|
|||
ИГРА В ДЕТСТВО 10 страницаТут Света набрасывается на меня со слезами: - Мой! Мой! Хороший. Не отдам я тебя никому! – Но ты ж обещала. Света всхлипывает: – Обещала… Обещала. Ты свободен. Езжай в свою дурную Москву, к супруге. Завидую я ей. Ты, мой, хороший. Люби меня, дорогой! Крепче люби на прощанье… Света припадает ко мне, и мы, обнявшись, обвивая друг друга руками, ногами, волосами крутимся по софе. Направо, налево, ловя оргазм за оргазмом. И сваливаемся с софы в обнимку на пол, но продолжаем, катаясь по полу, обнимать друг друга, любить, отдаваясь друг другу по полной программе. Юра завершает рассказывать свою историю: – Вот так я и вышел, мужики, из щекотливого положения. И целых две женщины остались мною довольны: и супруга, и Света из легендарного теперь для меня города Пенза. Правда это или нет? Была со мной такая история? – Скорее, правда. Мы ж тебя, бабника, как облупленного знаем, - подмигивает приятелям Ленчик. – А почему бы и нет? Вполне, – соглашается с ним и Санек. – А вот, друзья, и нет. На самом деле такая история действительно произошла, но не со мной. Так, услышал где-то, от кого-то, – показал длинный язык Юрка приятелям. – Ну, ты меня, Юр, просто разочаровал, - вздохнул глубоко и огорченно Санек, - Я был о тебе лучшего мнения! – Что делать? Зато обманул, – развел руками Юрка. – Да, провел ты нас, артист. Тебе бы в кино сниматься, а не деньги считать. Я тебе с топроцентно поверил. А ты? - не унимается Ленчик, - Нет, ты нас просто обидел! От такого ходока, как ты, мы такого просто не ожидали. Ты нас глу-убоко, можно сказать, унизил. А мы тебя другом всегда считали, а ты с нами так… не по-людски... Дружить-то с тобой после этого не хочется. Руки тебе не подам. Ишь, какой порядочный выискался! – И я не подам, – спрятал правую руку за спину Санек. Юра посмотрел на кислые и разочарованные рожи пригорюнившихся приятелей: – Да ладно, мужики, пошутил я. Чего приуныли? Произошла-таки эта история со мной. Было! На самом деле. Так все и было. Не расстраивайтесь вы так. Чего расстроились? Вы угадали! Я проиграл. Дава, Вовка. Твоя очередь подоспела! – Наш командир после совещания в Генштабе вез с собой из Москвы в Экваториальную Гвинею трех новых ребят: подполковника, капитана и лейтенанта. Никто из четырех никакого иностранного языка не знал. Так вот, гадом буду, но говорят, ха-ха, дело было так…. В аэропорту «Шереметьево» полковник приказал подполковнику обеспечить доставку группы и ее багажа в страну назначения. Подполковник (не будет же он таскать чемоданы полковника) отдал распоряжение капитану исполнить приказ старшего группы. Находчивый капитан, недолго думая, перепоручил приказ подполковника молоденькому лейтенанту, командированному заграницу из окопов какого–то укрепрайона где–то там под Благовещенском… Полковник сказал подполковнику: – Распорядитесь на счет вещей. И оформления билетов. Вот мой билет и паспорт. Я буду в буфете. Подполковник рукой дает указание капитану: – Капитан. Эти вещи организуйте отправку багажом. А вот эти сумки мы возьмем с собой в кабину. И займитесь, пожалуйста, билетами. Там, в регистрации…. А я пока в туалет. Будут вопросы, говорите. Капитан смотрит задумчиво на лейтенанта и отдает ему стопку документов: – Значит, так. Вот документы. А вот вещи. Документы оформить, а вещи сдать в багаж. На исполнение 15 минут. Засекаю время. Тащи сначала чемоданы, затем сумки. Я жду здесь. Одна нога здесь, другая там. Живо! Капитан отдает документы лейтенанту. Тот их рассовывает по боковым карманам. Капитан двигает ногой сумки. Лейтенант подхватывает два чемодана и несется в здание аэропорта. Капитан остается с ручным багажом и закуривает. Расхаживает важно около вещей и пускает дым в небо. В итоге, вся группа была посажена лейтенантом, а ее багаж загружен лейтенантом на камерунский самолет, летящий не в Санта-Исабель, а в Конго к мобутовцам. Когда из окна самолета полковник не увидел знакомого ему здания гвинейского аэропорта, он этому весьма удивился. А когда вместо ожидаемой испанской, наши люди услышали в таможне французскую речь, они очень скоро поняли, что здесь что-то не то и что трудами и усилиями лейтенанта залетели они прямо вместе секретными материалами из Генштаба при полковнике к кровавому диктатору людоеду и Бармалею Мобуту, который не раз публично обещал всех русских отдавать на съедение своим каннибалам, одним из которых являлся, возможно, он сам. На душе у наших офицеров стало нехорошо и как-то неспокойно. И действительно, советских офицеров спасло только чудо. Дело в том, что конголезский таможенник никогда ничего слыхивал об СССР, о великом Советском Союзе, дипломатических отношений с которым у них не было, и никаких установок он на этот счет не имел. Запись о гражданстве прибывших в синих служебных загранпаспортах на французском языке ничего таможеннику не говорила. И он пошел проконсультироваться, что делать с непонятно откуда взявшимися иностранцами, что означает странная аббревиатура на французском “URSS”, и что это за диковинная такая страна, название которой состоит не из одного слова, как у всех обычно принято, а сразу из четырех: «Союз Советский Социалистических Республик», оставив наших офицеров, к их счастью, с паспортами. Когда негр изволил, наконец, вернуться, он наших людей на месте уже не застал. Они в это время, обливаясь потом, спешно отбывали нигерийским самолетом обратно в Камерун. Естественно, без багажа. Багаж советников был доставлен им в аэропорт камерунского города Дуала первым же рейсом из Конго на следующий день. В целости и сохранности. О том, что конголезский таможенник прозевал, проворонил, упустил «Орден Восходящего Солнца», которым бы он был непременно награжден за задержание особо опасных государственных преступников, он так никогда и не узнал. По прибытии в Экваториальную Гвинею полковник вызвал в Посольство, в штаб советских военных советников и специалистов, подполковника и весьма даже громко отчитал того за невыполнение своего боевого приказа. А попросту наорал на него по всем правилам военного искусства командира танковой дивизии, умевшего заглушать своим ревом рев танков. И пообещал разжаловать подполковника в солдаты. Причем в рядовые. Подполковник нашел капитана–артиллериста и откровенно так, трехлинейно и нелицеприятно отматерил его за то, что по его, капитана, вине они чуть было не попали со всеми своими служебными и дюже секретными документами в плен, в лапы ужасного Мобуты. Капитан отыскал на базе «холостяков» лейтенанта из какого-то укрепрайона где-то под самим Благовещенском и, недолго думая, пользуясь своим значительным преимуществом в росте, силе, весе и воинском звании, просто и откровенно набил тому мор…, вернее, физиономию. Или лицо. После этого дня для снятия великого нервного стресса и напряжения и во свое счастливое спасение полковник осушил дома половину купленной по дороге в магазине «Дьюти Фри» литровой бутылки голландского можжевелового джина. Правда, с тоником. Подполковник достал бутылку армянского коньяка, привезенного с собой из Москвы, и с его помощью снял полученное им, начальником штаба группы советников, от полковника не какое-то там унижение или оскорбление, а просто полное уничтожение. Капитан пошел в «Голубой» бар и выпил там с горя и с радости безо всякой закуски бутылку дешевого испанского коньяка «Легендарио». А лейтенант из укрепрайона, который чуть было не сдал со всеми потрохами группу советских военных советников и специалистов врагам Отечества, зашел в бар «Розовый» и выпил там четыре двойные порции еще более дешевого испанского коньяка «Три дуба» и худенький и слабенький, сразу одубел и, обивая углы домов местных африканцев, еле-еле доковылял до своей базы «холостяков». О том, как нашим славным советниками специалистам, не знавшим ни слова ни по–английски, ни по-французски, удалось скрыться от конголезской таможни и уйти от конголезского правосудия, сесть на нигерийский самолет и вернуться живыми обратно в Камерун, история скромно умалчивает. Так как заговорить с этой четверкой на эту зудящую тему–не приведи Господь. Но так или иначе, посрамленные мобутовцы остались с носом. И ихним хваленым каннибалам так и не довелось попробовать на зубок мяса советского военного. – Это не правда, – однозначно высказались приятели, – Не могли наши люди туда залететь. – Да, не правда. Не удалось вас провести, – согласился с ними Володя. –Значит, ты нас не сумел обмануть. Как же ты, Вовуля, такой честный, столько лет на переднем фронте с нашими идеологическими противниками воюешь? Ты ж обмануть никого не можешь. Как тебе МИД-то доверили? – Как ты там, за рубежом, наш дикий строй капиталистический пропагандируешь? Леня: – Ну, не идеологических, так территориальных, геополитических. Володя раздраженно: – Какой, ты, однако, у нас умный, Ленчик, тебя бы на мое место в МИД. Ты, что мне завидуешь? У нас идеологии правильной нет, а поэтому пропагандировать наш беспредел…Мы стали, как и все другие страны, за редким исключение страной эксплуататоров и эксплуатируемых, мафиозной страной, где правят торгаши и финансовый капитал. А люди, – Володя с досадой махнул рукой. Леня: – Дожили! Я, Вовка, от природы независтливый и не обидчивый.. Я всю жизнь живу по принципу: Мое от меня не уйдет, а что уйдет – то не мое. Володя: – Мы это уже слышали. Вот я и говорю, что ты у нас очень умный. И тебе на улице просто не место. Родине ты нужен в другом месте. Надо тебя куда-нибудь повыше пристроить… А пока, давай, рассказывай, Саня, рассказывай нам свою байку. Саша входит в образ и эмоционально в ролях рассказывает свою историю: – Представьте себе: в операционной на столе лежит мужчина, накрытый простынёй. Рядом стоят анестезиолог, пожилой мужчина пенсионного возраста, немного косящий глазом, и очень молодая сексуальной внешности операционная сестра, кокетливая, привлекательная девушка. Анестезиолог и медсестра в полной растерянности. – Зачем нам его сюда привезли? – удивлённо спросил анестезиолог. – Не знаю. Ума не приложу, – пожав плечами, отвечает медсестра. – Было бы что прикладывать, – бормочет себе под нос анестезиолог. В операционную вбегает молодой человек лет двадцати пяти. Все трое – в зелёных операционных комбинезонах, в шапочках, бахилах. У всех на лицах маски. Медсестра удивлённо и игриво смотрит на вошедшего: – А вы зачем здесь? Вы же невропатолог. – А вам что, хирург не нужен? У нас в больнице другой хирург разве есть? Нашего хирурга «уплотнили» с другой больницей. Вот он и бегает. День здесь, день там. Сегодня он у нас не оперирует, понятно? То-то же. Быстро, быстро за работу! Что с ним? – Огнестрельная ранка в животик, – елейно произносит, жеманясь, медсестра. – Из охотничьего ружья. По ошибке или по пьянке охотник выстрелил в своего приятеля. Засадил ему заряд дроби. – Сейчас посмотрим. Так, наркоз, вижу, уже дали. Отлично. Молодцы! Да он и так, впрочем, без сознания. Сестра, скальпель! Внимание, приступаем! Салфетку! Марлю!.. Ой, сколько же крови! Я весь испачкался! Сестра вытрите мне кровь на очках! Живо! А то я не там резать начал. Зажим! Не мне, а себе! Ладно, и мне один дайте. Да зашивайте уж там, где я случайно разрезал. Вот здесь. Внизу! Так, как там приборы? Что показывают? – Все приборы что-то показывают! – Отлично! Хирург режет живот пациенту. Сестра зашивает разрез, где аппендицит. Анестезиолог следит за приборами: – Наркоза может не хватить. – Это почему? – хмуро взглянул хирург на анестезиолога. Анестезиолог широко разводит руками и хмурится, что-то припоминая: – Забыл долить сюда этого… как это называется… – Как?! – рычит хирург. – Не помню. Знал, но забыл. С кем не бывает! У меня же болезнь Альцгеймера. – Так мне и вас ещё оперировать надо? Увольте, бога ради! Только не сегодня! – Может, димедрол? – робко предлагает медсестра. – Вполне возможно, – соглашается анестезиолог, – только его ещё найти надо. – Чего стоите? Бегите! Принесите ещё этого, как вы там его назвали… – командует самопровозглашённый хирург. – Я не называл, – возразил анестезиолог, – это всё медсестра. – А я здесь при чём? Я не анестезиолог. – Как при чём? – возмутился хирург. – Вы, медсестра, не знаете, что необходимо, чтобы ввести в состояние наркоза? – А откуда мне знать-то? Мне самой наркоз никогда не делали. Вот спиртом, водкой поили. Было дело, чего скрывать. По молодости чего не бывает! – Хватит вам базарить своим длинным язычком. Это всё-таки операционная, – сердится хирург, – и у нас операция, а не телешоу! Это вам не шутки! Занимайтесь делом. Итак, что мы видим? Мы с вами видим, что кишечник этого субъекта просто нашпигован мелким свинцом. Как мне определить, где кишки зашивать? Сестра, у нас в больнице рентген есть? – Уже нет. Отдали рентген в ЦКБ. Там, говорят, он нужнее. – А как я, вы полагаете, определю, в каком месте у пациента дырки? Я же молодой специалист. Без операционной практики. Что вы на меня так смотрите? Ладно, ставьте, сестра, в общем, рядом с оперируемым табуретку, а на неё – таз с кипячёной водой. И слегка добавьте марганцовки. Для дезинфекции. – Кипячёной нет. В операционную входит вразвалочку анестезиолог. У него в руках ёмкость с жидкостью. – Ладно, насыпьте марганцовки в обычную воду. Из-под крана… А вот и наш родной анестезиолог объявился, – хирург смотрит на наручные часы, – надо же, и часа не прошло. Почему мне часы перед операцией никто не снял? Это ж инфекции и бациллы! Сестра, налейте мне на часы спирт! Анестезиолог, твою мать! Извини, не твою! Принесли мне то, не знаете что? Сестра набирает в таз воду из-под крана. Насыпает в него марганцовку. – Принёс. Правда, что принес, как не знал, так и не знаю, – анестезиолог показывает что-то хирургу. – Поставьте склянку с неизвестно чем вон туда, – Он указывает скальпелем на стеклянный стол, – Это на самый крайний случай. Если вам нечем здесь заняться, то помогайте пока медсестре. Или мне кофейку принесите. Ладно, кофе потом попью. В крайнем случае пациента спиртом накачаем. Видели фильм «Война и мир»? Там ногу солдату отрезали. А перед операцией дали ему спирта. Чем мы хуже? Мы такие же профессионалы. И со спиртом отрежем больному ногу. Сестра, спирт у нас есть? – Есть. Но у оперируемого нога вроде в порядке. Её лучше пока не резать. Брюшная полость…. А там, как вы решите. – У кого брюшная полость? Это ещё что за новости? Это ещё, кроме желудка? Ну, попали! Так, кстати, о спирте. Его много? – Много. Вам хватит. – Не фальсификат? Не палёный? – А кто ж его знает? Я немного хлебнула… перед операцией. Для храбрости. – Для храбрости-это правильно. Дайте-ка тогда и мне попробовать. Раз вы ещё живы. Сестра наливает спирт в ложечку и, отодвинув маску, даёт хирургу попробовать. – Мало. Не понял. Вон в неё, – хирург показывает глазамина мензурку. Сестра наливает спирт в двухсот граммовую мензурку. – Лейте мне медленно в рот. Сестра льёт спирт в рот хирургу. Хирурга передёргивает: – Нормальный! Годится. О, хорошо! Веселей оперировать! Если наркоз кончится, вставьте в зубы клиенту деревянную палку, чтобы не орал. – Так где ж её взять, палку-то? – Тогда вот тот круглый инструмент. Из нержавейки. Такой он не сгрызёт! Хирург выкладывает в таз все кишки пациента. А их о-го-го сколько, целых семь метров! Начинает их промывать и зрительно, на ощупь, искать отверстия в стенках кишок. Руки, комбинезоны – всё в слизи, в крови. Пейзаж натуральный. – Не получается на ощупь, – вздыхает хирург, – ничего не получается. Никак дырки не нащупаю…. А, придумал! Я сделаю вот как. Надо прокачать кишки насосом. Да-да, сестра, обычным велосипедным насосом. – А откуда здесь насос-то? – широко открыла глаза медсестра. – У нас такого реквизита нет. Не выписывали мы насоса. Зачем он нам без велосипеда? – Безобразие. Как вы тут работаете без насоса? Тогда вот что! Сбегайте во двор. Там велосипед стоит. Прикованный цепью к забору. Я там насос видел. Тащите быстро! И трубку, трубку не забудьте! – Артур Романович! Ну что Вы право все время о делах и о делах. А я между прочим в вас влюбленная и смотрите, какая открыта и доступная. Медсестра хочет расстегнуть халат, но хирург ее останавливает: – А кто против? Но операционная не самое место для занятий любовью, да и момент вы выбрали, согласитесь Оленька, не самый удачный. Трубку тащите быстрее! Трубку я сказал! – Хорошо, любимый подожду немного, когда ты будешь в духе. Медсестра убегает. – А как там у вас с наркозом? – спрашивает хирург анестезиолога. – Заканчивается. – А от кого здесь так алкоголем разит? – От вас и разит, – робко сказал анестезиолог. – А-а-а… А то я было подумал, что кто-то в операционной напился. Сестра вбегает с насосом. – Прокалите его на огне! – распорядился хирург. – А потом положите насос в таз со спиртом! Медсестра прокаливает насос на спиртовой горелке. Обжигает себе руки. Анестезиолог стоит, скрестив руки и закрыв глаза. – Хватит спать, – хирург теребит локтем анестезиолога, – лучше вон перевяжите руку сестре. Чего стоите и мечтаете, как Лермонтов у причала? – А вот оскорблять меня в служебном положении не надо! Лермонтов не у причала стоял. Вы думаете, я все забыл на свете и ничегошеньки не помню? Дудки! Помню! Он дупле дуба в усадьбе своей бабушки сидел. Это Пушкин на утесе стоял. – Извиняюсь. Не подумал. Спасайте медсестре руку, а то нам скоро обниматься надо будет. И резиновую перчатку ей наденьте. Да не на ногу, бог ты мой, а на руку. Да, да на обожженную руку! Бестолковый! Анестезиолог наскоро перебинтовывает медсестре руку бормоча себе под нос: – Сам бестолковый! Обниматься ему, ишь, рука помешает. Мне в свое в время руки не мешали, а ему, вишь, мешает. Сестра тем временем после ее лечения анестезиологом наливает в таз спирт из бутыли. Опускает в таз со спиртом насос. – Я вот здесь кишку обрезал. Сестра, видите? Когда все дырки заделаем, потом кишку, два её конца, сошьёте вместе. Понятно? Хирург вставляет резиновую трубку насоса в конец кишечника. Медсестра качает насосом, а хирург перебирает кишки под водой. Ищет дырки. – Старина, будь добр, почеши мне за правым ухом. Анестезиолог подходит к хирургу и чешет ему за ухом. – Может, хватит? – Ещё разочек. Ладно, всё. Как там наркоз? – Не знаю. Я вам за ухом чесал. Сейчас гляну. Нормально. Почти на нуле. – Сестра, видите дырки, откуда идут пузырьки воздуха? Штопайте. – Чем штопать-то? – Да вон длинная капроновая нитка лежит на полу. Да не этой иглой! Боже мой, куда я попал? Кривой иглой, вон той, гнутой! Так! Все кишки прокачаем и по очереди все дырки штопаем. Да потихоньку, чёрт вас подери, качайте! Потихоньку, а то кишки лопнут. Это вам не велосипедная шина, думать надо! Видите, там струйка пузырьков? И там струйка. А сейчас… Ух, ну и дырища! Где нитки?! Держатель где?! Дайте я сам заштопаю. Иглу с ниткой! Подкачайте немного. Та-ак! Хорошо! Отложите в сторону насос! Штопайте теперь сами! Все дырки заштопали? – Не знаю. Не видно в этой красной мути ни хрена. – Только попрошу здесь без мата! Ладно, на сегодня хватит! Если что, потом доделаем. Завтра. Сшивайте, сестра, концы кишок. Сшили? Отличненько! Хирург укладывает кишки обратно в живот. Нежно их расправляет: – Вот так, поровнее. Чтоб красиво было! Ладно уж, живот сам зашью. Вам такое доверить… Что загрустили? Думаете, он не выживет? Ещё как выживет! Верите? – Конечно, верим! Вы замечательный природный хирург. От Бога... – Вот и очнулся наш охотник. Видите, улыбается? Уже и встать пытается. А если бы наркоза ещё дали, лежал бы полдня как бревно. Правда, больной? – Он не улыбается. И встать не пытается. Вам это показалось. Это Вам весело! А ему еще нет! Ему не до веселья! Лежит, как полено. Не видите? А Вы приглядитесь! Пить надо меньше на операции, – осмелел анестезиолог. – Не улыбается, говорите? А вы-то чего, как Буратино, рот растянули до ушей? Вы считаете, я пил? Да вы не знаете, как я пью по-настоящему. Ладно, пусть полежит ещё. Отдохнёт немного от нас. А мы от него. Шутка. Хирург обнимает за плечи медсестру и жмёт руку анестезиологу. Сестра прижимается к хирургу: – Вы замечательный природный хирург! От Бога! Я Вас хочу! – Оленька, только не здесь и не сейчас. Потерпите. – Потерплю. – Благодарю за службу Отечеству! Вы меня спросите, как я операцию так великолепно провёл? Кто мне разрешил? А что прикажете делать? Хирурга-то в нашей больнице по программе оптимизации «слили» с другой больницей. И что, мне умирающего не оперировать? Бросить? Пусть погибает? Так, да? А клятва Гиппократа на что?! Как увидел, что его везут, всех своих психов бросил к чертям собачьим и скорее к вам на помощь. А то, кто ж его, бедолагу, оперировал бы? Вы, уважаемый? Хирург смотрит пристально на анестезиолога. Тот прячет глаза. Потом говорит победоносно повисшей на его шее восторженной медсестре: – В том-то и дело! То-то же! А то б наверняка упустили мужика! Володя: – Ничего себе! Конечно, это сказка. – Признаю. Это выдумка медиков. – Я просто балдею, - медленно выговорит Ленчик. – Ты не просто доктор, Саня, ты артист высшей категории. Тебе бы в Большой театр. Там такие истории рассказывать с Высокой сцены. Мо-лодец! Слов нет! Браво! – Подведем итоги. Кто лучше здесь. Наврал. В общем никто не выиграл, потому что никто нас провести не смог Мы никому не поверили! Ничья. – Мне очень стыдно, ребята, – смущенно говорит, покраснев, Юрка, но я Вас все же обманул. Я признался, что у меня был роман с этой дамочкой из поезда. А на самом деле его не было. Мне рассказали эту историю. Так что я Вас провел. Я победитель! – Вот не красиво ты себя ведешь, Юрка! То ты врешь, то признаешься, что нет, а потом опять заявляешь, что соврал. Так не честно. Мы тебя снимаем с соревнования. Правда, друзья? Вы согласны? – Согласны! Согласны! Снимаем его! – Итак, в этом виде соревнования «Кто лучше врет» победителей у нас нет! Поэтому победила дружба! Наш день, друзья, прошел плодотворно. На велосипедах катались и купались. Это раз. Плавали, загорали – это два. Ни пили, ни курили, шутили, смеялись – это три. О политике почти не говорили – это четыре. Не матерились… Юра: – Матерились… Но меньше, чем вчера. Володя: – Это плюс! Тогда согласны, что для второго дня это вполне достаточно? Приятели хором: – Уполне. Володя: –Тогда всем спасибо. Велосипедам спасибо. Чаю спасибо. А Александру, Саньку, верному защитнику людей, особое спасибо. Всем спокойной ночи и хороших снов. До завтра. Приятели жмут друг другу руки и начинают расходиться. Володя тушит костер и уносит самовар в дачу. Ярко светит солнце. На кустах сирени паутинка: дождя не будет. Леня, Саша в костюме и с кейсом и Юра стучат в дверь дачи Володи. Володя выходит к ним в трусах, босяком. В одной руке Володя держит тарелку с яичницей, в другой – вилку. Он жмурится от лучей солнца. Володя приятелям: – Привет! Леня Володе: – Здорово. Как спалось после вчерашних развлечений? Володя Лене: – О–отлично. Какие новости? Леня Володе: – Какие новости… У нас сосед соседа бил вчера велосипедом… Юра подхватывает шутку: – Велосипедом – ерунда, мотоциклом – это да! Приятели смеются. Володя бросает Саше ключи от сарая. – Лови. Вот ключи. Выводите транспорт. Я сейчас мигом буду готов. Саша снимает с шеи полевой бинокль, ставит его на крыльцо. Втроем они идут к сараю за велосипедами. Юра приятелям: – Значит, как договаривались. Едем на речку Сходню. Приятели едут на велосипедах по лесу. Выезжают на проселочную дорогу, ведущую через поле. Леня и Юра на «Орленках» устраивают гонки, потом играют в «салочки», тараня друг друга велосипедами. На шее у Саши болтается бинокль в футляре. Приятели съезжают на велосипедах с горки и оказываются посреди гордо разгуливающих у речки обнаженных мужчин и женщин- нудистов. Трое голых мужчин играют в волейбол. Четыре голые женщины полощутся в реке. Несколько человек нагишом загорают. Это нудистский пляж. Приятели в окружении нудистов теряются, тушуются, робко стоят, не зная, что делать. К ним подходит толстая нудистка. Жир свисает с нее местами как тесто из кадки. Она садится рядом с приятелями и говорит приятелям сердито: – Ну, чего воззрились? Хотите присутствовать на нудистском пляже – раздевайтесь. Если нет, то уматывайте. Юра, заигрывая, говорит нудистке: – Мы тоже нудисты, любители неприкрытости, так сказать. Мы из Серебряного бора, здесь проездом. Мы первого класса нудисты, можно сказать, высшей пробы, нудисты. Сейчас оголимся. А как водичка? – Я тут, между прочим, как женщина лежу, а не как термометр. Вот вода. Сами ее щупайте и узнаете. И не заслоняйте мне наше светило. Вы своим видом всю природу нам портите. Раздевайтесь, господа хорошие. Юра шепчет приятелям: – Я раздеваться догола не буду. Юра нудистке: – Мы тут ненадолго. На экскурсии. Можно мы в плавках походим? – Нé чего! Нé чего! Чего стесняетесь? Думаете, кто вашими природными отростками заинтересуется? Не надейтесь. Чего ты на меня так вылупился? Или такой природной красоты никогда не видел? Бесстыдник! Раздевайтесь-ка лучше. Приобщайтесь к прекрасному. Короче, раздевайтесь, миленочки, либо уходите. У нас дисциплина строгая. А то я сама тебя раздену. Нудистка встает и подступает к Лене: – А ну снимай трусы! Леня, шарахаясь: – Я не буду. Юра, хватаясь обеими руками за шорты: – И я не буду. Пошли, ребята. Ну их, голых, к черту. Саша: – И я ни за что. Я перед женой-то своей не раздеваюсь при свете. Пусти меня, бесстыдница. Нудистка хочет стянуть штаны с Саши, а Саша упирается, не дается: – Пусти меня. Это светское общество не для нас. Володя показывает рукой вдаль: – Вон там на пригорке расположимся и позагораем. Саша нудистке, заводя моторчик: – Счастливо, мадам, оставаться. Кстати, мадам. У Вас, наверное, зубы хорошие. Знаете почему? Плохими зубами такую попу не наешь. Приятели смеются, а нудистка свирепеет: – Ах, ты хам трамвайный. Сейчас я тебя достану. Она хватает полотенце и гонится с ним за Сашей. Приятели бегом несутся в гору со своими велосипедами. Потрясая своими телесами, нудистка устремляется за ними, но накалывает себе ногу и, прыгая на одной ноге, отстает. Смотрит, куда она укололась, стоя на одной ноге. Мужики перестают играть в волейбол и наблюдают за тем, что происходит. Уставшие приятели опускаются на траву за пригорком. Ленчик, отдуваясь: – Ой, ты девушка простая! Ой, ты любушка–краса. Отдышавшись, приятели ложатся рядком. Саша: – Давай, что ли в бинокль посмотрим. На черта я его сюда тащил. Шею чуть ремешком не перетер. Саша смотрит в бинокль. Володя Саше: – Что видишь? Саша: – Да все те же жопы, да отвисшие груди с животами. Леня: – Этого удовольствия мы уже насмотрелись. А ничего другого интересненького не видно? Саша: – А чего там может быть интересного, в натуре? Чего там подсматривать-то? Они ж все напрочь голые совсем. Как степь! Чего у голого–то нового увидишь? И вдруг Саша видит в бинокль, как из травы, у речки, поднимаются две обнаженные женщины и мужчина. Все их тела расписаны красками. Боди–арт, так сказать. Они стоят лицом, во весь рост, к пригорку. Саша Володе: – Ты посмотри, каков боди-арт! Володя смотрит и передает бинокль Лене: – Это отпад! Леня смотрит и передает бинокль Юре: – Это отвал! Юра: –Это улет! Ну вот хоть сегодня что–то приличное увидели. И то хорошо. Леня: – А может нам не сегодняшними глазами на это дело взглянуть, а так сказать, нашими невинными глазами тех давних времен? Юра: – Как это? Леня: – Как в детстве смотрели. Володя: – Не получится. Саша: – Почему? Володя: – Атрофировалось, наверное, уже в нас что-то. Нет уж такого жгучего интереса. По–моему, пиво пить лучше. Леня: – А раз нет интереса голых рассматривать, тогда поехали домой. Сегодня у нас после обеда будут танцы. А завтра утром идем за грибами. Поехали. Приятели собирают свои манатки и трогаются к дому. Юра с Леней сидят на плетеном диване. Володя ловит муху на стекле. Саша открывает старый проигрыватель и ставит пластинку. Звучит песня «Тишина». Приятели в задумчивости ее слушают. Володя прижал кулак с мухой к уху и слушает, как она там шебаршится. Потом он выпускает муху и говорит приятелям.
|
|||
|