Легенда вторая: Талисман 5 страница

Через несколько минут улица обезлюдела. Только грязная коза бродила меж домов, и уже далеко за деревней несся прочь жеребец, оставшийся без седока.

В небе на севере пророкотал гром.

На сером истоптанном полотне дороге осталась цепочка мертвых тел. Пес. Пожилая женщина. Кирк. Хаунт.

Чес подошел к другу. Взялся за рукоять меча, засевшего меж ребер. Осторожно вынул клинок из тела, брезгливо отбросил в сторону. Присел рядом, сказал, глядя в мертвое лицо:

– Подожди, друг. Я схожу посмотрю, как там учитель и сразу вернусь. – Он горько улыбнулся сквозь навернувшиеся слезы, подумав – ну куда может деться мертвый?

Чес рывком поднялся и направился к покосившемуся дому Туков. Вслед ему жалостливо проблеяла коза. Заворчали тяжелые облака, заволакивая небо, наползая на солнце.

В комнате было темно и неприятно пахло.

– Учитель, – позвал негромко Чес.

К бревенчатой стене привалился шаткий стол с грубой лавкой, сколоченной из трех досок. Возле маленького окна стояла кровать. На ней что‑ то лежало.

Чес вздрогнул и отшатнулся.

На грязной постели, наполовину прикрытый одеялом, лежал страшный человек, высохшая мумия, скелет, обтянутый кожей.

Лысый череп в пигментных старческих пятнах. Глазницы, закрытые морщинистыми перепонками век. Острый тонкий нос. Сизые губы, изъеденные язвами. Впалые щеки, покрытые коростой. Огромные уши с металлическими кольцами, продетыми сквозь опухшие мочки.

– Учитель, – повторил Чес, справившись с собой, и подойдя ближе. Он подождал немного и, уже не надеясь на ответ, позвал по имени: – Вигор!.. Вигор, ты жив? Я пришел.

Скелет открыл глубоко запавшие глаза и долго, не мигая, смотрел на стоящего рядом Чеса.

– Это я, учитель. Ты узнал меня? Ты слишишь меня, Вигор? Это я. Чес. Твой ученик.

Пошевелились изъеденные губы. Чес склонился над старым магом.

– Я не понимаю, что ты говоришь. Я пришел к тебе. Все‑ таки успел. Я слышал твой зов, учитель. Я спешил.

– Я не звал тебя, – прошелестел надтреснутый голос.

– Как же так? – удивился Чес. – Но я слышал тебя.

– Нет, не меня… Ты слышал себя. Это эхо. Оно повсюду следует за тобой.

– В конце‑ концов не важно, что именно я слышал. Я здесь, чтобы вылечить тебя, учитель.

Скелет на кровати тихо затрясся, резкими неглубокими толчками выдыхая воздух. Чес испуганно смотрел на эти странные спазмы, пока не понял, что Вигор смеется.

– Меня не надо лечить, – прошептал старик. – Это не болезнь. Это неизлечимо. Да и я не хочу. Зачем?

– Но… – Чес развел руками.

– Нет, нет… Я просто очень стар. От этого не лечат. Мы, маги, живем значительно дольше обычных людей. Значительно… И потому мы делаем много больше ошибок…

– Я так торопился, я слышал твой зов…

– Я сделал так много ошибок в своей жизни… И не хочу снова этим заниматься. Хватит…

– Мой друг погиб, потому что я шел к тебе, учитель…

– Мои друзья тоже умирали. Я привык к этому. Пора и мне… Умирать надо, когда привыкаешь к смерти. Сживаешься с ней. А я привык уже давно…

– Но, учитель! Неужели я шел напрасно?

– Если ты шел, значит это уже не напрасно…

Прокатился над крышей гром. В комнате еще больше потемнело.

– Что там? – спросил Вигор, встревожено пошевелившись.

– Гроза, – ответил Чес, думая о своем.

– Это хорошо. Уходить в дождь – хорошая примета.

– И что мне теперь делать, учитель?

– Жить.

– Но зачем я шел сюда, к тебе?

– Чтобы не стоять на месте.

– Учитель! Ты всегда так говоришь, словно… словно…

– Да. Я только и делаю, что говорю. А все потому, что боюсь слушать… Больше слушай, и меньше говори. Не повторяй моих ошибок.

Сверкнула молния, высветив вспышкой убогую комнату. Через мгновение раздался оглушительный треск.

Вигор улыбнулся. Сухая кожа губ треснула, и ранки засочилась сукровицей.

– Открой окно, – попросил старик.

– Там буря.

– Открой.

Чес подчинился. В комнату ворвался свежий ветер. Вигор заерзал, поднял худую руку и сделал странное движение, словно попытался поймать ветер в ладонь. И только сейчас Чес заметил, что у мага вместо левой руки торчит из плеча лишь короткая культя, жалкий обрубок.

– Как хорошо, – сказал улыбающийся старик. Он закрыл глаза и долго лежал так, с поднятой рукой, в кулаке которой был зажат предгрозовой порыв ветра.

– Я не хочу больше жить, – тихо пробормотал маг. – Я, словно пес на могиле…

Он открыл глаза, удивленно уставился на Чеса, спросил:

– Кто вы? – Затем тело его напряглось, выгнулось дугой. В широко распахнувшихся глазах появилось понимание. Он еще крепче стиснул кулак и внезапно расслаблено опал на постель.

– Учитель, – коснулся костлявого плеча Чес. – Учитель! Вигор!

Маг не отвечал. Он смотрел застывшим, уже ничего не видящим взглядом в лицо своего ученика.

Разорвалось с грохотом небо, первые тяжелые капли рухнули в пыль, заколотили по крыше, по стенам. Сразу прекратился ветер, словно начавшийся дождь прибил его в земле. И только крохотная частица урагана билась в тесном кулаке мертвого мага.

Он не ощущал своего тела.

Это было так странно.

Не было мышц, сухожилий, костей. Не было кожи. Ничего не было. Только уютное тепло обволакивало его со всех сторон. Он, невесомый и бестелесный, купался в этом бархатистом тепле.

Было абсолютно темно. Потому что у него не было глаз.

Было совершенно тихо. Потому что он не мог слышать.

Он парил в вечности.

А потом пришло понимание времени. Смутное и неясное.

И тьма прояснилась. Стала сереть, теряя свой абсолют, и теперь она уже не могла называться тьмой.

Кружились в бледном тумане странные образы. Кругом плавали уродливые зародыши слов.

Родился звук. Стук. Пульсация. Биение. Трепыхание.

Сформировалось осознание Я.

Вернулось имя.

Кто‑ то звал его. Звал издалека. Звал по имени. Но в заклинании было еще много других странных слов, колючих, неприятных, опасных. Незнакомых.

Голос приближался. Он был повсюду.

Зов пробуждал.

Страх.

Нежелание.

Хотелось кричать, но даже этого он не умел.

Не смел.

Что‑ то сдавило его, затрясло.

Вернулась память.

Непонимание.

Но он подчинился голосу и стал пробуждаться…

Кирк открыл глаза.

И увидел грязные закопченные доски, потрескавшиеся, сплошь затянутые паутиной.

Он попытался сориентироваться в пространстве, осмыслить свое положение. И ему это удалось, хоть и не сразу и с большим трудом.

Он лежал на спине и смотрел в потолок.

Что‑ то шелестело вокруг, шептало негромко и сонно, и он долго не мог понять, что это всего‑ навсего дождь. А когда наконец догадался, то отчего‑ то обрадовался непонятно чему и улыбнулся.

Тело казалось чужим, неуютным и непослушным. Он словно влез в новый, еще не разношенный костюм.

Кирк попробовал поднять правую руку и удивился тому, как легко она послушалась. Но при этом он совершенно ее не ощущал.

Сотни острых иголочек вонзились в подушечки пальцев, пробежались по предплечью, укололи плечо. Кровь заструилась по сосудам. Он слышал ее движение.

Кирк осторожно пошевелился. И тогда ожило все онемевшее тело. Мурашки холодной волной пробежали по спине, ноги свело судорогой. Легкая приятная боль вернула ему тело.

Он выждал, пока перед глазами перестанут мелькать черные хлопья, и кровь прекратит бить в барабанные перепонки. Перевернулся на бок.

Немного удивленно он разглядывал маленькую убогую комнату с кроватью у распахнутого окна и грубым столом, привалившемся к бревенчатой стене. Было темно, но и в полумраке он сумел рассмотреть, что на мятой постели кто‑ то лежит.

Капли дождя врывались в дом через узкое открытое окно и падали прямо на кровать, на постельное белье. На неподвижного человека. Спящего?

Кирк, подтянув руками онемевшие от застоявшейся крови ноги, неуклюже принял сидячее положение и, вывернув шею, глянул в другую сторону, себе за спину.

На полу совсем рядом с ним – и как только он не заметил раньше? – бесформенной грудой лежало тело его друга. Чес, бледный и неестественно худой, вытянулся на некрашеных подгнивших досках, разметав в стороны руки. И в правом кулаке он зажал черный холодный камень, оплетенный золотой вязью. Талисман…

Кирк вдруг во всех подробностях вспомнил свою последнюю схватку. И холод стали в пронзенной груди. И кувыркающийся в небе меч. И гаснущий мир.

Он вспомнил слова Хаунта о том, что Талисман может возвращать мертвых к жизни.

Он все понял.

Он опрокинулся на спину, подполз к другу, коснулся пальцами его тонкого запястья, нащупал пульс.

Чес был жив. Слабо билась под кожей синяя жилка.

Кирк облегченно вздохнул, взял в руки Талисман и, повинуясь какому‑ то безотчетному импульсу, поднес камень ко рту, обдал его своим дыханием.

И внезапно Талисман ожил. Яркий уголек засветился в глубине черного стекла, уютное бархатное тепло окутало ладони. Кирк вскрикнул от неожиданности и выронил камень.

Искра внутри Талисмана погасла.

Кирк не стал его поднимать. Впервые в своей жизни он по‑ настоящему испугался.

Кирк с трудом встал на ноги, оперся на стену, пережидая, пока пройдет дрожь в коленях. Осторожно подковылял к неуклюжей кровати, закрыл окно и склонился над человеком, лежащим на мокрой постели.

Даже темнота не могла скрыть уродство старости.

Кирк смотрел на тело и уже знал, что этот страшный однорукий человек мертв.

Прошла целая минута, прежде, чем он понял, что усохший старик и есть учитель Чеса. Тот самый маг, к которому они так торопились.

Кирк прошелся по периметру комнаты, ведя рукой по шершавым бревнам стен. Нашел низкую дверь. Оглянулся на Чеса, вернулся, убедился, что друг дышит и на некоторое время застыл возле него безмолвным часовым, охраняя покой товарища.

В окно что‑ то ударилось. Может залетела какая‑ то птица, может просто порыв ветра швырнул в стекло картечь тяжелых капель. Кирк вздрогнул и пришел в себя.

За окном было темно.

Внезапно ему стало жутко. Холодящий ужас охватил его. Он больше не мог находиться в этой темной, пропахшей старостью комнате с лежащим на кровати мертвецом, в этом насквозь прогнившем доме.

Он торопливо вышел на улицу, сдерживая себя, чтобы не побежать. И едва не упал, споткнувшись на поломанных ступенях крыльца.

Стояла глубокая ночь. Сверху, с невидимого неба, сыпал дождь. Черными неясными тенями вырисовывались ближайшие дома. Весь остальной мир прятался во тьме, отгороженный завесой падающих капель.

Кирк подставил лицо дождю. Поднял вверх пустые ладони.

Он чувствовал себя странно. Ему казалось, что это уже не он. Что это кто‑ то другой, похожий на него, с его мыслями, с его памятью. Но не он. Не воин по имени Кирк.

Он умер.

И ожил.

Но что‑ то в нем изменилось…

Какая‑ то тень, четырехногая и рогатая показалось из‑ за угла дома, вздернула бородатую голову и проскрипела диким голосом. Кирк шарахнулся в сторону. И засмеялся над своим страхом.

Коза. Ободранная, вымокшая, жалкая.

Посмеиваясь, он вернулся в дом. Нашел в углу дорожный мешок, что обычно носил Чес, достал из него свернутое одеяло, подложил другу под голову. Сел рядом, стараясь не смотреть в сторону, где лежал на кровати мертвый старик и стал ждать.

Возле ног на полу валялся брошенный Талисман.

Чес пришел в себя лишь под утро. Дождь к тому времени уже прекратился. Небо на востоке постепенно бледнело. Ветер сменился. Быстро бежали к северо‑ западу клочья низких туч, словно торопились скрыться от приближающегося солнца.

Кирк дремал, сидя на холодном полу и уткнувшись подбородком в грудь. Сквозь сон он почувствовал движение возле себя и мгновенно очнулся.

Чес, опершись на локоть, смотрел прямо на него и улыбался. Он по‑ прежнему был бледен и худ, но в ввалившихся глазах его светилась неподдельная радость.

– Ты жив, – с трудом выговорил Чес. Губы его не слушались, язык распух. Говорить было неудобно и тяжело.

– Это все Талисман? – спросил Кирк.

– Да.

– Все‑ таки, он может лечить и мертвых? Поднимать мертвецов?

– Да. Но есть одно «но».

– Какое?

– Один раз. Всего лишь один раз Хранитель может использовать Талисман для того, чтобы оживить умершего. И после этого он теряет власть… Он перестает быть Хранителем… – Чес замолчал. На лбу его выступил пот. Он поправил одеяло в изголовье и лег на спину, уставившись взглядом в потолок. Сказал безразлично:

– Я больше не Хранитель Талисмана.

Кирк выдержал паузу, давая другу отдышаться. Он понял, что оживление потребовало огромных затрат энергии, и что Чесу сейчас очень трудно разговаривать, двигаться, даже просто дышать. Ему нужен отдых. И все же Кирк не удержался и спросил:

– А Хаунт? Что с ним?

– Крестьяне разорвали его. Толпа.

– Они убили Прирожденного?

– Да. Он ничего не успел сделать. Ты держал его меч.

Кирк показал головой в сторону кровати возле окна.

– Это твой учитель?

– Да. Вигор. Маг.

– Он был жив? Ты говорил с ним?

– Да.

– Сейчас он мертв.

– Я знаю.

– И ты вернул меня. Не его. Хотя мог бы…

– Он не хотел жить.

Они помолчали. Чес закрыл глаза, слушая, как колотится загнанное сердце. Кирк смотрел за окно, наблюдая неспешное рождение серого утра.

– И что теперь? – тихо спросил Кирк.

– Что?.. – медленно проговорил Чес, смакуя слово. – Что?.. Что… – он улыбнулся, не открывая глаз. – Теперь ты Хранитель. Талисман твой.

– Я – Хранитель? Ты шутишь?

– Нисколько. Ты Хранитель Талисмана. Он выбрал тебя. Теперь вы вместе, одно целое.

– Но я же воин. Убийца. Я не могу!

– Неужели ты ничего не чувствуешь? Ведь ты заново родился. Ты чист, как дитя.

– Я же не умею…

– Не умеешь быть тем, чем являешься? Просто возьми его.

Кирк потянулся к валяющемуся на досках черному камню, увитому золотым плетением, но тотчас одернул руку.

Чес перевернулся на бок, взял Талисман, протянул другу.

– Бери, не бойся.

И Кирк принял черный камень, зажал накрепко в кулаке, ощущая, как оживший Талисман греет ладонь. Чес с улыбкой смотрел на товарища.

– Ты доверишь мне свой меч? – спросил он.

– Зачем? – не понял сперва Кирк.

– Теперь ты Хранитель Талисмана. А я…

– Смена ролей, – подхватил новый Хранитель.

– Точно.

– Но ты же не умеешь…

– Научишь.

– Нам многому надо будет научиться друг у друга.

– У нас впереди много времени.

– А ты не боишься?

– Боюсь.

– И я тоже.

Друзья рассмеялись, тихо и немного смущенно.

На улицу пришло утро.

Днем были похороны.

Хоронили Вигора, пожилую женщину и Хаунта – ее убийцу. Деревенское кладбище было маленькое, и три свежие могилы расположились совсем рядом, в тесном соседстве.

Жители деревни косились на Чеса и Кирка, стараясь держаться от них подальше. Ведь они готовились копать четыре могилы. Они собственными глазами видели мертвое тело воина, лежащее в дорожной пыли. И вот теперь он жив.

Некромантия – запретная магия, магия отверженных.

Крестьяне перешептывались и переглядывались, но чужаков не прогоняли.

Под землю опустили три белоснежных кокона. Зарыдала, запричитала дико полоумная Анерта. Угрюмо молчали люди. Посыпались на ткань саванов комья мокрой земли…

Похороны закончились. Селяне стали торопливо расходиться.

А изможденный Чес еще долго стоял возле свежего холмика, под которым навсегда упокоился его учитель. И рядом замер Кирк, поддерживая друга за локоть…

Уже покидая кладбище, Чес оглянулся и внезапно встал на месте, тронул Кирка за плечо, привлекая его внимание, показал на что‑ то рукой.

По ту сторону низкой кладбищенской изгороди, не на освященной земле, но совсем рядом с ней, рыл яму мальчик. Копал большой несоразмерной лопатой, которая не каждому бы взрослому подошла. Но он упорно ковырял ею неподатливую почву, лишь иногда останавливаясь для того, чтобы поплевать на ладони. У ног паренька лежал мертвый лохматый пес.

Они ушли из деревни почти сразу после похорон, когда солнце стало спускаться к горизонту.

Никто не вышел их провожать. Улица была пуста. Но проходя мимо изб, мимо проемов окон, они чувствовали, что за ними следят, смотрят напряженно в спины.

– Куда направимся? – спросил Кирк.

– Мне все равно, – ответил Чес. – Талисман нужен везде. Выбирай. Теперь ты главный.

Кирк пожал плечами.

– Тогда вперед. Здесь одна дорога.

– Дорога всегда одна, – сказал Чес, и подумал о том, что теперь он стал говорить как Вигор – его учитель…

Друзья спешили на запад. Где‑ то там были люди, которым требовалась помощь.

Они шли, потому что не могли стоять. Лекарь с фигурой ратника, Хранитель Талисмана. И истощенный боец в рясе церковника, с тяжелым мечом, закрепленным на спине.

Дирт рывком поднялся, схватился за рукоять меча, шагнул к замолчавшему пленнику.

– Стой! – Лигхт крепко схватил ученика за плащ, удержал на месте.

– Что? – Дирт раздраженно повернулся. – Я убъю его!

– Нет!

– Почему?

– Сядь! Успокойся!

– Но, учитель… Он же нас, Прирожденных, назвал… Ты понял, кого он имел в виду, говоря о чудовище? Хуже дракона, много страшней – это о нас!

– Понял, понял… Сядь!

– Этот Хаунт! Это же мы! Это он так о нас!

– Тебе давно пора привыкнуть, что Прирожденные особой любви не вызывают.

Добрую минуту Дирт стоял, бешено раздувая ноздри и метая яростные взгляды в сторону Паурма. Потом потупил взор, отпустил рукоять меча, демонстративно вытянул руки, показывая учителю пустые ладони и сел у очага – лицом к огню, спиной к рассказчику, боком к Наставнику.

– Успокойся… – негромко сказал Лигхт. – Тебя слишком легко вывести из равновесия. Это очень большой недостаток для воина. Ты должен научиться сдерживаться.

Дирт обиженно молчал.

– Ладно, – примирительно сказал Лигхт, тронув ученика за плечо, – вечер уже скоро. Давай, перекусим… Эй, Паурм! Есть хочешь?

– Да, – пленник шевельнулся.

Лигхт хмыкнул:

– Ничем не могу помочь… – он выдержал паузу. Подбросил в очаг обломок полки, пошевелил угли, погрел руки над огнем. Произнес назидательно: – Ты сильно рискуешь, рассказывая нам такие истории. На этот раз мы просто оставим тебя без пищи. Хотя могли бы лишить головы.

Он поднялся, поправил ремень, одернул плащ. Прошелся по комнате, проверил прочность заколоченного окна, попробовал, крепко ли заперта дверь. Склонившись над пленником, внимательно осмотрел веревки. Долго стоял возле лошадей, гладил их, похлопывал, заглядывал в глаза. Молчал. Думал…

Град давно прекратился. Только дождь шелестел по крыше, и порывистый ветер набрасывался иной раз на домик, бился с разбегу о вздрагивающие, поскрипывающие стены.

– Кажется, становиться тише, – заметил Лигхт.

– Да, – подтвердил Паурм. – Но выходить пока рано. Тем более, что я еще не рассказал последнюю историю.

– Последнюю? Она имеет какое‑ то отношение к предыдущим?

– Конечно.

– Интересно… И какое же?

– Зачем торопиться?

Лигхт хмыкнул.

– Действительно, куда тебе торопиться?

– На тот свет! – громко объявил Дирт, вставая на ноги. Он подошел к сваленным в кучу сумкам, с сосредоточенным видом долго рылся в них, вытаскивая какие‑ то свертки, пакеты, извлекая разнообразные вещи, перекладывая их, сортируя по каким‑ то признакам…

– Еда кончается, – подвел он итог. – Хлеба правда, много, еще недели на полторы хватит, а вот мясо и сыр доедим завтра. Овес кончился, но есть немного отрубей.

– Деньги пересчитал? – спросил Лигхт.

– Да.

– Все в порядке?

– Да.

– Вино у нас есть?

– Немного.

– Доставай. Пара глотков нам не помешает.

– Хорошо, – Дирт деловито кивнул и стал выкладывать на одеяло продукты…

Трапеза прошла в молчании. Лигхт размышлял о чем‑ то. Дирт громко чавкал. Паурм смотрел на Прирожденных и тяжело сглатывал густую слюну.

Вечер все не шел.

Было тоскливо, и даже выпитое вино не могло развеять скуку.

Дирт долго оттачивал клинок меча, потом взялся перебирать арбалетные стрелы – ровнял оперение, шлифовал наконечники. Лигхт сперва бродил по тесной комнатушке, не зная, чем себя занять, потом сел перед очагом, вытащил кинжал и стал рассеяно вырезать что‑ то из обломка доски. Не закончив, бросил деревяшку в огонь. Взял следующую…

А вечер все не шел.

Все шелестел дождь, и бился в стены ветер. Сквозь многочисленные щели втягивались внутрь серые щупальца света, размытыми штрихами ложились на грязные половицы…

Прирожденные скучали.

Только Паурм дремал безмятежно. Казалось, ему ни до чего нет накакого дела, ничто его не волнует, даже скорая собственная смерть.

– Может пора? – спросил Дирт, кивнув в сторону связанного вора. – Кажется, непогода стихает.

– Погоди, – Лигхт помотал головой.

– Чего еще ждать?

– Я хочу услышать его последюю историю.

– А потом?

– А вот потом…

– Вор должен быть наказан.

– Именно, – в голосе Лигхта почему‑ то не было обычной твердости. Дирт искоса глянул на задумчивого Наставника, спросил:

– Можно это сделаю я?

– Только быстро. Я обещал ему.

– Это обещание ничего не стоит. Он же не Прирожденный!

– Зато я – Прирожденный.

Дирт задумался на секунду. Сказал:

– Хорошо. Я сделаю это быстро – один взмах меча – и головы как не бывало.

– Думаешь это так легко? – спросил Лигхт.

– А что тут сложного?

– Здесь нет плахи и меч твой – не топор палача.

– Ерунда! Один удар…

– Проверим.

– У него же шея, как у цыпленка.

– Поглядим.

– Ты мне не веришь?

– Ты рубил когда‑ нибудь головы?

– Нет еще.

– А говоришь!

– Все равно – один взмах и…

– Посмотрим.

– Спорим?

– Давай!

– Три золотых.

– По рукам!

Прирожденные обменялись рукопожатием, скрепив спор, и посмотрели в сторону Паурма.

Вор, ни о чем не подозревая, спал.

Вечер все не шел.

– Эй! Вставай! – Дирт ткнул пленника мыском сапога.

– Что? – Паурм открыл глаза, прищурился, заморгал часто.

– Хватит тебе дрыхнуть!

– Я заснул?

– Да еще как!

– Сколько я проспал?

– Кто же знает? Уже, похоже, вечереет. Пришло время твоего последнего рассказа, – Дирт скривил рот в усмешке. Повторил со значением: – Последнего рассказа!

– Ладно, – Паурм откашлялся. Попросил: – Дайте чего‑ нибудь попить. Хоть пару глотков, горло смочить.

Дирт обернулся к Наставнику. Лигхт кивнул, разрешая.

– Надеюсь, на этот раз ты проявишь больше уважения к Прирожденным, – сказал Дирт, поднося воду связанному вору.

– Больше ни слова о Прирожденных, – заверил Паурм.

– То‑ то же! – Послушник сунул кружку в рот пленнику – клацнули зубы. Наклонил – по небритым щекам потекла вода. Паурм, по‑ птичьи дергая головой, жадно глотал. Дирт смотрел, как ходит вверх‑ вниз кадык пленника, и живо представлял, как отточенный меч врубится в эту шею, вклинится меж позвонков, рассечет горло. Из перебитых артерий брызнет кровь, зальет грудь, плеснет на землю. Обезглавленное тело рухнет палачу под ноги, словно прося прощения, дернется несколько раз, потом затихнет…

Дирт примерялся. Метился…

– Спасибо, – Паурм выпил всю воду, рыгнул. Попытался утереть плечом мокрое лицо. Не сумел. Посетовал: – Есть‑ то как хочется! Еще бы хоть крошку хлеба…

– Обойдешься, – Дирт отошел, поставил пустую кружку на стол, занял свое место у очага, бок о бок с Наставником.

– Эта твоя последняя история – она долгая? – спросил Лигхт.

– Не дольше предыдущих, – сказал Паурм.

– Вечереет. До ночи успеешь рассказать?

– А куда вы все время торопитесь?

– Ну… – Лигхт только развел руками, не зная, что ответить.

– Делать‑ то вам все равно нечего, – сказал Паурм. – Так что слушайте… – он привалился к стене, поерзал, пытаясь найти более удобное положение. Ему удалось чуть‑ чуть выпрямить отекшие ноги – сразу же стало намного легче, и спина уже не так ныла. – Слушайте историю про старую ведьму…

Вновь Паурм замолчал, собираясь с мыслями, вспоминая, додумывая, выстраивая…

Прирожденные терпеливо ждали.

Прошло несколько минут, и пленник негромко заговорил…

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒