Легенда третья: Ведьма 4 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 17 из 22Следующая ⇒

Она приподнялась на локте, таращясь в темь. Спросила неуверенно:

– Хозяин?

Пришло неясное видение – хищник на пороге.

Медведь?

Сверкнули зеленью два глаза. Пропали.

Почудилось?

– Эй? – тихо окликнула ведьма. Она протянула вперед руку, прошептала нужные слова, попыталась почуять…

Боль, кровь, рана. Слабость. Холод. Последняя надежда.

Хищник. Но опасности нет.

– Кто там? – спросила ведьма и спустила ноги на пол. Осторожно она пошла к двери. Тянуло сквозняком – значит, дверь неприкрыта.

На пороге…

Тело!

…что‑ то темное.

Вновь сверкнули два глаза.

Ведьма остановилась, не решаясь приблизиться.

– Эй!

В ответ раздался слабый скулеж, словно ребенок захныкал. И у ведьмы захолонуло сердце, она качнулась, шагнула вперед, наклонилась к живому существу, молящему о помощи.

Остро пахнуло кровью и псиной. Открылись глаза. Блеснули зубы.

Волк.

Волчонок. Уже почти взрослый.

Она попыталась взять его на руки, но не смогла – тяжело, неудобно. Приподняла, подтащила к печи. Торопливо ощупала, нашла обнаженное мясо ран – волк взвизгивал, но терпел, не огрызался. А может, у него просто не оставалось сил на защиту.

– Сейчас…

Ведьма зажгла лучину, отметив, что спички заканчиваются. Поднесла свет к раненому зверю. Волк заскулил, косясь на пугающий огонь, заскреб когтями по доскам.

– Тихо, тихо, – успокоила его ведьма, погладила по морде, ладонью на несколько секунд прикрыла ему глаза.

Она осмотрела раны: надорвано ухо, укус на передней лапе, но кость, вроде бы, цела. В двух местах – на шее и на ребрах, выдраны клочья шкуры вместе с мышцами.

– Успокойся, – ведьма поводила руками над волчонком, быстро прошептала что‑ то, пытаясь снять боль и отогнать страх. – Я сейчас. Подожди…

И она, плотно притворив за собой дверь, ушла в ночь искать лечебные травы.

Только утром она поняла, что никуда не уйдет. И словно камень с души свалился.

Еще несколько дней дома.

Пока не поправится волчонок.

Несколько дней.

Конечно, за это время раны не зарубцуются – для этого потребуется пара недель, а столько ждать она не может, но зверь хотя бы оправится, наберет силу и будет в состоянии себя прокормить, когда она уйдет.

– Ты сама себя держишь, – сказала ведьма себе. – Ты не обязана этого делать.

Но она знала, что обязана. Обязана потому, что знание и умение не дается так просто. Природа всегда требует вернуть долг. Лес считает ее своей и этим нельзя пренебрегать.

Зверь пришел за помощью, и он ее получит.

Был уже полдень, а домовой все где‑ то прятался. Ведьма несколько раз звала его – сначала завтракать, потом обедать, – но он не откликался, даже не скрипнул половицей, не стукнул, не кашлянул. Словно нет его и никогда не было.

Сгинул…

Ведьма сварила густой бульон из рыбы. Налила в миску, остудила. Руками выбрала все кости. И сунула прямо под нос спеленатому волчонку. Зверь заводил носом, заскреб лапами. Ведьма приподняла его, сунула мордой прямо в посудину. Сказала ласково:

– Жри.

И волк стал лакать, взрыкивая, ощериваясь каждый раз, когда ведьма, устав держать тяжелого зверя, меняла положение рук.

– Еще и недоволен, – она легонько хлопнула волка по глазам. Зверь зарычал, обнажил клыки, собрав кожу на морде сердитыми складками. Вновь ведьма хлестнула его, на этот раз по носу. Волк изогнул шею, дернулся, процарапал когтями пол, клацнул зубами, чуть‑ чуть не дотянувшись до поддерживающей его руки. Ведьма засмеялась.

– Ты посмотри на себя, – сказала она. – Завернут в тряпки, словно младенец, сам на ногах стоять не можешь, жизнь едва теплиться, а все еще огрызаешься. Волчья порода! Что же будет, когда совсем поправишься? Сожрешь меня? Нет, милый! Я здесь главная, привыкай, – она перехватила зверя, сжала ему челюсти, повернула мордой к себе, заглянула прямо в глаза. – Я здесь хозяйка. Я вожак. – Она повысила голос, стала говорить жестче, короче. – Меня трогать не смей! Я тебя кормлю, выхаживаю, а ты огрызаешься? Не на такую напал! Ишь, волчье племя! Что смотришь бешеными глазами? Нет, не вырвешься, – она еще сильней сдавила челюсти, приблизила свое лицо к звериной морде. Дунула ему прямо в глаза, плюнула на ноздри.

Несколько минут они смотрели друг другу в глаза. Пристально, неотрывно. Человек и зверь. Ведьма и волк. Оба не желали сдаваться.

Ведьма уже чувствовала, как слабеет рука, стискивающая челюсти серого хищника. Еще минута, и зверь победит, освободится.

– Ну! – рявкнула она сквозь зубы. – Ну!

Волк глухо зарычал в ответ. Замотал головой, норовя вырваться. Почуял слабину.

Сейчас или никогда!

Изо всех оставшихся сил ведьма сдавила онемевшей рукой пасть волка, попыталась вывернуть ему шею. Оскалилась сама, словно зверь. Задышала прерывисто, тяжело, прямо в морду хищника.

И волчонок вдруг жалобно заскулил, отвел глаза в сторону, признавая поражение.

– Так‑ то! – удовлетворенно выдохнула ведьма, отпустила челюсти. Потрясла в воздухе затекшей рукой. – А теперь ешь.

Она попыталась еще раз заглянуть волку в глаза, но побежденный зверь избегал ее взгляда, отворачивался, прижимал к черепу уши.

Волчонок признал ведьму старшей.

Вечером появился мрачный Хозяин.

– Привела зверя в избу, – недовольно высказал он и сплюнул на пол. – Только его мне и не хватало.

– А ты где пропадал? – обернулась к нему ведьма. Домовой словно не услышал вопрос. Подошел к спящему волку, наклонился, тронул рукой шерсть, спросил:

– Где ты его подобрала?

– Сам приполз. Ночью. Погрызли его.

– Вижу… Что делать с ним будешь?

– Все, что надо было, я уже сделала. Кровь заговорила, раны очистила, перевязала. Теперь пусть сам выздоравливает.

– Будешь ждать? Или уйдешь, а зверя мне оставишь?

– Подожду еще несколько дней. Недолго.

– Значит остаешься…

– Всего на несколько дней.

– Скоро дожди начнутся. Слякотно будет.

– Ты что, гонишь меня?

– Гнать не гоню, но… – Домовой вдруг дернулся и яростно зачесал волосатую руку. Ругнулся, отодвинулся от волчонка: – Блохи! Принесла заразу!

– Это мелочь. Я тебе настой приготовлю – всех блох повыведет… Есть будешь?

– Давай, – Хозяин прекратил чесаться, сел за стол. Пока ведьма возилась у печи, он издалека внимательно рассматривал волка.

– А живой ли он? – с сомнением в голосе спросил домовой.

– Живой.

– Вроде бы и не дышит… Опоила, что ли, чем?

– Да. Отвар дала. Пусть пока спит, сил набирается… А ты где был?

– Здесь, – домовой фыркнул, пожал плечами. – Где еще? Я ведь из дома ни ногой. Разве только во двор.

– Обиделся?

– Не люблю, когда кричат.

– Извини, – ведьме стало неловко. – Сорвалась. Сама не знаю, как вышло.

– Ладно, чего уж там.

– Понимаешь, – ведьме вдруг нестерпимо захотелось выговориться. Излить душу. Оправдаться, что ли… – Я ведь ищу этого колдуна большую часть своей жизни. Я преследую его с тридцати двух лет. А сколько мне сейчас?.. Я уж и забыла… А когда ты сказал, что видел, как он плачет, мне вдруг показалось… – она запнулась, не находя нужных слов, – показалось, будто сейчас что‑ то случиться… такое… не знаю даже что… Твои слова… И я больше не смогу… не захочу идти за ним. Не захочу отомстить, прощу… Понимаешь? Все эти годы я желала только одного, жила этим, ради этого – и вдруг!.. Лишиться всего… Мне стало страшно… Невыносимо страшно…

– Что он тебе сделал?

– Он убил мою дочь.

– Вигор? – домовой изумился. – Ты не ошибаешься?

Ведьма повторила жестче, чувствуя, как закипает в груди ярость, клокочет в горле:

– Он убил мою дочь! Убил!

– Как это случилось?

– Он уничтожил мою деревню. И не только ее.

– Не может быть!

– Это так!

– Вигор? Не могу поверить.

– Он наслал на нас туман, в котором были жуткие твари. Он вызвал демона‑ убийцу…

– Подожди, кажется, я знаю, о чем ты говоришь…

Ведьма уже не слушала, не слышала. Она вещала, закатив глаза:

– Твари уничтожали всех на своем пути, а демон пожирал отсеченные человеческие головы. Я видела это. И ничего не могла поделать. Таура – моя дочь – погибла тем утром. Девочка, моя девочка – она даже не догадывалась, что я ее мать. Я собиралась сказать ей об этом позже, когда она подрастет. Но теперь она никогда не узнает. Проклятый колдун убил ее. Демон сожрал ее голову. А тело валялось на пороге в луже крови. И я топтала его ногами! Топтала тело собственной дочери! Понимаешь!?.. – ведьма вдруг схватила подвернувшийся под руку глиняный горшок и со всей силы швырнула его в стену. Во все стороны брызнули осколки. – Колдун должен за это ответить!.. – она взмахнула рукой, ничего на это раз не схватив, не задев, но железная кружка, стоящая на столе, сорвалась с места, словно подхваченная ураганом, и со звоном впечаталась в дверь.

Ведьма уже не говорила, она кричала в полный голос, размахивала руками.

Воздух в комнате встревожено гудел, ходил вихрями. Словно в дом ворвалась буря и теперь не может найти выход, бьеться в стены, мечется по углам.

Перепуганный домовой намертво вцепился в столешницу, как будто ждал, что и его сейчас подхватит незримая сила, швырнет о стену. А ведьма все бушевала, глаза ее вылезали из орбит, с почерневших губ капала пена, волосы поднялись дыбом и шевелились, словно живые.

– Я много лет взращивала в себе ненависть! Я копила ее! И вот я несу свою ненависть к нему!

В печи взорвалось полено. Сноп искр выплеснулся наружу. Несколько горящих угольков упали на пол. Комнату стало заволакивать дымом. Домовой пищал что‑ то неразборчивое. Ведьма гремела:

– Вот моя Сила! Таура! Вот мое проклятие! Ненависть!..

С грохотом сам по себе опрокинулся стул. Домовой не выдержал, сорвался с места, в мгновение ока исчез в темном углу. А ведьма выкрикивала уже что‑ то совсем нечленораздельное, неразборчивое, дикое. Половицы прогибались под ее ногами. Скрипели потолочные балки. Хлопали ставни, дверь. С полок валилась посуда. Трещина побежала по желтому боку печи.

– Стой! – домовой выскочил откуда‑ то, держа в руках ведро с водой. – Хватит! – Он размахнулся и окатил ведьму. Опустевшее ведро, гремя жестью, отлетело в сторону. – Остановись!

Ведьма замерла в неестественной до жути позе. Несколько долгих мгновений стояла недвижимо, словно одеревенев, а потом стала медленно клониться назад, заваливаться, падать. Хозяин подскочил, подставил руки, немного смягчив падение.

– Что же это такое? – Он суетливо заметался вокруг безжизненной ведьмы, заглядывая ей в лицо, трогая шею, руки. – Живая?.. Живая!..

Он немного успокоился. Тряпкой собрал с пола разлитую воду. Стащил с кровати одеяло, укутал потерявшую сознание ведьму, подоткнул с боков… И забегал по комнате, качая головой, горестно вздыхая, глядя на порушенный порядок:

– Вот несчастье, – бормотал он, хватаясь то за одно, то за другое. – Вот несчастье‑ то!

В углу на груде старого тряпья безмятежно спал волчонок.

Ведьма очнулась через полчаса.

К тому времени Хозяин залил занявшийся огонь на полу, поднял уцелевшую посуду, поставил на полки.

– Что случилось? – спросила ведьма, поднимаясь и удивленно осматриваясь.

Комната была затянута дымом. На досках возле печи – черное выгоревшее пятно. Кругом вода, битая утварь, опрокинутая мебель…

– Тебе лучше знать, – фыркнул в ответ домовой.

– Что со мной было? Я ничего не помню. Это я натворила?

– А кто же еще? Зверь твой?

В полной растерянности ведьма разглядывала учиненный погром. Потом дернулась, просветлела лицом, словно ее осенило. Спросила:

– Какой сегодня день? Какая луна?

– Это имеет значение?

– Сегодня полнолуние?

– Да.

– Конечно же! Я совсем забыла! – ведьма схватилась за голову. – Полнолуние!

– В чем дело? – домовой встревожился. Кто знает, что еще способна учудить ведьма?

Она отмахнулась:

– Уже ничего. Уже поздно.

– Что поздно? Что с тобой бывает в полнолуние?

Ведьма смутилась.

– Просто мне надо быть осторожней. В такие дни я могу потерять над собой контроль. Я могу перестать быть собой.

– Как это? Почему?

– Не бери в голову, – ведьма досадливо отмахнулась. – Забудь!

– Забыть? – ядовито переспросил Хозяин. – Посмотри кругом! Что еще ты скрываешь от меня? Может в следующий раз ты вовсе разнесешь мой дом?

– Следующего раза не будет, – сказала ведьма. – А порядок мы сейчас наведем.

– Мы!.. – хмыкнул домовой. Но взял тряпку и стал вытирать лужи на полу.

Ведьма принесла с улицы веник и принялась сметать мусор в кучу.

Про то, что случается в полнолуние, они никогда больше не говорили.

Волчонок поправлялся на удивление быстро.

Всего два дня прошло с того момента, как ведьма подобрала его на пороге, а глубокие раны уже зажили, затянулись розовой блестящей кожицей. Разорванное ухо подсохло и больше не кровоточило.

– День‑ два, и отправишься домой, – сказала ведьма, в очередной раз осматривая своего подопечного. – Хватит меня задерживать. За зайцами, конечно, ты еще долго бегать не сможешь, но ничего – будешь питаться мышами. Проживешь…

Она смазала новую нежную кожицу травяной мазью – волчонок повизгивал, дергался, но терпел.

– Ишь, волчье племя! – покачала головой ведьма. – Вот, что значит молодость: другой бы при смерти лежал, а ты еще и недоволен. Тихо, тихо! – Волк хотел слизать с ран жгучую мазь, но ведьма придержала ему голову. – Обожди немного, впитается.

– Все возишься? – из кухни вышел Хозяин, остановился в стороне, подольше от зверя. Волчонок повернулся на голос, оскалился, зарычал. Домового он не боялся. – Когда ты его отсюда спровадишь? Надоел он мне!

– Скоро… Тихо ты! – ведьма ладонью хлестнула волка по носу, и зверь спрятал клыки, прижал уши, но все равно ворчал тихонько, косясь на домового.

– Сожрет он меня! – горестно вздохнул Хозяин.

– Тебя еще поймать надо, – усмехнулась ведьма. – Ты известный мастер убегать и прятаться.

– Что есть, то есть, – гордо признал домовой. – Со мной никакой зверь не сравнится. А уж про человека и речи быть не может. Глазом моргнуть не успеешь, а меня и нет!

– Нежить, одно слово! – сказала ведьма, и Хозяин оскорбился, фыркнул:

– Ты думай, чего говоришь! Это вурдалаки, призраки, суккубы – нежить. А мы – Хозяины.

– Хозяины! – поддела его ведьма, пренебрежительно отмахнулась свободной рукой, будто отгоняла муху. – Вы кто? Духи?.. Духи! Значит – нежить.

– Какой я тебе дух?! – возмутился Домовой. – Это баньши – дух. А я – Хозяин… Ишь, чего надумала – дух! – он снова фыркнул, потряс головой. Повторил на разные лады: – Дух… Дух?.. Дух!.. Отвешу сейчас подзатыльник, тогда почуешь сама, какой я дух.

Ведьма замеялась.

– Ладно! Убедил… А что, действительно есть они?

– Кто?

– Баньши, вурдалаки, призраки, суккубы.

– Баньши есть, – домовой посерьезнел, понизил голос, словно боялся, что его подслушают. – Сейчас, правда, они редко встречаются, а вот раньше – почти в каждом доме жили.

– И здесь?

– Здесь нет, – домовой поморщился. – Никогда не было.

– Почему?

– Они с нами, с Хозяинами, не уживаются.

– Что так?

– Не знаю… Так уж заведено. Или Хозяин в доме, или баньши.

– Чудно. – Ведьма отпустила волка, поднялась. Волчонок тотчас начал вылизывать свои раны, хищно поглядывая в сторону привалившегося к бревенчатой стене домового.

– Говорю, сожрет он меня, – Хозяин опасливо отступил на несколько шагов, спрятался за стол. – Проглотит целиком и даже не подавится.

– А вурдалаки? – спросила ведьма.

– Чего? – не понял домовой.

– Вурдалаки бывают?

– Не видел, – коротко бросил Хозяин и жалобно попросил: – Убери ты отсюда эту зверюгу. Хотя бы во двор.

– Потерпи еще пару деньков… А слышал что‑ нибудь?

– Чего слышал? – рассеяно переспросил домовой.

– Про вурдалаков.

Домовой помолчал немного, потом обронил язвительно:

– Слышал.

– Чего?

– А ничего… Страшные твари. И будто бы в них ведьмы превращаются, которые волков выхаживают. Трех волков лечишь и – пожалуйста! – готовый вурдалак. У тебя это первый?

Ведьма хихикнула. Подтвердила кивком:

– Первый.

– Вот… Еще двоих выходить осталось. Только, сделай одолжение, не в моем доме.

– Ладно, – ведьма рассмеялась, промакнула рукавом заслезившиеся глаза. Спросила:

– Есть будешь, Хозяин?

Домовой фыркнул, пожал плечами:

– А что еще мне остается делать? За скотиной у нас ты ухаживаешь, – он кивнул в сторону волка, и вновь ведьма не смогла сдержать смех.

Прошло еще три дня. Долгих, пустых.

Ведьма скучала. Делами по дому она уже не занималась, так как твердо решила уходить. Только пекла из лопуховой муки горькие лепешки и сушила грибы в дорогу. Поговорить было не с кем – домовой, опасаясь поправившегося волка, появлялся теперь редко. А если и возникал вдруг, то долго не засиживался – перекусит быстро, бросит пару слов и опять нет его. Только хихикнет порой где‑ то за печкой, или скрипнет досками на чердаке, или рявкнет в печную трубу…

Как‑ то сразу закончилось лето – в считанные дни. Ночи теперь стали долгими. По утрам солнце не торопилось показаться из‑ за горизонта, а когда все же выползало на небо, то спешило поскорей пробежать свой обязательный маршрут и спрятаться за щетиной далекого леса. Даже днем было сумрачно – совсем низко, почти цепляясь за острые вершины елей, волочились друг за дружкой полотнища серых облаков. Но дождя пока не было.

В лесу стало пусто и гулко. Осины роняли покрасневшие листья, березы принялись дружно желтеть, поседели лиственницы‑ великанши. Лес сделался прозрачным, болезненным.

И зверей что‑ то не было видно. Попрятались в хатках бобры. Куда‑ то запропастилось ежиное семейство. Разжиревший барсук усиленно готовился к зиме, совсем позабыв про ведьму. Линяющая белочка все реже заглядывала в избу, не прыгала по окнам, не стучала в стекло.

Ведьма остро ощущала собственную ненужность. Ей почему‑ то казалось, что все на нее обижены. И Хозяин, и звери, и лес… Разумом она понимала, что это глупо – так думать. Но разум редко создает настроение…

Ведьма готовилась уходить.

– Утром я уйду, – объявила она, собирая в узел неказистый походный харч. Домового рядом не было, но она знала, что он слышит каждое ее слово. – Теперь уже точно. Слишком много времени я здесь потеряла.

– А я думал, что тебе здесь понравилось, – домовой появился из‑ за печи, и волк тотчас вскочил, зарычал глухо. Шерсть на загривке вздыбилась.

– Тихо! – прикрикнула ведьма на зверя, замахнулась для острастки. И волк послушно лег на свое место. – Понравилось, – подвердила она, повернувшись к домовому.

– Я надеялся, что ты останешься.

– Не могу.

– Я думал, что ты простишь Вигора.

– Никогда.

– Ну, быть может, не простишь, но прекратишь желать ему зла. Он казался мне неплохим человеком. Хоть и был колдуном.

– Он убил мою дочь, – холодно отозвалась ведьма. – Все давно решено, и никто меня не остановит. Хватит! Даже говорить не хочу на эту тему.

– Он не желал зла ни тебе, ни твоей дочери, никому.

Ведьма молчала, делая вид, что не слышит.

– Он уже сам себя наказал. И ты не сможешь наказать его больше, какую бы кару ты ни придумала. Быть может, твоя месть даже облегчит ему страдания.

– Прекрати! – Ведьма ладонями закрыла уши, замотала головой. – Не жалаю ничего слышать!

Волк опять вскочил, напружинился, готовый кинуться на домового. Оскалился, глухо зарычал. Хозяин поспешно скользнул в тень, успев бросить напоследок:

– Твоей дочери не станет лучше!

Волк рванул с места, клацнул зубами, но домовой уже исчез.

Ведьма вышла из дома, когда еще было темно.

В руке у нее был свежеоструганный легкий посох из сухой сосны, за спиной болтался узел с провиантом. В бесчисленных карманах латанного‑ перелатанного одеяния скрывались десятки предметов, нужных и, возможно, бесполезных.

– Иди сюда, – сказала она волку, и зверь послушно ступил на крыльцо, прижался к ноге. – Беги! – она подтолкнула его в сторону леса, легонько стукнула посохом. Волк рванул к недалеким кустам, но неожиданно остановился, обернулся, словно заподозрив что‑ то неладное.

– Ну, что же ты? Иди домой! В лес!

Волк не двигался.

– Ну! Прочь! – она вдруг разозлилась, топнула ногой. – Пошел!

Волчонок, поджав хвост, глядел на нее. Долго глядел. А потом присел на задние лапы, вытянул шею, поднял морду к темному небу и жутко завыл.

Ведьму пробрала дрожь.

Стараясь не обращать внимания на тягостный вой, она затворила входную дверь и спустилась с крыльца. В последний раз обошла дом кругом, проверила, закрыты ли окна. Потом подумала, что это не имеет значения – в избе остался Хозяин, он проследит за порядком.

Какое‑ то время. Пока дом будет жив. Но сколько он простоит без жильцов?

Откуда‑ то пришло знание, что недолго. Недолго, потому что лес был рядом. Потому что скоро зарядят дожди, и зима предстоит студеная, снежная, и весна будет полноводная…

Дом не должен пустовать…

Ведьма пальцами коснулась бревенчатой стены. Сухое старое дерево казалось теплым, живым.

А волк все выл, не желая уходить.

– Замолчи! – крикнула ведьма и осеклась…

Она заглянула на двор, закрыла дровяной сарай. Несколько минут простояла возле дерева, где в дупле жила белка. Ведьма надеялась, что зверек почует ее, высунется из своего убежища, скользнет по стволу вниз, цепляясь острыми коготками за шершавую кору, балансируя пушистым хвостом. Прыгнет на плечо, заглянет в лицо. Поприветствует. Попрощается.

Но белка не показывалась.

И барсук не вылез из норы, когда ведьма поворошила посохом в кустах.

Совсем рядом кто‑ то негромко засмеялся.

– Хозяин! – обрадовалась ведьма.

Но это был не Хозяин. Большая серая птица выпорхнула из кустов, села на молодую березку, прогнувшуюся под ее тяжестью.

– Чтоб тебя! – ведьма махнула палкой, но птица не испугалась. Она дернула головой, словно что‑ то проглотила, и вновь засмеялась, нагло тараща глаза‑ плошки.

– Хохмач на плач, плакун на смех… – начала бормотать ведьма, но запнулась, зашлась в трескучем кашле.

Птица взмахнула крыльями и в один миг слилась с предрассветным серым небом.

Волк прекратил выть.

– Я ухожу, – наконец‑ то откашлявшись, сказала ведьма.

– Помни, что я тебе говорил, – раздалось откуда‑ то сверху.

Она развернулась, задрала голову, отступила на пару шагов.

На крыше, возле печной трубы, стоял домовой. Его темный силуэт четко вырисовывался на фоне постепенно светлеющего неба, но кроме очертаний фигуры ничего нельзя было разглядеть.

– Все‑ таки вышел? – спросила ведьма. – А я думала, ты так и не появишься.

– Уже ухожу. Прощай! – Хозяин шустро пробежал по коньку крыши, на самом краю зацепился руками за выступающую доску, кувыркнулся вниз и исчез в чердачном окошке.

– Прощай, – сказала ведьма ему вдогонку. И задумалась, а о чем, собственно, он просил помнить? Что такого говорил домовой?.. Но переспросить было уже не у кого.

Ведьма повернулась лицом на юго‑ восток. Небо в той стороне уже теплилось первыми отблесками зари. Незаметно гасли звезды.

– Ухожу, – прошептала она и сделала первый шаг. Дальше было легче.

Она вошла в тихий лес и заспешила вниз под гору, держа направление на восход.

Ей хотелось обернуться, еще раз посмотреть на деревню, на дом. Быть может, увидеть Хозяина. Но она почему‑ то боялась оглядываться и торопилась, спешила, почти бежала, словно убегала от неведомого преследователя.

Вскоре мертвая деревня на вершине холма осталась далеко позади.

Кругом был лес.

Ведьма не знала, сколько же еще ей придется идти. Она подозревала, что долго. Но это мало ее беспокоило. Рано или поздно она найдет Змеиный ручей и небольшое селение не то в устье, не то на истоке. Колдун будет там. Должен быть.

И там они встретятся.

Ведьма стиснула зубы и на ходу вонзила посох в подвернувшуюся гнилую корягу. Трухлявый ствол развалился, рассыпался, и по его останкам, по лоскутам коры, по рыхлым, изъеденным гнилушкам, заметались в панике рыжие муравьи.

Ведьма прошла мимо, не заметив, что только что уничтожила муравейник. Целый маленький мир.

Вот уже пятый день она чувствовала, что ее преследуют. Преследуют почти с того самого момента, как она оставила заброшенную деревню и вошла в лес.

Кто?

Ведьма не знала.

Иной раз она затылком ощущала пристальный взгляд, или слышала, как позади с хрустом ломается ветка. Порой, обычно вечером или ночью, ей казалось, что она видит какую‑ то тень, беззвучно скользнувшую во мраке за границами освещаемого костром круга. Преследователь не предпринимал никаких враждебных действий, но ведьма была готова к любым неожиданностям.

Кто?

Она даже не знала, человек это или зверь. Или что‑ то еще…

Нежить!

…гораздо более страшное, опасное.

Несколько раз она пыталась уйти от преследования, оторваться. Она ускоряла темп движения, шла без обычных остановок, местами петляла, словно заяц, перебиралась вброд через встреченные речки, шла по ручьям. Бесполезно!

За ней продолжали следить.

Зачем? Связано ли это с поисками колдуна?

Ведьма пребывала в полном неведении.

Было темно. Под ногами шуршали опавшие листья. В лицо то и дело тыкались ветки, и ведьма сердито отмахивалась от них, не уставая ругаться.

Почти вслепую она брела по ночному лесу, подняв одну руку, чтобы защищать глаза, и вытянув перед собой другую, с зажатым в кулаке посохом. Она не спешила, опасаясь налететь со всего маху на неожиданно возникающие препятствия, но и останавливаться на отдых пока не собиралась. Лес здесь был довольно чистый, без обычного бурелома под ногами, без частокола сомкнувшихся стволов, густо оплетенных высохшими косами хмеля. Чистое небо с россыпями звезд проглядывало сквозь изрядно поредевшие кроны. Вот‑ вот должно было показаться узкое полукружье месяца, и тогда станет чуть светлей, и можно будет ускорить шаг.

Ведьма торопилась выбраться из леса. У нее закончились спички, уже почти не осталось нормальной еды, да и мысль о неизвестном преследователе не давала покоя, торопила, подгоняла…

Чу! Ведьма встала, обернулась. Ей показалось, что в нескольких шагах позади прошуршала опавшая листва.

– Эй, – опасливо сказала она в густую темноту, в путаницу лесных неясных теней.

Лес настороженно молчал.

Несколько долгих минут ведьма простояла, напряженно вслушиваясь и всматриваясь туда, где ничего не было видно. Потом раздраженно сплюнула на землю, ругнулась сквозь зубы и пошла дальше.

Высунулся из‑ за вершин деревьев месяц. Чуть просветлело, но идти стало немногим легче – очертившиеся, вытянувшиеся тени сбивали с толку.

Чтоб отвлечься от мыслей о преследователе, ведьма стала вспоминать прошлое. И вновь память вернула ее в то время, когда она была вполне счастлива. И не понимала собственного счастья…

По тропинке к ее домику направлялся мужчина средних лет. Он был еще довольно далеко, и ведьма пока не видела, кто это.

Она сбросила с колен разомлевшего кота, поднялась с кресла, поправила платье и вышла на улицу встречать гостя.

– Здравствуй, Мама, – сказал гость и поднял руку, приветствуя ее. Ведьма узнала – это был Кустук, сын Гаса и Елины. Недавно, еще и года не прошло, он женился на молодой Роне. Свадьба была большая, шумная. Гуляли две деревни. Пригласили и ведьму, но она не пошла. Она никогда не ходила туда, где собирается много народу. Нельзя… Но молодожены не забыли ее – сами принесли угощение и подарки, когда празднество закончилось.

– Здравствуй, Кустук, – она назвала его по имени и улыбнулась, показывая, что рада его видеть. – Заходи. – Она открыла дверь и пропустила гостя перед собой.

Мужчина сразу же, едва только вошел в комнату, сел на скамью. Это было против обычаев – сперва должна была присесть ведьма, и только затем, после ее разрешения, мог усесться и посетитель. Но ведьма была молода, и потому не придавала значения старым обычаям. Порой она прощала своим гостям и более крупные промахи.

– С чем пришел? – спросила ведьма.

Мужчина выглядел смущенным. Он коротко глянул на ведьму, сконфузился, опустил глаза, вздохнул.

– Проблемы с женой? – догадалась ведьма.

Кустук покраснел.

– Да… Нет… Не совсем. Я не знаю… – он теребил угол рубахи.

– Рассказывай, – поторопила его ведьма. – Ты же пришел за помощью? Тогда тебе надо все выложить. И не стесняйся меня.

– Да, конечно. Я… просто.. не знаю с чего начать. Может я тороплюсь? Может мне не надо было приходить? А подожать немного?..

– В чем дело?

Кустук вздохнул:

– У нас нет детей.

Ведьма улыбнулась:

– Ты действительно торопишься. Дети рождаются не раньше через девять месяцев.

– Да, да. Я знаю. Но нам не удается зачать, понимаешь?

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒