Глава десятая

– О Боже, что с моим лицом? – возопила я. Комнату заливал яркий солнечный свет. Руками я открыла правый глаз, а левый так и не смогла. Алекс стоял в футболке и трусах у окна спиной ко мне. – Я что, попробовала перепить Линдси Лохан или что?

– А ты ничего не помнишь? – пробормотал он, поворачиваясь ко мне с неким подобием улыбки на лице. Я заметила большое рыжее пятно застывшей крови на его футболке. – Господи, оставляешь тебя одну – ты попадаешь в неприятности. Берешь тебя с собой – ты все равно попадаешь в неприятности. Ты упала вчера ночью. Мой мозг еще не успел обработать то, что произошло за последние двадцать четыре часа, но я точно знала: я рада, что он улыбается.

– Правда? – Я села в постели. Алекс подошел и сел на краю кровати, держа в руке стакан воды.

– Правда, – подтвердил он, беря с прикроватного столика пузырек с таблетками и вытряхивая парочку на свою ладонь. – Ты в самом деле ничего не помнишь?

Я оглядела комнату, и образы вчерашних событий всплыли в моем сознании. Я взяла таблетки, проглотила их и кивнула.

– Я просто неповоротливая корова.

– Это я виноват – не надо было кидать ботинки посреди комнаты. Прости. – Он взял мою руку в свою, перевернул ее и погладил большим пальцем высохший размазанный кровавый след на тыльной стороне. – Не болит?

– Рука? – Я была в недоумении. Не в первый же раз.

– Щека, – сказал он, поднимая руку и легонько касаясь моей скулы. Я слегка подалась назад – было больно. – Да, тебе это не понравится.

– Плохо выглядит?

– Болезненно, – дипломатично выразился он. – Может, тебе лучше побыть в постели? Я принесу лед.

– Да все нормально, – сказала я, пытаясь прежде всего убедить себя. У меня еще никогда не было фонарей под глазом. Я не могла поверить, что это так больно. – Сегодня у тебя день рождения, мы пойдем и уделаем Париж.

– Да, кстати. – Алекс состроил гримасу и взъерошил волосы, так что они стали торчком. – Мне тут надо отбежать, кое‑ что сделать по работе.

– Но я думала, мы проведем весь день вместе? – Я снова пришла в недоумение. Разве смысл моей поездки был не в том, чтобы провести сегодняшний день вместе с ним? – Алекс, сегодня же твой день рождения.

– Ну да. – Он поднялся и подобрал джинсы с пола. – Я бы рад отвязаться, но рекорд‑ компания заявила, что мы должны дать какие‑ то там интервью, встретиться с европейскими представителями. Я понимаю, это идиотизм. Я бы сказал тебе вчера вечером, но…

– Но?..

– Но тебя не было.

Ого. Я не могла разобраться, от чего мне больнее – от фонаря или от удара ниже пояса от Алекса. Я закусила губу и решила не реагировать. Вот тебе и подарочек на день рождения. Вдобавок к моему намерению рассказать ему о том, что я согласна переехать к нему, и эксклюзивным часам, которые взорвались вместе с багажом. Просто прекрасно.

– Значит, у тебя нет выбора, – сказала я. Мне хотелось скорчить какую‑ нибудь недовольную гримасу, но из‑ за проклятой щеки у меня никак не получалось. – Но может быть, мы хотя бы пообедаем вместе?

– Сколько хочешь. – Алекс свернул джинсы и положил их в ногах кровати. – Слушай, почему бы тебе не поспать еще, а потом, не знаю, пройтись по магазинам или еще что‑ нибудь, а уже после мы с тобой пообедаем. В том, что твой день испорчен, полностью виноват я, так что, если хочешь, возьми мою кредитку и гуляй на всю катушку.

Если до этого момента я ничего не подозревала, то сейчас меня начал подтачивать какой‑ то червячок.

– Ты хочешь, чтобы я взяла твою кредитку?

– Ну да. – Алекс пожал плечами. – Ты же по моей вине обречена сидеть весь день без дела, по моей вине разбила лицо, и я хочу все загладить.

– Но этого не сделаешь кредиткой, – сказала я, прищуриваясь. Алекс бы такого никогда не предложил, и мне надоело разыгрывать дурочку. – В чем дело, Алекс? Где ты был ночью?

– Я был здесь, – сказал он, засунув голову в шкаф, – дожидался тебя.

– Тебя здесь не было, когда я пришла. – Я сбросила покрывало, разгорячившись и разволновавшись ни с того ни с сего. – И ты не отвечал по телефону.

– Ах да? А по‑ моему, это ты не отвечала по телефону, – сказал Алекс, закрывая дверь, поворачиваясь и заставляя меня потупить взгляд. – И это ты отправилась на вечеринку к моей бывшей подружке, вместо того чтобы пообедать со мной. Естественно, я решил пройтись после двухчасового сидения и ожидания тебя, а потом вернулся, а ты уже вырубилась на постели. Поэтому не думаю, что ты имеешь право спускать на меня собак, Энджел.

– Я не спускаю собак, – рассерженно запротестовала я. – Я сказала, что забегу на две минуты и вернусь. И я оставила тебе сообщение на голосовой почте, что уже иду, где‑ то в восемь пятнадцать.

– Ну так я его не получал. – Резким движением он сорвал выцветшую черную футболку с вешалки и швырнул се на кровать. – Может, не будем спорить сегодня?

– Я не спорю, – сказала я, бросаясь на кровать. И немедленно пожалела об этом, когда резкая боль прострелила мне щеку и тут же отдалась в глазное яблоко. Ох‑ ох‑ ох‑ ох‑ ох.

– Отлично. – Он бросил носки и чистые трусы поверх футболки и исчез в ванной, хлопнув дверью.

Я сложила руки на груди и надулась. А может, я хочу спорить. А может, я хочу знать, почему он считает, что имеет право устраивать мне бойкот и не быть там, где должен, а потом проснуться утром и прикинуться, что все в шоколаде. И может, мне интересно узнать, почему он решил, что может откупиться от меня кредиткой. Это все было очень подозрительно. Я легла на постель, прислушиваясь к звуку льющейся воды, и попыталась не думать об Алексе, который был намылен и раздет. Трудно сердиться на намыленного голого мужчину, которого любишь. Особенно в его день рождения. И вообще в любой день.

Он появился из ванной; вокруг бедер было обвязано полотенце, а налицо спадали мокрые волосы. Я сложила руки на груди и стала смотреть на него. Легче не стало: на голого мужчину в полотенце злиться тоже не было никакой возможности. Он встал посреди комнаты и, раскинув руки, спросил:

– Что?

– Ничего, – ответила я и включила телик.

– Отлично.

Я зарылась обратно под покрывало. Не важно, хочу я его или нет, дело в принципе. А принцип в том, что я начинаю быть сварливой.

Алекс молча одевался, а я дулась, лежа в кровати.

Я попыталась придумать что‑ нибудь веселое, соблазнительное и в то же время продемонстрировать, что я достаточно взрослая, чтобы перевести эту ссору по пустякам к теме о его дне рождения.

– Ну как, чувствуешь себя старым?

Алекс замер, не успев натянуть вторую штанину.

– Я чувствую себя нормально; спасибо, что спросила.

Эго не совсем та реакция, на которую я рассчитывала. И не совсем тот вопрос, который хотела задать.

– А во сколько мы обедаем? – спросила я, высовывая пальцы ног из‑ под покрывала. Что‑ то мне стало жарко. – Ты вернешься сюда?

– Да, – сказал он, энергично вытирая волосы полотенцем. Как так получается, что он из рук вон плохо обращается со своими волосами, а они у него все равно блестящие и мягкие, а я до посинения могу обливаться кондиционером и ухаживать за ними, как за новорожденным котенком, а они выглядят как палки. – Может, в восемь.

– В восемь? – повторила я, только очень визгливым голосом. – Ты не вернешься до восьми?

– Энджел, уже почти двенадцать. – Он указал на часы у кровати. И что бы вы думали – оказался прав. – Мне надо встретиться с ребятами из рекорд‑ компании, а потом еще дать кучу интервью и сходить на сотню встреч. Вернусь в восемь.

Он вздохнул, облокотился на кровать и поцеловал мою макушку.

– Отдохни, тебе станет лучше, а я пришлю кого‑ нибудь, чтобы тебе принесли лед.

Не придумав ничего более интересного, я провалялась в постели еще минут десять, ожидая, когда мой глаз перестанет болеть. Но он не перестал, и я стала на ощупь искать свой блэкберри на прикроватном столике, не отрывая здорового глаза от тошнотворной французской мыльной оперы по телику. Я придумала свою интерпретацию событий, потому что не понимала языка, но, по‑ моему, у меня плоховато получилось.

Несмотря на то что блэкберри зарядился до конца, на экране не было никаких признаков принятых сообщений или связи. Я попыталась открыть браузер, но тщетно. Тогда я отбросила черную коробочку и тяжело вздохнула. Переключив телевизор на Эм‑ ти‑ ви, я решила, что пребывание в постели и сожаление, что я оказалась в такой ситуации из‑ за бывшей подружки моего парня, а еще и игнорирование того факта, что статью я закончить не успею, никак мне не поможет, а поэтому я поднялась, обнажилась и отправилась в ванную, горланя классическую песню Бритни Спирс во всю глотку. Ален выбрал именно это время, чтобы явиться с ведерком льда в руках.

– Пардон, мадам, о, мадемуазель, – пробормотал он, входя и закрывая за собой дверь, а я схватилась за полотенце. – Месье Рейд попросил меня принести вам немного льда. Вы не ответили, когда я постучал.

Я немного потопталась на месте, пытаясь завернуться в полотенце, но мне только удалось два раза продемонстрировать Алену свою ничем не прикрытую красоту. Тогда я расправила полотенце перед собой, как развратный матадор, и попятилась к шкафу.

– У меня громко работал телевизор, – попыталась объясниться я, опуская часть, где я орала дурным голосом. Как на Мамаевом побоище. – Решили сами принести?

– Да. А это вы забыли на столе вчера вечером. – Ален вручил мне карту с помеченным магазином «Эппл». – Думаю, она вам понадобится.

– О, конечно, – ответила я, забирая ее и надежно пристраивая у себя в сумке. В полотенце у меня карманов не было. – Спасибо огромное.

– Пожалуйста, – сказал он, глядя в сторону и становясь красным как рак от шеи до светлой макушки. Все‑ таки до чего ж он милый. – Если понадобится что‑ нибудь еще, пожалуйста, звоните вниз.

– Хорошо, – пообещала я, машинально приближаясь к нему, чтобы проводить, прежде чем поняла, что моя задница все это время отражалась в зеркале.

К счастью, Ален так же сильно хотел поскорее убежать отсюда, как я – избавиться от него, поэтому дверь за ним захлопнулась с космической скоростью. Включив душ и крутясь перед зеркалом в ванной, я пожалела несчастного Алена. На моем бедре сиял желто‑ зеленоватый синяк, появившийся после моего полета к кровати, а лицо представляло собой сплошной лиловый фонарь. И это если не принимать в расчет того, во что превратились за ночь мои кудряшки. Я была похожа на девушку из массовки в фильме «Двадцать восемь дней спустя»[48]. Только уже через двадцать восемь дней после тех двадцати восьми дней. Мы с Алексом составим просто замечательную пару на его день рождения. Рокер и его подружка зомби.

Спустя двадцать минут наложения всей имеющейся у меня косметики на несчастный глаз и пять минут хлюпанья носом над «кошачьим» платьем от «Пол энд Джо» я натянула узкие джинсы, взяла одну из футболок Алекса и поблагодарила богов мужской моды за то, что мой парень не путешествовал налегке.

К счастью, в Париже было невообразимо ярко и солнечно, поэтому я могла спокойно расхаживать со своим синяком в стиле Олсон, прикрыв его солнечными очками, которые я осторожно нацепила на переносицу, словно с бодуна вываливаясь на улицу во вьетнамках, которые купила накануне. Если верить карте Алена, магазин «Эппл» находился через несколько улиц. Я перешла широкую дорогу и попала на узенькие ветреные улицы Марэ. Я решила, что этот квартал мне по нраву и что он очень красивый. Все было таким очаровательным, приятным на вид и утонченным – я припомнила все слова, которыми, как я надеялась, однажды кто‑ нибудь назовет и меня; хотя это вряд ли.

Я остановилась и стала рассматривать витрины, наскоро записывать названия самых очаровательных магазинов, челноком ходить с одной стороны улицы на другую, охать, ахать и вздыхать над великолепием парижских вещей. Тут было множество красивых бутиков, и даже сети магазинов приобретали здесь какой‑ то индивидуальный, особенный шарм. Я ровно на мгновение дольше, чем было безопасно для рассудка, задержалась у витрины невообразимо дорогого свадебного бутика, разглядывая платья в витринах. Одно было длинное, похожее на пучок тончайшего шелка, с воротником под горлышко, который со стороны спины становился более откровенным, и с изящными расклешенными «ангельскими» рукавами. В другом окне было более структурированное белоснежное платье, почти полная копия того, которое Одри Хепберн надевала в конце «Забавной мордашки». Низкий широкий вырез горловины, рукав три четверти, облегающий лиф и юбка длиной ниже колена. Очаровательно. Я поняла, что смотрю слишком долго, когда владелица магазина подошла к двери и лучезарно улыбнулась мне. Потом она бросила взгляд на мой безымянный палец, склонила голову набок и закрыла дверь. Вот тварь.

– А может, это я сама не тороплюсь замуж, – сказала я себе под нос, разворачиваясь и шагая по улице с красным лицом. Похлопав свою верную, но потрепанную сумку, я задумалась о том, сколько «Марков Джейкобсов» я могла бы купить на среднюю стоимость свадьбы. Как ни удивительно и как ни печально, мало.

Я решила не забивать себе голову чепухой и взглянула на карту Алена. Согласно его комментариям, я пришла куда надо, и, если подумать, дорога казалась мне знакомой. Может, я заблудилась и хожу кругами?

– Я так потеряюсь, – пробормотала я, бросая взгляд на карту. Мне все улицы казались одинаковыми, а мой внутренний компас давал сбои. Дурацкий блэкберри – ну вот где этот GPS, когда он нужен?

На мгновение я остановилась на углу, сняла очки и, игнорируя ошалелые взгляды, которые бросали на меня со всех сторон, осмотрелась. И тут я поняла, почему улица казалась мне такой знакомой. Здесь был тот самый магазин по пошиву сумок, совершенно секретная парижская находка Виржини. Я нахмурилась и покрутила карту. Мне определенно надо было пройти мимо этого магазина. Собрав волю в кулак, чтобы не заглянуть в магазин шоколада на другой стороне, я дошла до конца. И нашла магазин «Эппл». Обернувшись, я обнаружила, что магазин сумок по‑ прежнему стоял на своем месте; сумасшествие какое‑ то – мы же были тогда так близко! Окрыленная тем, что стою в одном шаге от пропуска в Интернет, я буквально впорхнула в магазин, едва избежав столкновения с человеком на скутере. Это ужасно – как быстро я привыкла к тому, что, переходя улицу, надо смотреть только в одну сторону. Боже, у меня зависимость от Нью‑ Йорка.

Через две минуты бесцельного брожения от компьютера к компьютеру ко мне присоединился очень молодой продавец, облаченный в повсеместно узнаваемую рубашку цвета морской волны, предостерегающую, что перед вами тот, кто поможет вам, но вы при этом будете чувствовать себя непроходимым тупицей.

Понимая, что умение заказывать кофе, круассаны и вино не поможет мне купить кабель, я взяла свой ноутбук и указала на разъем.

– Привет, э‑ э, Господи, простите. – Я начала жестикулировать свободной рукой, с выражением лица, означающим что‑ то вроде «да‑ да, знаю, что я тупая туристка».

– Вам кабель? Или переходник для кабеля? – спросил он с чистым калифорнийским акцентом. – Люди постоянно их забывают, когда путешествуют.

Я изобразила улыбку, хотя и через силу. Вот ведь ему даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы я почувствовала себя глупо, – я и сама прекрасно справилась, выставив себя полной дурой.

– Кабель, пожалуйста.

Пока этот вундеркинд занимался поиском подходящего кабеля, совместимого с моим «ого, практически антиквариатом» (моему ноутбуку два года), я грохнулась на стул и тут же залезла в Интернет с одного из макбуков в магазине. Увидев окно открывающегося браузера, я пришла в неописуемый восторг; давление от уровня «сейчас меня хватит удар» скакнуло до «протяну еще денек», и я зашла на страницу TheLook. com.

Там лежало пять писем от Мэри, и каждое последующее было яростнее предыдущего из‑ за того, что их автор не получала моих ответов. А еще энное количество от Донны. Мое сердце замерло, когда я открыла последнее сообщение от Мэри:

«Дорогая Энджел.

Я понимаю, что моя значимость в твоих глазах снизилась теперь, когда ты пишешь для „Белль“, но если ты хочешь сохранить свой блог, пожалуйста, немедленно ответь мне.

Всего наилучшего,

твой редактор Мэри».

Запаниковав, я нажала кнопку ответа и начала строчить краткое содержание истории, которая приключилась со мной, моим багажом, моим блэкберри и всем остальным. Я перечитала написанное, и мне показалось, что слова «и все это по вине долбанутой шизанутой ассистентки Сисси, у которой не все дома» звучат не слишком грубо. Заприметив приближение человека с кабелем для меня в рубашке цвета аквамарин, я нажала кнопку отправления и поспешила выйти из сети только затем, чтобы увидеть, как он подзывает меня, махая портативным кард‑ ридером. Нет, серьезно, набор циничных ублюдков – это рекрутинговая политика «Эппл»? Я поклялась, что никакой коллега‑ умник больше никогда не заставит меня выбрать продукцию «Эппл». Разве только кроме айпода – без него ведь никуда. Ну и айфона. Может, еще заменю свой ноут на макбук‑ про.

Выйдя на полуденные улицы, которые кипели по сравнению со стылой атмосферой кондиционированного магазина, я почувствовала зверский голод. Не знаю точно, мое лицо или ужасающие звуки, доносившиеся из желудка, распугивали женщин и детей, но люди переходили на противоположную сторону улицы, чтобы избежать встречи со мной. Я зашла в ближайшее кафе, купила апельсиновый сок и круассан. Симпатичный крошечный седовласый старикашка прикладывал массу усилий, чтобы не пялиться на мои синяки, и через минуту, без каких‑ либо проблем с пониманием, я уже вышла оттуда. С тем, что я хотела купить. Чем не повод для гордости?

Возвращаться в гостиницу означало признать поражение на статейном фронте, так что я совершила путешествие по другим улицам в поисках местечка, где можно было присесть и съесть мою добычу. Миновав пару улиц, я заприметила французов, которые несли сумки с едой. Я последовала за ними через огромные кованые ворота на безопасном и неподозрительном расстоянии в огороженный стенами двор с каменными арками и идеально ухоженными парками. Маленькая табличка у ворот гласила: музей Карнавале. Я огляделась в поисках кассы, но не обнаружила ничего похожего. Сделав безразличный вид, я присела на ступеньке и вонзила зубы в круассан.

Впервые с тех пор, как я расквасила лицо и даже с момента моего приезда в Париж, мне было хорошо. Без алкоголя. В моем арсенале уже хранились названия множества магазинов и куча страшненьких снимков, которые я сделала своим блэкберри, бродя по окрестностям, и все они были очень марэцентричные, но разве кто‑ нибудь в «Белль» мог бы сказать, что Марэ не самое лучшее место для отдыха во всей Европе? С помощью Виржини снимки получились не такими уж плохими – впрочем, в «Белль» все в курсе, что я не фотограф. К их заметке им будет вполне достаточно нескольких ярких картинок для расцвечивания сплошного текста, а если понадобятся хорошие фотки, не сомневаюсь, что они смогут прислать фотографа. А я всего лишь журналист. Хороший, очень хороший журналист.

И Дженни не может злиться на меня вечно. Я сделаю все возможное, чтобы помочь ей, и мы как‑ нибудь разгребем эту ситуацию. Мы же всегда разгребали, А Алекс – ну, с Алексом у меня проблем нет, если подумать. Проблема в том, что он встречался с очень красивой женщиной до меня и эта очень красивая женщина оказалась здесь, в Париже, у нас под боком.

Я мало что могла с этим поделать. Похоже, Алекс ею не интересовался, а она не интересовалась им, так зачем поднимать тревогу?

В саду было как‑ то умиротворенно и до невозможности красиво. Откусив большой кусок круассана, я размечталась, как вхожу сюда в бесподобном свадебном платье из «Забавной мордашки»; у меня в руках ярко‑ красные герберы, кудрявые волосы закреплены заколками, а концы распушены по плечам. Рядом отец, а Дженни и Луиза стоят позади. В чем‑ то очень некрасивом. В чем‑ то канареечно‑ желтого цвета, будто из «Бо Пип»[49]. Мама – в самом первом ряду, причитает, что это все должно проходить в церкви и что я всегда была эксцентричной. А у входа в сад, под самой аркой, стоит Алекс. А раз уж это мои мечты, а не мамины, то он в костюме «Диор Ом», сидящем точно по фигуре, узком галстуке и поношенных «Конверсах». Но чтобы не нарушать торжественность церемонии – причесанный. Я медленно прохожу между двумя рядами стульев, заполненных самыми дорогими и любимыми людьми, которые приехали в Париж на нашу свадьбу, улыбаюсь ему, а он улыбается мне, и – ох! Я моргнула и потрясла головой. Откуда что берется? Я старалась держаться в стороне от всяких свадеб со времен разгрома на свадьбе Луизы. Было еще слишком рано для того, чтобы фантазировать, как мы с Алексом идем по проходу вдвоем. Я ведь только‑ только решила, что перееду к нему, не надо торопиться. Как ни неприятно это признавать, но Бейонсе не всегда права – не надо стремиться окольцевать мужчину.

Мои руки опустели, но желудок отказывался принимать факт, что круассан закончился, поэтому я заставила себя подняться и побрела назад к воротам, коротко улыбаясь группе, которая расположилась на перекус, и получая в ответ изумленные взгляды. И попутно вспоминая, что надо снова надеть очки.

Еще час побродив по Марэ и добавив к своему списку еще несколько маленьких кафе и булочных, я резюмировала, что день удался, и попыталась отыскать путь домой, заблудившись только два раза. Радостно миновав опустевший администраторский стол, я направилась прямо в номер и включила ноутбук. На экране ободряюще загорелся логотип «Эппл», я скинула свои вьетнамки, готовясь к затяжной интернет‑ сессии.

«ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭНДЖЕЛ: SACRE BLEU! [50]

Мягко говоря, мои первые двадцать четыре часа в Париже прошли не так гладко, как хотелось бы. Я не видела ни одного тандема с седоками в полосатых кофтах и брюках‑ капри. Представляете – даже ни одного берета?! Впрочем, я решила относиться ко всему более позитивно, laissez‑ faire [51] на все, je ne regretted rich [52] и так далее.

И должна признаться: в целом – если не считать жуткий синяк под глазом (я упала, споткнувшись о ботинки моего бойфренда. Серьезно. Нет, наши отношения не ухудшились), – по‑ моему, Париж мне понравился. По сравнению с Лондоном и Нью‑ Йорком здешние обитатели кажутся все очень спокойными. Здесь что ни здание, то бар, а что не бар, то кафе или ресторан, где пиво и вино текут рекой. Неудивительно, что у Франции соответствующая репутация. Хотя город на самом деле очень красивый; вчера вечером я видела подсвеченный Нотр‑ Дам и чуть не расплакалась. И вовсе не потому, что, не зная дороги, пыталась добраться до гостиницы на взятых взаймы, но не поломавшихся туфлях на четырехдюймовых каблуках. Складывалось такое впечатление, будто он плывет по реке и вот‑ вот утонет, растает или что‑ нибудь в этом роде. А вот я вовсе не плыла, скорее шла по раскаленным углям и битому стеклу. Больно.

Нет‑ нет, я не ударилась в романтику – я более чем рациональна, и заслуга в этом принадлежит исключительно мне самой. И синяку, который я сама же себе поставила. Вот мне за то, что встаю среди ночи в туалет. Вот мне за то, что так много пью, что приходится вставать ночью в туалет, – в общем, не знаю точно за что.

Короче, я просто хотела добраться до Интернета и написать вам, что со мной все в порядке. Простите, что ушла в самоволку, но в Париже оказалось не так‑ то легко достать кабель для ноутбука (чертовы „Маки“), к тому же не работал блэкберри, но теперь я снова на коне и все еще отчаянно нуждаюсь в ваших наводках. Ведь они могут оказаться в журнале „Белль“! Надо бежать, у меня всего лишь три часа до того, как Бруклинский Парень вернется после своего длинного и трудного дня бесконечных интервью (бедняжка) и мы отправимся на шикарный обед в честь дня его рождения. И как минимум два из этих трех часов будут потрачены на то, чтобы замаскировать синяк, иначе я не буду соответствовать красоте праздничного стола. Честно говоря, мне даже кажется, что он будет против любой торжественности.

Ах, c’est la vie…»

Я опубликовала сообщение и захлопнула ноутбук. От Мэри ответа так и не пришло, хотя я знала, что она у себя за столом, а другие письма, включая срочный запрос из банка Парагвая, подождут до того, как я наконец приму горячую ванну.

До переезда в Нью‑ Йорку меня уходило три минуты на то, чтобы решить, что надеть на свидание с бойфрендом. Обычно выбор падал на то, что оказывалось наверху кучи одежды и не требовало глажки. Спустя год совместного существования с Дженни я не могла выбрать между парой черных джинсов, леггинсов и трех одинаковых футболок с v‑ образным вырезом: черной, белой и серой. Примерив по очереди все три, я остановилась на белой и присовокупила к ней облегающие джинсы, небесно‑ голубые «Лабутены» Виржини и длинную изящную серебряную цепочку с прекрасным аквамарином в качестве кулона, который я отхватила, когда делала последний круг по Марэ. Сомневаюсь, что это украшение в большинстве компаний посчитали бы существенным предметом, который подпадает под страховое возмещение, но в конце концов – «Белль» это или нет?! Ну как девушка в Париже могла отправиться на тридцатилетие своего парня без аксессуаров? Косметика, которую я купила по дороге в гостиницу, – вот это уже существенно, как ни крути. К восьми часам мой синяк на щеке и фонарь под глазом были едва заметны. Если свет слегка приглушить. А еще уложить волосы на пробор на одну сторону. И не поднимать взгляд. Наконец решив, что и так сойдет, я села на стул у окна и стала править вступительную часть статьи для «Белль», ожидая, когда в дверь войдет Алекс.

Тридцать минут спустя я по‑ прежнему ждала. Я закрыла ноутбук, включила телевизор и прошлась по каналам, стараясь не огорчаться из‑ за того, что кресло пахнет Алексом, который провел в этом кресле полночи. Спустя десять минут просмотра французской версии «Поля чудес» (с Викторией Сильветедт[53], между прочим! ) до меня дошло, что я могу позвонить на мобильный Алекса с гостиничного телефона. Усевшись на кровать и скрестив ноги, я в одной руке зажала мобильный, в другую взяла гостиничный радиотелефон и стала думать, как мне сделать международный звонок. Когда пять минут спустя открылась дверь, я продвинулась не слишком далеко: сидела и колотила трубкой по матрасу, беспрерывно ругая ее последними словами.

– О, момент «Кодак», – с порога сказал Алекс.

– Ты где был? – почти крича, спросила я. – Уже почти девять, черт подери.

– А разве мы договаривались поесть не в девять? – пришибленно поинтересовался он, прилизывая волосы.

– Ты сказал – в восемь, – ответила я, голосом и жестом делая акцент на слове «ты».

– Черт, Энджел, прости. – Он скорчил виноватую мину. – Я просто замотался. Ты готова идти прямо сейчас?

– Да, – сказала я, и мне стало не по себе. Все‑ таки ему пришлось работать в собственный день рождения, надо же дать ему послабление. Если он действительно считал, что мы договорились на девять, то пришел даже на пятнадцать минут раньше. Я поднялась и покрутилась перед ним. – Ну как я?

– Ты просто великолепна, – сказал он, подходя ко мне и обнимая. Он нежно поцеловал меня и посмотрел на мои ушибы. – Как твое лицо?

– Болит. – Я сжала губы, чтобы продемонстрировать, сколько блеска для губ на них еще осталось. – Очень плохо выглядит?

– Да я даже ничего не вижу. – Он убрал мои тщательно уложенные в маскировочных целях волосы с лица. – Правда, ты прекрасно выглядишь. И правда, мне ужасно жаль, что я опоздал.

– Не беспокойся. – Я поцеловала его. – Это же твой день рождения, ты можешь делать все, что хочешь.

– Спасибо. А то я уже почти забыл о нем. – Он провел пальцем по моей шее и спустился ниже, потом вернулся назад. – Значит, я могу делать все, что хочу, да? А ты точно не хочешь отметить его здесь?

Заглянув в его глубокие глаза, я на мгновение задумалась.

– А потом тут все уберут, – напомнил Алекс, а его палец выписывал восьмерку вверх‑ вниз вдоль моей спины.

– По‑ моему, обещание, что все потом приберут, для того чтобы залезть ко мне в трусы, звучит как оскорбление, – сказала я, закрыв глаза и чувствуя, как моя спина уже начинает таять.

– И подают мясо с картошкой фри.

– Ну и что.

– Saignant.

– Это как?

– Слегка обжаренное с двух сторон, а внутри – кровавое, как ад.

– А.

– И я даже позволю тебе спеть мне «С днем рожденья тебя».

– Ну, это, по‑ моему, не слишком весомый аргумент, не так ли? – Как ни трудно мне было, но я все‑ таки выбралась из его объятий и попыталась перестать таять. – Мы пойдем на праздничный обед, хочешь ты того или нет.

Алекс сунул руки в карманы и улыбнулся улыбкой побежденного.

– Но ты говорила, что я могу делать в свой день рождения что хочу?

– Сможешь, но позже, – ответила я, краснея от собственного бесстыдства. – Ты обещал показать мне Париж.

– А если я покажу тебе кое‑ что другое. – Вот Апекс никогда не краснеет.

– Отведешь на обед – там посмотрим. – Я взяла свою сумку и направилась к двери, улыбаясь во весь рот.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒