Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Рогалёва, И. С. 14 страница



— Что значит пока? — возмутился Андрей.

— Не перебивай. Ты торопишься жить, очень торопишься. Твоя жизнь похожа на карусель. Однажды ты вскочил на нее, и с тех пор мчишься по кругу. Ты не один на этой карусели. Рядом с тобой кружатся твои друзья и знакомые. Если бы вы за­хотели остановиться и сойти, то увидели бы, кто крутит вас в этом бессмысленном расписном водовороте. Но ты торопишься жить и в спешке не можешь понять самого главного.

— И что же это, по-твоему?

— Смысл жизни. Чтобы его найти, надо двигаться к Истине, к свету, а ты кружишься в темноте.

— Бред какой-то! Я живу, как мне нравится! И я знаю, в чем смысл жизни! Деньги и власть! И это у меня есть, — за­пальчиво крикнул Андрей.

— Когда-то ты думал по-другому. Ты был хорошим и добрым мальчиком. Любил смотреть днем на облака, а вечером на звез­ды. Любил этот мир, и он был открыт длятебя. Но однажды гордыня взяла над тобою верх, и ты решил переделать себя — стать сильным, независимым, богатым. Ты всего этого добился, но слишком дорогой ценой. У тебя есть все, но твоя жизнь похожа на грязный шлак.

— Все так живут!

— Не все. Смотри!

Женщина раскрыла ладонь: на ней, сверкая гранями, лежал бриллиант чистей­шей воды.

— Так может выглядеть твоя жизнь.

— Это всего лишь граненый алмаз, — фыркнул Андрей.

— Но когда-то и он был спрятан вну­три шлака. Сойди с карусели, пока не поздно.

— Не лезь в мою жизнь! — Андрей стукнул кулаком по столу, драгоценный камень скатился с ладони женщины на пол, словно падающая звезда.

— Надо его найти, в нем не меньше трех карат! — вскочил Андрей.

— Оставь — это всего лишь наглядное пособие. Печально, что карусель никогда не бывает пустой. Иногда людям удается сойти с нее, но на их месте сразу оказы­ваются другие. У тебя осталось немного времени. Сойди с карусели!

Окончательно разозлившись, Андрей вскочил и-за стола, бросил на стол де­нежные купюры и вышел в морозную ночь. Женщина в костюме цыганки, при­стально посмотрев ему вслед, затушила свечи и растворилась в темноте. На столе остались лежать мятые деньги, парик и мо­нисто. В баре стало тихо. Толстые зайцы на потолке зашевелились и спрыгнули на пол. Некоторое время они хрустели овощами в кладовке, затем забились в угол около батареи и уснули.

 

Андрей вышел из бара и посмотрел на небо, усыпанное звездами.

«А вдруг звезды и есть человеческие жизни, — говорят же, что после смертидуша хорошего человека попадает на небо, а плохого — под землю? — задумался он. — Если гадалка сказала правду и моя душа — грязный шлак? Нет, это бред! А вдруг правда? Где мне искать ответы на свои вопросы? »

— Бом! — вдруг раздался из темноты звук церковного колокола.

Андрей посмотрел на часы — семь утра. «Пора домой».

Анна проснулась в увешанной яркими полотнами мансарде маркиза, тихо оде­лась и с облегчением захлопнула за собой входную дверь. Она шла к метро через парк аттракционов, когда ее окликнула женщи­на с зелеными слегка раскосыми глазами, стоявшая около кружащейся карусели:

— Девушка, хотите прокатиться? — она махнула рукой в сторону расписных фигур. Большой квадратный перстень на ее руке сверкнул синими отблесками.

«Кажется, я ее где-то видела», — по­думала Анна.

— Хочу, только у меня нет денег, — от­ветила она.

— Такую красавицу я пущу бесплат­но, — женщина на минуту остановила крутящийся круг.

Анна уселась на деревянную лошадку, и карусель набрала скорость.

Добравшись до дома, Андрей принял таблетку аспирина, упал на диван и уснул, забыв о приезде жены и сына.

— Мы вернулись! — крикнула с порога Марина. — Андрюша, ты дома?

— Дома я, дома! — он вышел в при­хожую.

— Папа, папочка! — бросился к нему на шею пятилетний Димка. — А чем от тебя пахнет? — уловив запах перегара, сын увернулся от отцовского поцелуя. — Уга­дай, где мы были? Ни за что не угадаешь!

— В аквапарке, — наугад ответил Ан­дрей, потирая виски.

— Нет, — рассмеялся колокольчиком сын, — мы в монастырь ездили. Оказывается, рядом с нашей дачей есть монастырь. А там есть камень апостола Андрея Первозванно­го. Монах мне сказал, что этот апостол твой защитник и надо перед его иконой поставить свечку. Я так и сделал. А мама долго за тебя молилась. Я даже устал ее ждать.

— Тоже мне молитвенница нашлась. Делать вам нечего, — буркнул Андрей.

— А ты опять пил все выходные? — не глядя на мужа, Марина принялась раз­бирать сумку.

— Слушай, давай не будем начинать этот бессмысленный разговор. Мне и так тошно. Выпили с ребятами немного, ниче­го страшного. Сейчас поедем, купим тебе подарок, потом где-нибудь вместе поедим.

После контрастного душа Андрею стало легче. Похмелье отпустило, голова прояснилась. Подбирая галстук, он взгля­нул на свое отражение. «Неужели это я? » В зеркале было отекшее лицо с желтыми кругами вокруг глаз. В сердце внезапно кольнуло.

«Что же я делаю со своей жизнью? — вдруг подумал Андрей. — Я же в любой момент умереть могу. Димка совсем ма­ленький. Кто его растить будет? Маринку я совсем задавил. Она же в мышь превра­тилась, боится слово против меня сказать, только попискивает жалобно. Что там эта цыганка говорила? “У тебя есть все, но твоя жизнь похожа на грязный шлак”. А ведь она права. Облепила меня грязь со всех сторон. Даже сын от меня шарахается. Надо что-то делать. Меняться надо, а то ведь и сам погибну, и семью погублю! »

Прошел год.

Шестилетие Димки Андрей с Мариной отмечали в кафе на Петроградской. Прово­див гостей, взяв сына за руки, они пошли в зоопарк.

— Смотрите, карусель! — мальчик вырвался из родительских рук и помчался к нарядной карусели. — Тетя, можно мне покататься? — спросил он у зеленоглазой женщины-билетера.

— Нет, малыш. Эта лошадка не для тебя. Беги к родителям, — улыбнулась она.

Димка со всех ног понесся обратно.

— Меня не пустили! — пожаловался он отцу.

— Пойду разберусь!

Андрей направился к карусели, но, увидев кружащихся под грохочущую музыку людей, замер. Перед ним, ничего не замечая вокруг себя, проехали Анна и маркиз, Игорь и Галина.

Андрей бегом вернулся к семье, обнял за плечи жену, крепко взял за руку сына и повел их подальше от карусели.

К карусели подошла компания моло­дежи.

— Хочу кататься! — крикнула девуш­ка, раскрашенная под вампира.

Ее товарищи с радостным гоготом бросились за ней.

Женщина с зелеными глазами оста­новила на минуту движение тяжелой платформы.

 

КАТЬКИНА ЛЮБОВЬ

 

В деревне «Новая жизнь» на скотном дворе случилось выдающее собы­тие — молодая коза Катька влюбилась в пожилого скотника Ивана Петровича.

Двор возбужденно гудел с того мо­мента, когда счастливая коза объявила всем родственникам и подругам о своей любви.

Взрослые коровы и козы дружно осу­дили безмозглую, по их мнению, Катьку.

— Что она нашла в этом скотни­ке? — недоумевали они. — Мало того, что не должна коза любить человека, такПетрович по возрасту в отцы ей годится, к тому же он пьяница.

Это была правда. Петрович пил по- черному. Его жена, птичница Клава, про­жив с ним десять лет и ведя все это время неравную борьбу с соперницей-бутылкой, месяц назад поняла, что война за мужа окончательно проиграна, и переехала на другой конец деревни к матери.

Иван несколько дней помаячил под тещиными окнами, но так как им никто не заинтересовался, решил больше туда не ходить.

— Тоже мне прынцесса, — сказал он другу Ваське, когда они праздновали на­чало холостяцкой жизни Ивана, — у меня таких прынцесс полдеревни будет. Еще сама прибежит проситься ко мне под род­ной бок, а я ей — фигушки, ступай туда, откуда пришла. Мужик я или кто?! — он хлопнул кулаком по столу.

Но, как бы Петрович ни хорохорился перед другом, на душе у него было тяжко: в избе грязно, горячей еды нет, а когда он вынул из шкафа последнюю чистую рубаху, то и вовсе расплакался.

— Сиротинушка я, брошенка, некому за мной приглядеть, щи сварить, рубахи постирать, только коровы да козы меня и любят.

В таком минорном настроении отпра­вился он на скотный двор, по дороге не забыв опохмелиться вместе с Васькой.

Переделав всю работу, Петрович при­сел на копнушку сена около козы Катьки и, размазывая пьяные слезы по лицу, пове­дал ей о своей несчастной доле. Трепетное сердце молоденькой козы откликнулось на несчастье скотника. Наклонившись к нему, она слизнула грязные соленые слезки шершавым языком.

— Ох ты моя родная, — умилился Пе­трович от неожиданной ласки, — только ты меня и можешь понять.

Обняв теплую Катькину шею, он за­крыл глаза и уснул.

Слушая громкий заливистый храп, коза, боясь пошевелиться, тихо стояла, прислу­шиваясь к новому чувству, зарождавшему­ся у нее в душе. «Бедненький, брошенный, любимый мой, ненаглядный», — думала она, с нежностью глядя на Петровича, свер­нувшегося калачиком на сене.

Проспавшись, скотник неожиданно для себя чмокнул добрую козу в морду и пошел домой. Именно после этого по­целуя объявила молодая коза всему двору о своей любви к скотнику.

Ее мать, коза Манька, дочь не осудила, напротив, загордилась своей необычной дочкой, ведь никому до нее не пришло в голову полюбить самого Петровича. Уз­нав о том, что скотник поцеловал Катьку, старая коза сразу поняла, что эта любовь взаимна, и предвкушала начало новой зажиточной жизни.

— Скажи ему, чтобы построил нам отдельный сарай, утеплил его как сле­дует, чтобы нас на самых сочных лугахпас, — шептала она на ухо дочери, чтобы их никто не услышал и не позавидовал нежданному счастью.

— Колокольчик попрошу на красной ленте и сладкой морковки, — мечтала Катька.

— Жениться он, конечно, на тебе не может, но жить к себе взять обязан, — по­учала мать.

Долго козы мечтали о счастливой жизни, которая наступит у них благодаря Катькиной взаимной любви.

А наутро весь скотный двор ахнул — Петрович явился с новым бубенцом на шелковой ленте, опередив Катькину просьбу.

Теперь Катька делала все, чтобы Иван бывал с ней почаще: радостно мемекала при его появлении, терлась о ноги при каждом удобном случае и преданно гля­дела ему в глаза.

Однажды ей удалось спасти Петро­вичу жизнь, когда тот пьяненький заснулв хлеву с горящей папиросой в зубах. Папироса выпала изо рта и зажгла сухое сено, на котором сладко сопел любимый скотник. Катька, не растерявшись, забила огонь копытцами.

Петрович догадался о случившемся и, вновь расцеловав спасительницу, решил забрать ее к себе. Что и сделал. Не по­павшая в новую сладкую жизнь Манька обиделась на дочь и начала осуждать ее вместе с другими козами.

— Еще узнает, как жить со старым пьяницей, — говорила она корове Мил­ке, — если его жена бросила, так молодой козе тем более счастья не будет.

— Му-му-дро говоришь, — одобри­тельно качала та головой, — наму-мучается она с ним.

Так оно и вышло. Петрович не постро­ил для козы отдельный сарай, а поселил ее в сенях. Васька, обнаружив животное в доме, покрутил пальцем у виска, но по­сле рассказа о спасенной жизни изменил мнение о Катькином присутствии и по­чесал ее за ухом.

Наступила зима. Петрович то и дело прикладывался к бутылке, все чаще за­бывая о мерзшей в сенях козе. Подаренный им бубенчик заржавел и больше не звенел. Катькина любовь таяла, как снежинки на теплом окне.

Козе было жалко Петровича, но еще больше себя. «Как я могла полюбить его, — думала она, глядя на пошатывающегося грязного скотника, — а может, и не любовь это была? »

В конце концов Катькины голодные требовательные крики стали Ивана раз­дражать. Он уже не раз пожалел о том, что привел ее в свой дом. Недовольные друг другом, они прожили еще некоторое время.

В один прекрасный морозный день Ва­силий, сжалившись над несчастной козой, отвел ее обратно на скотный двор. Коровы и козы, увидев Катьку, еле стоящую на

ногах от голода, пожалели ее и не стали над ней смеяться.

К весне она поправилась и забыла о своей непутевой любви.

Петровича выгнали с работы за пьян­ство, и история, когда-то взбудоражившая всех, забылась.

Любовь с тех пор обходила скотный двор стороной.

 

КАК ПЕТР С СОВЕСТЬЮ БОРОЛСЯ

 

Жил-был Петр. Женился он на де­вушке по имени Любовь. Впрочем, так Петр думал до свадьбы, а после, при­смотревшись к жене, понял, что никакая она не Любовь, а просто Люба.

Родители Петра прожили всю жизнь душа в душу. «Муж и жена — одна плоть, — учил его отец, — значит, и сердце у них должно быть одно на двоих. Если у мужа что-нибудь заболит, жена эту боль как свою чувствует, и наоборот».

Петр, глядя на свою семью, хотел такую же, поэтому невесту искал, похожую на мать. Искал и нашел: белокурая, голосок — нежный, глаза — васильки. И девушке он по сердцу пришелся, да иначе и быть не могло: парень симпатичный, с хорошей профессией бухгалтера, со своей жилпло­щадью.

Как-то гуляли они в парке. Заметил Петр на краю дорожки пухлый кошелек. Увидел, но в руки не взял. Сказал: «Пусть лежит». — «А вдруг в нем наше счастье? » — поджала губы Любовь. «Разве может сча­стье в кошельке поместиться? » — удивился Петр. «Конечно! Вдруг в этом кошельке куча денег? Я, к примеру, ни разу за грани­цей не была. Я на море хочу, в Анталию». — «Если мы возьмем чужие деньги и купим на них счастье, то человек, потерявший их, не купит чего-то нужного и станет от этого несчастным», — объяснил невесте Петр. «Если мы кошелек не подберем, его другие возьмут», — стояла на своемдевушка. «Мне совесть этого сделать не позволит», — отрезал Петр, и они прошли мимо солнечной Анталии.

Тогда Люба и узнала, что Петр ни со­врать не может, ни обхитрить.

«Наличие совести — недостаток серьез­ный, но я с ним справлюсь», — подумала она, но до свадьбы решила Петру о своем намерении не говорить, чтобы не напугать. Зато после стала действовать по плану: то одно попросит мужа купить, то другое. Петр изо всех сил старался жене угодить, но однажды не выдержал, сказал:

— Люба, моей зарплаты на твои хоте­ния не хватает.

Та только этого и ждала.

— Значит, надо что-то придумать, — промурлыкала она. — Пора тебе карьерой заняться. Сейчас ты простой бухгалтер, а должен стать старшим, а там, глядишь, и в директора выбьешься.

— Так у нас есть старший бухгалтер, — удивился Петр.

— А ты сходи к начальнику, расскажи, что он коньяк по утрам пьет.

— Это же неправда! Нет, я клеветать не буду! Мне совесть не позволит!

— А ты ее прогони!

— Как это «прогони»?

— Как все делают.

— А чем можно совесть прогнать?

— Да чем угодно. Проще всего алкого­лем. Совесть его не переносит, даже может умереть от пьянства, но нам этот способ не подходит. Лучше телевизор чаще смотреть, там постоянно о вреде совести говорят. Твоя совесть послушает, послушает, ста­нет ей совестно, что она жизнь хорошему человеку портит, — глядишь, и уйдет.

— Давай попробуем, ради интереса, — согласился Петр.

Начал он все свободное время теле­визор смотреть и понял, что жена оши­блась — там о вреде совести никто не говорил. О ней вообще не вспоминали: ни в фильмах, ни в передачах, даже канал«Культура» о ней молчал. Лишь однажды услышал Петр о совести, и то в юмори­стическом шоу, где совесть высмеивали и называли рудиментом. «Оказывается, ты в моей жизни лишняя, — сказал Совести Петр. — Люди о тебе давно забыли. Без тебя можно прекрасно прожить». — «Не верь им, не верь, — тихо ответила та. — Эту ложь бессовестные люди придумали, чтобы весь народ стал как они. А без меня жить нельзя. Без меня ты козленочком станешь». — «Сказочница ты, фантазерка. Иванушка в козленочка превратился, по­тому что из лужи попил». — «Ничего-то ты в этой сказке не понял. Иванушка сестрицу не послушался, обманул, вот и попал в беду. А ведь совесть ему гово­рила, что нельзя обманывать. С малого обмана большие беды начинаются». — «Да какая же беда без тебя жить? Объясни! » — «Я... Я... Да ты без меня... » — стушевалась Совесть и замолчала. Стыдно ей стало за себя ходатайствовать. Спряталась онав дальний уголок души, дверку за собой прикрыла и заплакала от жалости к Петру.

А Петр тем временем решил друзей в гости позвать. Он их со дня свадьбы не видел. Тем более что и повод для этого имелся — день рождения.

Пришли друзья — люди приличные, се­мейные, состоятельные; жены у них яркие, нарядные, дорогими духами пахнут. Вы­пили гости за здоровье хозяина, похвалили хозяйкину стряпню и стали рассказывать, как им хорошо живется: и машины у них дорогие, и недвижимость за границей, и пу­тешествуют они на разные острова. Петр их слушает, удивляется: учились все одинако­во, а живет он почему-то по-другому.

— Как вам удается столько денег за­рабатывать? — наконец спросил Петр.

— Такие деньги не заработаешь, — сме­ются друзья. — Их только украсть можно.

— Как украсть? Вы что — воры? — из­умился Петр.

Нет, конечно, — весело перемигну­лись друзья.

«Воры они! » — шепнула Совесть из своего укрытия. «Цыц! — цыкнул на нее Петр. — Молчи. Дай у умных людей по­учиться, как деньги делать. Надоело на зарплату жить, на маршрутке ездить, Любе в хотениях отказывать. Я тоже хочу ма­шины, острова и недвижимость». — «Ум человеку дан для того, чтобы он добро от зла мог отличить. А если он этого не может, значит, нет у него ума», — не сдавалась Со­весть. «А по телевизору говорят, что теперь у жизни новые правила — все, что раньше было злом, теперь добро, и наоборот. Что надо быть не умным, а хитрым. Что ты на это скажешь? » — потер Петр руки. Очень уж ему понравилось, как он Совесть на место поставил.

«Врут, все врут, — схватилась за сердце Совесть. — Сердце! Сердце! Хоть ты ему скажи, что воровать нельзя». Но опьянен­ное сердце ее не услышало.

— Хочешь, мы тебя к себе возьмем? - расщедрились друзья.

— Хочет! Конечно, хочет! — подско­чила Люба.

— Я бы на твоем месте сильно не радо­валась, — шепнула ей одна гостья. — Для того чтобы такие деньги иметь, надо жить по особым правилам.

— Мы на все готовы, — отозвалась Люба.

— А к изменам мужа ты готова? Ему по статусу надо будет любовницу иметь. Фотомодель, или балерину, или актрису, или манекенщицу.

— Манекенщицу лучше, чем балери­ну, — встряла в разговор другая гостья. — На манекенщиц меньше денег уходит.

— Я за балерину. Особенно если она прима. Ходишь в театр, как к себе домой. К тому же они мало едят, — сказала третья.

— Как вы можете так спокойно об этом говорить? Как же вы смогли к предатель­ству мужей привыкнуть? — поразилась Люба.

— Нам толерантность помогла, — ска­зала одна гостья. — Очень удобная вещь.

— Обожаю толерантность! — восклик­нула другая. — С ее помощью можно всему найти оправдание.

— Как это? — не поняла Люба.

— Если сказать, что муж мне изме­няет — то это неприятно и даже больно. Но если моя позиция к изменам мужа толерантна, то мне не больно.

— А я помню, как моя совесть, узнав первый раз об измене мужа, вытащила из памяти слово «прелюбодей»!

— Хи-хи, какое неприличное слово! — захихикали женщины.

— Она сказала еще одно неприличное слово — «грех»! — смущенно добавила гостья.

— А ты? Что ты ей ответила?!

— Сказала, что надо быть толерантной и позитивной.

— Правильно! Правильно! —закивали гостьи.

 «Нет, такого счастья мне не надо, — ис­пугалась Люба. — Лучше свой гранитный камешек в ладошке, чем чужой бриллиант в окошке! Надо что-то делать, пока эти то- леранты моего Петю к себе не заманили».

— Совести у вас нет! — закричала она на гостей. — Не надо нам вашего рая.

— Ты же сама говорила, что от совести надо избавляться, — поразился Петр пере­мене в жене.

«Помощь пришла, откуда не ждали! Вспомнили-таки про меня! » — возлико­вала Совесть.

— Да что это такое — совесть? Ее давно отменили! — возмутились друзья.

«Я — голос Бога», — твердо сказала Совесть Петру.

— Совесть — это голос Бога, — по­вторил он.

— Так и Бога давно отменили! — фыр­кнули гости и ушли.

«Слышала, что они сказали? » — спро­сил Петр у Совести.

«Врут, все врут, — отозвалась она. — Я приведу тебя к Богу».

«А как же Люба? Мы должны придти к Нему вместе».

«И Любу возьмем. Должна же она, в конце концов, стать Любовью».

«Должна», — согласился Петр, обнял жену и пошел спать.

 

Совесть сдержала свое обещание. Петр и Любовь обрели веру и прожили жизнь с одним сердцем на двоих. И лишь в конце жизни Петр понял, что отец не сказал ему самого главного — счастья без веры и без совести не бывает.

Может, потому и не сказал, что каждый человек сам это понять должен.

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

 

Повесть

Время перехода заканчивается 

Рассказы

Горящая путевка   

Случайная встреча

Бумеранг     

Песчинки     

Сказки

Ночь в «Пурге»           

Катькина любовь 

Как Петр с совестью боролся      

 

Ирина Сергеевна Рогалёва

 

ВРЕМЯ ПЕРЕХОДА

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ...

 

Повесть, рассказы и сказки

 


[1]Зах. 10, 2.

[2]Мк. 8, 36.

[3]Кор. 13, 1-8.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.