Рогалёва, И. С. 10 страница

— Хотите, я расскажу вам о местных племенах? — спросил Стас, когда они отъехали от заправки.

— Давайте помолчим. У меня нет сил, — отказалась Надежда.

Оставшийся отрезок пути она смотрела на пустыню. Где-то там мог идти караван с ее дочерью. Так ей казалось.

Каир Надежду оглушил: гудели автомобили и автобусы, люди пытались перекричать машины и друг друга. От выхлопных газов с непривычки можно было задохнуться. На улице Гиза, где располагалось посольство, было спокойнее, чем в центре. Увидев солидное белоснежное здание, Надежда воспряла духом.

«Здесь мне обязательно помогут», — решила она, входя в прохладный холл. Секретарь посла, узнав причину посещения, без проволочек провела Надежду в прекрасно обставленный огромный кабинет. Посол, гладко выбритый холеный мужчина средних лет, внимательно ее выслушал, что-то записал в блокнот, и, выразив сочувствие, тепло с ней попрощался. Стас ждал Надежду в машине. Выслушав короткий рассказ, он печально вздохнул.

— Почему вы так вздыхаете? Вы думаете, что посол мне не поможет? — голос Надежды сорвался на крик.

— Успокойтесь. Я ничего такого не думаю, — слукавил молодой человек. — Давайте лучше поужинаем. Недалеко отсюда есть неплохое кафе.

— Простите, сорвалась. Нервы сдают совсем, — Надежда взяла себя в руки. — Конечно, вам надо поесть. Вы же весь день за рулем.

Они подъехали к маленькому кафе, когда совсем стемнело. Стас с аппетитом умял огромную шаверму из свежей баранины, Надежда съела какие-то овощи. Вкуса еды она не почувствовала. Потом заехали в центр в офис. Стас исчез в нем надолго. Надежда терпеливо ждала его, рассматривая прохожих. Вечерний Каир сиял огнями. Из многочисленных уличных кафе неслась арабская музыка. Мужчины — от юношей до преклонных стариков — пили кофе и курили ароматный кальян, ведя неторопливые беседы.

«Чужая непонятная жизнь, — думала Надежда. — Что мне понадобилось в этой стране? Куда меня понесло? Надо было потерпеть до отпуска и поехать всей семьей в Крым к тете Рае, она так нас звала. Нет, захотелось экзотики! Все мои знакомые были в Египте, и мне надо! Да еще эта дешевизна. Как мы падки на нее».

На другой стороне улицы остановился белый лимузин. Из него вышел толстыйважный араб средних лет в национальном платье. Вслед за ним появились две женщины с закрытыми паранджой лицами. Первая, судя по комплекции, была явно моложе второй. Гуськом они направились в многоэтажный ювелирный центр.

«Муж и две жены, — догадалась Надежда, провожая их глазами. — Господи, неужели и моя Катенька будет ублажать многоженца? » — всхлипнула она, но поплакать не успела: появился Стас.

— Забронировали вам билет до Питера. Вылет через три дня из Шарма, — он с довольным видом вручил ей листок с бронью. — Сейчас поедем к моему другу, переночуем у него, а завтра часиков в шесть стартанем обратно.

— Как скажете, — махнула рукой Надежда.

Друг Стаса, Макс, оказался ровесником Надежды. Жил он в съемной однокомнатной квартире на окраине Каира. Макс был кладоискателем и зарабатывал на жизнь тем, что доставал из морских глубин ценности с затонувших кораблей. Выслушав рассказ о похищении, он достал телефон и начал просматривать записную книжку.

— Может, у тебя есть кто-то, кто может заняться этим делом? — спросил Стас.

— Есть, — ответил Макс. — Вот его номер. Это Лавр. Помнишь, я тебе о нем рассказывал. Он прошел Кандагар, Чечню, в Грузии воевал. Профессионал с большой буквы. Он сейчас в Табе обосновался. Ждет предложения от кое-кого. — Макс многозначительно похлопал себя по плечу.

— Лавр теперь на разведку работает? — удивился Стас.

— Теперь! Он всю жизнь в разведке.

— А сколько надо будет ему заплатить? — спросила Надежда, не веря в удачу.

— Не знаю. У него спросите. Он за такое дело лишнего с вас не возьмет. Лавр арабов ненавидит лютой ненавистью. Они не меньше сотни его друзей на тот свет отправили! Правда, и он в долгу не остался — воздал им, как минимум, вчетверо. Русскую девушку украсть! Да за это их всех взорвать надо! — голос Макса задрожал, а на шее вздулась толстая вена.

— Вы тоже воевали, — догадалась Надежда. — Вместе с Лавром?

— Один раз пересеклись, в Осетии, — неохотно ответил Макс. — Но воевать я завязал. Теперь вот подводной контрабандой промышляю. Смотрите, что в последний раз поднял.

Он достал из кладовки тяжелую сумку и вынул из нее большой сверток. В нем оказался старинный, прекрасно сохранившийся глиняный кувшин с запаянным горлом.

— А что там внутри? — полюбопытствовал Стас.

Еще не знаю. Сам боюсь вскрывать. Жду, когда кто-нибудь из спецов подъедет, тогда и вскроем. Внутри все, что угодно, может быть. Зацени, какой он тяжелый.

— Да, килограмма три, не меньше, — Стас вернул сокровище. — Ему, наверное, лет двести?

— А семьсот не хочешь? — рассмеялся Макс. — Ты в сравнении с этим кувшином — эмбрион. Все, отбой. Я Надежде на кровати постелил, а нам здесь, на полу.

Надежда приняла вторую капсулу и тут же уснула.

Обратная дорога показалась ей короче. Может, это было потому, что в сердце появился маленький росточек надежды. Стас высадил ее у отеля и уехал отдыхать.

Поднявшись в номер, Надежда достала мобильник, чтобы позвонить Лавру, но телефон разрядился. Зарядного устройства нигде не было. «Наверное, горничная взяла», — подумала Надежда. Ее предупреждали, что работники в египетских отелях бывают нечисты на руку. «Позвонюпо местному телефону», — решила она. Лавр ответил сразу. Его голос был на удивление тонким. «Мне ваш номер дал Макс. Он сказал, что вы сможете помочь мне найти дочь. Ее похитили два дня назад в Шарм-эль-Шейхе в одной из лавок, где мы покупали платье», — произнесла Надежда на одном дыхании.

«Больше ничего не говорите. Я все понял. Надо встречаться. Вы сейчас где? » — Лавр вдруг заговорил нормальным голосом. Надежда назвала свой отель. «Ждите меня завтра в холле в десять утра». Мужчина отключился.

«Ополоснусь с дороги и лягу. Может, удастся проспать до следующего утра», — подумала Надежда.

Она проснулась от стука в дверь. Стучали корректно. «Наверное, это Лавр приехал раньше времени», — обрадовалась женщина, распахивая дверь. На пороге стояли два араба. Они были одеты в джинсы, в обтягивающие раскаченные торсы майки.

— Можно войти? — спросил один из них по-английски.

Не дожидаясь разрешения, мужчины вошли в номер и плотно закрыли за собой дверь.

— Что вы хотите? Я вызову полицию! Уходите немедленно! — закричала Надежда.

— Тихо! Не надо кричать, — сказал второй араб на английском. — Мы не причиним вам вреда, но вы можете навредить своей дочери.

— Что? Вы знаете, где моя дочь? — Надежда осела в кресло. — Что с ней?

— Мы пришли сказать, чтобы вы не искали дочь. Не надо привлекать к ее поискам ваших знакомых. Катю вам никто не вернет, но если вы будете заниматься поисками, то ее убьют. Позвоните господину Лавру и отмените вашу встречу.

— Хорошо! Я все сделаю! Только не убивайте ее! — от страха Надежда заговорила по-русски. — Вот, у меня билет на самолет. Я улечу через два дня, — трясущимися руками она достала из сумочки листок с распечатанной бронью.

— Счастливого полета, — ухмыльнулись арабы и, не глядя на билет, ушли.

Надежда бросилась к телефону.

— Не приезжайте. Они убьют ее, если вы приедете, — сказала она Лавру и, не слушая его возражений, бросив трубку, упала на пол.

Надежда не помнила, как прожила полтора дня до отлета. До приезда такси из номера она не выходила. Несколько раз звонил телефон, стучали в дверь. Вероятно, это был Стас, но ей было все равно. Она окаменела и душой и телом.

Узнав о несчастье, муж попал в больницу с инсультом и вышел, точнее, выехал оттуда на коляске разбитым параличом инвалидом. Болезнь мужа спасла Надежду от самоубийства, о котором она думала непрестанно. В случае ее смертиухаживать за Петром было некому, а бросить его на произвол судьбы Надежда не могла.

Друзья и знакомые сочувствовали их горю и пытались помочь, как могли. В основном советами.

Слушая их, Надежда побывала у экстрасенсов, у потомственной колдуньи и даже у индийского гуру. Они обещали найти дочь и быстро вылечить мужа, но, вытянув из несчастной матери все сбережения, отказались от своих слов. Вместе с деньгами исчезло и упование на помощь магии. Надежда стала все чаще заходить в церковь и однажды, решившись на разговор со священником, рассказала ему о своей трагедии. Батюшка принял близко к сердцу ее горе и утешил.

Надежда, откликнувшись на доброту и любовь, начала воцерковляться: исповедалась за прожитую жизнь, стала причащаться и молиться за пропавшую дочь, известий о которой так и не было.

«Господи, спаси и помилуй Екатерину, — молила Надежда Бога, — помоги мне узнать, что с ней».

«Я не представляю, что со мной было бы, если бы я не пришла к вере, — как-то призналась она подругам. — Я бы покончила с собой, сошла бы с ума или спилась. Только Господь дает мне силы жить дальше».

После похищения дочери Петр прожил пятнадцать лет. Похоронив мужа, Надежда уволилась с работы и стала работать в своем храме свечницей. За эти годы она изменилась: строго соблюдала посты, постоянно молилась и даже начала присматриваться к монастырской жизни. Но решиться на уход из мира все не могла.

Однажды перед Рождеством ей предложили поехать в паломничество на Святую землю. После трагедии с дочерью Надежда дала себе слово, что больше за границу не поедет, но... Святая земля, по которой ходил Сам Господь! Посетитьее — мечта любого христианина. И Надежда согласилась.

— Ваша цель приезда в Израиль? — спросила Надежду черноволосая красивая девушка из пластиковой кабинки паспортного контроля.

— Паломничество, — спокойно, как наставляли друзья перед отъездом, ответила она.

— Проходите! — красавица шлепнула в паспорт печать.

Путь на Святую землю был свободен.

Программа была насыщенной — десять дней вмещали в себя все самые важные евангельские вехи: Галилея, Вифлеем, Иерусалим, Иордан. В Иерусалиме из- за болезни гида у паломников оказался свободный день. Решили всей группой посетить храм Гроба Господня. Чтобы повторить Крестный путь Господа, пошли к нему с восточной стороны Старого города через Львиные ворота, которыевывели их прямо на Виа Долороза — улицу, вьющуюся через весь арабский квартал, заполненный многочисленными торговыми лавками с едой, тканями, специями и сувенирами.

Через некоторое время Надежда обнаружила, что идет одна — ее товарищи, поддавшись настойчивым приглашениям торговцев, рассеялись по лавкам.

«Надо и мне что-нибудь купить», — подумала она и, сбавив темп, стала присматриваться к товарам. Ее привлек запах свежемолотого кофе. Надежда зашла в лавку. К ее удивлению, там была небольшая очередь. Паломница встала за юной арабкой в парандже. Руки девушки оттягивали пакеты, набитые продуктами. Рассчитавшись за кофе, она заторопилась к выходу, но, споткнувшись, уронила один пакет. Тонкий мешок порвался, и апельсины покатились оранжевыми мячиками в разные стороны.

— Я помогу! — Надежда бросилась собирать фрукты.

— Спасибо, — сказала девушка на английском.

Надежда посмотрела ей в глаза, и собранные апельсины посыпались из рук. На нее смотрели глаза дочери: большие, синие, с приподнятыми кверху уголками — их невозможно было перепутать ни с какими другими.

— Катя? Катюша! — закричала Надежда.

Услышав ее слова, девушка испуганно вздрогнула и, схватив пакеты, бросилась вон из лавки, забыв про апельсины. Надежда побежала за ней.

Беглянка легко скользила между людьми и прекрасно ориентировалась в рыночных переходах и закоулках. Надежда изо всех сил старалась ее не потерять.

— Подожди! Мне надо с тобой поговорить! — кричала она по-английски, не замечая удивленных взглядов прохожих, но девушка не останавливалась.

«Я должна ее догнать, — билось в сердце Надежды. — Господи, помоги! » — взмолилась она, и в этот момент путь девушке перекрыла машина. Бежать было некуда.

— Подождите! — Надежда крепко сжала тонкое запястье, не отрывая взгляда от родных глаз. — Вы кто? Как вас зовут? Вы знаете Катю?

Девушка молчала. Машина проехала, путь был свободен. «Если она сейчас уйдет, я никогда ничего не узнаю, — испугалась Надежда. — Что же делать?! »

— Вы говорите по-английски? — спросила она.

Беглянка кивнула.

— Вы знаете Катю? Она моя дочь. У вас такие же глаза!

Девушка промолчала, но было заметно, что она понимает, о ком идет речь.

— Вот, это мой номер телефона, — Надежда нацарапала на листке израильский номер. — Передайте Кате!

Девушка схватила листок, подхватила свои пакеты и помчалась вдоль улицы.

Сделав два поворота, Надежда очутилась перед воротами храма Гроба Господня.

Очередь в Кувуклию была небольшая, и, хотя греческий монах поторапливал паломников, Надежде удалось задержаться у святыни подольше. Обливаясь слезами, она молила Бога только об одном — узнать, что с дочерью.

Надежда провела в храме весь день и покинула его, когда на улице стало смеркаться. Не оставляя молитвы, она шла к гостинице, когда зазвонил телефон. Появившийся на экране номер был ей незнаком.

Надежда остановилась.

— Алло? — произнесла она, придерживая рукой готовое выпрыгнуть из груди сердце.

— Мама! Это я, Катя! — раздался родной голос.

— Доченька, родная, как ты? Мы можем увидеться?

— Мамочка, любимая моя, увидеться мы не можем. У меня строгий муж.

— Ты живешь в гареме? — Надежда с трудом задала этот вопрос.

— Нет. Муж меня выкупил сразу после похищения, но я у него вторая жена.

— А девочка, которую я видела, — твоя дочь? У нее твои глаза.

— Да, это моя дочь Мубина. У меня пять детей. Она старшая.

— Ты можешь приехать в Россию?

— Нет. Я и звонить тебе не могу. Если муж узнает, то будет очень недоволен.

— Он тебя бьет?

— Нет, — засмеялась Катя прежним смехом, — Аввад хороший, только ревнивый. Вообще, мне повезло. Обычно похищенные девушки попадают в гаремы. Меня Аллах помиловал.

— Какой аллах, Катюша?! Господь тебя спас.

— Это у вас Господь, а у нас, мусульман, Аллах.

— Ты мусульманка?

— Конечно, как и мои дети. Мамочка, ты не плачь, — услышала Катя слезы в голосе матери, — я живу хорошо. Я всем довольна. Я помню о вас и люблю вас. Как папа?

— Папа умер недавно.

— На все воля Аллаха. Мама, больше говорить не могу. Прощай.

Катя отключилась.

Вернувшись со Святой земли, Надежда уладила житейские вопросы и уехала трудницей в Горненский монастырь в Эйн-Карем, чтобы быть ближе к дочери и внукам. Спустя три года она приняла постриг с именем Марфа. Она подвизалась в Иерусалиме до конца своих дней. Дочь и внуков она так и не увидела.

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Москва провожала своих гостей крепким сорокоградусным морозом. Пассажиры, кутая носы в воротники и шарфы, торопливо шли по перрону, высматривая сквозь покрытые инеем окна «Красной стрелы» номера своих вагонов. Краснощекие проводники быстро проверяли у отъезжающих билеты и паспорта, и люди с облегчением ныряли в теплый тамбур. Наконец посадочная суета закончилась, поезд пару раз простуженно чихнул и медленно сдвинулся с места.

— Пассажиры, приготовьте билеты! — весело произнесла проводница, женщина средних лет, заходя в пятое купе, и, окинув профессиональным взглядом четырех пассажиров, подумала: девушке на вид лет тридцать, в наше время до сорока все девушки; женщине около сорока, мужчинам — под шестьдесят. Кстати, товарищ в костюме и в галстуке очень интересный. Похож на Муслима Магомаева: высокий, статный, вальяжный. А брови-то, брови! Где такие брови берут? А вот второй, в свитере, чуть младше первого, но уже словно молью побитый. Наверное, холостой. Хотя если его в химчистку сдать, пыль выбить, горячим супом с месяцок покормить, то будет хоть куда.

— Пожалуйста, — протянул ей билет похожий на известного певца пассажир. — И не забудьте вернуть. У меня командировка. На самолетах летать боюсь, а в СВ мест не было. На симпозиум в Москву ездил, — произнес он мягким красивым баритоном, бросив взгляд на соседей — оценили ли те его слова.

— Вы, часом, не врач? — проводница, кокетливо улыбнувшись, стрельнула глазами на его правую руку. Увы, она была окольцована.

— И да, и нет, — ответил мужчина. — Я профессор, преподаю и занимаюсь наукой, энзимами. Энзимотерапия — интереснейшая вещь, могу вам сказать.

— Мне это совершенно ни к чему, — сухо ответила проводница, мгновенно потеряв к нему интерес. — Чай все будут?

— Конечно, — ответил за всех профессор. Он пребывал в хорошем настроении, что было заметно. — Юрий Игоревич, но в данном случае можно без отчества, — представился профессор, когда проводница покинула их купе, и вручил всем визитки.

Мы с вами не встречались? — он пристально посмотрел на старшую женщину. — У меня феноменальная памятьна лица. Даже увидев человека на фотографии, я запоминаю его лицо.

— Наверное, на фотографии мы и встречались, — ответила та и, не посмотрев на текст визитки, убрала ее в сумку.

— А как вас величать? — обратился к другим попутчикам Юрий.

— Лариса, — буркнула, не глядя на него, девушка и начала разбирать дорожную сумку.

— Анатолий, — назвался мужчина в свитере.

«Не профессор, а натуральный Хлестаков», — подумал он.

— Наверное, нам надо выйти, чтобы женщины переоделись, — предложил Юрий.

— Конечно, — закрывая дверь, Анатолий взглянул на попутчицу, сидевшую у окна: «Какая приятная женщина. Наверное, ей за сорок, но как она хороша. Красива, и одета по возрасту, что редкость в наше время».

— Меня зовут Наталья, — спохватилась та, перехватив его взгляд.

Поезд, набрав скорость, торопился в Санкт-Петербург. За окном в ночном сумраке промелькнули огни небольшой станции.

— Пойду покурю, — Анатолий прошел в тамбур.

Общительный профессор, не выносивший запах сигаретного дыма, остался в одиночестве. Впрочем, не прошло и минуты, как он завел беседу с молодым человеком из соседнего купе.

«Почему сегодня люди не понимают, что одеваться надо по возрасту? Мать и дочь носят джинсы, маечки в обтяжку, туфли какие-то немыслимые. Дамы среднего возраста от сорока до шестидесяти куда- то исчезли. Все они теперь выглядят или еще на тридцать, или уже на семьдесят, — размышлял Анатолий. Перед его глазами стояло лицо соседки. — Редкое лицо — красивое, строгое. А осанка такая, словно она училась в институте благородных девиц. Такие женщины и в старости красавицы. Но главное, в ней есть стержень. Обычно стержнем для женщин является собственный бизнес или прочный брак. Или любовник? Нет, любовник в таком возрасте на стержень не потянет. Это юные девицы питают иллюзии по поводу своих женатых возлюбленных: мол, он моя опора, не зная о том, что мужчина не может быть опорой для двух стен. Одна из них обязательно со временем обвалится. Семья — крепость, а все остальное — мыльные пузыри. Бывает, конечно, что любовница состарилась вместе с женой, но у тех в глазах безнадежность. Какой там стержень? Какая осанка? Не упасть бы от порыва холодного ветра, не замерзнуть бы насмерть от страха одиночества и безденежья. Бедные они, хотя и богатые; нестареющие, но старые. А Наталья — иная. Женщина-загадка. Нет, ну надо же, угораздило меня так воспламениться в мои-то пятьдесят семь. Хотя выгляжу я неплохо, как говорят. Мог бы героев Джека Лондона играть. Волос, правда, нет, но лысые мужчины женщинам нравятся. О чем это я? — вдруг спохватился он. — Я же решил больше в серьезные отношения не ввязываться. Лучше холостой жизни ничего нет: для душевного общения есть Марина, для здоровья — Ларочка, посмеяться можно с Катериной. Но чувства... Не дай Бог! »

Анатолий потушил сигарету и вернулся в купе. Профессора еще не было. Женщины переоделись. Лариса, облачившись в розовый бархатистый брючный костюм, идущий к ее светлым волосам, шуршала документами на верхней полке. Было понятно, что она из породы умных девиц. Об этом говорил и насмешливый взгляд больших красивых глаз, спрятанных за дорогими узкими очками, и манера разговаривать, растягивая слова, и надменное выражение лица. Было ей лет двадцать пять, не больше.

«Поколение детей, родившихся без иммунитета к пошлости и разврату. Поколение вечных инфантов, хотящих постоянного веселья и экстрима. Поколение памперсов, ровно стриженных газонов и пластиковой тары, которая столетиями не разлагается в земле. Люди об этом знают, но все равно бросают на землю всю эту целлулоидную дрянь, — думал Анатолий, глядя на девушку. — Несчастное поколение, набитое, словно мусорный бачок, пустыми банками из-под пива, энергетических напитков, яркой упаковкой, гламуром, ненужной информацией. Информационный мусор, как пластик, не разлагается. Накапливается сначала в голове, потом заполняет душу, и наши дети превращаются в бездушных биороботов, изрекающих навязанные им пластиковые лживые слоганы. Нужно очень сильное средство, чтобы растворить и вывести из организма эту нечисть. Мой сын ровесник этой девочки, но он не такой, не биоробот. Ищет свою любовь: нежную, преданную, добрую, а ему то и дело встречаются девицы, набитые пластиком. Кстати, интересуют их только пластиковые банковские карточки. Интересно, какой была в юности Наталья? »

Анатолий украдкой взглянул на женщину. Рассматривать ее в упор, как Ларису, он постеснялся. Наталья, к его удивлению, осталась в прежней одежде: длинная черная льняная юбка, мягкий кашемировый жакет. В тканях Анатолий разбирался. «На шее шелковый платок. Ворот под горло, рукав до запястья. Длинные тонкие пальцы, — отметил Анатолий. — Обручального кольца нет! » — екнуло в сердце.

Женщина, заметив его взгляд, поправила платок и, достав из сумочки книжку, погрузилась в нее.

— А вот и чай! — на пороге появился улыбающийся профессор с подносом в руках.

— Я помогу, — поднялась Наталья, отложив книгу.

Анатолий вытянул шею: Псалтирь. «Так вот оно что! Она верующая. Теперь понятно, откуда стержень! Верующая. Как же я сразу не понял. Юбка длинная, не накрашена, лицо строгое. Уф, а я чуть было не влюбился. Вот дураком бы оказался. Хотя, что же, верующие женщины по- другому устроены? Она же не монашка, в конце концов. Интересно было бы с ней пообщаться поближе. Только на каком коне к такой женщине подъедешь? Разве что на единороге? » — улыбнулся Анатолий своей шутке.

Расставив стаканы, Наталья вернулась к чтению.

— Псалтирь читаете? В наше время это редкость, — обратил внимание профессор на книгу в ее руках.

— Псалтирь — книга для верующих, — многозначительно произнес Анатолий, давая понять Наталье, что понимает, что к чему.

— Не скажите, — возразил Юрий. — Псалтирь нужно читать каждому образованному человеку, как и Библию. Это все бесценные кладези человеческой мудрости и прекрасные образчики литературных произведений.

Анатолий заметил, что на лице Натальи появилась легкая тень недовольства, она хотела что-то сказать, но промолчала.

«Не вышло у профессора втянуть ее в дискуссию», — обрадовался Анатолий и улыбнулся.

— Улыбаетесь! Вот и хорошо! — заметил его улыбку профессор. — А у меня есть повод для небольшого праздничного застолья. Тем более что волею небес мы с вами попали в общество прекрасных дам.

— И что это за повод? — неожиданно полюбопытствовала сверху Лариса, не отрываясь от бумаг.

— Моя фирма получила грант на исследование действия препарата флобензим при онкологических заболеваниях.

Профессор жестом фокусника достал из кожаного портфеля бутылку дорогого коньяка, лимон, шоколад и маленькие пластиковые стаканчики.

— Прошу!

— У меня есть хлеб и красная икра, — потянулась к сумке Наталья.

— У меня только печенье и орешки, — Лариса ловко спрыгнула вниз, усевшись рядом с женщиной. — А что вы внесете в наше застолье? — она пристально посмотрела на Анатолия. Он ее немного раздражал, и она искала этому оправдание.

— У меня ничего нет, — смущенно развел тот руками.

— Что, и курицы вареной нет в пупырчатой коже? — рассмеялся профессор.

— И домашних котлеток с чесноком? — поддержала его Лариса.

— Братцы, я сейчас сбегаю в ресторан. Принесу и курицу, и котлеты, и салат, — рассмеялся Анатолий. — Я не ожидал, чтопопаду на званый ужин, думал, почитаю газету и лягу спать. Я быстро!

— Не надо никуда ходить. Есть котлету и курицу на ночь никто не будет. Выпьем пару рюмок коньяка и ляжем спать. Поезд прибывает в Петербург в шесть утра, — Наталья сказала это таким тоном, что никто не посмел возразить.

Первый тост подняли за профессорский грант.

— Ларочка, вы кем работаете, если не секрет? — спросил Анатолий.

— В сфере недвижимости. А вы, наверное, менеджер в отделе продаж?

— Обижаете, у меня свой бизнес, логистика.

Лариса хотела что-то съязвить, но тут из портфеля профессора раздался полонез Огинского.

— Это жена! Пожалуйста, друзья, тише! — он схватил трубку и закричал, выскакивая в коридор: — Аннушка, дорогая, я тебя слушаю!

Вернулся Юрий с довольным лицом и, разлив коньяк, торжественно сказал:

— Выпьем за любовь!

Все выпили. Наталья отставила рюмку и придвинула к себе стакан с чаем.

— А что такое любовь? — спросила раскрасневшаяся Лариса. — Юрий, вы знаете, что такое любовь?

— Сложный вопрос, — наморщил тот лоб.

Выражение его лица изменилось. Исчезла бравада, лицо стало мягче, морщины на лбу стали глубже. Вместо говорливого профессора перед соседями сидел задумчивый красивый мужчина в возрасте, с грустинкой в умных глазах. — В двадцать лет я точно знал, что любовь — это когда ты и пяти минут не можешь прожить без любимой, думаешь о ней непрерывно, просто не можешь без нее жить, — заговорил он. — В тридцать я решил, что любовь — это уважение к жене, плюс взаимопонимание, плюс общность интересов. В сорок былуверен, что настоящие чувства приходят именно в этом возрасте. А сегодня, прожив в браке больше тридцати лет, я думаю, что любовь включает все вышесказанное и еще нечто другое. Ведь в любви человек ищет счастья. А оно-то в настоящей любви присутствует в микроскопических дозах.

Анатолий заметил, что Наталья убрала Псалтирь в сумку и внимательно слушает профессора. Лариса тоже ловила каждое его слово.

— А что же приносит счастье? — спросила она.

— Я могу сказать только о себе. Ведь у каждого свое счастье. В моих сосудах с этикеткой «счастье» была любовь матери, ее радость, когда у меня что-то получалось. Вообще, детство, когда родители были рядом, — самый длительный период счастья в моей жизни. Потом ощущение счастья мне давали успехи в школе, в университете, футбольный дворовый матч, который мы выиграли у ребят с соседнейулицы, первые поцелуй с Аннушкой, ее «да» в ответ на мой вопрос, рождение сына, а затем и дочери. Дети подарили мне много моментов счастья. Однажды у меня было счастье, похожее на острый клинок, который нужно было держать за острие, потому что его рукоять была в руках у другого человека. Это было счастье через боль. Оно быстро прошло, а порезы заживали долго. Еще были уколы счастья от научных достижений. Или это были уколы гордости? Иногда их трудно различить. А теперь я счастлив от всего: от того, что идет дождь, или светит солнце, или сыплет снег. Я счастлив, когда мне холодно, потому что знаю, что я приду домой и согреюсь. Я счастлив, когда меня ругают коллеги: это дает мне стимул работать лучше, а любимая работа — это большое счастье. Я счастлив, когда мне звонит жена: значит, она скучает по мне, я ей нужен. Но также я счастлив, когда она не звонит, потому что знаю, что она скоро позвонит.

— Вы счастливый человек, — улыбнулась Наталья, — я впервые в жизни вижу счастливого человека.

— Но я все-таки не поняла, что такое любовь! — не унималась Лариса.

— В таком случае я расскажу вам одну историю, может, она прояснит ответ на этот вопрос.

— Без меня не начинайте, я быстро, — Анатолий взял сигареты и вышел в тамбур.

«Верующая, а коньяк пьет, — его мысли снова закрутились вокруг Натальи. — Ничто человеческое ей не чуждо. Слушает с таким интересом! Впрочем, женщинам всегда интересны разговоры про любовь. Надо же, какой у нас разговор завязался. Где еще поговоришь с женщинами об отношениях, как не в поезде? Классический случай. Мне всегда хотелось знать, что женский пол на самом деле думает о жизни».

Профессор, дождавшись Анатолия, начал рассказ:

— Его звали... Впрочем, я не буду называть его настоящее имя. Назовем его Станислав. Он женился в двадцать один год, после армии, по большой любви, на своей однокласснице, назовем ее Машей. Она была его первой любовью, и он был у нее первым. Тогда это было нормой. Они были уверены, что женятся на всю жизнь. Машенька была прехорошенькая: маленькая, тоненькая, ясноглазая, с узкими плечиками, за которые он любил ее обнимать, чувствуя себя при этом ого-го каким мужиком. Жили они первое время в съемной комнате. Готовить Машенька не умела, но так из-за этого переживала, что Стас ни разу ее этим не попрекнул, покорно ел недоваренные борщи, полусырую курицу, горелые голубцы. Маша не умела скандалить и капризничать. Вообще была очень спокойной и покладистой. Конечно, с годами она освоила кулинарные премудрости, стала прекрасной хозяйкой и матерью. Его бабушка умерла, оставивим стометровые хоромы в центре города. Он уже закончил медицинский вуз и работал врачом на «скорой». К тому времени у них было двое детей — сын и дочка. Сын похож на него: упрямый, целеустремленный; дочь — на нее: милая, спокойная и ясноглазая. Маленькими он их обожал. Стас гордился своим домом, своей семьей, в их доме всегда было много гостей. «Неразлучники», — говорили друзья об их паре.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒