Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава шестнадцатая.



Еще никогда в жизни Питер Паркер не боялся так сильно не успеть.

Парень в капюшоне отбежал, но Питер уже и не смотрел на него. Это уже не имело абсолютно никакого значения. Блейк упала, как кукла, словно лишившись всех чувств одновременно. Питер продирался сквозь толпу, рвал одежду и кричал, но людей было слишком много, будто весь город взял и высыпался у подножия Озкорпа. Каждая секунда буквально врезалась в его память.   

Питер рухнул на колени так, словно вместе с ним рухнул весь город. Только в его глазах рухнул весь мир. Его оглушило происходящее, словно ударной волной. Звон и осколки стекла, впивающиеся в кожу в тех местах, где ему не удалось достать. Очередной бой, очередные последствия. В груди застыл вой, не сумевший вырваться из глотки. Внутри все оцепенело, а медленно просачивающиеся страх и отчаяние застелили пеленой глаза. Пустота, образовавшаяся после отступившей паники, оказалась заполнена чувствами, которые Паркер надеялся больше никогда не испытывать. Внутри что-то надломилось. Блейк, милая Блейк. Питер осознал ужасную действительность еще до того, как прикоснулся к ней. Он шептал ее имя, снова и снова, снова и снова. Чувства должны были все преодолеть. Гребаное отрицание. Питер отказывался верить, что позволил всему так просто случиться. Он должен был ее защитить! Блейк, милая Блейк. Голос ослаб, как и руки, которыми он приподнял ее онемевшее тело над ледяной землей. Удивительно, но именно сейчас земля ему казалась ледяной, однако, ее кожа была холодней. Пелена медленно сходила с его глаз. Кровь на ее бледной коже, посиневшие губы и быстрое, поверхностное дыхание, — однажды он уже видел что-то такое.

— Господи, посмотри на меня, — голос как назло потерял всю свою силу, он едва шевелил губами. — Прости. Черт. Посмотри на меня. Пожалуйста. — Он повторял эти слова снова и снова, борясь с желание завопить во всю глотку, что есть мощи, словно беззвучные молитвы могли стать для девушки своеобразным мостом. Мостом, который должен был по идее привести ее к нему. Он бы и сам стал тем мостом, если бы только имел на это шанс.

Нет, даже больше. Он бы поменялся с ней местами. Лучше он, лучше кто угодно, но только не она. Блейк, милая Блейк.

Питер приподнял ее над землей, положив головой к себе на колени. Бережно прижался ладонями к ее щекам. Ее глаза были широко открыты, но они ничего не видели. Из уголков глаз прокрадывались слезы, скользящие по ее щекам, утратившим весь приятный румянец. Слезинки скатывались, разбиваясь о его заледеневшие пальцы. Было страшно просто шевельнуться, лишь бы не навредить ей еще больше. Отвратительное чувство. Она была здесь, рядом с ним. Он мог поклясться! Он чувствовал это. Однако, все равно продолжая безуспешно вглядываться в глаза девушки, Питер не мог достучаться до нее. Блейк еще жива, она точно была здесь, просто что-то мешает ей прийти в себя. Да, точно, так и есть. Просто, нужно, чтобы она услышала его голос. Только бы услышала. Его бросало то в холод, то в жар. Он не понимал. Откуда столько ссадин? Местами ее белая, как снег кожа, была покрыта темными, наливающимися темными фиолетовыми цветами пятнами. Местами, где не было крови и рваных ран. Откуда? Как?.. Рассеянный взгляд парня заскользил по ее телу и остановился, когда наткнулся на рану, зияющую на животе, виднеющуюся сквозь порванную футболку. Безучастный воздух вырвался, опустошая легкие, словно его ударили под дых. Блекли все проблемы, о которых он думал несколько последних дней, в сравнении с теми мыслями, которые теперь клубились в его голове подобно тараканам.

Паркер старался не думать, когда стянул с себя кофту, рывком оторвал рукав и скомкав ткань, попытался прижать рану. Это было все, на что его хватило. В душе он давно кричал, а мысленно успел раз сто догнать и обезглавить того урода, который посмел тронуть его милую Блейк. Блейк, милая Блейк. Он вторил своим мыслям снова и снова, пока хватало воздуха.

Ее затрясло, а ему пришлось сильнее вцепиться в нее, чтобы она сама себе не навредила.

Питера передернуло, и будучи совершенно сбитым с толку и лишенным почвы под ногами, он лихорадочно пытался соображать. Правда, получалось плохо. И ничего лучше, кроме как попытаться привести девушку в чувства, идей не пришло. Кто там называл его гением? Кажется, пришло время сдавать позиции. Даже гении могут проявить интеллектуальную слабость в нужный момент. И сейчас был именно такой момент, когда нужно было собраться с мыслями и придумать что-то стоящее. Но, все умозаключения сводились к одному и тому же — все это уже происходило с ним. Он на глазах потерял дядю Бена и теперь теряет Блейк. Ему даже начало казаться, что он видит, как жизнь покидает ее быстро слабеющее тело. Делая очередной глубокий вдох, Питер понимал, что таким образом никак ей не поможет. Ему следует привести свои мысли в порядок и отсеять все ненужное на второй план. Ему нужна его привычная решимость и то терпение, подкрепленное бесстрашием, какими он обзавелся за свою супергеройскую деятельность. Ему необходимо воскресить в себе те чувства, которые сейчас, казалось, были погребены под тоннами новых спутывающих эмоций. Где его сила? Где то, что толкало его прыгать с крыш высотных зданий, и останавливать плохих парней не смотря на их гребаное превосходство и не смотря на значительную разницу в силовых категориях? Где все это? Где?!

Страх сотрясал его. Смотреть на Блейк в таком состоянии было невыносимо. На какой-то миг Питер отвел взгляд. Откуда этот страх вообще взялся? Вырвать бы его из груди. Питеру казалось, что он расправился со страхом давным-давно, когда поклялся во что бы то ни стало отыскать убийцу дяди Бена. Да, точно. Теперь, ему просто нужно сделать тоже самое: избавиться от страха, — тогда вернется здравомыслие, а вместе с ним придет верное решение.

Питер посмотрел на Блейк.

Нет… в ней еще теплиться жизнь, ведь сердце бьется. Оно бьется в унисон с его сердцем. Так мучительно быстро и так страшно больно, будто пыталось выбить себе выход из тела. И он бы, наверное, даже позволил, если бы это могло как-нибудь помочь ей.

— Останься со мной. Блейк! — простонал он сильнее прижимая ее к груди. — Господи, не оставляй меня. Пожалуйста.

Судороги прекратились, но Питер не спешил ослабить хватку. Он боялся дернуться, казалось, что любое лишнее движение могло ее сломать.

Он должен был защищать ее. Должен был.

Судорожный вдох, он ощутил, как что-то вцепилось в его футболку.

— Питер? — внезапно, отозвалась Блейк.

О боже! Паркер рывком отстранился, чтобы посмотреть в ее лицо. Казалось, его сердце пропустило удар. Или два. Он не понял. Блейк откликнулась, однако, в глазах по-прежнему не было привычного блеска, лишь туманная дымка, стелящаяся по ободку вокруг угольно-черного зрачка.

— Да, да. Я здесь, — едва удалось собраться, голос предательски дрогнул.

— Питер, я ничего не вижу!

Чисто инстинктивно он принялся оглядываться по сторонам, однако, люди, словно не видели их, лишь некоторые перешептываясь наблюдали за несчастными. Кажется, до них еще не дошло, что произошло.

— Кто-нибудь! Вызовите скорую! — закричал Питер.

Помогать никто не спешил. Люди, кажется, посчитали все происходящее хорошо проработанной игрой, иначе как объяснить их безразличие? Вот и спасай потом таких людей. Питер чертыхнулся, вновь вглядываясь в побелевшее лицо Блейк. Хорошо, подумалось ему, что она не видит его лица. Вновь в ссадинах и синяках, с разбитой губой. Сейчас они, как никогда, походили на парочку. Парочку, оказавшуюся в центре стихийного бедствия.

— Все плохо, да? — сквозь тянущийся порыв воздуха, вопросила Блейк.

— Нет! — резковато отозвался, а потом более мягко добавил: — Ты только держись, ладно?

— Значит, все плохо.

Сделав глубокий вдох, Питер постарался унять возникшую в теле дрожь. Глубокий вдох, выдох. Вдох, выдох. Ничерта не помогало! Вдох, выдох. Дрожь не ушла, и слабость никуда не делась. Наоборот, нарастали с каждой секундой все сильнее и сильнее, вгоняя парня в ужас. Все внутри него кричало и пылало каким-то жутким, потусторонним огнем. Его выжигало изнутри. Агония, не знающая пощады и не оставляющая следов на теле. Боль, от которой не избавиться обычными болеутоляющими. Однако, не смотря на все, он заговорил спокойным голосом:

— Слушай мой голос.

Он прижал ее к себе с такой осторожностью, словно боялся, что она просто-напросто растает.

— Мне страшно, — ее голос слабел. — И хочется спать. Ох, как же хочется спать…

— Не вздумай засыпать! — вновь сорвался Паркер на крик. — Слушай мой голос!

— Прости, — зачем-то сказала она и зашлась кашлем. — Сил… больше нет. — Кровь заструилась по уголкам ее губ, смешиваясь со слезами.

Питер вновь чертыхнулся. Блейк таяла на его глазах, а он не мог сделать ничего больше, кроме как зажать гребаную рану. Ее губы двигались, но слова не выходили, они словно застревали в горле.

— Нет, нет, нет! — Питер уже чувствовал, как слезы подступили к его горлу, но все равно старался казаться спокойным. Он погладил ее по щеке, убирая прядь волос за ухо. — Останься со мной. Потерпи. Пожалуйста. Ты ведь можешь, я знаю. Помощь скоро прибудет.

Блейк сделала судорожный вдох, резкий и порывистый, и все прекратилось. Ее рука соскользнула, выпуская ткань его футболки из цепкой хватки. Питер выдохнул, резко склонившись над ней, словно хотел укрыть ее от всего мира. Он держал ее крепко, и не выпускал, будто окруженный стеной из непролазного агонирующего горя. Однако, он не позволил себе ни крика, ни слез. Ему почудилось, будто внутри него образовалась трещина. Глубокая, ведущая в самые темные уголки его души.

Он мог бы сорвать с себя одежду и предстать в виде Человека-паука хоть прямо сейчас, лишь бы добраться до больницы. И мысли об этом не покидали его голову.

— Питер, — кто-то положил руку на его плечо.

Знакомый мужской голос пронзил Паркера электрическим током до костей. Он узнал его сразу, и, черт, был несказанно рад. Резко вскинувшись, парень неверяще посмотрел на отца Блейк. Тот перевел взгляд с Питера на Блейк, а после вновь посмотрел на парня. Только сейчас Питер заметил, что оказался окруженный несколькими черными машинами с затонированными стеклами. Их, будто специально, закрыли от окружающего мира. С той стороны доносились крики. Видимо, до людей все же дошло, что на их глазах попытались убить человека. Мужчина сжал рукой плечо парня, а потом кивнул в сторону одной из машин. Питеру не понадобилось больше подсказок. Он поднялся на ноги, подхватив на руки Блейк.

Машину мистер Уайтрейн вел лично, просачиваюсь сквозь потоки машин на такой скорости, на которой обычно Флеш перемещается во времени. Питер сидел на заднем сидении, вцепившись в Блейк, как какой-то клоп. Еще он пытался остановить кровотечение, возобновившееся по неосторожности. Время текло неумолимо, как проносились мимо окон здания и машины.

В больнице их приняли без проблем. Блейк сразу увезли в операционную. Только, легче почему-то не стало. Тяжесть по-прежнему сковывала движения. Тело будто налилось свинцом. Питером овладело странное чувство. Холодное, пронизывающее, заставляющее метаться от места к месту. Он просто не знал к чему готовиться. Внутри все то и дело больно сжималось. Мысли разделились в разных направлениях. Сердце верило в силу духа подруги, а разум — нет. Все это в совокупности доводило парня до белого каления, когда он измерял шагами больничный коридор. Людей, к счастью, было немного. Никто не видел его мечущийся по стенам злой взгляд, ищущий точку возмездия. Впервые в жизни он был не против влезть в драку, чтобы ему хорошенько начистили рожу, чтобы выбили к чертям все дурные мысли, чтобы осталось только то, что позволит устоять на ногах. Ему важно было устоять на ногах именно сейчас. Он должен не просто устоять, а отстоять себя и то, что чувствовал. Пускай, Питер и сам не до конца понимал, что с ним происходило, однако, он точно знал только одно — сегодня он никуда не уйдет.

Весь побитый, в синяках и ранах, Питер сидел во внешней палате, неотрывно глядя в белую двустворчатую дверь, напротив которой устроился на белом кожаном диване. Руки, сцепленные в замок, дрожали. Внутри все сводило судорогами. Неизвестность поражала каждую клеточку в его теле. Он ждал, когда эта гребаная дверь отворится. Его изводили гнусные мысли и самые жуткие картинки всплывали в его голове. Казалось, в комнате сломались кондиционеры, потому что было то жарко, то холодно. Блейк перевели в палату около получаса назад, и ни один из врачей до сих пор не показался, чтобы объясниться с родителем девушки. Конечно, Питер понимал, что ему говорить никто и ничего не собирается, но надежда все же была. Скорее всего его просто выставят из палаты через пару часов. Вряд ли отец Блейк потерпит присутствие Питера. Однако, Паркера подобный факт мало волновал. Он не уйдет.

Было трудно дышать. Окна открыты, но воздух тяжёлый. Питер видел перед собой немое кино. Парень в черной пайте. Блейк падает. И все переворачивается верх-дном. Мир рассыпается, как после двенадцати бального землетрясения. Его трясет от понимания, что он мог бы это предотвратить. Супергерой, который облажался еще считается героем, или как?

Отчаянное желание забиться в угол и заорать во всю глотку постепенно все больше и больше овладевало им. Питер всегда был терпелив, но сейчас все его эмоции были накалены до предела, он был подобен натянутой струне на гитаре — всего одно касание, казалось, способно порвать его деланное спокойствие. Он увидел ее лишь краем глаза, когда из палаты вышел высокий мужчина в белом халате. Секунды растянулись минутами. Парень жадно впивался в увиденную картинку глазами, вскочив с дивана всего на мгновение и тут же повалившись обратно. Ноги оказались ватными, не способными удержать. Питер пытался запомнить все до мелочей. Блейк лежала неподвижно, на лице кислородная маска, и много трубочек. Эти трубки впивались в ее руки, как змеи, обвивали запястья. Вокруг мечутся медсестры.

Питер не слышал, о чем врач говорил с мистером Уайтрейном. Он по-прежнему видел Блейк. Внутри что-то больно заныло. Ему безумно захотелось выпрыгнуть из окна и разбиться о воздух. Жаль, он не может превратиться в каплю дождя и разбиться об океаническую гладь во время шторма. Вряд ли ощущения будут как-то отличаться от того, что он чувствовал последние несколько часов. Ведь, внутри него развернулась настоящая буря.

Кто посмел? Питер неоднократно задавался этим вопросом, пытался воспроизвести в памяти тот момент, когда парень в капюшоне появился перед Блейк. Откуда он вообще взялся? Имеет ли какое-то отношение к «гоблину»? Паркер чувствовал, что знает ответ. Имя буквально крутилось на языке. Просто, звук не поднимался, стыл в горле и падал, теряясь в трещинах, растущих в его груди со скоростью, поражающей воображение.

— Питер, — во второй раз за этот злосчастный день Джереми Уайтрейн назвал его по имени. Обычно это было сухое «мистер Паркер» или просто жесткое «Паркер», будто бы у него не было имени.

— Я никуда не уйду! — не поднимая глаз, заявил Питер.

— Я знаю, — мужчина отреагировал спокойно.

Питер удивлённо посмотрел на родителя Блейк. Последний присел на диван напротив Питера, и устало прикрыл глаза. Он не подавал виду. Питеру даже подумалось, что сам он выглядит куда более убитым, чем Уайтрейн-старший.

— Знаете? — зачем-то переспросил Паркер.

Джереми Уайтрейн только неопределенно пожал плечами. Ему вовсе не хотелось признавать, что он увидел в мальчишке самого себя. В тот день, когда он потерял Сирену, когда в последний раз держал ее руку, когда понимал, что истекают последние секунды их совместного путешествия. Питер смотрел на Блейк также, как Джереми смотрел на Сирену в тот злополучный день. Мужчина будто смотрел в свое отражение, в то время, как Питер сквозь непролазную стену из горя не видел ничего.

Питер просто не мог понять. Почему? За что?

Девушка, подарившая ему надежду, трепещущее чувство в груди, заставляющее каждый день ждать её появления и весёлого «Привет, Питер-Панда». Девушка, которая в один миг затмила для него солнце.

Этого не может быть.

Это всё сон.

Питер вспомнил, как увидел ее впервые. Тогда, кстати, вся школа на ушах стояла. Ещё бы! Все жаждали узреть новенькую ученицу, прибывшую из Англии. Тогда, он ещё дружил с Роем. В то время родители маленького выродка ничего из себя не представляли, и сам Рой Висконти, помимо своих похождений, ничем похвастаться не мог. Питер до сих пор не понимал, почему общался с ним. Наверное, потому что с ним никто не общался в принципе, а дядя Бен учил Паркера снисходительности. Роя не воспринимали в серьез, потому что он ветряный, движется по жизни, как по волнам. Однако, он не был жестоким. Что-то в нем изменилось в тот момент, когда он почувствовал вкус денег. Просто, никто не заметил этого вовремя.

Питер и Рой стояли у шкафчиков. Паркер перебирал тетради, а Рой допивал очередной энергетик, когда Блейк прошла мимо них. Нет, не прошла, она проплыла. Девушки в их школе так не ходили, тем более, на каблуках. Тонкие черты лица, пронзительные темные глаза, так удивительно похожие на цвет ее волос. Полные, бледно-розовые губы, приятный голос и непривычный акцент. Она казалась удивительной, уникальной, неповторимой.

Чертовски умная девчонка. Питер украдкой наблюдал за ней на уроках, чисто из научного интереса, сравнивая с другими девушками, обучающимися в Мидтаунской научной школе. Она хорошо показывала себя на всех уроках, даже особо строгие учителя быстро прониклись к ней искренней любовью. И при этом девушка не считалась выскочкой и подлизой. Зазнайкой? Возможно. Но никак не глупышкой, которая получила оценки за счет своего статуса и статуса своих родителей.

Питер почти сразу заметил с каким интересом смотрел на нее Рой.

— Она тебе не по зубам, — предостерёг, тогда ещё друга, Питер.

— Это мы ещё посмотрим, — весело отозвался Рой.

И, черт его дери, парню удалось. Питер не понимал, что такая девушка, как Блейк Уайтрейн могла найти в таком парне, как Рой. В конечно итоге, Паркер списал все на то, что девушка ничем от Висконти не отличается.

О боже. Как же он ошибался! Ему следовало ещё тогда разобраться с Роем. Он ведь знал, что из себя представляет Висконти.

Впрочем, тогда у Питера были свои проблемы.

И к чему он все это вспомнил?

Питер вновь посмотрел на мистера Уайтрейна.

— Что сказал врач? — недолго подумав, все-таки спросил Паркер.

Задавая вопрос Питер и не ожидал, что получит на него ответ.

— Они остановили кровотечение. Остальные анализы будут готовы завтра. Тебе не обязательно сидеть здесь до утра, — заметил мистер Уайтрейн.

— Если все так просто, то почему она до сих пор не очнулась? — хмурится Питер.

На этом милость отца Блейк закончилась.

Тетя Мэй: Питер, где ты? Все в порядке? Я видела новости по телевизору. Позвони мне.

Тетя Мэй: Питер, не молчи. Я же волнуюсь!

Тетя Мэй: Питер Бенджамин Паркер! Я звонила в школу и мне сказали, что всех детей развезли по домам! Не заставляй меня волноваться!

Питер бродил по коридору, мертвенно-бледный, как привидение, надеясь хоть как-то унять дрожь в теле и избавиться от зябкости. Кончики пальцев леденели. Он старался не думать. Мысли-пираньи въедались друг в друга, твердя, что с Блейк что-то не так. Следом появлялся страх, купирующий каждую клеточку мозга. Питер со злостью врезал по автомату с шоколадками.

Вдруг это конец?

В его глазах всё плыло.

Сердце будто остановило свой ход всего на мгновение.

Блейк.

Его Блейк.

Прижавшись спиной к стене, Питер медленно сполз на пол. Глаза обращены к потолку. Борясь с бессилием, он пытался подняться, но ноги совсем не держат и с шумным выдохом, Паркер падает, больно ударившись спиной о стену.

Питер: Все порядке, тетя Мэй. Не нужно волноваться. Я в больнице вместе с мистером Уайтрейном. Блейк пострадала.

Тетя Мэй: О, Боже! Я надеюсь, она поправится!

Резкий рывок: кто-то силой заставил Питера встать на ноги. Паучье чутье с трудом отзывается где-то в глубине расползшейся в груди трещины, однако, Питер не реагирует. Удар приходится в нижнюю челюсть. Паркер отшатывается, потирая ушибленное место. Второй удар становится отрезвляющим. Питер падает на пол и рассеянно смотрит на озлобленного Озборна. Тот едва переводил дыхание.

— Ты должен был ее защитить! — обвиняюще бросил Гарри.

 Происходящее все больше походило на дурной сон. Питер встряхнул головой, пытаясь отбросить остатки рассеянности. Движение было резким, вызвавшим хруст в шее. Первой, на смену рассеянности, пришла злость. Вернее, не пришла, а налетела. Ярость застелила ему глаза ярко-красной пеленой. Питер хотел драки. Он знал, что рано или поздно такой день настанет. Ему давно хотелось проучить Озборна, хотя бы за то, что тот всегда получал все, что хотел. И дело даже не в целеустремленности.

Гарри сжимал руки в кулаки и что-то говорил о том, что Питер, по его мнению, должен был. Паркер только цокнул языком в ответ на пламенную речь Озборна.

— А где был ты? — сквозь злость и усталость голос Питера пропитался негодованием, а взгляд сделался тяжёлым. Под этим взглядом на Гарри словно якорь с неба свалился. Действительно. Где он был?

Питер не спешил подняться на ноги. Холодный пол оказался вполне удобным.

— У меня возникли дела, — Гарри сделал несколько широких шагов, чтобы нависнуть над Питером тенью.

Паркер оценил ход, но взгляд не опустил. Ещё чего? В отличие от Гарри, Питер был в Озкорпе этим днём. И в отличие от Гарри, сделал все, и даже больше, чем мог. Это Питер спас Блейк от взрыва, а не Гарри. Это Питер словил ее, падающую, среди бури осколков от лифта. Это Питер был рядом с Блейк, когда ей было больно. Питер, не Гарри.

— Замечательно, — выдохнул Питер.

Паркер мог бы встать и врезать ему по его лицу также, как несколькими минутами ранее с ним сделал Гарри. Мог бы, но стоит ли? Драка не остудит пыл, все только усложнится. Так Питер мысленно повторял в своей голове. Драка ничего не решит. Вот, Блейк другое дело. Она проснется, и тогда все решится. А до тех пор, Питер будет терпеть.

— Ты был там, — Гарри ткнул в Питера пальцем, — но, она все равно оказалась в больнице!

Почему-то Питеру показалось это забавным, и он едва слышно рассмеялся. Просто, какого черта? Предъявлять претензии к Питеру мог кто угодно: начиная от мистера Уайтрейна, заканчивая медицинским персоналом, но только не Гарри. Ведь, Питер отчетливо помнил, что любвеобильного наследника Озкорпа в этом самом Озкорпе не было. Так, позвольте повторится, какого черта? Питер вздернул бровь, криво улыбнувшись Озборну.

— Да что ты говоришь? — выдохнул Паркер и нарочито бойко цокнул языком.

Парадокс. Они, вдруг, поменялись местами. Питер и Гарри. Тот, кто всегда был светом, внезапно погряз в тени, а тот, кто любил победоносно врываться во тьму, оказался окруженным сияющий ореолом. Тот, кто криво улыбался и отвешивал небылицы всем подряд, теперь стоял так, словно палку проглотил, а тот, кто прежде не поднимал глаз от учебников и старался не привлекать лишнего внимания, развалился на полу, весь израненный, будто побывал на войне. И они оба чувствовали, что что-то изменилось. Все еще друзья? Питер был готов оспорить, ведь его ломило изнутри в предвкушении размять кулаки.

Питер опустил взгляд в пол. Слабый смешок стал началом сложной цепной реакции, породившей за собой злость, которая, подобно огню, выжигала всего его изнутри, оставляя после себя ноющую пустоту. Ощущения были именно такими. Его опустошили, лишили чего-то очень важного, и теперь Питер бился о стены пытаясь понять, как это вернуть. Он вскочил на ноги так быстро, что Озборн не успел даже шагу ступить, когда его схватили за ворот. Питер был выше ростом, шире в плечах и, вероятно, сильнее. Хотя, почему вероятно? Он был сильнее. Гарри осознал это в тот миг, когда его приподняли над землёй. Разница была всегда, просто прежде не так сильно заметна, будто бы теперь Паркера ничего не сдерживало. В глазах Питера наследник Озкорпа выглядел не более, чем обыкновенным мальчишкой, заплутавшим между площадками. Огонь окаймил угольно-черный зрачок и взгляд у Питера сделал безумным. Гарри уже видел такое. Питер выглядел также, когда решился дать сдачи вечно долбившему его Флешу. Это уже после того дня они стали друзьями.

Не лучшая почва для дружбы, не так ли?

Вообще, Паркер очень сильно изменился за тот год. То ли, смерть дяди так сильно повлияла на него, то ли понимание того, что он остался единственным мужчиной в семье. Черт его знает, этого Питера Паркера.

Другое дело Гарри. Конфликты между друзьями были и раньше. Но, только, раньше была и Блейк, всегда знающая, что сказать, чтобы остановить глупых парней. Ей всегда удавалось найти такие слова, которые заставляли их задумываться. Теперь... а, что теперь? Их ничего не сдерживает. Блейк не увидит, не узнает. Всего один удар и этого будет уже не остановить.

Питеру казалось, что у него вот-вот повалит пар из ушей, так сильно злился. Гарри держался молодцом, вцепился в руки Питера, но так и не сказал ни слова. Должно быть, сейчас внутри него трескалось все его упитанное эго. Пальцы ломило в предвкушении.

— Твою мать! — послышалось со стороны, в сопровождении торопливых шагов.

Флеш появился как из неоткуда, вцепился в руки Питера, как клешнями, и рванул по линии сгиба, тем самым заставляя Паркера отпустить Гарри. Озборн развалился на полу, потирая шею руками.

— Ты больной? — возмутился Гарри.

— Уже давно, — взгляд, которым Питер одарил Озборна, буквально пригвоздил последнего к полу, как железобетонной плитой.

Гарри передёрнуло. Питер не стал больше ничего говорить, он и не знал, что сказать. Молча развернулся и ушел. Ему стоило бы попросить Гарри держаться от Блейк подальше. Стоило бы. Впрочем, он всегда успеет указать тому его место в их цепи.

Дружба вещь относительная, особенно, когда появляется что-то достаточно сильное, чтобы встать между ее сторонами, или слишком слабое, тонущее в ее безбрежных водах. Питер и Гарри - два берега, а Блейк их океан. Паркер только сейчас это понял. Океан разбушевался и накрыл собой сушу. Питер тонул, определенно, ему и не хотелось бороться с новыми чувствами. Ему хотелось бороться за них. Правда, была одна проблема. Она заключалась даже не в том, что Блейк находилась в бессознательном и вообще черт знает в каком состоянии, а в том, что, когда она очнется (именно так, никаких " если", Питер даже думать о такой вероятности не хотел), мистер Уайтрейн точно заберет ее. И Питер понимал его, ведь поступил бы также, будь он на его месте. Однако, чем ближе к сердцу он подпускал чувства, тем тяжелее воспринимал информацию. Его голову сдавливал какой-то обруч. Именно он мешал правильному восприятию происходящего. И еще внутри все кипело. Питер остановился у двери, будто кто-то посоветовал ему. Сквозь застывшее сознание продирались слова:

— Мистер Уайтрейн, у Вас очень сильная дочь. Однако, даже ей не справится. Массивная кровопотеря и множественные травмы, все это слишком сильно ослабило ее.

— О чем Вы? — послышался голос мистера Уайтрейна. Причем, было с ним что-то не так, будто его слегка приглушили.

— Мы остановили кровотечение, но главная проблема заключается в том, что за ним следует. В крови Вашей дочерь яд. Мы пытались выяснить его составляющие, но все тщетно.

Питер ощутил странную, не привычную дрожь. Безучастный воздух вырвался из легких. Дверь с едва слышным скрипом отворилась. Питер переступил порог и застыл. Мужчина в белом халате помог мистеру Уайтрейну сесть на диван, словно тот в любой момент мог потерять сознание.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ей, — заверил мужчину врач.

Питер пытается сделать вдох, но воздух не идет. Его словно ударили в грудь, и трещина расползлась по всему телу. Ему почудилось, будто внутри него что-то упало и разбилось. Звук был такой же, как если бы разбилось зеркало или витрина в магазине. И была боль. Нестерпимая, пробирающая, сминающая в мощных ручищах его сердце.

— Яд? Какой яд? — бедный парень даже не понял, что шептал слова в слух.

Мистер Уайтрейн обернулся на голос. Их взгляды столкнулись. И тишина. Тишина. Тишина. Эта тишина расползлась по всей комнате, как зараза, влезла в каждую мысль. Звенящая, пронизывающая, и такая же холодная, как взгляд, который обратил на Питера Уайтрейн-старший. Последний был бледным, как стена и глаза, потерявшие весь устрашающий блеск, казались безжизненными. Вкус горечи, от которой скручивало желудок в узел, тошнота, подступившая к горлу, и пульсирующая боль в висках, однако, Питер стоически держался. Ледяная лавина накрыла его с головой, казалось, она весила больше тонны. Он еще барахтался, но понимание ускользало от него, как сквозь пальцы вода. Питер продолжал бессмысленно повторять вопрос:

— Какой яд?

Врач, несмотря на то, что видел в каком состоянии находился Питер, попытался объяснить:

— Видимо, предмет, которым ранили мисс Уайтрейн был обработан токсическими веществами. Мы впервые столкнулись с подобной комбинацией веществ. Это яд. Действует медленно, но нам все равно пришлось погрузить девушку в сон, чтобы еще больше замедлить его распространение и выиграть необходимое для исследования время, понимаете? — Питер кивнул, это оказалось единственным на что его хватило. — Противоядие придется искать экспериментальным путем.

— Сколько у нас есть времени? — нашел в себе силы мистер Уайтрейн.

— Несколько недель, может пару дней. Все зависит от того, как скоро организм мисс Уайтрейн перестанет бороться. На самом деле, чем медленнее действует яд, тем тяжелее последствия.

Холод пронзил до самых костей, да так, что все мышцы тела свело.

— А можно поконкретнее? — не выдержал Питер, привалившись боком к стене. Изнутри что-то ломилось, норовило вырваться, но в силу своих возможностей не могло. Пока еще не могло. Парень схватился за предплечье и прикрыл глаза в надежде справиться со странным приступом тупой боли. Ему начало казаться, что это трещина пробирается изнутри наружу, желая плести незатейливые узоры по его бледной коже. Они, наверняка, будут кровоточить и болеть. Гребанная игра воображения уже начинала пугать.

Питер стиснул зубы искоса наблюдая за врачом. Последний задумчиво перебирал какие-то листики в руках.

— Все в порядке, доктор. Вы и так сделали слишком много. Я признателен, — внезапно, заговорил мистер Уайтрейн. — У нас, по крайней мере, еще есть завтра. — Врач кивнул и поспешил ретироваться. — Ты тоже уходи, Питер. Нечего тебе болтаться в пустой больнице ночью. Я останусь с Блейк. Можешь не переживать.

Не п-е-р-е-ж-и-в-а-ть? Как? Сухой смех застревает в глотке. Питер хотел обойти диван, чтобы посмотреть мужчине в лицо, но тут же одернул себя. И без того было видно, как тому тяжело.

— Я тоже хочу остаться, — упрямился Паркер.

— Придешь завтра. Я договорюсь, тебя пропустят. Хорошо? — мистер Уайтрейн даже не посмотрел на Питера.

Видимо, ему хотелось побыть одному. Но, разве правильно оставлять его в такой ситуации?

— Хорошо, — не долго подумав, все же согласился Питер.

Надев капюшон, Питер последовал по улицам Нью-Йорка, не замечая прохожих и машин. Не замечая рекламы и магазинов. Не замечая ничего, кроме боли внутри. Которую он не хотел чувствовать. Родители, дядя Бен, а теперь… нет, он не может позволить себе так просто поверить в то, что все может закончиться плохо. Просто, он слишком устал. Да, точно. Ему нужно выспаться, а утром он обязательно придумает, как со всем этим справиться. Он спасет Блейк, ведь так должно быть, верно? Герой всегда спасает свою принцессу. Герой ли он еще? Как добрался до дома – Питер не помнил. Все, что чувствовал – отвращение к каждому человеку, что попадался ему навстречу и дикую боль внутри. Ему до безумия хотелось вырвать ее, только бы не чувствовать.

Дома его встретила тетя Мэй.

— Не нужно ждать меня допоздна, — Питер вымученно улыбнулся, хотя в гостиной горела всего одна лампа, стоящая на столике возле дивана и тетя Мэй просто-напросто не могла рассмотреть его лица. Это было к лучшему. Не нужно ей видеть во что жизнь превращает ее племянника.

— Ещё как нужно! — в привычной манере отвечала она.

Питер сбросил рюкзак с плеч и пошатнулся, словно его ударили с спину.

— Я смотрела телевизор. Там говорили о том, что произошло в Озкорпе. Однако, ни слова про пострадавших, один только Человек-паук у всех на уме, — ворчала тетя Мэй.

— Его любят, — ответил очевидное Питер.

— А я люблю тебя, Питер Паркер! Ты все, что у меня осталось, пойми ты это наконец! И я ужасно перепугалась после всех этих прямых трансляций с места происшествия! — она была зла, но еще больше обижена. — Ты не отвечал на звонки! Игнорировал СМС! Что я должна была думать? Я обзвонила шесть полицейских участков и пять больниц! Ты думал, что отделаешься одной смс-кой? Объясни мне, Питер, что с тобой происходит? Я имею право знать!

Питер поджал губы.

— Я в порядке, разве не это главное?

— Что с тобой происходит? — потребовала ответ тетя Мэй. — Мне звонили со школы. Ты прогуливал уроки? Куда ты вечно уходишь? Куда ты ходишь, когда сбегаешь со школы и куда ты ходишь, когда сбегаешь из дома по ночам? Ты думал, я старая и слепая? Думаешь, что я ничего не замечаю?! Ты должен понимать…

— Тетя Мэй! — сорвался Питер. — Я понимаю! Я все понимаю! Черт! — ему жутко захотелось разбить что-нибудь. — Я был на Олимпиаде, потом мы поехали на экскурсию в Озкорп, — мысленно подметил, что все самое плохое с ним случалось именно в Башне Озкорпа, — а потом все пошло к черту на рога! Прости, что не смог перезвонить, но я просто не мог! Блейк… — тут его голос предательски дрогнул, ему совсем не хотелось говорить об этом, но плотину уже прорвало: — Блейк истекала кровью на моих руках, тетя Мэй. Что со мной? Со мной все нормально!.. — Тут он резко замолчал, хотел перевести дыхание, но продолжить уже не мог.

Тетя Мэй округлила глаза.

— Когда ты написал, что ты в больнице и что Блейк пострадала, я не думала о ней... — рассеянно пробормотала женщина, а потом зацепилась за главное: — Как она? — вопрос, словно гвоздь, встревает между ребер Питера, провоцируя новую порцию тупой боли. Сердце обливается ею, будто кленовым сиропом.

Питер поморщился.

— Я бы хотел сказать, что с ней все в порядке, но… — он балансировал на тонкой грани, как по острию ножа и честно старался не сорваться, однако, на его плечах такая тяжесть, словно сверху осел весь мир.

— О, Боже! — выдохнула тетя Мэй, когда Питер вышел из тени на свет. Его лицо будто разбилось на осколки. Синяки, ссадина на лбу, бровь рассечена, разбита нижняя губа. Это уже было не важно, когда Питер сделал несколько небольших шагов и уткнулся ей в плечо.

— Так тяжело... — шептал он. — Почему же так тяжело дышать, тетя Мэй? — рухнуло все и одномоментно, границы стёрлись, больше не было никаких сил сдерживаться. Вся боль, горечь и слабеющая тень надежды смешались, накрыли его собой, сбили, как селью, рвущейся к подножию горы. — Ты никогда не думаешь, что последний раз — действительно последний. Ты думаешь, что будет больше. Ты думаешь, у тебя есть вечность, но это не так. Я правда хочу верить, что это не конец, но... о, боже, почему так тяжело дышать? — отчаянно шептал Питер. — Лучше бы это был я.

Он действительно с трудом вбирал в себя воздух, частицы которого, будто укрупнившись, застревали в горле, а если и пробивались, то оседали в легких. О таком в учебниках не пишут. Питер из последних сил держался, он не мог себе позволить расклеиться окончательно.

Тетя Мэй молчала, она просто не знала, что сказать. В таком подавленном настроении она видела Питера впервые. Даже после смерти дяди Бена ему удавалось скрываться от ее пронзительного взгляда. Она собралась с духом и выдала первое, пришедшее в голову:

— Знаешь, после его смерти, бывают такие моменты, когда я просто хочу побыть в одиночестве. И в этом нет ничьей вины. Так бывает. Это нормально. Особенно, если чувствуешь, как земля уходит у тебя из-под ног. Это жизнь, Питер. И в ней, бывает, происходят чертовски ужасные вещи. В такие моменты нужно собраться, сжать всю свою волю в кулак и дать сдачи.

— Ого, — только и смог сказать Питер. Жар стих, на его место пришло тепло.

Тетя Мэй последний раз хлопнула Питера по спине, а потом отправила его в комнату. Он бросил рюкзак на диван, а себя на кровать. Свернувшись калачиком, зажмурил глаза и сам не заметил, как на несколько секунд перестал дышать. Вновь, перед глазами парень в капюшоне и падающая Блейк. Пролежав так около двадцати минут, он взял телефон. В новостях социальных сетей восхваляли Человека-паука. Внутри у Питера все сжалось. Он действительно спас много людей. Но, какая к черту разница, если Блейк оказалась прикованной к больничной койке? Люди верили в него, а сам он не мог найти силы поверить в самого себя.

Какой он герой? Чертов лузер.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.