Глава третья

Три часа спустя, после наскоро организованной стрижки и нескольких ведер чая со льдом, я, отыскав последний свободный уголок в тени, строчила наброски к материалу о Париже, а рядом со мной распростерлись путеводители «Одинокая планета» и «Уоллпейпер». В свою записную книжку я методично переписывала адреса, но мое воображение неизменно переносило меня на берега Сены, где мы с Алексом прогуливаемся: он в черной рубашке‑ поло, с сигаретой, а я в очень соблазнительном полосатом свитере и берете. Иногда даже с багетом в руках. Временами мы переносились на вершину Эйфелевой башни. Ни дать ни взять Том и Кэти[8]. Только все не так банально.

Назойливое пиликанье вернуло меня к реальности. Я огляделась, но почему‑ то все смотрели на меня. Прошла еще секунда, прежде чем я сообразила, что разрывается мой телефон, а потом я пережила еще несколько скомканных секунд, отчаянно роясь в сумке, чтобы отыскать его на самом дне.

– Алло? – наконец‑ то произнесла я.

– Это Энджел Кларк? Это Эсме из журнала «Белль». У вас на завтра на девять утра назначена встреча с Донной Грегори. Просьба быть в приемной в восемь сорок пять.

– Э‑ э, о’кей… – Эсме из журнала «Белль», какая деловая! – А Эмилия будет на встрече?

– Простите? – Эсме из журнала «Белль» казалась растерянной.

– Эмилия. Боб, мистер Спенсер, сказал, что Эмилии не терпится встретиться со мной, – пояснила я, начиная чувствовать себя идиоткой.

– А. Нет. – Эсме из журнала «Белль» подтвердила тот факт, что я идиотка. – Вам нужны координаты офиса?

– О нет, я вообще‑ то работаю в «Лук»…

– Чудесно. Значит, встречаемся в восемь сорок пять, – повторила Эсме из журнала «Белль». И повесила трубку.

Я легла на траву и стала смотреть на ясное небо. Тут надо подумать. Писать для блога – это прекрасно, но вот для «Белль»? Может статься, это будет отлично… «Белль» читают все, во всем мире, он имеет вес. А Мэри метала молнии просто потому, что Боб обошел ее. Оно и понятно – ей не нравится, когда ее журналистов увлекают на более тучные хлеба. Она была редактором электронного журнала на TheLook. com. А говоря «Белль», мы подразумеваем печатные страницы ежемесячного модного издания, имеющего международную известность. Слишком многое было для меня поставлено на карту, чтобы тратить время на мысли об уязвленном самолюбии Мэри, которые никакой пользы мне не принесут. Она мне обещала луну с неба сбить палкой, когда я, несмотря на все трудности, успешно завершила интервью с Джеймсом Джейкобсом, но пока ничего, кроме палки, я не вижу. Где обещанная колонка в «Лук»? До сих пор «под вопросом». Эту возможность я не упущу.

Телефон в моей руке не успел остыть после искрометной беседы с Эсме, как я вдруг почувствовала, что он завибрировал по новой.

«Ну ты постриглась наконец? А то на той неделе выглядела как пугало хохо».

Дженни. Я посмотрела на часы, чтобы узнать разницу во времени с Лос‑ Анджелесом; тут пять часов – стало быть, там два. Зная ее, могу сказать, что она едва успела продрать глаза. Моя лучшая подруга и первая нью‑ йоркская соседка по комнате Дженни Лопес последние пять месяцев зависала в Лос‑ Анджелесе и, судя по бесконечному потоку фотографий, которые она присылала, неплохо проводила там время. Если так можно назвать тусовки с поп‑ звездами, селебутантами[9] и беспрерывный шопинг за чужой счет «по работе». И я уверена, именно этим она и занималась. И хотя мне стало куда проще делать свою работу, когда ураган по имени Дженни покинул пределы моей квартиры, я безумно скучала по ней. Несмотря на все сообщения, электронные письма, телефонные звонки, которыми она забрасывала меня, и прибавившиеся к ним видеозвонки (после того как она месяц назад купила новый ноутбук), временами в Нью‑ Йорке без нее все же бывало пусто. А «Супермодель по‑ американски» не смотрелась без ее визга, от которого лопались перепонки: «Глазами улыбайся, стерва! »[10] Было здорово знать, что она всегда возьмет на себя решение любых вопросов. Перекатившись на живот, я быстро набрала ответ:

«Да. Прикинь, еду в Париж с Алексом на той неделе! »

Ожидая ее ответа, я удостоверилась, что юбка по‑ прежнему прикрывает мои трусики. Соблюдать благопристойность особенно тяжело, когда этот кусок материи едва дотягивается до ягодиц.

«КРУТО. В Париж? Правда? Типа чтобы сказать, что переедешь к нему? »

Я прервалась, чтобы собрать волосы – было слишком жарко, чтобы позволять волосам обметать мою шею.

«Просто в путешествие. Потом поговорим. Дж. »

С горем пополам устроившись комфортно, то есть с горем пополам перестав сверкать трусами, по крайней мере на какое‑ то время, и уйдя с солнца, я пролистала список имен в своем телефоне, ища, с кем бы еще потрепаться.

«Эй, Лу, ты не спишь? Дж. »

Не успела я отправить это сообщение, как мой телефон начал жужжать снова и на экране появилось имя Луизы.

– Привет! – радостно воскликнула я. – Как дела? Чем занимаешься?

– Привет, девушка, – ответила Луиза сквозь помехи. – Только что сидела в Интернете. Искала организатора к юбилею нашей свадьбы.

Луиза была моей самой лучшей подругой на все времена, но мы не виделись с тех пор, как мне довелось невольно испортить ее свадебный прием. Я не собиралась ломать руку ее новому мужу, просто расстроилась из‑ за того, что мой парень дрючит какую‑ то шлюху на заднем сиденье нашего «ренджровера». Я, конечно, подняла паруса и рванула в Нью‑ Йорк на следующий же день. А кто на моем месте поступил бы по‑ другому?

– О Боже, неужели прошел уже год? – Я сама едва могла поверить в это. Сколько всего произошло. – Он пролетел так быстро.

– Прошел год, – подтвердила Луиза. – Как думаешь, готова к новому перформансу?

– Наверное, пока нет. Ты устраиваешь вечеринку?

– Хм, да. Тим подумал, – начала она, и у меня сложилось впечатление, что она очень осторожно подбирает слова, – что было бы неплохо повторить прошлогоднее шоу… с фейерверками.

– Понятно, – сказала я, сжав губы в плотную тонкую линию. – Что ж, передай ему, чтобы не волновался, я не приеду, я буду в Париже.

– Ты едешь в Париж? – взвизгнула Лу. – Но это же недалеко! Ты должна приехать!

Я отняла трубку от уха.

– О, это было бы замечательно. – Что‑ то я сегодня много вру. – Но Алекс будет там выступать с группой, а мне поручено написать об этом для «Белль», так что у меня просто не будет возможности улизнуть.

– Серьезно? Для «Белль»? Ого! – Лу издала какой‑ то кошачий звук, который я предпочла проигнорировать. – Но ты не можешь быть в двух шагах от нас и не заехать. А что говорит мама?

– Мама ничего не говорит, потому что еще не знает, – отрезала я. – И не уверена, что хочу, чтобы она узнала, поэтому очень прошу тебя промолчать, если увидишь ее.

– О, Энджел. – Я поняла, что сейчас она примется читать мне нотацию. – Я знаю, что с твоей мамой бывает трудно, но она очень скучает по тебе.

– Играя на чувстве вины и прикрываясь мамочкой, домой меня не заманить, и тебе, как никому на свете, это должно быть прекрасно известно, – напомнила я. – Кроме того, они пошли на компьютерные курсы, и теперь я никак не могу от них отвязаться. Ты знала, что они завели себе ник на скайпе?

– Слышала, – сказала Луиза. – Она постоянно рассказывает об этом моей матери в супермаркете.

– Значит, Алекс выступит на фестивале? Не могу поверить, что ты встречаешься с рок‑ звездой. Здорово, наверное? Он уже пишет песни о тебе?

– Алекс не рок‑ звезда, Алекс просто Алекс, – выдала я официальную фразу, которую всегда приберегаю для таких случаев.

Я почувствовала, что краснею от макушки до пят. То, что я сказала, было не совсем так. Я балдею от того, что Алекс играет в группе. Я обожаю наблюдать, как он, потный, выходит на сцену и поет те песни, которые сочинил для меня. Мне нравится видеть зал, переполненный поклонниками, задумчиво поглаживающими подбородок, и фанатками, преданными глазами глядящими на него, своего кумира, когда он делает то, что ему нравится, что его увлекает. Но изо дня в день я, честное слово, любила его не за то, что он бог рок‑ музыки, а за то, что он покупал чайные пакетики без моего ведома при том, что не пьет чай, и зато, что записывал для меня «Сплетницу», даже когда серии повторялись, и за то, как он, сочиняя для меня новую песню, скрестив ноги, сидел на полу гостиной с акустической гитарой и неизменным диетическим «Доктором Пеппером», а челка спадала ему на глаза и из уголка рта торчал язык. Хотя каждодневный быт – это совсем не рок‑ н‑ ролл, но меня устраивает.

– Рассказывай, – с недоверием произнесла Луиза. – Тебе это нравится.

– Ну может быть. – Лу врать бесполезно. – Он предложил мне переехать к нему.

– Да ты что, правда? Так скоро?

– Ну, не «так скоро», мы знаем друг друга уже год, – сказала я, удивленная тем, что хотя бы кто‑ то не прыгает от радости, одновременно упаковывая мои вещи.

– Тебе нелегко там, да, милая? – дипломатично спросила Луиза. – Мне бы так не хотелось, чтобы ты бросалась в омут с головой. Может быть, тебе там одиноко? Ты знаешь, что всегда можешь вернуться. В любое время. Только скажи. И я приготовлю тебе комнату.

– Луиза, успокойся, все хорошо. – Золотое сердце. – Я в порядке и вовсе не бросаюсь в омут. Честно. Я даже еще не решила, приму ли его предложение.

– Я просто беспокоюсь за тебя, только и всего, – повторила Лу. – В общем, если не хочешь приезжать ко мне, тогда, может, я к тебе приеду? У тебя будет свободный день, чтобы пообедать? Как насчет воскресенья?

– Звучит заманчиво, – сказала я, внезапно проникнувшись идеей Луизы – увидеться, а не свадьбой/свадебным приемом/юбилеем свадьбы/вообще чем‑ либо, связанным со свадебной ситуацией. – Я с радостью.

– Отлично! – снова взвизгнула Луиза. – Будем сентиментальными – встретимся у Эйфелевой башни?

– Ага, давай. – Я улыбнулась. Дженни тоже захочет там встретиться. А им встречаться в одном месте категорически запрещено. А то все может закончиться большим взрывом. – Не могу поверить, что прошел целый год.

– Да, – согласилась Луиза. – По‑ моему, до того как ты бросила меня, мы самое долгое не виделись – четыре дня.

– Да нет, три. – Я и сама поразилась, как вдруг расстроилась. С того момента, как я перебралась в Нью‑ Йорк, меня еще никогда гак не тянуло домой. Разве было у меня время, чтобы почувствовать это? – Я пришлю тебе сообщение, когда приеду в Париж. Люблю тебя, Лу.

– И я тебя, дорогая. Жду не дождусь встречи – может, и свою не‑ рок‑ звезду приведешь ко мне на смотрины?

Я поджала губы.

– Ладно, если он не будет занят всякими репетициями. – Разве удивительно, что идея вот так смешивать прошлую и настоящую жизнь у меня вызывала неприязнь? – Еще поговорим.

Я повесила трубку и улыбнулась. Какое счастье – снова увидеться с Луизой. Какое счастье – отправиться в Париж. Какое счастье – писать для «Белль». Какое счастье – отправиться в путешествие вместе с Алексом. В общем, среда выдалась не такой уж плохой.

Через час после моего лежания в парке солнце прошлось по небу и таки добралось до моего маленького надежного укрытия, что вынудило меня отправиться восвояси. Ванесса, моя временная соседка по комнате, была на работе в «Юнион», и в квартире стояла устрашающая тишина и невообразимая жара. Я стукнула кондиционер, свисавший из окна гостиной, и достала из морозилки фруктовое мороженое, прежде чем усесться за ноутбук. О чем будут сегодняшние «Приключения Энджел»? Я вошла на сайт «Лук», переходя по ссылкам, пока не попала в свой блог.

Когда я только начинала писать, мне было трудно собраться с мыслями, но не потому, что их было нужно излагать в письменном виде, а потому, что требовалось описывать происходящее в моей жизни и потом выкладывать в сеть на всеобщее обозрение. Но теперь я видела в этом нечто вроде катарсиса. Написание статей в блог помогало мне прочистить мозг и разобраться в чувствах. Я поняла, что можно выкладывать, а что – нет, как делиться событиями и не выболтать ничьи секреты; по большей части я получала приятные комментарии и никто не выслеживал меня на улицах с факелами и вилами. А моя мать, по‑ моему, устала от чтения некоторое время назад. Слава Богу. Я начала набивать текст в пустое белое пространство:

«ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭНДЖЕЛ: О‑ ЛЯ‑ ЛЯ

Сегодня тот день, когда наваливается все и сразу. Бойфренд пригласил меня поехать с ним в Париж на следующей неделе; у меня состоялась очень важная деловая встреча, которая закончилась предложением поучаствовать в невероятно интересном проекте; я договорилась встретиться со своей старинной подругой из Лондона; ах да, и еще я постриглась. Насыщенный день.

Но, оставив в стороне знаменательное событие, которое лишило меня половины дюйма секущихся волос из моей стрижки, я задалась вопросом: насколько восхитителен Париж? Понимаю, я просто „шляпа“, что не отправилась туда раньше, особенно когда жила в Лондоне, но – ура! – теперь я наконец‑ то туда еду! И – о… – с моим парнем. Но только так и можно в Париже, правильно? Будем романтично прогуливаться на левом берегу Сены, держаться за руки около Нотр‑ Дам, смотреть на закат с Эйфелевой башни. Хотя я переживаю по поводу гардероба – мой парижский опыт составляют „Забавная мордашка“, „Джентльмены предпочитают блондинок“ и последняя треть фильма „Дьявол носит „Прада““. Так что на мне будут либо черная водолазка и бриджи, либо шмотки от‑ кутюр. Гмм. В общем, все в таком духе.

Я пытаюсь выбраться из своего сартровского кризиса и прошу вас: дайте мне „парижский“ совет – я хочу знать, где подают лучший горячий шоколад и где можно купить багеты. И конечно, приветствуются любые советы по шопингу. Сердце шепчет: „Шанель…“ – а рассудок и кошелек гонят на толкучку. Подскажите и уму, и сердцу – а я уж как‑ нибудь постараюсь совместить…»

Но прежде чем я смогу даже подумать о поездке в Париж, надо сначала пережить встречу в «Белль». Может, стоит поднапрячься и написать коммерческое предложение «Инсайдере гайд». Было бы неплохо отыскать какого‑ нибудь осведомленного парижанина. И еще потратить часа три в Интернете, скрючившись в три погибели над ноутбуком. Я заглянула куда только можно: и в парижский «Тайм‑ аут», и в «Гридскиппер», и в «Ситисерч»[11], а потом принялась составлять краткую выжимку. Несколько часов спустя я, в общем, добилась результата. В поисках дальнейшего вдохновения я переоделась в мятый сарафан «Сплендид» и шлепанцы «Хелло Китти». Было слишком жарко, чтобы надевать что‑ то другое. Из холодильника я достала ледяную банку диетической колы и свесилась с дивана в поисках пульта. Может, если я минут пятнадцать посмотрю «Е! », мне удастся узнать еще что‑ нибудь. Или полчасика. А потом еще «Топ‑ модель по‑ американски». Виновато глядя в монитор ноутбука усталыми глазами два часа спустя, я поняла, что существует такая вещь, как перенапряжение. И вернулась назад к телевизору. Удивительно, как я умею себя урезонивать.

На следующее утро было трудно поверить в то, что на свете существует такая вещь, как перенапряжение. Приняв накануне твердое решение не вставать слишком поздно и не перепачкаться карандашом для бровей, я поднялась ни свет ни заря, сделала подобающий макияж и выбрала самую подходящую для «Белль» одежду – простое платье‑ рубашку нежно‑ голубого цвета, путь к которому указала мне Дженни, когда мы были в магазине винтажной одежды в Уильямсбурге. Держу пари, даже самой отъявленной модной стерве придется попотеть, чтобы отыскать в нем хоть один изъян. Бесполезно пытаться опознать дизайнера, потому что дело не в нем. И вообще меня не волнует, что эти девочки подумают о моем чувстве стиля. Мне все равно. Я ведь не собираюсь писать о последних тенденциях подиумов Милана, правильно? Кроме того, думала я, засовывая результаты своих вчерашних трудов в свою самую лучшую наистильнейшую сумочку ярко‑ голубого цвета от Марка Джейкобса (ну да, я немного беспокоилась), я смотрела «Дурнушку», а еще смотрела и читала «Дьявол носит „Прада“», и надеюсь, эти девочки не будут такими, как там. Да, Мэри слишком грубо отзывается о них, а сама при этом не вылезает из джинсов и кедов «Конверс». Наверное, она просто не переносит модниц. Так что, может, и проблем никаких нет. Кроме того, я под прикрытием Боба. Моего доброго друга Боба. Бобби‑ бобби‑ боп. Вот черт, совсем с ума сошла.

Напоследок посмотревшись в зеркало, я пригладила волосы и вытерла чуть размазавшуюся тушь. У меня все получится. Я писала для «Лук» целый год. У меня своя колонка в британском журнале. Господи, да я даже брала интервью у кинозвезды. А им нужен всего лишь путеводитель по Парижу. По городу, который вряд ли когда‑ нибудь в своей жизни посетит тот, кто читает их журнал. Все пройдет без сучка без задоринки. Это же просто ерунда.

– Ты что, это тебе не ерунда какая‑ нибудь, – гавкала на меня Донна Грегори, комкая мой анализ. – Читателей «Белль» не интересует какая‑ то банальная статья туриста с претензиями о посещении Эйфелевой башни или о прогулке на лодке по Сене. Наши читатели хотят знать все самые закрытые, самые модные, самые злачные места Парижа. Им неинтересно, где, по версии «Гридскиппера», можно раздобыть лучшие блинчики или какие парки входят в десятку самых живописных, по мнению «Тайм‑ аут».

Я заерзала на стуле. Насколько я успела заметить, за те десять минут, что я здесь торчу, Донна даже толком не посмотрела мой синопсис, тем не менее методично разносила его в пух и прах слово за словом.

– Почему ты решила, что должна писать для «Белль», Энджел? – спросила она.

– Ну, я…

– Нет, серьезно, что позволяет тебе думать, что ты… – она сделала паузу, протянув ко мне руки, и недвусмысленно взмахнула одной, проведя ею сверху вниз, чтобы я могла убедиться, что критике подвергается все, что касается меня, – что тебя можно допустить до работы в «Белль»?

Занавес. Допустить? Почему меня можно допустить?!

– Я жду ответа, – заявила Донна.

Нокаут.

А Донна не разменивается на телячьи нежности.

– Ну, может быть, мне и не приходилось раньше писать статьи о путешествиях, зато я писала о многих других вещах в своем блоге, а недавно брала интервью у Джеймса Джейкобса для «Иконы стиля», поэтому считаю, что могу заниматься такой работой, – протараторила я. На запредельной скорости. Моя уверенность в себе испарилась, и мне хотелось только выбежать из офиса, уткнуться в тарелку с шоколадным печеньем и рыдать, как и положено никудышной бесталанной пародии на человеческое существо, которую, по мнению Донны, я и представляла собой.

Справедливости ради надо сказать, что Донну нельзя было назвать гламурной матроной, которую ожидаешь увидеть за столом редактора модного ежемесячника. Начать хотя бы с того, что она была не такой уж статной, ее блестящие (ладно, очень блестящие) каштановые волосы были собраны в конский хвост, и на ней были надеты джинсы. Может, миниатюрные и дорогие, но все‑ таки джинсы. Но хотя она и не носила «Прада», она стремилась выставить себя дьяволом. С той самой секунды, как я переступила порог ее офиса, она только и делала, что оскорбляла меня на каждом шагу.

Во‑ первых, мне отказали в кофе, потому что я выглядела так, словно мне было необходимо выспаться, а, как мне было сказано, кофеин этому не поспособствует, а потом и в воде, когда я хотела пойти попить в туалет, потому что туалет – только для сотрудников. При этом подразумевалось, что я не сотрудник и никогда им не стану. Зато она предложила мне выпивать минимум два литра воды вне ее офиса, потому что выгляжу я старше тридцати. Когда я упомянула, что мне только двадцать семь, она прыснула и демонстративно прикрыла рот рукой.

Дрянь.

– Гм, я слышала о той статье для «Иконы стиля», – добавила она, пролистывая распечатанные электронные письма. – Это ты раскрыла всем глаза на то, что Джеймс Джейкобс гей, да?

– Твою… э‑ э, я хотела сказать, не совсем. – Я до сих пор не могла понять, чего я тут торчу. И так было ясно, что эту работу мне не получить. – Уверена, он был геем до того, как я наткнулась на них с приятелем в туалете. Впрочем, никогда ничего нельзя утверждать наверняка. Возможно, моя экстремальная дегидратация завела его.

Донна на секунду замерла и бросила на меня колкий взгляд.

– Что это за платье? Не узнаю дизайнера. Откуда оно? – спросила она.

– Из «Шкафчика Бэкона», оно винтажное, – сказала я с толикой гордости. Винтажное[12] – это же здорово, правда?

– Понятно. – Она вздохнула и откинулась на спинку кресла, потягиваясь и обнажая из‑ под крошечного топика от Александра Ванга упругий живот, подправленный в тренажерном зале. Я знала, что топик от Александра Ванга, потому что она не преминула сказать мне об этом, как только я вошла в ее офис. – Понятно, что винтажное. А твой бойфренд играет в какой‑ то группе?

– Алекс, да. – Я была сбита с толку. Надо отдать должное этой стерве, она мастерски это сделала. – Я что‑ то не пойму, как это связано со статьей.

– Ладно, закончим на этом, Энджел, – сказала Донна, подавшись вперед. – Постараюсь быть вежливой, насколько это возможно, чтобы объяснить все вам, хотя приукрашивать ни к чему. Ты не тот человек, которого я пригласила бы писать для «Белль».

– Да‑ а?

Теперь я окончательно запуталась. Я что, правда очень хотела получить эту работу? Ну да, очень‑ очень.

– Да. – Донна кивнула, не обратив внимания на мой сарказм. – Но мистер Спенсер очень хочет, чтобы ты была нам полезна. И, не пойми меня неправильно, дело не в том, что вход в «Белль» заказан людям в винтажной одежде, просто… на меня такие обычно не работают. Одна девушка из отдела искусства надела как‑ то такую вот вещичку а‑ ля Диана фон Фюрстенберг. На маскарад… Хотя сумочка у тебя ничего.

– Спасибо. Это подарок. – Я инстинктивно погладила мягкую голубую кожу, моментально позабыв про поток оскорблений, который обрушивался мне на голову.

– Ну разумеется. – По ее тону можно было подумать, будто она услышала именно то, что хотела. Будто бы сама идея самостоятельной покупки сумки от Марка Джейкобса таким человеком, как я, спровоцировала бы апокалипсис. – Я вижу единственный выход из положения: статья будет разбита на две части. Я попрошу кого‑ нибудь написать о Париже элитарном: о высокой моде, о парижских салонах, о пятизвездочных отелях, – а ты, ушлая «винтажная» девочка с приятелем из рок‑ группы, покажешь обратную сторону медали. Э‑ э – как это – хипповую сторону.

– О, но я совсем не ушлая, – невнятно произнесла я. – У меня нет татуировок. Я даже живу не в Бруклине. Я англичанка до мозга костей.

– Ну, тогда у нас возникнут проблемы. – Донна снова откинулась на спинку кресла. – Потому что ты либо пишешь о парижских барахолках, магазинах ширпотреба, кафе для полуночников и ночных клубах, либо не пишешь ничего.

Ноу комментс.

Спустя еще час пребывания в кабинете Донны и выслушивания ее наставлений, какой она хотела бы видеть статью – «эксцентричной, но не эксцентричной, острой, но не острой, андеграундной, но без грязи; просто это должно быть очень „Белль“! », – я наконец была отпущена на свободу, не чувствуя себя ни на йоту умнее, зато сильно дешевле. Я не удостоилась ни одного комплимента, зато получила работу, а это немало, правда?

На свете существует только один человек, с которым я могла все это обсудить. И лучше этому человеку ответить.

– Возьми трубку, Дженни, – тихо сказала я, бросаясь в тень ближайшего небоскреба.

– Энджи, крошка, еще только полвосьмого, – просипела сонная Дженни из своего Лос‑ Анджелеса. – Ты при смерти?

– Нет, слушай, я только что ходила в «Белль»… – начала я.

– Значит, ты не при смерти. Я вернулась два часа назад, я тебе потом позвоню, – перебила она.

– Нет! Дженни, послушай, у меня замечательные новости. Ты слышала, что я сказала? Я буду писать для «Белль». – Я надеялась, что упоминание ее самой любимой библии моды заставит ее повисеть на телефоне хотя бы минут пять. – «Белль». Твой любимый журнал. «Б‑ Е‑ Л‑ Л‑ Ь».

– Ты только не обижайся, – от всей души зевнула Дженни, – но что ты собираешься писать для «Белль»?

– Не обижаюсь. – Я надулась. Ну что же во мне такого, что отпугивает от меня почитателей «Белль»? Я весь прошлый погубила на то, чтобы разобраться в вопросах моды. Точнее, меня просвещала Дженни, но я и сама теперь преспокойно могу подвести глаза и все такое. Могу целый вечер провести на каблуках приличной высоты и не упасть в грязь лицом (согреваемая мыслью, что в сумке у меня дежурные балетки). – Они хотят, чтобы я написала путеводитель по Парижу. Всякую модную фигню будет писать какая‑ то другая девушка, она и напишет про – как там Донна говорила? – «Балмейн»? Правильно я сказала? А мне досталось писать про тусовки, про всякий андеграунд. Но мне понадобится твоя помощь, потому что я хочу сделать свою работу очень хорошо. У тебя есть в Париже кто‑ нибудь стильный из знакомых? Кто‑ нибудь, кто разбирался бы в тамошних секонд‑ хендах, барахолках?

– «Балмейн»? О… – протянула она.

– Дженни, послушай, – снова сказала я. Черт меня дернул называть ей громкие дизайнерские имена. – Ты не знаешь кого‑ нибудь в Париже, кто мог бы помочь мне?

– О, детка, ты многого достигла, – внезапно защебетала Дженни, – ноты просто не можешь писать о моде, ты не можешь писать статью о парижской моде в «Белль».

Она хотя бы уделила мне внимание.

– Во‑ первых, спасибо за прямоту, и, во‑ вторых, это статья не о моде, а о поездке, – сказала я. – Мне просто надо написать о паре‑ тройке барахолок и кафе, а еще осветить, как зажигает Алекс. Все получится. Я думала, ты порадуешься за меня.

– Но это же «Белль», Энджи. Я не хочу, чтобы ты опростоволосилась, – не унималась Дженни. – И потом, ты же понимаешь, некоторые из твоих знакомых знакомы и со мной.

– Твоя поддержка просто сногсшибательна, и я обещаю тебе не подставлять тебя никоим образом. Особенно если ты ответишь на мои чертовы вопросы и скажешь, знакома ли ты с какими‑ нибудь тусовщиками в Париже.

– А «Белль» будет тебя натаскивать? Они дали тебе список мест, которые надо посетить? – Она продолжала игнорировать меня. – Там в статье будет твоя фотография?

– Нет, они не будут меня натаскивать, и нет, они не давали мне списка мест, которые надо посетить, – найти их и есть моя работа, и уж конечно, они не позволят моему фейсу появиться на их священных страницах.

– Ну хоть так. – Дженни вздохнула с ощутимым облегчением. Зараза. – Ладно, у меня есть идея. Я напишу тебе кое‑ что для статьи, ладно? Ты когда уезжаешь?

И тут я впервые перестала ненавидеть этот телефонный разговор. Нет, конечно, Дженни за миллион миль в своем Лос‑ Анджелесе стала мерзкой, спору нет. Но теперь она имела доступ к тоннам модной одежды задарма и временами любила продемонстрировать широту души.

– В понедельник, но ты не заморачивайся, ты не обязана. – Еще как обязана.

– Милая, я тебя прикрою. Облегающие джинсы, подчеркнуто заспанные глаза, берет… Я в теме. Я подниму твою планку. Ты будешь стилягой. Ты будешь белль‑ стилягой. Бипстером. – Ее смех перерос в зевок. – Серьезно, я тут дохну от скуки. Пришли подробности по электронке, что будешь делать, как только приедешь на место, и я тебе пришлю кое‑ что. И я уверена, у меня кто‑ то был в Париже. Пойду вспоминать.

– Да?

– Да. Энджи, я типа вплотную этим займусь. А теперь, пожалуйста, дай мне поспать.

– Тогда типа иди спать, – засмеялась я. – Что‑ то ты, Лопес, совсем типа олосанджелилась.

– Типа того. Пошла ты, Кларк. – Она снова зевнула. – Иди купи себе «Белль», не расслабляйся. Люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю.

По крайней мере думала, что люблю, до тех пор пока не получила три огромные коробки DHL следующим утром. Оказалось, я совсем не знаю, что такое любовь. Любовь, оказывается, это когда одна коробка называется «вечер», другая «день», а третья «хрен его знает, куда это надеть, но прикид лютый». Я немедленно принялась копаться в них, разрывая скотч при помощи своих ключей от квартиры и извлекая одну восхитительную вещь за другой. В каждой коробке лежал конверт из манильской бумаги с первоклассными рукописными (ну, нацарапанными кое‑ как) заметками о том, куда каждый комплект можно надеть. Джинсы «Джо» с «Тори Берч» на плоской подошве и пиджаком «Элизабет энд Джеймс». Комбинезон василькового цвета от Дианы фон Фюрстенбергс платформами «Ив Сен‑ Лоран». Отделанное стеклярусом флаппер‑ платье «Баленсиаги» с платформами «Джузеппе Занотти». Сумочку «Миу‑ Миу» – со всем. Спустя час игр в переодевания я присела на краю дивана в бледно‑ голубом шелковом «Ланвине» с красным лицом и маниакальной улыбкой. В самом низу коробки, название которой начиналось на «хрен его знает», под висюльками и браслетами от Кеннета Джей Лейна лежала записка от Дженни:

«Я помню, ты сказала, чтобы я не заморачивалась, но ты едешь в Париж. От „Белль“. А твои знакомые знакомы и со мной, поэтому я не позволю тебе сунуться в мировую столицу моды одетой с ног до головы в ужасный „Американ аппарель“, – и не смей говорить мне, что была не в нем, когда открывала эту коробку, даже если теперь на тебе уже спортивный костюм „Нарцисо Родригез“»…

Я сделала паузу и бросила взгляд на одежду, лежавшую на диване: и где тут спортивный костюм? Я что‑ то упустила?

«…потому что он просто отпадный. Ты в нем будешь выглядеть просто супер, Энджи, я так тобой горжусь. В общем, бери шмотки, зажигай в них, делай фотки, но самое главное – ВЕРНИ ИХ ОБРАТНО, желательно целыми и не залитыми кетчупом.

Люблю тебя, Джей Ло».

В Лос‑ Анджелесе было только восемь утра, то есть до того, как мне официально разрешалось звонить Дженни и при этом не попасть в список под названием «ты для меня умер», оставалось еще четыре часа. Три прокола – и ты вылетаешь из фаворитов; один я уже сделала, когда она застала меня за глажкой воротника рубашки от Томаса Пинка, которую я брала у нее, моим утюжком для выпрямления волос. Наверное, она такого никогда не делала. Хотя я ей не поверила. А вот чему я верила, так это тому, что коллекция одежды, валяющаяся на моем диване, – во‑ первых, бесподобная, во‑ вторых, стоит больше, чем моя квартира, и в‑ третьих, сделает из меня самую хорошо одетую охотницу за дешевизной на улицах Парижа.

Я набрала сообщение, что посылка пришла и что я буду холить и лелеять одежду, как будто это новорожденный младенец. Которого я была готова продать, только бы эта красота осталась при мне навсегда. Прижимая к груди бледно‑ голубые широкие брюки от Стеллы Маккартни, я уставилась на груду избранного шмотья. Клянусь, это был один из самых красивых видов, что я когда‑ либо имела честь созерцать. Разве Париж может сравниться?

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒