|
|||
Глава восьмая
Портье, наверное, испытал невообразимое удовольствие, следующим утром позвонив мне за десять минут до того, как его просили это сделать, а я провела целых три сумасшедших минуты, лихорадочно соображая, кто это звонит. Алекса уже не было, он ушел на какое‑ то утреннее радиошоу, но от этого я не выбралась из постели быстрее. Стоя под душем и ожидая, когда же снова почувствую себя человеком, я вспомнила все, с чем мне предстояло разобраться. Перво‑ наперво, надо поговорить с Дженни. Сейчас только половина десятого – значит, там половина первого. Наверное, не самое подходящее время для разговора по душам. Она не звонила, не писала с вечера вторника, а со всей этой кутерьмой из‑ за Солен я про нее совсем забыла. И с моей стороны, честно говоря, это было свинство. Но, как я уже говорила, в один момент времени я могу решать только одну проблему. После разговора с Дженни придется заняться статьей. Я настолько убедила себя, что это задание мне по плечу, что мысль о том, что это может оказаться не так, меня шокировала. Вчера я повеселилась, а заодно и узнала названия нескольких клевых магазинов, то есть это я думаю, что они клевые, хотя и не совсем то, что можно назвать секретным складом винтажных вещей. Я надеялась, что Сисси справится и поможет мне, хотя на здоровую голову я бы никогда такого не подумала. Виржини – маленький парижский ангелочек, но «Белль» сделал ошибку, откомандировав мне на подмогу человека, которого мода интересовала меньше всего. Я позвонила администратору, чтобы узнать, нет ли мне чего‑ нибудь от Сисси – электронных писем, факсов, – но ничего не пришло. По мобильному она тоже не отвечала. Я чувствовала себя разбитой. После разборок со статьей надо будет перейти к проблеме с Алексом. После вчерашнего стало ясно, что все как минимум просто хорошо, но у меня совершенно вылетело из головы, что я не сказала ему о своем обещании прийти на вечеринку к Солен. И что‑ то у меня было нехорошее предчувствие насчет того, что ему идея не понравится. Но хуже всего – и признаться в этом себе было нелегко, – что отсутствие моих красивых шмоток никак не выходило у меня из головы. На некоторое время я про них забыла, но потом у меня перед глазами буквально воспарили мои «Лабутены», отчего даже сердце защемило. Да уж, воспарили так воспарили. В моих фантазиях служащие аэропорта перетряхнули все содержимое моего чемодана и взорвали каждую вещь по отдельности. Гады. У меня ушел целый год на то, чтобы принять себя, свою новую жизнь, но такое ощущение, что кто‑ то испытывает меня, отбирая все, одно за другим. И начиная с моих аксессуаров. Вот гадство.
* * *
Я прождала Виржини у стойки администратора минут пятнадцать, прежде чем начала волноваться. Я забилась в самый темный угол, какой только смогла отыскать, надела темные очки, черную футболку, черные джинсы, убрала волосы в хвост и задумалась хорошо ли я замаскировалась, чтобы меня никто не узнал. Спрятаться я хотела от персонала гостиницы а не от Виржини. Еще через десять минут в моей одной‑ единственной сумочке от Марка Джейкобса тихо затрещал телефон. – Энджел, простите меня, – начала распинаться Виржини, не дав мне даже поздороваться. – Я сейчас приду в ваш отель. Я должна была забежать в офис чтобы забрать факс от Сисси. – Она прислала факс в офис? – спросила я с недоумением и облегчением. Вот это да! Сисси все‑ таки справилась, только, видимо, ей нелегко пришлось. И как, интересно, я должна была догадаться, что она пришлет факс в офис? – Oui, он сейчас со мной. Может быть, выпьем кофе и почитаем его вместе? – спросила Виржини. – Кофе это замечательно. Долго тебе сюда добираться. – Я умирала, как хотела кофе. Серьезно умирала: у меня пульсировали виски, а во рту ощущался привкус растворителя. Не то чтобы я когда‑ нибудь пробовала растворитель на вкус, просто догадывалась. – Может, вы приедете на станцию «Альма Марсо». Вчера мы провели так много времени в Марэ и Сен‑ Жермен, – сказала она. – Добраться туда несложно: едете до «Сен‑ Себастьен», переходите на «Бастии», а потом на «Франклин Д. Рузвельт». А можно дойти до «Бастий» – это недалеко. У вас есть карта? – Есть, – сказала я, роясь в сумке. Есть. Уф. – Только я не очень хорошо понимаю в картах. Может быть, встретимся здесь? Виржини засмеялась, бодро и весело. Совсем не похоже на кудахчущий смех Сисси. – Энджел, вы справитесь. Я встречу вас через полчаса. Позвоните, если заблудитесь. Я действительно была не в том состоянии, чтобы мыкаться с картой по метро. А взглянув на схему на оборотной стороне обложки уличной карты, я поняла что все не так просто, как объяснила Виржини. Эта девушка возлагала на меня слишком большие надежды. Я закрыла глаза, откинулась на спинку стула, опрокинула голову назад и расхохоталась. – Все в порядке, мадам? – спросил очень обеспокоенный голос позади меня. – Вам нехорошо? Снова. Открыв один глаз за своими черными очками, я увидела портье, который был вчера, а сегодня стоял слева от меня на безопасном расстоянии. Он, видимо, решил, что я собираюсь заблевать весь его девственно‑ чистый стол администратора. Снова. – Я в порядке, спасибо. – Я поднялась со стула с пластичностью Буратино и попыталась взять себя в руки. Он отрывисто кивнул и слегка попятился назад, нисколько мне не поверив. Я поджала губы. Ну уж нет, не дам ему уйти с убеждением, что я горькая пьяница. – Моя подруга работала администратором, сболтнула я. – В гостинице. – Пардон? – Он вытаращился на меня, безопасно укрывшись за своим столом. – Ваша подруга работает у нас в гостинице? Ну почему? Почему я не умею держать язык за зубами? – Не‑ ет, она сейчас живет в Лос‑ Анджелесе, – продолжила я, игнорируя тоненький голосок в голове, который постоянно твердил мне, чтобы я заткнулась. – Но она работала в гостинице много лет. А вы давно тут работаете? – Три года, – ответил он, глядя на меня со смятением и испугом, – Меня зовут Ален. Мы очень рады, что вы остановились у нас, мадам. Это был очень вежливый способ сказать: «Прошу вас, идите куда подальше и оставьте меня в покое», – но разве меня могло это устроить? Нет. Потому что от меня не так‑ то просто отделаться. – Ого, три года, это долгий срок на одном месте, – сказала я, опираясь о его стол. Голосок у меня в голове орал теперь во все горло, умоляя убраться из гостиницы, пока мой новый знакомый Ален не выкинул меня собственноручно. – И вам нравится? Он пожал плечами и чуть отошел от стола назад. Я никак не могла угомониться, Не могу, когда кто‑ то недолюбливает меня или думает обо мне плохо. Где‑ то в глубине меня, но не слишком глубоко, возникло чувство, что мне еще отольется то, что я забрызгала улицу перед гостиницей этого человека содержимым своего желудка. – Я могу вам чем‑ нибудь помочь, мадам? «Остановись. Остановись немедленно! » – требовал голос. – Энджел, – представилась я, протягивая ему руку для пожатия. – И нет, помогать не надо. Но все равно спасибо. – Озарив его лучезарной улыбкой, я признала поражение и направилась к выходу. Попутно взяв на заметку, что не стоит выставлять себя на посмешище перед гостиничным персоналом, если ты еще не протрезвела после вчерашнего. И он по‑ прежнему упорно продолжал называть меня «мадам», хотя вчера я совершенно четко сказала ему, что я мадемуазель. Я не ошиблась хотя бы в том, что с метро разобраться будет непросто. Первую станцию я обнаружила достаточно скоро, но умудрилась проехать целых три остановки не в том направлении, прежде чем поняла, что еду не к «Бастий». Каждую секунду, проведенную в чертовом поезде, я буквально видела перед собой лицо Донны Грегори, читающей мою статью, а ее брови при этом поднялись так высоко, что просто отвалились от лица. Я облажалась. Окончательно и бесповоротно. Туннели здесь были шире и освещены лучше, чем в лондонском или нью‑ йоркском метро, однако пришлось исползать десятки небольших лестниц, облазать сотни разных выходов и попытаться разобраться в очень непонятной системе указателей, прежде чем полтора часа спустя мне позвонила Виржини. На «Альма Марсо» я прибыла разгоряченная, потная и абсолютно обезвоженная. Остановившись на секунду, чтобы попытаться разобраться, где я, я увидела Эйфелеву башню и реку по одну сторону от меня и огромную карусель – по другую. Где же, наконец, Виржини? Я уже подумывала броситься в Сену, когда мой телефон снова запиликал. – Энджел? Вы в порядке? – Виржини просто ясновидящая. – Я все звоню и звоню вам. – Нет, она, наверное, просто беспокоится. – Прости, да, я в порядке. – Ни в каком я не в порядке. Я ужасно устала. Зачем мне было усугублять свою и без того непростую первую одиночную миссию в парижском метро тяжелым похмельем? – Прости, у меня голова не работает сегодня. Ты где? – Я в кафе рядом с дорогой. Я вам машу – видите меня? Я медленно повернулась, попутно думая, что будет просто невозможно обнаружить малюсенькую смазливую брюнетку в миллионной толпе, прежде чем заметила ее прямо через дорогу, машущую изо всех сил. Ну хоть кто‑ то думал обо мне. – Прекрати так махать, а то тебя хватит кондратий, – сказала я, радостно махая ей в ответ. К счастью, с переходом дороги я справилась легко и когда, оказавшись в кафе, упала на стул, который подвинула мне Виржини, то залпом осушила чашечку свежайшего кофе, который она предусмотрительно заказала для меня. – Энджел, я очень извиняюсь. – Виржини утопила лицо в ладонях. – Я считаю, что в метро просто разобраться, как и в Нью‑ Йорке, и забываю, что вы его совсем не знаете. – Это не твоя вина, – сказала я, делая знак официанту, чтобы тот принес еще кофе. Я до сих пор находилась под действием похмелья и была в состоянии ободрить ее более многословно. – Я могла бы, наверное, просто добраться на такси. – Я даже не подумала об этом. – Она заправила прядь волос за ухо, к взбитой копне. – Вы, наверное, очень разозлились. – Да нет же. – И я не лгала. Я была слишком измотана, чтобы сердиться. – И знаешь, я, пожалуй, опишу свое приключение в статье – проведу сравнение парижского метро с нью‑ йоркской подземкой. Виржини отчаянно закивала: – Это будет очень интересно. – Совсем нет, – сказала я, опустошая вторую чашечку кофе, чуть более медленно, чем первую. – Хотя такой материал вытянет статью, которую пока что можно разглядывать под микроскопом. – Ну, теперь ведь у нас полный список мест, рекомендованных Сисси. – Она вручила мне толстую стопку бумаги, а потом снова погрузилась в свою сумку и извлекла еще. – Для недруга она слишком много написала. Я поставила свою чашечку и попыталась невооруженным глазом разглядеть крошечный шрифт и малюсенькие карты, которые усеивали страницы – не было совершенно никакой возможности посетить все эти места. В сумке Виржини, должно быть, умещалась целая кипа бумаги. Бросив взгляд на часы, я поняла, что уже половина двенадцатого. А я еще даже не читала эти записи. Черт‑ черт‑ черт‑ черт‑ черт. – А ты это читала? – спросила я, надеясь, что она поможет мне выделить самое нужное. – Non, я подумала, надо подождать вас. – Виржини заскулила: – Простите, надо было прочитать. – Нет, нет, нет, – пробормотала я, пролистывая страницы. – Но, застрели меня, я не знаю, как прочесть все это к Рождеству, не говоря уж о том, чтобы сделать это к восьми вечера. – А что будет в восемь? – спросила Виржини, заказывая мне еще кофе. И правильно, потому что спать мне сегодня явно не суждено. – О, хм, я обещала Солен, что мы придем к ней на вечеринку, которую она устраивает сегодня, – сказала я, притворяясь, что меня очень интересуют, какие массажные салоны нравятся Сисси. Ого. Фу. – Она начнется где‑ то в восемь. Где‑ то рядом с рекой. – Это та девушка с концерта? – Виржини вырвала бумаги у меня из рук и бухнула на стол. – Энджел?! – Да, это девушка с концерта, – ответила я, изучающе глядя на свой кофе. – Но она любит вашего бойфренда. – Нет, не любит. – Нет, любит. Кому нужна Дженни, когда у меня есть ее дорожная версия? От нее было столько же пользы, и она с легкостью уместилась бы в небольшой чемодан. – И все же нет, потому что она его бывшая подружка, – сказала я своей чашечке. Почему здесь не подавали кружки? Может, где‑ то поблизости есть «Старбакс»? – Что? – Солен и Алекс когда‑ то встречались, – сказала я, стараясь смириться с этим фактом, хотя произносить эти слова, особенно проиллюстрированные скептическим выражением лица Виржини, было тяжело. – Это было сто лет назад. Все забыто. И к тому же я обещала, что приду. – Алекс хочет пойти на эту вечеринку? – спросила Виржини. – Где будет его красивая бывшая подружка, которая танцует перед ним как шлюха? – О ты как! – Я поставила чашечку на стол. – Вообще‑ то я ему еще не говорила. – Он не пойдет. – Она скрестила руки на груди и заставила меня опустить глаза. – Я не верю, что он пойдет. – Ясно, – сказала я. А что еще можно было сказать? – Ну, не будь так уверена. Пора начинать разгребать присланный Сисси список. Надо еще написать моей подруге о… разных вещах. Я разложила страницы на столе и попыталась увидеть какой‑ то смысл в этих адресах, но, как ни странно, ничего не могла понять, словно это какой‑ то неведомый язык. Не греческий, но близко. – Извините. Я не знаю вашего Апекса, – сказала Виржини, протягивая руку через весь стол и легонько касаясь моей руки. – Я почитаю записи Сисси, а вы тогда пишите своей подруге и звоните Алексу, да? Я посмотрю, что тут ближе всего. – Было бы неплохо. – Заставлять Виржини работать за меня было нечестно, но мириться с Дженни тоже непростое дело. Звонить было еще слишком рано, так что пока вполне подойдет письмо. – И вы точно пойдете на эту вечеринку? – спросила она, сгребая все бумаги и доставая из сумочки черную кожаную записную книжку. – Да, – ответила я, хотя и не знала почему. – D’accord[38]. – Виржини решительно кивнула. И вздохнула. Составление послания для Дженни заняло больше времени, чем я рассчитывала. Я привыкла к тому, что ее настроение постоянно менялось, но мы никогда не цапались, будучи на разных побережьях, не говоря уж о разных континентах, и мне эта ситуация совсем не нравилась. К тому же виновата была только я, в то время как обычно я могла рассчитывать на то, что Ураган Дженни возьмет пятьдесят процентов вины на себя. Что мне было делать? Ведь косвенно именно я, хотя и ненамеренно, уничтожила одежду на десять тысяч долларов. И кто в здравом уме поверит, что с ней произошло именно то, что я говорю? В отношении всех этих стильных штучек Дженни была еще новичком, и, как она часто признавалась мне вечерами подшофе, ее репутация значила для нее все. В ее откровениях выпивка была главным созидающим, а вовсе не разрушительным элементом. И ничто не утешит ее после потери стольких красивых дорогих вещей. Если бы она сначала одолжила их кому‑ нибудь типа, э‑ э, Миши Бартон, которая показала бы их по телевизору, а потом уничтожила, то было бы не так горько. Написав четыре версии письма, я наконец остановилась на «Извини, дай знать, когда тебе можно звонить, мы что‑ нибудь придумаем. Я как‑ нибудь тебе все возмещу. Люблю тебя, ц. [39]». Хотя я не представляла себе, как это – «как‑ нибудь». Наблюдая за тем, как появляется иконка отправления письма, я вздохнула и позвонила Алексу. – Привет, – сразу сказал он, что было необычно для него. «Давай, Энджел, надо действовать резко, словно срываешь пластырь», – сказала я себе. – Как дела? – Привет, – начала я, кусая ноготь на мизинце. – Как там на радио? Что‑ что, а резину я тянуть умею. – Отлично, поиграли, потрепались. – На линии были помехи, но я слышала, что говорил он бодро. Пора проглотить пилюлю. – Как‑ то так. – Я просто хотела уточнить, есть ли у нас на сегодня какие‑ нибудь планы? – Я повернулась на стуле, чтобы не смотреть, как Виржини вскидывает брови. – Потому что нас пригласили на вечеринку, и я в принципе сказала, что мы придем. – Ого, ты уже успела напроситься на вечеринку? – Он засмеялся. – Не вчера ли, случайно? – Может быть, – призналась я, отворачиваясь еще больше. – Ты же знаешь, я люблю заводить знакомства, когда пьяная. – Ты любишь делать много такого, что мне не нравится, когда ты пьяная. И кое‑ что из того, что нравится. – Алекс произнес эту фразу таким развратным голосом, что у меня даже мурашки поползли. – Давай, а где? – Э‑ э, ну, дело в том, что это вечеринка у Солен, – тихо сказала я. – У нее дома. В трубке повисла мертвая тишина. – Алекс? – Мы не пойдем на вечеринку к Солен домой. Он говорил не рассерженно, но совершенно убежденно. – Я просто сказала, что мы придем, а она ответила, что очень хотела бы повидаться с тобой, познакомить нас со своим парнем; нам придется посидеть совсем немного, но я думаю, что, раз уж я обещала, прийти надо. Хотя бы ненадолго. Иначе она подумает… – Что? – перебил меня Алекс. И наверное, имел на это полное право. – Что она подумает? – Что мы невоспитанные. – Знаешь, мне совершенно наплевать, что она думает о тебе, – отозвался он. – И еще мне, черт подери, плевать, что она думает обо мне. Я не пойду, и ты тоже. – Не надо указывать мне, что делать. – Было непривычно слышать, как Алекс ругается на меня, и мне это очень не понравилось. Я старалась говорить как можно тише, уверенная в том, что у Виржини уже готов французский аналог фразы «что я говорила». – Я не понимаю, что тут такого. Надо всего‑ то забежать и поздороваться с людьми. Может, тебе полегчает после того, как ты снова увидишься с ней. Нехорошо так долго держать камень за пазухой из‑ за того, что случилось бог знает когда. – Ну, спасибо, Опра, – решительно ответил Алекс. – Я думал, ты бросила свои штучки в стиле «помоги себе сам», когда Дженни уехала. И не собираюсь указывать тебе, что делать, но на эту вечеринку не пойду. Позвони, если захочешь пообедать вместе. Я выпятила нижнюю губу и убрала телефон в сумку. – Он не хочет идти на вечеринку? Подняв голову, я бросила взгляд на реку. Эйфелева башня, Сена, красивые люди на велосипедах – да, это определенно Париж. Но влияние моей подруги распространялось даже сюда. – Он не хочет идти на вечеринку, – не стала отрицать очевидное я. – Я понимаю, она его бывшая. Я бы не захотела идти на вечеринку к своему бывшему. И не пошла бы. Но самое нездоровое было в том, что я хотела туда пойти. Я хотела посмотреть квартиру Солен. Я хотела увидеть ее парня, и по какой‑ то необъяснимой причине я хотела понравиться ей. А если нет – то по крайней мере чтобы она увидела, что я выгляжу потрясающе и что я достаточно хороша для Алекса. И гораздо лучше ее. Гм, пора перестать жаловаться, что я не понимаю мужчин. Я себя понять не могу. – Я думаю, – легонько постучала меня по плечу Виржини, – вам надо отправиться на вечеринку. – Что? – Я развернулась на сто восемьдесят градусов, сидя на своем стуле. – А теперь ты считаешь, что мне надо пойти? – Я не сказала, что вам не надо идти, – пожала плечами она. – Я сказала, что Алекс не захочет идти. Парню трудно встречаться с бывшей девушкой. Очень, очень трудно, особенно когда новая рядом. Но вам надо пойти. И вы должны быть неотразимой. – Легче сказать, чем сделать, – пробормотала я. – Как выглядеть неотразимо без утюжков для волос?
Виржини рассказала мне свой план, когда мы перешли дорогу и оказались на авеню Монтень. Я старалась слушать; она говорила, что мне нужно потрясающее платье, что она одолжит мне какие‑ то чумовые туфли и обещает наваять на голове такое, что отпадет всякая необходимость в утюжках. Я бы вела себя даже более цинично, но, к счастью для моей французской феи‑ крестной, была сбита с толку. Вообще‑ то мы направлялись к станции «Рузвельт», чтобы приступить к работе, но Виржини забыла упомянуть, что авеню Монтень – пристанище практически всех дизайнерских магазинов, модных домов и всего самого удивительного. Я прижимала свой нос к витрине «Пол энд Джо», желая заполучить восхитительное шелковое серое платье и сдерживая слезы, чтобы не оплакивать его родича, взорвавшегося вместе с моим багажом. – Это платье отлично подойдет для сегодняшнего случая, – шепнула Виржини мне в ухо. Я кивнула: она была права. Короткое серое платье с серебристым оттенком и белой сиамской кошкой, нарисованной вручную. Немного необычно, но очень шикарно. По крайней мере не менее шикарно, чем сама Солен. – Вам надо примерить его. – Я не могу его себе позволить, – сказала я, отметая образы, уже возникшие в моем воображении, где я с подведенными глазами, пышной прической и в плотном черном трико. В этом платье. Все равно для плотного черного трико слишком жарко. Хотя это платье неплохо смотрелось бы и без него. – И там такая огромная кошка. – Только очень стильная девушка надела бы его, – согласилась Виржини. – Может быть, такая, как Солен? – Ладно, Париж стоит мессы, – сказала я, открывая дверь. – Твое счастье, что я невероятно легко поддаюсь на провокации.
К моему восторгу (не успевшему еще смениться обычной тоской покупателя, спустившего такие деньги), у меня на кредитке имелась сумма, необходимая для покупки платья. Скажем так: люди из кредитной компании, как оказалось, были совсем не против, что я превышу лимит для покупки этого платья. Меня грела мысль, что у меня с «Барклейс»[40] налажена телепатическая связь: они понимали мои беды. Я была готова убедить себя в чем угодно, если на кону стояло такое платье. Зато теперь, в этом платье, я точно смогу конкурировать с Солен. Оно сидело превосходно, словно на меня было шито. Кроме того, Виржини права – мне надо пойти на вечеринку. Я не позволю ей, его бывшей, думать, что я невоспитанна. Или хуже – что я испугалась. Даже если она одна из самых красивых женщин, которых я когда‑ либо имела неудовольствие лицезреть. И к тому же выступающая в группе. Вся такая из себя французистая‑ расфранцузитая. Ничего. У меня теперь есть платье с кошкой. Чего бояться? Разве только, что Алекс взбесился. Из примерочной «Пол энд Джо» я послала ему легкомысленное (ну ладно, неприличное) сообщение о возможных планах на вечер с попутными объяснениями, что я только заскочу на вечеринку, поздороваюсь, а ему идти не обязательно. А потом мы можем встретиться в гостинице, отправиться на ужин в какое‑ нибудь милое местечко и повторить перформанс предыдущей ночи. Конечно, после возвращения в гостиницу. Пускай мы в романтической столице мира, но я абсолютно уверена, что у них тут тоже существуют нормы приличия. После «Пол энд Джо» все стало еще хуже. «Прада», «Макс Мара», «Диор», «Валентино» и – Боже ты мой – «Шанель». Для человека, не смыслящего в высокой моде, у Виржини был наметанный глаз. Я старалась держать кредитку в кошельке, но не могла удержаться, чтобы не потрогать витрины или не сунуться в бутик. Я наслаждалась не только ободряющей прохладой кондиционера, но и лечебным эффектом от созерцания красивых вещей. Сумочки «Шанель», шикарные платья «Диор», ридикюли «Прада». Но вот я бросила взгляд на часы и поняла, что уже почти три. – Черт! Виржини, ты должна увести меня отсюда. – Я мысленно надавала себе пощечин. – Надо заняться работой, иначе я облажаюсь. – Но вам здесь так хорошо, – возразила она, сжимая мою руку. – И тут еще столько магазинов. Это ведь даже не основная торговая площадка, надо зайти в «Колетт» и… – J’accuse! [41] – Я выхватила свою руку и указала на милую брюнетку, невинно глядевшую на меня в витрине. – Ты молодец. Правда. И мне действительно хорошо здесь, но надо поработать. Я делаю противоположное тому, чего от меня ждут в «Белль». Зря я так отвлеклась – надо двигаться дальше. – Простите и меня, вы правы. – Она вытащила свою записную книжку и долистала до тех записей, которые делала, когда я пыталась понять, что сказать Дженни. И это время я потратила впустую, судя по тому дурацкому сообщению, которое «родила» в итоге. – Так. Сисси считает, что нам надо посетить магазин под названием «Мим». Это недалеко отсюда, рядом с Ле‑ Аль. – Отлично. – Я снова взяла ее за руку, получив прощение. – В Нью‑ Йорке есть ресторан «Ле‑ Аль» – очень крутой. – Когда‑ то Ле‑ Аль был главным торговым районом Парижа, – сказала Виржини. – Но теперь нет. Удивительно, но она указала много мест, находящихся неподалеку оттуда. Сисси говорит, что ее самый любимый магазин находится там, ее секретное оружие моды.
– Сучье отродье! – Я стояла как истукан и не могла оторвать изумленных глаз от магазина. – Пардон за мой французский. – Это не совсем французский. Я не могла поверить своим глазам. – Она что, кинула меня? Секретное оружие моды Сисси оказалось вовсе не распрекрасным винтажным магазином. Это была второсортная свалка ширпотреба для подростков. И невероятное оскорбление. Я скорее надену «Праймарк» на собственную свадьбу, чем облачусь в эти тряпки. Вообще, я надевала «Праймарк» на чью‑ то свадьбу, но сейчас не об этом. Сисси нас просто кинула. – Не люблю ругаться матом, но да, думаю, вы правы, – согласилась со мной Виржини, лихорадочно листая страницы и выясняя, что там еще напредлагала Сисси. – Мы пришли именно туда, куда она нас послала, я проверила. – А у нее все места такие? Такие же отстойные? – спросила я, не желая на самом деле знать ответ. Я чувствовала себя отвратительно, и дело было не в мохито, сангрии или сигаретах. – Я не знаю, чего она добивается, но, по‑ моему, это не лучшие места. Некоторые кафе и гостиницы вроде бы мне знакомы. Я знаю, где они находятся. Но вот магазины – извините, таких я не знаю. Я огляделась вокруг в поисках какого‑ нибудь места, куда можно присесть, и приземлилась возле бетонной стены. Ле‑ Аль оказался не самым привлекательным районом Парижа. Хотя здесь можно было любой постер, какой мне только заблагорассудится, напечатать на футболке, и всего за сорок евро. Но кто в здравом уме захочет печатать на футболке изображение обнаженной Кейт Мосс, висящее у них на витрине? Мировая столица моды. – О, а вот этот я знаю! – внезапно пискнула Виржини. – Хороший? – спросила я. Надеясь. Молясь, чтобы это было так. – Хм, нет. – Она закусила губу и взглянула на меня из‑ под своих бумаг. – Это магазин под названием «Тати» на Монмартре. Вы не захотите туда идти. – «Тати»? Серьезно? Это реальное название – или ты шутишь? – Нет. «Тати» даже крупнее «Мима». Там есть ювелирный и свадебный отделы, но это… не то, что вам надо. – Виржини села рядом со мной. – Простите, сначала мне надо было прочитать эти записи. Может быть, можно что‑ то найти в Интернете для нашей работы? Я огляделась вокруг в поисках мест, достойных упоминания в статье. И у меня возникло смутное сомнение, что фаст‑ фуд под названием «Фланч»[42] вряд ли можно отнести к таковым. Да что же это такое? Где едят люди? О Боже. Из Парижа я переместилась прямиком в седьмой круг ада. – Отличная идея, только у меня нет зарядки для ноутбука. – Не могу поверить, что я забыла заглянуть в магазин «Эппл». Я практически преподнесла Сисси ключи от всех моих бед на блюдечке с голубой каемочкой. – Сколько там – пять? Я почти облажалась. – Но у нас еще завтрашний день, – напомнила Виржини, изо всех сил стараясь успокоить меня. – И может быть, суббота тоже? – Завтра день рождения Алекса, – сказала я, качая головой. – Я обещала, что проведу весь день с ним. В субботу, может быть: я встречаюсь с подругой, но смогу выкроить какое‑ то время. Хотя я не имею права просить тебя работать в субботу. – Но я хочу помочь, – радостно чирикнула Виржини. – Боюсь, что вы не сможете ориентироваться в Париже без меня. – Наверное, ты права, – признала я и даже оживилась. – Только если ты не против. – Non. – Она вскочила и обняла меня. – Я же говорю, что хочу помочь. – И у тебя нет никаких планов на уик‑ энд? Никаких свиданий? – уточнила я. Не то чтобы меня интересовало, насколько искренне она хотела помочь, я не собиралась ее останавливать. Ради того, чтобы закончить статью, я была готова отменить день рождения Алекса, встречу с Луизой, фестиваль и Рождество. – Я ваша целиком и полностью, – заверила Виржини. – Так, я не думаю, что мы пойдем куда‑ то еще сегодня. Нам надо отправляться домой и делать вас очень привлекательной для сегодняшней вечеринки. Магазины закрываются, и у меня есть отличные идеи, что можно сделать с вашими волосами. – Пошли. – Я знала, когда признавать себя побежденной. И очень хотела выглядеть хорошо на этой вечеринке.
|
|||
|