Глава шестая

– Алекс, я не стервозная, – зевая, говорила я, когда мы вперевалочку вплывали в гостиницу. Алекс помахал какому‑ то парню, стоявшему за стойкой администратора. – Просто, по‑ моему, ты не понимаешь. Я в экстазе оттого, что я здесь. Я на седьмом небе оттого, что мы вдвоем с тобой проведем в Париже целую неделю. Но у меня ничего нет. Я в чужой стране, и у меня ничего с собой нет. Ни трусиков, ни зарядки для телефона, никакой тщательно подобранной первоклассной одежды. Ничего.

– Ты имеешь в виду те угарные платья в стиле восьмидесятых, которые купила в секонд‑ хенде? – спросил Алекс, открывая дверь спальни.

– Тщательно подобранной первоклассной одежды, – повторила я. – Такое ощущение, что ты «Белль» никогда и в руках не держал!

– А в чем проблема? Ну не держал, – сказал Алекс, заталкивая собственный потрепанный чемодан под кровать. – А еще три дня назад ты, кстати, тоже.

– Лучше бы помог, – надулась я, призывая на помощь все оставшиеся силы, чтобы картинно завалиться на то, что с виду казалось обычной двуспальной кроватью, но под моим натиском разъехалось на две части и бесцеремонно уронило меня на пол, запутав в простыни, словно в кокон.

– Энджел?

Я высунула голову из пространства меж двух кроватей, похожая на смущенного суриката:

– Можно мне домой?

– Все будет хорошо. – Стараясь сдерживать смех, Алекс помог мне подняться, а потом сдвинул кровати вместе. – У тебя просто был тяжелый день. Я уверен, тебе просто не повезло.

– Не повезло – когда я свалилась с кровати, – возразила я, плюхаясь на подушки. – А вот то, что мой багаж взлетел в воздух, – это просто абсурд.

– Да, мы иногда попадаем в абсурдные ситуации, разве нет? – сказал Алекс, бухаясь рядом на кровать. Которая под ним, разумеется, разъезжаться не стала. – Может, в этом особая прелесть жизни.

– Ага, прелесть что надо, – пробурчала я, перекатываясь на край кровати.

– Куда собралась? – возмутился Алекс, хватая меня за руку и втягивая назад на кровать. – Ну‑ ка вернись сейчас же, Кларк.

– Мне надо принять душ, – заскулила я. Его рука была такой сильной и теплой, что я, не слишком сопротивляясь, позволила ему перекатиться, лечь сверху и обнять мое лицо руками.

– Не нужен тебе душ.

– Я грязная.

– Не выдумывай.

Одного поцелуя, от которого внутри все затрепетало, оказалось достаточно, чтобы я отказалась от идеи душа.

– Тебе понравилась песня? – спросил Алекс чувственным хриплым голосом.

– Очень понравилась, – прошептала я в ответ. День у меня выдался стрессовый, а разве секс не самое лучшее средство от плохого самочувствия после перелета? Хм, это, наверное, тоже из разряда бесполезных фактов вроде гиппопотамов, но звучит правдоподобно.

Все‑ таки это неправда. Я вздремнула, свернувшись калачиком в объятиях Алекса, и, проснувшись, чувствовала себя так, словно не спала много дней подряд. Но к четырем утра (как я узнала, справившись по часам уже в пятидесятый раз после двухчасового сна) смирилась с тем, что окончательно проснулась и что по‑ прежнему чувствую себя плохо. Алекс мирно посапывал уже много часов, и хотя было бы здорово, если бы он тоже проснулся, будить его было просто некрасиво. Поэтому я выбралась из кровати, насколько возможно бесшумно, и устроилась в кресле у окна со своим ноутбуком.

Комната была красивая. Маленькая по сравнению с люксовыми «Юнион» и «Голливуд», но чистенькая и уютная. Я так привыкла к суровому белому цвету обстановки в гостиницах, похожих друг на друга, что покрывало с цветочными мотивами и ажурные занавески рождали чувство домашнего тепла. Что‑ то такое бывает в доме у мамы; у моей тоже могло бы так быть, имей она вкус. Но, дай ей Бог здоровья, чего нет, того нет. С этой мыслью я зашла на TheLook. com и начала печатать.

«Приключения Энджел: ни бельмеса по‑ французски.

Хм. Я, конечно, не очень знакома с французскими предрассудками и обычаями, но убеждена, что, если служба безопасности французского аэропорта взрывает твой багаж, это не к добру. Только если это событие не из таких случаев, когда на тебя какает птичка и это должно принести удачу. Вряд ли? Я тоже так думаю.

В таком случае я бы хотела объявить минуту молчания и почтить память почивших навсегда красивых вещей – „Лабутенов“, сумочки от Марка Джейкобса – всхлип – и „Джи‑ эйч‑ ди“ [27]. Их больше нет с нами. Без шуток. Они взлетели на воздух. Ладно, я решила не зацикливаться на этом (безутешно прорыдав целые сутки) и жить дальше. Я в Париже, тут красиво, и мне надо сделать кучу всего, чтобы не сидеть без дела. Я не сказала, что пишу теперь для журнала „Белль“? Сказала? А. А я не говорила, что мой парень – участник, нет, не так: хедлайнер местного музыкального фестиваля? Что, говорила? Надо же, я такая нескромная, правда? Это был не вопрос, но не будем об этом.

Так вот, я в Париже, и мне нужны предложения: куда сходить/чем заняться? Складывается впечатление, что все вокруг знают Париж как свои пять пальцев, так что я приму любые советы. Да, если кто‑ нибудь подскажет мне, как достичь эффекта прямых волос без использования утюжков, я помещу его имя в самый верх списка, кому собираюсь рассылать подарки на Рождество».

Опубликовав запись, я зашла в почту и уставилась на пустую страницу. Я знала, что когда‑ нибудь придется это сделать, и должна была сделать это раньше. Просто я не знала как. Я вбила адрес Дженни в строку «Кому» и стала смотреть дальше. Но прежде чем я смогла продолжить, в правом углу появилось маленькое окно. Чертов гугл‑ ток.

«Привет! Как там в Париже? Что ты сегодня надевала? Фотографировала? Пускаю слюнки. Дж., цо».

Е‑ мое. Моя рука было дернулась к клавиатуре, чтобы выйти из почты. Но это нужно сделать. И я набрала сообщение:

«Привет, Дженни. Я в порядке, в Париже замечательно, но есть одна проблема с багажом».

Ответ пришел мгновенно:

«Его задержали? »

Как быстро она печатает. Я и забыла, что Дженни мастер всякого рода общения.

«Не потеряли? А? Все в порядке? »

Я сидела, положив пальцы на клавиатуру, так долго, что экран успел погаснуть. Хватит ходить вокруг да около. Надо просто взять и написать все как есть.

«Нет, не в порядке. Служба безопасности уничтожила его – я не знаю почему. Мне УЖАСНО жаль, но я что‑ нибудь придумаю. Я все возмещу».

Даже при том, что мы общались письменно, мне стало страшно оттого, что Дженни лишилась дара речи. Молчание было нехарактерно для нее, а это недобрый знак. Экран снова потух и начал демонстрацию моих фотографий: мы с Дженни поем караоке, мы с Дженни обедаем на Родео‑ драйв, я держу ей волосы, когда ее после тошнит на улице. Даже ноутбук пытался заставить меня чувствовать себя некомфортно. И бояться.

Не успела я как следует испугаться, как экран включился снова и выдал сообщение Дженни:

«Ты что, шутишь? »

Нет, качала головой я, пока писала ответ.

«Они его взорвали. Все взлетело на воздух».

Еще одна пауза, но длилась она меньше предыдущей.

«ТЫ ОЧУМЕЛА, ЧТО ЛИ, – КАК ВЗОРВАЛИ?!! »

Я начала уже писать корявое и бессмысленное объяснение, и когда была в самом разгаре, на экране появилось маленькое окошечко. Батарея компьютера разрядилась. Я инстинктивно стала искать зарядку и вдруг вспомнила, что: а) я не дома и б) зарядка, конечно же, лежала в чемодане. Мне даже не хватило времени ничего объяснить, прежде чем экран погас и компьютер выключился сам по себе. Я осторожно положила его на журнальный столик, как будто Дженни могла каким‑ то чудом услышать, что у меня тут происходит, и вернулась в кровать, ударившись коленкой о край. Когда я забралась под покрывало, на прикроватном столике сердито и будто специально громко завибрировал мой блэкберри. Я моментально схватила его, пока он не успел разбудить Алекса, но отвечать не стала. Звонила, конечно, Дженни. Прошла, наверное, вечность, пока он перестал звонить, но следом пришло сообщение:

«ВОЗЬМИ СВОЮ ХРЕНОВУ ТРУБКУ! »

После такого очаровательного сообщения у меня напрочь отшибло желание брать «хренову трубку», поэтому я отключила блэкберри, положила в ящик и закрыла. Поговорю с ней утром. Или когда наберусь смелости. Или никогда. Я перекатилась поближе к Алексу и свернулась калачиком у него под боком. Он машинально обнял меня, не просыпаясь. Может, если я перееду к нему, когда мы вернемся, мне даже не придется возвращаться назад на квартиру. Желая отвлечься от всей этой ситуации с Дженни, я вытянулась во всю длину и прижалась к Алексу всем телом. Мы будем жить вместе. Закрыв глаза, я улыбнулась так, что мне мог бы позавидовать даже Чеширский кот, и стала ждать, когда засну.

* * *

– Ты чего сияешь? – спросил Алекс следующим утром. – Что‑ то не припомню, когда это ты была такой счастливой, встав с постели.

Я повернулась к нему спиной, чтобы совладать со своими эмоциями, написанными на лице, а заодно вытянула свою футболку из хаоса, который царил в его шкафу. Наверное, меня арестовали бы за непристойное обнажение, но мы же в Европе, правильно? Тут я могу спокойно разгуливать в растянутой футболке, выдавая ее за мини‑ платье. Я глянула на себя в зеркало, чтобы посмотреть, как она сидит. Вот гадство. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы улыбка сошла с моего лица. А без моего обычного нехитрого макияжа я вообще была похожа на пугало. Гостиничный шампунь и кондиционер, мыло для рук вместо геля для лица и больше ничего, хотя нет – еще полбутылки бальзама «Бьюти флеш» для увлажнения кожи тела. Хвала Создателю, я оставила свою тушь и прессованную пудру в ручной клади, иначе пришлось бы сидеть взаперти, как какому‑ нибудь монстру.

– Эй, довольная девочка, что тебя так радует?

– Просто здорово, что я в Париже, – соврала я. Слова: «Я согласна переехать к тебе» – шепотом слетали с моих губ уже тысячу раз с тех пор, как полчаса назад прозвенел будильник, но я решила пока их не озвучивать. – Есть какое‑ то особое место, куда должны пойти только ты и я?

– Ох, не знаю. – Он потянулся и перевернулся, не вылезая из‑ под покрывал. – Обычная программа – это банально. Но если тебе куда‑ то надо по работе, иди на здоровье.

– Не понимаю, как в Париже может быть что‑ то банальное, – сказала я, кидая в него подушку. Мне ужасно не хотелось уходить и оставлять его в постели одного. Вот оно, самое большое наказание, когда встречаешься с парнем, играющим в группе: он так редко бывает дома по вечерам. – Тут все прекрасно.

– Ну да, может быть. – Он кинул подушку в меня. – Только ты и «Отверженных» считаешь прекрасными.

– Не смей эксплуатировать мою любовь к мюзиклам, – предупредила я. – Иначе я спрошу тебя, почему диск с записью не просмотренных мной серий «Топ‑ модели по‑ американски» оказался перекручен в конец.

– Так я тебя увижу сегодня? – спросил он, намеренно меняя тему разговора. – Шоу начнется после десяти – может, мы выпьем или пообедаем где‑ нибудь, например, в «Ле Ди»?

– Было бы неплохо составить свое мнение об этом месте, – сказала я, облокачиваясь о кровать и целуя его в лоб. Я открыла ящик прикроватного столика, достала оттуда блэкберри и бумажник и убрала в свою сумку. – Только вот я никогда не бывала здесь раньше, ты не забыл? Каким же чудом ты так хорошо знаешь Париж? Путешествовал или как?

– Типа того. – Голос Алекса сошел на нет, и он притворился спящим. Такое ощущение, что он хотел, чтобы я его ненавидела. Или чтобы хотя бы попыталась.

– Угу, – пробормотал он, махнув мне левой рукой.

Идиот.

Проходя через гостиничный парк и направляясь в сторону стойки администрации, я занервничала перед встречей с Виржини. Что, если она окажется до умопомрачения сексуальной и до умопомрачения крутой, как девочки из бара прошлым вечером? Она работала во французском «Белль», так что никак не могла быть, ну, нормальной. В тот же самый момент, как ступила в холл, я поняла, что не заметить ее было бы невозможно. На невидимом стуле «Перспекс» от Филиппа Старка просторно устроилась Дюймовочка с гривой каштановых волнистых волос, в черных джинсах, таких обтягивающих, словно они были ее второй кожей, черных балетках и длинной светлой джинсовой рубашке с облегающим черным бархатным жилетом, но больше всего в глаза бросалось ее уныло‑ безразличное выражение лица. Было почти отрадно видеть наглядное доказательство постоянства «Белль» в выборе персонала по всему миру. Люди с потрясающей внешностью? Еще бы. Слишком крутые по сравнению со всеми остальными? Куда деваться.

– Привет. Виржини? – осведомилась я, неуверенно протягивая руку, и в моем взгляде читалось: «Пожми мою руку и не смотри на меня как на сумасшедшую». С секунду она смотрела на меня именно так, но потом, словно опомнившись, схватила мою ладонь обеими руками.

– О, вы Энджел Кларк! Ну конечно, я же видела ваши фотографии, это вы! – зафонтанировала она, и ее рукопожатие перелилось в череду объятий и воздушных поцелуев. – Я Виржини Окуан, и я безумно рада помогать вам.

Я слегка отстранилась, не зная, как реагировать. Унылая девушка из «Белль» внезапно превратилась в преданного щенка, который смотрел влюбленными глазами и не мог стоять спокойно. Она слегка переминалась с ноги на ногу, не переставая мне улыбаться.

– Э‑ э, привет, – сказала я, не желая расстраивать ее. – Ты уже завтракала? Может быть, поедим?

– Нет, не завтракала. А что бы вы хотели? – спросила Виржини, становясь вдруг очень серьезной. – Завтрак – это очень важно. Мы сегодня заняты, да?

– Да? – произнесла я, позволяя ей утащить меня из холла. – И я бы хотела кофе.

Она моментально встала как вкопанная.

– Только кофе? О, Энджел, вы уже поступаете так по‑ американски. Но вам обязательно надо поесть. Пойдемте за мной.

Всю дорогу, пока мы шли по узкой мостовой, Виржини трещала без умолку. К счастью для меня, балбески с культурным критинизмом, она достаточно хорошо говорила по‑ английски, в основном благодаря тому, что год провела на стажировке в американском отделении «Белль»; там же она наткнулась и на мой блог.

– Я как раз начала читать его перед самым возвращением в Париж, – объясняла она, заворачивая еще за один крутой поворот и выходя на прекрасное открытое пространство, обрамленное рядами впечатляющих построек. – Это площадь Вогезов, очень старая и очень красивая. Здесь жили многие знаменитости. Вы знаете писателя Виктора Гюго? А кардинала Ришелье? Надеюсь, однажды здесь буду жить и я. Эго моя мечта.

– Виктор Гюго, который написал «Отверженных»? – воскликнула я, бросая восхищенный взгляд на один из фонтанов и красивые деревья на площади. – Да ну?!

– «Отверженных»? Вы любите читать его книги? – спросила Виржини. – Виктора Гюго?

– Скажем так, да, – ответила я, надеясь, что она не пустится в серьезную дискуссию о французской литературе. Я, как любитель музыкального театра, окажусь на лопатках в два счета. – Мечта – это замечательно. Если ты хочешь здесь жить, я уверена, будешь. А большинство девушек из американского «Белль» в своих мечтах уже живут в собственных дворцах на Парк‑ авеню. Выпьем кофе?

Кроме вас, – сказала она, останавливая меня и усаживая на небольшой стульчик возле кофейни под живописной аркой. Для такой крошечки‑ хаврошечки она была очень сильной. Я все больше и больше убеждалась в том, что она – воплощенная Скрэппи Ду[28]. – У вас жизнь, о которой другим остается только мечтать. Я каждый день читаю ваш блог, и это так захватывающе! Вы покидаете Лондон, отправляетесь в Нью‑ Йорк, находите работу, встречаетесь с интересными людьми, берете интервью у знаменитостей, едете в Лос‑ Анджелес, в Париж. Я не поверила своим ушам, когда у нас стали подыскивать помощника для вас. Я так обрадовалась!

– Ну, в твоих устах это звучит гораздо более захватывающе, чем есть на самом деле, – сказала я, чувствуя себя грандиозным обманщиком. – Большую часть времени я провожу, пялясь в ноутбук. Серьезно.

– Но вы – мой кумир, – застенчиво добавила она, глядя на меня снизу вверх из‑ под копны своих неимоверно густых волос. Надо спросить, чем она моет голову. Хотела бы я, чтобы у меня была такая жизнь.

Я растерялась. В повседневной суете, пытаясь сладить то с одним, то с другим, мне не хватает времени, чтобы остановиться и взглянуть на свою жизнь со стороны. Кроме того, люди обычно переосмысливают свою жизнь, когда у них что‑ то не ладится, а не тогда, когда у них все хорошо. Я давно поняла: чтобы быть счастливой, надо просто зарыть голову в песок и не доставать ее оттуда из страха, что все перевернется вверх тормашками.

– Я уверена, у тебя интересная жизнь, Виржини. Ты живешь в Париже, работаешь в «Белль». – Я подумала о Сисси, которая так и застряла на месте ассистента Мэри на сайте «Лук», и почувствовала кратковременную жалость. – Я знаю огромное количество людей, которые бы с радостью занимались тем, чем занимаешься ты.

– Да, я в курсе, – сказала она, махая рукой официанту и делая заказ за нас обеих. – Я не хочу, чтобы вы думали, что я не ценю того, что имею. Я ценю, но не очень хочу писать для журнала «Белль». Я попросила о стажировке, потому что хотела увидеть Нью‑ Йорк, и была так рада, когда мне предложили работу, что согласилась на нее. Но мы не дружим с девушками из журнала. Я не разделяю их взгляды на моду, которая нравится им.

– Правда? – Я обрадовалась. Неужели, вопреки всему, она оказалась нормальной? Если не считать, конечно, этого обожания по отношению ко мне, к которому, я была уверена, скоро привыкну. – Что ж, это хорошо, потому что меня не назовешь поклонницей от‑ кутюр, а писать для них приходится. А у тебя неплохой опыт, я уверена.

– Это так, – согласилась она, беря багет из корзины с хлебом, которая стояла между нами, намазывая маслом и погружая его в кофе, на котором расплылись радужные следы и размякшие крошки хлеба. – Кроме того, я познакомилась с вами. Я очень рада, что мы станем друзьями.

– Мы не станем друзьями, если ты будешь продолжать в том же духе, – сострила я. – Это отвратительно.

– Да‑ а? – Виржини уронила хлеб на тарелку. ‑ Простите меня. Я больше никогда не стану так делать.

– Боже ты мой, нет, прости, продолжай, – немедленно извинилась я. – Просто я не привыкла, что люди проявляют ко мне такие… чувства.

Она робко улыбнулась мне и взяла свой хлеб, осторожно отломила кусок, но не стала макать его в кофе, улыбнулась, взяла свою чашку и отвернулась. Господи я имею слишком много власти над этой девушкой.

Когда хлеб закончился, мы взялись за дело. За поедание pains au chocolat[29]. Ну и за обсуждение статьи.

– Ты в общих чертах знаешь, о чем должна быть статья? – спросила я. В ответ она кивнула, достав записную книжку и ручку. – Ну вот, у нас есть два дня, чтобы открыть секреты Парижа, все самые лучшие места для шопинга, бары, рестораны, всякое такое. Ты в курсе?

– Да, – чирикнула она, вскакивая со стула. Пошли!

– Так, успокойся и посиди минутку. – Я вдруг поняла, что вскинула руки вверх; пришлось сжать кулачки и быстро вернуть их на стол. – Это не совсем все, у меня ведь были всякие записи и вещи, но с мои багажом возникла проблема, поэтому теперь у меня ничего нет. Ни камеры. Ни одежды. Ни зарядки для ноутбука. Ничего.

Невероятно, что мне пришлось опять пересказывать всю историю.

– О’кей. – Виржини с серьезным видом кивнула. – У меня есть некоторые идеи насчет того, куда можно пойти; я уверена, там мы и найдем одежду для вас записную книжку легко купить, а фотоаппарат у меня есть (я надеялась, что мы сможем сфотографироваться вместе). Но вот с зарядкой я помочь не смогу, я не знаю в Париже ни одного места, где бы ее продавали.

– Ясно. – Я почти что улыбнулась. Какое счастье иметь рядом с собой дружелюбное и приветливое лицо. – Надо позвонить в офис и узнать у них. Может, они помогут.

Я достала свой блэкберри и пролистала список контактов, пока не нашла телефон Донны. Да, ей это понравится. Но прежде чем нажать кнопку вызова, я призадумалась. Что я ей скажу? Она ведь ясно дала мне понять, что не в восторге от моего творчества. Я прокрутила список до телефона Эсме и снова остановилась. То же самое. Нашла кому звонить. Да еще и в полседьмого утра! Несмотря на протесты своего внутреннего голоса, я осознавала, что позвонить могу только одному человеку. Сисси.

Но вместо того чтобы набрать ее номер – новоприобретенное товарищеское чувство Сисси имело свои границы, а звонок ни свет ни заря вряд ли находился в их пределах, – я открыла почту, пропустила четыре непросмотренных сообщения от Дженни (в один момент времени я могу заниматься только одной проблемой) и набрала сообщение, в котором кратко изложила суть проблем, опуская подробности об утраченном багаже и его «безопасном уничтожении». Послав сообщение, я сунула блэкберри в свою теперь самую любимую, единственную и неповторимую сумку «Эм‑ джей» и улыбнулась Виржини. Она мгновенно отреагировала, только ее улыбка сияла на тысяч ватт ярче.

– Мы готовы? – спросила она, буквально ел сдерживаясь, чтобы не рвануть с места.

– Мы готовы, – подтвердила я. «Надеюсь, у меня хватит сил, чтобы не утопить тебя в Сене», – добавила я про себя, когда она схватила меня за руку и потащила вниз по улице.

– D’accord[30]. Я сейчас думаю об одном магазине который знаю, но он далеко; там делают сумки из старых кожаных курток, – сказала Виржини, уводя меня все дальше по лабиринтам элегантных узких улиц. Это очень подойдет для вашей статьи, oui?

– То, что надо. – Я кивнула, слишком занятая разглядыванием красот вокруг себя, чтобы отвлекаться. Париж и в самом деле прекрасен. Я пожалела, что у меня не было фотоаппарата. Солнце освещало мощеные улицы, нагревая мои оголенные ноги и испаряя тревожные мысли о том, что я одета в самопальное платье. Стояла почти такая же жара, как в Нью‑ Йорке, только было не так влажно. У всех магазинов были стеклянные витрины, обрамленные деревом приглушенных тонов, а почти все фасады жилых квартир над ними украшали цветочные ящики, в которых теснились разноцветные цветы, и от этого походили на кукольные домики. Я стояла и, разинув рот, любовалась, как вдруг почувствовала, что завибрировал мой блэкберри. Спотыкаясь на каждом шагу и стараясь не отставать от Виржини, я пыталась читать сообщение:

«Привет, Энджел!

Ужасно жаль, что так случилось с твоим багажом! Ты, наверное, совершенно разбита. Я бы в такой ситуации и сама растерялась. Не паникуй, все наладится. Я поговорила с дедом, ион сказал, что ты можешь купить камеру и все, что надо, для ноута по корпоративной кредитке, которую я тебе высылала, и одежду тоже. Ты в командировке, и „Спенсер медиа“ возместит все твои потери. В общем, не сходи с ума – у „Белль“ же в бюджете тоже есть статья „представительские расходы“. ЛОЛ.

Насчет твоих записей: тут ничего не поделаешь, но я могу прислать тебе список моих самых любимых мест для шопинга в Париже. Я сейчас в спортзале, а потом надо заняться поручениями Мэри, так что скоро его точно не пришлю, поэтому просто отдыхай и наслаждайся Парижем! Я все устрою, не переживай.

Сисси, цо».

Прочитав сообщение в первый раз, я чуть не рухнула в обморок. А во второй – просто не могла поверить собственным глазам. К тому моменту, как Виржини по моей просьбе прочла мне его вслух (я хотела удостовериться, что не сошла с ума), до меня почти дошло его содержание. ЛОЛ? Сисси пытается меня рассмешить? Нет, это не просто неправильно – это противоестественно.

– Она старается помочь. – Виржини протянула мне блэкберри.

Я осторожно взяла его из ее рук, словно он был проклят. И, судя по всему, это было именно так. На моей памяти она была совсем другой.

– Ты знакома с Сисси? – спросила я.

– Да, – ответила Виржини. – Она очень хочет работать в «Белль». Я иногда работала с ней, помогала с проектами.

Я смотрела на нее не спуская глаз. Странно, она совсем не похожа на жертву садиста.

– Так вы дружите?

Она гоготнула и тут же прикрыла рот рукой.

– Извините, это было грубо, – скороговоркой пробормотала она. – Нет, мы с Сисси Спенсер не дружим. Она не любит стажеров и ассистентов, которые работают в «Белль». Я даже думаю: может, она рассчитывает, что если, э‑ э, убедит нас уволиться, то сама станет делать нашу работу?

– Ясно, – сказала я. Уф. Значит, она не опасна.

– А вы дружите? – осторожно спросила Виржини. – С Сисси?

Не думая ни секунды, я ответила ей таким же гоготанием.

– Нет, совсем нет. Невзирая на это сообщение. – Я взяла руку Виржини в свою и улыбнулась. – Я бы не подошла к ней и на пушечный выстрел. А это, я так думаю, довольно далеко. Пошли смотреть на этот твой сумочный магазин.

Утро пролетело молниеносно, и я чувствовала себя так, словно прошагала несколько миль. Что было недалеко от истины, как я узнала, когда Виржини показала мне наш путь на небольшой карте, которую я купила. Помимо адресов классных магазинов, мне удалось раздобыть пару хитовых штучек для моего крошечного парижского гардероба. Какой бы дикой ни казалась мне идея расплачиваться корпоративной карточкой за свои покупки, у меня не было выбора. Я только что заплатила за квартиру, Ванесса еще не отдала мне свою долю, а до зарплаты оставалась еще целая неделя. А одета я была из рук вон плохо. Теперь же я имела приличные джинсы (парижский стиль), пару футболок (слава Богу, что «Американ аппарель» вошел в моду! ), пару стильных старомодных платьев (исключительно для работы) и туфли, которые были не такие древние и слегка стоптанные, как балетки «Праймарк», в которых я летала (простые, незаменимые). Оставалась надежда, что мне не пригодятся те несколько ожерелий и браслетов, которые я прикупила, но я теперь работала в «Белль» и не хотела разгуливать по Парижу без должных аксессуаров.

Жара была не такой невыносимой, как в Нью‑ Йорке, но все равно к трем я начала вянуть. К счастью, щенячья радость Виржини к этому моменту, кажется, тоже начала угасать.

– По‑ моему, нам нужно съесть мороженого, – провозгласила она.

– Неплохая идея, – согласилась я, отлепляя прилипшие к лицу волосы. – Куда пойдем?

– Перед нами Сена, видишь? – Виржини указала на запруженный людьми мост. – Вот по этой дороге будет остров Святого Людовика, и там мы найдем лучшее мороженое. Самое лучшее в мире.

– Ну не знаю, – довольная, сказала я, следуя за ней. – В Нью‑ Йорке тоже неплохое мороженое.

И тут Виржини впервые повернулась и посмотрела на меня очень строго.

– Это лучшее в мире.

– О’кей. – Я пожала плечами, выставив вперед руки. – Как скажешь.

* * *

– Твою мать, это чудесно, – проговорила я с набитым мороженым ртом. – Прости, не хотела выражаться – случайно вышло.

Виржини удовлетворенно мне кивнула.

– Оно самое лучшее, правда?

Вместо ответа я просто поскребла ложкой по дну металлического блюдца. «Бен энд Джерриз»[31] для меня больше не существует. Не отвлекаясь от мороженого, я оглянулась назад и вдруг поняла, что у меня отвисла челюсть. В этом городе прекрасным было все. Полуденное солнце раскаляло серый каменный мост, который связывал остров с остальным городом, и рассыпалось серебряными бликами на водной глади Сены. За рекой, у самого берега, выстроились живописные домики с рядами закрытых ставнями окон, а на горизонте высились шпили, башни и колокольни. Невозможно было найти другого места на земле, которое бы настолько сильно контрастировало с суровым, хипповым видом Манхэттена, к которому я так привыкла, глядя из окна гостиной Алекса. Все вокруг было изысканно и дышало стариной, и я подумала, что если бы могла, то так бы и осталась навсегда сидеть здесь и смотреть на город.

– В Париже много красот, которые стоит увидеть, – сказала Виржини, вторгаясь в мои размышления. – Вы бы хотели прогуляться по городу?

– Я бы с огромным удовольствием прогулялась по городу, – сказала я, и фантазии, в которых я в одежде, вдохновленной образом Брижит Бардо, еду на мотоцикле полевому берегу Сены, тут же испарились из моей головы. Я имею в виду Брижит Бардо 60‑ х, а не Брижит Бардо, выжившую из ума. – Только не знаю, не нужно ли нам еще поработать?

Я полистала записную книжку. Мы уже проделали кучу работы, побывали во множестве кафе и магазинов, но теперь, когда я смотрела в свои записи, казалось, что писать почти не о чем. Десять тысяч слов точно не наберется.

– Мы уже хорошо поработали, – сказала Виржини, положив свою руку на мою и закрывая книжку. – Вы посетили уже много мест. И еще посетите завтра. А Сисси уже прислала вам свой список, non? [32] Вы должны увидеть Париж, Энджел, я настаиваю.

– Да я и сама хочу, – сказала я, пуская слюнки при виде набитого туристам и теплохода. – Но это так важно. Может быть, сегодня наберем еще материала, а завтра погуляем?

– Завтра не будет такой чудесной погоды. – Виржини скорчила разочарованную гримасу. – Но хорошо, если вы так хотите; я завтра все равно планировала походить по кафе и магазинам на другом берегу. Все равно лучше где‑ нибудь посидеть в плохую погоду.

– В плохую погоду? – Я закусила губу и постаралась не обращать внимания на гнетущее чувство, которое испытала при этих словах. Я очень, очень хотела сделать эту работу. Но у меня еще все впереди. И потом, разве можно передать в статье атмосферу, если я сама не прониклась целостным ощущением города? Нельзя. – А ведь во время прогулки можно посмотреть еще несколько мест по работе, правда?

– Конечно. Я вот думаю: может быть, нам прокатиться на автобусе с открытым верхом? Так вы увидите все сразу. – Виржини усмехнулась. – Это, как вы гам говорите, банально. Но, я думаю, вам понравится.

– Мне нравится банальное, – призналась я. – Мы увидим Эйфелеву башню?

– Увидим. – Она надула губы. – Вы знаете, что парижане не любят эту башню? Что считают ее уродливой?

– О французах постоянно что‑ нибудь говорят, – сказала я, вставая и с неохотой покидая мороженщика. – Но я верю не всему, что слышу.

– Этому верить можно, – сказала Виржини, указывая назад. – Нам надо поехать на метро.

– Ведь, например, ноги же вы бреете? – продолжила я.

– Я применяю воск.

– И вино детям даете?

– Я не знаю никаких детей.

– А стала бы?

Виржини вздохнула.

– Метро там.

Ага, попалась!

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒