|
|||
Часть третья 7 страницаОлег старался не смотреть в сторону Мрака, чтобы тот не разглядел ужаса в его глазах. А ужас пронизывал… хотел привычно сказать, что до мозга костей, но сейчас у него нет ни костей, ни мозга в том старом привычном значении, но страх оставался, леденил если не тело из костей и мяса, то эту его новую плоть. Олег через ужас, захлестывающий сознание, заставил себя признать факт, что он — все еще прежний клубок древних инстинктов, привычек, старой дури, и порадоваться, что тащит с собой все три миллиарда лет эволюции. Измученное тело, хотя можно ли его называть телом, начало странно само по себе наливаться силой, мир становился ярче. И вдруг он ощутил… удовольствие. Странное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Удивился, поспешно включил все резервы, стараясь понять, но мозг, уже способный с легкостью представить шестимерное пространство, пасовал, тыкался в темные стены. А потом вдруг как сверхновая взорвалась прямо перед глазами: да это же он жреть, как говаривал Мрак. Его шкура сама жрет энергию, впитывает ее из космоса, а не просто усваивает, накапливает. Жрет, ест, кушает, а его термоядерный организм просто рычит от удовольствия. — Наконец-то, — вырвалось у него. — Наконец-то шкура сама. Без напоминаний… Мрак услышал, прокричал издали: — Что там? — Пустяки! — крикнул он в ответ. — Теперь у меня другая задача… — Летим обратно? — И не мечтай. И не гавкай под руку. Теперь буду думать, как объяснить, когда можно жрать, а когда нельзя. Мрак, судя по его виду, не понял, но это к лучшему. Вряд ли его обрадует, что он, Олег, задумавшись, может в рассеянности съесть не только котлету с чужой тарелки, но и саму тарелку, стол, столовую, здание и все вокруг на километры. Во всяком случае, тогда Мрак на свою дачу больше не позовет. Человек призван населить мир, подумал Мрак. Если у него не получается населить его вот так сразу себе подобными, то он тут же населяет его… не подобными. Он хорошо помнит, что когда-то из-за каждого дерева выглядывал леший, на дереве сидели мавки, по лесу бегали чугайстыри, олени с золотыми рогами, оборотни, на дорогах старались подлащиться и затем увести на плохую тропку исчезники и попутники, в лесных озерах плескались водяные, водяницы, русалки, везде летали вилы, ведьмы на метлах и в ступах, дома кишмя кишели домовыми, овинниками, сарайниками, конюшенниками, подвальниками, бабы перекидывались черными кошками, чтобы доить соседских коров, соседи оказываются оборотнями, лягушки превращаются в царевен, а кабан или медведь мог оказаться заморским принцем или ближайшим родственником. Он жил в этом мире, общался, и все жили. Потом мир менялся, и окружение менялось, а вот сейчас его вовсе выперло в межзвездное пространство, и вот тут-то и пришла настоящая жуть, сверхжуть, гипержуть… Пространство свистит в ушах, он старательно представлял, что в самом деле свистит и чуть не отрывает уши, а встречный вакуум бьет в лицо и раздувает рот, и тут в самом деле ощутил нечто странное, отчего сразу шерсть встала дыбом, мышцы напряглись, а по всем нервам пробежал ток. Из невообразимой дали донесся странный тоскливый звук, похожий на рев одинокой заблудившейся паровозной сирены. Он тряхнул головой, рев вроде бы сместился в другие диапазоны, но не пропал, только истончался все сильнее и сильнее, пока не исчез из зоны слышимости. Мрак поспешно перешел на ультразвук, звук еще слышался. Уже не рев, а писк все истончался, но теперь Мрак с холодком понимал, что ему не почудилось. А если и почудилось, то уж очень странно как-то почудилось, реально очень. Он быстро взглянул на Олега. Тот почему-то почти размазывался по пространству, красивый такой волновой пакет, изящная структура, в которой он весь, включая все родинки, прыщи и даже трещинку на ногте большого пальца левой ноги. Звук повторился, на этот раз Мрак услышал слабый треск, словно потревожилась кровля, а потом легкое шуршание, что тоже понятно: каменная плита дала трещину, по ней сыплется песок… Он в страхе оглянулся на Олега. Какая плита, сказал себе со страхом, какой песок? Что у меня за глюки, неужто я стал такой тонкошкурый? Вот Олег прет, как броненосец, морда ящиком, ничего не слышит, ничего не замечает. Умные — все глухие тетери, их хоть по голове молотом, а тут весь как иголках, привык в лесу ко всему прислушиваться… — Да нет здесь ничего, — сказал он себе хрипло. — Нет! Олег окутался серебром, донесся его равнодушный голос: — Ты там что, стихи читаешь? … Я буду долго гнать велосипед? — Какие стихи, — огрызнулся Мрак. — Я нервный, понимаешь? Я вон слышу… — Что? — Да просто слышу! Звуки разные. Олег бросил хладнокровно: — Глюки. — Да я и сам знаю. Он насторожился, застыл в нелепой позе, словно хотел мизинцами прочистить уши. Из глубин космоса шел низкий, на грани даже их слышимости, долгий нескончаемый звук, похожий на рев огромного морского зверя. Мрак никогда не слышал ничего похожего на этот звук, но почему-то решил, что зверь очень огромный и обязательно морской. Или океанский. — Что? — спросил он шепотом. — Олег, ты же слышишь! — Лучше бы не слышал, — огрызнулся Олег. — Не пришлось бы придумывать невероятностное объяснение… — Тогда не придумывай. — Ну так получи: не знаю! Мрак хмыкнул: — А еще умный… Вся плоть, несмотря на забор из сверхпрочной шкуры, отзывалась тревожной вибрацией, сжималась и замирала в ужасе, как собака страшится грозы, а при первых ударах грома дрожит и готова сорваться с поводка и бежать, бежать в любую сторону, ослепшая и обезумевшая от страха. Олег постанывал, лицо стало смертельно-белым. Мрак видел, как страх быстро завладевает волхвом, придвинулся к нему вплотную и крепко ухватил за плечо. — Не трусь, — выдавил он. — Я с тобой. Олег пытался улыбнуться, получилось бледно. По его телу пробегали искорки, срывались в пространство. Мрак ощутил, что впервые наблюдает зримо, как именно смотрит Олег, да и сам он смотрит сейчас. Уже в этом теле. Разве что Олег сейчас старается увидеть с такой интенсивностью, что просто… Олег вскрикнул, мощная сила скрутила Мрака, забила рот, нос, уши, следом он ощутил плеск… странный плеск, словно он утонул в собственной крови… Он сжался, все тело ждало страшного удара, треска костей, но странное сладостное ощущение проникло под его кожу и разлилось по всему телу. Огромные ласковые ладони взяли и прижали к теплой, пахнущей молоком груди… Он плавает в теплом океане. Все вокруг, и этот океан в том числе, существует только для того, чтобы защитить его, беречь, а ему хорошо и сладко, счастливо, безмятежно. Он счастлив, бездумно счастлив, а когда откуда-то доносятся странные звуки, он знает, что здесь ему ничего не грозит и не может грозить, вокруг теплая ласковая плоть, дружелюбная, любящая и оберегающая, дающая жизнь и все-все для счастья, существующая только для него, и всей целью этой Вселенной является только он, самое драгоценное, и что эта Вселенная существует только для него… Он покоился в этом сладостном мире вечность, иногда совершенно растворяясь в бездумной безмятежности, иногда пробуждаясь, когда какие-то мысли вяло ползли в истоме… нет, не мысли, просто чувства, даже они заметны на фоне абсолютного блаженства… Вынырнул в тот же миг, так сказало сознание, как и занырнул. В том странном и сладостном мире он не дышал, даже не мыслил, ему просто было целую вечность хорошо и безмятежно, но сейчас вокруг возник черный космос, великое множество мельчайших тусклых точек, именуемых звездами, суровое сосредоточенное лицо Олега, и — низкий вибрирующий звук уверенно и мощно вошел в его плоть, начал подчинять ее, перестраивать, перемешивать… Снова рывок, будто он плыл по реке, а его дернули снизу за ноги. Он с головой ушел в теплую воду… и сообразил теперь, что это не вода, а теплая кровь, а если не кровь, то околоплодные воды, потому ему так уютно и сладостно… Эта последняя мысль тут же растворилась, уступив место сладостному блаженному покою, безмятежному счастью. Болезненный рывок, в глаза ударил яркий свет. Слева пылало огромное солнце. Крепкие руки держали цепко, потом тело сжало, как тисками, мир перевернулся, а чудовищное ускорение сделало руки и ноги тяжелыми, словно к ним подвесили планеты. Солнце удалялось, Олег все еще держал, как коршун цыпленка. Мрак прислушался, но от низкого гула не осталось и тени. Устрашенные мышцы поспешно приводили в порядок тело. Мрак наконец высвободился, спросил хмуро: — Что это было? Олег вздрогнул. — Скакнул… чересчур близко! … Вынырнул так близко от Центавра… Мрак оглянулся на удаляющееся солнце: — Это близко? — Мрак, это солнце светит в тысячи раз слабее нашего! Мы чуть было не угодили прямо в него. Мрак сказал уважительно: — Ну и точность! — Да, тут станешь точным… Мрак еще раз прислушался, повертел головой. Они летят с некоторым ускорением, чернота, космос, далекие звезды, все вроде бы то же самое… но в то же время странное ощущение, что он снова в Солнечной системе. Несколько добавочных атомов на эту пустоту делают ее уже не пустотой, а некой атмосферой, что окружает планетную систему Альфа или, как ее, Центавра. Или не Центавра. Здесь нет планетной системы? Тогда просто некое пространство вокруг этой звезды, где была бы россыпь планет. — Так что это было? — повторил он. — Такое… ну… такое! Олег ответил не сразу, а когда заговорил, Мрак удивился напряжению в голосе волхва: — Тебя тоже тряхнуло? … У меня даже кости начали плавиться. Первый раз я скакнул на пару световых лет, но, когда вынырнул, тут же по башке этом гулом, ревом, этой жутью… словом, во второй раз меня унесло к Альфе Центавра. Не знаю, почему. Наверное, рефлексы умнее меня. А мы еще думали, таскать их с собой или бросить в лесу? А они вспомнили, что в Солнечной системе этого не было… Может, это случайность, а может, в самом деле весь Большой Космос наполнен этим ломающим кости гулом, а вокруг звезд островки безопасности? В смысле, хоть какая крохотная атмосфера, а глушит, нейтрализирует… Или же присутствие самой звезды как-то уравновешивает. Если так, тогда можно будет прыгать только от звезды к звезде… Мрак перевел дыхание. Прежнее самообладание вернулось быстро, он сказал без всякой натуги: — Ага, совсем крохотными скачками. Он был уверен, что сострил удачно, ведь от звезды до звезды — бездны, звездолетам лететь тысячи лет, но Олег принял его слова совершенно серьезно, кивнул, проговорил тревожным голосом: — Ты прав. Это ужасно. Но, наверное, можно не останавливаться на полустанках… Ведь звезды — это всего лишь видимые блестки на монолитной стене нуклонов. Мы можем проскакивать дальше… Мрак вздрогнул: — Сквозь звезды? — Да, вероятность ничтожно мала, — ответил Олег отстраненно, он напряженно думал о чем-то другом, хмурился, кусал губы. — Это ж все равно что… К тому же, а при чем тут звезды? Звезды ни при чем. Мы проскочим либо под звездами, либо над, а если даже и сквозь, то не через эту ерунду термоядерного газа, а… Ладно, не забивай голову. Она и так у тебя уже вытянулась. — У меня? Они неслись так сутки, потом еще и еще, а раскаленная огромная звезда оставалась на месте. Мрак уже почти доказал себе, что это не звезда, а просто все звездное небо впереди стянулось в одну точку, так получается при близкой к свету скорости, а сзади потому пустота, что свет звезд их перестал догонять: синие стали сперва оранжевыми, потом красными, а красные и вовсе ушли в инфракрасный диапазон, ставши незримыми. Красные звезды исчезли сразу, едва они двое набрали половину световой скорости, а теперь, когда сзади все так черно, а впереди — страшное горящее пекло, похоже, Олег что-то задумал… — Готов? — донесся вопль. Далеко впереди на фоне раскаленного шара несся темный комок. Как Олег это делает, Мрак не знал. Возможно, он сам выглядит комком грязи на фоне этого потрясающего великолепия. На самом же деле в глазах темнело от ужаса при одной только мысли, что придется ускориться в сотни, если не в тысячи раз и… еще больше приблизиться к этому страшному раскаленному шару, ворваться в него, нырнуть в это море термоядерных реакций, где чудовищная температура в миллиардные доли секунды сдерет с его атомов все электроны и протоны, разорвет его, как страшный зверь разорвал бы его тело из плоти и крови длинными, как ножи, зубами… Олег прокричал раздраженно и сочувствующе: — Мрак! … Ты забыл, что до Тау Кита одиннадцать световых лет… с немалым хвостиком? Это вот так ползти… за двенадцать лет приползем! — Пошел ты, гад, — сказал Мрак, — это мы ползем? — Мрак… Это не раскаленная звезда, напомнил себе Мрак в отчаянии. Это мириады далеких звезд со всего неба. Все они на расстоянии тысяч световых лет одна от другой. Это все оптический обман. Это все брехня. Он задержал дыхание, сконцентрировался на гиперускорении, и в последний момент, когда тело получило настолько мощный резкий толчок, что электроны едва не сорвались с орбит, он с ужасом увидел, что страшная звезда расширилась и метнулась навстречу. Сильный жар опалил тело. Он закричал, ногти в сжатых кулаках впились в ладони до крови, затрещали кости, и вскипела кровь… а потом гравитационный удар встряхнул тело, сильный голос проревел прямо в несуществующие уши: — Куда прешь? … Понравилось? Мрак раскрыл глаза. Звездное небо со всех сторон было… обычное звездное небо. И спереди, и сзади. Родная угольная чернота со слабыми вкраплениями множества звезд, кое-где просто облачка слабо светящейся пыли, родной такой вакуум, милый и теплый абсолютный нуль… почти нуль. А страшное пылающее жерло раскаленной звездной печи просто невероятно как разбежалось вон на те крохотные светящиеся и чёрт знает насколько удаленные точки! — Мы что… в самом деле стоим? — Как танковые надолбы, — ответил Олег хмуро. — Как хорошо, — выдохнул Мрак. — Ты того… давай переведем дух. Или… что-то случилось? — Надо же понять, — сказал Олег сварливо, — где мы. В космосе заблудиться — раз плюнуть. Это тебе не родной Лес. Здесь просторы поболе, чем Степь или Пески. Мрак содрогнулся всем телом. — Это похуже, чем ад, — сказал он откровенно. — Это похуже… чем все, что было. Олег осматривался, по меняющемуся телу пробегали сжатия. Мрак понял, что он не просто запоминает картину окружающих звезд, но экстраполирует движение всех видимых звезд, рассчитывает их траектории, гравитационные взаимодействия, чтобы при следующем прыжке увидеть хоть и сильно измененную картину звездного неба, но все же узнаваемую… — Ничего, — успокоил он Мрака. — Когда составим карту, сможем делать прыжки подлиннее. — Ох, — сказал Мрак. — А то что за расстояния, — сказал Олег брезгливо, — на один-два световых года? Я смотрю, небо почти такое же… Можно было не останавливаться. — Ох, — повторил Мрак. — А так можно на весь бензобак, — сказал Олег мечтательно. — Ох-ох, — ответил Мрак. — Ну, Олег, я теперь вижу, как жадность притаптывает даже страх. Олег засветился красным цветом недоумения. — Жадность? — Ну да. Ты ж ждешь там, в дальних мирах, сундуки с золотыми пиастрами новых знаний… которые стыдливо называют новой информацией. — А, — сказал Олег. — Тогда да… Ну, отдохнул? Побежали дальше? — А я уж было пустил корни, — ответил Мрак голосом обреченного на виселицу. Олег с тревогой посматривал на летящего рядом Мрака. С Плутона стартовала блестящая статуя, похожая на легионера-победителя, конкистадора, какими их изображают на площадях городов, но сейчас блеск его сверхпрочной кожи померк, съеденный межзвездной пылью и космическим газом. Как ни мало частиц в пространстве и как ни редко выныривали в обычный космос, но летящие навстречу частички испещрили его такими частыми и крупными оспинами, что все тело Мрака выглядит покрытым коростой. Да и не только летящие навстречу… Догнать на такой скорости — то же самое, что лобовой удар. Мрак оглянулся, все понял, сказал злорадно: — На себя посмотри, морда! Олег посмотрел, вскинул брови. А вот тут вы, господин Мрак, или господин Темный, пальцем в небо. Хоть и в самую середку без промаха. Может быть, он тоже был бы весь в лунных кратерах, больших и малых, кратер на кратере, кратером погоняет, где самые малые с маковое зернышко, а крупные — с копеечную монету. Но его тело моментально тут же доращивает и уплотняет шкуру, что у Мрака пока не получается само по себе, на инстинктах. К тому же на нем живого места нет еще и потому, что на сам полет, на ускорение идет все, что удается ухватить в межзвездном пространстве. — Надо летать в кораблях, — сказал он мечтательно. — Эх, поставить стенки из перестроенного молибдена толщиной так метров в десять… — И в полете резаться в карты, — согласился Мрак. — Ничего, доживем до такого счастья. — Доживем ли? — Ты выглядишь, — сказал Мрак то ли злорадно, то ли с сочувствием, — как после агромадной пьянки. С бабами, плясками, цыганами… непотребными графинями. — Все бы тебе бабы, — ответил Олег с мягким упреком — Ты вперед смотри. — Сам смотри, — ответил Мрак поспешно. Они все еще летели в страшной черноте, а впереди блистал тот ад, в который они вот-вот врежутся. Но затем этот пылающий диск начал разрастаться, пошел во все стороны, превратился в огромный, на полнеба блистающий шар, и лишь потом от него начали отрываться блестящие искорки, расползались, и вот шар уже не шар, а просто очень плотный звездный рой, что разлетается с каждой секундой… Звезды побежали по сторонам, но Мрак решился оглянуться, когда за спиной, как он чувствовал, их набралось уже немало. Там все еще чернота, сердце сжало страхом, тело заледенело, но он перешел на рентген, вон звезды уже ползут на свои места, пока еще темные, ибо черепахам-фотонам догнать их, лихих скакунов, еще не по зубам. Или не по панцирю. — Фу, — сказал он. — Никогда не думал… — Что? — Эх, как я мчался, помню, на лихом коне! Быстрее ветра… Выпущенную стрелу догонял в полете! … А что теперь? Оборзел так, что скорость света только что очерепашил. Правда, про себя. Вслух такое брякнуть, что имя Рода всуе, С падением скорости звездное небо приняло почти обычный вид. Мрак чувствовал, как его трясет. Проскакали расстояние, которое свет… свет! … проходит за двенадцать лет. Почти за двенадцать. А небо, чертово небо вовсе не изменилось. Ну, если присмотреться, то иные кристаллики вроде бы чуть-чуть сдвинулись. Но все остальные — как вбитые в небо гвозди! Это что же, для этих звезд они двое как будто и не двигались? Двенадцать световых лет — что от крыльца до курятника? Мир перевернулся, звезды прочертили серебряными искрами черное небо и застыли на новых местах. Мрак на миг ощутил дурноту, а когда посмотрел вниз, под ноги, его бросило в жар. Внизу в черной бездне страшно полыхает темно-красный шар. От него идет зловещий свет, и Мраку почудилось, что они неминуемо упадут в этот ад, настоящий звездный ад. — Да какого же… — вырвалось у него испуганное, голос сорвался на ультразвуковой всхлип. — Олег! — Да, — ответил Олег рассеянно. Его вновь чистое лицо, уже регенирировавшее, было спокойно-отрешенное. Мрак уловил интенсивный поток тяжелых частиц, что тянулся от Олега к звезде. — Да… мы уже чувствуем тяготение. — К черту эту небесную механику, — сказал Мрак дрожащим голосом. — Одно дело — лететь к этому чуду, когда оно впереди, другое — вот так, когда эта жуть внизу! Под ногами. — Небесная механика, — согласился Олег все так же отрешенно. — Либо уживаться с нею, либо… умереть. — Умереть? — Ну да. Остаться в прошлом средневековье… это умереть. — Ах, мы стихами заговорили! — Нет, просто это одна из прописных истин. Жуткое багровое солнце разрасталось, стало совсем пугающим. Хоть и поменьше Солнца, но огромное, а сейчас так близко, что чувствуется его обжигающий жар. Он тут же запоздало позволил коже впитать энергию, чем она уже и так занималась: прихваченные из прошлой жизни рефлексы пробудились и начали заботиться об этом теле, так как с ним помрут и они, такие замечательные рефлексы. А о себе пусть заботится сам, если такой умный. Тау Кита, сказал он себе, холоднее Солнца градусов на триста, что, конечно, пустяк при их миллионных температурах, но света дает почти вполовину меньше, потому такое красное, как будто уже на закате. До чужого солнца оставалось всего каких-то сто-двести миллионов километров, но сейчас Мрак научился воспринимать эту цифру без смеха. И даже со словцом «всего». Этих Мрак посмотрел во все стороны, Олег же, напротив, застыл, к чему-то прислушиваясь. Мрак попробовал последить за его локаторами, но Олег, похоже, на этот раз шарил в себе, замечательном, полагая это самым интересным. — Ну и что? — сказал он сердито. — Олег, не спи. Я все-таки человек. Мне нужна твердь под ногами. Возможно, когда-нибудь я и привыкну жить в открытом космосе, но щас мне нужна под ногами твердь! Да что там я — бог тоже такой же чудак: твердь сотворил, не восхотел вот так вечность порхать среди звезд и туманностей… Кстати, не столкнуться бы на перекрестке. Здесь светофоров что-то не зрю. — Ты их просто не видишь. — А ты? — И я, — печально признался Олег. Он наконец подвигал глазами, не поворачивая головы. Возможно, он старался увидеть крылатых людей, которыми бог населил космос. Наверняка его первая попытка могла быть именно такой, ведь сам он висел в пустоте… До тверди додуматься мог попозже. — Ты прав, — признался он с неохотой. — Здесь планет нет… Мрак сказал зло: — Тогда на кой черт? — Что? — Эта звезда. Если светить некому? … Стоит фонарь среди бескрайнего поля, электричество зря палит! … Олег посмотрел на него украдкой, Мрак в самом деле думает то, что говорит, вздохнул. — Тогда к соседней звезде? … Как ее, Когтю Барса… — Какому Когтю Барса? — удивился Мрак. — Что у тебя за названия, гробокопатель? Это Слеза Игуатогегии, Потерявшей Любимого! — Какая еще слеза, — проворчал Олег. — Коготь Барса — так эту звезду знали в Ассирии. Я тогда, если хочешь знать, астрономией увлекался! Собственную обсерваторию построил, все звезды наизусть до сих пор… — А я астрономией как-то увлекся в период царствования Иехунда Блистательного, — сообщил Мрак с невеселой усмешкой. — Тоже, гм… знал. А с современными кликухами — туго? Олег сказал сердито: — Не вижу причины все бросить и запоминать новые названия! Словом, Мрак, ты хочешь здесь остаться? … Тогда я пошел. — Нет-нет, — ответил Мрак. — Как же я тебя отпущу одного, убогого? — Тогда не спи. А то у меня уже все начинает трястись… Здесь хорошо, мы от гула укрыты звездой, ее влиянием, а что там? Этот страх у меня уже в костях! Но и к звезде слишком близко — страшно. Я же не знал, что могу быть таким точным… Словом, выныриваем поблизости, но так, чтобы в Большом Космосе, понял? — Понял, — ответил Мрак. — Чтобы сразу шмыгнуть через границу? — Да. Готов? — А если скажу, что нет? — Я же вежливый, — пояснил Олег. — Я всегда спрашиваю… Мощный рывок дернул Мрака за ноги, и теплая вода сомкнулась над головой. Снова он завис в утробе — тепло, уютно, сыто, словно питание получает через пуповину. Нет пустоты, чувствует мягкое ласковое прикосновение влажной плоти, исчезло время, пространство, блаженный покой, счастье, покой и счастье… Он вскрикнул, тело охватило холодом, словно новорожденного, которого вынули из лона: Вокруг чернота, точки звезд, сосредоточенная половинка лица Олега. Тяжесть в теле — их несет на огромной скорости в сторону яркой звезды, уже с ясно видимым диаметром. — Вроде бы… — проговорил он, — гула нет. Или я оглох? — Нет, — донесся голос волхва. — Я тоже не слышу. — Значит, он только там? — Мрак! Огромное, темное, сразу заслонившее мир возникло из ниоткуда и ударило со страшной силой. Мрак услышал хруст и треск костей, все тело пронзила неистовая боль, в сто миллионов раз более острая, чем может испытывать человек… из органики. Он слышал свой сдавленный вопль, рядом Олег изменил цвет, его распластало, как будто попал под тяжелый каток, вся поверхность тела, теперь плоская, как камбала, пошла лиловыми разводами и, похоже, начала разрушаться. Мрак заставил себя удержаться в сознании, хотя атомарная решетка начала стремительно рушиться, боль невыносимая, ослепляющая, электроны слетают с орбит, атомные ядра раскачивает ошалело, их выносит в неконтролируемый космос, а рядом еще плоский лист, что остался от Олега, его закувыркало, как падающий с дерева листок. Хрипя от боли, он дотянулся до Олега, в том не чувствуется жизни, ухватил силовым полем. Их закружило и закувыркало теперь вместе. Он в страхе чувствовал, что его несет на некую темную и невидимую массу. Все тело кричало от боли, корчилось от обжигающих ран. Он в наносекунду пробежал по себе внутренним взором, ужаснулся, но лечить и восстанавливать не из чего, только и сумел, что заморозился, не дал рассыпаться, Олега тряхнуть не решился, прокричал в отчаянии: — Да очнись же! … Если не ты, то кто? Ему казалось, что он совсем не может дышать, а набор слов выплевывается рваный, скомканный, с сильнейшими помехами. Рот его наполнился кровью, так себя чувствовал, а сломанные челюсти невыносимо ныли. Он держал Олега крепко, свернув бережно в трубочку, со всех сторон стегало болью. Ощущение злое, будто наткнулись на плотный поток рассеянных протонов, каждый из которых при столкновении вырывает целые клочки… Это в том, старом мире пуля бьет сперва в одежду, потом кожу, затем проникает через мясо… а здесь протон может пройти беспрепятственно, через пустоту и пролететь насквозь, а может столкнуться с протоном, так сказать, сердца. А то и печени, что куда больнее. Он закутал свернутого Олега своим огромным телом, сознавая тщетность этого, ведь протон может пронизать их насквозь, не заметив, а может столкнуться именно с протоном в теле Олега, но все равно старый инстинкт велел укрывать своим телом, их несло, швыряло, боль терзала уже все тело, он чувствовал, как меркнет сознание, а ощущение боли притупилось настолько, что он почти равнодушно понял, что от его тела остались только ошметки. Потом боль прекратилась. Он вяло подумал., что умирает. Но пространство уже не перечеркивали быстрые искры, он так же вяло подумал, что поток встречных протонов иссяк. Он снова чувствовал боль, но совсем слабую, словно через толстые двери. Так же вяло понял, что это не потому, что всего лишь поцарапал пальчик. Он на последнем издыхании, потому почти ничего и не… чувствует… Страх и что-то древнее, паническое, стыдное, захваченное в их атомные организмы от допотопных структур обезьян и рептилий проснулось и начало ворочаться, он чувствовал, как поспешно и трусливо в животной жажде жизни восстанавливаются структуры, свободно блуждающие электроны загоняются на свои места, а то и захватываются чужие, ткань все же зарастает, уплотняется, наращиваются потерянные части, их структура записана на хрен знает каком мелком уровне, и вот он снова слышит боль, что тут же затихает… ага… там рану затянули… здесь перебиты все кости, но достаточно двух пикосекунд, чтобы перестроить решетку и даже убрать все кровоподтеки… Он снова видел, слышал и осознавал себя и пространство в прежнем объеме, и тут его тряхнуло по-настоящему. Они падают на нечто огромное, темное, откуда не вырывается ни одного кванта света, ни единой частицы! Он только чувствует близость этой чудовищной массы, то ли нейтронной звезды, то ли черной дыры, о которых там много говорят, но никто не знает, что это такое. — Олег! — заорал он во всех диапазонах. — Олег! Единственное, что удалось сделать, это рвануться изо всех сил, что позволило падать не прямо на темную звезду, а по суживающейся спирали. Страх пронизывал все его существо, Мрак закричал дико, наконец-то тряхнул Олега, а в мозгу проносились картинки, одна страшнее другой, что с ними случится. Первое, что он смутно помнил, это то, что если он будет падать по отношению к звезде, например, ногами вперед, то ноги будут падать быстрее головы, и его вытянет в тончайшую нить на сотни километров. Если боком — то вытянет бок. Но в любом случае, еще до того, как их тела достигнут фотонной сферы, они уже будут разорваны приливными силами невообразимой мощи. Олег очень медленно утолщался, в нем тоже подсознание занималось тем, чем должно: проверило все тело, отыскало повреждения, спешно лечило, заращивало, восстанавливало. Теперь Олег напоминал ему снулую рыбу, что всплыла вверх брюхом посреди бескрайней ночной реки с темной водой. Разумной жизни, а то и вовсе жизни в нем осталось меньше, чем в догоревшей свече. Мрак заорал, тряхнул, шарахнул электрическим зарядом, стараясь подтолкнуть остановившееся атомное сердце — все, как видел в каком-то фильме про хирургов-реаниматоров. Лицо Олега дрогнуло, веки приподнялись, но там была пустота. Не хватило сил создать глазные яблоки, Мрак содрогнулся, Олег, как почуял, пустые впадины затянуло пленкой, она затверделае появилась радужная оболочка с намертво застывшими зрачками. — Мрак… — Жив, — выдохнул Мрак счастливо. — Это все… — Жив? — Ты как, у тебя здесь сильно…
|
|||
|