Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Промывание



 

Новая власть нуждается в не советских, а новых взглядах. Эту нужду удовлетворял Запад и взращенная им творческая интеллигенция. Эти советники прямо и косвенно говорят, что все беды России от идеологии. Из-за нее, проклятой, люди убивают друг друга и ведут гражданские войны. И в подтверждение этого мнения указывают на негативные фрагменты дореволюционной России, когда она имела мистическую христианскую идеологию и была как во сне — шла из ниоткуда в никуда. Сознание, связанное религиозными догмами, порождало бессмысленное историческое прозябание. Указывают на ужасы советской истории. И мягко подводят к тому, что не будет идеологии, не будет и всего этого зла.

Советники не говорят, что стремительный взлет России начался, когда ее феодально-христианский сон прервали большевики и дали ей четкую идеологию и вытекающую из нее цель. Не касаюсь качества цели (оно ужасное), я делаю упор только на ее наличие. Благодаря цели даже при запрете на частную инициативу, движущую силу прогресса, Россия стала второй экономикой мира. Вы представляете, чем она могла быть, если бы на ее ногах не висел этот марксистский запрет? Или представляете, чем была бы любая страна из первой десятки с запретом на частное предпринимательство? С гирей на ноге Россия бежала второй. А без гири какое бы место у нее было?

Все эти факты и вытекающие из них выводы советники власти обходят и извращают. Постсоветская интеллигенция, говоря словами профессора Преображенского из к/ф «Собачье сердце», заполняет эфир советами «космического масштаба и космической глупости». Квинтэссенцию мировоззренческого идиотизма выдает светило ельцинской эпохи академик Лихачев: «Никакой особой миссии у России нет и не было! Народ спасёт культура, не надо искать никакую национальную идею, это мираж. Культура — основа всех наших движений и успехов. Жизнь на национальной идее неизбежно приведет сначала к ограничениям, а потом возникает нетерпимость к другой расе, к другому народу, к другой религии. Нетерпимость же обязательно приведет к террору. Нельзя добиваться возвращения вновь какой-либо единой идеологии, потому что единая идеология рано или поздно приведет к фашизму». Эту мысль гонят по всем центральным каналам России.

Новоиспеченной неокрепшей власти со всех углов советуют: не думай про цель… Освободись от самой мысли иметь какой-то смысл. Живи без цели и смысла, по принципу «Просто жить». Вот как только начнешь так жить», твои дела сразу в гору пойдут. Если же опять смысл и цель начнешь себе искать, тогда все пропало — тоталитаризм будет.

По сути, вся постсоветская интеллигенция, не важно, с авторитетом или без, была в роли цветного мяса, возведенного в ранг властителей дум и пророков. Как положено мясу, оно проявляет много активности и мало понимает ситуацию.  Наша интеллигенция делает тоже самое, что ранее делала венгерская, потом чехословацкая, и в заключение польская. Она разжигала низовое «цветное мясо» и далее горение шло за счет его энергии.

Информационное давление на власть приводит к тому, что набравшаяся со стороны ума, она заявляет об отказе на веки вечные от идеологии и высшей цели. Будет идеология — будет тоталитаризм. Какое ужасное слово, словно кусок лохматой колючей проволоки, обмотавший/закрутивший миллионы живых невинных людей. А если не будет идеологии, — важно рассуждает власть, — не будет страшного тоталитаризма, не будет ужаса.

России не на что ориентироваться. Она в полной прострации, голова кружится на 3600. Но так как совсем без ориентира невозможно, нужно хоть на что-то ориентироваться, постсоветские правители озадачиваются вопросом дать народу какую-нибудь простую и всем понятную цель. Думали они думали, пока им снова не подсказали со стороны — сделайте главной целью деньги. Так рождается лозунг ельцинской эпохи: «Обогащайтесь! ». Не важно как, не важно чем. Важен только размер. Чем больше у вас будет денег, тем лучше.

Прослеживается историческая параллель с ленинской мыслью, что нравственно все, что способствует делу революции. Новые идеологи заявляют нравственным все, что способствует делу обогащению. Ты богат? Значит, ты прав! Деньги могут все. Даже может стать святым —дай на благотворительность перед камерами часть украденного, и ты святой. Как сказал один литератор, честных людей у нас не найдешь, а святые есть.  

Закономерно, что такая цель размазывает в бессмысленном времяпрепровождении социум, уподобляя его студню, в силу природы не способному стоять, только лежать. «Никому не поставить нас на колени! Мы лежали и будем лежать! » (М. Жванецкий).

С этого момента о глобальных целях во власти больше ни гу-гу… Да и некому на тот момент там было делать какое-либо «гу-гу». Они даже в Конституции написали, что нормы международного права (читай, нормы США) имеют приоритет перед законами России.

Насколько нереально, что США объявит русские ценности приоритетом над своими, настолько нереально, что России НЕ объявит приоритет американских ценностей над своими. Не объявлять чужие ценности ориентиром можно только если есть свои. А они могут взяться только из своего мировоззрения. Так как никакого мировоззрения у России нет, ей ничего не остается, как встраиваться в систему, построенную тем, у кого оно есть.

Власть не знает, чего же в итоге она хочет. Понятно, что она хотела сохранить себя, но это не цель, а следствие цели. Настрой всякой бесцельной власти передают слова Салтыкова-Щедрина: «Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать». При таком умонастроении писатель со знанием дела говорит, что «Если я усну и проснусь через сто лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют». Ну а что еще делать, если нет ни цели, ни смысла.  

В оправдание Кремля можно сказать тоже самое, что и в оправдание Сталина перед войной: нужно реагировать на текущую ситуацию, чтобы элементарно выжить. Ситуация как на фронте — глубокие моменты некогда осмысливать. Все это так, все верно. Как верно и то, что утрата идеи в стратегическом горизонте планирования смерти подобна.

Утрата идея суть тоже самое, что утрата воздушной подушки, на которой стояла в примере здание над пропастью. Если нет представление о мире, им не из чего выводить не только цель и смысл жизни, но и понятия добра и зла, нормы и табу. Нет возможности соотнести свою жизнь с целью. Все строят свою жизнь, исходя из бытовой видимости. Всё держится на традиции, на «так принято». Ориентирами стали желания, корни которых в инстинктах и шаблонах, сформированных в прошлом. Социум стремительнодеградирует.

Страна тонет в беспрецедентном море разрушительной информации. Появляются технологии, подключающие к уничтожению России патриотическую энергию честных простоватых парней, которым запускают троянского коня — лозунг «Россия для русских». На первый взгляд в лозунге все правильно, но дьявол кроется в деталях. Россия — многонациональная страна, населенная разными народами. Детализация лозунга означает, что Татарстан или Кавказ для русских. И так как для кавказцев и татар это неприемлемо, просчитывается реакция местных националистов: они поднимут лозунг «Кавказ для кавказцев», а «Татарстан для татар». Если Россия для русских — это означает, что она должна съежиться до Московии. Вместо единой России естественным образом должны появиться Дальний Восток, Урал, Татарстан, Кавказ и прочие «независимые» государства. И все это должно случиться за счет ресурсов России.

В новых условиях культурный обмен, начатый в хрущевскую оттепель, идет уже открыто широким шагом. Изо всех углов звучат песни в стиле «Воруй, воруй Россия/ А то ведь пропадешь! ». Теперь не косвенно, а в лоб внушают мысль о превосходстве Запада. Это делается так профессионально, что постсоветская масса подпадает под влияние.

Хомячок и крыса ничем не отличаются — оба грызуны. Но у хомячка имидж лучше. Аналогично и западная плесень ничем не отличается от русской. Но у западной плесени имидж лучше. За счет этого удается представить лучшим даже то, что объективно хуже.

Например, московское метро — это фантастика по сравнению с любой европейской подземкой. Потому что оно изначально задумывалось для реализации концепции «народ — господин». Стиль архитектуры московского метро — «подземные дворцы». На главных станциях, как в центральных залах дворца, обязательно планировались мрамор, мозаика, памятники, бронза, люстры. На второстепенных станциях, как в боковых комнатах дворца, простор и объем, в котором угадывается причастность ко дворцу.

Парижское или лондонское метро строились по концепции «скотовоз» — перевозить рабочих от дома до фабрики под землей, чтобы они своим видом не смущали почтенную публику. Мрамору, бронзе, мозаике, люстрам и простору в такой концепции места нет. Европейское метро напоминает хороший привокзальный туалет — в меру чистый, упор исключительно на функционал, никаких излишеств, никакой идеологии.

Любой европеец и американец, впервые попавший в московское метро, испытывает шок от увиденного. Он видит не станции метро, он видит комнаты подземного дворца. Можно представить, что испытывали жители вчерашней царской России, спускавшиеся по эскалатору с неказистой поверхности старой Москвы в подземные дворцы.

Теперь смотрите, как русские СМИ преподносят тот факт, что подземный скотовоз в Лондоне был открыт через два года после отмены в России крепостного права. Употребляя слово «метро», которое у жителей России ассоциируется со станцией «Площадь Революции» в Москве, СМИ не говорят, что лондонское метро — это прорытая канава, по дну которой уложили рельсы, по бокам кирпичи, а сверху балки и засыпано землей. Не говорят, что в Лондоне прорыли канаву, а не подземные дворцыпостроили.

Такое преподнесение фактов есть самой чистой воды манипуляция. Особенно сильно она звучит от русских журналистов. Если бы это говорили их западные коллеги, не было бы такого доверияк их словам. Человек мог бы заинтересоваться, что же это построили за метро в Лондоне в 1863 году. Но если говорят соотечественники, причем, с такими тональностями и придыханиями, что среднестатистический житель России подсознательно воспринимает информацию так, как того хотят те, кто тайно или явно использует этого восторженного журналиста. У россиян складывается впечатление, что в то время, когда у нас, у сиволапых, только рабство отменяли, в Лондоне уже строили метро — подземные дворцы. Побывал бы он в тех лондонских «подземных дворцах»…

Москва не уступает по красоте европейским столицам. Не уступает по мощи Риму или по уникальности Праге. Но так какбольшинство людей, никогда не выезжавшие дальше своего города, не бывавшие в Европе, составляют представление о Европе по избранным кадрам в хорошем ракурсе, отбираемым сначала перестроечным ТВ, потом постперестроечным, они уверены, что Москва, по сравнению с Берлином или Лондоном, — деревня. Люди не верят, когда им говоришь, что вообще-то все наоборот. Например, во всей России нет ни одного города, целые районы которого были бы отданы на откуп бандитам, наркоманам и иным отбросам общества. В западных центрах, в Нью-Йорке, Париже или Лондоне, есть гетто, куда даже полиция не ездит, а путеводители рекомендуют туристам носа туда не совать. Это самые настоящие джунгли, живущие по своим правилам.

Так как люди подсознательно оценивают страну и себя по образу власти, правителям Россиипо той же технологии формируют крайне отрицательный образ. Берут голые факты без упоминания ситуации, в которой они имели место быть, не сравнивая действия в схожей ситуации других правителей, и гонят эмоциональную волну.

Например, посмотрите, какой образ сформирован Ивану Грозному. Это же какой-то нелюдь, душегуби зверь, каких свет не видел. Разве что младенцев не ел на завтрак (а может и ел, кто его знает). Но чтобы составить объективное представление об Иване IV, нужно сравнить его с современниками. Например, с ГенрихомIX, королем Франции, по приказу которого в одну ночь, по разным подсчетам, было убито от 3 до 5 тысяч человек. Или с ГенрихомVIII, во время правления которого повесили более 70 тысяч крестьян за бродяжничество А бродяжничали они не по своей воле, а потому что их согнали с земли, отдала ее под пастбища, так как овцеводство оказалось прибыльнее земледелия, и крестьяне оказались просто лишними людьми. Современник тех событий, Томас Мор, писал по тому поводу, что «овцы съели людей». Король Испании Филипп II уничтожил только в своей колонии, в Нидерландах, около 100 тысяч подданных. Если перечисленные правители не определяются западными и русскими историками кровожадными зверями, значит, для того времени это была норма. Если Иван Грозный определяется кровожадным маньяком на фоне своих коллег, значит, число его жертв наверняка идет на миллионы или хотя бы сотни тысяч. Лезу смотреть и вижу, что Иван Грозный, по самым максимальным подсчетам, казнил от 3 до 5 тысяч, причем, без тех нечеловеческих пыток, какие практиковала Европа, а гуманно, если такой термин применим вообще к казни. Испытав шок, начинаю еще глубже изучать детали, и нахожу, что Иван оченьраскаивался за деяния, которые обязан был делать по своему положению, называл себя душегубцем и долгие часы молился за всех поименно. После такой информации чувствуешь себя дураком, у которого голова как открытое ведро, в которое СМИ могут лить что хотят, не заботясь об исторической достоверности.

Шок хорош только тем, что с других позиций начинаешь смотреть на правителей России, позиционированных Западом зверьми. Сталина иначе оцениваешь, когда ставишь себя на его место в той ситуации, а не просто смотришь на голыефакты, вырванные из контекста. На четыре срока Путина смотришьиначе, когда видишь, что СМИ оценивают их как признак диктатуры, но не усматривают диктатуры в четырех сроках германской правительницы Меркель. Такая избирательность правдорубов помогает открыть глаза. Но единицам. Масса по своей природе всегда в погружена в мировоззренческий сон. На глазах у ней всегда непроницаемая бытовая повязка, и потому она не может ничего увидеть.

Когда на массу постоянно льют информацию, что все русское плохое, поневоле и ты начинаешь видеть то, что говорят. Если бы французские СМИ лили на французскую массу информацию, что все французское плохое, рядовые французы чувствовали бы себя неполноценными, не умеющими ничего, кроме как трусы с лифчиками шить. Но Франция льет на своих граждан информацию, формирующую самоуважение, а Россия — наоборот.

Мало того, что Россия в хлам проигрывает информационную войну, так и оплачиваю ее жители России. Это беспрецедентно. Чтобы увидеть всю чудовищность этого факта, представьте, на головы населения бросают бомбы, а население потом оплачивает стоимость этих бомб. Невероятно, но информационные бомбардировки оплачивали те, кого бомбили.

Чаадаев в «Философских письмах» пишет о царском времени, что русская жизнь слагается из мертвого застоя мысли и тупой неподвижности бытия. Что все на заимствованиях и подражаниях, и вместо уверенности в себе мы ищем опору в химерах — религиозных призраках. «Мы растем, но не созреваем; движемся вперед, но по кривой линии, то есть по такой, которая не ведет к цели. Мы подобны тем детям, которых не приучили мыслить самостоятельно; в период зрелости у них не оказывается ничего своего; все их знание — в их внешнем быте, вся их душа — вне их. Именно таковы мы».

С утратой цели сегодня все это повторяется. Что бы нам ни говорили ура-патриоты, но если людям с утра до вечера удачно внушают, что они идиоты и дебилы, они и ведут себя соответственно, по принципу «если тебе идиот имя, имя крепи делами своими».

Эта установка поддерживается фактами. Где русские компьютеры, телевизоры, телефоны, самолеты? Где русские фильмы, дизайн, одежда? Почему наши люди так часто ведут себя недостойно за границей? Мы что, не способны к творчеству и цивилизованной модели поведения? Способны. Но нам через разные шоу внушают, что не способны.

Делая вывод о своей неполноценности на основании фактов, мы путаем причину со следствием. Причина — мы проигрываем информационную войну еще с эпохи Наполеона и даже раньше. Следствие— у России нет конкурентной продукции, культурный уровень оставляет желать лучшего, но его заявляют чуть ли не проявлением удали молодецкой.

Поражение лучше всего видно не на руинах городов, руины еще не означают поражения. Оно видно на культурных явлениях. Например, что такое мода? Это выражение сексуальности, вплетенное в функционал и культуру. Чью же сексуальность выражает мировая мода, если у всех разное представление на этот счет? Люди всегда ориентируются на силу. Мировой тренд моде задает представление сильного о сексуальности.

Власть может сколько угодно говорить о своей силе. Но не нужно слов. Самые точные индикаторы — подсознательные. Слабые всегда подражает сильному. В первую очередь это выражается в стремлении быть похожим на сильного, одеваться как сильный. На это стремление мода опиралась во все века. Это было тысячи лет назад во время Македонского и Кира. Во времена Гитлера и Наполеона. Это остается и сейчас. Мода сразу меняется, как только прежний сильный сходит со сцены, и его место занимает другой.

Если хотите увидеть, на на чье представление о сексуальности ориентируется мир, посмотрите во что одет истеблишмент Китая или Северной Кореи, России или Африки. Все они одеты в одежду сильного — в европейский костюм. Если бы Россия или Китай были сильными, было бы иное мироощущение, и мировая мода имела бы другой дизайн.

Психологический эксперимент: двум одинаковым группам людей дали сложную задачу. Одной группе сказали, что задача сложная, но соответствует вашему развитию, и вы с ней справитесь, хотя потрудиться придется. Другой группе сказали, что эта задача выше вашего уровня развития, и вы вряд ли с ней справитесь. Эксперимент проводили много раз, но результат всегда был одинаковый — в первой группе больше половины решали задачу. Во второй группе задачу или никто не решал, или ее решали единицы.

Люди, длительное время жившие в Израиле, рассказывают про бросающуюся в глаза особенность — как мамы воспитывают детей. Еврейская мама внушает ребенку, что он избранный, что у него не может получиться плохо, потому что ему сам Бог лично помогает. Укрепленный такой информацией ребенок демонстрирует высокие результаты.

Что говорит своему ребенку среднестатистическая русская мама? Особенно когда у ребенка чего-то не получается? Чаще всего орет, что ребенок идиот и дебил, и у него в жизни ничего не получится. Ребенок растет с такой установкой, и результат налицо.

Мы слишком глубоко застряли в христианстве с его выдуманными ценностями. Нам навязано мышление, деструктивное в своей основе. Тысячу лет нам внушали, что всех бед можно избежать, если по средам и пятницам не есть мяса (это постные дни — в среду Христа предали, в пятницу распяли). Отвергнув религию, мы по-прежнему истово верим, что стоит по средам и пятницам не есть скоромную пищу (в современной интерпретации это держаться традиций, рожденный ушедшими условиями), как все каким-то чудом наладится и будет хорошо. Мы пытаемся идти вперед, глядя назад. Неуклюже получается.   

Постперестроечная Россия была похожа на самолет, совершивший жесткую посадку. Его крылья сломаны, но пока в баках есть горючее, двигатели работают — в салоне тепло и светло— жить можно. Когда горючее кончится, жить в самолете будет нельзя. Взлететь тоже нельзя. Чтобы летать, нужны крылья — мировоззренческая идея. Если идеи нет, никто никуда и никогда не полетит. Когда выжгут топливо, жизнь в самолете закончится.

 

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.