Annotation 10 страница

Бахар отставляет в сторону сумку на колесиках и крепко обнимает Мину. — Dokhtare azizam, — говорит она. — Береги себя. Надеюсь, мы скоро увидимся. — Я тоже, — отвечает Мину, искренне веря, что так оно и будет. Ей очень не хочется, чтобы Бахар уезжала. Да, все эти дни обстановка дома была натянутой, но, по крайней мере, в присутствии Бахар мама с папой общались между собой цивилизованно. Бахар поворачивается к маме Мину, обнимает ее и что-то шепчет на ухо. Когда сестры размыкают объятия, в глазах обеих блестят слезы. Они еще раз берутся за руки, и Бахар заходит в поезд. Двери с шипением закрываются, поезд трогается. Мину и мама стоят на перроне, пока поезд не скрывается из глаз. В молчании они идут к машине. Наступившая тишина кажется мучительной. Всю обратную дорогу они не говорят друг другу ни слова. Мама останавливается неподалеку от школы. Выключает двигатель. Видно, что она собирается с духом. Как будто готовится наконец сказать правду. Но мгновение спустя на ее лице опять появляется «приклеенная» улыбка. «Неужели она надеется меня обмануть? — думает Мину. — А еще учит меня не скрывать своих чувств». — Хорошего дня, — говорит мама. Мину больше не может мучиться неизвестностью. — Вы собираетесь развестись? — спрашивает она. Мама удивленно раскрывает глаза. И Мину злится еще больше. Сколько можно откладывать этот разговор! — Что с вами происходит? — спрашивает Мину опять, потому что мама не отвечает. — Это наше с папой дело… — И Бахар. Мама застывает на месте: — Она тебе что-то сказала? — Нет, но ей явно что-то известно. И папа знает, что ей известно. Почему Бахар лучше знает, что происходит у нас в семье, чем я? Горло у Мину перехватывает. Но она не позволит себе разреветься. Мама должна понять: ее дочь достаточно сильна, чтобы знать правду. — Я не хотела огорчать тебя правдой, — говорит мама. — А то, что происходит, думаешь, меня не огорчает? Вы ничего не объясняете и только ссоритесь целыми днями. Я, между прочим, живу с вами в одном доме. Мама так сильно сжала руль, что костяшки ее пальцев побелели. — Девочка моя, — говорит мама, но голос ее не слушается. Помолчав немного, мама предпринимает новую попытку: — Я понимаю тебя. И я попробую тебе все объяснить. Конечно, ты должна знать, что происходит. Ты имеешь на это полное право. Просто я хотела кое-что уяснить для себя самой и сначала поговорила с Бахар. И еще я хочу, чтобы ты запомнила одно: в том, что происходит между мной и папой, твоей вины нет. — Естественно, нет! — вмешалась Мину. — Ты что, думаешь, мне пять лет? Но я не могу так больше жить! Решайте свои проблемы, сходите к психологу или уж тогда разводитесь! — Мину!.. Но Мину уже не слушала ее. Хлопнув дверью машины, она быстрым шагом направилась к школе. Она шла и глотала слезы, обиду, гнев. Глотала до тех пор, пока все это, плотно спрессованное, не улеглось большим тяжелым комком у нее в груди. Войдя в школьный двор, Мину подумала, что упустила из виду какое-то важное мероприятие. У входа в школу стояли ученики в желтых толстовках. Одни из них оживленно переговаривались, другие раздавали флаеры и наклейки. Кто-то привязал к перилам шарики. Шарики болтались также на воротах футбольного поля и на ветках засохших деревьев. Только разглядев среди ребят, одетых в желтые толстовки, Рикарда, Мину поняла, что происходит. — Мину! — крикнула Линнея, входившая в это время в калитку. Линнея выглядела полной противоположностью цыпляче-желтым школьникам у входа. На черных взлохмаченных волосах красовался бант из черного кружева. Черное короткое платье. Черные, кое-где рваные колготки в сеточку. И высокие черные ботинки. Вокруг глаз — густые темные тени. — «Позитивный Энгельсфорс», — с отвращением произнесла Линнея. — Они размножаются не по дням, а по часам. Стараясь не смотреть в сторону желтой толпы, Мину и Линнея поднялись по лестнице. После того что произошло в машине, нервы Мину были оголены. Она чувствовала себя уязвимой. Беззащитной перед окружающим миром. — Поздравляю, сегодня первый день твоей новой жизни, — объявил симпатичный парень, пытаясь всунуть Мину в руки листовку. — Нет, спасибо, — отказалась Мину. — Ты что такая кислая? Лимонов на завтрак переела? — пошутил парень. — У меня сегодня тяжелый день. — Измени отношение к жизни, и твоя жизнь изменится к лучшему. — Мехмет, жизнь изменится к лучшему, если ты заткнешься, — вмешалась Линнея. — Какие вы скучные! — крикнул кто-то им вслед, когда они входили в двери школы. Линнея и Мину переглянулись. — Первый день новой жизни. Они что, серьезно? — Похоже, да. Звучит как угроза. Линнея смеется. Мину улыбается, колючий комок в груди становится чуть-чуть мягче. — Куда все идут? — спрашивает Линнея. Мину только теперь замечает, что все ученики школы двигаются в направлении актового зала. Все, кроме девушки с синими волосами, которая идет навстречу потоку. — Линнея! — кричит девушка. Белые тени не скрывают, а скорее подчеркивают темные круги под глазами. Хотя, может, так и было задумано. На девушке длинная черная футболка с кроваво-красной надписью: The good die young^[14]. Похоже, принт сделан ею собственноручно. — Привет, Оливия, — говорит Линнея неожиданно усталым голосом. — Привет, — говорит девушка, не глядя на Мину. — Первого урока не будет, всех собирают в актовом зале. Мину обменивается с Линнеей быстрым взглядом. А вдруг это по поводу Адрианы? — Говорят, явка обязательна, но ведь никто не проверяет. Может, смоемся? — Я не могу, — говорит Линнея. Оливия удивленно поднимает ярко накрашенные брови. — Диана на меня бычит, — говорит Линнея. — Я теперь должна быть хорошей девочкой. Оливия раздраженно косится на Мину, как будто та виновата, что Линнея отказывается прогуливать собрание, и, ни слова не говоря, уходит. Мину и Линнея идут вместе со всеми в актовый зал. Там уже полно народу, свободные места остались только возле сцены. Мину и Линнея садятся на четвертый ряд, позади Ванессы и ее компании. Увидев их, Ванесса оборачивается: — Вы знаете, что сейчас будет? — Нет, — говорит Мину. Ванесса обращается к Линнее: — Ну как Диана? Я пыталась тебе вчера позвонить, но… — Забей, — обрывает Линнея Ванессу, не глядя на нее. — Ладно, — говорит Ванесса и отворачивается. Мину украдкой смотрит на Линнею, но та с отсутствующим видом рассматривает свои ногти. Интересно, что произошло вчера. Однако спрашивать Мину не решается. Когда Линнея в таком настроении, к ней лучше не лезть с вопросами. Желтые толстовки строем входят в актовый зал и занимают пустые места в передних рядах. Их больше, чем показалось Мину сначала. Половина футбольной команды сменила красно-белые майки на желтый цвет. Мину ищет глазами Густава, но, слава богу, его в этой группе нет, зато Кевин, конечно же, там. Передние ряды начинают хлопать — на сцену поднимается Томми Экберг. Ради такого случая он сменил цветастую рубашку на гладкую. Вид у Томми растерянный, словно он не знает, как относиться к аплодисментам. Но вот он встает на трибуну, и хлопки резко замолкают. Томми откашливается и наклоняется к микрофону. В свете прожекторов его лысина зеркально блестит. — Дорогие ученики… Я не знаю, слышали ли вы уже об этом… Дело в том, что Адриана покинула нас… По залу пробегает встревоженный шум, и Томми, поняв, что выразился неудачно, исправляется: — Нет, нет, я имею в виду, что Адриана Лопес ушла с поста директора. По причинам личного характера. Я исполняю обязанности директора до… В общем, пока обязанности директора исполняю я, — произнес Томми уже громче. Он вытирает тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Похоже, что внезапно обретенная власть его не радует. — Но к изменениям нужно относиться позитивно, считать, что начинается новая фаза жизни. Смотреть вперед! Вместе! Именно поэтому мы собрались сегодня здесь. Наша гимназия начинает сотрудничество с уникальной организацией. Мы поддерживаем позитивное развитие. Отныне на всех уроках от математики и обществоведения до физкультуры вы будете иметь дело только с положительными образцами… Томми перевел дыхание. — Хотя на уроках математики, конечно, придется иногда пользоваться отрицательными величинами, — добавил он, нервно подмигивая. От стыда за него Мину была готова провалиться сквозь землю. Первые ряды одобрительно засмеялись. Томми почувствовал себя увереннее. — Теперь я передаю слово профессионалу. Дамы и господа! Имею честь представить вам человека, в руках которого будущее Энгельсфорса. Хелена Мальмгрен! 30

До этого Ванесса видела маму Элиаса всего несколько раз — на школьных праздниках да еще в тот день, когда крестили Мелвина. Но есть такие люди — увидев их однажды, уже не забудешь. Хелена Мальмгрен в желтой тунике и в джинсах поднялась на сцену, и Ванессе показалось, будто ее харизма стала еще сильнее. От Хелены невозможно было отвести глаз. Желтые толстовки громко захлопали. Хелена встала посреди сцены. Улыбнулась. Ее питомцы, словно по мановению волшебной палочки, замолчали. В задних рядах продолжалось хихиканье и болтовня. Рикард встал и устремил взгляд на нарушителей порядка. Болтовня прекратилась. — Здравствуйте, — сказала Хелена, обводя взглядом притихший зал. Ее улыбка стала еще шире. — Слышите, я говорю вам «здравствуйте»! Из разных углов зала послышалось нестройное «здравствуйте». — Давайте еще раз вместе! Здравствуйте! Хелена протянула руки к публике, и в ответ ей зал грянул в унисон: — Здравствуйте! Неожиданно для себя Ванесса обнаружила, что только что тоже здоровалась вместе со всеми. — Вот это другое дело! — похвалила Хелена. — А теперь мы займемся энергетикой этого зала. Встаньте! Ванесса обменялась недовольным взглядом с сидевшими слева от нее Эвелиной и Мишель, но встала вместе со всеми. Захлопали крышки откидных стульев. — Давайте еще раз, — сказала Хелена. — Здравствуйте! — ЗДРАВСТВУЙТЕ! — Здравствуйте! — ЗДРАВСТВУЙТЕ! Хелена начала размеренно хлопать в ладоши. Желтые толстовки подхватили. И скоро все, как один, ученики Энгельсфорской гимназии слаженно отбивали ладонями ритм. Ванесса тоже, хотя и не так громко, как остальные. Однако общий энтузиазм был заразителен. Противостоять ему было очень сложно. Энергетика в зале нарастала. Без всякой магии. От этого происходящее казалось еще более неприятным. Хелена хлопала быстрее и быстрее, все больше взвинчивая ритм, и вот уже с передних рядов раздался протяжный крик, в воздух взметнулись руки. — Да! — кричит Хелена. Ванесса опускает руки, в недоумении смотрит на них. Стесняется встретиться взглядом с Эвелиной и Мишель. Все снова занимают свои места. — Многие из вас меня знают, — говорит Хелена. — Вы знаете, что раньше я была священником. Может быть, знаете, что я мама Элиаса. Хелена делает паузу. Повисает гнетущая тишина. Ванесса вспоминает, как сидела в этом же зале в день смерти Элиаса. Как тогда все плакали и переживали, а потом привыкли и забыли. Она уверена, что большинство ребят, бывших в тот день на собрании, думает о том же. — Он умер почти год назад. Я погрузилась во мрак, думала, что не смогу жить дальше. В дальнем конце зала раздалось всхлипывание. — Но потом я увидела свет. Нашла в себе силы преодолеть озлобление и скорбь и вернуться к людям, — продолжала Хелена. — Я поняла, что только я сама могу изменить свою жизнь. Я решила взять ее под контроль и стать тем человеком, которым я хотела быть. Я пересмотрела прошлое и постаралась правильно выстроить свое отношение к будущему. И сегодня я стою перед вами и говорю: это возможно. Наука доказала: мы сами творим свою жизнь. Если вы думаете, что в жизни есть только скука и страдание, так оно и будет. Если вы хотите хорошо учиться, хотите нравиться какому-то парню или девушке, поверьте в себя, и ваше желание сбудется. Гарантирую! — Не факт, что это обрадует того парня или девушку! — шепчет Эвелина. Ванесса кивает. — Я убедила себя, что в смерти Элиаса был некий смысл. И вот теперь я стою перед вами и говорю: вы можете достичь всего, чего вам хочется. Главное — принять решение и научиться правильно думать. Ванесса пытается понять, что Хелена имеет в виду. Неужели она хочет сказать, что своими неправильными мыслями довела Элиаса до смерти? Или Элиас сам довел себя до смерти, потому что думал неправильно? Хелена подходит к краю сцены. Кажется, ее взгляд проникает в душу каждого сидящего в зале человека. Каждое ее слово, каждый жест наполнен глубочайшим смыслом. — В вашем возрасте люди склонны навешивать окружающим ярлыки. Этот красивый, этот плохо одевается, этот крутой, а этот — нет. Но все это не имеет никакого значения. Это шелуха. Различать нужно два типа людей. — Тех, кто готов слушать этот бред, и тех, кто его не слушает? — громко спросила Линнея. Ванесса хихикнула, гордясь смелостью подруги. Публика затаила дыхание. Но Хелена только засмеялась. — Тех, кто смотрит на жизнь позитивно, и тех, кто смотрит негативно, — сказала она, указывая на Линнею. В зале раздались смешки. Ванесса оглянулась на Линнею. Лицо той ничего не выражало. Зато Мину покраснела как рак. — Я понимаю, поверить в это трудно, — с улыбкой продолжала Хелена. — Кому-то, может быть, трудно даже думать об этом. Но не надо никого судить. Лучше сконцентрируйтесь на себе. Запомните четыре буквы. МССЖ. Мы Создаем Свою Жизнь. Делаем ее лучше или хуже. Какой она будет, зависит от нас. Но «Позитивный Энгельсфорс» поможет вам видеть возможности, а не проблемы. Вы можете стать такими же, как мы, сосредоточиться на достижении своей цели. Посмотрите на меня. Если бы я продолжала цепляться за то, что потеряла, я бы уже умерла. Но я сделала свой выбор. И выбрала будущее. Хелена продолжала говорить, и Ванесса поняла, почему мама подпала под ее влияние. То, что говорила Хелена, казалось таким понятным и простым. Даже Ванессе захотелось ей поверить. Внутри копошился слабый червячок сомнения: а вдруг она до сих пор относилась к жизни неправильно? Вдруг Хелена права и она упустила в жизни что-то важное? Хелена говорит так веско, держится так уверенно. — Надеюсь увидеть вас в нашем офисе. Центр «Позитивный Энгельсфорс» открыт с девяти утра до девяти вечера. Мы ждем вас. И помните, улыбайтесь миру, и мир улыбнется вам. Захлопали первые ряды, за ними следующие, и скоро по залу покатился шквал аплодисментов. Ванессе показалось, что гудит даже пол. Так оно и было — сотни ног топали в такт аплодисментам. И ее собственные ноги двигались в общем ритме. * * *

Ида подтолкнула Эрика: мол, давай, двигайся вперед. Сколько можно стоять возле своего места? — Не пихайся, впереди куча народу, идти некуда, — буркнул он. — Ну ты хотя бы понемногу пробирайся вперед! Эрик не ответил, Ида раздраженно вздохнула и перевела взгляд на команду в желтых толстовках, стоящую возле сцены. — Ты знал, что Кевин с ними? — спросила Ида. Эрик пожал плечами: — К ним вроде вся футбольная команда присоединилась… Ну и он заодно. «А Густав — нет», — подумала Ида. — Как тебе их идеи? — Наверно, неплохо, если люди перестанут себя постоянно жалеть и займутся делом. — Вот и я так думаю, — с нажимом сказал Эрик. — Думаю, надо пригласить Хелену к нам в хоккейную команду, чтобы ребят взбодрить. У всех спортивных звезд есть коучеры, которые им помогают правильно определить цель и выработать психологию победителя. Наконец пробка впереди рассосалась, Ида оказалась в проходе между рядами стульев и уже собиралась протискиваться дальше в коридор, когда на плечо ей легла чья-то рука. Ида обернулась и увидела Хелену. — Ида Хольмстрём, — сказала Хелена. — Давно не виделись. Ида принужденно улыбнулась. Встречи с Хеленой напрягали ее, хотя та никогда не показывала, что знает, как трудно Элиасу приходится в школе. Некоторые говорили, будто Ида и Эрик организовали травлю Элиаса, но Ида считала: Элиас сам виноват. Он провоцировал ребят своим поведением. — Здравствуйте, Хелена! — сказала Ида, с неудовольствием чувствуя, как срывается голос. — И Эрик Форслунд с тобой. Как всегда стильный и обаятельный. — Спасибо, — засмеялся Эрик. Похоже, его не волновало, что знает Хелена об их отношениях с Элиасом. Это успокоило Иду. Хелена опять повернулась к Иде: — Я давно не виделась с твоей мамой, но на днях она пригласила Кристера и меня к вам на барбекю. Будет приятно повидаться. А то мужчины успевают друг с другом общаться, а мы нет. — Да, это обычное дело, — улыбнулась Ида. — Такие люди, как твои родители, — опора Энгельсфорса, — сказала Хелена. — Я очень надеюсь, что они подключатся к «Позитивному Энгельсфорсу» и вы тоже. Вы стали бы примером для других. Ваше поколение — это будущее нашего города. Хелена протянула им две наклейки. На каждой было лиловое улыбающееся солнце и надпись: «Я думаю позитивно». — Спасибо, — поблагодарил Эрик. — Было интересно вас послушать. — Спасибо и тебе, Эрик. Твое мнение мне очень важно. И я очень надеюсь, что в скором времени у нас будет возможность обсудить эти вопросы более подробно. Приходите сами и приводите ваших друзей. Дружески кивнув на прощание, Хелена исчезает в толпе своих сторонников. * * *

Линнея слышит, как Мину и Ванесса ее зовут, но не останавливается. Внутренний голос, подозрительно похожий на голос Якоба, предостерегает ее, говоря, что именно таких ситуаций ей следует избегать, что нельзя набрасываться на людей, нужно вести себя в школе прилично, сначала думать, а потом говорить, особенно сейчас, когда она находится под пристальным контролем соцслужбы. Линнея не хочет его слушать. Другой голос звучит сильнее. Голос Элиаса. Который плачет, рассказывая о том, что родители не хотят ничего знать о травле в школе. Стыдятся его. Когда он был маленький, они стыдились того, что он не веселый, не спортивный, плохо учится, мало с кем дружит. Потом стали стыдиться его одежды, его крашеных волос и подведенных глаз. Сын не вписывался в придуманный ими образ идеальной энгельсфорской семьи. Родители отказывались замечать, что Элиасу плохо. Их не пугали даже шрамы на его руках. Только когда Линнея позвонила им и сообщила, что Элиас попытался покончить жизнь самоубийством, они против воли были вынуждены признать проблему и обратились за помощью. А Линнею выставили козлом отпущения. Кто-то в желтой толстовке берет Линнею за рукав, но она, не обращая внимания, идет вперед. И вдруг оказывается лицом к лицу с Хеленой. — Здравствуй, Линнея, — говорит Хелена, широко улыбаясь. Линнее очень хочется прочитать ее мысли, но она боится, что Виктор где-то поблизости, и не осмеливается это делать. — Тебя что-то беспокоит? — спрашивает Хелена, и желтые толстовки смеются. — Вы знаете, с кем вы только сейчас любезничали? — спрашивает Линнея. — Ида и Эрик травили Элиаса. Они, а вовсе не какие-то там негативные энергии отняли у него жизнь. Продолжая лучезарно улыбаться, Хелена чуть наклоняет голову, словно разговаривает с маленьким упрямым ребенком: — Мне жаль тебя, Линнея. Ты позволяешь деструктивным силам управлять твоей жизнью. К сожалению, под твое влияние попал и мой сын. Если бы такие друзья, как ты, не тянули его вниз, возможно, он жил бы и сегодня. Это жестокий удар. Линнея хватает ртом воздух, но не может произнести ни слова. Она подозревала, что Хелена так думает, но одно дело думать, другое — сказать это вслух. Движением руки Хелена собирает своих сторонников. И они вместе идут к выходу. Линнея стоит не двигаясь, пытаясь заставить сердце работать. Легкие — перекачивать воздух. — Линнея… — Голос Ванессы возвращает ее к реальности. Линнея оборачивается и видит неподалеку Ванессу и Мину. Никто из них не говорит о происшедшем ни слова. Что тут скажешь? 31

Возле актового зала Мину, Линнею и Ванессу поджидает Анна-Карин. — Надо поговорить, — говорит Анна-Карин. — Давай, но не здесь, — отвечает Мину. В коридоре полно учеников, никто не торопится на занятия. На долю секунды у Мину срабатывает старый рефлекс — надо бежать, чтобы не опоздать на урок, но Мину тут же одергивает себя. Учитель биологии, рассеянный Уве Пост, вряд ли заметит ее отсутствие, он до сих пор не может запомнить, как ее зовут. Девочки спускаются по лестнице в женский туалет возле столовой и удостоверяются, что их никто не подслушивает. — Вы понимаете, что происходит? — в растерянности спрашивает Мину. — Что-то явно происходит, — отвечает Ванесса. — Но никакой магии я не почувствовала. А вы? Анна-Карин и Линнея качают головой. Мину пожимает плечами. — Я вчера была в их центре. Нас туда зазвала мамина старая знакомая. И тоже ничего такого не заметила. Хотя то, что она делает, трудно отличить от магии, если вы понимаете, что я имею в виду. Мину прекрасно понимает, что имеет в виду Анна-Карин. Она и сама едва не поддалась массовой истерии, захлестнувшей публику в актовом зале. Неужели и после этого Густав не поймет, что «Позитивный Энгельсфорс» — настоящая секта. — Странно, — подхватывает Линнея. — В пятницу Адриану выгоняют, а сегодня Томми Экберг уже директор и сразу приглашает в школу Хелену и ее «ПЭ». — Я видела его в офисе «Позитивного Энгельсфорса», — говорит Анна-Карин. — Думаете, Хелена подстроила увольнение Адрианы? — спрашивает Мину. — А может, это Совет? — предполагает Анна-Карин. — Зачем Совету ее выгонять? — В голосе Ванессы звучит сомнение. — Может, они заподозрили, что Адриана их обманывает? — объясняет Анна-Карин. — Она ведь тайно звонила Мину. — Не знаю, — неуверенно говорит Мину. — Если бы Адриану снял Совет, они вряд ли бы выбрали на роль директора Томми. Им нужно держать школу под контролем. Это ведь «прибежище зла» и всякое такое. — Блин! — воскликнула Линнея. — Как я сразу не доперла! Отец Элиаса — шишка в муниципалитете, ему ничего не стоило сделать так, чтобы Адриану выгнали. Мину тоже разозлилась, что не сразу увидела очевидное. Кристер Мальмгрен занимает высокий пост в муниципалитете и имеет в городе репутацию человека, который не остановится ни перед чем для достижения своей цели. — Точно, — кивнула Мину. — Они же упоминали, что это связано с Элиасом и Ребеккой. — Но Хелена действительно хочет помочь людям, — сказала Анна-Карин. — Ну ты наивная! — фыркнула Линнея. — Успокойся! — остановила ее Ванесса. — Анна-Карин ведь не видела то, что произошло после встречи. Мину рассказала Анне-Карин про разговор Хелены с Идой и Эриком и ее стычку с Линнеей. Повторять слова Хелены не поворачивался язык. — Господи, ну хоть бы что-нибудь из того, что кажется хорошим, и вправду было хорошим! — вздохнула Анна-Карин. «Не забывай, мы в Энгельсфорсе», — хотелось сказать Мину. — Наверно, Матильда предостерегала нас от Хелены, — предположила Линнея. — Возможно, — согласилась Ванесса. — Или от Совета. Или от них обоих. Или от чего-то еще, чего мы еще не заметили. * * *

— Похоже, что это я? — спросила Оливия, подняв вверх свой рисунок. Им задали передать на листе бумаги свое настроение, и Оливия, как всегда, нарисовала автопортрет. Из огромных глаз льются большие черные слезы. Над головой лезвие бритвы, вырезающее на небе кровавые полосы. — Думаю, никто не ошибется. Кроме тебя, такое вряд ли кто нарисует, — сказала Линнея. Оливия подняла на нее глаза и посмотрела особым, свойственным только ей взглядом. В такие моменты она решала — обидеться или засмеяться. На этот раз она решила улыбнуться. — А что у тебя? Линнея неохотно протянула Оливии рисунок, надеясь, что она не попросит его объяснить. На листке было нарисовано сердце из цветов, романтический букет. В самом центре которого лежало кровоточащее человеческое сердце. Может, это преувеличение, но, думая про Ванессу, Линнея чувствовала именно так. — Здорово ты рисуешь, — вздохнула Оливия. — По сравнению с твоими рисунками мои никуда не годятся. Линнея закатила глаза. — А что было в актовом зале? — спросила Оливия, раскрашивая волосы девушки на автопортрете ярко-синим цветом. — Хорошо, что ты не пошла. Оливия надолго замолчала. — Я давно хотела тебе сказать, — еле слышно прошептала она. — Мне кажется, мы отдаляемся друг от друга. Отложив фломастер, Линнея уставилась на нее: — Что ты имеешь в виду? Оливия добавила в волосы девушки на рисунке темного цвета: — У нас теперь разные интересы. — Ты разозлилась, что я не прогуляла собрание вместе с тобой? — Можно сказать, это стало последней каплей, — сказала Оливия, глядя в потолок. — Я старалась как могла, Линнея. Но больше не могу. Всему есть предел. Я не хочу сказать, что с сегодняшнего дня мы станем врагами. Но, думаю, общаться нам больше не надо. — По-моему, мы с тобой уже с весны практически не общаемся. — Вот именно, — серьезно сказала Оливия. — Ну что ж, тогда договорились. — Девочки на последней парте, перестаньте болтать! — крикнул Бакман с учительского места. Линнея заметила, что Бакман при этом не сводил глаз с груди Оливии, и напряглась, стараясь не читать его мысли. — Мне нужно в туалет, — сказала она, взяла сумку и вышла из класса. * * *

Выйти из класса раньше конца урока всегда приятно, даже если до звонка осталось всего лишь несколько минут. Кажется, будто ты украл для себя немного времени, убежал от реальной жизни. Линнея поднялась по лестнице вверх и по узкому коридорчику прошла к туалету, расположенному рядом с дверью на чердак. Как только туалеты отремонтировали и снова открыли для учеников, Линнея стала сюда подниматься. Она делала это специально, чтобы заглушить страх. Здесь они с Элиасом встречались, хоть и недолго — в первые недели учебы в гимназии, когда Элиас еще был жив. Линнея старалась думать, что здесь видела его живым, и не думать про то, что он здесь умер. Она открыла дверь в туалет. На подоконнике стоял букет из увядших цветов и несколько выгоревших свечей. Фото Элиаса в дешевой рамке. Линнея знала, что на прошлой неделе Оливия и другие ребята из их старой компании собирались здесь в день смерти Элиаса, чтобы его помянуть. Сама она помянула его иначе: сидя дома, она часами слушала любимые песни Элиаса, читала письма, которые он ей писал. У нее был целый ящик его писем. Длинных, веселых, грустных, плотно исписанных страниц с рисунками на полях. Ей почти захотелось поверить Хелене. Сконцентрироваться на позитиве, забыть и жить дальше. Когда Элиас погиб, Якоб много говорил с ней о том, что надо не бояться страдания. Погрузиться в него. Позволить себе страдать, научиться не убегать от своих чувств. Сначала Линнея не слушала Якоба. В обществе Юнте она перепробовала все доступные способы забвения. И поняла, что ничего не помогает. Чем больше пытаешься запереть своих монстров, тем мощнее и страшнее они становятся. Теперь она знает: одно дело — не забывать, что у жизни есть светлая сторона. И совсем другое — притворяться, будто темной стороны не существует. Линнея зашла в кабинку и села на унитаз. Достала из сумки Книгу Узоров и узороискатель. Постаралась сформулировать вопрос как можно четче. Затем открыла книгу, полистала ее и сосредоточилась. Хелена — наш враг? Линнея подкручивала узороискатель, пока не настроила фокус. То, что она увидела в Книге, поразило ее. Буквы беспокойно двигались, перемешивались, сплетались и расплетались. Линнея листала страницы, но всюду видела одно и то же. Буквы метались по страницам, подползали к краям, кажется, вот-вот начнут вываливаться из Книги. Линнея постаралась сконцентрироваться на своем вопросе. Но результат был тот же. Чем больше она сосредоточивалась, тем беспокойнее вели себя буквы. Наконец она не выдержала, захлопнула Книгу, убрала ее и узороискатель в сумку и вышла из туалета. Возле дверей стоял Виктор Эреншёльд. Линнея не заметила, когда он подошел. В холодном свете ламп Виктор казался бледнее, чем обычно. — Это здесь произошло, да? Линнея не ответила. Она стояла и думала, известно ли Виктору, что она минуту назад пыталась читать Книгу Узоров. — Трагично, что Элиас умер, так и не узнав, кто он. — Элиас знал, кто он. — Ты понимаешь, что я имею в виду. Элиас был одним из Избранных… — Оставь Элиаса в покое. Тебя это не касается! — Я думаю, тебе следует изменить свою манеру общения. — Я думаю, тебе стоит войти в клуб желтых толстовок. — Я там вряд ли уживусь. У меня несколько более реалистичная картина мира. Зато мне кажется, у нас с тобой есть нечто общее. — Мне так не кажется. Виктор смотрел на нее в упор своими темно-синими глазами. — Я сирота, — сказал он. — Моя мать была наркоманкой и умерла от передоза, когда мне было семь лет. Я жил в пяти разных приемных семьях, пока меня не взял к себе Александр. Линнея с сомнением посмотрела на Виктора: наверняка врет, чтобы втереться к ней в доверие. Она попыталась прочитать его мысли, но он опередил ее. — Линнея, аккуратнее, ты используешь магию! Губы Виктора дрогнули в чуть заметной улыбке. — Но я тебя не выдам. На этот раз, — произнес он вслух. 32

Маленький бронзовый колокольчик звякает, когда Ванесса входит в «Хрустальный грот». Магазинчик полон покупателей, и Мона раздраженно смотрит на Керстин Стольнакке, которая, стоя у кассы, роется в кошельке. — Ты поздно, — говорит Мона Лунный Свет Ванессе. — Магазин скоро закрывается. — Вы сказали прийти сегодня, но не сказали во сколько, — возразила Ванесса. Мона зажмурилась и вздохнула. — Минутку, — обратилась она к Керстин, та кивнула, продолжая выкладывать на прилавок мелочь. Мона подняла с пола коробку и подошла к Ванессе. — А еще я велела одеться поприличнее, — прошипела она. Ванесса посмотрела на розовую джинсовую юбку Моны, ее зеленоватую в блестках блузку с вышитым золотой ниткой единорогом, но промолчала. Сейчас главное — заручиться помощью Моны. — Держи, — сказала Мона, всовывая картонку в руки Ванессы. Коробка оказалась на удивление тяжелой — Ванесса чуть не уронила ее, а заодно и свою наплечную сумку на длинном ремне. — Что мне с этим делать? — Распаковать и поставить на полку рядом с ангелами. Мона пошла обратно к кассе. Шпоры на ее ковбойских сапогах позвякивали. Сжав зубы, Ванесса отнесла коробку туда, куда указала Мона, поставила на пол и стала разрывать коричневый скотч. Внутри лежало множество восьмигранных зеркал в вычурных бронзовых оправах. Стекло в зеркале было либо выпуклым, либо вогнутым. Расставляя зеркала на полке, Ванесса бросила взгляд на ангелов. Фарфоровый ангел с арфой, тот, над которым она и Линнея смеялись год назад, стоял на прежнем месте. Правда, он такой страшненький, что почти красивый? Ванесса улыбнулась воспоминаниям. Когда последний покупатель вышел из магазина, Мона облегченно вздохнула. — Больше не могу, — сказала она, зажигая сигарету. — Срочно нужно отдохнуть, иначе могу сорваться. — Вы вроде только что отдыхали чуть не сто лет, — сказала Ванесса, выставляя на полку еще три зеркала. — Отдыхала? — фыркнула Мона, возвращаясь к кассе. — Отдыхать я, наверно, буду только на Луне. Узнав, что Совет собирается прислать своих людей в Энгельсфорс, я вкалывала как зверь, чтобы усилить магию в этой зоне. Причем учти: перетаскивать с места на место магические вещества в такую жару очень непросто. Мона выдула большой клуб дыма и пробормотала какое-то ругательство. — Как вы узнали, что в город приедут посланцы Совета? — спросила Ванесса. — Полегче на поворотах, девочка. Я не хочу лишних проблем, — только и ответила Мона. — Тогда хотя бы объясните, что за фигню я сейчас раскладываю по полкам? — Это зеркала фэн-шуй. Одни из них усиливают позитивную энергию, другие превращают негативную энергию в позитивную. Честно говоря, не помню, какие для чего, главное, что люди верят в их силу. Тут только Ванесса заметила: на многих товарах в магазине написано слово «позитивный» — на корешках книг, на кружках, на магнитах. В углу громоздилась целая гора ароматических желтых свечей, кристаллов и шариков для ванны. «Что ни говори, а Мона умеет из всего извлечь выгоду», — подумала Ванесса. — Кажется, у вас появился новый контингент покупателей, — сказала она Моне. — И очень активных, — довольно пробурчала Мона. — Что вы думаете про «Позитивный Энгельсфорс»? — То, что клиентов много не бывает, — ответила Мона, бросая на Ванессу предостерегающий взгляд. Она ясно давала понять Ванессе, что не намерена сплетничать о своих клиентах. И ей совершенно все равно, что они за люди, лишь бы платили деньги. — Но все-таки, как вы думаете, чем они занимаются? — настаивала Ванесса. — Думаю, они ищут, как облегчить себе жизнь. Идут к цели кратчайшим путем и в этом мало чем отличаются от других людей. Ванесса выставила на полку последнее зеркало и отнесла пустую коробку к кассе. — Ну вот, я вам помогла, — сказала она. — Теперь ваша очередь. — Разве так разговаривают с начальством? — Что? Мона закудахтала и выдула облако дыма в лицо Ванессе: — Понимаешь, солнышко, с тех пор как люди Совета прибыли в город, поставщики боятся продавать мне эктоплазму. На моем складе ее осталось совсем мало. У тебя не хватит денег, чтобы купить то, что ты хочешь. Но если ты будешь у меня работать, то, пожалуй, мы сможем договориться так, как выгодно и тебе, и мне. — То есть вы хотите, чтобы я работала на вас бесплатно? — Не совсем. Ты будешь получать в качестве вознаграждения магические материалы. Ванесса поправила на плече ремень от сумки. Она хотела устроиться на работу. Мама пока ничего не говорила, но после того, как Никке съехал от них, с деньгами в семье стало туго. — Я вам нужна не меньше, чем вы нам, — сказала Ванесса, облокачиваясь на прилавок. — И я тоже рискую, идя на контакты с вами, сейчас, когда в городе находятся люди Совета. Мона вытаращила на нее глаза. — Чего ты хочешь? — спросила она. — Если я буду у вас работать, вы станете мне платить зарплату. И снабжать необходимой мне информацией. Мне надоело спрашивать и не получать ответа. Мона долго недоверчиво смотрела на нее, потом разразилась квохчущим смехом. Именно такими Ванесса представляла ведьм, до того, как узнала, что сама была ведьмой. — Ладно, — сказала Мона. — Договорились. Детали обсудим позже. Только на большую зарплату не рассчитывай. Я деньги не печатаю. Браслеты Моны звенели, когда Мона и Ванесса пожимали друг другу руку. — Ну а теперь, — сказала Ванесса, — расскажите мне, как вызвать привидение. * * *

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒