Таня Хафф. Дым и зеркала. Дымовая трилогия – 2. Таня Хафф. Дым и зеркала. Глава первая

Стр 1 из 17Следующая ⇒

Таня Хафф

Дым и зеркала

Дымовая трилогия – 2

Таня Хафф

Дым и зеркала

Дымовая трилогия – 2

Посвящается Джудит и Дейву, которые открыли дверь, а потом ласково подтолкнули меня, чтобы я в нее вошла

Глава первая

Двое мужчин в смокингах не успели спуститься и до середины лестницы, когда старший из них остановился, поднял голову и раздул ноздри, будто принюхиваясь к чему‑ то.

– Мы не… одни.

– Что ж, тут не меньше двадцати других приглашенных, – беспечно заметил его спутник.

– Я не об этом. – Золотисто‑ рыжие волосы заблестели, когда мужчина постарше повернул голову сперва в одну сторону, потом в другую. – Здесь есть что‑ то… еще.

– Что‑ то еще? – переспросил второй, подозрительно рассматривая висящий неподалеку портрет пожилого джентльмена, одетого по моде конца XX века.

Вопреки ожиданиям, портрет вел себя смирно.

– Что‑ то… злое.

– Тебе не кажется, что ты слегка перебарщи…

Хрипловатый голос умолк на полуслове, когда молодой человек посмотрел вниз через перила, в широкий холл. Его пальцы крепче сжали полированное дерево, зеленые глаза широко распахнулись.

– Раймонд, по‑ моему, тебе стоит на это взглянуть.

Вампир очень медленно повернулся и зарычал, показывая длинные острые клыки.

– Снято! – Питер Хадсон, стоявший у передней двери, стащил наушники, которые повисли у него на шее, выглянул из‑ за ряда мониторов и посмотрел на звезд «Самой темной ночи». – Два замечания, джентльмены. Во‑ первых, Мэйсон, почему ты делаешь паузу перед последним словом каждого предложения?

Мэйсон Рид, он же Раймонд Дарк – вампир‑ детектив, самый сексуальный современный представитель кровососущих персонажей синдикатного телевидения, – сердито посмотрел на режиссера сверху вниз и ответил:

– Я пытался придать глубину банальному диалогу.

– Да? Милая попытка. К сожалению, это выглядело как плохое подражание Шатнеру. [1] Я никоим образом не критикую старину Кирка, но его манера речи – совсем не то, что нам нужно. – Не дав Мэйсону шанса возразить, Питер продолжал: – А ты, Ли! Что у тебя на плече? На правом! – добавил режиссер, когда Ли Николас, он же Джеймс Тейлор Грант, попытался взглянуть на оба своих плеча одновременно. – Вообще‑ то скорее выше локтя.

Белая полоска примерно с полдюйма в ширину и четыре в длину тянулась вниз и наискосок от плечевого шва смокинга Ли.

– Похоже на краску, – нахмурился Николас.

Мэйсон прикоснулся к полоске кончиком пальца, продемонстрировав компрометирующее белое пятно режиссеру, торчащему в дверях холла, и заметил:

– Это и есть краска. Он, должно быть, задел стену ванной комнаты на втором этаже.

Две основные сцены этой серии собирались снимать в огромной ванной комнате. Маляры потратили все утро, покрывая потолок и стены белой матовой краской.

– Этого не может быть, – запротестовал Ли. – Я вообще не заходил в ту ванную! Кроме того, краски не было, когда Бренда нас одевала.

– Она закончила с этим за пятнадцать минут до того, как Питер объявил о начале съемки, – напомнил Мэйсон. – У тебя была куча времени, чтобы смыться и отлить.

– Ну уж нет! – Ли проверил, убрали ли микрофонный «журавль», после чего понизил голос, чтобы его не подслушали: – Это ты смылся подымить своей канцерогенной палочкой, а я никуда не уходил.

– Да, ты так говоришь, но краска на рукаве свидетельствует против тебя.

– Я не был в той ванной комнате!

– Послушай, Ли, просто признай, что ты вляпался, и забудем об этом.

– Я не вляпывался!

– Ладно. Значит, это была подсознательная и, должен признаться, довольно жалкая попытка обратить на себя внимание.

– Даже не начинай!..

– Джентльмены! – Голос Питера вновь привлек внимание актеров к холлу. – Мне плевать, откуда взялась краска, но она видна в последних кадрах, когда Ли поворачивается. Я хотел бы, чтобы он продолжал это движение. Тони, бегом отнеси смокинг Бренде. Пусть она счистит краску, пока та не засохла. Эверетт, я был бы тебе благодарен, если бы ты убрал блеск со лба Мэйсона, прежде чем нам придется подправлять уровни освещения. Кто‑ нибудь, принесите мне кофе и две таблетки аспирина.

Тони Фостер застыл, не успев подняться по лестнице. Именно он был здесь единственным ассистентом режиссера. Кстати, только ему и удалось продержаться на этой должности так долго, пока в «Чи‑ Би продакшнс» шли съемки «Самой темной ночи». Поэтому‑ то парень и оказался тем самым «кем‑ нибудь», небрежно упомянутым Питером.

«Я принесу ему коф‑ ш‑ ш‑ е, – прорвался сквозь вездесущий статический шум в наушнике Тони голос Адама Паэлоуса, первого ассистента режиссера. – А ты отнеси смокинг в гардеробную».

Тони прижал палец к уху, пытаясь разобрать что‑ то сквозь помехи. С тех пор как съемочная группа перебралась сюда, на натуру, переносные рации начали барахлить. Невозможно было получить четкий сигнал, а батарейки садились в пять раз быстрее обычного.

«Мы все сбрендим в ожидании, пока высохнет краска».

Тони махнул рукой Адаму в знак того, что все понял, и взбежал по лестнице.

Утро выдалось очень скучным, даже с учетом того, что на телевидении спешка всегда чередуется с ожиданием.

«В скуке нет ни хрена плохого, – напомнил себе Фостер. – Особенно если ее отсутствие включает в себя появление ворот, ведущих в иные миры, злых волшебников и разумных теней, которые были не то чтобы смертоносными… Хотя нет, „смертоносные“ – подходящее словцо».

Все остальные сотрудники студии «Чи‑ Би продакшнс», за исключением самого Честера Бейна, не помнили событий, которые чуть было не превратили звуковой павильон в эпицентр вторжения существ из другого мира. Именно здесь появился злой волшебник и его тени‑ убийцы. Наверное, сейчас все спали с выключенным светом. С тех пор прошло уже два месяца, и Тони наконец смог погасить четыре лампы из пяти.

Когда он добрался до Ли, тот успел снять смокинг и хмуро смотрел на краску.

– Я не ходил в ванную наверху, – повторил актер, протягивая парню пиджак.

– Я верю.

Фостер остро сознавал, что ведет себя как идиот, улыбаясь законченному натуралу. Полнейшую гетеросексуальность Ли подтверждали даже снимки в бульварных газетах, сделанные телеобъективами. Тони аккуратно сложил смокинг, чтобы не размазать краску, и пошел вниз. Мысли в его голове быстро сменяли одна другую.

Сперва: «Пиджак еще теплый».

Потом: «Ты жалок».

Он прижался к перилам, чтобы дать дорогу художнику‑ гримеру Эверетту, тащившему свой косметический набор. Тони гадал, почему Мэйсон, который на двадцать лет моложе и на тридцать килограммов легче этого человека, не мог сам спуститься в холл.

«Да ладно, это же Мэйсон. И чем я только думаю, черт? »

Мэйсон Рид прекрасно знал обо всех преимуществах, дарованных ему положением звезды, и не собирался уступать ни одного из них, даже самого мелкого.

– Никогда не встречал актера, который потел бы так сильно, – пробормотал Эверетт проходившему мимо Фостеру. – Только не цитируй мои слова.

Парень знал, что Эверетта однажды неправильно процитировали, но суть этой истории оставалось для него загадкой. Скорее всего, так оно и будет, потому что даже с помощью щедрого угощения персиковым шнапсом ему не удалось вытащить из гримера эту историю. Зато Тони узнал об эпиляции задницы воском больше, чем хотел бы.

Фостер перебросил пиджак через вытянутые руки и держал его так, будто доставлял орган для трансплантации. Он пробежал через холл, потом миновал коридор, цветные стекла в котором были занавешены черной тканью, чтобы не пропускать дневной свет. Парень промчался по широкому крыльцу, запрыгал по каменным ступеням, потом пролетел по выложенной плитами дорожке через неухоженный сад и в конце концов добрался до узкой проезжей дороги.

«Время – деньги» – такой была одна из трех избитых истин телевизионной индустрии. Похоже, никто в точности не знал, какой была вторая, но Тони подозревал, что третья гласила: «Ассистента режиссера заменить легче легкого».

Трейлер, где находилась костюмерная, был припаркован сразу за автомобилем обслуживания. Тот, в свою очередь, притулился вплотную к рефрижератору.

Бренда пила кофе на ступеньках. Увидев Фостера, она сбросила с колен негодующего кота, встала и поинтересовалась:

– Что случилось?

– На рукаве Ли краска.

– Краска? – Она поспешила навстречу Тони, протянув к нему руки. – Как это случилось?

– Ли не знает.

Тони верил Николасу, поэтому не хотел повторять теорию Мэйсона. Парень протянул Бренде пиджак и последовал за ней в трейлер. Кот фыркнул то ли на Бренду, то ли на Фостера, то ли на них обоих и зашагал прочь.

– Ли был в ванной комнате на втором этаже?

– Нет.

Очевидно, эта теория уже получила широкое распространение.

– Странно. – Бренда сунула руку в рукав смокинга и стала рассматривать краску.

– Похоже, кто‑ то мазнул пальцем.

Наверху и в самом деле белел овал. Потом полоска постепенно бледнела и дюйма через четыре превращалась в серое пятнышко.

– Наверно, кто‑ то просто решил сделать ему гадость.

– Мэйсон? – задумчиво спросила Бренда, взяла баллончик с аэрозолем и наклонилась над рукавом.

Тони недоверчиво уставился ей в спину.

Мэйсон и пальцем не шевельнул бы для того, чтобы сделать Ли центром внимания. Ни за что на свете, тем более теперь, когда Николас стал наконец получать по электронной почте не меньше писем от фанатов, чем сам Мэйсон. Исполнитель главной роли всегда болезненно относился к тому, что считал угрозой для своего положения звезды «Самой темной ночи».

Конечно, Тони не собирался говорить этого вслух. Только не Бренде. Ассистентка костюмерши была из числа тех немногих людей в телебизнесе, которые знали изнанку дела, но продолжали западать на знаменитостей. У большинства сотрудников восклицание «Господи, это же сам!.. » сходило на нет после пары гневных выходок актера, растягивающего их рабочий день на пятнадцать с лишним часов.

Еще Бренда была подлизой, и Тони меньше всего хотелось, чтобы она рассказала Мэйсону, что именно он о нем думает. Ну, может, не совсем так… Список того, чего парень совершенно не желал в данный момент, возглавляло повторное нашествие теней‑ убийц. Но и злящийся на него Мэйсон Рид определенно занимал место в первой десятке. Потому что этот сильно разгневанный актер означал безработного Тони Фостера.

Помощник режиссера понял, что Бренда все еще ждала ответа, и сказал:

– Нет, не думаю, чтобы это был Мэйсон.

– Конечно нет.

«Эй, ты сама про него упомянула».

Он поднял обрывок отделочной тесьмы…

– Не трогай!

…и положил обратно.

– Извини.

– Ты должен сам отнести пиджак или же Ли придет и заберет его? Может, это лучше сделать мне и убедиться, что все нормально смотрится под осветительными лампами?

– Конечно, ты могла бы его отнести, но раз я здесь…

– Так уж случилось, что я тоже здесь.

Бренда и Тони обернулись на звук грубовато‑ бархатного голоса. В трейлер поднимался Ли.

– На брюках еще одно пятно. – Он повернулся.

Как будто кто‑ то приложил палец к его правой ягодице и мазнул им вверх.

Тони принялся старательно думать о холодном душе, о камерах предварительного заключения и о Гомере Симпсоне. [2]

Ли продолжал поворачиваться, пока снова не очутился лицом к Бренде и Тони, скинул черные лакированные ботинки, расстегнул ширинку и заявил:

– Клянусь, раньше этого не было.

– Пиджак мог прикрыть почти все пятно, – напомнила Бренда с придыханием, которое показалось Тони предельно раздражающим.

Он цеплялся за это свое ощущение. Оно было удобным щитом против возможной неловкой реакции на Ли, снимающего штаны и отдающего их Бренде.

Николас в коротких серых трусах и черных носках прошел к свободному гримерному креслу и сел. Оно скрипнуло в знак протеста.

– Понятия не имею, как так получилось. Клянусь, я и близко не подходил к невысохшей краске.

– Конечно, – мурлыкнула Бренда, сняла пиджак с гладильной доски и передала его Тони.

Женщина не сводила жаркого взгляда с лица Ли до тех пор, пока ей не пришлось раскладывать штаны. Тогда она выплеснула свои чувства на одежду, неторопливо и ласково разглаживая ткань.

Ходили упорные слухи, что Бренда и Ли недавно разделили страстные мгновения на полу в гардеробной, пока Элисон Ларкин, главная костюмерша, обшаривала благотворительные распродажи в поисках нарядов, приобретение которых не вышло бы за рамки бюджета. Тони видел, каким интимным жестом Бренда прижимала ладонь к ткани, чтобы удержать ее на доске, и невольно признал, что эти сплетни имеют право на существование. Фостер смотрел, как Бренда сбрызгивала водой, а потом медленными кругами разглаживала заднюю часть брюк Ли, и чувствовал себя соглядатаем.

Он определенно был здесь третьим лишним.

– Послушай, Тони, раз уж Ли пришел, то тебе нет смысла тут оставаться, – произнесла Бренда, которая, видимо, тоже так считала.

– Да, мне надо идти.

– Надо.

«Едва ты выйдешь за дверь и наконец‑ то оставишь нас наедине, я покажу этому мужчине, что может дать ему настоящая женщина».

Тони невольно восхитился тем, сколько подтекста в духе безвкусных пятидесятых годов ассистентка костюмерши смогла вложить в единственное слово.

– Я скажу Питеру, что вы вернетесь, когда Бренда закончит работать с вашей одеждой, – сказал Тони, отдавая Ли пиджак.

Выражение лица актера было интересным, слегка отчаянным.

«Ему не терпится, чтобы я ушел? Он в отчаянии оттого, что я ухожу? Или это напрасные поиски Сьюзен? [3] Что именно? » – Тони так ни до чего и не додумался.

– Ты все еще здесь?

«Мы хотим побыть наедине, неужели не ясно? »

Что ж, этот подтекст исходил не от Ли, а от Бренды, зато с избытком.

«Тони! – прорвался через помехи голос Адама. – Как только краска… – Пара слов затерялась в статическом шуме. – Тащи Ли обратно. Сегодня нам еще нужно провернуть чертову уйму работы! »

Фостер быстро наклонился к микрофону, пришпиленному к воротнику, и сказал:

– Вас понял, Адам. Конец связи.

«Дело как ра‑ ш‑ ш‑ з в том, чтобы там никто ни с кем не связался».

– Да, я понял.

Во всяком случае, почти все.

Судя по всему, до Адама тоже дошли слухи о Ли и Бренде, хотя он выразил это любопытным образом.

«Долго еще? »

– Пиджак готов, брюки…

Тони повернулся к Бренде и виновато пожал плечами, когда та бросила на него гневный взгляд.

– Брюки тоже готовы. Ли одевается.

Штаны быстро облекли длинные сильные загорелые ноги, которые так же споро были всунуты в ботинки.

Николас уже стоял у двери и одними губами говорил ассистентке костюмерши:

– Извини, надо бежать.

– Мы уже собираемся.

«Вы обжимаетесь? »

– Собираемся!

«Дьявол, рад, что наконец это слышу. Убирайтесь оттуда! »

Они уже почти дошли до дорожки, когда Ли заговорил:

– Да, мы этим занимались.

– Я не спрашивал, – пожал Тони плечами.

– Это было глупостью.

– Я ничего не говорил.

Бренда стояла в дверях и смотрела, как они уходили. Тони знал это, не оборачиваясь. Он кожей чувствовал разрыв отношений, поэтому отодвинулся от Ли настолько, насколько позволяла ширина дорожки.

– Это было просто… В смысле, мы оба… Она…

– Эй! – Тони поднял руку, прежде чем Ли принялся излагать детали. – Два взрослых человека, обоюдное согласие. Не мое дело.

– Верно.

Николас наконец подошел к главной двери, остановился и спросил:

– Отличный дом, правда?

– Да, классный, – с готовностью сменил тему разговора Тони.

Парни, тем более не являющиеся друзьями, редко страдают словесным поносом. Ли не относился к тем, кто хвалится своими победами, поэтому Тони удивился, что актер вообще об этом заговорил.

– Я спрашивал у мистера Бруммеля, не планируют ли его продавать.

– Что он ответил?

– «Это тебе не средненький домишко, парень. Им нельзя владеть. Он владеет тобой». – Ли так точно передал странную ритмичную речь смотрителя, что Тони захихикал.

Человек средних лет в мятой одежде, потертых рабочих ботинках, явно зачесывающий волосы на лысину, представился членам киногруппы только по фамилии. Мистер Бруммель весьма близко к сердцу принимал обычные клише, приписываемые смотрителям. Он как будто в любой момент мог выпалить: «Мне все сошло бы с рук, если бы не эта пронырливая ребятня». [4]

Но смотритель оказался прав – Каулфилд‑ хаус был каким угодно, только не средненьким.

Дом, построенный в конце XIX века Крейтоном Каулфилдом, который заработал состояние на рудничном деле и пиломатериалах, покоился на огромных глыбах светлого гранита. Массивные балки из западного красного кедра поддерживали крышу над верандой. Три этажа, восемь спален, бальный зал, оранжерея, комнаты для слуг на самом верху… Дом стоял в глубине Дир‑ Лейк‑ парка, в конце длинной тропы, изрытой колеей и слишком заросшей, чтобы называться дорогой.

Мэтт, которого студия «Чи‑ Би продакшнс» обычно нанимала искать места для натурных съемок, отправился по Дир‑ Лейк‑ драйв, чтобы взглянуть на Эдгар‑ хаус. Но тот оказался слишком маленьким, чтобы подогнать его под требования сценария. Повинуясь так называемому порыву – хотя Тони подозревал, что Мэтт уже не в первый раз просто заблудился, – он поехал по замеченной колее.

Честер Бейн, владелец «Чи‑ Би продакшнс», бросил один лишь взгляд на цифровые снимки, которые нащелкал Мэтт в конце дороги, и тут же решил, что дом идеально подходит для съемок «Самой темной ночи».

Каулфилд‑ хаус, находившийся в пределах парка, оставался частным, практически заброшенным домом.

Тони понятия не имел, как Чи‑ Би добился разрешения на съемки, но без сотрясения воздуха тут явно не обошлось. Босс кричал по телефону, за закрытой дверью своего кабинета, по мобильнику, когда пересекал парковку стоянки, не обращая внимания на отъезжающие машины. Он стал виновником двух столкновений с автомобилями сотрудников, пытавшихся не врезаться в него. Судя по всему, Чи‑ Би свято верил в то, что громкий голос помогает там, где доводы бессильны. Прежние успехи лишь укрепили в нем эту убежденность.

Дом все же был идеален, несмотря на нецензурные выражения водителей, которым пришлось вести по разбитой дороге генератор, машину обслуживания, два грузовика с оборудованием, трейлер, игравший роль костюмерной и гримерной, и передвижной туалет. К счастью, Чи‑ Би арендовал дом на неделю. Поэтому он без зазрения совести оборудовал в двух спальнях гардеробные. Зато босс решил перетащить сюда туалет лишь тогда, когда мистер Бруммель сообщил, сколько будет стоить замена старой системы очистки, если она сломается от дополнительной нагрузки.

Пусть огромный совмещенный санузел на втором этаже и покрасили, но вход туда был воспрещен. Его нельзя было использовать по прямому назначению. Маляры оставили окно открытым, чтобы выветрился запах краски.

Тони поднял голову, заметил, что низ белоснежной занавески раздувался над подоконником, нахмурился и спросил:

– Вы видели?

– Занавеску?

– Нет, за ней, в комнате. Мне показалось, кто‑ то на нас смотрит.

Ли фыркнул и двинулся дальше, перешагивая через растения, выбравшиеся из сада на дорожку.

– Наверно, Мэйсон тайком курит у окна. Решил, что из‑ за запаха краски никто не заметит вони дыма.

Объяснение было логичным, но…

– Мэйсон в черном, – заспорил Тони, торопясь догнать Ли. – А тот, кто там стоял, одет во что‑ то светлое, кем бы он ни был.

– Вдруг Рид снял пиджак, чтобы не испачкать его краской? Возможно, он и раньше ходил туда курить, вернулся и слегка задел пальцем мою задницу. – Ли занес ногу над ступенькой, замер и покачал головой. – Хотя нет, такое я не забыл бы. – Он слегка повернулся, улыбнулся Тони, стоявшему ступенькой ниже, и вдруг выдал: – Похоже, у меня появился тайный поклонник.

Прежде чем Фостер решил, искать ли в этой фразе скрытый подтекст, актер уже исчез за дверью.

«Двигай задницей, Тони! – велел в наушнике голос Адама. – У нас нет в запасе цело‑ ф‑ фо дня».

В слове «цело‑ ф‑ фо» было столько статических помех, что у Тони чуть не засверлило в ухе. Он последовал в дом вслед за Ли, пытаясь настроить рацию на нужную частоту. У него возникло ощущение, что проблемы со связью скоро достанут всех до чертиков.

– Он видел тебя. Не актер, а тот, другой.

– Не глупи, Стивен.

– По крайней мере, этот тип смотрел так, будто заметил тебя.

– Он видел занавеску, раздувающуюся над подоконником, только и всего. Я очень хорошо умею не попадаться на глаза. – Ее голос стал резче: – К тому же люди замечают не только меня, верно?

– Это произошло случайно, – ответил он угрюмым, несчастным голосом. – Я понятия не имел, что сюда забрели туристы. Что бы там ни говорил Грэхем, но я терпеть не могу прятаться.

– Знаю, – сказала она утешающим тоном.

– К тому же я никогда не рискую так, как ты. Правда, Касси, о чем ты думала, когда вымазала его второй раз?

Она улыбнулась, взглянула на пятно краски, оставшееся на кончике пальца, и ответила:

– Я заставила его снять пиджак и хотела проверить, смогу ли заставить остаться без штанов. Пошли. – Касси взяла собеседника за руку и потащила к двери. – Хочу посмотреть, чем они сейчас занимаются.

– Раймонд, по‑ моему, тебе стоит на это взглянуть.

– Снято! Отличная работа, джентльмены. – Питер швырнул наушники на полку под монитором и повернулся к кинооператору: – Сколько времени тебе понадобится на подготовку к восьмой сцене?

– Снимать надо отсюда. – Сордж закинул в рот лепешечку, помогающую от боли в горле, и пожал плечами. – Минут пятнадцать, может, двадцать. Не больше. Когда передвинемся на самый верх лестницы…

– Не каркай. – Питер возвысил голос, чтобы его услышал первый ассистент: – Адам, скажи всем, что у них есть двадцать свободных минут! – Режиссер повернулся к своей помощнице, отвечавшей за сценарий, и убавил обороты: – Тина, давай пробежимся по следующей сцене. Если мы не будем внимательны, то у нас возникнут чертовские проблемы с непрерывностью действия. Я не хочу, чтобы повторилось то, что случилось при работе с двенадцатой серией.

– По крайней мере, мы теперь знаем, что у «Самой темной ночи» не меньше девяносто одного зрителя, – заметила Тина, вставая.

– А я все равно считаю, что это был единственный идиот с девяносто одним электронным адресом, – фыркнул Питер.

Когда они ушли в обеденную комнату, техники начали передвигать оборудование на настоящую лестничную площадку, чтобы оно не угодило в кадр.

Адам вышел на середину холла, посмотрел вверх, на актеров, и заявил:

– У вас есть пятнадцать свободных минут, парни.

– Я буду у себя в гардеробной. – Мэйсон повернулся на пятках и двинулся вверх по ступенькам.

– Если я кому‑ нибудь понадоблюсь, то ищите в моей гардеробной, – сказал Ли, поморщился и поддернул штаны. – Может, они высохнут быстрее не на моей заднице.

Маус, человек с седыми волосами, завязанными в хвост, физически полная противоположность своей тезки[5] – еще никто не называл его пугливым, иначе этот тип не прожил бы достаточно долго, чтобы успеть об этом рассказать! – выступил из‑ за камеры и свистнул.

– Хочешь сбросить штаны – валяй, не обращай на нас внимания.

Кто‑ то захихикал.

Тони упустил ответ Ли, потому что понял интересную вещь. Неожиданный звук издала Кейт, ассистентка Мауса. Фостер не поручился бы, что она умеет хихикать. Если уж на то пошло, он не был уверен даже в том, что эта особа вообще умеет смеяться.

– Тони!.. – Адам взял парня за плечо.

В это время Ли последовал за Мэйсоном вверх по лестнице, и оба актера скрылись в коридоре на втором этаже.

– Я видел, как Мэйсон недавно разговаривал с Карен из отдела обслуживания. Иди и проследи, чтобы она не сунула ему бублики в корзинку с кексом.

– А если уже?..

– Тащись наверх и позаботься, чтобы он их не съел.

– Вы хотите, чтобы я вырвал бублик у Мэйсона из рук?

– Если он его держит – да.

Адам ухмыльнулся и решительно похлопал Тони по плечу. В данном случае это можно было понимать так: «Уж лучше такое сделаешь ты, приятель, чем я».

– Если Мэйсон успел откусить, я хочу, чтобы ты вырвал кусок у него изо рта.

Рид любил бублики, но клей для зубов, с помощью которого крепились клыки Раймонда Дарка, просто не выдерживал столь интенсивного жевания. После пары сорокаминутных задержек, пока Эверетт заменял клыки Мэйсона, и одной куда более долгой проволочки, когда правый клык был случайно проглочен, Чи‑ Би установил новое правило. Никаких бубликов в гардеробной Мэйсона! В конечном счете зуб вытаскивал обратно не сам Мэйсон. Эта работа досталась Дженнифер, его личной ассистентке. Кстати, Тони считал, что никакая зарплата не может в достаточной мере окупить ее обязанности. Актер отнесся к распоряжению Чи‑ Би скорее как к предложению, чем как к правилу, и всячески старался его обойти.

В результате Карен из отдела обслуживания решительно атаковал мужчина, сочетающий в себе привлекательность, обаяние и этические нормы кота. Никто не винил ее в том, что порой она не могла дать отпор и уступала.

Сегодня никто не знал, где находилась Карен.

Ее не оказалось ни у стола с закусками, ни в трейлере. У Тони не было времени на то, чтобы продолжать поиски. Он схватил со стола баночку с черносмородиновым джемом и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и надеясь на то, что привычка Мэйсона перекусывать до полудня не успела полностью сорвать сегодняшние съемки.

Как звезда «Самой темной ночи» Рид забрал под свою гардеробную лучшие апартаменты. Они были отреставрированы в пятидесятых годах, занимали половину передней части второго этажа и состояли из спальни, гардеробной с платяным шкафом и маленькой ванной комнаты с туалетом. При условии, что воду тут будут спускать по минимуму, мистер Бруммель согласился с тем, что туалет передается в личное распоряжение Мэйсона. Ли, как и всем остальным, приходилось пользоваться передвижным туалетом.

Все двери в коридоре на втором этаже были сделаны из той же дугласовой пихты, которая преобладала во всем доме, но вместе с косяками раскрашены под красное дерево. Тони, с трудом отличавшему фанеру от фибролита, пришлось выслушать длинную лекцию о проблемах оформления пихты под красное дерево от осветителя, который в свободное время вырезал тематические шахматные наборы. Незаконченный конь, [6] обвешанный регалиями Всемирной федерации борьбы и извлеченный из кармана осветителя, выглядел весьма впечатляюще.

Тони уже занес руку, чтобы постучать в дверь Мэйсона, и тут увидел, что обе верхние панели залатаны. В тусклом свете коридора починенные места почти не выделялись, но, если приглядеться, можно было заметить, что их окраска слегка отличалась от цвета двери. Форма заплат выглядела знакомо, но Тони не мог…

Он, так и не опустив руку, отпрыгнул в сторону, когда дверь резко распахнулась. Мэйсон уставился на Тони широко раскрытыми глазами.

– В моей ванной комнате что‑ то есть!

– Что?.. – уточнил парень, пытаясь разглядеть, оба ли клыка на месте.

– Что‑ то!

– Хорошо.

Фостер уже хотел сказать, что проблемы с водопроводом не входят в его служебные обязанности, мол, надо позвать мистера Бруммеля, но передумал, когда Мэйсон заявил:

– Оно сидит между душем и туалетом!

– Оно?..

– Я в точности не рассмотрел. Там было столько теней…

«Вот дерьмо! »

– Может, мне лучше взглянуть…

Мэйсон не успел выразить протест. Тони, может, и хотел бы спасовать, с воплем обратиться в бегство, но прошел через спальню, гардеробную и открыл дверь в ванную. Солнечный свет, бьющий в окна, не улучшал цветовой гаммы, но разогнал все тени до единой. Фостер повернулся к туалету и душу и нахмурился. Он не мог понять, что видел актер. Ведь тут не было места для…

Чего‑ то.

Это «что‑ то» покачивалось.

Взад.

Вперед.

Руки, обхватившие колени, заплаканное лицо, запрокинутое навстречу свету.

И ничего больше.

Лишь пространство, слишком узкое для громоздкого тела, которого здесь вроде и не было.

Между лопаток Тони побежали мурашки. Держа перед собой банку с вареньем на манер щита, он шагнул в комнату. Тени шевелились на задней стене, наполняя шестидюймовое пространство между туалетом и душем движущимся серым полумраком.

«Это все, что я сейчас видел?

Глупый вопрос.

Нет.

Так что мне теперь с этим делать? »

Чем бы оно ни было, но такое вот плачущее, раскачивающееся марево не казалось парню особо опасным.

– Ну, Фостер?

– Черт!

Тони прыгнул вперед и развернулся. Сердце его колотилось так громко, что он почти не слышал собственных мыслей.

Он показал туда, где за окном били по стеклу ветки кедра, и сквозь зубы солгал:

– Это ваша тень.

Ветер снова утих, тени пропали.

Мэйсон провел рукой по волосам и огляделся.

– Разумеется. Тени то появляются, то исчезают.

Его тон ясно говорил: «Я не испугался. Даже думать не смей, что мне было страшно».

Рид вздернул подбородок и спросил:

– Ты слегка нервничаешь, да?

– Я не услышал, когда вы подошли сзади.

Это была правда, но восхищенный тон являлся чистейшей воды манипуляцией. Работаешь на «Телевидении 101»[7] – поддерживай в себе талант миротворца.

Как парень и ожидал, Мэйсон приосанился.

– Да, я умею двигаться тихо, как кот, когда захочу.

У Тони было маловато опыта в общении с этими домашними животными, но он считал, что кошки топают по квартире с шумом, не соответствующим их размерам. Однако Мэйсону явно нравилось такое сравнение, поэтому Тони кивнул, соглашаясь.

– Здесь такая чертова холодина, – сказал актер.

«Ну, может, и не холодина, но довольно прохладно».

– Этот джем для меня?

Джем? Тони увидел, что Мэйсон смотрел на его руку.

– Да.

– Поставь около корзины. Я уверен, что у тебя еще полно дел. – Актер вздернул губу, и Фостер заметил, что оба клыка пока были на месте. – Важных дел ассистента режиссера.

Несмотря на сарказм, он оказался прав.

В корзине бубликов не было, но рядом с грязным ножом на подносе остались маковые зернышки. Тони поставил джем, обернулся и заметил тарелку на маленьком столике у окна. Там стояло большое кресло. Тарелку нелегко было разглядеть за растением в горшке.

«Бублик прямо по курсу. Мэйсон приготовил себе закуску, поставил ее, потом пошел в ванную и…

Все по порядку. Сначала бублик. Потом ванная».

Тони сосредоточился, успокоился, пробормотал семь слов, и половинка бублика влетела ему в руку со смачным звуком, свидетельствующим о том, что Мэйсон не пожалел масла и меда.

– Фостер?

– Уже ухожу.

Учитывая все обстоятельства, плач, внезапно прозвучавший в ванной, уже не оказался полной неожиданностью. Когда Мэйсон повернулся и свирепо уставился туда, откуда раздавался звук, Тони утащил вторую половинку бублика.

– Воздух в трубах, – сказал он, направляясь к дверям. – Они здесь старые.

– Сам знаю. – Актер бросил на него испепеляющий взгляд.

– Конечно.

Но старые трубы редко издают такие несчастные и выразительные звуки. В этом плаче почти можно было разобрать слова. Тони это даже чуть успокаивало.

Оказавшись за дверью, он слепил вместе половинки бублика, намазанные маслом и медом, и направился к мусорной корзине, стоявшей в дальнем конце коридора.

Тони репетировал фразу, которую он скажет, когда Мэйсон обнаружит пропажу бублика.

«Я и близко к нему не подходил! »

Не ближе чем на два фута, и Рид об этом знал.

Хотя понятие «близко» стало относительным. В последние дни Тони ухитрялся передвигать небьющиеся предметы почти на десять футов. Бьющиеся по‑ прежнему имели тенденцию взрываться. В заметках Арры не упоминалось о взрывах, но до нашествия теней она занималась спецэффектами для «Чи‑ Би продакшнс», поэтому осколки пивной бутылки, разлетевшиеся по комнате, возможно, считала мелочью. К счастью, Зев в тот день пораньше заехал за Тони – у них было назначено свидание – и охотно отвез его в больницу, чтобы медики вытащили из руки самый большой осколок.

Представление парня о жонглировании пивными бутылками было разбито вдребезги. Ему не хватало мужества задуматься о том, какое мнение у него складывалось о волшебстве.

В телеиндустрии фраза «Волшебник спецэффектов» стала шаблонной. Арра Пелиндрейк, последние семь лет взрывавшая вещи и оживлявшая трупы, была именно таким волшебником. Нет, волшебницей. Хотя, учитывая, какие эффекты придумывал парень, занявший ее место, оказалось, что она не так уж хорошо разбиралась в тонкостях спецэффектов XXI века. Но эта женщина была настоящей чародейкой.

Тени и зло, управляющее ими, последовали за ней через ворота, которые Арра создала между этим миром и своим. Битва со злом могла бы и не состояться, если бы Тони не убедил волшебницу дать врагам бой. Когда все закончилось, Арра отправилась домой, но прежде ошарашила Фостера заявлением: «Ты тоже можешь быть волшебником».

Тони отказался с ней пойти, поэтому Арра оставила ему свой ноутбук. В нем было шесть запутанных пасьянсов «паук», с помощью которых, по идее, можно увидеть будущее, а еще то, что парень стал называть «сто одна колдохрень» – крайне невразумительные инструкции насчет того, как сделаться волшебником.

Тони не был чародеем. Он оставался ассистентом режиссера, пытающимся продолжить себе путь в телеиндустрии. Парень надеялся, что когда‑ нибудь сможет продемонстрировать на экранах собственную концепцию, которая притянет к телевизорам зрителей‑ мужчин в возрасте от девятнадцати до двадцати девяти лет. Он вовсе не собирался пользоваться ноутбуком.

За последние несколько месяцев выпадали случаи, когда Фостер мог неделями к нему не приближаться. По крайней мере один такой. Тони не подходил к ноутбуку три недели, после того как врачи извлекли из его руки зазубренный осколок пивной бутылки.

Суть волшебства, как и телевидения, заключалась в манипулировании энергией.

И – время от времени – выпечкой.

Дверь, ведущая в комнату Мэйсона, рывком распахнулась. Тони успел подумать: «Вот дерьмо! » – нырнул за створку, рядом с которой стоял, и тихо прикрыл ее за собой. У него было ощущение, что фраза «Я и близко не подходил к вашему бублику! » сработает лучше, когда у него на руках не будет масла, меда и зернышек мака.

Он даже не успел повернуться, как по запаху свежей краски понял, куда попал.

В ванную комнату на втором этаже.

В этой комнате не было теней. Она находилась на той стороне дома, куда не падали прямые солнечные лучи, но через открытое окно все же лилось достаточно света, чтобы заставить блестеть свежую белую полуматовую краску. Водопроводную систему обновляли в пятидесятых годах, но все туалетные приспособления остались первоначальными – вот почему именно здесь снимались сцены с воспоминаниями.

Странное дело, эта комната была на тридцать лет старше той, которой пользовался Мэйсон, но на ее фоне ванная актера почему‑ то казалась устаревшей и… населенной призраками.

«Там были просто мерцающие тени от кедровых веток, а в трубах бурчал воздух», – сказал себе Тони.

«Как пожелаешь», – фыркнул в ответ его внутренний голос.

«Да чтоб тебя! »

Тяжелая дверь не пропускала звуки из коридора. Тони понятия не имел, рыщет ли сейчас Мэйсон поблизости, высматривая его, охотясь за своим пропавшим бубликом.

«Я хотя бы смогу вымыть руки, если крапы здесь работают».

Единственным не липким дюймом правой ладони Фостер толкнул старый кран, включил холодную воду и стал ждать. Он уже собирался двинуть ладонь в другую сторону, подумал, что воду еще не подключили, когда из крана хлынула густая коричневато‑ красная струя, воняющая железом и гнилью. С сердцем, застрявшим в глотке, Тони отпрыгнул.

«Кровь!

Нет, подожди… ржавчина».

К тому времени, как Тони совладал со своим дыханием, из крана уже текла чистая вода. Чувствуя себя дураком, он сполоснул руки, вытер их о джинсы и закрыл кран. Фостер посмотрел на свое отражение в большом грязном зеркале, висящем над раковиной, и нахмурился. За ним, на стене… Там как будто кто‑ то провел пальцем по влажной краске.

Когда Тони повернулся и посмотрел под другим углом, отпечаток исчез.

«Зеркало – отпечаток пальца.

Нет зеркала – нет отпечатка».

Теперь он знал, откуда взялась краска на штанах Ли.

Следующий вопрос: кто их испачкал? Бренда казалась ему подозреваемой номер один. Она была наверху, готовила обоих актеров к съемкам сцены и заметила бы краску, будь одежда Ли уже испачкана. В результате Николас оказался в трейлере Бренды с голым задом… Давайте не забывать о том, что она уже была знакома с этой частью его тела. Вероятно, актер ничего не заметил бы, если бы она на ходу провела пальцем.

Возможность и мотив прямо указывали на Бренду.

Время…

Тони посмотрел на наручные часы.

– Дерьмо!

С тех пор как Адам объявил пятнадцатиминутный перерыв, прошло уже двадцать три минуты.

«Если взглянуть на дело со светлой стороны, то выходит, что Мэйсон не сможет жучить меня перед всеми за похищение запрещенной закуси».

Фостер решил, что сможет пройти через кухню, выскользнул в коридор и побежал к задней лестнице. Если повезет, то его еще никто не хватится. Вот вам одно из преимуществ человека, находящегося в самом низу тотемного столба.

На бегу Тони понял, что в одном Мэйсон прав.

Тут было чертовски холодно.

– Почему он оказался в ванной? Грэхем сказал, что мы тут будем в безопасности. Мол, они не станут пользоваться комнатой до завтрашнего дня!

– Утихни, Стивен! – Касси ущипнула брата за руку. – Хочешь, чтобы он тебя услышал?

– Не глупи. Он не может услышать нас оттуда!

– Я не слишком в этом уверена. – Касси задумчиво нахмурилась, когда молодой человек исчез за дверью, ведущей на лестницу между комнатами слуг и кухней, а потом сказала: – У меня такое чувство, что от него мало что может укрыться.

Стивен фыркнул, пригладил прядь напомаженных темно‑ русых волос, выбившуюся надо лбом, и заявил:

– Хорошо, что нас тогда не было в ванной комнате.

– Да, хорошо.

Закат наступал в двадцать часов пятьдесят четыре минуты. Это была одна из вещей, которые Тони не мог забыть. Он каждое утро смотрел в газету, запоминал время и частенько посматривал на часы, когда день переходил в вечер.

Ванда, новая офисная ассистентка, появилась в семь часов. Она принесла заметки на завтра. На этих листках была вся вспомогательная информация и нужные страницы сценария. Тони помог ей собрать бумаги с порога.

– Это полный конфуз! – промямлила Ванда.

Фостер протянул ассистентке перепутанную стопку листков и сказал:

– Не беспокойтесь. Каждый может споткнуться. Недавно я чуть было стильно не слетел с задней лестницы.

Ступеньки были неровными. Он оступился и едва не нырнул в узкий пролет.

– Лучше стильно слететь, чем упасть и ободрать колено, – пробормотала Ванда, сунула заметки под мышку, другой рукой промокнула кровь грязным бумажным платком и спросила: – Сколько людей видели вас в тот момент?

– Никто, но…

– А вы меня заметили. – Она показала на Тони. – Бренда тоже. – Ванда ткнула пальцем в сторону трейлера. – Я ведь слышала, как она там хихикает. Да и тот сикх, который тащил растение в горшке, тоже видел.

– Его зовут Далай. Он реквизитор.

– Неважно. Дело в том, что моим падением любовались три человека. На вас никто тогда не глазел, а у меня кровь течет.

– Да. Что ж, не закапайте сводку погоды. Что мы будем делать, не зная о семидесятипроцентной вероятности завтрашнего дождя?

Ванда резко выпрямилась, сердито посмотрела на Тони и так сжала ноздри, что он удивился, как ей удается дышать и говорить одновременно.

– Это не очень‑ то ободряет!

– Что?

– Ваше последнее замечание!

– Шутка. – Фостер постучал пальцами по уголкам рта. – Я улыбаюсь, видите?

– Это не смешно!

– Но я не…

– Понесу бумаги в дом.

– Как хотите.

Тони ничуть не насмехался над Вандой. Ладно, может, самую малость.

– Я останусь здесь и постараюсь стереть вашу кровь с камней.

– Прекрасно. – Она развернулась на каблуке и протопала в переднюю дверь.

– Кое‑ кому надо перейти на кофе без кофеина! – сказал парень и вздохнул.

Когда Ванда упала, он стоял всего в трех шагах от ступеней, даже меньше. Достаточно близко, чтобы услышать, как колено девушки с характерным звуком ударилось о ступеньку. Тони почти не сомневался в том, где именно она стукнулась о камень. По ее голени текли струйки крови, но парень, как ни странно, не смог найти никаких пятен. Наверное, Ванда так смутилась, что вскочила раньше, чем колено начало как следует кровоточить. Скорее всего!..

Съемки закончились примерно в двадцать тридцать.

– Отличный короткий день, народ. Хорошая работа. Одиннадцать с половиной часов, – сказал Фостер оператору Сорджу, уступая дорогу какому‑ то электрику. – Нечего и мечтать, что мы так легко отделаемся завтра, со всей этой массовкой.

Тони, видимо, недостаточно хорошо знал французские ругательства, чтобы понять все детали ответа оператора‑ постановщика.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒