в том, что его прежнего могут хорошо помнить здесь, в этом древнем восточном городе. И разыскивать. Искать еще одной встречи, так сказать... Мало ли кто.

— Я же сказал, что я первый раз здесь и потому я тебя никак не мог видеть в прошлом году, понятно? — машинально ответил Ламбер, а сам невольно сжал кулаки так, что хрустнули суставы.

— Зато я вас помню. — Взглянув на часы, Лия отбросила всякую сдержанность. Ей даже не приходило пока что в голову, чем и как она рискует, вываливая на его голову ворох всей этой разрозненной, противоречивой информации. — Я вас хорошо помню и не могу ошибаться, потому что в таких делах женщина не может ошибаться, вот так. Мне кажется, что вам грозит опасность. Простите меня...

— За что я должен простить тебя?.. — выговорил Леон Ламбер, припоминая ее имя, и припомнил: — Лия?..

— Н-не знаю. Может быть, не за что. А может, это я вас выдала. Предупредите своих друзей, пожалуйста. Они внизу, в баре.

— Да, я сам попросил Сергея, чтобы он там посидел, — сказал Леон Ламбер, часто моргая, — он вообще-то должен скоро подняться в номер, время-то не самое раннее.

— Так скажите ему, чтобы он поспешил!

Эта фраза была сказана уже с полной уверенностью. Леон Ламбер подумал, что смысла упираться больше нет, и спросил напрямик:

— Значит, Бахрам? И кому же он, интересно, звонил?.. Каким таким дорогим друзьям, как ты тут удачно выразилась?

— Я не знаю, кому звонил Бахрам, но мне кажется, что это — люди, которых он сам очень боится. То есть мне не кажется, а я уверена. Вот.

— Так, — сказал Ламбер, коротко и зловеще раздув ноздри, — понятно. Очень хорошо. Значит, Бахрам и дорогие друзья...

Странно, странно чувствовал он себя, проговаривая вслух эти слова. Наверно, что-то подобное ощущает человек, только что очнувшийся от продолжительного, яркого сна, от которого остались лишь обрывочные воспоминания, осевшие в памяти в крайне сумбурном, перепутанном состоянии. Сон утекает между пальцами, воспоминания тают, не в силах задержаться, остается только мучительное ощущение, будто сновидение оставило глубокий отпечаток в твоей РЕАЛЬНОЙ жизни — здесь, по эту сторону сна Леон Ламбер выпрямился и проговорил:

— Значит, Бахрам думает, что я уже бывал здесь — в Самарканде? И бывал в ноябре прошлого года?

— Бахрам думает, а я точно знаю, — немедленно ответала Лия. — Вот так. Не знаю, кому он звонил и кто сюда должен прийти, но только мне кажется, что ты не будешь рад их видеть, даже если никого из них не помнишь или делаешь вид, что не помнишь. Да и мне... и мне не поздоровится. Наверно, зря я...

Ламбер не стал дожидаться, пока она договорит, подберет слова, а выхватил телефон и, несколькими нажатиями кнопок нырнув в функцию меню, выхватил на экран фамилию: «ПАСТУХОВ С». И номер мобильного телефона.

Пастухов

— А ничего тут кормят, — сказал Муха. Артист, уже принявший на грудь немало отличного местного вина, отозвался со своей фирменной ехидно-насмешливой ноткой:

— Вот уж ты бы говорил! А то сам — Муха, а трескаешь, как слон.

— Я? Трескаю? Как слон?

— Хорошо, даю поправку. Вкушаешь яства как представитель класса млекопитающих из отряда хоботных. Такая форма изложения тебе больше нравится?

Муха покрутил пальцем у виска и снова набросился на еду. Вне всякого сомнения, мой недавний хозяин Тахир-ака, владелец милейшей «Гостиницы», нашел бы в лице Мухи куда более благодарного постояльца, нежели я, грешный. Я всегда любил простую русскую пищу, и в разумных количествах, а такое откровенное чревоугодие — это не по моей части. Впрочем, и Муха впал в этот грех совсем недавно. Наверно, с тех самых пор, как он на пару с Боцманом создал частное детективное агентство «X». Вероятно, сидение в офисе провоцирует тягу к усиленному питанию. Не обращая внимания на комментарии Артиста, Муха покончил с шурпой и как следует налег на нухад (это такой среднеазиатский крупный горох, потушенный с бараниной).

— Э-э, не очень увлекайся гороховыми блюдами, — не оставлял его в покое Артист. Тебе, конечно, наплевать на то, что будет с твоим брюхом после этого гороха, мне тоже. Но должен же ты подумать о бедном Доке. Все-таки он наш товарищ! Ему с тобой в одном номере жить, а ты уже целое блюдо этой гороховой стряпни схомячил. Да еще с бараниной... Баранина — она тоже, знаешь, способствует... гм...

Чему именно способствует поедание баранины, я не дослушал (хотя, собственно, и так примерно догадываюсь). Зазвонил мобильный. Неисправимый Артист, мельком взглянув на определившийся номер, высветившийся на экранчике, съязвил:

— Неужели решил француз попросить помочь с девчонкой? Восток — дело тонкое, где уж этим рафинированным иностранцам...

Я поднял над столом руку — помолчи, мол.

— Слушаю, — сказал я.

— Сергей, поднимитесь в номер.

— Это не горит? А то мы тут в баре сидим... Вы же сами просили...

— Просил. Но все равно поднимитесь в номер. Мне срочно нужно вам кое-что сообщить...

— Хорошо. Сейчас буду. У вас все в порядке?

— В каком смысле? — Мне показалось, что Ламбер даже несколько растерялся. Муха же, жуя, хмыкнул с этакой язвительной, все понимающей ухмылочкой. Я отозвался:

— Ладно. Сейчас...

— Что, как я и предполагал? — немедленно вступил в беседу Артист, наливая себе еще вина. — Наш милый друг никак не может справиться с жаркой восточной Гурией и зовет на помощь русскую силушку? То-то Бахрам тут недавно пробегал, как ахалтекинский жеребец. Наверно, беспокоится за здоровье клиента.

— Артист, что-то ты сегодня уж очень разговорился, — с некоторой досадой сказал я. — Я, конечно, понимаю, что тебе весело. Вино все-таки тут хорошее. Но не слишком ли ты себя легкомысленно ведешь?

Я не против вина, не против веселья. Но раз уж мы на задании, раз уж мы вышли на тропу войны, надо быть не просто в форме — в постоянной боевой готовности. Мало ли что случится в следующую минуту?

— Посерьезнее надо быть, мужчина, — присоединился ко мне Муха, вытирая лоснящиеся губы носовым платком, — на Востоке принято быть чинно-томным. Или томно-чинным. Ну вон как те молодые люди.

Свои слова он сопроводил кивком в сторону перил, ограждающих балюстраду, на которой мы сидели. Я машинально взглянул в том направлении, куда указывал Муха — вниз, в холл, куда только что вошли трое местных. Это были молодые узбеки (или таджики, их тут тоже предостаточно, а тех от других я не отличаю), двое — лет по двадцать пять, третий чуть постарше. Все невысокие, крепкие, с гладкими смуглыми лицами, одеты безо всякого намека на восточный колорит — в ветровках, один — в светло-сером пиджаке. Этот, воровато оглядываясь, говорил о чем-то по мобильному телефону. Собственно, они привлекли мое внимание только потому, что на них указал Муха. Но уже в следующую минуту я совершенно отвлекся от них. Я встал из-за столика, собираясь уже было идти, как Артист придержал меня за рукав:

— Если что надо, передай, что тут есть настоящий мужчина, который всегда рад повидаться с красивой восточной женщиной. Он, правда, мал ростом, жрать горазд, да и погоняло у него Муха, зато Казанова из него — хоть куда!

Муха поперхнулся куском самсы, а я сказал:

— Что-то ты очень игривый сегодня, Семен. Как бы не пришлось плакать, а, боец? Мне вот почему-то совсем Не смешно. Больше того, лично мне интуиция подсказывает, что в любой момент можно ждать осложнений. Самых непредвиденных и в любой момент. Зря улыбаешься, Я тоже улыбался, слушая рассказы Тахира-ака, пока не оказался там...

«... в охваченной глухим безумием дехканской деревне, а потом в тутовой роще на предгорьях близ Аввалыка», — договорил кто-то внутри меня, и я осекся, не став более изъясняться вслух. Артист внимательно посмотрел на меня, похлопал по руке чуть повыше локтя, а потом налил в мой бокал вина и молча протянул. Я понял: он меня успокаивал. Дескать, дурака-то он валяет, но сам начеку Вид у него был вполне серьезный, только в темных глазах еще чуть посверкивала ироническая искорка. Я, не говоря ни слова, выпил вино, а потом направился в номер. Сначала хотел подождать лифт, но подумал и пошел пешком: с лифтом здесь творятся удивительные безобразия, несмотря на известную дороговизну отеля.

Через пару минут я вступил в гостиничный коридор, в конце которого и располагался наш с Ламбером номер. Я прошел по мягкой ковровой дорожке, которой был выстелен пол. Напротив нашей двери она была смята и откинута. Я усмехнулся: что это? Или наш француз так перетрудился, что поспешил аж вытолкать девушку из номера? Впрочем, усмехался я недолго: из-за двери до меня долетели разной высоты мужские голоса. Не думаю, что Леон Ламбер сменил ориентацию и пригласил в свой номер еще и мужчин. Хорошо, допустим, что один голос принадлежит Ламберу. Тогда кому же принадлежит второй?

В этот момент в душе у меня всплыли все мои невнятные, казалось бы, ни на чем не основанные предчувствия. Я даже пожалел о том, что у меня при себе нет оружия. Впрочем...

Я приложил ухо к дверной панели. Потом вытянул из кармана ключ и осторожно вставил в замочную скважину. Счастье, что тут новые замки: дверь раскрылась абсолютно бесшумно, даже не щелкнул язычок. Клин света выбился из-за приоткрытой мною двери, и тотчас же послышался характерный звук: кто-то, стоя прямо у двери, шмыгал носом. И в ту же секунду до меня донесся голос Ламбера:

— А я говорю вам, господа, что вы не имеете права. Я вызову охрану отеля. Я буду жаловаться в посольство, наконец. Я — иностранный турист, а вы...

— А мы пришли пригласить вас в гости к одному очень уважаемому в городе человеку, — довольно бесцеремонно перебили моего соседа по номеру. — Очень хорошему человеку. Кто говорит о том, чтобы причинить вам хоть какой-то вред, почтенный?

— Это нарушение всяческой законности!..

Как ни тревожно мне было, как ни противопоказано было моменту веселье, я с трудом сдержал ироническую усмешку. Бедный, бедный француз!.. Даже после того, как он добился себе на задницу приключений (пока что не разработанных подробно) здесь, в Самарканде, в ноябре прошлого года, даже после того, как его едва не убили в Москве в декабре того же года, он все равно продолжает наивно апеллировать к какой-то законности. Напрасные слова, смешные, бессмысленные в условиях этой махровой азиатчины и — если брать шире — в условиях всего этого балагана постсоветского пространства!.. Я потянулся всем телом и, бесшумно проскользнув в приоткрытую дверь, увидел прямо перед собой толстую красную шею того типа, что шмыгал носом у самого входа. Прикрывает тыл. Обеспечивает конфиденциальность этой милой беседы, так сказать. Ну кто же ее так обеспечивает, ребята?

Сделав выпад, я одной рукой перехватил его рот, чтобы не пикнул, а второй, сжатой в кулак, коротко, без замаха, ткнул в основание черепа. Узбек вздрогнул всем телом и обмяк, заваливаясь назад. Я не стал препятствовать этому падению, просто прислонил его спиной к двери. Глянул в лицо. Я не очень точно идентифицирую здешние лица, но тут, несомненно, передо мной был один из тех троих, что вошли в холл отеля всего несколько минут назад! Так-с! Ай да Муха! Обратил внимание на совершенно случайных людей. Вот и сомневайся после этого в подсознательных мотивациях!.. Убедившись, что сторож мной отключен надежно и что он не падает, я, прижавшись к стене, продвинулся вперед еще на два шага — так, что мне стал виден сидящий в кресле Ламбер. Перед ним, время от времени подаваясь вперед, словно для короткого восточного поклона, стоял человек в светло-сером пиджаке. Он активно разводил руками так, как это делает дирижер оркестра. В тот момент, когда я увидел его сзади, он говорил:

— Я, честно говоря, послан сюда, чтобы только передать приглашение моего хозяина. Не больше. А уж дело ваше решать, ехать вам или нет.

Ламбер подался вперед, и угол его рта искривился книзу.

— Даже так? То есть мне еще предоставляют свободу выбора? Очень хорошо! Это очень великодушно с вашей стороны, господин... э-э-э...

— Можете звать меня Джанибек.

— Бек? Хорошо, что не кронпринц, — пробормотал Ламбер. — А что, любезный Джанибек, вы сделаете, если я откажусь от вашего... гм... оригинального предложения?

Я не видел лица незваного гостя, но по тому, как он зажестикулировал, потому, как изменился его голос, я был почти уверен, что на его лице засияла самая любезнейшая и фальшивая из улыбок:

— Мне с самого начала показалось, что вы не будете рады нас видеть. Потому-то мы и не стали стучать в дверь, а просто открыли своим ключом.

— Лищнее подтверждение того, что эта жирная скотина Бахрам, местный служка, с вами в сговоре.

В голосе Джанибека прорезались прямо-таки лисьи нотки:

— А вы, уважаемый, откуда знаете насчет Бахрама? Впрочем, это неважно...

— Это вот она, наверно, расколола нас, — прозвучал из глубины гостиничного номера еще один голос с сильным акцентом. Потом взвился испуганный голосок, верно принадлежавший той самой девчонке, что осталась ублажать незадачливого Ламбера. — Позволь, я пощупаю ей ребрышки, она мигом все скажет, сука.

— Вот только на блядей нам и не хватало размениваться, — недовольно пробурчал Джанибек. — Не забывай, что нам нужно только забрать этого типа. С телкой разделается и сам Бахрам, если надо будет. К тому же она будет молчать, если что... Итак, уважаемый, собирайтесь, вы едете с нами, — сказал Джанибек, поворачиваясь к Леону Ламберу. — Не принуждайте нас грубить и применять силу. Мы тут вообще люди очень незлобивые, но не любим, когда отказываются от приглашения в гости. Гостеприимство у нас в крови, — добавил он, уже не скрывая издевательских ноток.

— Никуда я не поеду, — быстро, сквозь крепко сжатые зубы, выговорил Ламбер и весь как-то сжался, подобрался в кресле, подтянув колени к корпусу так, словно у него, сильно болел живот. — Сейчас в номер придут мои друзья, и тогда вам не поздоровится.

— В самом деле? — искренне удивился Джанибек. — Очень хорошо!.. Думаю, тогда ваши друзья не очень обрадуются, узнав, что нарушили вместе с вами сразу несколько пунктов правил поведения в гостинице. И эту скотину Бахрама, который поставляет вам девочек, мы тоже обязательно накажем. Вы, наверно, его постоянный клиент?..

— Вы так говорите, как будто вы из милиции, — сказал Ламбер и вдруг быстрым, угловатым жестом вытянул из кармана сотовый и нажал кнопку с зеленым значком в виде трубки — значком соединения. Пошел прозвон последнего набранного номера.

Моего номера.

Я появился за спиной у Джанибека в тот самый момент, когда он ребром ладони вышиб трубку из руки Ламбера, а потом замахнулся, чтобы ударить и его самого... Прежде чем нанести удар сзади, я успел окинуть взглядом номер: Ламбер с полуоткрытым ртом впаян в кресло, Джанибек в сером пиджаке замахивается для удара, а у дальней стены на диване, поджав под себя ноги, сидит та девчонка. На полу беспомощно валяются ее туфли, и одну из туфель поддевает носком грязного ботинка тип в темной ветровке — широколицый, с морщинистым обезьяньим лбом и глазами-щелочками, узкими даже для местного типа внешности, сидящий рядом с ней. Я ударил Джанибека локтем в шею, подхватил и откинул к дальней стене — так, что визитер в светло-сером пиджаке свалился прямо на своего подельника, того, что так заинтересовался обувкой проститутки. Оба визитера не успели ничего понять: Джанибек ворочал бессмысленными глазами, явно не понимая, что происходит вокруг него, и, очевидно, потеряв ориентацию в пространстве. Второй же барахтался, пытаясь выбраться из-под Джанибека. Надо отдать ему должное, это ему удалось довольно быстро, но что с того толку?.. Я уже стоял рядом. Восточный гость в ветровке был настолько глуп и недалек, что попытался залезть под одежду и вытащить оттуда пистолет. Уж лучше бы он полез под одежду к девчонке и нащупал там что-нибудь более приятное. По крайней мере, в последнем случае отделался бы легче. Не получил бы тот мощнейший правый хук, которым я залепил ему в челюсть. Башка широколицего мотнулась, и он, теряя остатки сознания, и без того не бог весть какого, рухнул с дивана. Носом прямо в туфлю девчонки.

Проститутка открыла было рот, чтобы, наверно, завизжать, но я вовремя успел перехватить ее и закрыть рот ладонью.

— Да тихо ты! Нечего шуметь, кругом люди спят, — тут я, наверно, все-таки преувеличил. — Весело проводите время, ничего не скажешь. Я-то думал, что оставляю вас наедине, а тут целая делегация горячих восточных парней. Ладно. Сейчас посмотрим, кто они такие. — Я подвинулся к Джанибеку который сидел на полу и тряс головой, и несколькими быстрыми движениями обыскал его. Так. ПМ. Удостоверение?.. Я раскрыл его — все по-узбекски. Я сунул «корочки» под нос девчонке:

— Что тут написано?

— Me... м-ме...

— Что это ментовское удостоверение, я и так вижу! Я спрашиваю, что тут написано? Хорошенькая, однако, у вас милиция, если, конечно, «корочки» не поддельные. Ладно, — махнул я рукой, убедившись в том, что в ближайшие несколько минут вытрясти из девчонки что-то членораздельное несколько совершенно, — сейчас у него самого спросим.

К моему удивлению, спрашивать стал не я, а как раз он. Джанибек очухался и, подняв на меня еще мутные глаза, выговорил:

— Да ты кто такой? — Сначала по-узбекски, потом по-русски. — Ты что, мужик... тебе жить надоело, что ли? Нападение на представителей власти? Я — старший лейтенант милиции Саттарбаев!..

— Вот в этом-то я как раз меньше всего сомневаюсь, почтенный Джанибек, — сказал я почти ласково. — А сюда ты пришел, конечно же, чтобы проверить наличие у клиента отеля регистрации, а также убедиться в отсутствии в номере посторонних лиц. Ведь, если не ошибаюсь, водить в номер девочек у вас строго-настрого запрещено. Я, кстати, тоже в этом номере остановился. Я просто хотел спросить: с меня тоже штраф будете брать, товарищ старший лейтенант?

Наверно, мой голос прозвучал достаточно искренне, потому что Саттарбаев тряхнул головой, приходя в себя, и выцедил:

— Я так думаю, тебе штраф за другое придется выписать. За нападение на...

— Кстати, я как раз хотел спросить, — вкрадчиво сказал я, без зазрения совести перебивая Саттарбаева, — как у представителя власти и, так сказать, законности: какой штраф положен за выбрасывание старшего лейтенанта милиции из окна пятого этажа?

Он подался вперед, но тут я, уже особенно не церемонясь, схватил его за отвороты пиджака и, хорошенько тряхнув, произнес;

— А теперь, уважаемый Джанибек, ты станешь отвечать на мои собственные вопросы. И не надо делать квадратных глаз, тем более что при твоем типе лица делать это довольно-таки затруднительно. Что вы тут делали? Про приглашение в гости я уже слышал...

— Их вызвонил сюда портье Бахрам, — сказал Ламбер из своего кресла и шмыгнул носом, — который привел мне вот ее... Тут — чистая случайность. Но ведь нет ничего закономернее случайности, правда, Сергей?

— Не лучшее время для софизмов, — неодобрительно отозвался я. — Значит, Бахрам? Отлично. — Я вытащил свой мобильный, на котором значился один прерванный вызов (тот, с телефона Ламбера), и набрал Артиста: — Ну что, все закусываете, шутники? Муха там не раздулся до размеров слона, как ты ему мрачно пророчил? Значит, так, ноги в руки, и мигом сюда! Я бы даже сказал: мухой!

— Что, еще и нас на подмогу надо? — послышался голос Злотникова. — Да что там за девчонка, в самом деле? Царица Клеопатра?

— Да, и еще трое Марков Антониев, — буркнул я.

— Так. Значит, уже что-то наклюнулось. Понятно. Первые радости... Что, все серьезно?

— Пока — цветочки. Ягодки впереди. Кстати о ягодках: захвати-ка с собой этого любителя клубнички, жирного Бахрама, нашего любезного портье. Если будет упираться, посули щедрые чаевые. Ну, ты меня понял.

— Я уж посулю,... — недобро отозвался Артист и отключился.

III

Пастухов

Хорошенькое начало самаркандской командировки...

— Это что еще за очная ставка? — напористо спросил Саттарбаев. — Ты себе отдаешь отчет в том, что делаешь? Да у тебя проблем будет — не разгребешься! А этого Бахрама я вместе с тобой заберу, у меня давно на него были данные, что он постояльцам проституток подсовывает! Что, мечтаешь пойти с ним в одной упряжке, что ли? Если хочешь по-хорошему, то давай без самодеятельности! Тогда, быть может, еще договоримся, понял?

Держался он, надо сказать, довольно неестественно. Плохо держался. Глаза бегали, он то и дело останавливал свой взгляд на собственном пистолете, который я предусмотрительно откинул подальше в угол. Я не спешил. Сейчас подойдут ребята, и тогда мы поговорим по-иному. Конечно, в номере будет тесновато нам всем, но ради таких дорогих гостей, как этот старший лейтенант Саттарбаев и его шакалы, можно и потесниться.

Вошел Муха, а за ним, таща буквально за шкирку нашего старого знакомца Бахрама, — Артист. Семен втолкнул Бахрама и, окинув взглядом бесчувственные тела двух коллег лейтенанта Саттарбаева, негромко присвистнул:

— Я-то думал, тут любовные битвы кипят, а тут поди ж ты...

Джанибек еще пытался строить из себя целомудренного и справедливого в своем гневе представителя законности. Он глянул на Бахрама и воскликнул:

— Э-э, а ну иди сюда, ты, жирная свинья! У тебя уже сколько было предупреждений, чтобы ты телок постояльцам не поставлял, а? Было, нет? Я тебя предупреждал, нет?

Бахрам завертел головой, багровея и обильно потея. Пот тек по щекам, по лбу, увлажнил виски так обильно, что темные волосы прилипли к коже. У него дрожали ноги и руки. Артист легонько подтолкнул его в спину, и Бахрам едва удержался на ногах. Мне показалось, он даже не определился еще, КОГО (нас или людей Саттарбаева, даже в их незавидном состоянии) и ЧЕГО ему бояться больше. Но, собственно, мучить его подобной неопределенностью в мои планы вовсе не входило. Я сказал:

— Ты кому звонил, сволочь? Зачем им господин Бергманис?

— Я не... я никому не звонил, — пробормотал Бахрам, а Саттарбаев, который предпринял какое-то резкое движение, тотчас же получил от меня короткий, еле заметный, но очень чувствительный тычок под ребра и задохнулся. Бахрам продолжал пыхтеть, щедро обливаясь потом:

-То есть я хотел сказать, что звонил не я, а звонили мне... Вот она! — вдруг обрадовался Бахрам, показывая на Лию, — наверно, счел за чрезвычайно удачную мысль, что, кажется, нашел крайнего. Точнее, крайнюю. — Позвонила мне и начала говорить, что тут, значит, клиент... он... Пьяная она, наверно! — совсем уж не к месту присовокупил Бахрам, а потом распространил свое удачное соображение: — Пьяная или там, значит, под наркотой!.. Они, девки...

— Так, хватит злопыхать, — не выдержал Ламбер, — она мне уже рассказала, как ты...

Он осекся. Боится сказать лишнее, это точно. Так. Кажется, начинаю понимать, в чем тут дело. Конечно, подобные совпадения случаются не так уж и часто, но почему не предположить, что Ламбер выбрал ту же девушку легкого поведения, что, возможно, и в НОЯБРЕ прошлого года?.. Предположить такое вполне возможно и, надо полагать, очень резонно. Ведь, поселившись здесь, мы затеяли нечто вроде ловли на живца, только — усложненную разновидность подобной игры. Вот оно и сработало... Я сказал:

— Очень интересно излагаешь, Бахрам. А ну-ка, Артист, пошарь у него по карманам. Почему не предположить, что он вызванивал этих молодцов с мобильного телефона? Да ведь и не шпион же он, чтобы предупредить все, даже малейшие накладки,..

По тому, как побагровел и дернулся толстяк портье, я понял, что движемся мы в нужном направлении. Артист с ловкостью умелого рыбака тотчас же выудил из одежды Бахрама сотовый телефон и перебросил мне. Я произнес:

— Хороший у тебя телефон, уважаемый. Наверно, дорого платил. Хотя зачем такому хорошему человеку, как ты, платить за телефон? Могут ведь и подарить. Благодарные постояльцы, например, а? Ладно, шучу. Я так смотрю, у тебя тут отображаются десять последних входящих и десять последних исходящих. Ну все, кому ты звонил ДО того, как представил своих прелестниц нашему другу в этот номер, меня не интересуют. Хотя проверить все равно можно. А вот вижу я тут два номерка, которые меня крайне занимают. С одного из них принят входящий, а на два других звонили в пределах последних сорока минут.

— Один из них, наверно, мой, — пробормотала Лия.

— Твой?

— Ну да. Я звонила Бахраму, а потом он мне перезвонил.

— Ну сука, ты за это ответишь!.. — не выдержал толстый таджик и тут же выругался на своем родимом наречии. Нет, все-таки бедный у них запас выразительных средств. Великий и могучий существенно полнее. Артист, быстро почуяв своим тонким творческим нюхом, что с Бахрамом можно особенно не церемониться, дал ему по почке. Чтобы не говорил о женщине грубо — даже о женщине легкого поведения. Бахрама скрючило, он побагровел, и ручьи пота потекли по его толстому лицу с особым изобилием. Я спросил у Лии:

— Который твой номер?

— Вот этот.

— Значит, остается еще один. По которому ты бросился звонить тут же, как тебе позвонила Лия. Что, интересно, за номер? А, Бахрам?

— Да кто ты такой, чтобы у него спрашивать?.. — вспылил было лейтенант Саттарбаев, но тотчас же получил от Мухи такой удар, что рухнул на пол прямо к торшеру.

— Ах, и в Узбекистане не ценят милицейские кадры, — патетически заметил по этому поводу Артист.

Я приблизился к Бахраму:

— Вот что, почтенный. Если ты сам не скажешь, чей это номер и с какой целью ты вызванивал его владельца, то я сейчас сам звякну по нему и скажу, что Бахрам его сдал. Конечно, особенных дивидендов это мне не принесет, но, по крайней мере, тебе мало не покажется. Вижу, вижу по твоей жирной морде, что этот номер принадлежит какому-то хитрому твоему земляку, которого ты панически боишься.

— Он не земляк мне!..

— Так, уже лучше. Курочка по зернышку... Бахрам, ты же прекрасно понимаешь, что влип по самое «не балуйся». Понимаешь такое русское идиоматическое выражение?

— Пастух, позволь, я этому сутеру немного присовокуплю для внушения, — проговорил Артист и, не дожидаясь моего номинального разрешения, схватил толстую растопыренную кисть Бахрама и, переплетя его пальцы в какую-то хитрую конфигурацию, легонько сжал. Даже это небольшое усилие выбило из Бахрама сиплый вой, его глаза выпучились и покраснели. Артист сказал негромко и веско: — Таким манером, живоглот, я тебе все пальцы переломаю, косточка за косточкой. Понял меня?

— Видишь, какие у нас нехорошие друзья? — вмешался я. — Он вон как с тобой обращается, а ведь ты еще ничего плохого нам не сделал. Почти... А ведь если сделаешь, например не ответишь на ВСЕ мои вопросы, тогда, знаешь ли, уважаемый, уже поздно будет! Ну!

— Только попробуй заложи нас, жирная тварь! — выговорил из угла Саттарбаев и сжал кулаки.

— А до тебя, старлей, еще дело дойдет, так что утухни там, пока тебя не спрашивали ни о чем, — сказал я. — Тем более что мы вас, дураков, и без того уже раскололи. И те, кто вас послал, за такой прокол по головке не погладят. Эх вы.., а еще в гости, пригласили!.. Ну, Бахрам, что ты там хотел нам сообщить.

Артист сопроводил мои слова еще одним незначительным сжатием Бахрамовой пятерни, и толстый портье, еще раз рыхло простонав и от боли позабыв уже и о Джанибеке, и о двух его парнях, валяющихся по разным углам номера, заговорил поспешно, как будто его вот-вот должны оборвать (и больше не дать высказаться):

— Значит, так. Мне позвонила вот она. Сказала, что это тот самый, который... в ноябре прошлого года... она узнала его... по... по...

— По словам, по глазам, по голосу, — словами из попсовой песни откликнулся Муха, когда пауза стала слишком длинной.

— Ароматами гладиолусов, — присовокупил Артист, тоже обнаруживая знакомство с нашей российской попсой не самого высокого разбора. Приободренный таким незамысловатым манером, Бахрам рассказал и о Лии и ее звонке, и о том, что сразу же после этого сообщения он позвонил...

—... Я ему сказал, что, мол, вот так... Что, дескать, одна телка узнала, кого нужно! А он... о, он страшный человек! Я не знаю, кто ему покровительствует, но многие из тех, кто с ним работал, говорят, что это страшный человек. Меня... меня он взял в оборот не так давно, сказал, чтобы я снабжал его сведениями о тех или иных постояльцах... У него целый конвейер выбивания денег из глупых туристов, и вообще... Он живет в центре города, и никто не спросит, откуда при его зарплате он может позволить себе постройку такого шикарного особняка. Никто!.. Никакая налоговая, если вы спрашиваете о налоговой!..

— Что за дурацкая привычка отвечать на то, о чем не спрашивали, — с наигранным раздражением сказал я. — Ты лучше все-таки ответь, кто же он?.. Судя по тому кто у него в подручных ходит, он — тоже в милицейских чинах, верно?

— Рашид Радоев, — бледным, полузадушенным голосом ответил Бахрам и в очередной раз переменился в лице. Теперь у него было такое выражение, словно его уже приговорили к расстрелу и мера вот-вот должна быть приведена в исполнение.

— Для кого Рашид Радоев, а для кого и подполковник Самаркандского горупрааления внутренних дел Радоев! — выкрикнул Саттарбаев. — А тебе, жирная тварь, еще попомнится!..

— А еще говорят, что Восток славен вежливым обращением к старшим по возрасту, — заметил Артист, с видимым отвращением выпуская потную пятерню Бахрама, — а ты, Саттарбаев, иначе как «жирная тварь» к нему и не обращаешься... М-да... Нехорошо.

— Радоев? — переспросил я. — Гм... Майор?

— Подполковник...

— И давно он подполковник?

— Да вот уже с месяц, — сказал Бахрам, из багрово-красного становясь свинцово-серым, но нисколько не уменьшая потоотделение.

— Радоев... — пробормотал я. — Где я уже слышал это... Рашид Радоев.

И вдруг всплыли в памяти слова Тахира-ака, из числа тех, что он говорил мне о зловещих предгорьях Аввалыка: «Надеюсь, не захочешь сходить туда еще? Если так, то зря. Земляк Халилова, из милиции Самарканда, уже поднимался туда. Его все знают Рашид Радоев. Его все знают, он врать не станет. Днем ходил. Вернулся вечером, пьяный-препьяный, а с нашего, самаркандского, вина не слишком напьешься. Водку хлестал, а ведь он не пьет вообще. Они туда с ребятами из прокуратуры ездили. Прокурорский так и вовсе в штаны напрудил. А Рашид Радоев белый пришел, даром что смуглый... Майор Радоев, из угрозыска. Грозный мужчина, э! » Неужели это тот самый Радоев? Рашид? Конечно, у узбеков Рашид — это все равно что у русских Иван или там, скажем, Сергей, людей с таким именем пруд пруди. Да и Радоев не самая редкая фамилия... Но все-таки что-то подсказывало мне: тот самый, непременно тот самый. Майор, ныне подполковник Радоев. Человек, уже пуганный ужасами горных тутовых рощ.

— Отлично, — с ожесточением сказал я. — Подполковник Радоев интересуется клиентами гостиничных проституток! Что ж, его можно понять, не иначе как служебная надобность!..

— У тебя ноздри побелели, — тихо сказал Муха.

— Ноздри!.. Значит, вот что, уважаемые граждане СНГ. Поступим следующим образом. Так как вы пришли к нам в гости без предупреждения, то мы нанесем ответный визит. Насколько я знаю, вы собрались пригласить нашего друга, господина Бергманиса, в гости к подполковнику Радоеву, правильно? Вот и отлично он принимает ваше предложение. Он поедет в гости и побеседует с Радоевым.

— Но, Сергей... — начал было Ламбер.

— Правда, он поедет в гости в нашем сопровождении. А то, что в гости приехал не только тот, кого приглашали, а еще несколько человек, объяснишь так: дескать, приехали, а там еще двое, которые все видели и слышали.

— Что — все? — спросил Бахрам, моргая.

— А ты молчи, жертва национальной розни! Я обращаюсь к старшему лейтенанту Саттарбаеву. Так вот, Джанибек, сейчас мы все поедем в гости к Радоеву. Ты скажешь, что захватил нас вместе с Бергманисом. Нас — это меня и вот его, — указал я на Артиста. — Если он спросит, какого крена ты притащил и нас, ответишь, что мы тоже можем что-то знать, раз приехали сюда вместе с Бергманисом. Если начнет орать и обзывать дураком, прикинься ветошью. Словом, говори что хочешь, но устрой нам разговор с подполковником Радоевым.

— Чтобы я сам приволок вас в его дом? — мрачно спросил Саттарбаев. — Плохо вы меня знаете. А Радоева знаете еще хуже.

— Девчонка и Бахрам поедут с нами тоже, — продолжал я, совершенно не обращая внимания на слова Джанибека.

Тут Бахрам затрясся всем своим рыхлым телом, в очередной раз сменил окраску рыхлой, толстой, с обвисшими трясущими щеками физиономии и пробормотал:

— Не... н-не!.. — Колени его подогнулись, и он тяжело, мешком, повалился прямо на пол. — Не поеду! Можете... можете убить меня здесь... нарубить крупными ломтями!.. Но не поеду! Не поеду к нему, понятно!

— Пошел на попятную, уважаемый? — неласково спросил я и, подойдя к портье, схватил его за шиворот, хорошенько тряхнул. — Это что же такое? Обещал вести себя прилично, а сам!.. Да ты хоть понимаешь, что ты уже своего покровителя сдал со всеми потрохами? Ты ж его расписал, как в былине, или как у вас там народные сказания о деяниях батыров именуются? Только чего тебе бояться? Ты привезешь Радоеву нужного человека, привезешь девчонку, которая его опознала, девчонка все расскажет, ты подтвердишь, и будет промеж вас с подполковником Радоевым полная любовь и согласие.

Но Бахрам проявил упрямство. Уже болтаясь в моей руке, он продолжал трясти головой и бормотать, тряся обвисшими, как лохмотья серой ткани, слюнявыми губами:

— Н-не поеду! Н-нет! Он связался с этими проклятыми... Говорят!.. — тут он взглянул на Ламбера, и глаза его были совершенно безумны. — Говорят, что эти проклятые пришлецы, что рылись в наших горах, выпустили духов гор, которые сейчас... которые сейчас превратили предгорья Аввалыка в ад! Об этом боятся говорить, об этом боятся писать, даже наши спецслужбы не хотят этим заниматься!.. И только Радоев... он... он бы-вы-вывал там, да! — Говоря это, Бахрам тряс головой со все большей амплитудой.

— Что ты такое несешь? — злобно вмешался Джанибек, хотя сам находился в весьма незавидном положении. — При чем здесь Аввалык?

Наверно, никогда бы Бахрам не стал разговаривать со старшим лейтенантом в подобном духе. Но тут страх развязал ему язык:

— Ты думаешь, я не знаю, зачем Радоеву понадобился... вот он, он? — Толстый сосисочный палец Бахрама завис в направлении Леона Ламбера. — Потому что, как говорят, он осквернил древнее захоронение!.. Конечно, вам покажется смешным... вот это все, что я говорю!.. Многие смеялись, да только некоторые уже и досмеялись! Прокляты, прокляты!..

Артист, который не оценил преображения Бахрама из заурядного сутенера в какую-то пародию на пророка, изрыгающего проклятия и хулы, ткнул ему пальцем в бок, и у Бахрама пресеклось дыхание. Он только открывал и закрывал мокрый рот, как рыба. «Многие смеялись, да только некоторые уже и досмеялись». Я прищурил глаза на Бахрама, потом быстро оглянулся на зашевелившегося типа, который несколько минут пытался наставить на меня пистолет. И сказал:

— Значит, так. Слушайте сюда, как говорят у нас в Российской армии. У меня есть продуманный план действий, и, что бы тут ни верещал Бахрам, я не собираюсь отступать от этого плана. Эй, ты, Саттарбаев и все твои «саттар-баи»! Я кому говорю-то... Слушай, слушай, старлей, нечего махать кулаками после драки. И мотай на ус, что тебе люди говорят... А тебя это тем более касается... Эд.

Леон Ламбер вздрогнул. Я приступил к изложению своих мыслей...

— Вот видите, что делает с людьми пагубное пристрастие к ночным развлечениям, — высказавшись до конца, с постной ханжеской физиономией сказал я французскому археологу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒