|
|||
Annotation 9 страница Ванесса танцует, но в комнате Эвелины тесно, и танец представляет собой топтание на месте среди других таких же потных тел. Мелодии давно нет, остался один ритм, басы сотрясают стены квартиры. Ванесса поднимает руки, дожидаясь, пока начнется припев, и чувствуя себя ракетой, готовой к взлету. — С днем рождения! — кричит она Эвелине и целует ее в губы. Вот наконец и припев. Ванесса и Эвелина начинают скакать как сумасшедшие. Ванесса чувствует себя свободной. А почему бы и нет? Разве жизнь закончилась от того, что она рассталась с Вилле? Вилле — лузер. Ванесса пробирается к полке, где она оставила свой коктейль из водки с колой, и пьет, продолжая танцевать. Песня заканчивается, начинается рэп про девушку, сладкую, как конфетка. Ванесса оглядывается. Эвелины не видно. Но на другом конце комнаты стоит Яри. Они все лето тусовались в одних и тех же компаниях, однако раньше Ванесса его не замечала. Он улыбается ей и подходит ближе. — Похоже, тебе весело, — говорит он, убирая со лба темную челку. Не отвечая, Ванесса отставляет в сторону бокал и увлекает Яри на середину комнаты. Обняв его за шею, она покачивается в такт музыке. Их тела почти соприкасаются. Яри старается не отставать от Ванессы. Ему это не очень удается. Но ее только забавляет его неловкость. — Я слышал, ты рассталась с Вилле? — спрашивает он. Ванесса оступается и прижимается к Яри. Он обнимает ее рукой за талию. «А он ничего», — думает она. — Я уж и не надеялся, что ты когда-нибудь бросишь этого дебила, — шепчет он ей на ухо. — Я тоже, — отвечает она. Эвелина возвращается в комнату и пробирается к ним. — Я очень извиняюсь, но у Мишель истерика, — говорит она. — Опять Мехмет. Ванесса закатывает глаза. Отношения Мишель и Мехмета с самого начала уходят то в плюс, то в минус. Всю последнюю неделю они держатся на минусе. Однако не исключено, что уже на этой вечеринке произойдет изменение в сторону плюса. Ванесса говорит Яри, что скоро вернется, и, взяв Эвелину за руку, протискивается сквозь танцующих. — Значит, ты теперь с Яри? — спрашивает Эвелина. — Посмотрим, — отвечает Ванесса. — Моя мама всегда говорит, что лучший способ забыть мужчину — это лечь под другого, — говорит Эвелина. — Вот почему она уже переспала с половиной Энгельсфорса! — отзывается Ванесса. Девушки корчат друг другу рожицы и смеются. В кухне битком народу. Музыку заглушают пьяные голоса. В раковине гора пустых пивных банок, бутылок и выжатых кусков лимона. Под ногами хрустит разбитое стекло. Эвелина ведет Ванессу на балкон. Они пробираются мимо группы парней и видят в углу на корточках зареванную Мишель. Пятна темной туши возле глаз делают ее похожей на грустную панду. Ванессе кажется, что пол начинает уходить из-под ее ног. Может, конечно, это алкоголь. Но все-таки интересно, сколько человек может выдержать этот ветхий балкон? Ванесса прогоняет неприятную мысль. — Что случилось? — спрашивает она, присаживаясь рядом с Мишель. Мишель бросается Ванессе на шею и рыдает, шмыгая носом: — Этот козел… Мехмет… меня совсем не любит… Ванесса гладит подругу по спине, косясь на Эвелину: — Значит, плюнь на него. — Но я… его… лю… блю… — Мишель захлебывается, глотает слезы и сопли. — Он за весь вечер… на меня… ни разу не обратил внимания. Сидит… и с Рикардом разговаривает… Ванесса уже несколько часов не видела Мехмета и не знает, какого Рикарда имеет в виду Мишель. Эвелина незаметно показывает на комнату рядом с балконом, Ванесса приподнимается и заглядывает туда. Мехмет сидит на кровати рядом с одним из ребят-футболистов. Значит, это и есть Рикард. Заурядный, довольно смазливый парень, которого интересует только футбол, протеиновые коктейли и результаты матчей. Странно, что у них может быть общего? Однако Мехмет слушает его очень внимательно. — Забей! — говорит Ванесса. — Ну и что с того? Мы тут все равно самые красивые! Мишель поднимает на нее красные заплаканные глаза и улыбается сквозь слезы. — Ведь правда? Ты, я и Эвелина! И никакой Мехмет или Вилле не могут нам испортить настроение. Через несколько лет мы вообще забудем, кто они такие! Семнадцать лет бывает один раз в жизни! Мишель напряженно смеется, и из ноздри у нее выдувается большой пузырь. Ванесса вытирает его подолом платья, потом стирает рукой слезы с щек Мишель. На платье остаются черные разводы от туши. — Давай соберись, — говорит Ванесса. Мишель кивает, Эвелина помогает подругам подняться. Голова у Ванессы кружится. — Знаете, что нам нужно? — говорит она. — Еще выпить. Тяжелые пакеты бьют по ногам Анны-Карин. Рядом с ней идет мама, в руках у которой пакет, едва заполненный до половины. — Неужели им нечем заняться? — фыркает мама, указывая на толпу, запрудившую улицу. Тротуар забит людьми. На многих надеты желтые майки и толстовки. На бывшей библиотеке, расположенной напротив дома, где живут Анна-Карин и ее мама, теперь новая вывеска: «Позитивный Энгельсфорс! » — написано лиловыми буквами на желтом фоне. С тех пор как эта организация открылась, здесь каждые выходные собирается народ, и мама не перестает жаловаться на толкучку. Они уже собрались переходить улицу, но тут их кто-то окликнул. Мама настороженно, почти испуганно оглянулась. Какая-то женщина отделилась от толпы и направилась к ним. Ее лицо показалось Анне-Карин знакомым. В совершенно седых волосах женщины словно по ошибке запутались светлые пряди. Как будто не замечая маминой холодности, женщина обняла ее, потом протянула руку Анне-Карин и представилась как Сирпа. — Мы с мамой вместе учились в школе, — объяснила женщина. — А с тобой виделись в магазине, я работаю там на кассе. — А-а, — протянула Анна-Карин. — У нас в «Позитивном Энгельсфорсе» сегодня мероприятие, — сказала Сирпа. — Я это заметила, — ехидно проговорила мама, и Анне-Карин стало неловко. — Видно, что людям у вас нравится, — промямлила Анна-Карин, чтобы загладить мамину колкость. Она поставила пакеты на тротуар и стала разминать руки, пытаясь восстановить кровообращение. Укусы лисы опять начали чесаться. — Да, у нас действительно очень хорошо, — сказала Сирпа, задумчиво глядя в сторону центра. — Это именно то, что нашему городу нужно. Она повернулась к Анне-Карин: — Ты еще очень молода, и тебе трудно поверить, что когда-то Энгельсфорс был процветающим городом. Мы можем сделать так, что он снова начнет развиваться, если научимся видеть возможности, которые нас окружают. Может, зайдете к нам? Познакомитесь с Хеленой. Хеленой Мальмгрен. — Я прекрасно знаю Хелену, о которой ты говоришь, — процедила мама, пытаясь нашарить в сумке сигареты. — Она прекрасный человек, Мия. Очень сильный. А ведь ей столько пришлось в жизни перенести. Она мне очень помогла. Я много лет страдала от болей в шее, а Хелена показала мне, что главное — наше отношение к болезни. Будешь без конца перемалывать негативные мысли — будешь болеть, а если решишь, что здорова, так оно и будет. Анна-Карин посмотрела на маму — та, глядя в сторону, демонстративно курила. Она не слышала ни слова из сказанного, поняла Анна-Карин. Да, конечно, со стороны эта история кажется странной, но Сирпа верит в то, что говорит, и радуется. — Может, Хелена поможет тебе вылечить спину? — спросила Анна-Карин у мамы. — Нам пора идти, — вместо ответа сказала мама и выбросила окурок. — У нас еще есть время, — невинно заметила Анна-Карин. Мама бросила на нее испепеляющий взгляд. — Тогда пошли, — обрадовалась Сирпа. Она провела их через толпу и открыла дверь офиса «Позитивного Энгельсфорса». Внутри оказалось еще больше народу. Все улыбались друг другу. Как будто одно то, что они находятся здесь все вместе, было достаточным поводом для гордости и радости. Анна-Карин увидела в толпе Густава, он разговаривал о чем-то с парнями из футбольной команды. Тут же были обе Ханны, другие ребята из школы, учителя. Вот учитель рисования Петер Бакман и замдиректора Томми Экберг — Мину рассказывала, они оба присутствовали при том, как выгоняли директрису. Вдруг сердце Анны-Карин замерло. Она увидела Яри. Яри, которого она столько лет любила на расстоянии. Так сильно, что порой не могла думать ни о чем другом, кроме своей любви. Яри, про которого после вечеринки у Юнте она постаралась забыть. Внутренний голос уговаривает Анну-Карин бежать, но поздно — Яри видит ее. Его взгляд задерживается на ней на несколько секунд, потом перемещается дальше. Они не виделись уже несколько месяцев. Может, он заставил себя забыть все, что между ними произошло? Она очень надеется на это. Анна-Карин догоняет маму и Сирпу. Снова ставит пакеты и дает отдых рукам. — Хелена, тут с тобой один человек хочет поговорить! — кричит Сирпа. Женщина с ярко-рыжими волосами оборачивается. На ней длинное, в пол, платье из тонкого желтого материала. Яркий цвет ткани подсвечивает ее лицо. — Мия! — Лицо женщины озаряется улыбкой, как будто появление мамы — для нее настоящий подарок. — Как я рада тебя видеть! Мама бурчит что-то в ответ. Хелена оборачивается к Анне-Карин и осматривает ее с ног до головы. Ее внимание напрягает Анну-Карин и одновременно льстит ей. — Выпрямись, девочка, — говорит Хелена. — Улыбнись миру, и мир улыбнется тебе. Она подмигивает Анне-Карин, как будто их объединяет общая тайна, и снова поворачивается к маме. — Я слышала, у вас зимой был пожар, — говорит она. Мама молча кивает. — Постарайся увидеть в случившемся что-то хорошее. Возможности есть всегда, надо только научиться их видеть. Когда дверь закрывается, открывается окно. — Говорить легко, — фыркает мама. — После пожара моего отца парализовало, мне пришлось бросить хутор, на котором я выросла. И теперь я одна бьюсь, чтобы прокормить Анну-Карин. Слова мамы больно ранят Анну-Карин, ярость клокочет в ней, угрожая вырваться наружу. «Я могла бы заставить тебя рассказать правду, — думает она, глядя на маму. — Ты вовсе не думаешь о том, как меня прокормить. Ты обо мне вообще не думаешь. И на дедушку тебе наплевать, ты его даже не навещаешь. Мы переехали в город из-за тебя. Потому что ты хотела переехать. Держу пари, что ты обрадовалась пожару». Желание заставить маму рассказать, как все было на самом деле, так сильно, что Анна-Карин едва сдерживается. Единственное, что ее останавливает, — страх перед Советом. — Я понимаю, как вам пришлось трудно, — доброжелательно кивает Хелена. — Но ты можешь расценивать это как шанс начать новую жизнь. Сделать карьеру. Анна-Карин с благодарностью косится на Хелену. Она говорит именно то, что нужно услышать маме. — Из-за своей больной спины я никак не могу устроиться на работу! — Голос мамы звучит агрессивно. Но Хелена не дает сбить себя с толку. — Именно эти проблемы мы помогаем решать в «Позитивном Энгельсфорсе», — говорит она, наклоняясь к маме и втягивая в себя носом воздух. — И с курением тоже можно разобраться. Она снова подмигивает. Это оказалось для мамы последней каплей. — Нам пора идти, — говорит она и тянет за собой Анну-Карин. — Приходите, когда захотите! — кричит им вслед Хелена. — Наши двери и сердца всегда открыты для вас. Мама пробирается через толпу, прокладывая себе локтями дорогу, выходит на улицу и быстрыми шагами двигается прочь от офиса. — Никто не имеет права диктовать мне, как нужно жить, — ворчит она, изо всех сил толкая дверь подъезда. — Ей легко говорить… — Легко?! — кричит Анна-Карин. Дверь с грохотом захлопывается за их спиной. — Элиас умер! Сын Хелены умер! А она пытается помочь тебе! Ярость все-таки прорывается наружу. Мама смотрит на нее удивленно. — Не думай, что ты самая несчастная на всем белом свете, — продолжает Анна-Карин. — Ты не знаешь, как мне живется. — Я-то как раз знаю, как тебе живется, — говорит Анна-Карин. — Потому что мне живется точно так же. И ты об этом прекрасно знаешь. Но тебе на это наплевать, потому что ты жалеешь только себя! — Ах так! Значит, я еще и плохая мать! Спасибо тебе! Спасибо, что добила меня, лежащую. Анна-Карин хорошо знала эту тактику. Стоило сказать, что мама в чем-то не права, как мать переходила в нападение и добивалась того, что Анну-Карин начинала мучить совесть. Простая хитрость, но она всегда действовала. Раньше, но не в этот раз. — Обратись за помощью! — рявкнула Анна-Карин и так резко поставила сумки на пол, что банки и бутылки выкатились на пол. Она вышла из дверей и оглянулась только тогда, когда отошла от дома довольно далеко. Мамы не было видно ни у подъезда, ни в окнах квартиры. Возле «Позитивного Энгельсфорса» стояла Хелена. Вокруг нее толпились люди, но она смотрела прямо на Анну-Карин и тепло ей улыбалась. Анна-Карин уже хотела ответить на ее улыбку, но тут появился муж Хелены, Кристер Мальмгрен — «чиновная шишка», как его называла мама Анны-Карин. Кристер обнял жену за плечи, что-то ей сказал, они развернулись и ушли в офис. 28 Ванесса летела. Взмывала вверх, все выше и выше. Земля была где-то далеко внизу, и Ванесса знала, что, если упадет, разобьется в лепешку, но не боялась. И только набирала высоту. Вверх, вверх. Вот облако, похожее на туман. Ванесса пролетела сквозь него и поднялась еще выше, туда, где небо безоблачно и ясно. Тело слушалось Ванессу, достаточно было чуть-чуть отклониться, и оно само ловило ветер, и двигалось вместе с воздушными потоками. Как легко летать! Почему она раньше этого не знала? Ванесса увидела внизу лес. Солнце блестело на поверхности залитой водой старой шахты. А вот и остроконечная крыша танцплощадки. Ванесса подняла голову, увидела вдали здание школы. И полет прервался. Оглушенная и разбитая, Ванесса проснулась дома в своей кровати. И на нее тут же навалились воспоминания о событиях прошлой ночи. Зря я сюда пришла. Мысль Ванессы была такой сильной, что Линнея не успела закрыться и прочитала ее. «Вечно меня черт за язык дергает», — мысленно обругала она себя. Линнея отводит глаза в сторону, чтобы Ванесса не узнала, что она прочла ее мысль. И еще чего доброго не подумала, что Линнея сделала это специально. Раздается звонок в дверь. — Сейчас приду, — говорит Линнея, поднимаясь с дивана. Не так много людей заходят к ней без предупреждения, и никого из этих людей Линнея сейчас не хотела бы видеть. Особенно социального работника Диану, женщину со светлыми крашеными волосами и пирсингом в левой ноздре. — Здравствуй, Линнея, — говорит женщина. Лицо ее серьезно, и Линнея внутренне напрягается. «Что-то с отцом, — думает она. — Иначе зачем Диане приходить ко мне в выходной день вечером? » — Можно войти? — Конечно, — отвечает Линнея, пропуская Диану в квартиру. Даже не сняв кроссовки, Диана проходит в комнату. Это не похоже на нее. Линнея идет следом, по дороге подбирая валяющуюся на полу куртку. Обычно Линнея часами готовится к приходу Дианы. Убирается, проветривает комнаты от сигаретного дыма, оттирает до блеска зеркало в ванной, проверяет, чтобы было чисто в углах. Диана должна видеть: Линнея самостоятельный, аккуратный и во всех отношениях достойный человек. Однако сейчас ее дом выглядит как после взрыва атомной бомбы. Услышав шаги, Ванесса поднимает голову. — У тебя гости, — говорит Диана. — Это Ванесса. Из нашей школы. Диана здоровается с Ванессой за руку. — Мне нужно кое о чем поговорить с Линнеей наедине, — говорит она. — Да, конечно, — отвечает Ванесса. — Я все равно собиралась уходить. — Она смотрит на Линнею: — Созвонимся. Диана садится на диван. Оглядывает комнату. Линнея берет из пепельницы тлеющий окурок и тушит его. — Вид у твоей Ванессы какой-то потрепанный, — говорит Диана. — Она недавно рассталась со своим парнем, — объясняет Линнея. — И вы решили это отметить. — Взгляд Дианы скользит по комнате. Линнее становится не по себе. Чего Диана, собственно, от нее хочет? — Она, может, и отмечала. Без меня. Я теперь на тусовки не хожу, — говорит Линнея. Камешек в ноздре Дианы поблескивает, когда она поворачивается к Линнее: — Почему ты пропустила три наши встречи? До Линнеи не сразу доходит смысл ее слов. Происходящее кажется ей спектаклем, в котором все артисты знают свои роли и только она не знает, что говорить. — Вы же их сами отменили, — говорит Линнея. Диана наклоняет голову. Вид у нее еще более озабоченный. Беспокойство Линнеи превращается в панику. В отличие от других теток из соцорганов Диана всегда симпатизировала ей. Только благодаря Диане Линнее разрешили жить самостоятельно и не отдали под опеку приемных родителей. Но условия были поставлены очень жесткие. Одного проступка достаточно, чтобы всё потерять. — Последняя наша встреча должна была состояться в пятницу, — сказала Диана. — Мне позвонили от вас и сказали, что вы больны. Отравление и простуда. Линнея говорит и слышит сама, как неубедительно это звучит. — Линнея, перестань врать мне в лицо. — Я не вру… — А я не болела. Зачем кому-то звонить и придумывать, что я больна? Я много раз звонила тебе и оставляла на автоответчик сообщения. Много раз пыталась с тобой связаться. Линнее так плохо, что она не чувствует ничего, даже страха. Однако она пытается собраться. Разговаривать спокойно, уверенно. Как взрослый ответственный человек. — Я не получала ваших приглашений и ваших сообщений. Пожалуйста, Диана, поверьте, я говорю правду. — Ты вместе с этой Ванессой устраиваешь вечеринки? — Какие вечеринки? — На тебя жалуются соседи. У тебя происходит бог знает что, грохочет музыка. Даже в будни, до самого утра. — Но у меня почти нет соседей! — Значит, ты не отрицаешь, что устраиваешь вечеринки? — Конечно, отрицаю! Диана вздыхает. В тишине слышится тяжелое дыхание Линнеи. Почему Диана ей не верит? Она всегда ей верила. — То есть ты ни в чем не виновата? — Нет. Губы Дианы превращаются в ниточку. Ответ Линнеи ее явно разозлил. — Значит, я лгу? — Нет, конечно… Но, может быть, кто-то солгал вам? — То есть это заговор против тебя? Происходящее все больше начинает напоминать кошмарный сон. Линнея пытается прочитать мысли Дианы, но из-за паники не может сконцентрироваться. — Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь говорить мне правду, — говорит Диана, встает и направляется к выходу. Линнея тоже встает и провожает ее до дверей. — Это недоразумение, — говорит Линнея. — Пожалуйста, дайте мне шанс его исправить. Диана оборачивается: — Виноваты всегда не мы, а другие, не так ли? Ты мне нравишься, Линнея, но я окажу тебе плохую услугу, если сейчас спущу тебе это вранье с рук. Ты должна научиться отвечать за свои слова и поступки. Ты сейчас стоишь на распутье. Выбираешь дорогу. Очень важно, чтобы ты сделала правильный выбор. Диана уходит, Линнея остается стоять в прихожей. Ей хочется орать, дубасить кулаком по стене, бросать вещи, что-нибудь бить и ломать. Но именно этого ей делать нельзя. 29
|
|||
|