Стефания Данилова 6 страница

А что насчет женщин постарше? Томная поволока, которую они к этому возрасту уже научились самостоятельно вызывать, когда хочется произвести впечатление загадочной и недоступной красотки, скрадывает непередаваемый блеск юности. Эти глаза, уже многое повидавшие, уже не искрятся так задорно и открыто. Их сияние мягче, элегантнее. Азурит, бирюза, авантюрин, к которым прекрасно подойдут старинное золото или платина, блестящие так же мягко, но бесконечно чарующе. Дышат барышни с такими матовыми глазами уже не так жадно, однако весьма обстоятельно, смакуя каждый вдох, как глоток хорошего вина. Свежесть воздуха вокруг них уступает неуловимому аромату духов, всегда незримо присутствующему рядом. Эти зеркальца надо хранить там, где они могут напитаться приятным запахом: в мешочке с лавандой, например. Но осторожно: пусть лучше трава лежит отдельно.

А вот стариковские глаза мне не нравятся. Их былое великолепие исчезает, стачивается о волны жизни. Драгоценности юных глаз шлифуются временем, превращаясь в пустышку, бутылочное стекло, непрозрачное и бесполезное. Для них и мельхиор дороговат будет. Но тебе для практики сойдет. Ты поняла меня?

— Да, мама, — лепечет мое солнышко, закусывая от усердия губу.

Старая, когда-то голубоглазая женщина лежит перед нами на столе, широко раскрыв невидящие глаза. Удобно всё-таки принадлежать к моему роду: все, кто встречает меня перед смертью, умирают вот так, не успев зажмуриться. Хорошее подспорье для ювелира: драгоценные зеркала душ человеческих как на ладони, бери да радуйся.

В мастерской огонь горит так жарко, что пот течет ручьем по карминово-красной коже моей дочери. Но иначе металл не расплавится, а у меня очень много работы. Я не могу тратить времени зря. В осколках самых обычных, стеклянных зеркал, развешанных по стенам, мечутся души, которые я наметила, но еще не успела забрать.

Я промакиваю дочке лоб и нежно целую ее между маленьких рожек.

— Давай, как я тебя учила. Осторожно. Ложечкой.

Маленькое черное зеркало

кола — такое место, где ничего нельзя скрыть. Кем бы ты ни был — ну, кроме, быть может, директора, не дающего уроки, — ты всегда будешь на виду: слишком много маленьких любопытных глаз вокруг. Твое отсутствие обязательно заметят. А на растерянность и страх, вызванные массовым и таинственным отсутствием учеников, тем более нельзя не обратить внимания.

Лена сидела за своей партой у самого входа в кабинет математики, напряженно глядя на дверь. Двенадцать из двадцати одноклассников уже пришли, но две лучшие подруги пока не появились, и девочке было страшно, что они вовсе не придут.

Школа начала пустеть где-то неделю назад: сразу в нескольких классах, от средней школы, до выпускников вдруг резко повысилось число заболевших. На переменах параллели по очереди сзывали в актовый зал, где странно бледная, словно до смерти перепуганная медсестра излагала давно известные правила профилактики гриппа и простуды. Учитель ОБЖ, крепко сцепив дрожащие руки, тоже провел лекцию по технике безопасности, застращав учеников возможными внезапными смертями от чего-нибудь привычного в повседневной жизни. Классные руководители, пряча глаза, отвечали своим подопечным, что их одноклассники просто простыли или съели что-то не то.

Но дети видели, что не всё так просто. Никто не знал, что предположить и что и делать. Родители не отвечали на звонки ни своих друзей, ни друзей своих детей. Формировались самые разные мнения, одно абсурднее другого. Карантина не объявляли, а значит, это не какая-нибудь ветрянка или там эпидемия гриппа. Для прогулов слишком массово. Кто-то подкинул версию о серийном маньяке, но кому могло прийти в голову охотиться на школьников? Да еще на таких разных…

— Привет! — подруга Настя уселась рядом. — Ну что с нашим «расследованием»? — девочка изобразила пальцами кавычки вокруг последнего слова. — Есть идеи?

— Никаких, — вяло ответила Лена, сникая, словно всю энергию для своих активных жестов, громкого разговора и широчайшей улыбки подруга черпала из нее.

— А я вот тут подумала… — начала было Настя, но ее реплику прервало появление третьей подружки, Светы.

Темноволосая и темноглазая, она выглядела сегодня бледнее обычного, даже казалась какой-то зеленоватой. Тонкие руки, которыми она оперлась о парту подруги, дрожали так, что мобильник, брошенный тут же, рядом, едва не грохнулся вниз.

— Тебе плохо? — участливо поинтересовалась Лена. Ей показалось, что Свету сейчас вот-вот стошнит.

— Немного, — чуть слышно прошептала та и тут же выскочила в коридор, оскальзываясь в балетках по кафелю пола, мокрому после утренней уборки.

Девочки переглянулись. Мысль о возможной беременности подруги им и в голову не пришла, зато зловещее и таинственное исчезновение учеников в школе, приписываемое какой-то болезни, вспомнилось сразу.

Светин мобильник завибрировал. Лена даже вздрогнула от неожиданности, а Настя, и думать забывшая о приличиях, тут же схватила аппарат.

— Оповещение с Ютуба, — сообщила она, снимая блокировку с экрана. — Какая-то блогерша. «Шок! Я не умерла в прошлом видео! ».

— Что за бред? — возмутилась Лена. — Потом спросишь Свету, зачем она это смотрит.

Но подругам больше не удалось поговорить с ней. Девочка упала, не дойдя до туалета, и сильно разбила себе голову. Лена успела увидеть, как подружку уносят на носилках по черной лестнице, а немногие ученики, оказавшиеся свидетелями этого несчастного случая, сбившись в кучу, тихонько перешептываются, не спеша в классы.

Едва разбирая дорогу из-за слез, Лена вернулась в кабинет математики, плюхнулась на стул и обняла подругу.

— Представляешь, эта дура, — тут же заявила Настя, тыкая пальцем в экран телефона, где подгружалось предыдущее видео с того же канала, и не обращая внимания на состояние подруги, — в прошлый раз устроила какой-то ведьминский ритуал на камеру! И выложила в сеть! Да что с тобой?!

Лена сумела только всхлипнуть.

Почти одновременно зазвенел звонок и завизжала во дворе сирена уезжающей «скорой». Ученики, игнорируя учительницу, разом метнулись к окну. Только Лена осталась сидеть: она и так знала, кого увозят.

Математичка, казалось, хотела начать урок, но не могла. Она несколько раз открыла и закрыла рот, затем села и закрыла лицо руками. В ответ на вопросы лишь прошептала:

— Давайте просто тихонько посидим. Директор скоро объявит, как мы поступим.

Удивительное дело, но школьники вняли ее тихим словам, бесшумно рассевшись по партам. Только то и дело прерывающиеся торопливые шепотки нарушали гнетущую тишину осиротевшего класса. Света была последней сегодня, больше никто не пришел.

Настя ткнула Лену локотком в бок и протянула ей один наушник. Прикрыв мобильник подруги книжками, девочки склонились над экраном.

Неподдельный ужас овладевал обеими по мере того, как девушка-блоггер на экране, о чем-то болтая (Лена уловила только «свое имя и номер школы в комментарии»), невозмутимо сооружала из веревки петлю, изящно восходила на пьедестал почета, явно утащенный из какого-то спортзала, закрепляла ее на крюке под потолком, предназначенном для люстры, и, аккуратно поправив локоны, водружала удавку себе на шею. В тот момент, когда она должна была повиснуть в воздухе, в наушнике затрещало, и экран резко потемнел. Секунду Лена и Настя ошарашенно смотрели на собственные отражения в черном стекле смартфона.

— Камера упала? — предположила Настя.

— Наверное, — неуверенно откликнулась Лена.

— Слушай, дальше она говорит что-то про ритуал черного зеркала, типа хотела проверить… — Настины пальцы уже порхали по экрану ее собственного телефона. — Ой-ёй…

— Что там? — обеспокоенно спросила Лена, чувствуя, как ее сердце проваливается в какую-то бездонную яму.

— Это ритуал, проклятье. Те, о ком думает ведьма, совершая самоубийство перед черным зеркалом… — девочка, умудряющаяся даже таинственный шепот преподнести жизнерадостно, запнулась, –—погибают.

– Но… она же не ведьма! Да и как можно думать о тех, кого ты не знаешь? Да еще когда их так много?

Настя — шутка сказать! — вздохнула.

— Смотри сама, - сказала она и включила Лене новое видео на этом канале, то самое, оповещение о котором пришло на телефон Светы перед самым началом уроков.

«Привет, мои карапузики! И особенно школа номер сорок два! Вы такие замечательные! — зачастила девушка, та же, что в предыдущем эпизоде так расчетливо готовилась к повешению, живая, здоровая и счастливая. — Вас так много под моим прошлым видео! Я думала о вас, когда делала это, и поэтому я выжила! Ритуал — полная ерунда, но вам, я смотрю, понравилось! Давайте поговорим о мистике в следующих выпусках! Пишите свои вопросы в комментарии…».

Девочка выдернула наушник, не в силах выносить эту жизнерадостную трескотню.

— Ты же не думаешь, что все, кто смотрел этот чертов канал, прокляты? Вся тысяча человек или сколько там было просмотров?

— Нет, если их не видело черное зеркало… — начала Настя, видимо, успевшая почерпнуть немного информации об этом ритуале, да так и замерла с открытым ртом.

— Черный экран в конце…

— Наши отражения?

— То есть каждый смотревший, если его экран отражал…

Лена дрожащей рукой оттолкнула мобильник от себя. В ней боролись два желания: разбить злосчастный телефон, чтобы отвести проклятье, или же сберечь его, надеясь сохранить собственную жизнь. Мыслей, что это неправда, что ее, знающую секрет видеозаписи ритуала, проклятье не коснется, уже не оставалось.

Было просто страшно.

Очень страшно.

И не хватало воздуха.

Катеринино зеркало

«А

в принципе, я вполне ничего. Глаза у меня красивые».

Катерина внимательно вглядывается в карюю радужку своего отражения, расчерченную разбегающимся узором, похожим на золотинки на бабушкином парадном сервизе, пытаясь понять, можно ли по виду глаз определить их оптическую силу. Что там надломилось, испортилось, когда ей понадобились вдруг очки?

Густые темные брови на светлом девичьем лице смотрятся очень красиво, служа прекрасной оправой глазам. Катерина чуть поворачивается к зеркалу то одной, то другой стороной лица, приподнимает бровь и надувает губки. На расстоянии она самой себе очень нравится, и ей хочется убедиться, что она идеальна.

Хорошо, что дома никого нет, и некому увидеть ее — девочка осознает это — обезьяньи ужимки у зеркала. Мать считает это блажью, бабушка — тратой времени, а маленький братик... ну, он, скорее всего, ничего и не считает, просто не упускает повода поддеть сестру.

Зеркало новое, а значит, все черные точки на отражении Катерины — от проблем с кожей. На носу их слишком уж много. Девочка хмурится, и лоб прорезают очень преждевременные морщинки.

«Мама говорит — не морщи лоб! Ну как тут его не морщить, если он сам... ».

Катерина отчаянно пытается разгладить лоб, но от напряжения горизонтальные линии не только не пропадают — их, напротив, становится еще больше.

«Ну вот! ».

От расстройства искривляются губы, и внимание девочки, готовой заплакать, переключается на них. Лоб наконец разглаживается, но Катерине кажется, что рвы временно исчезнувших морщин остались навсегда. Настроение портится, и рот девочка разглядывает уже без удовольствия. И кожа с губ слазит, и форма какая-то не такая, а уж про зубы и говорить нечего: кривые, желтоватые…

Слезы застилают глаза, и отражение становится совсем отвратительным. Темные волосы редеют, пронизываются тусклыми серебристыми ниточками, красивые глаза бледнеют и вваливаются. Морщинки на лбу больше не беспокоят: на фоне всех остальных они практически незаметны.

Горькие слезы душат так, что становится трудно дышать, и голос, который с таким трудом получается исторгнуть из старческой груди, звучит очень сдавленно.

— Ли-и-за, — зовет Катерина по наитию, даже не помня лица той, кому принадлежит это имя.

Дверь в темную спальню приоткрывается, впуская немного света и разговоров из оставшейся части квартиры. Кровать, на которой уже долгое время живет бабка, остается в тени, но зеркало, шестьдесят лет висящее на стене, каким-то чудом ловит луч и слепит хозяйку спальни.

— Бабуль, звала?

— Зеркало… — стонет Катерина-старуха, с огромным усилием приподнимая руку. Она дрожит, отвратительная в своих пятнах и полупрозрачной пергаментной коже, свисающей, как погребальный саван.

— Прикрыть? — ляпает пятнадцатилетняя внучка, еще не знающая поверий и обычаев.

— Нет! — неожиданно разъяряется изо всех своих старческих сил Катерина. — Дай… его мне.

Лиза, наученная не перечить выжившей из ума бабке, осторожно снимает тяжелое зеркало со стены. Отражение напряженной девушки очень похоже на то, что запечатлелось в нем первым, едва его водрузили на его почетное место. Только глаза Лизе достались не от бабушки. Под теми же соболиными бровями вразлет загадочно блестели теперь очарованные юностью голубые, а не карие глаза.

Катерина с трудом принимает зеркало. На отражение она старается не смотреть. Ей слишком больно видеть себя немощной и старой, зная, что она не завершила своего дела. Она предпочитает смотреться во внучку, свою практически точную копию.

— Иди сюда, — тихо говорит бабка. — Посмотрись в него.

Лиза недоуменно хлопает ресницами.

— Но… здесь только я. Бабушка, почему здесь нет тебя?!

Судя по отражению, зеркало стоит на кровати само по себе, и в него со стороны заглядывает ничего не понимающая юная девушка.

— Только глаза… Твои, карие!

Что было в следующий миг, знает, наверное, только вселенная. Такие жесткие принудительные мероприятия, эти насильственные операции над естественным течением времени не могут оставаться незамеченными.

Но то, что в кровати умирала теперь старая кареглазая Лиза, а комнату покидала молодая голубоглазая Катерина, знали только трое. Бабка, внучка… и зеркало. Которое, если придет время, а колдовская миссия не завершится, снова поможет ей продлить жизнь. Неприметное, дешевое, но волшебное. Катеринино зеркало.

Дмитрий Прокудин

Зеркало

се дети как дети — режутся в «Need for Greed» или во что-нибудь онлайн, а Пашка и Ванька — романтики: играют в мушкетеров, Робина Гуда, Тиля Уленшпигеля и прочих вильгельмов теллей.

— Мам, купи нам лук, — попросил как-то Ванька. И уточнил:

— Как у Робин Гуда.

— Ага, чтобы вы глаза друг другу повыбивали! — съязвила Наталья Андреевна. — Нет уж, дудки!

— Мам, честное слово, мы не будем стрелять стрелами, — заверил её Пашка. — Нам нужен только сам лук. Для антуража.

— Так на чердаке в дедушкином сундуке есть лук, — сказал Виталий Мефодьевич, отец сорванцов и муж Натальи Андреевны. Чтобы сообщить эту архиважную информацию, он даже оторвался от газеты.

— Ну вот, теперь жди производственных травм! — расстроилась мама.

— Зачем ты им сказал? — пожурила она мужа.

— Да ладно, дорогая! — добродушно ответил тот. — Им уже одиннадцать и девять. Они уже взрослые. Что попало делать не будут.

Какое-то время Наталья Андреевна молча раскатывала тесто. Шла напряжённая работа мысли, будто мать вспоминала что-то важное. Молчали и дети, и читающий газету папа.

— Так, слушайте, Паша, Ваня, — приняла волевое решение мама. — Увижу вас с луком – уши надеру. И оставлю без сладкого, — последние слова она произнесла с улыбкой. — И чтоб не лезли на чердак! — добавила она уже серьёзно.

В Пашке начал просыпаться дух противоречия, но мальчик не подал виду.

— Да, мама, — сказал он вслух.

Когда родители пошли на день рождения однокурсника, Пашка подошёл к Ваньке и сказал:

— Ну что, полезли на чердак?

Ванька оторопел.

— Ты что, мама же строго-настрого запретила нам туда соваться.

— Возьмем лук, поиграем, вернем. Она и не узнает.

— И каждый раз будем лазить, брать, возвращать?

Было видно, что Ваньке лень. Но Пашка был тонкий психолог и знал, как растормошить младшего брата.

— Ты просто трус, вот и всё, — коварно сказал он.

— Нет, я не трус! — мгновенно заглотил наживку Ванька.

— Докажи! — потребовал старший брат. — Иди со мной на чердак.

Забравшись на чердак, мальчики сразу пошли к сундуку, не обращая внимания на старый пыльный велосипед, коляску, трюмо и прочую рухлядь. Пашка открыл сундук и стал шарить в нём. Доставая лук из сундука, он уронил на пол чердака какой-то небольшой предмет. Это было зеркало.

— Вот чёрт! — воскликнул Пашка. — Разбил?

Ванька подобрал зеркало. Проверил.

— Нет, целое.

В гостиной они вдоволь наигрались в Робин Гуда и Вильгельма Телля и вернули лук на место до возвращения родителей. И только перед сном Ванька понял, что зеркало из сундука так и осталось у него в кармане, о чем он не преминул сказать брату.

— Ничего, потом положишь, — небрежно ответил Пашка. И, закрыв глаза, притворился спящим. Или правда уснул.

Ванька достал зеркало, вытер его о штаны и посмотрелся. Отражения в зеркале не было. Он подумал, что мозг перестал воспринимать окружающий мир, и посчитал, что утро вечера мудренее. Выключил свет и лёг спать.

***

Уроков в субботу было мало, домой вернулись к обеду. Родителей не было.

— Ну что, продолжим нашу игру? — бодро спросил Пашка.

— Погоди, — ответил Ванька. — Сначала кое-что проверю.

Пашка удивился и раскрыл рот шире, чем обычно. Его больше удивила та взрослая, серьезная интонация, с которой брат ему ответил, чем сам отказ.

— И что же ты хочешь проверить? — спросил он, когда дар речи вернулся к нему.

— Да я вчера… Ну, это… — Ванька стеснялся сказать. Брат ждал.

— Я вчера…не увидел своего отражения в зеркале из сундука.

Пашка помолчал, ожидая продолжения или думая, что Ванька его разыгрывает.

— Бред! — весело сказал он. — Не верю. Дай его сюда.

Ванька дал ему зеркало. Пашка самодовольно посмотрел на зеркальную поверхность. И обмер.

— Что, тоже нет? — спросил Ванька скорее с интересом, чем с ужасом.

Пашка зажмурил глаза и снова посмотрел в зеркало. Пожал плечами. Пришел в себя. Молча вернул Ваньке зеркало.

— Ну что там было? — не унимался Ванька. Он даже забыл, что сам хотел проверить еще раз, отражается он в зеркале или нет. — Не тяни резину!

Пашка сделал недовольную мину. Помолчал. Посопел. Помявшись, ответил:

— Когда я первый раз посмотрел, там было лицо Юльки, а когда второй — ничего, как ты и говорил.

Какое-то время оба молчали. Потом Ванька спросил:

— Юлька, в которую ты влюблен?

— Да. Послушай, Вань, не говори пока никому про это зеркало. Лады?

— А маме и папе?

— Им в первую очередь НЕ говори.

Паша вышел из комнаты в глубокой задумчивости. Ваня какое-то время постоял в не меньшей задумчивости. Потом посмотрел в зеркало. Отражения не было.

***

Оба брата очень хотели сделать вид — друг перед другом и перед собой — что ничего не случилось. Но не могли. Кое-что случилось. Кое-что обнаружилось. Кое-что необычное, а может, магическое. И нужно было что-то делать.

Они еще несколько раз смотрелись в зеркало. Надо ли говорить, что отражений, ни своих, ни чужих, они не увидели!

— Ну и что ты обо всём этом думаешь? — спросил Ваня Пашу.

— Ну, это какой-то артефакт, — предположил тот.

Звучало вполне логично.

— То есть я не стал вампиром? — пошутил Ваня.

Паша не засмеялся.

— Нет. И я не стал, — сказал он очень серьезно.

После очередной мхатовско-чеховской паузы Ваня задал еще один вопрос:

— Ну и что будем делать?

— У нас всё-таки мало информации. Надо провести эксперимент.

— Магическое заклинание? — спросил Ваня на полном серьезе.

— Нет, зачем? Нет. Надо, чтобы кто-нибудь еще посмотрел в это зеркало. Может, тогда мы что-то поймем.

Пауза. Тиканье часов.

— Мама? — робко спросил Ваня.

— Маме — вообще ни слова, — прошептал Паша. — Я думаю, кто. Я не очень хочу посвящать кого-либо в эту чертовщину, но кого-то — надо.

— Тебе зеркало показало Юлю. Ты ее любишь. Разве это не значит, что зеркало показывает того, кого любит тот, кто смотрится?

Паша отрицательно покрутил головой.

— Ты же любишь Наташу из 3-го «Б». Но зеркало ее не показало.

— В любом случае, зеркало не отражает, — заключил Ваня. — Может, предсказывает?

— Я не знаю.

Вечером после ужина братья вернулись в их общую комнату. Кстати, родители заметили, что дети стали какие-то тихие, но расспросы ничего не дали.

Паша плотно запер дверь, подманил Ваню пальцем и сказал ему на ухо:

— Юля! Пусть в зеркало посмотрит Юля.

— Почему она?

— Я видел в зеркале ее. Интересно, кого увидит она.

Логика у Паши была железная.

***

Пашины чувства к Юле были взаимны, об этом знал весь класс и вся параллель. Не каждый день он провожал ее до дома, не каждый день они гуляли по району или сидели на лавочке, но... почти каждый. Вот и сегодня они шли из школы вместе.

— А я интересную вещь нашел дома на чердаке, — сказал Паша как бы между прочим.

— И что же это? — весело спросила Юля. — Сокровища капитана Смоллетта?

— Сокровища были у Флинта, а не у Смоллетта, — не поленился поправить возлюбленную Паша. — Нет, конечно, откуда у нас среди хлама сокровища!

— Ну, мало ли!.. — улыбнулась Юля. — Ну так что же ты нашел?

Паша секунду помедлил. Потом сказал:

— Я нашел в сундуке зеркало. И оно показало мне тебя.

Юле показалось, что она ослышалась. Паша терпеливо повторил. Теперь Юле показалось, что она не поняла. Паша уточнил, что всё она поняла.

Они остановились. До ее дома оставалось 5 минут ходьбы, его дом был как раз напротив.

— Ну так как? Хочешь взглянуть?

Юлька мялась.

— Я ни разу у тебя не была, — размышляла она вслух. — Не знаю, удобно ли…

— Родителей нет дома, — ответил он на ее немой вопрос. И, подумав, добавил. — А Ванька про зеркало знает.

Юлька еще подумала и согласилась.

Эксперимент занял немного времени. Но дал неожиданный результат: Юля увидела в зеркале Женю из 5-го «А». Конечно, она удивилась и ничего не поняла. Паша поспешно проводил ее домой, по дороге болтая о всяких пустяках. Вернулся злой.

— Она любит этого козла Женьку, — процедил он в ответ на вопрос Вани «что случилось? »

— Не факт. Мы еще не знаем, что показывает зеркало, — неожиданно Ваня стал проявлять большую рассудительность, чем Паша.

— Может быть, — Паша был отходчив. — Мы прогулялись. Поприкалывались. Поболтали о том о сем. Разумеется, я попросил ее никому не рассказывать.

— И как, не расскажет?

— Думаю, нет. Событие в ее жизни неожиданное, но слишком неинформативное. Так ведь?

— Да. Знаешь, я отнес зеркало назад в сундук, — признался Ваня.

— Да? Ну и правильно сделал. Пусть там и остается.

Паша пожал Ване руку. Впервые в жизни.

Жизнь, повседневность, учеба надолго изъяли из памяти странное зеркало.

***

Наступило утро субботы — выходного дня. Температура в Пекине составляла +15°С. Иван выключил будильник на мобильном и уснул опять.

В Китай Иван приехать преподавать. В отличие от обычной филологии, модная специальность «русский как иностранный» позволяла заработать, как говорится, и на хлеб, и на масло. Конечно, можно было оставаться в alma mater, но раз появилась возможность переехать, почему бы не попробовать. Заодно мир посмотреть. И грусть-тоску разогнать. Личная жизнь у Ивана патологически не складывалась, и он потихоньку на нее забил. Предпочел с головой погрузиться в работу или, как говорила его последняя безответная любовь, «в рутину». Было бы дело, как писал Баженов.

Павлу в личной жизни повезло больше. Он женился на Юле, еще учась в университете, и у них уже было двое детей — мальчик и девочка. Оба были юристы, профессия позволяла им жить в достатке.

Мобильник опять зазвенел, но на этот раз беспокоил Ивана не будильник, а входящий звонок. По мелодии было понятно, что звонил брат, Павел. По «Вотсапу», разумеется.

— Алло! — не без труда проговорил Иван, еще до конца не пробудившись.

— Привет, Ванюха! — прозвучал голос Павла. — Как ты?

— Да нормально, — пожал плечами Иван. — А ты?

— Норм. Слушай, — сразу перешёл к делу Павел, — приезжай домой, а?

Иван был рад услышать брата, но не любил, когда в его планы кто-либо вмешивался.

— Паш, у меня отпуск по плану в июле. Я не могу сейчас. Да и не хочу.

Павел молчал.

— Кстати, а почему ты звонишь, а не пишешь на «мыло»? — осведомился Иван.

— Да мне проще вслух все это сказать, чем словами написать. Я же не филолог.

Логика Павла не показалась Ивану железной, но он не стал возражать.

— Что случилось? — просто спросил он. — Все живы-здоровы?

— Да живы-то и здоровы все. Просто Юлька от меня ушла. К Женьке Иванченко. Помнишь такого?

За все эти годы Иван ни разу не вспоминал о зеркале. Но сейчас вспомнил. И на секунду потерял дар речи.

— То есть... то есть зеркало показывало, с кем у человека будет семья? И тебе показало Юльку, на которой ты женился. А Юльке — Женьку, за которого она теперь выйдет. Или уже вышла?

— Блин, Ваня-Шерлок, мог бы меня поддержать вместо того, чтобы умничать.

— Ты взрослый мужик, чё тебя поддерживать? Ты про зеркало-то помнишь? В детстве...

— Да помню я, помню, — Павел вздохнул. — Вот, детей теперь делим: мне — сына, ей — дочь.

Он вздохнул еще раз.

— Вот что делать, Вань? Посоветуй, а!

Ответ пришел к Ивану из глубин подсознания — и пришёл мгновенно.

— Знаешь что, разбей ты это зеркало.

На другом конце беспроводной связи послышался смех.

— Ну ты скажешь! — голос Павла после смеха звучал бодрее.

— А ты попробуй, — не сдавался Иван. — Всё равно вариантов нет. Если зеркало магическое, то, может… — он не знал, как выразить мысль. — Давай, пробуй.

— А если станет хуже? — вдруг спросил Павел.

Теперь настала очередь смеяться Ивану.

— Ну ты скажешь! Куда хуже-то?

Павел еще помолчал. Потом сказал серьезно:

— Хорошо, я попробую. Спасибо, брат.

***

Наступило утро пятницы — обычного учебного дня. Ванька проснулся чуть раньше обычного. Виной тому был странный сон. Будто Ванька закончил филфак и уехал в Китай преподавать китайцам русский язык. Вот смех-то! Это с его-то четверкой по русскому! А ещё ему приснилось... приснилось...

Он резко встал. Включил свет. Осмотрел комнату. Он был в комнате один.

— А жаль…— глубокомысленно сказал он. — Жаль, что у меня нет брата.

Мама утром была чем-то расстроена. Ванька торопился в школу, не стал расспрашивать.

— Пока, мама! Пока, папа! — бросил он и убежал.

Какое-то время родители сидели молча.

— Будь проклято это зеркало и твой отец-колдун! — выпалила Наталья Андреевна.

Виталий Мефодьевич не стал ругаться. Обнял жену, успокоил.

— Могло быть и хуже. Например, мы проснулись, а у нас нет обоих сыновей. И двадцать лет долой.

— Но почему ты не выкинул, не спрятал, не зарыл где-нибудь это ведьминское зеркало? Пусть бы кто другой его нашел. Посмотрел, увидел свою суженую или не увидел никого. Разбил бы, чтобы всё поменять.

— Это проклятие нашей семьи, семьи моего отца. Я говорил тебе еще до свадьбы, предупреждал. Ты сама сделала выбор.

— Я не думала, что это правда.

Кот Миша мявкнул, намекая на то, что его пора кормить. Положив ему еды, Наталья Андреевна сказала:

— Ну теперь-то колдовство закончилось? Больше не будет сюрпризов?

— Больше не будет, — пообещал Виталий Мефодьевич. — Это было последнее зеркало.

Мария Shelli Кондакова

Посмотри на меня

акусив губу, Ева внимательно разглядывала свое отражение, мерцающее в подсвеченном зеркале гримерной. Где-то за стенами мрачной комнатки, в прежнем мире, осталась другая она — широко улыбающаяся, привычным жестом поправляющая волосы. Сейчас ее зеркальный двойник следил за ней тусклыми глазами, будто призывая бросить всё и отправиться на море.

— Приве-ет! – дверь распахнулась, и в проеме появилась Агата. Глядя на нее, Ева не смогла не улыбнуться. В спортивном костюме, с растрепанными синими волосами и огромным животом, Агата выглядела счастливее актрис с красных ковровых дорожек. В руках она держала большую коробку с эмблемой кондитерской. – Я зашла бумаги забрать, а по дороге так тортика захотела. Решила, что ты тоже не откажешься.

Смешно переваливаясь, она прошла в глубь гримерной и тяжело села в кресло. Пока Ева возилась с тортом и чаем, Агата рассматривала комнату на предмет изменений и краем глаза поглядывала на Еву, безошибочно определив, что с той что-то опять не так. Вооружившись тарелкой и ложкой, Агата начала «допрос»:

— Давай, мать, рассказывай, чего расклеилась. Какая сволочь обидела?

— У меня сволочь одна всего. Как уехал, так и пропал. Даже не звонит.

Кстати, Глебу можно и не говорить. Да, точно. Она ни словом не обмолвится о своем решении. Уехав с частью труппы на гастроли, Глеб первое время выходил на связь по несколько раз в день, но постепенно их общение сократилось до одного звонка в неделю. Каждый по отдельности, они пришли к выводу, что лучше им больше не встречаться. Оба всё видели и всё понимали. Глебу надоело. Он возводил глаза к потолку и, словно хотел получить ответ у неба, одними губами произносил: «За что? ». Часто его посещало желание закатить скандал, высказать Еве все, что он думает о ее самолюбовании. Но каждый раз он смотрел на нее — и вновь заставлял себя поверить, что всё еще влюблен в это пленительно красивое лицо. В день отъезда молодой человек тоже наблюдал, как она битый час вертится у зеркала, такая далекая и холодная, как и зимнее солнце, чьи лучи окутывают ее силуэт.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒