Легенда первая: Деды 7 страница

Ланс поднялся на ноги, выставил копье.

И деды были уже недалеко. Вперед вырвался Урс, он подбежал к самому холму. Дварф и Кречет прикрывали обессилевшего Вигора. Далеко отстали коротконогие карлики. Им уже не догнать улизнувшую добычу. И они уже не смогут защитить демона.

Три черные фигуры двинулись на старого Ланса.

Би сорвалась с места и бросилась к старику. Безоружная. Отчаянная.

Урс зарычал и побежал быстрей.

Ланс размахнулся и вонзил копье в черный череп, прямо в дыру глазницы. Выдернул. На землю опала груда костей, обтянутая сожженной кожей. Старик ухмыльнулся, древком отбил неловкий удар серпа, отступил назад, ткнул следующую тварь меж ребер. Стальное острие с хрустом пронзило грудную клетку и застряло. Ланс рванул копье на себя. Тщетно. Ребра прочно держали наконечник.

«Схватил тигра за хвост», – вспомнил старик любимую присказку Императора. Ему стало смешно.

Пронзенный скелет сделал шаг вперед и махнул серпом, пытаясь достать Ланса. Старик отступил, по‑ прежнему сжимая древко копья. Еще один взмах серпом, еще толчок, и опрокинутый Ланс сел на землю. Черный жнец навис над ним, удерживаемый засевшим меж ребер копьем. Еще одно жуткое чудовище заходило сбоку.

Ланс засмеялся.

«Схватил тигра за хвост. Теперь попробуй удержи».

Он зажмурился, чувствуя, как рвется копье из рук. Неразборчиво кричит что‑ то Би. Она не успеет. Ланс открыл глаза, чтобы заглянуть смерти в лицо. Что‑ то сверкнуло, и обезглавленное черное тело безвольно повисло на копье, серп выпал из обвисшей руки. Вовремя подоспевший Урс еще раз взмахнул мечом, и последняя тварь рухнула на землю.

Подбежала Би.

– Старый дурак! – крикнула она ему в лицо. Ланс виновато улыбнулся и приложил руку ковшиком к уху.

– К демону! – еще издалека прокричал запыхавшийся Вигор. – Оставьте меня! – Он добежал до сидящего Ланса, до разозленной Би. Тяжело опустился рядом с ними на землю, упал прямо на холодную мокрую траву. Проговорил: – Убейте его. Он ослаб. Мы обескровили его…

Демон уже не прятался за спинами черных созданий. Он в открытую стоял на вершине ближайшего холма, бесформенный, похожий на огромный клубок переплетенных червей, на ком шевелящихся щупалец и пристально смотрел на стариков. Его взгляд ощущался кожей, это было так пугающе и так странно…

Урс не слышал слов Вигора. Выставив перед собой клинок, он бежал к демону. Кожаные подошвы сапог скользили на траве, пересохшее горло жгло огнем, бешено стучало сердце, хотелось упасть и не вставать больше и пусть будет, что будет… Но Урс упрямо переставлял непослушные ноги, и неотрывно смотрел вперед и вверх. Туда, где замерли в растерянной неподвижности скелетообразные жнецы, где стоял враг.

Позади, сильно отстав, спешили за Урсом Дварф и Кречет, и смотрел им вслед Вигор, наговаривая что‑ то под нос, шевеля пальцами.

Жнецы, медлительные палачи мертвых, не представляли большой опасности. Урс был уверен, что с легкостью прорубится сквозь них. А потом подоспеют друзья. Создание, пришедшее из другого мира, обречено. Если только у него нет чего‑ то в запасе.

Демон словно прочитал его мысли. Он распахнул свои многочисленные щупальца, развел их в стороны, обнажив пульсирующий туман тела, и находящиеся рядом жнецы в одно мгновение исчезли, осыпались угольной пылью. Черная туча повисла в воздухе, заклубилась, уплотняясь. Стала оживать, приобретать неясную пока еще форму. Новая страшная тварь рождалась из мглы.

И Вигор, чувствуя, как сознание покидает его, как тяжелеет тело, и кружиться голова, встал, выпрямился, махнул своим посохом, выкрикивая слова Силы. Его фигуру окутало сияющее облако. Би негромко вскрикнула, пораженная увиденным, закрыла руками рот. Ослепительное свечение растеклось по телу колдуна, обволокло его полыхающим коконом. Би ясно видела, что теперь у Вигора две руки.

Колдун повысил голос, сорвался на визг. Сгустки света срывались с его рук, стремительно уходили ввысь. В воздухе скользили огненные искры, вспарывали мглу, пронзали туман.

Демон пытался бороться с магией Вигора, но тщетно. Черная туча стала расползаться, растворяться, и через считанные мгновения исчезла совсем. Демон остался один. Вигор покачнулся, выгнулся, начал запрокидываться назад. Би подхватила его и осторожно опустила на землю. Мягко погасло сияние. Колдун вновь превратился в изможденного однорукого старика. И только сейчас, глядя на него, держа его тяжелую голову в ладонях, Би поверила, что он действительно очень стар – старше Ланса, значительно старше самого старого из них…

Урс взбежал на вершину холма, оглянулся через плечо.

По склону поднимались Кречет и Дварф, оба смертельно уставшие, шатающиеся, запинающиеся. Чуть дальше, под холмом, сидели, привалившись друг к другу, три человека, три старика: Би, Ланс и Вигор. На поле бродили редкие выжившие карлики, нелепые, растерянные, беспомощные. Волокна розового тумана стелились по равнине – это таяли и улетучивались бесследно тела мертвых уродцев.

Ничто уже не могло защитить демона.

«Мы победили», – удивленно подумал Урс.

Победили!..

И тогда демон завопил.

Неистовый скрежещущий визг ворвался в уши людей, терзая дикой болью, вонзаясь прямо в мозг. Запульсировало в черепах оглушающее эхо, заметалось в поисках выхода.

Кречет рухнул на колени, выпустив из рук мечи. Сложился, охватив разрывающуюся голову руками, повалился на бок. Из прокушенной губы потекла на подбородок кровь.

Дварф упал рядом. Он ничего не понимал. Отшвырнув в сторону топор, он зажал уши ладонями, но это не помогло. Вибрировала каждая косточка, каждый мускул, весь мир до краев был наполнен беспредельным ревом. И Дварф замотал головой, заколотил по земле побелевшими кулаками, стал кататься по мокрой траве, забыв про все на свете.

Би закричала, тонко, пронзительно, изо всех сил напрягая голосовые связки, захрипела, сорвав горло. Но голоса не было слышно. Все перекрывал ржавый визг демона. Все чувства заменились нестерпимой вибрирующей болью.

Острота слуха вернулась к Лансу. Но он не был рад этому. Бледный, полуослепший, беспомощный, он нашарил Би, крепко обнял ее, прижал к себе и впал в беспамятство.

Тысячи неистовых буравчиков в одно мгновение пронзили тело Вигора, вывернули наизнанку суставы, проткнули каждую мышцу, проникли в трубки костей. Колдун сразу же потерял сознание. И прекратилась волшба, позволяющая видеть сквозь непроницаемый туман. Мир обрел привычные очертания и краски. Ярко светило солнце, поднимаясь к зениту. Желтела на поле колючая стерня, истоптанная сотней ног. Жухлая трава покрывала склоны холмов. Вдали чернели деревенские избы, похожие отсюда на странных пасущихся животных.

Туман исчез.

Демон кричал, раздувшись до огромных размеров. И продолжал увеличиваться. Визг его становился все нестерпимей, казалось, еще мгновение, и вселенная развалится на мириады крошащихся обломков…

Урс сделал шаг, превозмогая боль. Совсем маленький шажок, медленный, тягучий, бесконечный. Ноги его подкосились, и он опустился на одно колено, опершись рукой о трепещущую землю. В правом кулаке он намертво зажал меч. Костяшки пальцев побелели, сведенные судорогой. Ногти вонзились в кожу ладони.

Демон был совсем рядом. Урс видел его, неподвижного монстра на фоне колышущего мира. Десятки распростертых щупалец, каждое длиной в несколько метров, каждое усыпано острыми крючьями. Серый туман туловища. Голова, состоящая из распахнутой бездонной пасти и глаз. Глаз? Шесть вытаращенных полушарий, затянутых пленкой, источающих грязную влагу. Глаза ли это?

Урс оттолкнулся рукой, оперся на меч. Он уже почти поднялся, как мощнейший акустический удар вновь прижал его к земле.

Из ушей, из ноздрей, из прокушенной губы сочилась кровь, темными тягучими струйками текла по скулам, вокруг рта, по подбородку, рисуя на лице линии боевой раскраски. Белки наполовину ослепших глаз залила краснота. Боль исказила обычно спокойное лицо до неузнаваемости.

Урс вновь попытался подняться.

Всего несколько шагов. Несколько метров. Несколько простых привычных движений.

Тело не слушалось, парализованное болью. Оно больше не принадлежало ему. Оно стало чужим.

Чужим.

Вот оно! Конечно!

И Урс увидел себя со стороны.

Почувствовал.

И демона.

И корчащихся друзей.

Весь Мир.

Боли не было. Прекратился нестерпимый скрежещущий визг. Стало так хорошо и спокойно. Вернулась сила, а вместе с ней и уверенность.

Он заставил свое тело подняться и сделать шаг.

И еще один…

Демон исходил криком, не замечая ничего вокруг. Еще немного, и теряющие сознание люди погибнут. Лопнут сосуды, и кровь зальет мозг, взорвется сердце, разорвется печень, почки…

Урс взял меч двумя руками, поднял над головой сверкающее тяжелое лезвие.

Еще шаг…

Демон вонял. Из его пасти вырывался тошнотворный ураган, обдавал мерзким запахом.

Урс сделал последний шаг, занес клинок за спину и, рявкнув, со всего маху врубился в туловище монстра, в серый густой туман. Потянул меч к себе, нажал вниз, распластывая неожиданно неподатливую плоть.

Демон распахнул полушария глаз. Все‑ таки глаза! И, заглянув в них, Урс почувствовал ужас монстра. Страх чужака. Он застыл, ошеломленный навалившимися чуждыми эмоциями.

Раздувшийся до невообразимых размеров демон в предсмертной судороге свел щупальца, спутал их в клубок, словно пытаясь удержать рвущуюся из огромной раны струю тумана. Задел человека, одним движением превратив его в бесформенную груду мяса. Тысячи когтей в одно мгновение исполосовали Урса.

И Урс успел увидеть это, глядя на свое тело со стороны.

Незримая пуповина оборвалась. Урс умер.

Упал на землю меч.

Демон взревел в последний раз и, разметав когтистые конечности, рухнул, накрыв собой искореженное человеческое тело. Струя вонючего тумана взвилась к небу.

Монстр был мертв.

Вигор пришел в себя.

Он открыл глаза и увидел небо.

Сильно болела рука. Правая. Левой не было. И это было так странно. Он привык к постоянной фантомной боли в несуществующей руке. Порой она болела даже сильней, чем правая, живая.

Колдун догадался, что демон мертв.

Заслонив небо, склонилась над ним Би. Он глянул на нее и сразу все понял.

– Кто? – спросил он.

– Урс…

Вигор поднялся на локте. Закружилась голова, во рту было сухо, подташнивало. Он вцепился в руку Би, захрипел яростно:

– Это я его убил! Я! Я!..

– Он спас нас.

Вигор опрокинулся на холодную землю и зарыдал, повторяя:

– Я его убил! Я!.. – слез не было, была только горечь и удушающий горячий комок в горле.

Би опустилась рядом. В скорбном тягостном молчании замерли над ними бледные деды: Дварф, Кречет, Ланс.

Урс мертв. Как странно…

Где‑ то далеко в лесу куковала кукушка. Шелестела желтыми листьями старая, наполовину засохшая береза. На болоте за холмами квакали лягушки.

– Я его убил…

– Он добился своего, – тихо сказал Ланс. – Он победил старость. Правда для этого ему пришлось взять в союзники саму смерть…

Склонив головы, старики бездумно слушали далекое кукование, баюкающий шелест одинокой березы, монотонный гомон лягушек.

Демон замолк.

Они победили…

Шесть домов стоят на холме, окружив кольцом покосившийся сруб колодца.

В пяти из них живут люди. А в шестом, самом крепком, самом ухоженном, живет пес.

Соседи постоянно приносят ему еду, но он почти ничего не ест. Благодарными слезящимися глазами он смотрит на пришедшего, словно выражая признательность за проявленную заботу, и отходит.

Пес быстро стареет. Он не хочет жить.

Иногда он ночует под крыльцом. Если очень холодно, то пес пробирается на двор и зарывается в груду давней прелой соломы. Но обычно все свое время он проводит в огороде за домом. Там, среди старых грядок, похожих на длинные могилы, в дальнем углу привалился к забору невысокий холмик. В самом центре его торчит крест большого двуручного меча. Пес ложится рядом, прямо на сырую землю, кладет свою большую голову на передние лапы и глядит куда‑ то вдаль своими грустными умными глазами.

Часто к этому холмику приходят люди. Они приносят цветы и что‑ то тихо говорят, смотря себе под ноги. Пес не понимает их слов, и не понимает, зачем эти цветы. Он оттаскивает нелепые букеты прочь, возвращается и вновь ложится на голом холодном бугорке.

Чаще других приходит однорукий лысый старик с металлическими кольцами в ушах. Пес помнит его, и, приветствуя, всегда делает несколько взмахов хвостом. Человек садится рядом и очень долго говорит что‑ то тихое в пустоту.

Пес знает, что когда этот лысый старик закончит говорить и встанет, то в уголках его глаз будут блестеть маленькие прозрачные росинки…

Паурм умолк.

Стояла глубокая ночь. Огонь в очаге погас, только угли еще слабо теплились под серым налетом золы.

– Это случилось на самом деле? – спросил Лигхт. – Или ты все выдумал?

Паурм молчал.

– Эй!

В комнате было темно. Град все колотил по крыше, но, вроде бы, чуть тише, чем прежде, как‑ то мягче, что ли… Подвывал снаружи ветер, бился в стены, просачивался сквозь щели сквозняками…

– Ты там? – Лигхт приподнялся. – Язык проглотил?

– Эй! Не заставляй меня идти к тебе! – пригрозил Дирт.

– Здесь я, здесь… Куда я денусь? – донесся из темноты голос пленника.

– Действительно, куда?.. – Лигхт представил, что сейчас творится на улице и поежился. – И когда только этот град прекратится?

– А он уже перестал, – сказал Паурм.

– Да? Что же это стучит?

– Дождь.

– Дождь?

– Да.

– Так может утром буря кончится?

– Навряд ли.

– Понимаю, – усмехнулся Лигхт. – На тот свет ты не торопишься.

– Это осенняя буря. С моря. Она может зарядить и на неделю, и больше…

– Ого! А сперва ты, вроде бы, обещал два дня.

Паурм пожал плечами. Пожаловался:

– Замерз. Уже ничего не чувствую… Вам понравился мой рассказ?

– Что ж, история твоя действительно неплоха, – признал Лигхт. – Дирт!

– Что?

– Наломай дров, подкинь в огонь. Налей горячего чаю, дай ему. И хлеба немного.

– Ему? – Дирт удивился. – Чай? Хлеб?

– Да! Я что, непонятно выражаюсь? И веревку сними ненадолго, но глаз не спускай! Как поест, свяжи обратно.

– Ладно, сделаю, – неохотно сказал Послушник.

– А я спать ложусь. Поздно уже… Ты дежуришь первый.

– Хорошо.

– Разбудишь меня ближе к утру. Все понятно, что надо сделать?

– Да.

– И не спускай с него глаз!

– Темно же!

– Значит привяжи его к себе.

– Ладно, я все понял, учитель.

– Ну и хорошо.

Лигхт зевнул, растянулся на полу, на постланном одеяле и почти сразу же захрапел.

Дирт вздохнул, поднялся.

– Горячий чай? – буркнул он. – Вору? – ударом кулака он сорвал одну из полок. Взвизгнули ржавые гвозди, грохнула об пол доска. Испуганно фыркнула проснувшаяся лошадь. Дернулась, лягнула хлипкую стену, чудом не проломив дыру.

– Тихо, тихо… – успокоил животное Дирт. – Спокойно. Все в порядке…

Он, присев на корточки перед остывающим очагом, сунул доску в угли и долго смотрел, как занимается огонь. Как по дереву струятся маленькие язычки пламени, голодные и торопливые. Сплетаются, толстеют, расползаются, набирают силу… И вот уже толстая доска полыхает, трещит, стреляет искрами…

– Эй, ты! Вор! – Дирт повернулся лицом ко тьме.

– Что?

– Не спишь еще?

– Нет.

– Сейчас я развяжу тебе руки. Перекусишь.

– Хорошая новость.

– Признайся, ты ведь сбежать хочешь?

– Я хочу жить.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул Дирт. – Не вздумай даже дернуться без моего разрешения!

– Не буду, – пообещал Паурм.

– Смотри!.. Эх, была б моя воля, уж я бы тебя!.. – Дирт крякнул, сжал кулак, хрустнул пальцами. – Жду не дождусь, когда Послушание кончится. Надоело!.. Слышишь меня? Эй, ты!

– Что?

– Не знаешь случайно, как заканчивается ученичество?.. А?.. Ну, чего молчишь?

– Не знаю.

– Где уж тебе… Ладно, давай, ползи сюда. Сейчас жрать будешь.

Паурм с трудом опрокинулся на бок, застонал, стиснул зубы – боль пронзила затекшие мышцы. Полежал немного, выжидая, пока боль немного утихнет, а потом, извиваясь, словно червяк, пополз из темноты на свет.

Несомненно, буря стихает. Времени остается совсем ничего – сутки, двое – не больше.

Град прекратился, только дождь бьет по крыше, и ветер гудит.

Еще день‑ два… Времени мало…

Нет, не убежать – молодой сидит у огня, смотрит пристально, неотрывно. Даже не моргнет. И веревка прочная. Стянули так, что не шевельнешься. Руки, ноги снова стынут. Занамели, стали как чужие…

Нет, не убежать…

Одна надежда – слова.

Одна надежда – убедить.

В старшем есть слабина. Скоро он проснется. Можно будет потолковать с глазу на глаз.

С молодым лучше не говорить. Он опасен.

Старший умней. В этом его слабость.

Еще день‑ два.

Две легенды.

Надо успеть.

Надо…

Связанный Паурм лежал у холодной стены и вслушивался в гул непогоды.

Вскоре он заснул.

Утром вернулся град. Грянул по крыше, вышиб окно, ворвался внутрь домика.

– Подъем! – проревел Лигхт.

– Что?! – Дирт вскочил, спросонья ничего не понимая, ничего не видя. Метнулся к двери, схватился за меч, подумав, что пленник сбежал. Запнулся о Паурма, чуть не упал. Ледяной горох ударил его в лицо, ветер ожег кожу.

– Что?!

– Окно!

Плененный ураган метался по тесной комнате, ища простор. Бился в стены, в потолок, сотрясал стропила, пробовал балки на прочность.

Лигхт опрокинул тяжелый стол.

– Помогай!

– Что?!

– Окно выбило! Ослеп, что ли? Навались! Надо заткнуть его!

Вихрь кружил острые ледышки, перемалывал в снежную пыль. Вьюжило так, что почти ничего не было видно. Ноги скользили.

– Проклятье! Сейчас крышу снесет!

Прирожденные навалились на стол, толкнули его к выбитому окну. Загородили. Сразу стало тише, но, все равно, буря исступленно рвалась внутрь, свистел ветер, и скакал по полу ледяной горох.

– Неплотно! Поднажми! Проклятье! Давай, полки срывай! С гвоздями! Надо заколотить!

Дирт обрушился на стены, подобно урагану. Содрал несколько широких досок.

– Приколачивай!

– Чем?!

– Чем хочешь! Хоть кулаком!

Испугано ржали лошади, раздували ноздри, фыркали. Им досталось – окно находилось как раз напротив, и ветер швырял ледяную картечь прямо в них, беспощадно жалил, безжалостно колотил.

Дирт опрокинул дубовую скамью. Натужно крякнув, отломил ножку. Стал ею вбивать ржавые гвозди.

– Не так! Проклятье! Что ты делаешь? Стол все равно не приколотишь! Просовывай, просовывай под него! Вот‑ вот! За столешницу! Окно забивай! Стол пусть так стоит! Крепче, крепче!..

– Все! – Дирт вколотил последний гвоздь, опустил руки.

– Надо заткнуть щели.

– Чем?

– У нас есть старое одеяло.

– Его можно просто наколотить поверх. А потом снимем.

– Хорошая идея! Гвозди есть еще?

– В очаге надо посмотреть. Досок много сгорело.

– Давай, займись.

– Хорошо.

– А стол надо на место поставить.

– Сделаем.

– Навались!

Прирожденные отодвинули стол от окна. С некоторой опаской посмотрели на прибитые доски – выдержат ли они натиск бури?

– Надо укрепить, – сказал Лигхт.

– Ладно, приколочу еще несколько, поверх этих.

– Крест‑ накрест. И сверху одеяло. Вон, смотри, щели какие. Дует!

– Ладно, учитель…

Прирожденные отдышались.

Очаг погас окончательно, стало еще темней.

– Ну, натворили делов! – хмыкнул Лигхт, оглядывая дикий беспорядок: порушенные полки, сломанную скамью, битую, мятую посуду, перекошенный стол, потухший, забитый сырой грязью очаг… – Он восторженно помотал головой, хлопнул ладонями по коленям и повторил:

– Ну натворили делов!

– Да уж! – Дирт расплылся в улыбке. Фыркнул. Захохотал.

– Ну и погода, – Лигхт посмотрел на ученика. Улыбнулся. Звонко рассмеялся, вторя ему.

– Крышу!

– Почти!

– Сорвало!

Они упоенно хохотали, давились словами, размахивали руками:

– Ослеп, что ли!..

– Щели заткнуть!..

– Кулаком!..

Потом вдруг разом успокоились, посмотрели друг на друга немного удивленно.

– Ты чего? – спросил Лигхт.

– Не знаю, – Дирт развел руками. – Странно как‑ то.

– Испугался?

– А ты видел, какие градины залетали? С мой кулак, не меньше! Чуть стол не расщепили. А крыша‑ то, крыша! Я же видел, как она приподниматься начала! Стропила так и скрипели! Потолок перекосился! Еще бы тут не испугаться.

– Да‑ а, – протянул Лигхт. – Отбились.

– Повезло.

– Не проломило бы только крышу.

– Да уж… – Они подняли головы, прислушались к грохоту, к дробному перестуку поверху…

– Не должно, – из темноты подал голос Паурм. – Это не дранка и не солома. Там доски в два пальца толщиной и железо кровельное – на совесть делали.

– Сорвало, наверняка, все железо, – сказал Дирт.

– Нет, – сказал Паурм, – не все. Слишите, как звонко колотит?

– Ладно, давай утепляться, – подвел черту Лигхт. – Завесь окно и щели позатыкивай. А я тут попробую бардак разгрести… И огонь бы развести надо, темно же, не видно почти ничего.

– Может развяжете меня? – попросил Паурм. – Я бы помог…

Прирожденные посмотрели в его сторону.

– Я же заиндевел весь, вымок!..

Они молчали.

– Не сбегу же я в такую бурю!

– Действительно, – согласился Лигхт, но в голосе его не было уверенности. Он пнул ногой россыпь льда, подумал… И решился:

– Ладно! Давай, Дирт, развяжи его. Пускай поможет…

Град стихал.

Когда было восстановлено подобие порядка, лошади накормлены, чай согрет, а вор вновь связан, Прирожденные сели на расстеленное возле очага одеяло. Дирт достал из мешка хлеб, мясо и сыр, разложил все перед собой на чистой тряпице. Неспешно, аккуратно порезал продукты именным кинжалом, разделил на две порции – большая для Наставника, меньшая для себя, Послушника.

– Самое время для новой истории, – сказал Лигхт.

– Я ничего не буду рассказывать вам жующим, – заявил Паурм.

– Это почему же?

– Просто не буду!

– Ты забываешься! – предупредил Дирт, угрожающе приподнимаясь.

– Я же не отказываюсь, – сбавил тон Паурм. – Просто я предлагаю вам спокойно поесть, а уж потом…

– Мы сами решаем, что и когда нам делать! – Дирт обратил гневное лицо к пленнику.

– Тихо, тихо, – успокоил ученика Лигхт. – Спокойно… Может он и прав. Давай сперва поедим. А потом выслушаем его историю. Он ведь неплохо рассказывает, не так ли?

– Не знаю. Мне не с чем сравнивать.

– Тем более ты должен послушать.

– Должен!.. – хмыкнул Дирт. – Будто бы у нас есть другой выбор.

– Конечно есть.

– Это какой же, хотелось бы знать?

– Мы можем слушать. А можем не слушать, – Лигхт лукаво подмигнул ученику. – Чем не выбор?

Дирт промолчал, нанизал на острие меча большой кусок мяса, поднес к огню. Подождал, пока он разогреется, снял с лезвия, впился зубами, зачавкал.

– О чем будет твоя вторая история? – спросил Лигхт у пленника.

Паурм пожал плечами, насколько позволили ему веревки. Сказал задумчиво:

– Сложно сказать…

– Расскажи что‑ нибудь про дракона.

– Про дракона?.. Нет… Эта история без драконов. Впрочем там будет одно чудовище, но это не дракон. Много хуже, много страшней…

– И что же это?

– Вы хотите услышать самый конец истории?

– Ладно, подождем.

– Всему свое время… – Паурм помолчал. Потом добавил. – Но история эта не про чудовище.

– Про того, кто его убил? – предположил Лигхт.

– Нет. Не совсем. Она о том, что не все у нас получается так, как мы думаем у нас получилось.

– Что‑ что? – Дирт вскинул бровь. – Как ты сказал? Повтори.

– Неважно… В общем‑ то история эта ни о чем. О человеке, который шел спасать своего учителя от смерти…

– Ты уже начал рассказ?

– Нет, я жду, когда вы закончите есть.

– Мы уже закончили. – Лигхт допил чай, отставил кружку. Сел, привалившись спиной к горячей каменной кладке очага. Вытянул ноги. – Давай, рассказывай, целый день еще впереди…

– Дайте попить, – попросил Паурм. – В горле пересохло, саднит.

– Дай ему, Дирт, – приказал Лигхт.

Послушник плеснул в пустую кружку холодной воды, лениво поднялся, вразвалку подошел к пленнику.

– Пей.

Паурм сделал два глотка.

– Хватит, – Дирт отнял кружку от его рта. – Остальное получишь позже. – Он вернулся на место, сел рядом с учителем, так же вытянул ноги, так же скрестил руки на груди, так же сощурил глаза…

В маленькой избушке не осталось окон, то единственное, выбитое градом, теперь было заколочено досками и завешено старым одеялом. Но в комнате не было темно. Сумрачно – да, но не темно. Свет каким‑ то образом просачивался внутрь, через щели в стенах, в потолке, через неплотно прикрытую дверь – теми же путями, что проникали сюда сырые стылые сквозняки.

Стучал по крыше дождь. Забавлялся ветер, царапая ветвями кустарников дощатые стены домика. Бился в дверь, в заколоченное окно…

– Ну?

Чуть слышно на общем шуме шелестела листва…

Паурм, прикрыв глаза, слушал непогоду. Он представлял лес, кусты… Узкую дорогу, скорее даже тропу… Он видел двух товарищей…

– Мы ждем, – напомнил Лигхт.

– Да… да… – Паурм приподнял голову, но глаза не открыл. Сейчас он ясно видел всю картину, во всех подробностях, красках, четко слышал шум леса, голоса людей…

И он начал новый рассказ.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒