Легенда третья: Ведьма 1 страница

Она поднималась в гору, тяжело опираясь на кривую клюку. То и дело останавливалась и задирала голову к небу, разглядывая облака, видимые сквозь просветы в кронах деревьев.

Кругом был лес.

Старая ведьма в рваном тряпье, изможденная, усталая, упрямо пробиралась сквозь чащобу. Она что‑ то ворчала себе под нос, быть может напевала, а может произносила какой‑ то наговор – она сама не знала, что шепчут ее губы, какие неподьемные слова ворочает язык.

Ведьма устала.

Она хотела спать.

Упасть на землю, свернуться в комочек, закрыть глаза и уснуть.

А еще она хотела есть.

Но более всего ей хотелось встретить колдуна.

И потому она продолжала свой упрямый подъем в гору.

Таура.

Девочку звали Таура.

Ведьма уже стала забывать имена прочих – не всех, но некоторых. Тех, кто редко обращался к ней за помощью.

А вот Тауру ведьма забыть не могла…

Дом был опутан зелеными косами вьюнка. Высокая крапива загораживала окна. Кругом часто росли молодые березки, и ведьма не сразу поняла, что пришла в деревню.

В ту самую деревню, что так долго искала.

Она прошла вперед и огляделась, пытаясь представить, как выглядело это селение раньше. Когда в избах жили люди, когда лес только подступал к задворкам, когда деревья не решались запустить корни по ту сторону заборов, в огороды, потому что здесь было кому защитить свою землю.

Но в конце‑ концов лес свое получил…

На вершине холма стояли пять домов. Стояли, образуя кольцо. Повернувшись лицами друг к другу, отвернувшись от осаждающего леса.

Когда‑ то изб было больше – целая деревня стояла на склонах холма, маленькое сельцо. Но все прочие дома давно развалились, истлели, утонули в земле. Заросли ивняком и крапивой останки рассыпавшихся срубов. Только местами видятся замшелые бревна – словно гнилые кости торчат из зеленых курганов.

– Эй! – крикнула ведьма в сторону уцелевших домов. Крикнула просто так, на всякий случай – и без того было ясно, что дома давно покинуты.

– Я пришла! – объявила ведьма, зная, что никто ее не услышит.

– А ты снова убежал! Трус!

И все‑ таки теплилась надежда, что колдун сейчас откликнется. Выйдет к ней – дряхлый, страшный. С посохом в руке.

Ненавистный.

– Где ты? – ведьма понизила голос. И без того она слишком устала. – Тебе не скрыться от меня…

Ей вдруг почудилось, что в недалеких зарослях кто‑ то негромко засмеялся. Она вздрогнула, стиснула в кулаке жалкую клюку, повернулась в сторону, откуда, как ей казалось, доносилось издевательское хихиканье.

– Кто здесь? – спросила ведьма.

Возможно, смех только чудится. Быть может это ветер треплет траву. Или мелкий зверек убегает, почуяв человека. Ведьма знала, что слух иной раз подводит ее. Последнее время она часто слышала звуки, которых на самом деле не было.

– Выходи! – приказала она.

Хихиканье смолкло.

Ведьме вдруг стало жутко. И она усмехнулась, удивляясь сама себе, своему страху.

Из зарослей выпорхнула большая серая птица, села на молодую березку – та согнулась – вскрикнула почти по‑ человечьи, уставилась на ведьму.

– У‑ у! Что б тебя!

Птица дернула головой, разинула клюв и негромко засмеялась.

– Пошла прочь! – ведьма взмахнула клюкой, фыркнула, плюнула. И птица послушалась – распахнула крылья, оттолкнулась от пружинящей березки и взмыла к небу.

– Хохмач на плач, плакун на смех… – торопливо забормотала ведьма, кружась на месте, топая ногами, словно пританцовывая. – К безроду грач, к народу грех…

Отговорив свою странную скороговорку, она трижды ткнула узловатым костылем в землю, плюнула себе под ноги и какое‑ то время стояла недвижимо, склонив голову к плечу, словно бы вслушиваясь во что‑ то. Затем она удовлетворенно кивнула и направилась к одному из домов – самому крепкому, как ей показалось.

Внутри было на удивление чисто и светло. В небольшой комнате стояла кое‑ какая мебель – стол, деревянная кровать, грубое подобие шкафа с настежь распахнутыми дверцами, два стула – один из них опрокинутый валялся в центре комнаты. К желтому боку печи прислонился большой топор с широким лезвием. И – странное дело! – нигде не заметно ни пылинки, ни паутинки. Казалось, что хозяин только что, сбив второпях стул, выбежал из дома и сейчас, с минуты на минуту вернется.

Но в доме пахло нежилым…

Ведьма прошлась по комнате – рассохшиеся половицы скрипели под ногами. Поочередно выглянула во все окна. Присела на угол кровати, еще раз внимательно осмотрелась, пытаясь определить, сколько же прошло времени с той поры, как дом был оставлен. Где хозяин? Умер? Ушел? И кто он?

Быть может именно здесь и жил колдун?

Где он сейчас?

Ведьма с опаской провела рукой над постелью – знала, что нельзя отдыхать на месте колдуна, иначе он может получить власть над спящим человеком. Ладонь ничего не чувствовала. Либо колдун ушел очень давно, либо это не его дом.

Либо же он достаточно умен, чтобы…

Ловушка?..

Ведьма встала с кровати, отступила на шаг, на всякий случай пробормотала короткий наговор.

И все равно ничего не почувствовала.

Она слишком устала. Сон одолевал ее. Ведовством надо заниматься, когда есть силы. Иначе только навредишь себе.

Ведьма еще раз прошлась по комнате, отыскивая место поудобнее. Угол, где и отдыхается быстрее, и черные видения не тревожат спящего.

В конце концов она свернулась калачиком возле печи, рядом со старым боевым топором и мгновенно заснула.

Посреди ночи ведьма очнулась. Вскочила на ноги, спиной прижалась к печи.

Колотилось сердце, бухало оглушительно, сотрясало грудную клетку. Во рту было сухо, язык распух, губы жгло. И все никак не хотели открыватся глаза.

Колдун и демоны. Невообразимо голодные. Ненасытные. Они ползли к ней, тянули когтистые лапы и щупальца. Разевали бездонные пасти. В тишине. Рядом. Во тьме комнаты.

Веки слиплись. Ведьма ослепла.

Она тихо заскулила и проснулась, теперь уже по‑ настоящему.

В избу заглядывала луна. Щупальце серебристого света протянулось от окна прямо к ведьме, легло дорожкой на доски пола.

Что‑ то пробежало по потолку. Ведьма вздрогнула.

Мыши.

Всего лишь маленькие грызуны на чердаке.

Она заставила себя успокоится. Перевернулась на другой бок, уткнулась лбом в холодые печные кирпичи. Подтянула колени к подбородку.

И вскоре вновь уснула.

Утром она обошла деревню. Точнее тот маленький круглый пятачок на вершине холма, который еще не успел зарасти лесом. Не заходя внутрь, осмотрела каждый из домов, что стояли тесным кольцом. Едва не провалилась в темную, дышащую влагой дыру – старый колодец, оставшийся без сруба. Заглянула в расселину оврага, спрятавшегося в густом ивняке. Разглядела на его дне россыпь бревен и досок. Поняла, что кольцо раньше состояло из шести изб…

Позади одного из домов, там, где когда‑ то был огород, ведьма наткнулась на маленькое кладбище. Четыре едва намеченных холмика густо заросли крапивой, и ведьма поначалу даже не заметила их, но потом почуяла что‑ то. Остановилась. Прислушалась… Здесь глохли все звуки. И запах становился горьким, словно слезы. Тускнели краски… Скорбное место. Освященная смертью земля. Захоронения…

Ведьма знала, как надо обходится с растениями, и потому крапива не жалила ей руки, позволяя выдергивать себя из земли.

Ведьма потратила долгих два часа, очищая почву. Она должна была убедится, что колдуна здесь нет. После того, как крапива была повытаскана и сложена в стороне, а дерн взрыт на глубину ладони, ведьма легла на первый холмик и обняла могилу руками. Уткнувшись лицом в сырую землю, вдыхая аромат перегноя, она устремила все свои чувства вниз, вглубь, пытаясь уловить отголоски Силы…

Здесь колдуна не было.

Она перешла на второй холмик. Затем на третий.

На четвертой могиле она почуяла это. Сила! Сердце вдруг куда‑ то провалилось, остановилось дыхание. Ведьма еще плотней вжалась в землю, еще глубже вонзила скрюченные пальцы…

Нет! Не то…

Это Сила воина. Не колдуна. Не мага.

Останки Силы.

Это не его могила.

И ей сразу стало легче.

Ведьма поднялась на ноги, отряхнулась.

Когда она шагнула с могилы в неполотую крапиву, то обо что‑ то запнулась. Ведьма наклонилась и подняла собачий череп. Долго смотрела в пустые глазницы, гадая, чтобы это значило – невероятно, но от черепа исходила Сила. Что же это был за пес? Ведь никакое животное не способно овладеть даже зачатками волшбы. Никакое существо кроме человека не может контролировать Силу. Разве только дракон. Но драконов не бывает.

Уже не бывает.

Пес‑ Дракон? Немыслимо!

Удивленная ведьма покачала головой и бережно спрятала череп в карман своего невообразимого платья.

Кто знает, какая Сила в этих костях?

После тщательного осмотра деревни у нее не осталось сомнений – дома были покинуты не менее десяти лет назад.

Слишком давно…

И все‑ таки ведьма нашла дом колдуна.

Поочередно она обходила избы. Осторожно поднималась на крыльцо, входила в темные сени. Ждала, пока глаза привыкнут к сумраку. И открывала дверь в жилые комнаты. Тщательно обыскивала помещения, сама не зная, что надеясь отыскать. Потом выходила во двор, осматривала и его: сеновал, стайки для скотины, пристройки – каждый уголок, всякий угол.

Она была осторожна, так как ждала какой‑ нибудь подлости, какой‑ нибудь западни.

Почему умерли люди, могилы которых она видела?

Еще никогда раньше колдун не расставлял ей ловушек, но он был коварен. И «никогда раньше» не значит «никогда в будущем».

Ведьма была готова ко всяким неожиданностям…

В одном из домов, судя по всему, раньше жила женщина. Ведьма нашла здесь множество разнообразной одежды и подумала, что сюда стоит вернутся, чтобы обновить свои лохмотья.

Конечно, нельзя носить вещи мертвеца, но ведьма знала, какие слова надо сказать, дымом каких трав необходимо окурить чужие вещи, чтоб они забыли прошлого хозяина.

Ведьма не боялась мертвых. Она знала, как с ними надо себя вести.

Она ведала многое…

Дом колдуна ведьма почувствовала, едва ступив на крыльцо. Ступени еще хранили отпечаток Силы, хоть и прошло столько лет.

Собравшись с духом, она вошла в сени – вдоль стен висели мертвые пыльные букеты, и ведьма усмехнулась:

– Колдун! – сплюнула она. – Ты опустился до того, что стал собирать травы?

Конечно же, ей никто не ответил. Но она и не ждала этого. Ведьма стремительно ворвалась в открытую дверь и оказалась в небольшой комнате. Тень Силы чувствовалась здесь еще сильней, и ведьма невольно втянула голову в плечи. Сама она не умела использовать Силу. Она была просто ведьмой – не колдуньей. Она умела слушать и слышать, могла заговаривать, наводить порчу, лечить. Она ведала травы и слова, но Стихии Силы были для нее недоступны.

Здесь не было ловушек. Это знание пришло откуда‑ то извне, и она поверила в это, не могла не поверить. Правда мелькнула мысль: «А что если это и есть ловушка? »

Нет. Здесь чисто.

Вполне возможно, что колдун и вовсе забыл про ее существование. Ведь она потеряла его на несколько лет, не могла догнать. Он забыл. Он перестал бояться.

Но она шла к нему. Искала.

А все это время он, оказывается, жил здесь, в этой глуши, в этой деревне. Сидел и чего‑ то ждал.

Чего‑ то? Ее?

Нет!

Он боялся. Боялся, что его демоны придут за ним.

Но он боялся не за себя…

Ведьму вдруг озарило. На какое‑ то мгновение она словно бы сама превратилась в колдуна. Уловила обрывки его мыслей и эмоций. Услышала слова. Имена.

Кречет. Дварф. Би. Урс. Ланс.

Урс – в этом имени была скорбь.

Би – так звали женщину.

Кречет – он умер после Би.

Ланс – это его дом на дне оврага.

Дварф. Неизвестность.

Старики…

Ведьма покачнулась и едва не упала. Все это время знание было в доме и ждало ее – ведунью, способную воспринять, услышать, усвоить. Теперь же оно ворвалось в нее. Обрушилось.

Заломило лоб и виски, словно от глотка ледяной воды. Голова вспухла.

И тотчас все пропало.

Она вновь стала собой. Все то, что она услышала, вдруг отступило на задворки памяти, истаивая – так истаивает воспоминание об увиденном сне сразу после пробуждения.

Ведьма попыталась удержать уходящее знание. Но запомнила лишь имена. И смутные образы.

Би. Ланс. Кречет. Урс. Дварф.

И Вигор. Ненавистный. Убийца стариков и детей. Родитель демонов.

Он снова ускользнул…

Когда ведьма вышла на крыльцо, в его ступенях больше не было Силы. Дом умер.

Она вернулась в избу, где провела ночь. И вновь поразилась, насколько же чисто внутри.

Кто жил здесь раньше? Дварф? Кречет? Урс?

Почему этот дом не похож на остальные?

Впрочем, они все разные…

Ведьма присела на край кровати. Теперь она точно знала, что постель колдуна не здесь. И потому не боялась.

Хотя, быть может, это постель мертвеца.

Она прошептала заговор и повела рукой, схватив в щепоть воздух. Плюнула на пальцы. Отпустила. Разметала воздух ладонью, разогнала по комнате.

Теперь это была ее постель.

Ее дом.

Ведьма опрокинулась на заправленную кровать – ни единая пылинка не поднялась с одеяла – и, прикрыв глаза, задумалось, что же делать дальше.

Через минуту она вдруг поняла, что страшно проголодалась.

Последние несколько дней она и думать забыла про еду. Она торопилась сюда, в эту деревню, на встречу с колдуном‑ убийцей. А вот теперь, когда выяснилось, что колдуна уже много лет, как и след простыл, желудок ведьмы проснулся и потребовал пищи.

Ведьма спустила ноги на пол и в который уже раз осмотрела новообретенное жилье.

Она представила, как здесь должно быть хорошо летом, когда в комнате пахнет свежеиспеченным хлебом, и белые занавески на открытых в раннее утро окнах треплет ветерок, и мычит корова на подворье, напоминая о дойке… А зимой вьюга беснуется за бревенчатыми стенами, завывает в печной трубе, швыряет комья снега в закрытые ставни, но внутри тепло и спокойно, пляшет огонь во чреве печи, и мурлычет кот на коленях хозяйки. Тихо. Так мирно…

Но приходит колдун. Демон. И горят дома. Дети кричат, захлебываются плачем. А потом вскрикивают и захлебываются кровью. И кругом тела. Черные, обугленные. Страшные. Кто‑ то еще жив, скребет землю руками, стонет. Но в тумане идут тени. Жуткие неторопливые тени с серпами в руках. Склоняются. Хватают… Кровь…

Ведьма заскрежетала зубами. Стиснула кулаки.

Кровь уже не уходит в землю. Земля пропиталась ею насквозь. Пресытилась. Кровь бежит ручьями. Всюду кровь. Ноги скользят на ней, а ты бежишь, падаешь, пытаешься встать, ползешь в этой страшной грязи, ковыляешь на четвереньках, обезумев от ужаса. И ужас идет за тобой…

Ведьма вдруг вспомнила все с самого начала. Увидела необычайно ярко, остро, словно все произошло только вчера. Пережила заново.

Таура. Ее звали Таура. Маленькая девочка, босоногая, светлая, вечно растрепанная, с ободранными коленками…

Таура пришла под вечер, когда садилось солнце, и длинные многорукие тени тянулись от голых деревьев. Она легонько стукнула в дверь и торопливо проскользнула в открывшуюся щель.

– Здравствуй, Мама, – ведьму в деревне все величали Мамой, зная, что ведунью нельзя называть по имени.

– Здоровья и тебе, Таура.

– Ты помнишь меня? – обрадовалась девочка.

– Конечно. Я помню и тебя, и твою сестру. С чем ты пришла?

– Наша корова. У нее пропало молоко.

– Давно?

– Уже четыре дня.

– Почему вы сразу не позвали меня? – ведьма нахмурилась, но поняла, что может напугать ребенка и повторила чуть теплее и тише: – Почему вы не позвали меня сразу?

– Мы с сестрой приходили вчера, но тебя не было.

– Я уходила на дальние луга. Вечером я вернулась.

– Но… – девочка смутилась, потупила взгляд. Ведьма поняла: не всякий взрослый решится идти вечером по тонкой лесной тропе, что ведет к избе деревенской ведуньи. Стоит ли говорить про маленькую девочку.

– Не бойся меня, Таура.

– Я не боюсь тебя, Мама, – девочка глянула ведьме в лицо. – Тебя я не боюсь. Но лес…

– Не стоит бояться леса. Его надо просто любить. Так что там с коровой?

– Отец просит тебя зайти к нам. Он говорит, что если корова перестает доится, то это плохо.

– Да. Твой отец прав, – ведьма кивнула. Уж ей‑ то не надо было объяснять, чем может быть вызвано отсутствие молока у коровы. – Мы выйдем прямо сейчас.

– Да? – девочка обрадовалась. – Здорово! – все‑ таки она боялась пробираться одна через лес, пусть и идти‑ то надо было десять минут, не больше.

– Ты подождешь меня? – спросила ведьма.

– Да, Мама.

– Я быстро.

По приставной лестнице ведьма вскарабкалась к потолку, заползла в темную дыру и оказалась на чердаке. Она вытянула руку в сторону – с тихим треском лопнула свежая паутина – и пальцы сразу нашли огарок свечи на маленькой полочке меж стропил. Спички были рядом. Ведьма зажгла свечу и, пригнувшись, направилась в дальний угол. Там головами вниз висели странные букеты – трава, цветы, прутья, крысиные хвосты, крылья летучих мышей… Ведьма выбрала веник, состоящий из чистотела, стрел чеснока и березовых прутьев, туго перевязанных осиновой корой. Сняла его с маленького гвоздика, сдула пыль, плюнула, понюхала…

Может он и не потребуется.

Хорошо бы.

Девочка сказала, уже четыре дня.

– Таура! Ты там?

– Да, я жду.

Ведьма вернулась к отверстию, через которое забралась на чердак. Потушила свечу, поставила на полку, рядом со спичечным коробком. Присела на корточки, глянула вниз.

Девочка замерла возле лестницы. Маленькая, хрупкая, светлая. Задрав голову, с любопытством смотрит наверх в черную дыру. Личико сияет, словно солнышко.

– Я спускаюсь, – предупредила ведьма и опустила ногу на самую верхнюю перекладину лестницы…

Они вышли из леса, когда солнце уже почти село. Отец девочки встретил их.

– Ты все‑ таки ушла на ночь глядя, – выговорил он дочери, стесняясь присутствия ведьмы.

– Она все сделала правильно. Ты не должен ее ругать.

Мужчина смутился.

– Да, Мама. Конечно. Но ведь уже поздно.

– В самый раз, – ведьма улыбнулась. – Где ваша корова? Я должна на нее посмотреть.

– Иди домой! – отец развернул Тауру и подтолкнул ее по направлению к дому. Девочка сделала два шага, но потом остановилась, обернулась и спросила:

– А можно я пойду с вами?

– Нет, – твердо сказал отец.

– Нет, – сказала ведьма.

– Почему?

– Иди домой! – повторил мужчина. Ведьма промолчала.

Когда Таура ушла, хозяин провел гостью во двор. Ведьма старалась не смотреть по сторонам, чтобы невольно не причинить вреда скотине и домашней птице. Самой же потом придется снимать собственный сглаз.

– Уже четвертый день. Ни капли, – пожаловался мужчина.

– Это плохо. Ты знаешь, что это может быть?

– Приходящий Ночью?

– Можешь называть его так. Но у него есть настоящее имя…

– Не надо! – вскрикнул мужчина. Ведьме показалось, что он сейчас бросится на нее и зажмет ей рот ладонями.

– Хорошо, – она кивнула. – Это действительно может быть Приходящий Ночью.

Мужчина опустил руки. Он был испуган.

– Но, быть может, ваша корова просто больна.

– Ни единой капли, – негромко повторил хозяин. – Уже четыре дня.

– Я посмотрю, – ведьма вошла в стойло, где, лениво пережевывая жвачку, дремала понурившаяся корова.

– Осторожней. Она у нас с характером, – предупредил отец Тауры.

– Ничего. Я ее не разбужу, – ведьма провела рукой перед глазами животного, что‑ то негромко сказала. Затем присела на корточки и внимательно осмотрела вымя.

На первый взгляд все было в порядке.

– Где вы ее пасете?

– Обычно сразу за домом.

– Недалеко?

– Рукой подать.

– А на ночь загоняете сюда?

– Да.

– Ворота запираются?

– Да. Изнутри на засов.

– Сено даете?

– Сейчас только свежую траву.

– Где косите?

– Возле леса.

Ведьма встала, обошла корову кругом, похлопала по бокам, провела по шее, заглянула в уши. Обхватив голову животного, попыталась услышать…

– Это не Шар…

– Тихо! – вскрикнул хозяин.

Ведьма запнулась. Выдержала паузу.

– Это не Приходящий Ночью. На вымени нет омертвевших участков. И шкура чистая… Нет, это не он.

– Тогда почему нет молока?

Ведьма внимательно глянула на мужчину. Сказала уверенно:

– Она скоро сдохнет.

– Она болеет?

– Нет, корова здорова. Но скоро она околеет.

– И потому она не дает молока?

– Верно.

Мужчина хмыкнул, недоверчиво покрутил головой.

– Она что, чувствует собственную смерть?

– Да.

– Так что же с ней случится, ты можешь сказать?

– Не знаю.

– Звучит странно. Но я верю тебе, Мама…

Что же именно случится, это ведьма узнала скоро. Слишком скоро. Уже утром…

Она осталась ночевать у хозяев. Таура обрадовалась гостье, но было поздно и сразу после ужина девочку отправили спать. Взрослые еще какое‑ то время сидели за столом в полумраке, говорили о крестьянских заботах, жаловались на нелегкую жизнь, сетовали на плохую погоду, а когда окончательно стемнело, тоже легли.

Ведьме почему‑ то не спалось.

Не давало покоя то, что она почуяла возле коровы.

Предчувствие скорой гибели.

Храпел хозяин на широкой лавке у печи, на полатях ворочались девочки. Скрипел где‑ то возле потолочной балки сверчок, и за стенами порой начинали осторожную возню мыши.

Ведьма мерзла. Она куталась в одеяло, сжималась в комочек, но никак не могла согреться.

В конце‑ концов она все же забылась некрепким сном.

А утром ее разбудил промозглый холод.

И страх.

Предчувствие гибели.

Она оторвала тяжелую голову от подушки. Глянула в окно. Ей показалось, что стекла залеплены снегом.

Снег? Летом?

Туман! Необычайно густой туман был на улице. И постепенно вливался в дом, в комнату. Втекал через распахнутую настежь дверь.

Странный туман, обжигающий холодом.

Испуганно мычала корова. На улице кто‑ то что‑ то кричал. Вопил.

Захлебывался туманом.

Ведьма приподнялась на локте.

Кроме нее в комнате никого не было. Хозяева куда‑ то ушли.

Может это кричит кто‑ то из них?

Она отбросила одеяло, села на постели.

Тем временем густое облако серой непроницаемой мглы все расползалось по избе, стелилось по полу. От него веяло холодом и сыростью. И жизнью. В тумане что‑ то медленно двигалось, какие‑ то неясные тени, сгустки, завихрения.

Ведьма хотела встать, подойти ближе и сунуть руку в это промозглое облако, попробовать его на ощупь, как тут прямо под окнами дома кто‑ то дико закричал. Ведьма вздрогнула. Крик тотчас оборвался. И в это же мгновение она услышала негромкое звериное рычание. И жуткое чавкание.

Туман – туман? – уже подбирался, подползал к кровати.

И вдруг она поняла – узнала, почувствовала – что это не просто туман. Не туман вовсе.

Она затравленно огляделась – куда? – окна были залеплены мглой, в дверях клубилось ужасающее облако. Туман был всюду.

А еще эти приглушенные туманом звуки. Крики. Негромкое и оттого еще более жуткое рычание под окнами. Чавканье.

Она зажмурилась, боясь увидеть нечто такое, что способно в одно мгновение помутить рассудок, соскочила на пол – босые ступни утонули в седых волокнах, ногам сразу стало нестерпимо холодно – и ринулась прямо в дверь, выставив перед собой руки.

У туман был странный аромат и вкус.

Ведьма едва не остановилась, сделав первый вдох‑ глоток. Ей показалось, что она сейчас задохнется. Но она сдержала поднимающуюся к горлу панику, нащупала дверной косяк и метнулась наружу, прочь из избы.

И тотчас упала на пороге, обо что‑ то запнувшись, подскользнувшись на чем‑ то. Онемел ушибленный локоть.

Ведьма попыталась встать, отползти, но падение оглушило ее, и она, потеряв ориентацию, все натыкалась на какую‑ то стену, слепо шарила руками вокруг, и под ногами ее было что‑ то мягкое. То, обо что она споткнулась.

Труп.

Кровь.

Таура. Это была Таура. Маленькая девочка с личиком, похожим на солнышко.

Ее тело лежало на пороге.

Таура.

И у нее не было головы…

Ведьма вздрогнула. Сдавила виски кулаками, заскрежетала зубами.

Маленькая девочка, которая называла ее Мамой. Маленькое тельце под ногами. Кровь…

Есть расхотелось.

Ведьма встала и долго бесцельно бродила по дому, пытаясь забыть то, что только что так необычайно ярко привиделось ей в воспоминании.

Ночью она проснулась и долго лежала, уставившись в темноту, туда, где должен был быть потолок. Она размышляла, что же теперь ей надлежит делать. Где и как искать ненавистного колдуна. Куда пойти, на что надеяться…

Когда забрезжил рассвет, она забылась чутким сном.

Через час ведьму разбудил дикий голод.

Утро выдалось зябкое – чувствовалось приближение осени. Пласты тяжелого низового тумана вылизывали траву, медленно стекая в овраг. Не было видно ни леса, что рос вокруг холма, ни протекающей внизу реки – все вокруг утопало в непроглядном седом облаке.

Ведьма спустилась с крыльца, погрузившись в туман по пояс, и направилась к сараю. Она шла осторожно, боясь оступиться, плыла, вытянув перед собой руки, готовая смягчить падение.

Сарай был битком набит дровами.

Ведьма набрала охапку сухих березовых поленьев и так же осторожно вернулась в избу. Свалив дрова возле печи, она отряхнулась, присела на корточки и стала сдирать с поленьев тонкие локоны бересты. Она не торопилась. Пока туман не рассеется, идти все равно некуда.

Некуда идти…

Развести огонь в печи – это значит оживить дом. Согреть его, дать ему Силу.

Только хозяин растапливает печь. Или хозяйка.

Где теперь искать колдуна? Неужели придется остаться здесь? Пережидать зиму.

А колдун тем временем уходит все дальше, и слабнет память, и ненависть уже не та, что была раньше. Время дорого, задерживаться нельзя.

Но куда идти?

Хоть куда! Лишь бы идти!

Нет, пока надо отдохнуть. Иначе свалишься на полдороге, или, еще хуже, рухнешь в тот момент, когда приблизишься к колдуну. Когда захочешь обратить на него свою ненависть, протянешь руку, чтобы коснуться пальцем, чтоб передать проклятие и тотчас свалишься в голодный обморок. То‑ то он посмеется!

Надо отдохнуть, поесть, набраться сил.

День‑ два. Быть может неделю.

Не больше.

А потом… Куда?

Ведьма засунула ворох бересты в печь. Поверх положила четыре полена. Достала из рукава толстую спичку, чиркнула о половицу и какое‑ то время задумчиво смотрела на огонек, подбирающийся к пальцам…

Нельзя останавливаться. Иначе погаснешь, растеряешь пыл. Надо идти, идти, идти. Стремиться к своей цели. Чтоб ожечь, опалить ненавистью. В этой ненависти вся сила…

Ведьма поднесла спичку к растопке, и огонь перекинулся на сухую бересту. Затрещал, разгораясь. Черный дым потянулся в глубину печи. Занялись сухие поленья.

Ведьма протянула руки к пламени. Прикрыла глаза, наслаждаясь теплом.

Но что‑ то мешало полностью расслабиться. Что‑ то настораживало, какое‑ то едва уловимое воспоминание. Ощущение…

Что‑ то не так.

Что‑ то…

И вдруг она вздрогнула.

Стул!

Она обернулась, чтоб убедиться.

Стул, который вчера был опрокинут, сейчас стоял посреди комнаты. Кто‑ то поднял его, поставил, когда она спала. Кто‑ то был здесь. Рядом с ней. А она даже ничего не почувствовала.

Стул. А еще этот неестественный порядок в избе. В нежилом, заброшеном доме.

– Эй! – ведьма огляделась. Сердце набрало обороты и гулко колотилось в груди. – Кто здесь? Покажись!

Как же она не заметила сразу? А может сама вчера подняла его?

Нет! В доме кто‑ то побывал.

Хозяин?

– Дварф! – наугад позвала ведьма. – Я знаю, ты здесь. Выйди, тебе нечего бояться.

Ей показалось, что где‑ то за печью кто‑ то негромко захихикал.

– Дварф!

Под печью прошуршало, сдавлено пискнуло, и ведьма вспомнила о мышах.

Она поднялась, подошла к стулу, потрогала его, словно желая убедиться, что он на самом деле стоит на четырех ножках, а не валяется на боку, опрокинутый.

– Зачем ты это сделал? Ты хочешь, чтобы я тебя заметила? Тогда почему ты прячешься?

Никто не отозвался. Даже мыши – мыши ли? – смолкли. Только трещал огонь в печи.

– Кто здесь?

Комната постепенно разогревалась.

Примерно через час, когда солнце и ветер разогнали остатки тумана, ведьма вышла на улицу. Она тщательно обследовала почву вокруг дома. Изучила траву, сухие ветки, осмотрела каждый сколь‑ либо заметный камешек…

И ничего не нашла. И не почувствовала.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒