|
|||
ИГРА В ДЕТСТВО 12 страницаРядом с приятелями располагаются два милиционера. Леня: – Дура лекс, сед лекс. Милиционер: – Что ты там вякнул? Кто там у тебя дура? Уж не я ли? Леня: – Это я по латыни: «Суров закон, но закон». Милиционер: – Ты долго латынь изучал? Леня: – Два года. Милиционер: – А я тебя от нее отучу за две минуты. Он бьет Ленчика палкой по коленкам: – Еще помнишь свою латынь? Ленчик взвизгнул, сжал руками колени: – Господин, мсье офицер! Чуть было с испугу не назвал Вас товарищем. Стремительно забываю. Милиционер: – Еще дать или еще стремительнее забудешь? Леня: – Я уж все-все забыл. Честное слово! Приятели сидят, ни живы, ни мертвы. Они в шоке. – Вот и молодец! – Спасибочки, мсье офицер. Память мою несчастную облегчили, разгрузили так сказать. И мозгам как-то легче сразу стало. – Смеешься? – Боже упаси. Разве это можно? Все в тишине и в задумчивости едут в отделение. Милиционер почесывает палкой себе спину. Володя Саше: – Сань… Милиционер орет: – Молчать! Разговаривать запрещено. В отделении милиции на скамье сидят рядком приятели. Входит старший лейтенант и человек в штатском - следователь. Ст. лейтенант: – Пройдемте в кабинет. Приятели гуськом, с руками сзади, идут по коридору из приемного отделения в кабинет, где садятся на стулья. Кроме приятелей в кабинете старший лейтенант и двое в штатском. Один мужчина что-то пишет, второй заваривает чай. Саша: – Очень рады Вас видеть. Старший лейтенант: – Очень жаль, но никакой радости не ощущаю! Саша: – А Вы сделайте как я. Солгите. Ст. лейтенант: – Итак, господа, где вы были вчера вечером? Саша: – В шалаше. Ст. лейтенант: – Видел ваш шалаш. И что вы там здоровые лбы делали? Юра невинно: – В детство играли. Ст. лейтенант: – Вы, случайно, не того, не рехнутые? В какое такое детство? Леня: – Нет. А почему? Каждый развлекается по-своему. Ст. лейтенант: – Вернее, по-своему с ума сходит. Так точнее будет. Значит, в то время как наша страна новую жизнь вытворяет, то есть сотворяет, строит, свет в конце туннеля, можно сказать возводит, вы самым наглым образом играете в детство. Вот и доигрались! Ваш шалаш в сорока метрах от места преступления. Что вы видели? Что вы слышали? Саша: – Я лично ничего не видел и не слышал. Я вообще плохо вижу и слышу. Я врач. Ст. лейтенант мужчине в штатском: – Понятно. Запиши, Виталик. Ст. лейтенант Юре: – А вы? Юра: – А я пьян был. Ничего не помню. Ст. лейтенант: – Так может вы спьяну и убили соседа? Юра испуганно: – Какой же я пьяный. Дыхнуть Вам всем могу. Кто хочет понюхать? Я трезвый, как стеклышко. Я уже целую вечность, можно сказать, неделю не пью. Ст. лейтенант: – Значит лжесвидетельствуете. Та–ак! Следствие путаете. Это вам зачтется. А вы, что видели, гражданин? Леня: – Я слышал какой-то звук, но подумал, что это Сашок вышел из шалаша и пукнул. Это у него звонко иногда получается. Саша толкает Леню в бок: – Заткнись! – Ст. лейтенант: – А за такие шутки, издевательства, вы у меня все сядете. И надолго. Отрицать ведь не будете, что были на месте преступления? Там собака ваш след взяла и на вас вывела. Володя: – Против собаки не попрешь. Признаем. Человек в штатском: – Вы были рядом с телом. Любой из вас мог его прихлопнуть. Чего не поделили: баню, казино, ресторан? Леня: – Мы не бандиты какие. Мы уважаемые люди. Вот, Володя, работник МИДа, он – заслуженный врач, он – аудитор, а я – рекламный агент. А убитый... он у нас деньги вымогал. Приятели хором и наперебой: – Он грозился наши дачи сжечь. – Он требовал 1000 баксов. – Он в тюрьме 15 лет сидел, а не мы. Ст. лейтенант Володе: – Считайте, что Вы уже бывший МИДовец. Мы вам такое предписание выдадим, что вам никакой заграницы больше не видать, как своих ушей. Ваш убитый сосед нам хорошо известен. Он тоже уважаемым человеком в своих кругах был. Мы с ним еще разберемся. А вот вы, если не убивали, почему нам помогать не хотите? Нельзя стоять на стреме только своих собственных, корыстных, шкурных, частных и личных интересов. Надо патриотам думать и об интересах государства. Поэтому сознавайтесь-ка в убийстве добром. Вы убили невинного рэкетира? Саша: – А рэкетир разве может быть невинным. Знаете, как он нам угрожал, перед нашими носами палил из винтовки. Бил прикладом. Вот, смотрите, у меня синяк, на спине. Вернее, не у меня, а у Ленчика, синяк на спине от приклада. Ст. лейтенант: – А как вы докажете, что это синяк от приклада? Леня: – Я это должен доказывать? Ст. лейтенант: – Не я же. Значит, не вы убили? Володя: – Нет, не мы. Ст. лейтенант милиционерам в коридоре: – В камеру их. Леня: – За что? Человек в штатском хлопает подстаканником об стол: – За что? А хотя бы за укрывательство. Вы сидели в своем дурацком шалаше на соседнем участке и ничего не видели, не слышали, а потом оказались у трупа, на чужом участке, а это между прочим, сейчас частная собственность. Пусть вы тысячу раз не совершали убийство. Пусть! Но великий исторический момент, который мы сейчас переживаем, Вас просто обязывает поднять рамку раскрывания преступлений и признаться в этом преступлении. Знаете, как у нас сразу показатели раскрываемости улучшатся? То-то же. Надо не только о себе, но и о других людях думать, своих соотечественниках. Соображаете? А вы укрываете преступника и сами не сознаетесь. Разве это порядочно? Законопослушно? Не законопослушно это! Вот! Так что колитесь, дорогие граждане, на все 120%! Леня: – Товарищ старший майор, ну какие мы укрыватели, посмотрите на нас повнимательней. Мы же свои в доску. Слышали мы выстрел. Что-то похожее на выстрел. Хлопок и звук отъезжающей машины. Ну, и пошли с дуру посмотреть, что там происходит. Ст. лейтенант: – Свои в доску говорите. Свои? В доску? Знаете, кто вы такие? Я вам скажу. Вы деклассированная интеллигенция. Вшивая. Обыватели с невыдержанной идеологией. Мелкобуржуазная прослойка. Володя: – Вы уж загнули, товарищ начальник. Прослойка… Слово-то какое обидное выискали. Ст. лейтенант: – А что еще я должен вам сказать? О, мои дорогие пролетарии. Так вы не пролетарии! Юра вскакивает: – Кто вам это сказал? Откуда вы это только взяли? А может, я просто мечтаю умереть на баррикадах! Юра задумался на секунду, и понимает, что зарвался: – Нет, не мечтаю. Юра садится. Ст. лейтенант встает: – Вот! Юра вскакивает: – Но! Но! Пусть мы не пролетарии. Пусть! Но мы и не прослойка! Мы гордые представители славного российского среднего класса. Нас уважать и беречь надо, а нас сейчас вместо этого…. И вы, между прочим, тоже нас беспардонно и безбожно ликвидируете. Как класс! За что нас задержали? Вы, товарищ старший майор, несомненно, генерал в будущем, посмотрите, пожалуйста, вокруг себя. Оружия у нас нет, следов наших на убитом нет и быть не может. Посмотрите вокруг себя. Ст. лейтенант: – Не хочу. Не хочу я вокруг себя смотреть и не буду. Чтоб завтра у меня были ваши показания, но чтоб уже сегодня они лежали у меня на столе, вот здесь. Идите в камеру и пишите. Пишите и пишите. Маслюк, отведите этих господ в камеру, дайте им чернила, перья, ручки то есть. Пусть творят. Из коридора на зов ст. лейтенанта входит женщина, лейтенант, и, покачивая бедрами, сопровождает приятелей в камеру, и закрывает за ними засов. Юра смеется: – Вы обратили внимание, друзья, какие у этого, этой, как ее назвать, лейтенанта волосы, а фигурка какая. Я бы к ней в начальники пошел. Ленчик сердито: – Пошел ты со своими фигурками, сексуальный воробей. Не смешно. Лучше бы мы сами этого рэкетира прибили. Так хоть было бы за что страдать. А так… Обидно. Если бы за правое дело. Ни за что загремели. Теперь дело сошьют. Это у них просто делается. Во, залетели! Старший лейтенант в кабинете один. Курит. Звонит своему шефу, подполковнику. Нервничает. В спальне подполковника раздается телефонный звонок. Подполковник спит в кровати. Он слышит звонок. Недовольный просыпается. Ищет очки. Зажигает ночник. Снимает трубку. Из приоткрытой дверцы шкафа видна его подполковничья форма. Подполковник: – Слушаю. Ст. лейтенант: –Товарищ подполковник. Синякин беспокоит. Простите, что разбудил. Докладываю. Как приказывали. Об этом убийстве. В Кирсановке. Подполковник: – Слушаю. Ст. лейтенант: – Все обыскали. И дачи задержанных и участки. Орудия убийства нет. Следов пальцев задержанных на убитом нет. Задержанные себя виновными не признают. Говорят, что оказались там случайно. Зашли из-за любопытства. Улик против них, в общем, нет. А другие соседи подтвердили, что видели машину, отъезжающую от дачи убитого, но марку и номер, естественно, в темноте не рассмотрели. Висяк получается. Подполковник: – Я тебе покажу, висяк. Раскалывайте эту четверку. Пусть с ними твои ребята поработают. Наркоту им подсунь. Отпечатки их пальчиков на одежде убитого организуй. Ст. лейтенант: – Но…. Но они ж не виноваты. Точно! Не они убили. Подполковник: – Это теперь неважно. Преступление должно быть раскрыто. Если, конечно, хотите повышения по службе…. Сажайте их, сажайте. Это приказ! Ст. лейтенант: – А нельзя ли приказ в письменном виде. Подполковник гневно: – Я тебе дам в письменном. Вы что себе, лейтенант, позволяете. По каждому случаю я вам писать должен? Ст. лейтенант: – Слушаюсь, товарищ подполковник. Подполковник и старший лейтенант вешают трубки. Старший лейтенант берет левой рукой под локоть правую руку. Ст. лейтенант: – Во тебе! Но… ведь уволит. Что же делать? Придется ребят сажать. А жаль… Нормальные парни. Подполковник милиции спит дома. Раздается телефонный звонок. Подполковник шарит рукой по тумбочке. Нащупывает огни. Надевает их. Включает ночную лампу. Берет трубку. Подполковник: – Слушаю! –Добрый вечер, Степан Петрович. Это Жанна беспокоит. Не разбудила? Извините за поздний звонок. Подполковник: – А, Жанночка! К вашим услугам, сударыня. Как Вы? Как Ваш драгоценный супруг поживает? Жанна: – Спасибо. Все хорошо. Привет Вам от моего благоверного и наилучшие пожелания. Я к вам с просьбой небольшой. Подполковник: – Сделайте одолжение. Жанна: – У вас там, в 105 участке, сидит мой хороший знакомый. Юрой его зовут. Он к вам случайно попал. Я его хорошо знаю. – Ясное дело, случайно. Бывает и мы ошибаемся. Не ошибается только президент. – Вы его освободите? Я беру его к себе на поруки под свою очень близкую ответственность. – Он уже свободен. – Спасибо, дорогой мой человек. Про себя мимо трубки: «Действительно, очень дорогой». – Считайте, что вы уже полковник. Подполковник обалдел: – Так сразу? Жанна: – Не сразу…. Но скоро… Ждите. Еще раз спасибо. И извините. Подполковник: – Какие могут быть извинения. Вам спасибо за память. Целую ручки. Жанна вешает трубку. Подполковник тоже вешает трубку и довольный ложится спать. Подполковник себе: – Как сон в руку. Жду-жду очередного звания. И на тебе. Подфартило. Подполковник приподнимается, набирает телефонный номер. – Синякин! Ст. лейтенант: – У аппарата, товарищ подполковник. – Вот что, Синякин. Там среди четверых задержанных есть некий Юрий. Фамилия вылетела из головы. Так вот. Этого Юрия надо освободить. Есть данные, что он не виновен, а остальных допрашивать и допрашивать. Я все ясно сказал. Ст. лейтенант: –Так точно. Все ясно. –Так выполняй, коли ясно. – Есть выполнять. Подполковник вешает трубку. Подбивает подушку и закрывшись с головой под одеялом засыпает. Скидывает одеяло. Снимает очки, гасит свет и, чертыхаясь, снова закрывается с головой под одеялом. В камеру отделения милиции заходит сержант. Приятели с тревогой на него смотрят. Сержант: – Кто из вас Юрий? Юра: – Я Юрий. Сержант: – На выход. Пошли со мной. Юра: – Куда? На допрос с пристрастием? Сержант: – Поли, пошли… Юра приятелям: – Прощайте, друзья. Передайте жене моей, Галке, что я ее любил. Володя Юре: – Держись там. Не раскисай. Юра: – Наоборот. Я им такое устрою! И вы держитесь. Сержант выводит Юру, закрывает камеру. Юра идет, руки сзади, трясет гордо поднятой головой. Сержант выкладывает на стойку документы и вещи Юры: – Берите свои документы, деньги, часы, расческу. Все на месте? Распишитесь вот здесь. И скажите спасибо своей жене Жанне. – Моя жена Жанна? Ах, да Жанна! Не заметил, как женился. Рассеянный я, понимаете. Я что, свободен? – Свободны. – А мои друзья как же? Я один не выйду! – А они еще посидят. На их счет указаний пока не было. – Я не пойду! Сержант показывает дубинку: – Иди, иди! А то получишь за оказание сопротивления милиции. Сержант выходит из-за стойки и слегка подгоняет Юру дубинкой к выходу. Юра выходит из отделения милиции. Видит джип. У джипа двое бугаев. Один подходит к Юре, второй стоит, облокотившись на машину. Бугай: – Ну-ка, иди сюда, голубчик. Ты где болтаешься? Из-за тебя «зачистку» всей области провели. А ты здесь околачиваешься. Где твое ушко? Давай его сюда. Поехали к Жанне. Бугай берет Юру за ухо и ведет к джипу. Юра извиняется. – Пусти. Больно ведь. У меня ж ухо не резиновое. Ребята! Братенечки! Через день я ей сам позвоню. Честное слово! Отпустите, прошу Вас. Я сейчас очень, очень занят. Пусти меня! Кому говорю! Ну, пусти–ите! Мои друзья в милиции застряли. Надо их выручать. Бугай: – Отпускаю. Смотри у меня. Жанна – она добрая. Не все такие. Сказала с тобой поласковее быть. Только напомнить тебе, что слово свое не держишь, и что она ждет твоего звонка. Юра: – Отзвонюсь. Обещаю. Бугай: – Верим. Бугаи идут к джипу и собираются уезжать. Юра всхлипывая: – Господи! Вот навязалась. Ох, боюсь. Бросит она своего олигарха. И на мне женится. А как же Галка? Во, влип. Чуяло мое сердце: не садись к чужим бабам в машину. Будем надеяться, что Жанна сжалится и помилует меня, отпустит… Чтоб я еще к какой… в иномарку залез! Ни в жизнь! Один из бугаев видит доску с фотографиями преступников в розыске «Нас разыскивает милиция». Он подходит к доске, вынимает из кармана и прикладывает на свободное место свою фотокарточку. Крепит ее кнопками. Приглаживает. Отходит. Смотрит на расстоянии. Снова подходит, поправляет. – Вот так покрасивши будет. Парни садятся в джип и уезжают. Юра стоит в задумчивости и растерянности. Старший лейтенант, бодрясь от сна, говорит сержанту: – Пойду я вздремну часок–другой. Устал. Старший лейтенант ложится в комнатенке на кушетку и снится ему сон, что он приходит к себе домой. Старший лейтенант открывает своим ключом дверь. Тихо входит в прихожую. Вешает куртку и фуражку на вешалку и входит в комнату. Увидев его, к нему бросается в слезах и в истерике его супруга. Жена ст. лейтенанту: – Где тебя носит? Я тебе все телефоны обзвонила! –Лидочка! Лида! Что такое? Что случилось? Почему ты вся в слезах? Успокойся. – Горе! Ох, горе! Наших дочек, наших маленьких… – Что? Что с дочками? Где дети? Что с ними? – Забрали! Ой, наши двойняшки… Не вернутся уже никогда… – Кто? Кто из забрал? Говори же! Бандиты? – Ми–милиция! – Какая милиция? Что ты несешь. Им же шести лет нет. Может бандиты переодетые? – Нет. Милиция. Я проверяла документы и звонила в их управление. Наших детей обвиняют в вооруженном ограблении «Центробанка». – Ты с ума! Это невозможно. Там 15 степеней защиты. – А они говорят, что девочки наши об этом не знали… И ограбили… Ой–ой–ой! Мол, у них есть и отпечатки пальцев наших дочек на дверцах сейфов банка. И автоматы они в дочкиных игрушках нашли и 5 кг героина под их кроватками. Им, сказали из группы захвата, грозит до пожизненного заключения. Увели их, малюсеньких, в наручниках. Они так плакали! Меня удержали двое, а наши девочки так и пошли, безропотно, осиротело… Жена старшего лейтенанта рыдает у него на груди. Старший лейтенант вскакивает с кушетки в холодном поту. Мечется. Никак не может прийти в себя. Бежит в дежурную часть. Отнимает трубку у разговаривающего сержанта и звонит домой: Ст. лейтенант: – Лида! Это я! Сева! Как дела дома? Жена: – Что ты кричишь? Детей разбудишь. Рано ведь еще. В чем дело? – А где дочки? Жена смеется: – Я ж тебе говорю. Спят еще. Не на дискотеке же, в шесть лет… А что? – Так… Ничего… Все нормально. Спи. Это я так. Ст. лейтенант вытирает платком шею, лоб, нервно пытается закурить. – Жена встревоженно: – Что случилось? Ты меня волнуешь. Нам что-то угрожает? – Нет… Абсолютно ничего. Это у меня срыв какой-то. Нервы. Расшатались. Спокойной ночи. Старший лейтенант вешает трубку и бьет себя ладонью по лбу. – Придумал! Старший лейтенант смотрит на настенные часы. 9 часов утра. Он набирает номер телефона подполковника. Подполковник в халате подходит к телефону. Ст. лейтенант: – Товарищ подполковник. Это Синякин. Разрешите доложить о только что полученном сообщении. Экстренном. Подполковник сонно зевает: – Докладывайте. – В соседней области убит полковник МВД. Его тоже нашли убитым, как и нашего рэкетира, с бумажкой на груди «За Родину! » и с припиской «За невинно обвиненных». А ведь такую записку обычно оставляют мстители из подпольной милицейской организации «Белые стрелы», вы знаете, та, которая жуликов отстреливает, предателей в милиции? В общем, общество от нехороших людей чистит. – Понятно. Как там, кстати, твои задержанные, ну, эти дачники? – Сидят. – Как сидят? Ты их еще не выпустил? Как так? Я ж тебе еще вчера четко сказал: отпустить их немедленно. И извинись за ошибку. А убийцу искать надо! А записка… Может это дело конкурирующей банды, а записочками этими они так маскируются, прикрываются, чтобы нас со следа сбить. А задержанных своих пугани на всякий случай. – Как пугануть? – Как, как… Да хотя бы возьми с них подписку о невыезде. – Не имею права. Не наша прерогатива. Следователя. – Да ты возьми, чудак, подписку. А потом их порви. Так, для строгости. Чтоб впредь не шастали по чужой частной собственности. – Есть! Понял! Так точно! Ст. лейтенант обнимает за плечи подошедшую женщину–лейтенанта. Подполковник: – И чтоб у меня никакого физического воздействия на задержанных. Ни-ни! Презумпция невиновности превыше всего. Учить вас всех надо! Подполковник вешает трубку и идет из комнаты. Приятели сидят в камере. Леня смотрит сквозь решетку за окно. – Смотрите, какое щедрое российское солнце восходит. Саша: – А мы все-таки хорошие люди, ребята, хоть и дурные. Честное слово. Леня: – А кто, положим, не дурной? Саша не унимается: – Мы всю жизнь честно работали, никого не грабили, не убивали, в тюрьмах не сидели… Володя зло: – Скоро сядешь. Не ной, без тебя тошно. Леня: – Вот так нежданно трещат и ломаются с громким хрустом человеческие судьбы простых людей. Как там Юрка сейчас? Наверное, на дыбу уж подвесили… Володя показывает Лене кулак. Володя: – Глупости городишь. Хватит, философ. Еще что-нибудь сконфузишь, получишь у меня. Леня: – Да, времена шатки, береги шапки. Володя: – Я сказал: схлопочешь у меня. Я не шучу. Леня: – Молчу, молчу, молчу! Володя: – То-то же! Леня: – Что наша жизнь…. Так, суета сует, ерунда ерунд, фигня фигнь, хе… Володя, замахиваясь на Леню: – Ну! Я тебя сейчас без всякой дипломатии побью. Достал ты меня. Леня, прикрываясь локтем от Володи: – Побить меня можно. Но рот гласности никому не заткнуть! Леня отходит к противоположной скамье и садится на нее в позе «Мыслителя». Сержант, поговорив с кем-то по телефону, докладывает старшему лейтенанту. Сержант: –Товарищ, старший лейтенант, есть приятные новости: из 9 сбежавших три дня из КПЗ в Глухове преступников пойманы уже одиннадцать. Остальных ищут. Ст. лейтенант: – Хорошо работают наши коллеги. Леня: – А вы обратили внимание, граждане, как лицо у старлея заскрежетало от злости, когда я сказал, что Санька пукнул? Володя закрывает лицо руками. Володя: – Боже! От тебя не только лицо заскрежещет. Мы здесь и из-за твоих шуток. Санька, мол, пукнул. Ничего лучше не мог придумать, как с милицией разговаривать? Думаешь, им приятно такие глупости каждый день слушать. Ладно, если бомж еще какой. А еще себя интеллигентным человеком считаешь. Стыдись! Леня: – Стыжусь. Виноват. Вырвалось. Но ты ж, Санек, действительно выходил пукнуть. Саша: – Ну, выходил. Ну, пукнул. Что такого? У нас, вон, в правительстве все министры пукают на досуге. На своих виллах в лесу. И что такого? Вот в американских комедиях весь фильм пукают, кто как может. И всем весело. И артистам, и зрителям. А у меня болезнь такая. Недержание газов. А на больных не обижаются. Володя: – Так, то ж, американцы. Что с них взять? Не о тебе речь. О Леньке! Ну, пукнул ты. Не ты один пукаешь на белом свете. Кто лучше, кто хуже. Кто громче, кто тише. Но Леньке, этому балаболке, зачем трубить об этом факте всей мировой общественности в милиции? Леня Володе: – А ты тоже хорош, дипломат хренов. Пойдем… посмотрим…. Сидели бы в своем шалаше, был бы рай на душе. Саша: – Сам пословицу придумал? Леня: – А то кто же? Ты что ли придумаешь? Саша: – Ну что теперь? Леня: – Что теперь? Нары и канитель. Саша: – Какие нары? Мы ни в чем не виноваты! Адвокатов нам! Леня стучит кулаком в дверь камеры. Дверь камеры отворяется и входит старший лейтенант. Ст. лейтенант: – Вы все свободны. От своего лица приношу вам свои извинения. Самые искренние. Простите, если можете. Ошибочка вышла. Мотайте быстро по домам. Леня: – На самом деле свободны? Совсем? И не виноваты? А убийцу нашли? Ст. лейтенант: – Нашли. Только что. И задержали. Саша: – А как нашли? Ст. лейтенант: – Очень просто. По отпечаткам пальцев на пистолете. Володя: – А где пистолет отыскали? Ст. лейтенант: – А вот пистолет пока не нашли. Но ищем. И обязательно найдем. Приятели выходят из отделения милиции, потягиваясь и разминаясь. Саша тянет руки вверх и жадно вдыхает воздух. Саша: – О, эта терпкая сладость свободы. Володя Саше: – А ты, нерволечебник, теперь лечи нас от стресса. Саша: – За деньги? Леня: – За так! Даром! Саша показывает им кукиш. – А этого не хочешь? «Даром – за амбаром! » Приятели видят мирно храпящего Юру на лавочке в тени деревьев. Приятели его толкают, а Леня сует ему травинку в нос. – Устроился! Просыпайся, Илья Муромец. – И вас отпустили? – обрадовался Юрка и чихает три раза.. Володя: – И нас. И нас. Ты один что ли только хороший? А скажи, пожалуйста, за какие такие заслуги тебя отпустили? Юра: – Мне моя Жанна, ну, жена олигарха, помогла. Я вам о ней рассказывал. Что меня в Кирсановку подвозила. Леня: – Ведет же тебе на жен олигархов… Юра хмурится и вздыхает: – Да, уж, везет… Володя: – Потопали домой. В милиции хорошо, за решеткой, хорошо, а дома лучше. Приятели в обнимку идут по улице. Приятели сидят на крылечке, подперев головы руками. Володя начинает почесывать себя в разных местах. Леня играет веточкой. Юра встает. – Эх, сейчас бы ту милиционершу бы к нам! Леня возмущенно: – Опять он про свое! – А что? Так и будем сидеть и грустить. Все хорошо, что хорошо кончается. Не так уж и плохо мы отдохнули. Санек, вон как возмужал! И Ленчик разрумянился! Леня: – Я спиртное больше не буду. Никогда. Меня «Солнцедар» вылечил. Саша: – Хватит, правда, грустить. Ну их, всех! Надо жить, а смерть сама придет. Поехали снимать стресс – купаться! Володя: – Как говорила моя бабушка: «При радости – не радуйся, при горе – не горюй». Поехали! Вперед! Володя пробует пальцами шину своего велосипеда, смотрит ниппель. – Наверное, прокол. Юра: – Брось ты свой велик. Езжай на «Мерсе», а мы за тобой хором. Володя: – О, кей. Понеслись! По улице едет Володя в «Мерседесе». Он любезно уступает дорогу «Оке». Потом «Мерседес» едет на двух колесах. За ним, глотая пыль, трещит на велосипеде с моторчиком Саша, за ним на старом «ЗИСе» восседает как король Леня. Замыкает кавалькаду на «Орленке» Юра. Приятели орут: – О–ля–ля–ля–ля. Лю–лю–лю–лю–лю! Из-под колеса «Мерседеса» еле успевает увернуться курица. Леня чуть не наезжает на кошку. За Сашей несутся две дворняги, и он кричит, отбиваясь от них ногой. – Отвяжитесь! Прочь! Фу! Кому сказал, фу! Бабка кричит им всем вслед: – Вот охламоны! Оголтелые! Ну, шалые. Наседок всех распугали. Нестись теперь не будут. Хотя они и так не несутся. Володя в парадном костюме с букетом алых роз встречает свою жену, Инну, из Испании. Встречающие стоят с табличками в руках: Банк «Империал», «Хопер–Инвест», «ЧАРА», «Гермес–Союз», «Властелина», «Тибет», «МММ». Мимо них проходят четыре туристки. И разговаривают: – Все – все мужу своему расскажу, признаюсь, как отдыхала. – Ну, и дура! – Ну, и смелая! – Ну, и память!!! Встречающие машут табличками и кричат: – Добро пожаловать на Родину, соотечественники! Дорогие наши клиенты, вкладывайте свои денежки в наши компании, а то потом пожалеете! Не упустите момента! Добро пожаловать в «МММ»! Володя видит Инну и вручает ей букет роз: – Что, путешественница, довольна? – Не то слово. Очень! И рада, очень рада тебя видеть. Я так соскучилась. Слов нет! – И я тоже. А я тебе приготовил подарок. Ни за что не отгадаешь какой? – Альбом марок? Какой же? – Огромный шалаш на даче построил. Мы будем там с тобой резвиться и жить–поживать. Спать на воздухе. В хвое. Там так пахнет! С милой там – просто райское наслаждение! – Ну, ты и придумщик! Скорее бы на дачку. Ох, ты мой хороший! Инна бросается на шею супруга. Володя берет чемодан, вешает на плечо сумку и, обнимая жену одной рукой за талию, идет с ней к выходу из здания аэропорта. На перроне Саша встречает свою жену, Тоню, из деревни. Саша целует в щечку жену: – Как отдохнула, девочка моя? – Хорошо. В деревне у мамы так хорошо. Зорьки, туман над рекой. Тишина… Саша берет один чемодан Тони, оставив, забыв у вагона электрички еще один чемодан и хозяйственную сумку. Они идут по платформе к выходу. Тоня: – А как твоя работа, клиенты–пациенты? Как самочувствие? Ты как бы выпрямился? Стройным таким стал. Как твоя стерно–клейдо–мастоидеус? – Это у тебя стерно. Грудично-сосковая мышца. У меня такой нет. Все прошло. Как говорится, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Полез я по лестнице рубероидом дырку закрыть на навесе над крыльцом… – Ты? И полез? – А что? Полез. И сломалась ступенька. Я целиком и рухнул весь вниз. Думал кранты или в лучшем случае хана мне. Что-то хрустнуло в позвоночнике. Я встаю и… все как рукой сняло. И остеохондроз, и энурез, и бронхит, и колит. И тазом теперь, смотри, как верчу. И одышки нет. И нагибаюсь теперь. Вот смотри. И разгибаюсь. И шея вертится. И вперед могу, вот так, тазом дергать. И назад. – Слава богу, человеком стал! Хватит тазом-то вокруг меня дергать. Люди же вокруг. Что подумают! Саша тащит чемодан Тони. Сзади их нагоняет бомж: – Гражданка. Вы вот забыли свой чемодан у вагона. – Ах! И в правду забыла. Спасибо вам большое. Тоня и Саша идут дальше. Саша тащит два чемодана. Бомж не отстает. – Гражданка! Вы и сумку свою забыли. – Боже мой! И сумку я забыла. Спасибо вам огромное. – Гражданка! – Ну что еще вам! Сколько можно?! – А сережка золотая разве не ваша? Вы же ее уронили. Тоня проверяет рукой уши. – Моя! Какая же я растеряха. Давайте ее. Спасибо. – Не за что. Бомж уходит с чувством выполненного долга. – Саш, дай человеку вознаграждение. Надо ж отблагодарить. Вот возьми пять рублей. Тоня лезет в кошелек. Достает монетку и, не глядя, дает ее Саше. Саша берет, не глядя монетку и, зажав ее в руке, бежит за бомжом, догоняет его, останавливает за рубашку и отдает тому монетку, не глядя. Смотрит в глаза бомжу, долго трясет тому руку.
|
|||
|