Шульман Аркадий Львович 8 страница

Говорят, что сельское хозяйство – это не еврейское дело. В Городокском районе председателями колхозов, директорами совхозов в послевоенные годы были Магиндовид Юрий Захарович, Щербаковский Наум Григорьевич, Розкин Лев Григорьевич, Будман Абрам Григорьевич. И поверьте, их хозяйства были не из последних.

В конце 80-х годов начался отъезд евреев из Городка. Ехали в основном в Израиль. Первым проложил дорогу Арон Усвяцов. В Городке даже появилась местная шутка: “Гагарин и Усвяцов первыми сказали: «Поехали».

В 1980 году в Городке жило 202 человека, у которых в графе национальность было написано – “еврей”. В 1992 году их осталось всего 110 человек. 35 человек за эти годы уехали на постоянное место жительства в Израиль. Причем, в основном это люди до 45 лет.

Кто-то из умных людей сказал, что ностальгия – это не болезнь, это признак того, что у человека есть душа. Живет в Городке Леня Левтов. Специалист по компьютерной связи. Общается по системе Интернет со всем миром. Есть в этой системе конференция под названием “Еврейская генеалогия”. Однажды решил Леонид сделать запрос, живет ли за границей кто-то из его родственников. Отозвались люди из США. Их дедушки, бабушки уехали из Городка. Родственники они Леониду или нет, кто сейчас знает? Достаточно того, что живет он на родине их предков. И посыпались вопросы: и про кладбище, и про общину, и про улицы, и про дома. И исчезли тысячи километров, исчезли границы. Людей связал прекрасный город – Городок.

Городок был и остается для тех, кто вырос в нем, родиной, где бы ни закончились их дни: в Иерусалиме, Хайфе, Кливленде, Бостоне, Сиднее или Стокгольме.

И по ночам им снятся и Бас-остров, и разрушенный мостик к нему, и озера – Луговое и Ореховое, красивее которых нет во всем мире, и крыши домов, вымытых летним дождем, и сирень с черемухой – цветы детства.

P. S. Очерк “Еврейский Городок” был написан десять лет назад. Недавно я снова приезжал в Городок. Рассказывал о журнале “Мишпоха”. На встречу собралась вся еврейская община – человек тридцать. Мы были в доме Нордштейнов. Дом в целости и сохранности, а сами Нордштейны живут в Израиле.

В Израиль перебрался и один из героев нашего очерка Илья Кривичкин. Он продолжил учебу в иерусалимском университете. Неофициальным руководителем городокских евреев жизнь сделала его отца – Михаила Кривичкина. Он врач, работает в местной больнице. И несмотря на то, что ему уже хорошо за пятьдесят, – один из самых молодых евреев в городе. Чуть-чуть “спасает демографию” его дочь, оканчивающая школу.

Другой герой очерка Леня Левтов живет в Германии. Оттуда по Интернету по-прежнему налаживает связи с выходцами из Городка, живущими по всему миру.

Умер, перевалив за девяносто лет, старейший член общины Хаим Соломенский.

С каждым годом на Тышебов собирается все меньше и меньше людей, чтобы навестить родительские могилы. В прошлом году пришло человек двадцать пять…

Вот и все новости “еврейского Городка”.

______

1. Тышебов (иврит) – день траура и поста о разрушении Первого (586 г. до н. э. ) и Второго (70 г. н. э. ) Храмов. Попадает на вторую половину июля и на первую половину августа.

______________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Вечный памятник

Почему сейчас, когда прошло более шестидесяти лет после окончания Второй мировой войны и для многих она стала историей прошлого века, я взялся за эту тему. Тем более, что это не художественное, а документальное повествование. Неужели нет тем более актуальных?

Возможно, когда-нибудь утопии о прекрасном мироустройстве станут реальностью и темы борьбы добра и зла, света и тьмы останутся невостребованными. Но когда это будет и будет ли вообще? Пока история что-то не спешит устремиться в светлое будущее, как будто проверяя еще и еще раз, готовы ли люди к жизни в саду Эдема.

Конечно, Вторая мировая война – это не только Катастрофа европейского еврейства. На картах стратегов рисовались не только направления танковых ударов, рисовалось будущее всей цивилизации; и солдат на звенящем от мороза поле падал, подкошенный пулей, не только ради этой пяди земли, он умирал ради внуков и правнуков, даже если никогда не задумывался об этом; и на заводах, в глубоком тылу, отливали пули, которые должны были на многие десятилетия вперед разделить мир.

И все же Катастрофа европейского еврейства, или Холокост, или Шоа, называйте, как хотите, выступает как узел, завязанный на удавке Второй мировой войны.

Гитлер хотел обмануть мир. “Евреи – это раковая опухоль, – уверяли немецкие нацисты, – и для борьбы с ней пригодны любые методы: концлагеря, расстрелы женщин, стариков, детей…”

Бога обмануть нельзя. Бог видит и знает все…

Я ходил по двору Яд Вашема и думал об этом, и думал о многом другом, и вспоминал родные места, и слышал давно рассказанные мне истории, как будто кто-то прокручивал в моем мозгу магнитофонные записи.

Хочу предупредить читателей: перед вами не история Второй мировой войны, не хронология чудовищной Катастрофы европейского еврейства и не научный анализ событий, которые происходили в центре Европы – колыбели гуманизма и демократии.

Это всего лишь записи, которые я делал в течение двадцати дней, пока работал в архивах Яд Вашема, слушал лекции, беседовал с людьми, приглядывался и прислушивался, о чем говорят, как реагируют разноязыкие и разноликие посетители этого святого места.

“Вечный памятник” – так переводится на русский язык ивритское название Яд Вашем, название национального института памяти Катастрофы и Героизма в Иерусалиме.

У входа в здание Яд Вашема, – где читаются лекции, работают научные сотрудники, хранится архив, – висит картина Михаила Шемякина. Выполнена она в сложной технике: гуашь, пастель, тонированный картон. Мы видим, как два эсэсовца, со звериными лицами, загоняют евреев в крематорий. Еще секунда – и оборвется их жизнь. Люди, идущие на смерть, уже какие-то неземные. И наоборот, эсэсовцы с каждой новой жертвой наливаются все больше и больше звериностью. Еще чуть-чуть – и они, как псы, готовы будут встать на четыре лапы и вцепиться в людей. Чуть дальше мальчик несет магендавид. И это смотрится как символ надежды, как символ будущего.

Впрочем, не надо раскладывать все в картине по полочкам. Она воздействует эмоционально. И это самое главное.

…В 1994 году в Витебске проходил Первый Международный Шагаловский пленэр. Приехали художники из многих стран мира. Был приглашен и Михаил Шемякин. К сожалению, приехать не смог. А вот картину свою в дар городу Шагала прислал. Она сейчас находится в экспозиции Музея Шагала в Витебске. Старик-еврей играет на скрипке свою последнюю мелодию. Уже поднят пистолет палача. Еще мгновение – и оборвутся звуки. Как будто реквием по тем людям, что были близки и дороги Шагалу, по тем людям, которых рисовал Марк Захарович…

Русский художник Михаил Шемякин, живший в России, Франции, Соединенных Штатах, сумел очень точно понять психологию народа, с которым он вроде кровно и не связан, сумел прочувствовать его скорбь.

Настоящее искусство не знает границ и делит человечество на две категории: людей и нелюдей.

В архиве Яд Вашема хранятся полтора километра печатных листов, тридцать миллионов кадров кинохроники, тридцать тысяч свидетельских показаний. И за каждым кадром, за каждым листом – смерть невинных людей.

Нормальный человек не в состоянии представить себе масштабы Катастрофы.

Один из фондов архива Яд Вашема называется “Частные коллекции”. Может быть, название не совсем удачное. Как-то не вяжутся со словом “коллекция” документы, политые слезами и кровью. Но суть не в этом. В фонде хранятся документы, найденные Шварцбандом – членом польского правительства в Лондоне, который четыре года занимался сбором документов о геноциде еврейского населения. Здесь же хранятся документы, собранные Ильей Григорьевичем Эренбургом.

В 1989 году я встречался с дочерью Эренбурга – Ириной Ильиничной. Ее рассказ будет уместен:

– Однажды, после смерти отца, меня пригласила к себе его жена Любовь Михайловна Козинцева-Эренбург и спросила, помню ли я, что такое “Черная книга”. “Конечно, – ответила я. – Отец писал ее вместе с Василием Гроссманом. Это свидетельства очевидцев о зверствах над евреями на оккупированных территориях”. Перед самым выходом ее запретили по указанию Сталина, и верстку разбросали. Чудом уцелел один экземпляр верстки. Его вынес из типографии Гроссман. Впрочем, когда я говорила с Любовью Михайловной, об этом еще не знала. “Так вот, – после долгой паузы сказала мне она, – ко мне опять приходили люди из КГБ. Требуют передать им папки с документами “Черной книги”. “Зачем они им? – спросила я. “Не знаю, интересуются этими папками, поэтому ищут”, – ответила Любовь Михайловна.

Она ничего не отдала. Сказала, что не знает, где документы. А после ее смерти, в 1970 году, эти четыре папки оказались у Ирины Ильиничны Эренбург. Она спрятала их у четырех разных людей. Спасибо им за помощь. И когда представилась возможность, в 1977 году, передала в Яд Вашем.

Те, кто закладывал фундамент Яд Вашема, может смело говорить: это музей, посвященный их детству и юности, посвященный их погибшим родителям, друзьям.

До недавнего времени председателем Яд Вашема был доктор Ицхак Арад. Родился в Литве в городе Швенченисе. Родители погибли в первые дни оккупации. Был в гетто, бежал. Воевал в партизанском отряде. С 1948 года живет в Израиле. Боевой генерал.

– Да, нас погибло шесть миллионов, – говорит Арад. – Но люди должны знать: мы не шли на смерть покорно и безропотно, мы оборонялись, как могли. Часто голыми руками и, почти всегда, без чьей-либо помощи.

В Минске, в гостинице, я однажды случайно оказался в одном номере с уже немолодым человеком из Гродно. Его звали Ханоих Гинзбург. Он рассказывал мне, что работал врачом и еще до войны успел окончить Львовский мединститут. Потом было гетто, сначала в литовском городе Швенченисе, потом, когда началась эпидемия тифа в гетто города Видзы, он поехал лечить людей туда. Для меня это стало новостью. Я был уверен, что фашисты лечили людей только пулей. Оказывается, там, где они боялись распространения эпидемии, боялись за свои жизни, они пользовались услугами еврейских врачей. 22 ноября 1942 года Ханоих Гинзбург ушел в партизаны. Был хирургом в партизанском госпитале. Первую ампутацию сделал обычной столярной пилой. Медицинский инструмент достали потом.

Но самое большое удивление меня ждало, когда я сказал Ханоиху Давидовичу, что был в Яд Вашеме.

– Видели Арада? – спросил он и тут же добавил: – Я зову его до сих пор Изя Рудницкий. Мы земляки из Швенчениса. Отец у него был парикмахер, а вся семья – балаголы-извозчики. Его отец хорошо пел и был кантором в нашей синагоге. А я мальчиком пел в хоре у Рудницкого. В сентябре 1941 года на второй день еврейского Нового года (Рош-ха-Шоны) немцы стали расстреливать евреев Швенчениса. Погибли многие родственники Рудницкого. Изя и его сестра Рахель достали документы, что они специалисты, то есть “нужные” евреи. И их оставили жить. Потом Рахель взяла меня к себе, сказала всем, что я ее муж. И меня тоже не тронули, как члена семьи специалиста. Она спасла мне жизнь. Я больше года у нее жил. Потом ушел в Видзы.

Так в моей памяти завязались в один узел события, происходившие в Литве, Польше, Белоруссии, Израиле.

Наверное, наша земля действительно очень маленькая, если ее можно охватить взглядом одного человека.

Эта история не имеет прямого отношения к Яд Вашему. Она из далекой истории. Это произошло в конце XVIII века. Два хасида, два брата рабби Зуся и рабби Элимелех, странствовали по польским местечкам и рассказывали людям об откровении, которое снизошло на землю вместе с учением хасидизма. Однажды они заночевали в одной маленькой деревушке возле Кракова. И хотя местные евреи принимали братьев хорошо, накормили их и устроили на ночлег, внезапно рабби Зуся и рабби Элимелех почувствовали беспокойство, ими овладело желание скорее уйти с этого места. И хотя было темно и на дорогах – неспокойно, они немедленно ушли из деревни и ночь провели в пути.

Название этой маленькой деревушки через сто пятьдесят лет узнал весь мир – Освенцим. Узнал и содрогнулся от того кошмара, который происходил там. В этом месте находился страшный гитлеровский концлагерь, где погибли миллионы людей.

Может, в нашем народе жило предчувствие Катастрофы? Или все это мистика и совпадение?

Однажды польский писатель, еврей по происхождению, Юлиан Тувим сказал: “Нас объединяет не та кровь, которая течет в жилах, а та кровь, что вытекает из наших жил”.

С Адамом Михником – одним из лидеров новой постсоциалистической Польши, я познакомился в Москве на Международной конференции по Холокосту. Внешне он ничем не напоминал привычный для меня облик государственного мужа. Прическа, за которой ухаживал собственной пятерней, борода, которая росла сама по себе, и свитер, узлом завязанный на шее. Все в нем было противоречиво. Но эти противоречия не отталкивали, а наоборот притягивали к нему людей.

“Под шафе” он высказывал удивительно трезвые мысли, несмотря на свое заикание – великолепный оратор. Со многим из того, что он говорит, ты не согласен, но его не хочется перебивать, а хочется слушать.

– Ну какой же я еврей? – спросил, скорее всего, сам у себя Михник. – Если в Варшаве на Маршалковского я себя чувствую дома, а в Иерусалиме в районе Меа Шеарим – я чужой.

Каждый из нас вправе выбирать, кто он. И в этом нет ничего ни хорошего, ни плохого. Это выбор человека, если он, конечно, свободный и не конъюнктурный. Но мы привыкли относиться к людям, перешедшим в другую веру или хотя бы сказавшим об этом вслух, как к врагам, как будто они виноваты во всех наших несчастьях уже потому, что не захотели их разделить с нами.

– Когда поляк говорит об уничтожении евреев с точки зрения постороннего человека, это естественно. Главное, чтобы он был объективен, – сказал кто-то стоящий рядом с нами. – Когда еврей говорит об уничтожении своего народа, даже очень объективные вещи, но с точки зрения постороннего человека, – слушать это противно.

Адам Михник резко повернулся к соседу и стал громко говорить:

– О войне я буду говорить как еврей. Фашисты хотели, чтобы я не родился. А я, назло им и назло всем антисемитам, есть и буду.

Михник обвел всех взглядом и, убедившись, что сказанное дошло до нас, улыбнулся и добавил совсем другим, мягким тоном:

– Для евреев я поляк, для поляков – еврей. Такая моя судьба.

Историю надо знать хотя бы для того, чтобы она не повторилась.

В 1938 году Сталин предложил немецким евреям – видным физикам и математикам, в которых была заинтересована советская наука, – политическое убежище в СССР. После заключения пакта Молотова–Риббентропа все они были депортированы в 24 часа.

В 1938 году из Германии изгнали 14 тысяч польских евреев. Их можно было спасти, но Польша отказалась их принять. Они жили в палатках на польско-германской границе.

Тяжело быть поданными всей Земли и нигде не иметь своего дома.

До поры до времени Гитлер выпускал евреев из Германии. Правда, виза им выдавалась в одном направлении, багаж с собой брать запрещалось и надо было платить 500 марок за то, что тебя же лишали гражданства.

Не правда ли, все это очень сильно напоминает события из нашего недавнего прошлого в Советском Союзе…

Вторая мировая война, по утверждению Адольфа Гитлера, была развязана… самими евреями.

В своем завещании, составленном 29 апреля 1945 года, фюрер писал: “Не правда, что я или кто-нибудь другой в Германии хотел в 1939 году войны… Но я не оставил у других ни малейших сомнений, что если к странам Европы снова отнесутся, как к портфелю акций и той доли прибыли, которую получат эти международные заговорщики в денежных и финансовых делах, то тот, кто в действительности виновен в этой смертоубийственной борьбе, народ этот – евреи! – будет призван к ответу. И тогда я заставил поверить в это всех остальных…”.

Вот так, ни много ни мало Гитлер, уничтожавший сами основы европейской цивилизации, считал себя ее защитником. Виноваты во всем, конечно же, были евреи. Даже разговаривая на «ты» со смертью, фюрер нацистов не забывал об этом народе.

Ненависть усыпляет разум. И тогда собственная ложь начинает казаться правдой. И чем злокачественнее ложь, тем легче выдавать ее за правду чистой воды.

Болгарский царь Борис и болгарская православная церковь взяли под защиту 50 тысяч евреев, живущих в Болгарии. Под нажимом немецких фашистов их депортировали, но они остались живы.

А вот 12 тысяч евреев из Македонии, которые находились на территории Болгарии, царь Борис под защиту брать не стал. Мол, не мои это подданные. Зачем их защищать?!

Люди должны знать правду. В том числе и о том, как вели себя по отношению к евреям союзники гитлеровской Германии. Не знаю, что довлело над ними: боязнь неминуемой ответственности, общественное мнение или какие-то другие причины.

Генерал Франко заявил в годы войны, что все потомки сефардских евреев, изгнанные 500 лет назад, могут вернуться в Испанию.

Главнокомандующий финской армии Маннергейм отказался депортировать финских евреев. Из 1200 человек, живших в стране, погибли 9, воевавших в финской армии.

Отдельно надо сказать о Дании, ее короле Христиане, о мужественных подпольщиках. Евреи и датчане никогда исторически не были связаны какими-то особыми узами. Но когда осенью 1943 года гитлеровское командование издало указ о депортации датских евреев в концентрационные лагеря Польши, а значит, планировало их отправку на смерть, король Дании Христиан обратился по радио к своим подданным. Он говорил о том, что люди – братья. А назавтра король и королева прикрепили к своим платьям желтые звезды, такие же, как заставляли носить евреев. Ночью датские подпольщики, рыбаки и студенты вывезли на лодках в нейтральные воды, а затем переправили в Швецию 8 тысяч датских евреев.

В концлагере Терезин погибли 50 датских евреев…

А в честь датского подполья на Аллее праведников Яд Вашема посажено дерево. Одно на всех…

На Аллее праведников посажено полторы тысячи деревьев. Эти деревья называют хлебные, рожковые или деревья святого Иоанна. Около каждого – табличка. На ней фамилия человека, спасавшего еврея, и страна, откуда он.

Дерево, посаженное в честь великого шведа Рауля Валенберга, спасшего сотни венгерских евреев, не растет. Родилась легенда: дерево не растет потому, что сам праведник еще жив.

Те, кто создает легенды, всегда надеются на лучшее.

Сажали дерево в честь поляка из Белостока Фурмана. У него спросили: “Почему Вы спасали евреев? ”. Он растерялся и не знал, что ответить: “Я не понимаю, зачем Вы спрашиваете? Они люди, и я человек. Я своему коню помогал всегда, неужели я не помогу человеку? ”.

Весь мир знает “Список” Шиндлера – немецкого промышленника, спасшего на своем заводе от смерти в газовых камерах 1200 евреев. Кстати, Шиндлер получил звание Праведника народов Мира спустя полвека после окончания войны. И только после того, как на экранах мира прошел фильм Стивена Спилберга “Список Шиндлера”.

Мало кто знает, что есть еще и “список” Пронягина. Список из 370 евреев, которых спас от смерти в гетто Слонима и Косова партизанский командир Петр Пронягин. Сначала его отряд имени Щорса пополнили люди, бежавшие из Слонимского гетто, а затем партизаны разбили фашистский гарнизон и освободили гетто в Косове.

Вот только отдельные моменты хотелось бы вспомнить, рассказывая об этом. И не для того, чтобы как-то уменьшить подвиг, совершенный Пронягиным. Просто в пафосных славословиях можно легко заблудиться и уйти далеко от истины.

Прежде чем прийти в отряд к Пронягину, подпольщики из Слонимского гетто долгое время передавали туда оружие, боеприпасы, медикаменты, рискуя каждый день жизнью. Так что к партизанам пришли “не с пустыми руками”.

А когда партизаны нападали на фашистский гарнизон в Косове, только командование отряда знало, что готовится уничтожение гетто. Бойцам об этом не говорили, берегли их боевой дух. А то ведь могли бы из-за евреев и не полезть под немецкие пули.

Звания Праведника Петру Пронягину так и не дали, один из членов комиссии Яд Вашема проголосовал против. Какие у него были аргументы?

Есть еще один список евреев из отряда Пронягина, погибших в полесских лесах от рук “своих” же. Если “своими” можно назвать партизан, изгонявших евреев без оружия, еды, теплой одежды из отряда. Знали, что в лесу их ждет гибель от рук фашистов, бандитов, от холода, голода.

Никто в отряде не мог сказать, что евреи – плохие солдаты. 51-я “еврейская” рота первой ворвалась в Косово, отважными подрывниками были Циринский, Зорах, Ликер…

Пронягин пытался защитить евреев. Но о многом и он не знал. А иногда знал, но молчал. Понимал, что в лесу пуля, пущенная в спину, могла найти кого угодно.

Парторг говорил, что все евреи оппозиционеры. Командиры взводов и рот роптали: “Немцы преследуют отряд, потому что мы укрываем евреев. Надо избавиться от них”. А были и те, кто просто ненавидел евреев.

Петра Пронягина заставили расстаться с женой, с которой он познакомился здесь же в отряде. У них рос сын. Жена была еврейка.

Конечно, в списке спасенных намного больше имен, чем в списке погибших…

Поразительно: люди, творившие черные дела, в то же время не на жизнь, а на смерть сражались с фашизмом, чьей идеологией был расизм, расовая ненависть.

Ирен Лузски, читавшая лекции в Яд Вашеме, пережила Каунасское гетто. Вместе с мамой и сестрой ее вели на расстрел. Красавец немец стоял и дирижерской палочкой указывал, кому налево, кому направо. Ирен с сестрой налево, ее матери – направо. Это означало расстрел. Кто может объяснить, что думала мать в эти минуты, что думала Ирен?

Через тридцать лет сын Ирен – художник уехал в Париж. Потом вернулся с другом. Друг был немец – сын крупного эсэсовца. Трудно в трех словах рассказать то, о чем можно написать роман. Поэтому я, не претендуя на психологический анализ, поведаю, что произошло дальше. Ирен рассказала обо всем сыну и его другу. Немецкий парень был в шоке. Он повторял, что обязан искупить вину отца, если это, конечно, возможно. Он принял израильское гражданство. Пошел в армию. Воевал. Был командиром танка. Сейчас живет в израильском городе Хевроне.

Вот такая история. И здесь не может быть никаких обобщений.

В Яд Вашеме есть Зал имен. Там собираются документы на всех евреев, погибших в годы Второй мировой войны. В черных папках собраны листки с фамилиями и именами убитых и повешенных, сожженных и заживо погребенных людей. В Зале имен находится лист, на котором написано: “Местечко Ушачи. Лерман, новорожденный. Без имени. Расстрелян фашистами…”

Небольшой городок на Минщине с красивым названием Любань. До войны здесь жило более двух тысяч евреев. Многие были уверены, что в этот тихий городок, окруженный со всех сторон болотами, фашисты не придут.

– Что им у нас делать? Комаров кормить. Они в большие города пойдут, в Минск, где есть богатство, – говорили местные жители и не спешили уходить на восток.

В конце июля 1941 года фашисты пришли в Любань. Через несколько дней объявили о регистрации всех специалистов: врачей, педагогов, инженеров и т. д. Зарегистрироваться должны были все вне зависимости от национальности. И это сбило евреев с толка. Они уже слышали о переписи евреев в соседних городах и местечках. Знали, чем все кончается. Фашисты под разными предлогами уводили самых сильных, самых авторитетных людей. И больше они не возвращались.

Но здесь на регистрацию вызывали специалистов, а про национальность никто ничего не говорил. Люди терялись в догадках. Может, будут предлагать работу? Многие пришли на регистрацию. Фашисты аккуратно переписали всех пришедших, потом разделили людей на евреев и неевреев. Евреев отвели в райисполкомовский сад и расстреляли. Были убиты те, кто потенциально мог возглавить сопротивление.

В пятидесятых годах на месте расстрела построили Дом культуры, как будто другого места в Любани не было. Интересно, как танцуется на костях?

Много поразительных, трагических, драматических историй о войне я слышал от очевидцев тех событий. Но эти рассказы всегда будут стоять особняком. Они о любви. Той самой, которая проявляет наши лучшие и худшие качества.

Жил до войны в Витебске красивый и высокий парень Вася Корсак. Было ему лет двадцать пять. Работал он землемером. И жил с мамой почти в самом центре города, в маленьком и чистом домике. Домик был таким маленьким, а Вася таким большим, что, приходя домой, он обязательно сгибал голову, чтобы не удариться о дверной косяк.

Перед самой войной Вася познакомился с еврейской девушкой Идой. Было ей всего двадцать лет. Она работала счетоводом. Была очень красивой и чем-то напоминала выточенную из кости статуэтку. Такими же правильными были черты ее лица. Но когда Вася с Идой гуляли по городу, люди оглядывались им вслед и улыбались. Вася был раза в два выше своей подруги.

Они не обращали ни на кого внимания. И видели только друг друга. И может быть, чтобы ближе были ее глаза и губы, Вася часто носил любимую на руках. Они поженились. И Ида переехала жить к мужу. Мама выделила им маленькую комнату за печкой. Они были самые счастливые люди на земле.

А потом началась война. И в город пришли фашисты. Ида оказалась в гетто. Вася просил ее: “Не ходи туда. Я спрячу тебя. Никто не узнает, не найдет”. “Не могу, – отвечала Ида. – Там мама, папа, сестры. Они подумают, что я оставила их одних. Прости, милый. Но я должна быть с ними”.

И она ушла.

А через несколько дней в гетто пришел Вася. Русский парень, который мог бы обходить гетто за километр, и не думать, и не вспоминать о нем. Но там была Ида – женщина, которую он любил. Василий Корсак остался в гетто. Фашисты расстреляли его вместе с тысячами других ни в чем не повинных людей.

Еще одна история, которая вроде бы тоже про любовь.

Город Глубокое. 1942 год. Немецкий лейтенант Шульц влюбился в еврейскую девушку Гиту Гордон. Непонятно, необъяснимо, как такое могло произойти. Как человек, воспитанный фашистской пропагандой, мог положить глаз на девушку низшей расы, которую-то и человеком не считали. Но так случилось. И Гита буквально околдовала фашиста. Благодаря ее усилиям, Шульц спас от смерти узников гетто – учителя Фишера, Пупко, Кашера и других. До немецкой администрации стали доходить слухи об этих странных отношениях фашистского офицера и еврейской девушки. На Шульца посыпались выговоры, наказания. Ему угрожали. Но ничто уже не могло остановить немца. И тогда фашисты решили избавиться от Гиты Гордон. Когда Шульца не было в Глубоком, Гиту расстреляли. Сделали это, по приказу немецкого командования, полицаи.

Немецкий офицер вернулся на службу, узнал о случившемся и решил, что это оскорбляет его офицерскую честь. С таким “пятном” он дальше жить не сможет. Он просто обязан смыть это “пятно”. И Шульц пошел смывать его… еврейской кровью.

Он организовал убийство 110 узников Глубокского гетто. В результате зверской акции погибли Дрисвятские, Конпигзбергс, Хидекель, Гительсон, Рейшл и другие – вместе со своими женами, маленькими детьми. Они плакали, молили о пощаде...

А потом погибли и все те евреи, которых Гита Гордон спасала с помощью Шульца.

Жил до войны в местечке Юровичи, что на Полесье, Василий Прищепа. Влюбился он в еврейскую женщину Симу, которую в местечке звали “белошвейка”. У Симы уже была дочка от первого брака. Но Василия это не остановило и он решил жениться на еврейке. Сима долго не соглашалась. Знала, что у Василия не простой характер. Но, в конце концов, сказала: “Да”. У них родилась двойня, красивые и здоровые девочки.

А потом началась война. Пришли в Юровичи немцы. Василий Прищепа, человек жадный до денег и власти, подался в полицию. Когда всех юровичских евреев расстреляли, Василий спрятал жену, падчерицу и своих детей. Но стал приставать к падчерице и требовать, чтобы девчонка жила с ним. А когда жена возмутилась и сказала, что этого не будет, выволок Симу и ее дочь на улицу и расстрелял. Потом напился, прибежал домой, схватил за руки своих детей и закричал:

– За мной идите, жиденята, сейчас и вас прикончу.

Дома была мать Василия – Акулина. Она упала на колени и стала плакать:

– Лучше меня убей, но детей не трогай.

В общем, отбила детей от рук отца-садиста.

Несколько дней трупы Симы-белошвейки и ее дочери лежали посередине дороги, пока местные жители не пригрозили Прищепе, что расправятся с ним, если он не похоронит людей.

Василий снова напился и отвез трупы ко рву, где были расстреляны все юровичские евреи.

После войны Василия Прищепу судили. Дали срок. Сидел он в мозырьской тюрьме. Там и умер. Говорят, его убили заключенные, соседи по камере.

В архиве Яд Вашема я нашел это письмо. И решил опубликовать его. Может, кому-то оно покажется страшным, кому-то публикация – несвоевременной: зачем ворошить прошлое, если между людьми, между народами уже другие отношения... Но история показала: если скрыть какие-то факты, они повторятся еще раз, только в более страшной, утрированной форме.

“Дорогие братья и сестры, евреи! Мы обращаемся к вам с большой просьбой. Прежде всего, просим прощения, если мы кому-то причинили зло. Мы не знаем, за что у нас отнимают жизнь. Но если бы только лишали жизни, это было бы еще ничего. Страшнее то, что наших детей зверски пытали. Восьмилетних девочек принуждали к половым сношениям. Мать должна была присутствовать при этом и наблюдать, чтобы ее ребенок не кричал. Затем матерей раздевали догола, ставили к стене, связывали кверху поднятые руки и вырывали волосы. Высунутый язык протыкали булавками, мочились на него. Мужчинам приказывали обнажить половой орган, протыкали его раскаленной проволокой, держали до тех пор, пока проволока не почернеет. Так пытали нас в течение четырех суток, а потом отправили в Понары.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒