Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Annotation 11 страница



 — Вы что — серьезно? — спросила Ида, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле в квартире Николауса. — Мы правда будем играть в «духа в бутылке»? — Вроде того, — ответила Ванесса, крутя в руках банку с эктоплазмой. — Только это будет не игра. Ида опять заерзала в кресле. Ноги у нее совсем затекли. Сегодня она ездила по лесу на Трое дольше обычного. Уходить от него совсем не хотелось, особенно потому, что идти нужно было сюда, к Николаусу. — Бред какой-то! — пробурчала Ида. — Но мне все равно. Главное, что это буду делать не я одна. На самом деле она была ужасно рада. Рада так, что не выразить словами. — Ты должна участвовать. Накладывать круги, — сказала Ванесса. Ида пожала плечами. Что угодно, лишь бы ее не атаковали духи. — Ты и Мину. Блин, как всегда! Хоть бы раз ей досталось что-нибудь легкое и безопасное. Ида плохо помнила тот день, когда в столовой Мину победила Макса. Но Ида слышала про черный дым и про то, что Мину сделала с Максом. Каждый раз, когда они упражнялись в магии, Ида боялась, что Мину по ошибке заберет и ее душу. — Нет, я не согласна, — заявила Ида. Глаза всех обратились к ней. — Мы не знаем точно, какие у Мину силы. И что будет, если она их выпустит на волю. Ида не смотрит ни на кого. Она и так знает, что сейчас произойдет. Все накинутся на нее, хотя она просто произнесла вслух то, что думают все. Ответ Мину удивляет ее. — Ида права. Зачем мне участвовать? — говорит Мину, и ее голос звучит напряженно. — Мона сказала, что не знает, какие у тебя силы. Но ей кажется, ты должна сегодня делать это вместе с Идой, — объяснила Ванесса. — То есть ей кажется, а мы должны делать? — возмутилась Ида. — Вы не понимаете, как это опасно?! — У нас нет выбора, — возразила Линнея. — Книга не дала ни тебе, ни мне никакого ответа, ведь так? Ида молчит, стараясь думать о том, что Книга обещала освободить ее от общения с этими кретинками, как только все закончится. Поставив банку с эктоплазмой на стол, Ванесса начала читать по бумажке с витиеватым логотипом «Хрустального грота»: — Ритуал должен быть совершен в ночь с субботы на воскресенье. Между полночью и часом ночи. Нам нужно большое зеркало, на котором мы будем писать черным несмываемым фломастером. — Почему именно зеркало? — спросила Анна-Карин. — Похоже, духи имеют слабость к зеркалам. Может, любят себя разглядывать, может, еще почему-нибудь. По лицу Иды пробегает холодок страха. Нужно на ночь закрывать зеркало в спальне. — И еще нам понадобятся ингредиенты для кругов. Во-первых, конечно, эктоплазма. И еще кусочек ногтя каждой из нас. Мы должны вечером закопать их в Болотных копях у могилы Матильды, а утром откопать. — Важно, какой ноготь отрезать — на руке или на ноге? — спросила Анна-Карин. — Фу! — возмутилась Ида. — Думаю, не важно, — сказала Ванесса. — Важно для меня! — заявила Ида. — Потому что мне придется ваши ногти своими руками месить. — Нам также нужна земля из Болотных копей, — продолжала Ванесса. — Металлическая стружка и соль. Все это надо смешать с эктоплазмой. И добавить туда… — Ванесса запнулась и посмотрела на Мину и Линнею, — золу от чего-то созданного Элиасом и Ребеккой. — В каком смысле «созданного»? — уточнила Мину. — Это должна быть материальная вещь. Что-то созданное их руками. — То, что написала Ребекка, подходит? — спросила Мину. — Думаю, да, — кивнула Ванесса. — И это нужно сжечь? — спросила Линнея. Ванесса кивнула. * * *

 Линнея подумала про ящик с письмами Элиаса. Каждое из них ей дорого. Какое принести в жертву? Вот бы поговорить с ним еще раз. Как следует попрощаться. Вот если бы было можно говорить с умершими. Дома у Линнеи есть и другой ящик. В нем лежит застиранная футболка с изображением Курта Кобейна. Кассета с песнями о любви, на которой написано: «Бьёрну от Эмилии». Письмо, которое мама написала папе, когда он лечился от пьянства, а сама она жила у приемных родителей, которые заставляли ее спать на матрасе в холодном подвале. Она писала, что очень сильно скучает и не может без него жить. Сборник стихов Карин Бойе, на первой странице которого чернилами написано: «Принадлежит Эмилии Лунден». Пара зеленых детских носков, связанных мамой. И фотография: мама с огромным животом на скамейке в Стурвальском парке. Мама забеременела, когда ей было двадцать лет, но выглядит она, пожалуй, моложе Линнеи. Густые темные волосы свисают на лицо, глаз не видно. Но можно понять, что мама улыбается. Она еще не знает, что через год погибнет под колесами автобуса. — Можно с кем угодно из умерших вступить в контакт? — спрашивает Линнея. Она старается не смотреть на Мину. Но та и так догадывается, кого Линнея имеет в виду. Ванесса тоже, видимо, догадалась и строго посмотрела на Линнею. — Мона много раз повторила, что этот ритуал может быть совершен только по отношению к тем духам, которые задержались в нашем мире. Тех, кто находится за его пределами, вызывать нельзя. Это опасно и для них, и для нас… Вдруг раздается резкий звонок в дверь. Все вздрагивают. Еще звонок. Потом еще. Девочки переглядываются: кто-то дергает ручку двери. Затем в замке поворачивается ключ. Мину смотрит на серебряный крест. Николаус утверждал, что крест защитит квартиру и девочек. Но о какой защите можно говорить, если Александр и Виктор добрались даже до Болотных копей. Лучше бы это были обычные воры! Дверь щелкает и открывается. Ванесса бросается к банке с эктоплазмой, чтобы убрать ее в сумку. Линнея хватает записку Моны и запихивает ее в ботинок. — Нам конец, — бормочет Ида. Анна-Карин тихо стонет. — Зачем мы сюда пришли? — слышат девушки голос Адрианы. — Надо проверить все следы, — говорит мужской голос, и Александр входит в комнату. Линнея чертыхается про себя. Это было их последнее убежище, а теперь и его у них отняли. Уголком глаза она видит, как Ида поднимается с кресла. — Мы не делали ничего плохого, — говорит она. — Никакой магии! Александр оглядывает комнату. — Как здесь можно жить! — с презрением говорит он и идет в спальню. Адриана стоит посреди комнаты и ждет его. Линнея ничего не понимает. Они нас не видят! Мысль Ванессы гулко отдается в голове Линнеи, и Линнея понимает, что Ванесса права. Наверно, защитная магия креста сделала их невидимыми для врагов. Александр выходит из спальни и направляется в кухню. Линнея слышит, как он открывает шкафы и ящики. — Он отсутствует уже три недели, — устало говорит Адриана. — Я не понимаю, что ты хочешь найти. Александр возвращается в комнату, холодно глядя на сестру: — Тебе это необязательно понимать. От этих слов Адриана как будто сжалась, и Линнея пожалела ее. Она вспомнила человека, образ которого однажды промелькнул в воспоминаниях Адрианы, юношу, которого Адриана любила. Ее заставили смотреть, как он медленно умирает от недостатка воздуха, в наказание за то, что они вдвоем хотели убежать от Совета. Александр подошел к пустому книжному шкафу, и Линнее пришлось отскочить, чтобы он случайно ее не задел. Александр отодвинул шкаф от стены, заглянул за него, снова придвинул шкаф к стене. Мину и Анна-Карин едва успели спрыгнуть с дивана — Александр перевернул на нем все подушки. Потом опустился на колени и принялся шарить по полу. Ничего не найдя, он с отвращением счистил с колен пыль. — Может быть, пойдем? — тихо спросила Адриана. — Позже. Линнея оглядела комнату. Мину и Анна-Карин стояли, прижавшись к подоконнику. Анна-Карин зажала рукой рот, словно пыталась заглушить рвущийся наружу крик. Ванесса и Ида замерли рядом друг с другом. Александр медленно обвел глазами бежевые стены комнаты. Его взгляд остановился на карте Энгельсфорса, но серебряный крест он, похоже, не видел. Затем он повернулся к окну. Линнее показалось, что он в упор смотрит на нее. Лицо Александра расплылось в улыбке. — Три недели? — Александр двинулся к окну, Линнея отшатнулась, чтобы он ее не задел. Раздвинув густые листья папоротника, Александр потрогал землю. — Его кто-то поливает. Линнея чертыхнулась про себя: «Ну почему Анна-Карин не дала этому дурацкому папоротнику засохнуть! » — Может, у кого-то из девочек есть второй ключ? — предположила Адриана. — Они собираются здесь и занимаются магией. — Вряд ли. Александр повернулся к ней: — В прошлом году ты сама писала в Совет, что подозреваешь, будто девочки втайне от тебя занимаются магией. Но потом твои отчеты прекратились. Адриана скрестила на груди руки и опустила глаза. — Ты попустительствовала им, не так ли? Позволяла заниматься магией бесконтрольно? Адриана покачала головой, и Линнея только сейчас поняла, как сильно рисковала Адриана, покрывая их, и как сильно она рискует сейчас. — Пойми, сейчас, как никогда, важно держать происходящее под контролем. Мы находимся на заре магической эпохи. Рождаются новые ведьмы, они молоды, неопытны и могут натворить огромных бед. Александр приблизился к сестре. — Все было так хорошо, — мягко проговорил он. — Тебя почти полностью реабилитировали. Наша семья вернула себе доверие Совета. И вдруг ты опять вступаешь на скользкую дорожку. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Адриана, расскажи мне честно, что происходит в этом злосчастном городе. Адриана поднимает голову и смотрит на брата. Линнея никогда не видела у нее такого лица. Зато ей было хорошо знакомо отразившееся на лице директрисы чувство глубокой всепоглощающей ненависти. — Ты, кажется, угрожаешь мне? — спросила Адриана. — Неужели ты меня никогда не простишь? — печально вздохнул Александр. Адриана не ответила. — Думаешь, мне было легко принять такое решение? — продолжал Александр. — Для меня это тоже была своего рода жертва. Которую я принес ради нашей семьи. Ради тебя. Твое страдание было бы сильнее, если бы вместо меня это сделал кто-то другой… — Я тебе бесконечно благодарна, — сказала Адриана. — Мы можем идти? Александр снова вздыхает, кивает головой, и они выходят в прихожую. Слышится звук закрываемой двери, царапанье ключа в замочной скважине и щелчок замка. Шаги на лестнице. Потом хлопает дверь подъезда. И воцаряется тишина. — Ну вот, — говорит Ванесса, — теперь и вы знаете, каково это — быть невидимыми.  33
 

 Они договорились выходить из квартиры по очереди с интервалом в пять минут. Линнея вышла первой и ждала Ванессу на площади. Она уже вытащила из кармана сигареты и зажигалку, когда наконец появилась Ванесса. — Будешь? — спросила Линнея. Ванесса покачала головой. Линнея закурила и втянула дым в легкие. Пора бросать. Если не ради здоровья, так хотя бы ради денег. Эта дрянь стоит бешеных бабок. Они идут по центральным улицам. Вечернее солнце греет их лица, отражается в витринах закрытых магазинов. Линнея и Ванесса останавливаются на детской площадке. Здесь есть несколько подвешанных на цепях шин и спортивный комплекс, больше похожий на капкан. Пройдя по песку, Ванесса забралась с ногами внутрь одной из шин. Линнея села на край другой. — Как ты думаешь, о чем говорили Александр и Адриана? — спросила Ванесса. — Понятия не имею. Но таких родственничков мне бы иметь не хотелось. Держась за цепи, Линнея отклоняется назад и смотрит в небо. — Анна-Карин, конечно, лоханулась с этим папоротником, — говорит она. — Она же не знала, что Александр заявится к Николаусу в квартиру, — возразила Ванесса. — Понятное дело. Просто… В общем, хрен с ней. Просто она меня иногда ужасно бесит. — Почему? — Не знаю. — Линнея выбросила окурок и затушила его каблуком. На самом деле она прекрасно знала. Ее бесила безответность Анны-Карин. Ее роль жертвы. А еще то, что она, Линнея, могла бы стать такой, как Анна-Карин, если бы однажды не решила быть жесткой и циничной. — А что за баба к тебе вчера приходила? — спросила Ванесса. Линнея усаживается поудобнее на шине, раскачивается и рассказывает Ванессе о посещении Дианы. И о том, как вечером ей пришлось отбиваться от нападок Якоба, которого накрутила Диана. Ванесса слушает ее. Слушает так, как Линнею не слушал никто, кроме Элиаса. Линнея любит за это Ванессу. Линнея любит Ванессу. Эта мысль оглушила Линнею. Она знала это раньше, но сейчас вдруг поняла со всей отчетливостью. По коже побежали мурашки. И Линнее пришлось напомнить себе, что это всего-навсего реакция организма на гормоны счастья. Она знает, что надеяться не на что. Однако продолжает надеяться. — А что, если за этим тоже стоит Хелена? — говорит Ванесса. Линнея попыталась вернуться к действительности. Но не сразу сообразила, о чем идет речь. — Она ведь считает, что ты плохо влияла на Элиаса, — объяснила Ванесса. — Если она выгнала Адриану из школы, то и тебе могла устроить пакость. Я уверена, твоя Диана участвует в их «ПЭ». — Как-то это сложно… — усомнилась Линнея и резко остановила качели. Песок полетел в разные стороны. — А соседи, которых у тебя нет, и жалобы на вечеринки, которых ты не устраивала, это разве не сложно? — Думаю, все объясняется гораздо проще, — сказала Линнея. — Скорее всего, это недоразумение, а не заговор. И тут ей вспомнились слова Элиаса. Человек может быть параноиком, но это не значит, что его никто не преследует. * * *

 Редакция газеты «Энгельсфорсбладет» закончила работу, и все разошлись по домам. Все, кроме папы, который остался в своем кабинете писать передовицу для завтрашнего номера. Мину видела его через стеклянную перегородку. Иногда он снимал руки с клавиатуры и смотрел на экран с недовольным выражением лица. Шевелил губами. Морщил лоб. Кивал. В детстве Мину очень смеялась, глядя на папину мимику во время работы над текстами. Мину сидит в комнате отдыха персонала, листает последний номер газеты и ждет. Она пришла в редакцию, чтобы поговорить с папой о Хелене. Он сказал, что поработает еще минут пятнадцать. Уже прошло три четверти часа. Газета, которую Мину читает, вышла в пятницу, и в ней опубликована большая статья о недавних перебоях с электричеством. Как гласит одна из рубрик, «ответственные лица пребывают в недоумении». Электросистемы проверены, неполадок нет. Мину листает дальше. С разворота ей улыбается Хелена Мальмгрен. Репортер-практикант сделал о ней целую статью. Мину пробежала глазами восторженный и совершенно необъективный текст. Судя по всему, за время интервью Хелене удалось завербовать себе еще одного сторонника. Мину перелистывает страницу. Опасность лесных пожаров сохраняется. Следующий разворот: дорога, дом, яма на дороге и сердитая женщина возле ямы. Еще дальше — размытый снимок рыси, которую увидел кто-то из читателей и сфотографировал на мобильный телефон. Затем идут результаты спортивных матчей, прогноз погоды, меню школьных столовых. На предпоследней странице печатают некрологи, и Мину против воли задерживается на них. Ее взгляд скользит по строчкам. Кресты, ландыши, голуби, заходы солнца, лодки, эмблемы спортивных клубов… В дни, когда среди умерших нет маминых и папиных ровесников, Мину чувствует огромное облегчение. Но сегодня она расстраивается. В газете опубликован некролог хорошо знакомого ей человека, умершего в возрасте 42 лет. Это Лейла Барсотти, первая учительница Мину. Мину давно не вспоминала Лейлу и не виделась с ней уже много лет. Но в третьем классе Мину ее обожала и плакала, когда узнала, что в старшей школе Лейла уже не будет вести у нее занятия. У Лейлы остались муж и двое детей. Мину закрыла газету, папа тяжело опустился на стул рядом с ней: — Как дела? — Я только что прочитала, что умерла Лейла Барсотти. — Да. Прости, забыл тебе сказать. — Папа виновато посмотрел на Мину. — В последнее время мы совсем не успеваем общаться. — Да, — кивнула Мину. Но повторять утреннюю сцену в машине у нее не было ни сил, ни желания. Она сменила тему: — Ты знаешь, что «Позитивный Энгельсфорс» активно сотрудничает с нашей школой? Папа расправил плечи и пристально посмотрел на Мину. Тот, кто его не знал, мог подумать, что он рассержен. — Первый раз слышу. Откуда ты знаешь? — Сегодня нас собирали в актовом зале. Томми Экберг, и. о. директора школы, анонсировал новое «позитивное» направление работы. Потом выступала Хелена. Призвала всех приходить к ним в центр. Теперь папа действительно рассердился: — Безобразие! Это муниципальная школа! — Хелена замужем за Кристером Мальмгреном. А значит, ей все можно, — вздохнула Мину. — Как ты думаешь, Хелена могла сделать так, чтобы Адриану выгнали? Отомстить ей за Элиаса? — Пока не знаю, — сжав зубы, сказал папа. — Но обязательно выясню. * * *

 Анне-Карин не хочется идти домой, но куда еще можно пойти, она не знает. Заходить в лес она теперь побаивается. Навещать дедушку — поздно. Даже в квартире Николауса оставаться небезопасно. И это ее вина. Почему только она не забрала папоротник к себе домой? Она долго ходит по улочкам Энгельсфорса. Опускаются сумерки, Анна-Карин чувствует, что проголодалась. Хочешь не хочешь, нужно идти домой. Со вчерашнего дня они с мамой не сказали друг другу ни слова. При одной мысли о возвращении домой Анне-Карин становится нехорошо. Переходя через площадь, Анна-Карин видит Мину, стоящую под синей неоновой вывеской «Энгельсфорсбладет». — Привет! — машет ей Мину. — Привет! Ты у папы была? Мину кивает. — Он пошел за машиной. Хочешь, тебя подвезем? — Нет, спасибо. Анне-Карин совсем не хочется встречаться с папой Мину. Ей хватило встречи с ним прошлой зимой. — Мне недалеко идти, — говорит она, глядя в землю. — У тебя все в порядке? — спрашивает Мину. Продолжая изучать брусчатое покрытие площади, Анна-Карин еле слышно говорит: — Ну так. Несколько минут они стоят молча. Над их головой пролетают вороны, истошно крича друг на друга. — Мы с мамой ходили в офис «Позитивного Энгельсфорса». Мама… Она ненавидит свою жизнь, но ничего не делает, чтобы ее изменить. Она почти не выходит из дому… Хелена сказала почти слово в слово то, что ей хотелось слышать… По крайней мере, мне так показалось. Но мама не захотела ее слушать. И еще… Анна-Карин хотела добавить, что не знает, на что они будут жить. Но говорить об этом было унизительно. — Я не знаю, что делать, — вместо этого сказала она. — Я уже все перепробовала. Но она не хочет меняться. Я поэтому… осенью… Хотела ей помочь. Анна-Карин наконец решается посмотреть на Мину. Мину стоит, обхватив себя руками, словно ей холодно. — У меня, конечно, не так, — говорит Мину. — Но мой папа работает на износ. Его отец, мой дедушка, умер, когда ему было столько же лет, сколько сейчас папе, но папа, похоже, думает, что сам он бессмертен. Он только работает и ест и совсем не двигается, у него скачет давление, он плохо выглядит. Мама с ним из-за этого все время ссорится, и я думаю, что они хотят развестись. От волнения у Мину сбивается дыхание, и она замолкает. — Прости, ты рассказала о своих проблемах, а я тут же загрузила тебя своими… — Все нормально. Когда подумаешь, что у других тоже проблемы, становится легче. — Мы можем основать общество «Негативный Энгельсфорс». «Послушай рассказы людей, которым живется хуже, чем тебе, и смирись со своей жизнью! » Девочки смеются. Рядом останавливается машина. Анна-Карин уголком глаза видит за рулем Мининого папу. В машине на полную громкость включены новости. Спокойный женский голос диктора слышен даже на улице. — Я пойду, — говорит Мину. — Знаешь, я, конечно, не психотерапевт, но мне кажется, у твоей мамы депрессия. Хочешь, помогу тебе найти телефон врача? Моя мама наверняка знает, куда лучше обратиться. — Спасибо, — отвечает Анна-Карин. — Но она не будет звонить никакому врачу. — Ну, если надумаешь, скажи. — На прощание Мину неловко коснулась руки Анны-Карин. Анна-Карин опешила. Пока она собиралась с мыслями, Мину уже села в машину и уехала.  34
 

 — Какой ужас! — восклицает Ида. — Полный отстой! — Не хочешь позвать их сегодня на барбекю? — предложил Эрик. Он и Робин засмеялись. В конце коридора Мишель и Эвелина, хохоча, боролись с парнями с третьего курса. Ида не понимала, как Ванесса может общаться с этими девицами. По сравнению с ними сама Ванесса была просто образцом интеллигентности и вкуса. Мишель и Эвелина вечно вешаются на шею старшим парням, ходят полуголыми, красятся без меры и слишком громко и часто смеются. Впечатление такое, будто они ни разу за всю свою жизнь не задумывались над тем, что делают. — Видели блог Эвелины? — спросил Эрик. — Похоже, у нее совсем с мозгами беда. — У симпатичных девчонок всегда с мозгами беда, — сказал Робин, словно констатируя непреложный факт. Ида резко повернулась к нему: — Что ты хочешь сказать? Глаза Робина испуганно забегали. — Ну это ведь и правда так… Если девчонка симпатичная, ей не нужно напрягаться в жизни, вот у нее мозг и не развивается. — У меня тоже мозг не развивается? — спросила Ида. — У тебя развивается. — Значит, я не симпатичная? — Перестань, Ида! — застонал Эрик, а Робин начал блеять что-то про исключения из правил. Ида прикусила язык. Здесь не место устраивать сцену. Есть дела и поважнее. Сегодня вечером родители Иды приглашают всех на барбекю. Мама Иды тщательно все спланировала. Продумала до мельчайших деталей. Чтобы никакая случайность не испортила вечер. — Мне нужно домой, мама просила помочь, — сказала Ида. — Пожалуйста, не опаздывайте. Она широко улыбнулась Эрику и Робину, чтобы показать, что размолвка забыта, и пошла по коридору. Шкафчики в раздевалке пестрели желтыми наклейками: «Я смотрю на жизнь позитивно! » Ида спустилась по главной лестнице. В вестибюле, возле лестницы, ведущей в спортзал, стоял, прислонившись к стене, Виктор. Увидев Иду, он направился к ней. «Что он от меня хочет? » — думает Ида. Ничего хорошего от встречи с Виктором она не ждет. Неужели Совет не мог просто забрать к себе Анну-Карин, вместо того чтобы мучить их всех? Ида так устала от этой истории. Она уже почти готова рассказать правду про Анну-Карин. Но Книга требует, чтобы она помогала Избранницам. — Готовишься к сегодняшнему вечеру? — спрашивает Виктор. — В каком смысле? — Похоже, все сливки Энгельсфорса сегодня соберутся у вас дома, — говорит Виктор с улыбкой. Почему все, что он говорит, звучит как оскорбление? — Возможно. Она окидывает взглядом его стильный стокгольмский прикид, гладкое, без пор и прыщей лицо. Наверно, он и правда голубой. Не бывает парень, если он не гей, всегда таким красивым и аккуратным. — У тебя ко мне дело? — спросила Ида. — Я спешу. — Хотел узнать, удалось ли тебе в последнее время что-то узнать из Книги Узоров. Ведь только ты умеешь ее читать? Ида не знает, чего Виктор добивается. Но ее так просто не проведешь. — Да, только я. Нет, не удалось. Тебя еще что-то интересует? Виктор лучезарно улыбается: — Нет, больше ничего. Спасибо. Хорошего вечера! Он поворачивается и идет в другой конец вестибюля, где находится главная лестница. Ида остается стоять на месте, почему-то чувствуя, что ее одурачили. * * *

 «Встает любовь из ненависти грозной! Увидеть, не узнав! Узнать, но поздно! »  [15]  Мину ведет пальцем по истрепанной странице библиотечной книги. В прошлом году она соврала родителям, что класс готовится ставить «Ромео и Джульетту» на английском языке. Уходя в парк, на занятия магией, она говорила, что идет на репетиции спектакля. И вот теперь, по иронии судьбы, ложь стала правдой. Хотя Мину совершенно не представляла, как нелюдимому учителю английского Патрику удастся поставить любовные сцены. В вопросах любви и секса Ромео и его приятели заткнут за пояс любого современного подростка. Правда, современные Ромео этого не понимают. Например, Кевин во всеуслышание жаловался, что не будет играть «заплесневелую пьесу». Еще одна ирония судьбы заключается в том, что реплики Джульетты очень напоминают Мину ее собственные чувства к Максу. Мину прекрасно знает, каково это — полюбить человека, который на поверку окажется твоим смертельным врагом. Ромео хотя бы не пытался убить Джульетту и ее друзей. Сможет ли она когда-нибудь опять влюбиться? Пока это трудно себе представить. Что же тогда получается: ее смертельный враг — единственный человек, которого она смогла полюбить? В рюкзаке завибрировал мобильный, Мину от неожиданности уронила книжку. Сообщение от Ванессы. Она вскрыла замок в лаборантской возле кабинета химии и раздобыла немного металлических опилок. Мину убрала мобильный, выудила из рюкзака бутылку воды и сделала несколько глотков. Положила голову на руки. В библиотеке так спокойно. Вот бы здесь остаться, уйти в мир снов и фантазий, забыть все тревоги. Голова отяжелела. — Это же сектантская литература! Мину вздрогнула. Говорила библиотекарша Юханна. Стараясь не шуметь, Мину встала со стула. Осторожно выглянула между полками и увидела желтую рубашку с ярко-красными кленовыми листьями. Это мог быть только Томми Экберг. Напротив него стояла Юханна. Мину подошла ближе, делая вид, будто изучает книги на полках — на всякий случай, если ее все-таки заметят. — Мне это не нравится, — отрезала Юханна. — У нас новое направление сотрудничества… — начал было Томми, но Юханна оборвала его на полуслове: — Это ваша личная инициатива! — Меня поддержал коллектив учителей! — Половина из них уже вошли в «Позитивный Энгельсфорс». Мы муниципальная[16] школа, единственная в округе, а вы пропагандируете какую-то частную организацию и определяете, какие книги должны быть в библиотеке! В щель между полками Мину было видно, что Томми держит в руках целую кипу книг. Яркие обложки предлагали читателю рецепты на все случаи жизни: как стать богатым, счастливым, здоровым и успешным. Томми с усилием нагнулся и поставил книги возле ног Юханны. — Я просто решил добавить книг в школьную библиотеку. Пусть ученики сами решают, что читать, — сказал Томми и с хрустом распрямил спину. — В этом-то и дело! Как человек может развить у себя критическое мышление, если школа учит его закрывать глаза на трудности и видеть только светлую сторону жизни! Как может человек научиться менять окружающий мир, если его учат, что менять нужно только свое отношение к жизни! — Это научно проверенный метод, который помог добиться успеха многим предпринимателям и звездам спорта. — Это страшный метод, превращающий людей в конформистов. Мир, в котором мы живем, бывает страшным и несправедливым, и нельзя закрывать на это глаза. — Юханна! — Томми засмеялся. — Есть песня про то, как избавиться от кислого выражения лица. Тебе надо ее послушать. Нельзя быть такой занудой! Юханна уставилась на Томми: — Вы не шутите? — Если работа тебе не нравится, можешь после декретного отпуска к нам не возвращаться. Я уверен, найдутся другие библиотекари, которые с пониманием отнесутся к нашей новой политике. — Я не оставлю детей и школу и не уйду так тихо и покорно, как Адриана. С этими словами Юханна развернулась и ушла, а Мину едва сдержалась, чтобы не побежать за ней. Ей так хотелось сказать Юханне, что она восхищается ею и просит ее ни в коем случае не увольняться. Томми Экберг постоял несколько секунд, глядя на свою кипу книг, потом стал по одной пристраивать их на стол, где лежали произведения про Первую мировую войну. Мину узнала все, что хотела. Она на цыпочках вернулась к своему столу. За столом сидел Виктор и читал «Ромео и Джульетта». — Ты обратила внимание, что в начале пьесы Ромео вздыхает о другой девушке? — спросил Виктор, не поднимая головы от книги. — Он говорит, что будет вечно ее любить, а несколько часов спустя уже пускает слюни под балконом Джульетты. Думаю, если бы Ромео и Джульетта остались живы, их отношения не продлились бы долго. — Что тебе надо? — спросила Мину. — Знаешь, ведь есть версии этой истории со счастливым концом. Может, теперь, когда у нас все так позитивно, мы будем читать только эти тексты? Мину подходит к столу и захлопывает книгу. Виктор смотрит на нее с легкой улыбкой. Он держит в руках мобильный, и Мину не сразу понимает, что это ее телефон. — Я написал твоей маме сообщение, что ты задержишься. Будешь делать уроки у подруги. Гнев захлестывает Мину. — Дай сюда телефон! — Ты получишь его, когда мы закончим. Тебя вызывают на допрос. * * *

 Квартира Линнеи чисто убрана. Однако Диана смотрит на Линнею холодно. — Мне очень жаль, что так получилось, — говорит Линнея. — Извините. Ей кажется, что в глазах Дианы мелькает удовлетворение, поэтому продолжает: — В последнее время я плохо себя чувствую. Прошел год со дня смерти Элиаса. Я много думала про него. И не могла думать ни о чем другом. Диана хмурит брови. — Это не оправдание, я просто пытаюсь объяснить, — быстро добавляет Линнея. — Я знаю, что была не права. Но теперь мне немного лучше. Я все еще скучаю по Элиасу, но мне кажется, рана начинает… затягиваться. И беседы с Якобом мне очень помогают. Линнее противно вести этот разговор. Противно использовать имя Элиаса для прикрытия. Но он бы ее понял. Он знал, как много для нее значит собственная квартира. Если у нее эту квартиру отберут, она умрет. — Это действительно не оправдание, — произносит Диана. Линнея не узнавала Диану. Это был совсем другой человек. Не только потому, что она говорила, но и потому, как говорила. — Но я рада, что ты перестала лгать. Обещаю на этот раз оставить происшедшее без последствий. В виде исключения. — Спасибо. Линнея не может понять, Диана это все сама придумала или кто-то ее науськал. — Но мы будем тщательно тебя контролировать, — продолжала Диана. — И если кто-нибудь из вашего дома на тебя пожалуется… Она не заканчивает фразу. — Я поняла, — кивает Линнея. * * *

 Черная машина была припаркована невдалеке от школы. Виктор нажал кнопку брелка сигнализации и пошел открывать пассажирскую дверь для Мину. Мину было противно принимать его ухаживания, и она поспешила открыть дверь сама. Виктор засмеялся, и Мину мысленно пожелала ему подавиться собственным языком. Салон машины был дорогим и новым. Виктор сел за руль и завел мотор. — Ты что, оставался в школе на второй год? — Что ты имеешь в виду? — Ты водишь машину. Надеюсь, что у тебя есть права. Значит, тебе уже исполнилось восемнадцать. — Я же говорил, что ты умная. Давай сделаем так. Я не могу выдавать секреты отца или Совета. Но обо мне можешь спросить три любые вещи. Я отвечу. Они остановились на светофоре. Мину посмотрела на Виктора: — Зачем мне задавать тебе вопросы? — Разве ты не слышала выражение: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе»? — Конечно, слышала. — Ты уверена, что я твой враг. Даю тебе шанс узнать меня ближе, — сказал он и ухмыльнулся. Мину смотрела в окно. Она не хотела участвовать в этой игре. Но как иначе получить информацию про Виктора и Александра? Ни они, ни Мона Лунный Свет не числятся ни в каких базах данных. Ситуация совершенно невозможная в бюрократической Швеции. Но, похоже, члены Совета подчиняются только собственным законам. Во времена Николауса члены Совета занимали в обществе высокие посты, может, и сейчас тоже. Включился зеленый свет, Виктор рванул с места. — Ну давай, — сказал он. — Спрашивай. Мину вспомнила сказки, в которых героям предлагали придумать три желания. И они всегда загадывали какую-нибудь ерунду. Нужно быстрее задавать вопросы, пока машина еще не доехала до старой усадьбы и предложение Виктора не потеряло актуальность. — Кто ты? — спросила Мину. Виктор ухмыльнулся: — Ты начала с одного из сложнейших вопросов философии. — Ты знаешь, что я имею в виду. Основные факты биографии. — Виктор Эреншёльд, урожденный Андерсон. Я полагаю, Линнея рассказала о моем детстве? — Да. — Но вы решили, что я лгу. Мину и рада была бы узнать, врет он или нет, но тратить на это целый вопрос не хотелось. — Я родился в Стокгольме, — продолжал Виктор. — Мне девятнадцать лет, гимназию я действительно уже окончил. И честно говоря, совсем не горел желанием снова ходить в школу. Но Совет послал меня наблюдать за вами. Правда, поскольку я никогда не учился в обычной гимназии, это оказался совершенно новый для меня опыт. — Что ты имеешь в виду? — Это вопрос номер два, — уточнил Виктор, и Мину прокляла себя за то, что попалась в ту же ловушку, что и герои сказок. — У Совета свои школы, — объяснил Виктор. Естественно. Было бы странно, если бы у них не было своих школ. Они проехали через мост и свернули на проселочную дорогу, ведущую к усадьбе. — Остался один вопрос, — сказал Виктор, когда впереди показалась усадьба. Мину решилась: — Какой у тебя магический элемент? Виктор припарковал машину на площадке и повернулся к Мину. Он нагнулся к рюкзаку, стоящему у ее ног, вытащил оттуда полупустую бутылку и постучал по ней пальцем. За доли секунды вода замерзла и превратилась в кусок льда. — Вода, — констатировала Мину. — Значит, на уроке химии ты поменял местами воду и кислоту. Казалось, Виктор не слышал ее слов. Он рассматривал ее лицо, изучал каждую клеточку, каждую пору, каждый прыщик, каждую невыщипанную волосинку на бровях. Мину с трудом выдержала его взгляд. — Кевин мог серьезно пострадать, но на тебя никто бы не подумал, — сказала Мину. — Ты нарушил законы Совета. Как ты думаешь, что они скажут, если об этом узнают? Виктор улыбнулся: — Ничего не скажут. Это сделал не я. Он выбрался из машины, и Мину поняла, что угрожать ему бесполезно. Доказательств у нее нет, и Совет ей не поверит.  35
 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.