Кодекс Союза «Волшебные Штаны» 9 страница

– Вроде бы, да, – задумчиво повторил мужчина.

– Почти на сто процентов уверена, – быстро добавила Тибби.

– Хорошо, Бетховен написал пять концертов. Самый известный – «Императорский концерт», – терпеливо объяснил он.

Тибби была благодарна. Продавец с ней возился довольно долго. К счастью, в секции классической музыки рано утром не было других покупателей.

– Можно послушать?

– У меня где‑ то есть экземпляр для прослушивания, но его долго искать. Может, придешь попозже? – спросил он с надеждой.

Тибби не хотелось уходить. Диск был ей нужен сейчас.

– Можно я подожду? Мне очень, очень нужно! – У нее впереди было девять дней и столько работы!

Она терпеливо ждала, пока он очень медленно искал диск.

– Я помогу вам искать.

Поколебавшись, продавец разрешил ей пройти за прилавок и посмотреть в коробке.

– Нашел! – воскликнул он наконец с победной улыбкой.

– Ура! – закричала она, выхватила диск и побежала к проигрывателю.

Она узнала музыку с первых же нот.

– Это! – обрадовалась Тибби.

– Класс! – сказал продавец, – довольный не менее, чем она.

Тибби захотелось его обнять.

– Спасибо. Огромное‑ преогромное спасибо!

– Не за что, – сказал он. – Редко удается что‑ то делать без спешки.

Придя в свою комнату, Тибби села за компьютер. Стол был завален бесценными DVD, которые она привезла из дома. Рядом лежал «Императорский концерт».

Ей было бы слишком тяжело смотреть отснятые ТОГДА кадры, поэтому Тибби просто слушала Бетховена. Снова и снова.

В дверь постучали. Тибби сделала музыку потише.

– Заходите!

Дверь открылась, и вошел Алекс.

– Салют, – сказал он. – С возвращением. Ну и где тебя носило?

Тибби стукнула ногой по стене под столом.

– Мне надо было съездить домой и кое‑ что уладить.

Он кивнул и показал на компьютер:

– Работаешь?

– Работаю. Только не над фильмом о маме.

– Нет?

– Я не собираюсь его продолжать. – Она хотела сразу же выкинуть кассету, но решила оставить, как материальный укор совести.

– Что же ты теперь снимаешь?

– Я начала новый фильм.

– Ты начала новый фильм?!

– Да.

– Ну, ты даешь. Думаешь успеть за несколько дней?

– Надеюсь.

– О чем он?

Тибби обеспокоенно посмотрела на свои DVD. Нет, Алекса посвящать в свои планы нельзя. Ведь это не поверхностный и издевательский фильм о маме.

– Даже не знаю пока.

Она отвернулась к компьютеру. Алекс собрался уходить.

– А что ты слушаешь?

– Бетховена. «Императорский концерт».

Алекс посмотрел на нее как‑ то странно. У нее забилось сердце.

– Эй, Алекс?

– Да?

– Помнишь того парня, Брайана? Которому не понравился мой фильм?

Алекс кивнул.

– Он один из моих самых лучших друзей. Он практически живет у меня дома.

Алекс смутился. Ему стало неудобно.

– Ты, кажется, об этом уже говорила, – процедил он.

Тибби кивнула:

– Да, должна была. А знаешь, еще что?

Он отрицательно покачал головой. Он не хотел ничего больше знать.

– Я сняла ужасный фильм. Поверхностный, глупый и скучный.

Алекс просто горел желанием уйти.

– И знаешь, что еще?

Он быстро пошел к выходу, решив, наверное, что у нее припадок.

– Ванесса такой талантливый человек, каким ни Кауре, ни тебе, ни мне не стать! – прокричала Тибби вслед. Она не была уверена, что он слышал последние слова, – ее это мало волновало. Она говорила все это не ему!

Лена бродила по комнате с таким чувством, будто сунула палец в розетку и так и не вынула. Он здесь! Он здесь! А вдруг она его больше не увидит?

За завтраком она была в такой прострации, что сделала маме бутерброд, забыв о холодной войне, начало которой положила история с Юджином.

На работе Лена все время выглядывала в окно. Костас где‑ то неподалеку. Он мог пройти мимо в любое время. Может, она его увидит через пять минут. Может, она его вообще никогда не увидит. Лена отчаянно боялась и того, и другого.

Как сомнамбула, Лена возвращалась с работы, представляя, что в каждом автобусе едет Костас и что он смотрит на нее в окно.

Придя домой, Лена сразу догадалась, что что‑ то не так. Эффи накрывала на стол.

Эффи ставила слишком много тарелок.

Увидев Лену, ее эксцентричная сестра завопила:

– На ужин придет Костас!

Лена приложила ладонь ко лбу. Казалось, что голова сейчас упадет и покатится по полу.

– Что?!

– Да. Мама его пригласила.

– Как?! Зачем?

– Она разговаривала с миссис Сиртис. Миссис Сиртис сказала, что в городе Костас. Мама поверить не могла, что мы об этом знали и не позвали его в гости, хотя он почти член нашей семьи, почти внук Валии и Бапи.

Лена нервно сморгнула. О ней забыли. Она никому не нужна. Костас – всеобщий друг и любимец. Друг и любимец всех, кроме нее.

Теперь Лена ревновала Костаса не только к его девушке, но и к собственному семейству, и к Сиртисам, и даже ко всем тем людям, которых она ни разу не видела.

– Как ты думаешь, мама хочет меня помучить? – спросила Лена.

– Честно? Я уверена, что она о тебе даже не вспомнила.

Отлично, но от этого как‑ то не легче.

Эффи внимательно изучала Ленино растерянное лицо.

– Она знает, что вы с Костасом нравились друг другу. Она знает, что вы переписывались. Возможно, она догадывается, что между вами что‑ то произошло. Ты ей вообще когда‑ нибудь о нем рассказывала?

– Нет.

– Вот видишь, – сказала Эффи.

Лена удивилась. С каких это пор надо обо всем докладывать маме?

– Во сколько он придет?

– В полвосьмого, – сказала Эффи с сочувствием. Ей было жаль Лену.

Лене тоже стало жаль себя, потому что ее жалела младшая сестра. Лена посмотрела на часы. У нее есть пятьдесят минут. Надо пойти наверх, принять душ и переодеться, а потом спуститься вниз и быть в форме.

А может, лечь в кровать и заснуть до утра, и никто даже не заметит ее отсутствия.

Кармен стало безумно грустно, когда вечером она увидела маму. Мама выглядела как Золушка после бала. Волшебство улетучилось. Три недели назад Кристина вот так же стояла в дверном проеме и светилась от счастья, потому что была женщиной, которую любят.

А сегодня над ней был ореол НЕлюбви. Старая прическа, старые туфли, отсутствующий взгляд.

– Мам, привет, – сказала Кармен, выходя из кухни вместе с Кристой, которая выглядела еще нелепее со смазавшейся после сна подводкой. – Это Криста. Она падчерица папы.

Кристина подняла голову. Несколько недель назад она была так счастлива, что ничто не могло ее огорчить.

– Здравствуй, Криста, – сказала она и с упреком и тоской посмотрела на Кармен.

– Криста, э‑ э‑ э, ненадолго уехала из дома, и мы надеялись, что ей можно остаться здесь на пару дней. – Кармен указала на диван в гостиной, на котором только что спала Криста. – В этой комнате.

– Думаю, что можно. – У Кристины явно не было ни сил, ни желания обсуждать что бы то ни было. – Если ее мама не против.

– Спасибо, – прошептала Криста. – Огромное спасибо, миссис… – Она жалобно взглянула на Кармен.

– Миссис Ловелл, – подсказала миссис Ловелл.

Криста покраснела до ушей. Ее мама тоже была миссис Ловелл.

– Простите.

Этот ужин был одним из самых неприятных в жизни Кармен. Криста старалась поддерживать беседу, но все сводилось к Альберту. Кристина любила о нем говорить, но было очевидно, что сейчас она мечтает поскорее лечь спать.

– Не хочешь пойти с нами поесть мороженое? – спросила Кармен маму, после того как они помыли посуду.

Кристина вздохнула:

– Идите вдвоем. Я что‑ то устала. – Она виновато посмотрела на Кармен, и Кармен почувствовала себя отвратительно. Кристина не сердилась на дочь. Она просто грустила, покорившись судьбе и считая, что ей не суждено быть счастливой.

«Почему ты позволила мне все разрушить? » – хотела спросить Кармен. Ах, если бы она могла прокрутить пленку назад и позволить своим жертвам спастись. Гнев Кармен сидел взаперти, но он уже сделал свое дело…

Криста порылась у себя в сумке и подошла к двери. На ногах у нее были голубые сабо, точно такие же, как у Кармен. Кончики ушей просвечивали сквозь жидкие волосы. Она преданно посмотрела на предмет своего обожания. Кармен почувствовала себя настоящей разрушительницей всего доброго и хорошего и властительницей зла.

«Почему ты хочешь быть такой, как я? » – Кармен мечтала быть лидером, но все получалось совсем не так, как она хотела.

Лена приняла душ, вымыла волосы, и от нее вкусно пахло. Комплексовать вроде бы не было никаких поводов, но, когда вошел Костас, она поняла, что опять теряет голову.

Словно сквозь сон, она наблюдала, как он поздоровался с ее отцом, поцеловал маму, обнял Эффи. Лену он не обнял, просто пожал ее ледяную руку. Костас что‑ то сказал по‑ гречески, возможно, что‑ то смешное, потому что родители рассмеялись и посмотрели на него как на супергероя и великого комика. Лена пожалела, что не выучила родной язык своего любимого дедушки, папы и мамы.

Они сели в столовой. Ленин папа налил Костасу вина, потому что он был почти мужчиной, в смысле мужественным и самостоятельным. Он умел принимать решения.

Лене папа налил яблочный сок, и она почувствовала себя первоклашкой. Наверное, хорошо, что они с Костасом расстались, прежде чем он успел в ней разочароваться.

Лена попыталась вспомнить, что ей в себе нравится. Или за что она нравилась Костасу. Ничего не приходило на ум. Нет, все‑ таки надо было остаться в своей комнате.

За ужином Лена села рядом с ним.

Костас рассказывал забавную историю о дедушке, Бапи Калигарисе. Бабушка уговаривала его надеть новые кожаные ботинки вместо уже прохудившихся белых.

– «Это добротные, честные ботинки! Ты что, хочешь сделать из меня денди? » – Костас сказал это точь‑ в‑ точь, как Бапи. Папа так растрогался и, по‑ видимому, так соскучился по дому, что, кажется, готов был расплакаться.

Костас был таким же, как прежде. Почему она в него не поверила? Почему ей не хватило терпения?

Когда Лена задумчиво ковыряла баранью отбивную, она почувствовала, как чья‑ то нога прикоснулась к ее босой ступне. По телу Лены пробежала дрожь.

Он дотронулся до нее специально? Может, он хотел ей что‑ то сказать? Может, это тайный знак? Лена не осмеливалась взглянуть на Костаса. Знал ли он, как ей плохо? Хотел ли он подарить ей надежду?

«Ты его бросила! » – зазвучало в голове теперь уже трио: Кармен, Би и Эффи.

«Но я его не разлюбила! »

Прекрасно. Решено. Она призналась. Она сделала выбор, и ее выбор – Б. Она его любит. Она его любит, а он ее нет. Горькая, жестокая правда. Вот так‑ то. И никуда от этой правды не деться.

Ей страстно хотелось, чтобы он прикоснулся к ней снова. Это бы все изменило.

Утешение, благодать. Лена посмотрела под стол.

Нога, коснувшаяся ее, была не Костаса, а Эффи.

В жизни есть два больших несчастья: несбыточная мечта и осуществление мечты.

Джордж Бернард Шоу

* * *

Лена долго не могла уснуть, а потом увидела странный сон. Две клетки человеческого тела – одна от мозга, а другая от сердца – встретились и долго‑ долго бились друг об друга, пока наконец не слились в единое целое. Лена подняла руку и сказала своему старому учителю биологии: «Так не бывает, правда? » А потом она проснулась и пошла в ванную. Стоя там с закрытыми глазами, Лена поняла, что устала от себя. Устала оттого, что не может определять, чего хочет, и сделать то, что хочет, или даже хотеть того, что очень‑ очень хочет. Да, она устала, но сон все равно не шел.

Она вернулась в свою комнату и взобралась на подоконник. Такая же полная луна светила и Би, и Кармен, и Тибби, и Костасу, и Бапи – всем людям, которых она любила, близким и далеким.

Нет, этой ночью Лена не будет спать. Она встала, надела Волшебные Штаны под ночную рубашку, натянула сверху джинсовую куртку. Лена спустилась вниз, вышла из дома и осторожно прикрыла за собой дверь.

До дома Сиртисов было недалеко, и Лена шла, ни о чем не думая. Хуже все равно не будет. Правда, в глубине души Лена была уверена, что будет лучше. Она много раз бывала у Сиртисов и знала, где комната для гостей. Но, крадясь вдоль стены, Лена почувствовала привычный страх. Вдруг у них стоит сигнализация, которая сейчас заорет. Приедет полиция, и Костас увидит Лену в ночной рубашке и наручниках. Вот будет весело.

К счастью, комната для гостей находилась на первом этаже. К счастью потому, что Лена не умела лазать.

Свет не горел. Конечно, ведь было три часа утра. Лена спряталась в кустах, чувствуя себя абсолютно ненормальной, а потом постучала в окно. Если проснутся хозяева, то завтра вся греческая диаспора будет обсуждать распущенность Лены.

Она услышала, как Костас встал. Он увидел Лену и открыл окно.

Девочка в рубашке и джинсах, разбудившая его в три часа утра, не показалась Костасу ночным кошмаром. Казалось, он совсем не удивился.

– Ты можешь выйти? – Первые слова, которые она ему сказала за все это время.

Надо же, у нее хватило смелости!

Он кивнул:

– Подожди минутку.

Она вылезла из кустов, основательно разодрав ночнушку.

Его белая футболка казалась голубой при лунном свете.

– Иди за мной, – сказал Костас.

Лена последовала за ним на задний двор, где отбрасывали тень высокие деревья.

Он сел на траву. Она тоже села и сняла мокрую джинсовую куртку.

Летнее небо дышало волшебством. Лена ничего не боялась. Он внимательно смотрел на нее. Надо было что‑ то сказать, ведь это она вытащила его из постели посреди ночи.

– Я просто хотела с тобой поговорить, – прошептала она.

– Пожалуйста, – ответил он.

Она молчала.

– Я соскучилась по тебе, – вымолвила она наконец и посмотрела ему прямо в глаза. Она хотела быть честной.

Он не отводил взгляда.

– Я жалею, что перестала тебе писать. Я сделала это потому, что испугалась. Я сильно скучала по тебе и все время ждала тебя. Я хотела снова принадлежать себе.

Он кивнул:

– Я понимаю.

– Я знаю, что больше не нужна тебе, – с отчаянием сказала Лена. – Знаю, что у тебя новая девушка… – Она сорвала травинку и смяла ее. – Я ни о чем тебя не прошу. Просто решила сказать тебе правду, потому что до этого все время лгала.

– О, Лена. – Костас странно посмотрел на нее и закрыл лицо руками. Лена уставилась на траву. Наверное, он больше не желает ее видеть.

Наконец он убрал руки.

– Ты что, ничего не знаешь? – простонал он. К Лениным щекам прилила кровь.

В горле стоял ком. Вся ее храбрость куда‑ то подевалась.

– Нет, – ответила она дрожащим голосом и низко опустила голову.

Он поднялся, сел рядом и взял ее руку в свои.

– Лена, не грусти. Не грусти! Ты думаешь, я разлюбил тебя? – Он не сводил с нее взгляда.

Слезы застыли на Лениных щеках, и было неизвестно, куда они покатятся дальше.

– Я не переставал любить тебя, – сказал он. – Ты что, не знала?

– Ты мне не писал. Ты завел новую девушку.

Он отпустил ее руку. Ах, зачем он это сделал!

– Какая новая девушка? О чем ты? Я пару раз встречался с одной, когда грустил о тебе, вот и все.

– Ты приехал сюда и даже ничего мне не сказал.

Он усмехнулся – скорее над собой, чем над ней.

– Ну и зачем, ты думаешь, я приехал?

Она боялась ответить. Слезы уже текли ручьем.

– Не знаю.

Он придвинулся к ней совсем близко и прикоснулся к ее мокрому запястью.

– Ну, не потому, что хочу заниматься рекламным бизнесом.

Лене стало страшно и одновременно с этим хорошо. Она улыбнулась сквозь слезы:

– И не из‑ за столичных журналов?

Он засмеялся. Лена мечтала, чтобы он опять прикоснулся к ней. К чему угодно. К волосам. К уху. К пальцу на ноге.

– Не из‑ за них.

– Тогда почему ты ничего не сказал? – робко спросила она.

– Что я мог сказать?

– Ну, что ты очень хочешь меня увидеть и все еще думаешь обо мне.

Он опять засмеялся своим замечательным смехом:

– Лена, я же знаю, какая ты.

– Какая?

– Если я подхожу близко, ты убегаешь. Если я не двигаюсь с места, ты медленно приближаешься.

Неужели она действительно такая?

– И еще кое‑ что.

– Да?

– Я очень хотел тебя увидеть и все еще думаю о тебе.

Он, конечно, шутил, но Лена отнеслась к его словам серьезно.

– А я уже потеряла всякую надежду, – выдохнула она.

Он взял ее руки и прижал к своей груди:

– Никогда не теряй надежду.

Она встала на колени и осторожно прикоснулась губами к его губам. Он издал легкий стон, обнял ее и поцеловал долгим поцелуем, по‑ настоящему. Потом упал на спину и потянул ее за собой.

Она рассмеялась, и они поцеловались опять. Они катались по траве и целовались, целовались, целовались, пока их не спугнул мотоциклист, уронивший шлем на дорогу.

Взошло солнце, и Костас помог Лене встать с земли.

– Я тебя провожу, – сказал он.

Он был босой, в облепленной травинками футболке. Его волосы стояли торчком с одной стороны. Она представила себе, как они смотрятся. Всю дорогу Лена улыбалась, а он держал ее за руку.

Перед Лениным домом Костас остановился и снова поцеловал ее. Она должна была уйти. Она не могла уйти.

– Прекрасная Лена, – улыбнулся он, дотронувшись до ее ключицы, – я приду за тобой завтра.

– Я тебя люблю, – храбро сказала она.

– Я тебя люблю – ответил он. – Я не переставал.

Он подтолкнул ее к двери. Она не хотела быть там, где нет его.

Уйти было тяжело. Она обернулась.

– И никогда не перестану, – пообещал Костас.

Бриджит стояла и с удовлетворением осматривала мансарду. Она дважды покрасила стены кремовой краской, потолок – блестящей белой, а пол – насыщенной зеленой, которая напоминала ей о полях для гольфа в Калифорнии.

Чтобы еще больше обрадовать Грету, Би покрасила старинный комод и повесила белые ситцевые занавески. Она поставила кровать с красивой ковкой и нашла приличное постельное белье.

В завершение Би поставила на комод вазу с огромным букетом гортензий, которые сорвала в саду, пока Грета не видела.

Если не считать одной коробки в углу, все было прекрасно.

Би побежала вниз.

– Грета!

Бабушка пылесосила. Она нажала на кнопку ногой:

– Что такое, девочка?

– Вы готовы? – спросила Бриджит, с трудом сдерживая возбуждение.

– К чему? – Грета притворилась, что не понимает, о чем идет речь.

– Хотите увидеть свою мансарду?

– Да неужели ты уже все закончила? – спросила Грета так, словно хотела сказать: «Ты самая большая умница на свете! »

– Идите за мной, – позвала Бриджит.

Грета поднималась медленно. Под ее белой, сухой, как пергамент, кожей вздувались лиловые вены.

– Та‑ да‑ да‑ да! – Бриджит пропела первые такты торжественного марша и открыла дверь.

Бабушка ахнула и поднесла ладонь ко рту, как в кино. Она долго‑ долго рассматривала комнату.

– О, девочка, – вымолвила она со слезами на глазах. – Тут так красиво!

Бриджит не помнила, когда в последний раз так гордилась собой.

– Ты создала тут настоящий маленький дом, правда?

Би кивнула. Она об этом не задумывалась, но оказалось, что так и есть.

Бабушка улыбнулась:

– Ты всю душу отдала этой работе, детка, и я так тебе благодарна.

Бриджит скромно потупилась:

– Да что вы, не за что.

– И я уже знаю, кто здесь поселится.

Радость разом схлынула с Бриджит, и она не пыталась этого скрыть. Неужели кто‑ то ее заменит? Неужели ей здесь больше нечего делать?

– Ну и кто же? – спросила она, пытаясь сдержать слезы.

– Ты.

– Я?

Бабушка рассмеялась:

Конечно. Лучше ты будешь жить здесь, а не в чужом доме, который к тому же скоро снесут, правда?

– Да, – ответила Бриджит, снова возносясь к небесам.

– Решено. Сходи за своими вещами.

На следующее утро Кармен увидела на кухне странную картину: мама и падчерица папы сидели друг напротив друга, мирно беседовали и ели яйца всмятку.

– Доброе утро, – сказала Кармен, потеряв надежду на то, что вся история с Кристой ей приснилась.

– Хочешь яйцо всмятку? – спросила Кристина.

Кармен покачала головой:

– Ненавижу яйца всмятку.

Криста перестала жевать. На ее лице отразилось отчаянье – ведь она не догадалась ненавидеть яйца всмятку.

Желая смягчить удар, Кармен поспешно добавила:

– На самом деле я их люблю. Полезно для мозга. Просто сейчас не хочется. – Ох, как же сложно быть чьим‑ то кумиром.

– Ты сегодня работаешь? – спросила Кристина.

Кармен насыпала себе хлопьев:

– He‑ а. Морганы уехали до вторника.

Мама рассеянно кивнула. Было ясно, что она пропустила ответ Кармен мимо ушей, как, впрочем, не помнила и свой вопрос. Кристина встала, чтобы налить себе еще кофе, и Кармен с ужасом увидела на ней юбку в ужасных серо‑ белых разводах. Кармен помнила ее с самого раннего детства. Есть одежда на выход, есть одежда на каждый день, а есть эта юбка, которую надо скрывать от людских глаз.

– Ты так пойдешь на работу? – спросила Кармен с изумлением. Кстати, когда они в последний раз запускали стиральную машину?

Маму в последнее время было очень легко обидеть, так что Кармен не удивилась, когда Кристина молча ушла в свою комнату.

Пару минут спустя, когда Кармен подняла глаза от своих хлопьев, она увидела, что Криста с тоской смотрит на недоеденное яйцо, а Кристина переоделась во вчерашние штаны.

Это было невыносимо. Это было ужасно. Кармен ненавидела себя и ненавидела тех, кто подчинялся ее приказам.

– У меня есть мысль, – нарочито громко сказала она. – Давайте с сегодняшнего дня никто не будет обращать внимания на то, что я говорю.

Лена провалялась в постели до середины следующего дня. С замиранием сердца она вспоминала все, что произошло ночью, и – о ужас! – опять хотела принадлежать себе. А еще она хотела кому‑ нибудь все рассказать, поэтому обрадовалась, когда позвонила Би.

– Ты знаешь, что произошло? – торжественно спросила Лена.

– Что?

– На самом деле я знала.

– Что знала?

– Знала, что надо было делать.

– Ты про Костаса?

– Да. И знаешь, что еще?

– Что?

– Я это сделала.

– Сделала?! – вскричала Бриджит.

– Да.

– Расскажи.

Было трудно облечь свои мысли и чувства в слова, но Лене хотелось рассказывать, потому что тем самым она подтверждала подлинность происшедшего.

– Ленни, я так тобой горжусь! – вскричала Би радостно.

Лена улыбнулась:

– Я тоже собой горжусь.

Тибберон: К., ты говорила с Леной? Она так странно хихикает, что я приняла ее за Эффи. Я за нее рада, но что‑ то мне страшно. Одной Эффи нам достаточно.

Кармабель: Я с ней говорила. Удивительно. Штаны опять стали Штанами Любви. Только не для меня. Тиб, скажи честно, что со мной не так?

Что во взоре твоем? Он расскажет мне больше, чем все слова на земле.

Уолт Уитмен

* * *

Настал момент истины. Пора посмотреть правде в глаза. Пора занять достойное место – между сердцем и разумом. Так говорила себе Тибби, вставляя диск в компьютер.

Она читала названия папок, но не помнила, что в них находится. Тибби умела объединять отснятый материал по темам, а ее секретарь Бейли – нет. Но Бейли не было даже двенадцати. Тибби открыла одну из папок наугад. Да это же первый день съемок, день, когда она познакомилась с Брайаном!

А вот мужчина, который кричал: «Не снимать, не снимать! » Тибби улыбнулась, а секунду спустя глаза ее наполнились слезами. В кадре появилась Бейли. Не раздумывая, Тибби нажала на кнопку «Пауза». Застывший кадр стал еще более пронзительным. Тибби прижалась носом к экрану. Она боялась, что изображение исчезнет, но нет.

Бейли оглядывалась на Тибби через плечо. Она смеялась. Она была здесь. Прямо здесь. Тибби не видела Бейли с последней ночи ее жизни. Миллион раз она представляла себе лицо Бейли, но чем больше проходило времени, тем более неясным становился облик ее маленькой подруги.

Тибби включила запись. Играл Бетховен. Бейли смеялась, а Тибби целиком отдалась своим чувствам. Она могла плакать, могла спрятаться под стол, могла бегать по комнате. А еще она могла хорошо жить, могла делать то, с чем и не надеялась справиться. Главное, что она теперь все действительно могла.

Тибби удалось занять достойное место посередине – между сердцем и разумом, – и оттуда было гораздо лучше видно.

Мама была на работе, а Криста – в кровати, Морганы были на пляже, а Би – в Алабаме, Лена была в магазине, а Тибби – в Вирджинии, а Кармен сидела в своем шкафу.

Шкаф был забит всяким барахлом, потому что Кармен любила покупать, но не любила выбрасывать. Она вообще любила начинать что‑ то делать, но не любила доводить начатое до конца. Она любила порядок, но не любила убирать.

А больше всего на свете Кармен любила кукол. Коллекция кукол у нее была не хуже, чем у какой‑ нибудь миллионерской дочки, – три набитые доверху коробки. Она играла с ними еще долго после того, как все другие девочки забросили эти детские забавы.

Кармен любила кукол, но не умела за ними ухаживать. Многочисленные стирки и смены имиджа сделали кукол похожими на ветеранов далекой войны. Анжелика, шатенка с родинкой, облысела после того, как Кармен решила сделать ей завивку. Глаза рыжей Розмари стали черными от постоянных экспериментов с тушью и тенями. Рожетта, самая любимая, неплохо сохранилась, но была одета в нечто бесформенное – Кармен пыталась воспроизвести нарядное платье своей тети Розы. Да, Кармен обожала кукол, но испортила их так, как не смог бы испортить самый злобный Карабас Барабас.

– Кармен?

Кармен выглянула из шкафа и уронила Рожетту.

– Прости, что напугал.

Она подняла Рожетту и встала с колен.

– Уф‑ ф‑ ф, Пол, привет.

– Привет. – У него за плечами был огромный походный рюкзак.

– Как ты вошел? – спросил Кармен.

– Криста.

Кармен сглотнула. Она пожевала большой палец.

– Она проснулась? Как она? Она на меня не сердится?

– Она ест хлопья.

Вполне исчерпывающий ответ. Кармен все еще держала куклу. Она протянула ее Полу:

– Познакомься с Рожеттой.

– Очень приятно.

– Я разбирала шкаф.

Он кивнул.

– Твоя мама в курсе? – спросила Кармен.

– Она все и так знала, – ответил Пол.

– Ну и как? Думаешь, у Кристы не будет проблем?

Он покачал головой. Казалось, он совсем не беспокоился.

– Ну и… как твой лагерь? – спросила она.

– Замечательно.

Кармен думала, что после лагеря Пол станет разговорчивее и развязнее, но, так как Пол продолжал молча стоять в дверях, она поняла, что не стал ни таким, ни другим.

– Летняя тусовка? Футбол? Понравилось? – перешла Кармен на понятный Полу телеграфный стиль.

Он кивнул:

– Как ты?

Кармен вздохнула и ответила не сразу:

– Паршиво. Я разрушила жизнь своей мамы.

Пол посмотрел на Кармен так, как часто на нее смотрел. Как будто она редкий экземпляр из передачи «В мире животных».

В дверях за спиной Пола появилась Криста. Она держала в руках журнал Кармен и, казалось, совсем не была обижена.

– Пойду куплю нам молочных коктейлей.

– Хорошо, – великодушно сказала Кармен. – Тебе дать денег?

– He‑ а. Свои есть.

Криста уже и говорила, как Кармен.

Кармен указала на кровать:

– Садись.

Сама она забралась с ногами на стол.

Полу было явно неловко сидеть на девчачьей постели. Он осторожно отодвинул гору барахла. Кармен гордилась тем, какой Пол красивый: высокий и сильный, с голубыми глазами, обрамленными длинными черными ресницами. Асам он, похоже, никогда не осознавал своей привлекательности.

Кармен не собиралась дожидаться, пока Пол решит возобновить разговор. Так можно было просидеть до следующей недели.

– Пол, помнишь, я тебе говорила о Дэвиде? Ну, том чуваке, которому нравилась моя мама?

Он кивнул.

– Понимаешь, она ему действительно нравилась. В смысле, он ее любил. И она, похоже, тоже. – Она посмотрела на него. – Странно, правда?

Пол пожал плечами.

– Ну вот. – Кармен обняла колени. – Приступаю к той части моего рассказа, в которой Кармен начала себя плохо вести.

Пол спокойно слушал. Несколько таких историй он уже знал.

– У меня тогда всю крышу снесло. Сложно объяснить. Мамы вечно не было дома. Она одевалась так, будто ей четырнадцать. Даже украла у меня… ладно, не важно. В общем, я злилась, потому что она была счастлива, а я нет.

Пол опять кивнул.

– Ну и я… наорала на нее. Сказала, что ненавижу. Наговорила еще кучу всяких гадостей, в общем, все испортила. Она его бросила.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒