|
|||
Глава девятая
– Боже мой! – Я стояла перед зеркалом во весь рост у Виржини и пялилась на отражение. – Неужели это я? – Да! – Виржини хлопнула в ладоши и подошла ко мне с кистью для румян. – Нравится? Я знала, что мне не делал чести открытый рот перед зеркалом, но не припомню, чтобы я когда‑ нибудь в этой жизни чувствовала себя такой красивой. Выслушав мое блеяние, как сильно я скучаю по выпрямителю для волос, я думала, Виржини ответила на мои молитвы, вытащив утюжок «Джи‑ эйч‑ ди». Но разве мои волосы стали прямыми? Нет. Они почему‑ то упали на плечи пружинистыми волнами, а макияж был лучше, чем когда‑ либо. Виржини, может быть, не в курсе модных тенденций, но у нее есть данный Богом дар работать кистью для подводки глаз, а средств для макияжа больше, чем в «Блумингдейлз»[43]. – А платье – оно просто превосходно. – Она отошла назад, наконец‑ то удовлетворенная своей работой. – И эти голубые туфли так подходят к кошке. Они с ней просто созданы друг для друга. – Мне как‑ то неудобно брать их у тебя, – сказала я, крутясь перед зеркалом, чтобы рассмотреть помадно‑ красные подошвы. Последний человек, который одалживал мне «Лабутены», теперь горько жалеет об этом. – Серьезно. Они же такие дорогие. – Это подарок. Я никогда не носила их. – Виржини развеяла мои опасения, указав на свои «Конверсы»[44]. – Я была бы очень рада, если бы вы их надели. Они идеально вам подходят. – Но я обдеру их, я знаю, что обдеру. – Я надулась, разрываясь между желанием надеть красивые туфли и предвидением того, как великолепный, отделанный кожей каблук застревает между камнями мостовой в течение трех минут после того, как я выйду из квартиры Виржини. – Я настаиваю. – Виржини отвернулась от зеркала, отказываясь продолжать этот разговор. – Вы гораздо красивее Солен. Я скорчила рожицу, не очень подходящую для такого наряда. – Не совсем, но я чувствую, что смогу принять ее вызов. – Вы будете с ней сражаться? – спросила Виржини, обеспокоенно наморщив лоб. Ей бы надо избавиться от этой привычки, иначе скоро она не сможет обойтись без ботокса. – Думаю, до этого не дойдет, – сказала я, беря свою сумочку. Хотя не стану притворяться – мысль о том, чтобы врезать ей (как следует и по лицу), если придется, приходила мне в голову. Может быть, Солен сексуальнее меня, круче и у нее очень богатое французское‑ расфранцузское прошлое с моим парнем, но я считала, что могу положить ее на лопатки. Она веточка, а я дубина. Или вообще – ствол. – Итак, я готова, – сказала я, стараясь не дотрагиваться до прически из опасения, что кудряшки отвалятся еще до того, как я переступлю порог малюсенькой квартиры Виржини. – Ты точно не пойдешь? – Нет, я не могу. – Она нахмурилась, накручивая провод на остывший утюжок для волос. – Я обещала встретиться с друзьями. Надеюсь, вы с Алексом хорошо проведете время. – Скрести пальцы. – Я проверила, взяла ли с собой мобильник, в пятнадцатый раз за вечер. – Я сказала ему, что мы чуть погодя встретимся в гостинице, но, по‑ моему, у меня что‑ то с телефоном. Был очень маленький шанс, что дело именно в этом. Но был и другой, куда более внушительный шанс, что со мной просто не хотят разговаривать. И проучить меня молчанием решил не один Алекс – Дженни тоже ничего не ответила. Ладно, я все‑ таки предпочту шанс поменьше. Хотя все факты указывали на то, что мои друзья устроили мне бойкот. – Он придет и скажет вам, как хорошо вы выглядите, – предсказала Виржини. – Может быть, позвоните ему с моего телефона? – предложила она, протягивая мне видавшую виды трубку. – Да ладно. Я просто быстренько заскочу, поздороваюсь, а потом уйду. – Напоследок я бросила в зеркало еще один взгляд, а затем повернулась и позволила Виржини опрыскать меня духами и обнять. – Все, я готова. – Такси уже ждет внизу, – сказала она, обнимая меня сзади. – Вы выглядите слишком хорошо, чтобы ехать на метро. – Ты ангел. – Я взяла сумочку и направилась к двери. – Огромное тебе спасибо. – О, не стоит, – сказала она, провожая меня. – Я так рада работать с вами, Энджел. Это большая честь для меня. Опять. А я‑ то почти поверила, что отучила ее подлизываться.
Я простояла перед домом Солен целых восемь минут, прежде чем войти. Не важно, как Виржини расхваливала меня (а я верила ее словам еще целых десять минут, пока ехала в такси), я просто не хотела идти. Какая же я дура – ну какого рожна я стою перед домом бывшей подружки моего парня, вместо того чтобы отправиться с ним в ресторан? И почему на мне платье с огромной кошкой спереди? Моя рука сжимала телефон с набранным и готовым к отправке сообщением для Алекса, но тут я вдруг услышала, как кто‑ то через улицу зовет меня по имени. – Энджел, эй! – Ко мне через дорогу направлялись Крейг и Грэм. Проклятие. Этих только не хватало. – Привет. – Я нерешительно помахала им и сунула телефон обратно в сумку. Потрепанный «Марк Джейкобс» не гармонировал ни с моим новеньким серым мини‑ платьем, ни с нежно‑ голубыми «Лабутенами», которые одолжила Виржини, но мне всегда спокойнее, когда мой «Марк» рядом. – Ждешь Алекса? – спросил Крейг, забросив мятный леденец сперва себе в «топку», а потом уж предложив всем остальным. – По‑ моему, его сегодня не будет. – Хм, нет. – Я взяла леденец, раздумывая, как бы им объяснить, зачем я заявилась на вечеринку бывшей девушки своего бойфренда. – Да, но я обещала Солен, что приду, ну просто так, знаете, забегу поздороваться. Крейг казался сбитым с толку. – А потом уйду. Грэм тоже смотрел на меня с изумлением. – И встречусь с Апексом. – Солен тебя пригласила? – спросил Грэм, жестом указывая в сторону двери дома, в котором она жила. – На вечеринку? – Да, – кивнула я, прыгая в лифт и глядя, как Крейг нажимает кнопку верхнего этажа. Ну, естественно, пентхаус. – Мы вчера общались, она сказала, чтоб мы с Алексом приходили, познакомились с ее парнем, но знаете, Алекса эта идея не привлекла. – Я не удивлен, – усмехнулся Крейг. – Парню покоя не дает… – Крейг, приятель, мне кажется, не стоит загружать сейчас Энджел, – прервал его Грэм, когда лифт звякнул и двери раскрылись. – Кстати, отлично выглядишь. Клевое платье. Узнаю любезного Грэма. – Да, типа того, кошечка вот еще спереди, да? – поинтересовался Крейг, бегло оглядев меня. – Я, по‑ моему, это уже говорил, но повторю: великолепные ноги, Энджел. Что надо. …И бесцеремонного Крейга. – Ты точно не хочешь уйти? Пойти развлечься с Алексом? – спросил Грэм, удерживая двери лифта. – В смысле не покажется ли все это странным? – Я понимаю, у них там с Алексом что‑ то было… – Я старалась не цедить слова. – Но она так мило общалась со мной вчера, и, вы знаете, у нее новый парень и все такое. Я просто подумала, что будет здорово, если я просто загляну… ну, как‑ то так. – Это она тебе сказала, что у них с Алексом что‑ то было? – спросил Крейг. – Ого. – А что, не так? – Я посмотрела на Грэма, лицо которого совершенно ничего не выражало. – А что тогда? Прежде чем кто‑ нибудь из них успел мне ответить, двери лифта открылись, и мы оказались прямо в квартире Солен. Это было потрясающе. Выйдя из лифта следом за Грэмом, я уронила челюсть на пол, когда увидела перед собой окно от пола до потолка. Совсем как в квартире у Алекса, только за тем исключением, что у него виднелся колючий горизонт Манхэттена, а тут как на ладони лежал весь Париж. Я понятия не имела, сколько этажей мы проехали, чтобы подняться сюда, но от этого вида просто дух захватывало. В синем небе сгущались сумерки над белыми и серыми зданиями, которые выстроились вдоль берегов Сены, рябью отражаясь в воде, вдоль изломленных широких бульваров и зеленых площадей. Сена была прямо под нами, Лувр – почти напротив, и когда я посмотрела дальше по реке, то увидела Нотр‑ Дам. Сама квартира выглядела не менее впечатляюще. Модные белые стены были увешаны черно‑ белыми фотографиями: на одних была Солен с группой, какие‑ то другие группы, мне незнакомые, а парочку я узнала. Но Алекса там не было. Посреди комнаты была винтовая лестница, которая вела в мезонин, а рядом – два мягких дивана кремового цвета и кофейный столик. Основное пространство комнаты занимали три таких же дивана, пристанище очень красивых людей. Которых я разглядывала непозволительно долго. – Энджел, хочешь выпить? – спросил Грэм, все еще держа меня за руку. – Пошли. Он завел меня в переполненную комнату, где все сновали туда‑ сюда. Каждый сантиметр пространства занимали полупустые бокалы, пластиковые стаканчики, высокие коктейльные бокалы и глубокие тарелки с закусками, будто выставленные напоказ. Я не могла разобраться, кто же из богатого ассортимента сексуальных молодых людей ее бойфренд. Пол топтало много алексоподобных личностей, новее – лишь бледная копия оригинала. – Ты знаешь, я, пожалуй, пойду в гостиницу, – сказала я, отпуская руку Грэма. – Что‑ то мне не по себе, да и у Алекса завтра великий день. Тридцатник, и все такое. – Клево, – понимающе кивнул Грэм. – Я тебя провожу. – Грэм, можно я спрошу тебя кое о чем? – Я нажала кнопку лифта и с облегчением почувствовала, как с моих плеч рухнул груз. – Конечно, – согласился он, хотя выглядел не очень уверенно. – Что такое? – Как получилось, что ты пришел сюда? – Я прислонилась к стене, перенося вес с подушечек пальцев ног. Не важно, лучшие в мире туфли или нет, мне никогда не освоить существование на высоких каблуках. – У меня создалось впечатление, что ты не самый большой поклонник Солен. – Так и есть, – признался Грэм. – Но я заключил пари с этим козлом вон там. – Он указал туда, где у окна Крейг прижал Мари к подоконнику, не давая ей пройти. Оба смеялись, только мне показалось, что Мари скорее смеялась над ним, чем с ним. – Я должен был прийти сюда с ним, чтобы он смог залезть в трусы к Мари, а за это он завтра отправится со мной по музеям и галереям. – Но ты, по‑ моему, не в восторге. – Я не могла на это смотреть. Напоминало один из тех сюжетов, когда хищник играет со своей жертвой, прежде чем вонзить в нее клыки. Я не могла поверить, что Крейг действительно считал, что он здесь главный. – Тебе самому не хочется торчать здесь, и ты на полном серьезе утверждаешь, что хочешь, чтобы Крейг таскался за тобой весь день? – Да нет, конечно; ты раскусила мой коварный план. – Грэм поднял бровь и наклонился ко мне, чтобы театрально прошептать эти слова мне на ухо: – Он сдохнет от скуки. Это будет ему наказанием за то, что проспал всю дорогу, пока мы летели в самолете. Я засмеялась и тут же затаила дыхание. Я не хотела слышать ответ на свой следующий вопрос: – А почему ты не перевариваешь Солен? Грэм перестал улыбаться. – Слушай, Энджи, я обещал Алексу, что не буду обсуждать с тобой эту тему, но, по‑ моему, он тебе тоже ничего не стал рассказывать, и то, что ты пришла сюда, окончательно все запутало, и… – И что? – Ну в общем, ты знаешь, что Алекс с Солен встречались, правильно? Я кивнула: – Так, ну до этого момента я историю знаю. – По‑ моему, он немного преуменьшил то, что произошло между ними. – Он повернулся, нажал кнопку лифта и стал держать ее – видимо, лифт, по его мнению, таким образом должен был подниматься быстрее. – Мне кажется, он распсиховался, увидев ее здесь. Серьезно, он же не знал, что ее группа тоже выступает на фестивале. Не думаю, что мы были бы здесь, если бы Алекс это знал. – Значит, все закончилось не слишком хорошо? У них? – спросила я. А разве на этот вопрос мог быть положительный ответ? Конечно, если не предположить, что однажды утром Алекс проснулся, увидев сон об одной англичанке, которая никак не может перестать задавать вопросы. – Не думаю, что должен просвещать тебя в этом вопросе. – Грэм положил свою огромную руку бас‑ гитариста мне на плечо. – Не переживай, Энджи, у вас с Алексом все хорошо. Просто это как бы внезапное, временное затруднение. Оно исчезнет, как только мы вернемся в Нью‑ Йорк. Я кивнула: он был прав. Если бы мы не приехали в Париж, ничего этого бы не произошло, а когда мы вернемся в Нью‑ Йорк и съедемся, то забудем обо всем, будто этого никогда и не было. Потому что я умею все улаживать. Черт, зачем я сюда притащилась? Почему, ну почему, ну почему я прислушиваюсь к голосу в своей голове, а не к кому‑ нибудь более рассудительному? Вот что бывает, когда Дженни Лопес нет рядом, чтобы дать мне совет. Это она во всем виновата. Наконец лифт тихонько звякнул, огласив свое прибытие, и я была так рада, что ухожу, что, кажется, впервые улыбнулась с тех пор, как вышла из такси. И не заметила, как подошла она. – Грэм! – Она подкралась к нам с двумя бокалами пива и раздала ему два своих дежурных поцелуя. – Энджел, и ты тоже здесь! Великолепное платье. Улыбка на полпути слетела с моего лица, потому что я не была уверена, комплимент это или нет. – А туфли – просто загляденье. – Она вручила нам бокалы. – Я одета слишком просто. Солен стояла босиком. На ней были черные джинсы и длинная черная футболка. Причем именно такие, какие я носила все время, а совсем не шелковое платье за шестьсот евро с кошкой и туфли на пятидюймовых каблучищах. Я почувствовала себя конченой идиоткой. – У тебя очень красивая квартира, Солен, – сказала я, медленно пятясь назад, потому что почувствовала, что Солен намеревается затянуть нас обратно в свое логово и оттесняет подальше от лифта. – Да, просто шикарная. – О, спасибо. – Она жестом пригласила нас сесть на подлокотник одного из диванов и практически затолкала меня туда, принудив принять ее приглашение. Интересно, я когда‑ нибудь научусь удерживать равновесие на таких естественных для всех остальных женщин высоких каблуках? – Грэм, ты не мог бы принести мне чего‑ нибудь? Красного вина? Грэм перевел взгляд с меня на Солен и снова на меня. – Вообще‑ то я собирался проводить Энджел вниз и поймать такси. – Грэм снова поднял меня. – Алекс устраивает для них грандиозную вечеринку, и ей надо срочно уходить. – Да? – спросила Солен, чуть не пинком сажая меня назад. – Нуда, это как бы сюрприз, – сказал Грэм, забирая у меня пиво и ставя его на кофейный столик. – Тогда я сама вызову такси Энджел, – сказала Солен, сжимая мою руку и широко улыбаясь. – Их тут редко можно встретить. Это же Париж, а не Нью‑ Йорк. Грэм сдвинул свои квадратные черные очки на нос, подвинул меня на подлокотнике и устроился рядом. – Было бы замечательно. Чем быстрее, тем лучше. – Телефон наверху, вино там же, – ответила Солен, сверкая улыбкой. – Можешь принести. Неохотно отпуская мою руку, Грэм практически бегом добрался до лестницы. Солен проследила, как он ушел, и тихо усмехнулась. – Грэм такой забавный, – сказала она, невесомо опускаясь на диван рядом со мной. – Мне его не хватает. – Ты проводила много времени с Грэмом во время турне? – спросила я, стараясь отделаться от ощущения, что я разодетая дебилка, каких свет не видывал. – Да, в турне и когда мы все жили вместе, – как бы невзначай обронила она. – Кажется, он изменился. В глазах нет прежнего блеска. – Когда вы все жили вместе? – К этому моменту я уже сообразила, что к чему, и мне совсем не понравилось мое открытие. – Ты жила с Грэмом? – Какое‑ то время, – сказала она, накручивая длинную блондинистую прядь на палец. – Он тогда бросил своего парня и перебрался к нам с Алексом. Месяца на два‑ три. Нуда. Конечно. Месяца два‑ три. Когда она жила вместе с Алексом. Когда она жила вместе с моим парнем. – Я так скучаю по Бруклину… скажи, ты уже долго живешь там? – поинтересовалась она. – Я, э‑ э, я живу на Манхэттене, – выговорила я, наклоняясь и хватая свое пиво. – Алекс переехал на Манхэттен? Продал свою квартиру? С таким видом? – спросила Солен, заплетая косу из пряди, которую до этого аккуратно вытащила из своей элегантной прически а‑ ля птичье гнездо. – Не могу поверить, что он решил куда‑ то переехать. – Нет, он живет в Бруклине, в Уильямсбурге. – Теперь я начала осторожно подбирать слова. Неужели нужно приложить столько усилий, чтобы общаться? И чтобы дышать? – Мы не живем вместе. – А, так это несерьезно? – спросила она – слишком скоро, по‑ моему. – У вас с Алексом? – Серьезно, – сказала я, тоже не медля с ответом. – Еще как серьезно. Вообще‑ то я перееду к нему, как только мы вернемся в Нью‑ Йорк. – Это замечательно. – Солен смотрела, как я цежу пиво. – Он так долго страдал. Конечно, ты понимаешь, это была моя вина. Я очень рада, что он встретил тебя. – Он страдал, – повторила я, не зная, вопрос это или нет. Куда же Грэм запропастился? – Я понимаю, ты, наверное, думаешь, что я ужасный человек, Энджел. – Она перестала теребить волосы и принялась за (теперь пустой) бокал из‑ под моего пива, а потом взяла обе мои руки. Я заметила, что хотя ее пальцы были нежными и мягкими, у нее были мозоли в тех же местах, что и у Алекса. – Просто я еще не была готова остепениться. А Алекс так отчаянно хотел жениться, иметь детей. Я была такой молодой, а родной дом остался так далеко. Я просто запуталась. Но я понимаю, что это была ошибка. Я никогда не хотела разбивать ему сердце. А я бы не хотела разбивать никому морду. Значит, никаких ссор с Алексом у них не было и на свидания они не ходили. И это она самая. Его бывшая, которая изменила ему с лучшим другом. – Энджел, прошу тебя… Я понимаю, почему Алекс не пришел, но, надеюсь, ты скажешь ему, что мне очень жаль. – Две крокодиловы слезы покатились по ее щекам, оставляя за собой черно‑ серый след на ее фарфорово‑ белой коже. – Он все еще не хочет разговаривать со мной, а ведь прошел уже год. Мы когда‑ то были счастливы, и меня так расстраивает, что мы даже не можем быть друзьями. Я решила не ждать Грэма, выпуталась из ее рук и встала. – Извини, Солен, по‑ моему, нам не стоит говорить об этом. Обливаясь слезами, она кивнула и уронила голову на колени. Не врезала ей по голове туфлей – вот самая цивилизованная вещь, которую я сделала. Хотя не буду отрицать, что борьба с самой собой зато, чтобы снять с ноги одну из «Лабутенов» и воспользоваться преимуществом, была нелегкой, но я решила, что привлекать к себе много внимания излишне. На сей раз. Я же совсем не хотела привлекать к себе внимания, собираясь сюда, правильно? Я оставила ее сидеть на диване и дала стрекача к лифту с такой скоростью, какую только позволяли мне развить каблуки. Мои глаза сверкали чуть меньше, чем пятки. Добравшись до кнопки лифта, я стала жать ее снова и снова, пока он не звякнул и двери не раскрылись. – Энджел! – гаркнул Грэм сквозь толпу, которая к этому моменту собралась в квартире. – Прости, зацепился языком с Крейгом, а потом долго не мог найти телефон и вино. Господи, с тобой все в порядке? Я кивнула, удерживая двери лифта. – Наверное, лучше мне было бы не выспрашивать про историю с Солен и Алексом и, в общем, со всем остальным. Тем более у нее. – Наверное. – Грэм поморщился. – Энджи, мне очень жаль. Но это история… Древняя, понимаешь? И это уже не важно. – Гм. – Я вошла в лифт. – Нуда. Меня иногда восхищало собственное красноречие. – Я вызвал такси, оно, наверное, уже тут, – сказал он, не давая дверям закрыться. – Можно, я поеду с тобой? – Э‑ э, вообще‑ то мне бы не помешали минут пять передышки, – сказала я. Эго был самый дипломатичный способ сказать: «Отвали, я хочу побыть одна». Когда я спустилась, такси внизу не оказалось, и никаких других такси поблизости тоже не было видно. Я прошла до фасада и прислонилась к стене, глядя на реку. Напротив светом прожекторов был залит Нотр‑ Дам. Его огромные башни были так красивы, но одновременно устрашали и даже приводили в трепет. Интересно, Солен не приходило в голову забраться туда посреди ночи и спрыгнуть? А может, просто свеситься с крыши, как горгулья. Только она была бы красивой горгульей, которая разбила сердце моему парню, а потом решила поиграть в лучших друзей на веки вечные. Стерва. На свете был только один человек, способный понять мое состояние. Порывшись в сумке, я нашла телефон, который почти разрядился, и нажала первую кнопку быстрого набора. – Дженни Лопес, – сказал голос. Слава Богу, она никогда не смотрит, кто ей звонит. – Дженни, это я, – затараторила я, удивляясь, что говорю с надрывом. – Мы можем поговорить? Очень надо. – Энджи, прости, я сейчас не могу. – Она говорила напряженно, но не раздраженно. – У меня сто проблем, которые надо растрясти, так что тебе придется подождать. – Ноу меня кризис, – начала я. Если начну скандалить, она не сможет мне перечить. – Попробую угадать, – перебила она меня. – М‑ м, Алекс ведет себя как скотина, или ты облажалась со статьей. Ну что? Ого. Я даже не знала, что и ответить. Мне не пришло в голову огорошить се тем, что вообще‑ то она права в обоих случаях. – Не могу сейчас, – продолжила Дженни. – Позвоню тебе потом. – Но, Дженни, – попыталась я остановить ее, однако это была плохая идея. – Значит, так: вчера у тебя не было времени говорить, когда я обрывала телефон, а сегодня у меня. Иди и разгребай свой кризис сама, у меня забот полон рот. – С этими словами она бросила трубку. На полном серьезе. Я снова взглянула на Нотр‑ Дам. Может, есть шанс на помощь свыше? Нет, наверное. И скорее всего потому, что моя нога никогда не ступала в церковь; я бы пошла, только если бы в конце меня ждал обед из трех блюд и бесплатный бар. Я поборола страстное желание присоединиться к хору, исполнявшему в мюзикле «Отверженные» песню «Одна», и взглянула на телефон. Я не знала, кому еще позвонить. Паникующей по каждому поводу Луизы я не выдержу, к тому же мы встречаемся через пару дней. Эрин посоветует мне раскроить Солен череп каблуком. Да я в общем‑ то совсем не чувствовала, что могу доверить свои заботы другим своим нью‑ йоркским друзьям. Не хочу посвящать их в подробности личной жизни Алекса. Конечно, я забыла об одном человеке, которого не понадобится вводить в курс дела. Ведь Алекс прекрасно знает все подробности. Я нажала вторую клавишу быстрого набора и стала ждать дозвона. Я дозвонилась – до автоответчика. – Привет, это я. – Я пошла к мосту и дальше, к собору. Ведь где‑ то здесь должны быть такси? – Еду в гостиницу; прости, что вела себя как дура. Во всем виноват Париж – он такой красивый, что я не могу нормально соображать. К тому же я с понедельника не ела хот‑ догов, и это странным образом отразилось на моем мозге. Я скоро приеду. А хочешь – перезвони мне, и мы встретимся. Или ладно, как хочешь. Я тебя люблю. Нажав кнопку сброса, я убедила себя, что он в душе готовится к встрече со мной, и продолжила свою миссию по поиску такси. Одна. Представляя, что он рядом. Гадство.
Один час и несколько мозолей спустя я приковыляла в гостиницу «Марэ», как побитая собака. Бледно серый шелк красиво выглядит в витрине магазина или на хипповой коктейльной вечеринке (с неизменной кайпириньей), но через час хождения по незнакомому городу и промозглой августовской погоде платье превратилось в тряпку, которую никогда не носила ни одна уважающая себя девушка в Париже. Но есть очень веские доводы, чтобы предположить, что я не слишком себя уважаю. Если не считать того, что я все‑ таки не врезала Солен, что было весьма предусмотрительно с моей стороны. Как только шагнула сквозь раздвижные стеклянные двери в холл, я бросилась на первый попавшийся стул, обитый красной бархатной тканью, и принялась воевать с крошечными ремешками на «Лабутенах» Виржини. И плевала я на все это изящество. – О, мать твою, – взвыла я, роняя голову на колени. Я не могла больше ступить ни шагу в этих орудиях пыток, привязанных к моим ногам. Пускай даже прекрасных на вид орудиях. – Мадам? – сказал голос с той стороны коридора. – Мадемуазель! – гавкнула я. В самом деле, сколько можно? – Мадемуазель, я могу вам помочь? Я подняла голову, чтобы разглядеть своего хорошего друга Алена, стоявшего за столом администратора. Со знакомым обеспокоенным видом, в пальто и с рюкзаком. – Я не пьяна, – выпалила я. Хотя он мне все равно не поверил. – Просто мне пришлось идти пешком с вечеринки, и я не знала, куда идти, и у меня была карта, но я не умею в них разбираться, и я постоянно путаю gauche[45] и droite[46], а мой телефон разрядился, а у меня с собой не было зарядки, а… – Вы хотели бы взять зарядку напрокат? – На его лице отразилось огромное облегчение, когда он смог прервать мою бесконечную фразу. – У нас много разных зарядок. Можно ваш телефон? Я дала ему свой блэкберри, рассердившись на себя за то, что не догадалась попросить зарядку у портье раньше. – Огромное спасибо, – сказала я, наконец сумев скинуть туфли и семеня за ним налегке. – Честное слово, это здорово. Вы прямо как моя подруга Дженни. Когда мы с ней познакомились, у нее в гостинице в ее маленьком офисе можно было найти все на свете. – Et voila! [47] – Ален протянул новенькую свернутую зарядку для блэкберри почти с улыбкой. – Могу я помочь вам чем‑ нибудь еще? – Нет, если только у вас нет суперсекретного путеводителя по Парижу, где были бы описаны самые интересные места, – улыбнулась я в ответ, засовывая зарядку в сумку. – Или зарядки для ноутбука. – Боюсь, что нет. – Ален на всякий случай заглянул в выдвижной ящик. – Но в Париже множество компьютерных магазинов. – О, я знаю, но у меня «Мак», а моя подруга сказала, что не знает ни одного магазина, где его можно было бы купить, – ответила я, стараясь не обращать внимания на жжение в моих ступнях, чтобы продолжить единственный нормальный разговор с Аленом. Какая жалость, что он живет в Париже – Дженни бы нашла его привлекательным. Высокий блондин с ясными голубыми глазами и беззаветной преданностью искусству консьержа. Очень симпатичный, но у меня уже было столько проблем со смазливыми служащими гостиниц, что моей жизни не хватит, чтобы их решить. Я держала с этим симпатягой дистанцию. – Хорошо, если хотя бы телефон будет работать. – Тут неподалеку есть магазин, специализирующийся на продукции «Эппл»; уверен, там смогут помочь, – предположил Ален. Он взял со стола карту города и показал мне короткий путь. – Он работает допоздна, по‑ моему. – Потрясающе, спасибо огромное, – сказала я, глядя на карту. – Может быть, его открыли, пока Виржини была в Нью‑ Йорке. Наверное, она о нем просто не знает. – Конечно, – сказал он, забрасывая свой рюкзак за плечи. – Моя смена окончена, но уверен, что мои коллеги помогут, если вам понадобится что‑ нибудь еще. – Это просто чудесно, спасибо еще раз. – И переступала с ноги на ногу. Мраморный пол был прохладным. – Я верну зарядку утром. – D’accord. – Ален улыбнулся во весь рот. – Хорошего вечера. – И тебе, – сказала я, на цыпочках идя назад к двери. – И, Ален, хм, вчера я позволила себе слишком много. – Ну что вы, мадемуазель. – О, спасибо. – Назвал меня «мадемуазель». Наконец‑ то.
– Алекс? Я вернулась. Прости, что так задержалась, – крикнула я, стоя перед дверью и возясь с замком. – Клянусь, я больше не выйду, разве что с кем‑ то, кто знает город, или если не возьму такси. Номер оказался пустым. Алекса там не было. – Алекс? – позвала я, зажигая свет. – Ты в ванной? Его не было в ванной. Я отдернула занавеску – как будто он прятался. Зачем люди все время так делают? Я прыгнула на кровать, блаженствуя, что можно больше не стоять на ногах. Но куда подевался Алекс? Уже почти десять, он знает, что я должна была прийти еще час назад, но ничего мне не оставил – ни записки, ни телефонного сообщения, ничего. Я вставила позаимствованную зарядку и стала ждать, пока телефон включится и на экране появится загрузочная картинка. – Ну давай же, – тихо приказала я, глядя на экран. Ничего. – Проклятие. Я нажала кнопку быстрого набора, чтобы позвонить ему еще, но абонент был недоступен. Наверное, мощности батареи пока не хватает, подумала я, ставя телефон на прикроватный столик. Я выскользнула из своего платья и легла на кровать. Он скоро вернется; Грэм и Крейг у Солен, и кроме того, Грэм позвонил бы мне или написал сообщение, если бы Алекс был с ними. А больше ему негде быть. Я только на минутку закрыла глаза, желая, чтобы мои ноги и голова поскорее перестали болеть, а в животе перестало булькать. Я протянула руку к столику, включила телевизор и наткнулась на какой‑ то перевод «Анатомии страсти», сделанный дурацкими голосами. В некоторых шоу нетрудно проследить цепь событий, невзирая на то, на каком они языке. – Ну же, Красавчик, – тихо промямлила я, глядя на экран. – Соберись наконец с мыслями. Я попыталась дотянуться до блэкберри, но он упал на пол. Интерфейс появился, но вот связь отсутствовала. Я взяла его одной рукой, вытянула ее вверх и стала водить туда‑ сюда, но связь так и не появилась. – Хренова хрень. – Я с грохотом бросила его назад на столик и снова перекатилась на спину. Алекс скоро придет, может быть, даже с какой‑ нибудь едой; я же сегодня вертикальное положение больше не приму. Честно говоря, ему очень повезет, если он застанет меня еще не спящей…
Понятия не имею, сколько времени прошло, когда я разлепила веки, подбадриваемая сном о том, что мне экстренно требуется сходить в туалет, но все кабинки оказались заняты клонами Солен, и тут я поняла, что мне очень нужен туалет, но при этом я лежу под покрывалом в нижнем белье. Телевизор не работал, свет не горел, Алекса рядом не было. Я села, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, и пытаясь разлепить слипшуюся тушь, которая склеивала веки. Беспокоясь, что могу вправду обмочиться, я вскочила с кровати, бросилась в ванную, открыла дверь и справила нужду в темноте. Помыла руки и так же быстро вернулась в спальню, но у меня не получилось преодолеть три ступеньки посреди пола, и я просто полетела. – Черт! – взвизгнула я, уткнувшись в угол покрывала. Левую щеку зажгло, я прижала руку к лицу, и сильная боль немного утихла. – Черт, черт, черт, – выругалась я сквозь сжатые зубы, ударяя ногой то, обо что споткнулась. Когда мой единственный открытый глаз привык к полутьме, я поняла, что это «Конверс». «Конверс» Алекса. – Энджел? – донесся его голос из темного угла комнаты. – Алекс? – пробормотала я, лежа на полу. Свет зажегшейся лампы озарил «сцену». Алекс, свернувшись калачиком, сидел в кресле в дальнем конце спальни, в джинсах и футболке, а я растянулась на ковре в своем лифчике и трусиках, вокруг коленки за шнурки обмотались кроссовки, а рядом с рукой алело маленькое пятнышко крови. К счастью, не на ковре. К несчастью, на моем новом, мегадорогом сером шелковом платье. – Что ты там делаешь? – Я говорила как‑ то странно, в нос; и все было как‑ то странно. Почему Алекс в кресле? И почему я снова на полу? – Что случилось? – Может быть, мы сначала вытрем кровь с твоего носа? – Он распрямил ноги, выбрался из кресла и подошел ко мне, а я все никак не могла выпутаться из его кроссовок. – Господи, Энджел, надо ставить на тебя сигнализацию. Что ты делаешь? – Истекаю? – Я поморщилась, когда он приподнял мой подбородок и убрал мою руку от щеки. – Почему ты сидел в кресле? Где ты был? – Давай сначала приведем тебя в порядок. – Он поднял меня на ноги, обнял одной рукой, а другой убрал волосы с лица. Я села на край ванны, глядя на испачканные кровью руки, а Алекс включил холодную воду и стал осторожно протирать мое лицо мокрым полотенцем. – Завтра будет синяк, – сказал он, садясь на корточки передо мной. – Хотя нос, кажется, не сломан. – Ты уверен? – спросила я, стараясь не отстраняться от мокрого полотенца. – Кажется, как будто сломан. – А ты его раньше ломала? – Нет. – Тогда откуда ты знаешь? Ты его ушибла, а не сломала. – Кажется, как будто сломала, – пробормотала я, стараясь не думать о происшествиях, случавшихся со мной в прошлом, когда я могла или не могла бы сломать кому‑ нибудь руку. – Пообщаешься с Крейгом месяцев шесть, узнаешь, что такое сломанный нос. – Алекс сменил запачканное кровью полотенце на чистую салфетку. – Я ремонтировал этого парня столько раз, что даже сам не помню. Давай‑ ка уложим тебя в постель. Я поднялась на свои ватные ноги, и Алекс довел меня до кровати. Он взял рубашку и надел ее на меня, застегнув несколько пуговиц, а затем достал две таблетки и положил их мне на ладонь. – Я принесу тебе воды, – сказал он, бережно посадив меня на кровать и снова исчезая в ванной. Хотя видела я еще не совсем четко, но сумела разглядеть время на часах на прикроватном столе. Было два часа ночи. – Алекс? – позвала я так громко, как только могла, и меня тут же прострелила боль в скуле и во лбу. – Больно. – А? – крикнул он в ответ и появился около кровати со стаканом в руках. Я проглотила таблетки и запила водой из стакана, который принес Алекс. Он не доверил мне держать его самой. Что, наверное, вполне понятно. – Полночь уже прошла. С днем рождения. – Спасибо, – тихо сказал он. – Попытайся заснуть. – Ладно, – прошептала я, чувствуя себя как‑ то необычно. И не только из‑ за ночных приключений. Алекс выключил свет, и я услышала, как он расстегивает джинсы. – Ты идешь в постель? – спросила я, слепая как курица. – Ага, – ответил он, и матрас прогнулся под его весом с другой стороны кровати. Обрадовавшись, я попыталась перекатиться, но боль в правой части лица не позволила мне сделать этого. Я подождала секунду, ожидая, что Алекс прижмется ко мне, но он все не прижимался. Протянув руку, я стала искать его руку, нащупала ладонь. Он накрыл мою ладонь своей, но не сжал ее; я услышала короткий вздох и почувствовала, как он отодвигается, перекатываясь ближе к краю. Единственным здоровым глазом я уставилась в темный потолок и попыталась дышать ровно. Отличное начало его дня рождения.
|
|||
|