Вместо эпилога 20 страница

Константин, прислушиваясь к дорожным и лесным звукам, быстро покрыл плечо до засады, свернул в густой березняк, где стояли на привязи лошади, присоединил свою к остальным, обошёл секреты, которые к этому времени сидели на своих местах. Он придирчиво пытался найти взглядом, а потом при помощи бинокля своих бойцов. Если бы не знал заранее точки, не увидел бы. Маскировка в кустарнике отличная. Пошёл устраиваться в своей засаде, где с нетерпением его поджидала Таня.

– Как ты тут? – улыбаясь, спросил, укладывая под берёзу гранаты, и маскируя ветками пулемёт.

– Нормально. Обзор прекрасный. Проводил колхозников?

– Проводил. Дружный наш народ, сердечный. Друг другу помогают. Поняли главное: захватчиков надо бить всюду не жалея живота своего.

Замолчали, вслушиваясь в лесные звуки. Они в эту пору скупые, в основном от ветра. Много играло серебра паутин в лучах солнца, заглядывающего меж деревьев, да прибывала цветная постель с берёз, ольхи, осин, тополя и листопадных кустарников, особенно на той стороне балки. Тане не верится, что в этой красоте и покое вот-вот ураганом пронесётся смерть. Она до боли в глазах всматривалась в ленту дороги, ожидая появления кровожадных чудовищ.

Прилетевший ожидаемый гул моторов не снял напряжение диверсантов, а усилил его: силы идут намного превосходящие. Константин взглянул на часы. Около десяти утра. И приник к окулярам бинокля. Первыми на макушке невысокого взлобка показались три мотоцикла. За ними с небольшим интервалом гудел легкий с открытым кузовом броневик, ощетинившись крупнокалиберным пулемётом. За бронированным кожухом стоял офицер, прощупывая открывшийся косогор и ленту дороги с помощью бинокля. Дорога там поворачивала на северо-запад, и его окуляры блеснули на солнце. Ничего опасного офицер не высмотрел, и колонна не сбавляя обороты, устремилась в низину. За броневиком пылили два крытых трехтонных грузовика с солдатами. Враг быстро приближался. Бой должен произойти на отрезке не более чем в пятьдесят метров. Секреты ждали сигнал к атаке – подрыв броневика.

Командир находился в центре засады между старой берёзой и молодой ольхой. Рядом у высокого соснового пня, затянутого лишайником и мхом устроилась Татьяна. У неё в руках рычаг адской машинки, рядом автомат, она, замерев, вела взглядом бронемашину, пропуская мотоциклы. Вот задние колеса наехали на обозначенную точку. Последовал резкий, надтреснутый взрыв. Командир не поскупился, заложили тол с гранатами с таким расчетом, чтобы взрыв перевернул броневик. Что и последовало. В уши ударила взрывная волна, сорвала с головы маскировочные ветки изукрашенные осенью. И тут же заговорили пулемёты засад, полетели гранаты.

Внезапная и мощная огневая атака ошеломила врага. Командир для верности метнул в броневик гранату, и, не дожидаясь взрыва, схватил свой верный «дегтярь» и ударил бронебойно-зажигательными по бензобаку первой машины оказавшейся от него немного выше наискосок в нескольких метрах. Он отчетливо видел этот бензобак, прошитый пулями, и в ту же секунду перенёс огонь на бензобак второй машины и слышал, как ухнул бензин, обдавая жаром и его, а тенты грузовиков вспороли пулемёты Степана и Крушины. Ниже сначала ахнули две гранаты, затем загавкали немецкие пулемёты в руках Ботагова и Никиты – добивают уцелевших от гранат мотоциклистов. На секунду взглянул туда, увидел опрокинутые коляски. От таких стрелков не уйдешь, не спасёшься, причём огонь почти в упор. Через паузу услышал, как пули нижнего секрета впились в грузовики. Пулемёты рвали с обеих сторон тенты машин, охваченных пламенем от взрывов бензобаков. Чадный дым захлестнул грузовики, заклубился над дорогой грязными султанами. И все же командир почувствовал неладное. Таня била из своего автомата по броневику, лежащему на правом боку и днищем в их сторону.

– Костя, там остались живые! – крикнула она.

Белухин молниеносно отреагировал: схватив трофейную с длинной ручкой гранату, он бросил её через машину. Она, ударившись о землю, несколько секунд лежала куклой, затем взорвалась, окутав броневик пылью и землей.

Пулемёты продолжали работать с обоих сторон около минуты.

– А-а, не нравится! Это вам не безоружную женщину истязать, не безоружных стариков стрелять! – раздался над боем мощный неистовый бас Никиты Ивановича, вставшего во весь рост, всаживая пулю за пулей в грузовик. Он кричал что есть мочи, и голос его долетел до лейтенанта, и того удивило, что он и его бойцы дрались молча с великим настырством и остервенением, а этот, можно сказать, в истерике изливал свою накопившуюся ненависть к врагам не только меткими пулями, но и голосом, всем своим существом. Такого не покорить! И хотя пулемёты соседей смолкли, он продолжал бить уже в мертвецов, не в силах остудить свой праведный гнев. И осекся, когда кончились патроны. Он повернулся к сержанту и виновато, извиняющимся тоном сказал:

– Прости, сержант, не сдержался.

Ботагов подошёл, похлопал по плечу Никиту Ивановича.

– Всё правильно, отец, патроны только надо беречь и себя. Пошли, осмотрим врагов: нет ли живых, соберём трофеи. Сухой паёк реквизируем. Что-то я чертовски проголодался, – на его разукрашенном йодом лице озорно горели молодые серые глаза.

– Отбой атаки, осмотреть место боя! – раздался зычный голос командира.

Бойцы вышли на дорогу с оружием навскидку. На месте осталась только Таня. Закрыв ладонями лицо, она некоторое время сидела зажмурившись, ещё раз переживая перипетии боя, вздрагивая от одиночных пистолетных выстрелов.

– Командир, – услышала она голос сержанта Ботагова, – водитель броневика жив, видимо, только контужен.

– Как офицер?

– Убит наповал.

– Вытаскивай, водилу из броневика, допросим. Товарищ Таня, иди сюда, окажи помощь.

Татьяна энергично поднялась, подхватила свою сумку, автомат и заторопилась на зов. Водитель, извлеченный из броневика, лежал на обочине дороги и судорожно хватал ртом воздух, из правого уха тянулась струйка крови, в светлых глазах с рыжими ресницами Таня не увидела страха. Напротив, между вздохами она уловила ледяной холод с затаенной злобой. Может потому, что он молод, получил хорошую муштру оголтелых нацистов и не знал глубину жизни.

– Что скажешь, товарищ Таня?

– Контузия средней тяжести, но он в сознании и смотрит на нас с ненавистью.

– Так, – присел на корточки лейтенант, и на немецком. – Как мы вас чесанули?

– Локальный мизерный успех, – с трудом выговаривая слова, по-змеиному зашипел его голос. – Не вы нас, а мы вас! Гудериан стоит под Москвой, вас ждёт полный разгром!

– У нас есть пословица: каждый кулик хвалит своё болото. Ты хвалишь свою армию, я свою. Это нормально. Мы вас били всегда. Разобьём и теперь.

– Руки коротки.

– Я сохраню тебе жизнь, чтобы ты увидел, как наши руки разнесут ваш батальон грабителей в поселке Рулиха. Правда, батальона там уже нет. Часть его вместе гауптманом – уже мертвецы.

– Случайность. Наш батальон будет продолжать пополнять пищевые запасы фюрера русским хлебом и мясом. У меня в сухом пайке шпик, он не из Германии, а сделан здесь рабами Рулихи. Салом забит огромный склад и ждёт отправки доблестным войскам. Сунешься уничтожать – тебя отправят к праотцам.

Подошли Степан и старший сержант Крушина под завязку нагруженные трофейным оружием. Остановились, прислушиваясь к разговору. Командир взглянул на них и на нервном лице Крушины увидел встревоженные и вместе с тем настороженные беспокойные глаза. «Неужели понимает наш разговор? » – мелькнула мысль. У Степана же весь его вид говорил о неподдельном интересе к пленнику и его допросе. У Никиты на открытом и озлобленном лице написаны ненависть и любопытство, у Ботагова – спокойное, но колючее удовлетворение. Командир приказал:

– Пока я тут допрашиваю солдата, всем собирать трофеи и нести к – лошадям. Особенно важны патроны и гранаты.

– Есть, – козырнул Степан с довольной улыбкой, – больно много всего набирается!

Крушина, поймав на себе пристальный взгляд командира, встрепенулся и тоже заулыбался, смахивая с лица прежнюю тревогу и напряжение.

– Заложим в схрон. Таня, посмотри медикаменты, пополни свою аптечку.

Более часа ушло на сборы трофейного оружия, боеприпасов, сухих пайков. Схрон решили заложить у кладбище в тайне от оставшихся жителей. С броневика слили уцелевший бензин в обнаруженную в нём же канистру. Про запас. У Тани сразу же возник вопрос:

– Костя, ты задумал новую операцию?

– Да, товарищ Таня. Прямо отсюда Степан и старший сержант Крушина отправляются на базу за пополнением боевой группы. Точнее, за Кривичем, Иваном и Валентиной. Старшим в хозгруппе пока останется дед Евграф. Возьмите, товарищ Степан третью лошадь и выступайте. Завтра к обеду ждём вас в Баранках. Привезите новости с фронта вместе с радисткой.

– Есть! – козырнули бойцы.

Командир ответил тем же. Придержал лошадь Степана, тихо вслед отъезжающему Крушине сказал:

– Товарищ Степан, быть внимателен, наблюдай за сержантом. Оставь его у сгоревшего бригадного дома. Пусть Валентина срочно запросит сведения о старшем сержанте Крушина Денисе Васильевиче, командире отделения 325 стрелкового полка, уроженца Тамбова.

Тот молча кивнул головой, и тронул свою лошадь за Крушиной.

Едва всадники скрылись в частолесье, лейтенант критически осмотрел гору оружия, щелкнул языком.

– Товарищ Ботагов, отправляйся в Баранки, пригони сюда машину, погрузим трофеи.

– Есть! – весело отчеканил Ботагов.

– Пока суть да дело, Никита Иванович, расскажите подробно о поселке Рулиха. Где какие улицы, здания, склады? Когда последний раз были в поселке? – командир удобно устроился на пеньке, извлек из планшетки карту, развернул. Таня устроилась рядом, полевод напротив.

– В августе проходил медкомиссию, собирался воевать добровольцем. Я уж говорил – забраковали. Центральная улица тянется через весь поселок с запада на восток. Западная окраина рядом с лесом, а восточная обрывается буквально в километре от шоссе. Параллельно ей кривит вторая улица, но чуть короче. К ним с севера и юга беспорядочно впритык подходят десятка полтора небольших улиц с огородами и садами. Так вот на центральной улице с юго-западной стороны размешалась районная МТС. Большой парк тракторов, сеялок и другой техники, кирпичные мастерские, ангары и склады. Двор широкий. Напротив мастерских контора на высоком фундаменте. С нее прекрасный обзор всего околотка. Вплотную к станции примыкал электромоторный завод. Выпускал несколько марок электродвигателей. Трактора и оборудование успели эвакуировать, цеха взорвали. Я слышал, что немцы руками военнопленных восстановили помещения. Теперь там продовольственные склады и ремонтные мастерские. Сдаётся мне, там же идёт забой и переработка скота. В центре посёлка, где был исполком – немецкая комендатура, рядом в деревянном бараке – солдатня.

– Вы можете начертить улицы, склады, комендатуру? Подходы к ним?

– С большой точностью вряд ли, но бывшую станцию в деталях. Много раз бывал там. На дрожках въезжал короткой лесной дорогой прямо к конторе, через примыкающий к ней сад. Порой приходилось на полуторке самому вывозить запчасти, горючее, масла.

– За рулем или в качестве кладовщика?

– За рулем. Шоферов не хватало.

–Вот и хорошо! Вернёмся в Баранки, займёмся изучением Рулихи. Да, старший сержант Крушина знает немецкий язык?

– Он мне ничего не говорил, а что?

– Мне показалось, он понимал мой разговор с солдатом.

– Наверно, понимает. У него среднее образование, потому – сержант.

– Скорее всего так. Знание языка применим в будущей операции, как и ваш шоферский стаж.

Таня уже хорошо изучила своего Костю, его разумную осторожность, поэтому ей не показалось ничего подозрительного в последних репликах собеседников. Командир обязан знать о своем бойце всю подноготную, все его способности, тем более в тылу врага. И все же она спросила для своего успокоения:

– Костя, ты что-то заметил за Крушиной?

– Бил из пулемёта он исправно, а вот психологическое состояние его мне не понравилось. Какой-то издерганный.

– Настрадался, и тут такой дерзкий бой.

– Да, дерзкий и успешный, радость должна в глазах плескаться, а у него – страх. Ты возилась с контуженным, не видела глаза парня, а я видел у всех.

– Может, ты преувеличиваешь?

– Я не хочу получить пулю под левую лопатку. Обязан проверить.

– Зачем же ты его отправил со Степаном?

– Я кое-что шепнул ему. Не беспокойся.

Таня осталась неудовлетворенная разговором, и смутная тревога поселилась в её душе. Она даже хотела сказать, что не надо больше никого брать в отряд, но передумала.

Поселок Рулиха компактно лежал между перелесками, кривя длинными улицами, с елями и пихтой в палисадах, а также множеством порыжевших листопадных деревьев и кустарников. На огородах, в садовых рядах, как и в Баранках, стояли шары яблонь и груш. Листва на них ещё держалась, висели поздние гирлянды яблок, расточая тонкий аромат, который Белухин и Ботагов улавливали и вдыхали. Одетые в форму гауптмана и унтер-офицера они стояли меж деревьями и грызли яблоки. Слева от них возвышались развалины бывшей конторы. Чуть в стороне с автоматами и тоже, жуя яблоки, топтались два солдата в полной экипировке. Это были полевод Никита и Татьяна. Дуновением ветра донесло рёв, по всей вероятности, голодного стада крупного рогатого скота, визг свиней, а также запахи большой массы животных. Они находились недалеко, в загоне из березовых крепких хлыстов. Сюда разведчиков вывел Никита Иванович, хорошо зная расположение бывшей МТС и моторного завода.

– Всё те же вышки с пулемётчиками вокруг важно объекта, – сказал пасмурно Белухин, – вдобавок пешие часовые.

– Без шума не обойтись, – подчеркнул Ботагов.

– Шум – ладно, успеть бы снять часовых и пустить красного петуха, выгнать из загона скот. Ишь, устроили мясокомбинат из награбленного. Подчеркиваю, мы обязаны все без исключения выжить и драться дальше.

– Возражений нет, командир, – с долей юмора сказал Ботагов, – всё же у нас пять отличных стрелков.

– На брата по два фрица. Крушина с Никитой пустят петуха и откроют ворота, Кривич подстрахует.

– Удобная для атаки эта исходная. Маловато.

– Чем богаты, тем и рады. Нам допомога внезапность и натиск. Надо продумать варианты отхода, чтобы не потерять людей, – лейтенант внимательно осмотрел в бинокль каждую вышку, передал его сержанту. Через пару минут они уходили знакомым путем, растворяясь в сумерках почти неосвещенного поселка. Только возле комендатуры видны бледные пятна фонарей.

33.

Степан вернулся с группой, как и было приказано, к обеду. Мужики сдержанно пожали друг другу руки, правда с улыбками на губах, а Таня бросилась к Валентине в обнимку, словно встретились закадычные подруги. Это и понятно – общая беда, опасность быстро сближают. Вылив эмоции, радистка поспешила доложить командиру о положении войск под Москвой, что танковая армия Гудериана наступает от Орла на Москву, а танковые войска Гёпнера на Калугу, подтвердила всё тот же приказ Центра: проявлять решительную активность, громить склады с боеприпасами, горючим, продовольствием. В час вечернего сеанса связи отравила радиограмму по его просьбе о Крушине. Очередная связь в назначенный час вечером.

Командиру было доложено, что Люся быстро идёт на поправку и ждёт не дождётся возвращения группы с Лёней. Степан же не решился говорить ей о гибели, поскольку она всё же пока слаба здоровьем. Также отрапортовали о хозяйственных делах – срублены и спущены на воду два добротных плота. Добыто и подвялено около центнера рыбы и птицы. Могли бы больше, но нет соли. Ждут возвращения командира, чтобы Кривич сходил за обещанной солью. Однако время до ледостава есть, и можно пополнить запасы рыбы и мяса птиц, которой на озере – тучи.

Выслушав доклады, командир уединился со Степаном в глубине двора полевода.

– Как вёл себя Крушина?

– В целом спокойно. Расспрашивал о базе: где, да какая? В лесу, говорю. Я оставил его у сгоревшего дома, в овраге. Сказал, жди. Он ослушался, стал за мной следить. Не лесной он человек, не таёжник, быстро потерял след, заплутал. Говорит, а у самого глаза бегают, и руки дрожат, словно кур воровал. Я не стал его укорять. Подумал, до поры до времени. Потом, когда пришёл с Иваном и Кричичем, спросил. Ответил, мол, забоялся один. Назад всю дорогу угрюмо молчал, – Степан с тревогой в глазах уставился на командира, ожидая его реакции.

– Вечером у Валентины связь с Центром, возможно, ей подтвердят, в каком полку числился и воевал Крушина. Тогда сделаем выводы. А сейчас в полном составе отряда разберём в деталях план операции, разведку посёлка с помощью товарища Никиты удалось провести. Вечером устроим имитацию атаки на улицах Баранок. Идёмте в дом.

Крушина старался не маячить на глазах у командира, норовил не оказываться в поле его зрения. Но где там. Народу в отряде раз-два и обчёлся. Бойцы находились в куче, кроме поочерёдно дежурившего бойца на окраине села. За ним наблюдали теперь двое – лейтенант и Степан. Он это видел и нервничал, впадал в задумчивость, и конечно из-за рассеянности дважды получил замечание во время подготовки к операции. Его нервное напряжение достигло апогея к вечеру, когда Валентина стала проводить сеанс связи. «Бежать? Но куда, за линию фронта в действующую армию и там раствориться в гуще войск и неразберихе отступления? – панически спрашивал он себя. – Да разве дойду? Сотни километров! Ничего не совершил против народа. Чего бояться, сразу же раскроюсь, если что». И услышал, что его просят пройти в огород за баню. Он подчинился.

– Мы тебя раскрыли, как там твоё настоящее имя, старший сержант? – сказал Белухин, внимательно глядя в глаза Крушины.

Вечерело. Они стояли в огороде полевода вчетвером вместе со Степаном и Никитой Ивановичем. В руках у лейтенанта только что полученная и расшифрованная радиограмма. На задах усадьбы Валентина с наушниками сидела на кожухе рации.

– В чём? – бледнея, срывающимся голосом, спросил Крушина.

– Ты не тот, за кого себя выдаёшь. Старший сержант Крушина числился в 325 полку, но дрался на правом фланге обороны Рогачева. У тебя же легенда, якобы ты дрался с полком под Славгородом, там был ранен, и вышёл едва живой в Баранки. Зачем тебе понадобилось следить за Степаном и выяснять расположение нашей базы? Ты завербован?

Крушина некоторое время молчал, впившись взглядом в клочок бумаги с радиограммой в руках у лейтенанта. Затем проведя рукой по горлу, как бы удаляя спазм, слипшимися губами сухо сказал:

– Я действительно старший сержант Темных. Попал в плен раненый. Меня били, неделю не давали спать, прижигали калёным железом мою рану.

– А ты показал её и сказал Никите Ивановичу, что боясь гангрены, сам прижёг рану штыком?

– Да.

– Это походило на правду, потому и выжил, – сказал взволнованный разоблачением своего подопечного полевод.

– Когда это случилось?

– После прорыва Гудерианом Брянского фронта.

– И ты сломался, поверил фашистам?

– От безысходности. Мне дали послушать сводку ТАСС. Я узнал голос Левитана.

– Но ты мог, попав к нам, честно служить Родине, точно выполнять приказы, бить врага вместе с нами и никто бы не узнал о твоём сговоре с фашистами.

– Вы ошибаетесь. У них длинные руки. Мне сказали, что если я, попав к партизанам, не буду шпионить, они через свою агентуру меня рассекретят перед органами. Я оказался между двух огней.

– Ты знаешь немецкий язык?

– В пределах средней школы. Я хорошо учился.

– Какое получил задание?

– Пока внедриться в отряд, войти в доверие.

– Какая предусмотрена связь?

– Пока через старост полицаев во время разведок при помощи тайников и записок.

– Кто был связник в Баранках?

– Будущий староста. Но надежного человека немцы в Баранках не нашли.

– Как ты объяснишь, почему тебя завербовали не под настоящим именем?

– У них закралось сомнение, что вряд ли партизаны поверят, что я шёл из-под Рогачева с двумя ранами. Славгород ближе. Как вы поступите со мной?

– Твою участь решат наверху.

– Не бойтесь меня. Возьмите на операцию. По легенде я должен войти в доверие.

– Любопытный закручивается вариант! Я предложу версию: пусть раскрытый фашистский агент работает под нашим оком. Валентина ждёт результат твоего допроса. Завтра утром новая связь, решение, думаю, получим быстро.

Крушина мучительно без облегчения вздохнул. Его посадили в баню и заперли.

Утренняя радиограмма коротко приказывала: используйте агента у себя, подготовим почву, заберём. Благодарность за бдительность. Уничтожить склады в Рулихе.

– Всё предельно ясно, буду выполнять! – командир некоторое время вертел радиограмму в руках, передал Валентине для уничтожения, прошёл к бане, пригласил сюда же бойцов, толпящихся во дворе, отпёр двери.

– Старший сержант Крушина, выходи! – лейтенант подождал, пока появится встревоженный арестант и сказал: – моё предложение Центр принял. Если ты хочешь жить и служить Родине, перед лицом боевых товарищей, ещё раз дай клятву – не щадя живота своего, бить фашистов. Лучше смерть, чем измена!

Константин внимательно смотрел на старшего сержанта, он оживился, и радость заиграла в его глазах. Но радость эта была особая и в том, что он будет жить, но главным образом, что ему доверят оружие, и он искупит свою вину.

– Товарищ командир, бойцы, клянусь не щадя живота своего, бить фашистов. Лучше смерть, чем измена! Поставьте меня на самый опасный участок в операции.

– Тебе поручаю открыть ворота загона и направить туда скот. Никите Ивановичу проникнуть в склад с канистрами бензина и запалить. Все остальные задачи расписаны. Красная ракета – немедленный отход. После приема пищи, огневая подготовка и выдвижение к объекту.

Переодетые в немецкую форму, в том числе и женщины, вооруженные пулеметами, автоматами и снайперскими винтовками, с запасом гранат диверсанты разместились в кузове грузовика. За рулем сидел полевод, рядом с ним форме гауптмана – командир. В кузове Иван, Кривич, Крушина, Татьяна и Валентина без рации. У ног бойцов две небольшие канистры с бензином. Впереди на мотоцикле сержант Ботагов в форме унтер-офицера, в коляске за пулеметом – Степан. Со стороны глянуть –бравые солдаты фюрера. Вышли к Рулихе прежней лесной ухабистой дорогой: на главной – КПП со шлагбаумом, автоматчиками. У диверсантов нет документов, не пройти.

Затаились в лесу, осмотрелись. Татьяна и Валентина в сопровождении сержанта Ботагова ушли выполнять своё задание – минировать проселочную дорогу в полутора километре от места остановки группы. Через сорок минут Ботагов вернулся, стали выжидать приближение вечера. Пора! Группа двинулась на исходную. Спокойным шагом в строю пересекли лежащую на пути улицу, вышли в знакомый командиру яблоневый сад и перебежками, прячась за деревья, разместились по огневым точкам, каждый взял на прицел часовых. В эту минуту от распахнутых ворот цеха, неспешно тянулась гружёная ящиками подвода, по всей вероятностей к складу с широкими массивными воротами, которые желтели свежими досками.

Труднее всего предстояло Никите Ивановичу и Крушине. Вооруженные немецкими пистолетами и гранатами, с канистрами бензина, они ползком пробрались к углу загона, белеющему корой березовых жердей. Затаились в ожидании зеленой ракеты, наблюдая за стоящими и лежащими животными. Далее виднелась вышка с часовым, угадывалось ограждение из колючей проволоки, затем луг и лес.

Едва ракета, шипя, вылетела над двором, тут же раздалась прицельная стрельба по пешим часовым, что прохаживались вдоль тускло освещенных окон цехов мясокомбината, и по вышкам. Крушина перемахнул полутораметровый забор и бросился к воротам вдоль жердей, поднимая устроившихся на ночлег животных, а полевод с канистрами побежал к двери длинного пакгауза с открытыми дверями, возле которых теперь стояла подвода с ящиками и четыре мужика в гражданской одежде носили груз в склад. Услышав стрельбу, они прекратили работу, озираясь по сторонам. Увидели, как упал часовой у цеха. Замерли.

Полеводу предстояло пробежать добрых двести метров, неся две небольшие канистры с бензином. Он не преодолел и половину пути, как из склада выбежал автоматчик, послал короткую очередь в воздух, и тут же свалился от меткой пули сержанта Ботагова. Никита Иванович продолжал бежать. Для его возраста с грузом, дистанция длинная. На лбу выступил пот не столько от тяжести, сколько от нервного напряжения. Справа от него раздались короткие пулемётные очереди. Он знал, это били Степан и Иван, блокируя караульное помещение, откуда стали выбегать солдаты и тут же находили смерть. Он услышал резкую команду немецкого офицера, приказывающего открыть ответный огонь из караульного помещения.

Отрывисто затрещал «дегтярь» командира слева. Никита Иванович не знал, по кому бьёт лейтенант. Что-то непредвиденное! А он снимал солдат, выскочивших из ворот мастерских. Услышал, как ухнул взрыв стоящей на эстакаде бочки с горючим. На секунду оглянулся на угол забора, откуда начал свой путь и увидел, что с пулемётом наперевес туда бежит Кривич, чтобы гнать забеспокоившийся от стрельбы скот в распахнутые к этой минуте ворота.

– Уходите! – закричал Никита Иванович сдавленным голосом двум грузчикам, что стояли у подводы. – Мы – партизаны!

– В складе два немца, – крикнул один из них и тронул лошадь с подводой, освобождая дорогу.

Предупрежденный полевод первым увидел в воротах двух интендантов, вынимающих из кобуры пистолеты. Он бросил канистры, сорвал с пояса «лимонку» и метнул в близкую цель, упал. Он видел, как тоже распластался на земле второй, задний грузчик. Граната взорвалась. Послышались вопли. Никита вскочил, подхватил канистры и ринулся в склад. При тусклом свете фонарей там работало насколько человек. Не обращая внимание на корчившиеся от боли немцев, закричал:

– Немедленно уходите! Буду взрывать склад! – он уже не слышал треск пулемётов, подавляющих солдат караула, и ответный огонь, ни себя, а торопливо отвинтил крышку и стал разливать бензин по деревянному полу, ящикам, видел, как мимо него кто-то ошалело пробежал. Полевод бросился ко второй канистре, немного углубился в склад, опрокинул её, она забулькала. Бензин растекался, насыщая резким специфическим запахом помещение. Диверсант бросился к воротам, сорвал с пояса вторую гранату и метнул её к лежащей канистре, выскочил на улицу. Впереди него бежало несколько женщин и мужчин. Ахнула граната, взметнулось длинное пламя, оно перескочило во вторую сторону склада. Впереди него маячили убегающие люди. И тут увидел взвившуюся красную ракету.

– Все выскочили из склада? – закричал он, обращаясь к бегущим людям.

– Откуда вы на нашу голову свалились?

– Ганьки не видно!

– Простите нас люди, мы – партизаны.

Только сейчас Никита Иванович уловил рев обезумевшего от стрельбы и взрывов стадо быков, визг и хрюк табуна свиней, увидел, как Кривич поливает из пулемета короткими очередями над животными, и они дико устремились к распахнутым воротам, смяли колючую проволоку и неслись в опускающихся сумерках через луг к лесу. Через забор перевалился Крушина и бегом – к Никите, видя его не в своей тарелке, подхватил под руку, помогая бежать.

– Ракету видел, Никита Иванович, уходим, дело сделано!

– Оставь меня, я цел, сам уберусь! – в голосе его слышались нотки холодной неприязни.

Диверсантам предстояло выполнить вторую часть операции.

Под треск автоматов и хлопанье винтовок из караульного помещения диверсанты собрались у разрушенной конторы. Белухин повёл шеренгу «солдат» проходными дворами к машине и мотоциклу. Быстро заняли свои места. Двинулись. Впереди грузовик, сзади, приотстав – мотоцикл. Выскочили на центральную улицу, впереди угадывалось энергичное движение солдат. Вспыхивали ручные фонари, горели фары грузовиков во дворе комендатуры и барака, превращенного в казарму. Солдаты по тревоге выбегали из помещения и садились в грузовики под тентом. Раздавалась хлесткая офицерская речь. У крыльца комендатуры стоял «оппель» с открытыми дверками. За рулем находился встревоженный солдат, в салон торопливо садились офицеры.

Машина с диверсантами подлетела к комендатуре и казарме в разгар посадки. Остановилась напротив двора казармы. Узкая улица позволяла забросать машины гранатами. И они полетели во двор с кузова, ударил «дегтярь» командира излюбленными бронебойно-зажигательными, заговорили пулеметы остальных. Ухнули гранаты, а за ними вспыхнул бензобак впереди стоящего грузовика.

Степан очередью накрыл легковую машину, перенес огонь на двери и окна комендатуры. Ботагов метнул трофейную гранату под ноги бегущим солдатам со двора комендатуры. Послышались вопли, удушливо пахнуло гарью.

Шквальный огонь диверсантов продолжался минуту. Кривич выскочил из кузова и бросился во двор казармы.

– Отставить, Кривич! – взревел командир, сменив диск и перенося огонь по окнам казармы, откуда ожидал ответ. – На место! Уходим!

Машина дернулась, пробуксовав колесом от резкого газа полевода и, дребезжа кузовом, пошла. Кривич вцепился в задний борт руками. Иван подхватил его за шиворот, помог взобраться. Никита Иванович выжимая из двигателя всю мощность, светя фарами, быстро уходил от места боя, за ним катил мотоцикл. Через минуту полевод свернул в прилегающую улицу и не слыша погони, по приказу командира притормозил.

– Вот чёрт! Неужели у них больше нет транспорта? – с недоумением сказал Никита Иванович.

– Возможно, мы этот батальон грабителей изрядно чесанули! – возбужденно ответил лейтенант. – Не исключено, что взвода мародеров орудуют в ближайших населенных пунктах.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 17 18 192021 Следующая ⇒