Вместо эпилога 13 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 21Следующая ⇒

– Вывод: оборону держим, а там видно будет. Но лошадей приготовьте

----------

*Бортняк – спелый лес с толстым стволом и широкой кроной.

прямо сейчас. Да, если пулемёт с лентами есть в схроне – несите его мне. Иван,

сослужи службу, пока дед Евграф с лошадьми будет управляться.

– Есть! – по-военному ответил Иван, а колыхнувшаяся было нехорошая

мысль о сержанте, улетучилась, как туман от ветра его убедительных слов.

Они с дедом отправились к схрону, чтобы выполнить распоряжение сержанта.

– Кого попало наши в тыл не пошлют, – сказал дед Евграф, пряча смущение в доброй улыбке.

– Умно рассуждает сержант, – согласился Иван. – Давай не будем мешкать. Пусть Люся с Дарьей на всякий случай угли от костра водой зальют, чтоб не чадили угаром.

– Люся, Дарья, залейте костер водой, – тут же распорядился дед Евграф.

– А что? – встрепенулась Люся, протягивая руку за автоматом, что стоял прислоненный к стволу толстой берёзы, – немцы? Так я отсиживаться здесь не буду, на огневую точку к Лёне пойду.

– Пока нет врагов, сполняйте, что я вам сказал.

Люся, закинув автомат на левое плечо, подхватила два котелка, а за ней Дарья, спустились к воде, чуть выше бобровой плотинки, зачерпнули и ушли назад, опасливо вглядываясь в лесное междурядье левобережной низины.

Если бы не шум воды, неторопливо сливающейся с невысокой плотины, девчата могли первые услышать лай и хрип овчарки. К тому же они спешили и грозное движение врага засечь не удалось. К счастью, немцы тоже не могли увидеть девушек из-за прибрежного частолесья.

Зато лай собаки услышал Леонид.

– Немцы! Откуда они? – воскликнул Шелестов, – овчарка лает.

– По местам, пока немцы нас не увидели. Я собаку или собаковода из винтовки сниму, – сержант быстро пристроил принесенный Иваном пулемёт с горой лент, махнул рукой Силантию, сидевшему в окопчике, куда свалился Иван от возгласа Шелестова. – Огонь открывать по моей команде!

Немцы шли молча, только лаяла и хрипела собака, чуя людей на правом берегу.

Прибежала Люся с автоматом и с сумкой дисков, упала рядом с Лёней, который растерянно ахнул.

– Не гони меня, всё равно не уйду.

Речку шириной в три метра, перемахнуть – ничего не стоит. Мешает, едва ли не до середины нависший густой тальник с порыжевшей листвой. Партизаны наверняка там, иначе собака не вела бы себя так агрессивно. Немцы остановились, прячась за деревьями. Куда идти дальше? Возвышенное правобережье таило опасность: с высоток отбивать атаку проще.

А собака не унималась, рвалась вперёд. Немцы некоторое время изучали в бинокль противоположный возвышенный берег, скользили по скальным выходам с зарослями вереска, наконец, решились перейти речку и вести поиск дальше. Наверняка за валунами, скрытые вереском затаились партизаны, коль свирепеет овчарка.

До слуха сержанта в полнейшей тишине донеслась глухая команда гауптмана.

– Высылают разведку вниз по реке и вверх, – тихо сказал Ботагов.

– Вы знаете немецкий?

– Изучал в институте. Я сниму сначала гауптмана, он довольно смело стоит у старой берёзы, потом овчарку. Постараюсь ударить в тот момент, когда разведчики войдут в речку или скроются в тальнике. Жди моего выстрела и забрасывай гранатами. Пусть знают, что тут люди серьёзные.

Лёня подобрался, сердито поглядывая на Люсю. Это заметил сержант и скупо улыбнулся.

– Приготовились, разведка пошла! – на мушке у сержанта так и висел гауптман, рядом с ним собаковод. Виден в руке крепкий повод, но овчарка лежала за деревом. Надежда только на то, что отреагирует на выстрел и выскочит.

Три солдата с опаской двинулись к воде, вошли в неё, скрылись за ветками тальника. Раздался хлесткий выстрел сержанта, и тут же второй – в собаковода. Слышно было, как заскулил пес, и лес, и речку оглушили взрывы двух брошенных Шелестовым гранат, да огонь с обоих сторон пулемётов и автоматов. Кинжально били с фланга пулемёт Силантия и автомат Ивана. Немцы откатились от речки, унося трупы офицера и солдата. И снова на берегах смолкло. На мелководье видны три трупа.

– Отходим! – приказал сержант, – рядовой Шелестов и Люся быстро к деду, вьючьте лошадей и уходим. Я прикрою.

– Так отбили же атаку, товарищ сержант!

– Рядовой Шелестов, пока враг не пришёл в себя – выполнять приказание.

Шелестов неохотно выскочил из окопа, подал руку Люсе. Как только они скрылись за деревьями, сержант жестами приказал явиться к нему Ивану и Силантию. Они быстро, хоронясь за деревьями, перебежали к Ботагову.

– Будем отходить, мы не знаем численность немцев, но думаю, не менее армейского взвода. Это серьезные вояки. Зайдут с тыла, просочатся сюда и, закидают гранатами.

С той стороны раздался одиночный хлёсткий выстрел, и вскрик Люси!

– Снайпер, – сержант сжал зубы до боли. – Иван, я прошу поторопиться с отходом.

– А вы как, нам без командира нельзя.

– Через полчаса Силантий мне поможет добраться до телеги, если не возражает.

– Да как же, помогу.

– Вот и договорились. Иван, будьте предельно осторожны.

Если бы Люся шла впереди Шелестова, пуля снайпера свалила бы его. Но возмущенная решением сержанта, Люся не спешила, хотя Лёня то и дело оглядывался на неё и торопил: он человек военный и обязан беспрекословно и быстро выполнять приказание. Она же, строптивая, не перебегала от дерева к дереву, а просто шла, подставляя спину невидимому стрелку.

Выстрел не слышала, только боль, и упала рядом с высоченной сосной, за которую успел зайти Лёня.

– Люся, не подводи меня, иди быстрее, – в который уж раз говорил парень. Вновь обернулся и увидел падающую девушку. Он бросился к ней. Подхватил и потащил за дерево. Пуля снайпера впилась в ствол, срезая кору.

В сторону снайпера ударили пулемёты сержанта и Силантия. Но немцы не отвечали. Все правильно, обдумывают дальнейшие шаги.

Лёня поднял девушку на руки и, шатаясь, пошёл дальше, уже ни о чём не думая, только о своём несчастье. Слёзы ручьём катились из глаз, мешали идти. К счастью, спину его закрывали прибрежные деревья. Вот и землянка, в ней перепуганная Дарья.

Люся была живая, но без сознания. Кровью окрасилось левое подреберье. Кто ей окажет помощь, только сержант, который, Лёне казалось, всё на свете знает. Но он же приказал уходить! А ели бы сидели в окопе, снайпер бы не ударил. Он не понимал сейчас, что не прав.

Люсю от неминуемой смерти спас автомат. Оказывается, она была левша, носила винтовку и автомат на левом плече. Так же и стреляла, упирая приклад в левую ключицу. Пуля угодила в ствол, рикошет, и, вспарывая тело, ушла влево, меж ребрами грудной клетки. Ах, как не хватает Тани, с её опытом хирургической сестры.

Прибежал Шелестов, упал сзади окопа.

– Товарищ сержант, Люся! Тяжело ранена Люся!

– Куда?

– В левый бок. Пуля ударила в ствол автомата. Она истекает кровью. Зря мы ушли отсюда.

– Не зря, можем погибнуть все. Ходить надо нагнувшись, перебежками от дерева к дереву. Силантий, прошу остаться здесь. Немцы прямо сейчас не полезут. Им надо обмозговать положение и принять решение. Уйдёт самое малое полчаса, а то и час. Без командира остались. Через полчаса покидайте окоп и быстро к отряду.

– Слушаюсь!

– Давай, Лёня, ползком вон за те два дерева. За ними видимость с той стороны ограничена.

Шелестов подал руку сержанту, тот перевалился поддерживаемый рядовым и Силантием, и оба поползли.

– Силантий, уходите таким же способом. Ни в коем случае до деревьев не вставайте.

– Исполню в точности!

– Где дед Евграф, – спросил сержант, – он собирает поклажу?

– Я не знаю, Ивана видел у схрона.

– Лёня, давай быстро к деду, скажи: уходим, я теперь сам к землянке дойду.

– Я мигом, Люсю, Люсю спасите! – и припустил, пригибаясь от дерева к дереву, забросив пулемёт на спину.

Дед Евграф прослезился, услышав о ранении любимой и единственной внучки. Как хотел отвезти девушку к родственникам! Ни в какую не согласилась!

Оно и правильно, девушка – загляденье, любой может её красоту истоптать, испоганить. Лучше уж с ним, в лесу. И вот не уберёг. Да разве усторожишь такой вулкан? Он быстро запряг свою кобылу в телегу, подкатил к землянке. С Люсей занимался сержант. Благо, Таня оставила им половину бинтов, две склянки с лекарством, мазь. Сержант действовал уверенно: вспорол блузку на спине, осмотрел рану. Пули к счастью там не обнаружил – смерть ушла наружу от рикошета пули о дуло. Кровь заливала весь бок. Сержант смыл кровь, туго перебинтовал. Люся тихо стонала, закусив губу. Раненую укутали в Степанову доху и отнесли на подводу. Туда же покидали ящики с консервами, кашей, мешок муки, взяли патроны. Сержант торопил. Вот и Силантий появился. Полчаса пролетели, как одна минута. Надо трогать. Ботагов уселся сзади, выпрямив больную ногу. Рядом трофейный пулемёт с лентами и самозарядная винтовка.

– Учуял я собачий брех. Зашевелилась немчура – и я сюда. Кажись, взялись обтекать нас снизу и сверху.

– Другого не дано, Силантий. Собака без проводника почти беспомощна, след не возьмёт. Уходить пора, дед Евграф.

– Иван, схрон прикрой как следует и за нами. Куды править?

– Пока прямо на запад держи, вон на тот сосновый бортняк. Я догоню – поглядим, где сворачивать к Широкому.

Шли долго и быстро, на пределе возможного. Телега местами оставляла след в пожухлой траве, и тогда Лёня и Силантий, идущие сзади, пытались березовыми метёлками стушевать его. Опытный глаз не пропустит, потому Иван стремился вести группу, где огромными полянами разрослась на мшистой постели брусника. Примятая колесами, она быстро расправляла свои вечнозеленые крепкие веточки. Кобыла и мерин в таких местах следов почти не оставлял. На нём два вьюка с продуктами то, что успели взять. С другой стороны – возвращаться всё равно придётся. Зимовать – лучшего места не сыщешь.

– Можно сказать – пришли, – наконец сказал Иван, беря кобылу под уздцы, – пойдём по воде. И слава Богу, немец нас уже не достанет. Думаю, враг плутает, лес-то низинный, урёмный, ориентиров никаких. Не даром лейтенант говорил, искать человека в тайге без собаки – дохлое дело.

25.

Самолёт опускался в коридор костров на торной лесной поляне, на которой, по словам Степана Сёмкина, стояла бригада лесорубов с машинами и лесовозными бричками. Он, как прекрасный знаток местности, привел сюда отряд сутки назад. Партизаны радировали о своём месте нахождения, просили отправить радистку, боеприпасы, продукты, теплую одежду и эвакуировать тяжелораненого бойца. Они получили добро, убрали с поляны брошенные колеса, передки бричек, в лесу наготовили сушняка и сложили его в десять куч. В назначенный час подожгли.

Самолёт грузно сел, слегка подпрыгивая на выбоинах земли, и тут же развернулся для взлёта. В сторону отъехала дверь, второй пилот взмахами руки приветствовал партизан. Затем он показал две пятерни, тряхнув ими дважды, что означало: « У вас двадцать минут на разгрузку и на всё остальное».

К двери бросилась вся команда, кроме Тани и Осинина. Они остались стоять у кромки леса. Сейчас Таня, поддерживая Федю, вела его к самолету, чтобы отправить в госпиталь. До прибытия транспорта Осинин высказал свою просьбу:

–Товарищ лей-лей-тенант, я жи-и-вучий, вон Таня подтвердит. Не от-от-правляйте меня. Я хо-хо-чу драться с вами, – голова у Феди мелко тряслась, когда он говорил, тем более высказывая свою просьбу.

– Федя, не волнуйся, лети, лечись. Если признают тебя годным к службе, вернешься к нам таким же образом, – ответил Белухин, – в таком состоянии ты не сможешь дойти до лагеря.

– А мо-мо-жно вернуться?

– Такие парни всюду сгодятся, – сказал капитан, – ты уже освоился с ролью диверсанта. Напишешь рапорт, лейтенант Белухин тебя запросит, и ты вернёшься в эти края. Лети и быстрее выздоравливай в нашем госпитале!

– То-то-гда до свидания, товарищ лей-лей-тенант, Таня и ос-ос-тальные ребята.

В двери показалась радистка. Она настороженно глядела на встречающих.

– Смелее, товарищ Валентина, – сказал Белухин, протягивая ей свою крепкую руку. – Поздравляю с благополучным прибытием на место службы.

Девушка, одетая в свитер и теплую куртку, суконное галифе и добротные яловые сапоги, оперлась на протянутую руку, ступила на сброшенную из дверного проёма лестницу. Покачнулась от тяжелой висевшей на ремнях за спиной рации. В правой руке она держала солидный рюкзак, в кобуре – пистолет. Константин поддержал, и девушка ловко спустилась на землю.

– Спасибо, – скромно ответила она.

С выгрузкой полвзвода орлов управилась в считанные минуты. Груз –теплая одежда, консервы, боеприпасы, бинокли и карты, медикаменты были увязаны в тючки, подписаны кому что, и его сноровисто передавая из рук в руки, складывали чуть в стороне от самолета.

Осинина подсадили в дверной проём, усадили в кресло, и пилот сжал над головой ладони, потряс ими, дал газу и стал выруливать для разбега и взлёта. От винта полетела травяная позёмка, самолёт быстро оторвался от земли, и тёмная точка его быстро пропала над макушками леса, как приведение. Диверсанты с минуту стояли молча, глядя в след машины, и каждый мысленно послал свой привет на Большую Землю родным и невестам. А состояние и впрямь, было невесомое, не верилось в только что произошедшее событие и лишь прибывшая Валентина и лежащий груз да догорающие костры напоминали о нём.

– Где дерутся наши войска? – спросил лейтенант прибывшую радистку.

– Держат оборону на дальних подступах к Москве. На севере немцы под Ленинградом, на юге продвигаются к Киеву, Одесса сражается, – скупо сообщила Валентина.

Помолчали, осмысливая услышанное.

–Ну, что братья и сёстры, будем прощаться и выполнять свои задачи? – вывел команду из транса спокойным голосом капитан.

Дмитрий обнял Костю, поцеловал в губы Таню, пожал руку Степану и Валентине. Те в свою очередь прошлись вдоль шеренги товарищей по оружию, стоящей дугой, пожимая руки с волнением и благодарностью за успешно проведённую совместную операцию, желали каждому удачи и Победы над врагом.

– Быстро разобрали тючки, и уходим! – с хорошим настроением сказал капитан, вновь пожимая руку Белухину. – До встречи, Костя! Дерись с прежней отвагой и удачей!

– И вам, удачи, Дмитрий Николаевич!

И они разошлись в мерцающем свете луны, но всё же дающем возможность идти по лесу, не натыкаясь на деревья и ветки.

Каждый знал, что их ожидает трудное будущее, но каждый верил в свою звезду, а она пока не мерцала даже тусклым светом мирной жизни.

Тючки нести вскоре оказалось невмоготу. Это почувствовал даже Белухин. Он остановил группу и предложил устроить схрон, от которого отказался на посадочной площадке.

– Недалеко отсюда есть кордон лесника. Сейчас он пустует: старик умер в прошлом году. Возле него, чтобы не плутать, можно оставить часть вещей, – сказал Степан.

Командир согласился. Передохнули с получасовой дремотой. Сказывалось волнение в ожидании самолёта и бессонная ночь. Бодрствовала радистка, заявившая, что перед полетом хорошо выспалась. Час спустя, уже на рассвете, Степан вывел их на окраину пустыря, на котором стоял приземистый дом из почерневшего от времени кругляка, чуть в стороне высился журавль с ведром над колодцем. Лейтенант приказал группе залечь, а он проведёт разведку.

Дом оказался обитаем. Брезжил синевой рассвет. При тусклом свете Костя увидел под навесом желтые листья кукурузы. Висело несколько связок сушёных грибов и кукурузных початков. Тут же поленница давно колотых берёзовых дров. Стоял сарай с полыми дверями, куча старого навоза от скота который держал лесник. Заглянул в него – пусто. Вернулся к дому. На небольшое окно с треснутыми стёклами падал утренний солнечный блик. Костя приник к окну, всмотрелся. В полумраке угадывалась русская печь, стол с лавкой. На полке кое-какая посуда.

В комнате на полу вповалку и на широком топчане спали дети, две женщины и мужчина, прикрытые байковыми одеялами. Беженцы!

Костя непроизвольно присвистнул, вернулся к своим.

– В доме беженцы с детьми, – мрачно сказал он. – Думаю, голодают.

– Надо накормить! – торопливо сказала Таня.

Быстро вставало туманное утро. Группа прошла к дому. Лейтенант, успевший надеть поверх немецкого кителя свитер, маскхалат с самолёта, как Степан и Таня, вскочил на невысокое крыльцо, постучал в двери сеней.

– Кто там? – раздался испуганный женский голос.

– Не бойтесь, русские партизаны. Откройте, поговорить надо, – ответил Белухин.

Через минуту дверь в сенях бесшумно отворилась, и партизаны увидели изможденную голодом и страхом средних лет женщину в платке и длинном платье. Босая. Она вся съёжилась, подперев подбородок сжатыми кулачками, не ожидая от встречи ничего хорошего. И выглядела в эту минуту на все полста лет. Разглядев на пилотке командира красную звездочку, у Тани санитарную сумку на её страдальческом лице заиграла жалкая улыбка.

– Проходите в дом, только дети спят, – негромко сказала женщина. – Беженцы мы.

– Я вижу, и хочу вам хоть чем-то помочь, – Константин не спешил проходить в дом.

– Чем же? – как стон раздался вопрос.

– Хочу узнать кто вы, откуда? И накормить!

Бедная женщина всплеснула руками, обернулась на шаги. За ней стоял мужчина в добротном, но помятом чёрном костюме, бородатый и пожилой.

– Если у вас к нам интерес, то не стоит тревожить детей, давайте поговорим на дворе. – Он неторопливо обошёл женщину, спустился с низенького крыльца в две ступеньки, за ним – Костя. – Что вас интересует?

– Вижу беженцы? Откуда?

– Из Славгорода. Я – заведующий детским домом. Ждали машины для эвакуации детей. Задерживали. Старшая группа ребят – будущие семиклассники не стали ждать, собрались и ушли загодя. Наконец дали машины. В пути налетели стервятники, стали бомбить, хотя на кабинах – Красные Кресты. Во вторую машину с ребятами средней группы – угодила бомба. Разнесла всё в дребезги. Нашу обстреляли, убили шофера, мою жену. Остались живы тринадцать человек. Я, две воспитательницы и десять малышей. Шли пешком несколько дней. У всех рюкзаки с небольшим припасом продуктов и одеждой. Немцы загнали нас в лес. Шли наобум и оказались здесь с середины августа.

У мужчины выступили скупые слёзы, говорил он с трудом, вспоминая недавнюю жуткую трагедию и своё потрясение от гибели детей и жены, и видно было, что он до сих пор находится под воздействием жестокого события, и теперь всеми силами борется за то, чтобы не разразилось не менее страшное – смерть детей от голода. Начинал он говорить плавно, почти без напряжения, а закончил едва шевеля языком в пересохшем рте. Костя торопливо отстегнул с пояса фляжку, отвинтил крышку и подал заведующему. Тот молча, но с благодарностью кивая, взял фляжку дрожащей рукой, сделал насколько судорожных глотков, остановился, отпил снова, немного успокоился.

– Что же вы намерены делать дальше? – спросил Костя, возвращая фляжку в обычное место. – Впереди зима, а у вас, судя по всему, нет продуктов питания.

– Продукты кончились давно. Третья машина с завхозом и багажом неизвестно где. Мы собираем грибы, сушим. Окрест, какая ягода была – обобрали. Когда бежали от фашистов, наткнулись на кукурузное неубранное поле. Оно в пяти километрах отсюда. Ходим, берём початки, заготавливаем на зиму. Парим початки в русской печи. Варим грибные супы. Тем и живём.

– На одной кукурузе да грибах разве можно прозимовать? – воскликнула Таня, поражённая бедственным положением беженцев.

– А что прикажете делать? Видел, тут лось обитает, да не охотник я, да и стрелять не с чего. А какое бы подспорье к кукурузе!

– Сколько ж вы наготовили кукурузы? – не удержался Степан.

–С полтонны уже есть. Далеко носить. А кукурузное поле большое. Ещё проблема – дрова. У нас же ни топора, ни пилы нет. Колун от старого хозяина нашёлся, да кое-какая посуда – и всё!

– Немцы появлялись?

– Были на мотоциклах в ненастье. Но мы вовремя услышали гул моторов и успели уйти в лес. Они покрутились, заглянули в дом. Там пусто и уехали.

– Дорога, проторённая старым лесником, поросла быстро, – сказал Степан, – а перед полем овраг глубокий. Шибко-то не сунешься. Место заброшенное. Но вам же можно уйти в колхоз имени товарища Кирова. Далековато, правда. Но ведь там люди, кров.

– Кто нас там ждёт голых да босых с детьми-малолетками?

– Коль вы знаете лёжку лося, я бы вам его добыл по морозцу, чтоб мясо не пропало, если командир меня командирует.

– Надо подумать. А пока мы вам из своих запасов оставим тушёнку, кашу перловую и сахара немного, соли. И Степана я к вам, пожалуй, отправлю. Пусть мяса заготовит. Наверняка у лесника был и остался добротный погреб, где можно его хранить.

– Господи! – воскликнула женщина, – Господи, дай доброму человеку всех благ!

Говор и возгласы услышали в доме, и молчаливая кучка исхудалых мальчиков и девочек, одетых в летнюю форму детдомовцев, сгрудилась в сенях, уставилась глазёнками на незнакомцев.

У Тани сдали нервы от жалости к невинной страдающей детворе. Она сбросила с себя рюкзак, развязала его и стала выкладывать банки с кашей.

– Вот, вот берите, берите, кормите детей! – на её глазах навернулись крупные слёзы.

Лейтенант вынул из планшета карту, развернул, всмотрелся.

– Мы вот здесь, посадка была тут, – ткнул он в карту карандашом. – Мало прошли всего шесть километров. Кукурузное поле от дома в пяти, если по дороге лесника. Напрямую – ближе.

– Лесник кугу объезжал. Вот там и сохатый пасётся.

–Да, – подтвердил заведующий, – попробовали спрямить дорогу, да заблудились, вышли на кугу. Там и сохатый стоял.

– Вам надо ходить за кукурузой обочиной дороги, не натаптывать тропу, по которой можно понять, что место тут обжитое, – сказал Степан.

– Спасибо за совет. Порой выбиваемся из сил с поклажей. Пожуём кукурузы и опять – к детям.

– Товарищ командир, наша подкормка – не решение вопроса, – волнуясь, сказала Таня.

– Я тоже так считаю, но что ты предлагаешь?

– Надо вернуться и забрать людей к себе.

– Я обещал отправить Степана, но этого мало. Прямо сегодня идти и заготовить початков тонны две, затем перевезти их к дому на лошадях до снега. Более этих мер я не могу ничего обещать, не зная, что там с нашим лагерем? Сейчас давайте накормим детей и взрослых.

Не будем говорить, с каким нетерпением ждали дети приготовление на скорую руку в полуведёрном чугуне похлебки с тушёнкой и кашей; с какой жадностью и торопливостью они черпали еду выструганными деревянными ложками и отправляли в рот; с каким удовольствием пили сладкий травяной чай, ибо описывать естественную детскую жадность к пище голодных малышей – кощунство. Скажем, только что, глазки у ребят после умеренной трапезы заблестели радостью и надеждой, что обед снова повторится, они окрепнут и будут такими же весёлыми и озорными, какими видели себя в стенах детского дома.

Между делом Таня ополовинила свою медицинскую сумку. Старшая воспитательница имела за плечами курсы медсестер и была очень благодарна за медикаменты. Степан настоятельно рекомендовал при простуде и других недомоганиях пить настой из коры осины, которую можно заготовить с полмешка в ближайшие дни. Он отдал свой острый топорик, которым легко тесать любое дерево.

26.

Группа Белухина вошла в Бобровое урочище после полудня. То там, то здесь попадались валуны. Иные огромные. Из-под одного такого вытекал бурный ручей.

– Напьёмся водички, товарищ лейтенант, как бывало, – сказал Степан, – отсюда начинается Бобровое урочище.

Они присели у ручья на мягкую осеннюю постель. Сбросили с плеч рюкзаки, оружие и всласть напились студеной воды. Минуты две наслаждались тишиной, Степан прислушивался к гулу в своих ногах: отмотали с нагрузкой добрых полста вёрст.

– Надо бы оглядеться, провести разведку, – сказал Белухин, – сколько до бобровой плотины?

– Тут рукой подать – две версты. У вас какая-то опаска?

– Есть, не скрою. Немцы в поисках диверсантов так и не появились. Но после такого разгрома складов и станции сидеть они не могли. Где-то же искали?

– Боюсь даже высказаться. А то, как старыми путями пошли?

– И я о том же думаю. Отдохнём и я – в разведку.

– Надо вдвоём идти. Я тут все валуны сосчитал.

– Ладно, пойдём вдвоём. Слух у вас тоже тонкий.

– В таком деле глаз следопыта важнее.

Они пошли налегке, взяв только свое оружие и запасные диски и ленты. Шли медленно, Степан изучал каждый метр берега ручья. Он ширился, но тек спокойно. Прошли полпути.

– Вижу сбитую землю на берегу. А на том – легкая оплывинка, словно кто-то языком мокрым прилезал. Переходили вброд, и мокро с обуви скатилось назад с бугристого берега. Талины сломаны, и листва сбита по следу. Слева и справа желто от листвы. Шла группа и не малая, – неторопливо, но с волнением рассуждал Степан. – Кто бы это мог быть? Ивану со своими людьми тут шастать нечего. Он прямо к плотине вышел. Там берег правый вовсе крут, густо порос тальником. Только в одном месте, чуть выше плотины есть прогал широкий. Бобры тальником кормятся. Вот через него, знамо дело, и выходил Иван на тот берег.

– Ваши рассуждения толковые. Побывали тут каратели, их следы! Но как нашли?

– След видно остался, когда уходили из лагеря на Кривом. Он направление дал. Немцы, думаю, тоже не без глаз.

– Выходит, нет в урочище наших?

– Похоже на то. Найдём кострище – убедимся. Надо бы перейти на тот берег. Он выше, сподручнее будет, если что.

– Переходим. Если это фрицы – то могли секреты оставить наподобие моих. Потому глядеть в оба.

– Но у меня только один глаз! – пошутил Степан.

– Один, а видит за десяток!

Настороженно вышли к первому окопу. Увидели стреляные гильзы.

– Здесь шёл бой, но короткий. Гильз немного.

– Окоп вырыли за валуном, – удивился Степан, – сами догадались или сержант надоумил?

– Он, больше некому.

Чутко прислушиваясь к звукам леса, подошли к землянке, у которой обнаружили кострище залитое водой, чтоб не тянуло дымом. Мера обоим понятная. В землянке вместо двери висела брезентовая попона. Степан было сунулся открыть да посмотреть – что там?

– Стойте! Вход может быть заминирован!

Костя достал из рюкзака верёвку, подошёл сбоку к попоне, привязал за болтающиеся внизу крепкие прорезиненные нитки. Отошли, присели. Белухин с силой дернул верёвку – раздался взрыв. Косяки, сработанные дедом Евграфом, выбило наружу, с крыши посыпалась земля, обнажая накат брёвен.

– А!? – сказал лейтенант. Степан помрачнел.

Командир достал шомпол и протыкал им взрыхленную землю перед входом. Шомпол упёрся во что-то твердое.

–Мины фрицы с собой на карательные облавы не берут, а вот гранату с секретом поставили. Наступишь – сдвинешь взрыватель. – Костя осторожно стал счищать землю с гранаты кинжалом. Граната обнажилась с вилкой, приводящей в движение взрыватель. Вытащив вилку, лейтенант извлёк за длинную ручку противопехотную гранату, смахнул остатки земли, подвесил за ремень под маскхалатом.

– Пригодится. Идёмте дальше.

Они прошли к тому месту, где был вырыт первый окоп. Тут гильз насыпано больше. Тальник у воды разметало взрывом.

– Картина ясна, ребята отбивались, да вон там второй окоп. Отбили атаку и ушли. Но куда, вы можете предположить?

– Только в одно место: на острова Широкого болота. Так мы попросту ту воду называем. Оно не топкое, низина, осенью изрядно пересыхает, но укрыться от немцев там можно надежно. Надо глянуть, можа след обнаружу. Правда, уж пятиднёвка минула, как ушли.

–Вражеский след на речке вы обнаружили, почему тут сомневаетесь?

– Немцы не таились, а Иван – человек с головой, осторожный. Тем более немец у него на хвосте.

Они пошли по предполагаемому направлению. Увидели коновязь, конский помёт. Телеги не было.

– Чтобы время не терять, товарищ лейтенант, я тут пошарю, а вы – за девчатами. Идти далеко. К ночи можем не успеть. Выходите вон к тому бортняку. Ивану через него путь.

– Ладно! – сказал Костя, и они на время расстались.

Только опытнейший глаз, какой имел Степан, мог обнаружить в мягкой лесной постели едва заметные следы колес телеги и едва угадываемые конских копыт. Прошёл по бортняку вправо, где кустился низкорослый шиповник с переспевшими плодами, как капли крови. Вот и вражеский след, шли цепью, вон сколько сбитых капель и подломышей нижних веточек. Направление движения почти одинаковое. Следопыт что-то снял со стебля шиповника. Вернулся удовлетворенный. Он не ошибся, присел на вележину, поджидая командира, скрутил козью ножку и закурил. Вообще он курил мало, особенно во время переходов и его не очень тянуло к табаку. Собирался вообще бросить курить, но проклятая война и нервное напряжение иногда требовали порцию никотина. Козья ножка успокаивала. Или это было самовнушение? Он такие вопросы себе не задавал, к чему голову ломать! Она итак трещит порой от нагрузки в походе. Но пешие переходы была его стихия, и он никогда не клял себя за свое ремесло. Лес для него живое существо, и он весь в нём. Как профессор разбирается в своей теории, так и он понимал и знал эти долы, их законы – иная подмеченная мелочь раскрывала целое событие. Так увидев в нескольких местах в стороне от следа наших людей, примятый низкорослый шиповник, он понял, что тут шли немцы. Иван его обойдёт, а эти ломили напрямик. И коль Иван обошёл шиповник, сделав дугу, теряя несколько минут, выходит у него не на самом хвосте висели каратели, а отстали далековато. Возможно, он их не видел и не слышал, но все равно спешил, об этом говорил ему отмеченный аллюр широкого шага лошадей. Это на первых минутах манёвра, а далее шаг сменился на средний – где-то семь верст в час.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒