|
|||
«Смерть немецким оккупантам! 6 страница«Когда же славяне, как мы уже говорили, жили на Дунае, пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары и сели по Дунаю, и были насильниками славянам. Затем пришли белые венгры и наследовали землю Славянскую. В те времена существовали и обры. Те обры воевали со славянами и покорили дулебов, тоже славян, и притесняли женщин дулебских: если поехать нужно обрину, не давал он впрягать ни коня, ни вола, но велел впрягать 3 ли, 4 ли, 5 ли жен в телегу, и они везли его, и так мучили они дулебов. Были обры телом велики и умом горды, и Бог истребил их, и умерли все, не осталось ни одного обра, и есть поговорка на Руси до сего дня: погибаша аки обре; их же нет ни племени, ни потомства». Не в самом этом рассказе крылась загадка, а в том, что, рассказав, как обры притесняли дулебов на Волыни, киевский летописец ни словом не упомянул, топтали ли аварские кони землю полян или древлян. От Балтики до Черного моря проследовали полчища готов Германариха, с востока на запад - на Рим - прокатилась волна гуннов Аттилы, одно имя которого наводило страх на Европу, а в русской летописи об этом ни слова. Словно все беды прошли стороной Приднепровье… Археологи тоже удивлялись: сколько они ни раскопали древних поселении на киевской земле, ни в одном из них не нашли остатков оборонительных сооружений. Открытые со всех сторон эти поселения ничем не отличались от современных украинских сел, а ведь Великая степь была рядом. Та самая степь, по которой прошли полчища сарматов, готов, гуннов, обров… Летописи молчали. Молчали и иноземные хроники. То прошлое было покрыто тайной. Загадочное и прекрасное прошлое народа, который даже в разгар аварского нашествия умудрился обходиться без оружия.
Из того загадочного прошлого дожила до наших дней сказка о двух чудо-кузнецах, выковавших плуг «в сорок пудов» и научивших людей пахать землю. Но однажды пришла беда - повадился прилетать из далеких полуденных краев Змей Горыныч. Огнедышащий, страшный, он не только сжигал селения и посевы, но и уводил с собой девушек. Горевали люди, отдавая своих дочерей Змею, но что они могли поделать. И тогда чудо-кузнецы вызвали Змея на ратный поединок. Понимали кузнецы, что в открытом поле не смогут они одолеть чудовище, поэтому решили сражаться в своей кузнице, где - не тогда ли родилась эта пословица - и стены помогают. Закрыв ворота на кованый засов, превратили кузнецы свою кузницу в крепость. Долгой и упорной была эта схватка, пока не одолели Змея чудо-кузнецы. Одолев же, впрягли они Змея в свой чудо-плуг и вдоль границ родной земли пропахали гигантскую борозду, которую с тех пор назвали люди Змиев вал. Кто мог догадаться, что в этой сказке скрыт ключ к ответам на вопросы, над разрешением которых ломали головы ученые?!. Дело в том, что южнее Киева через поля и леса, протянувшись от Днепра на запад порой до тысячи километров, бугрятся какие-то насыпи. Заросшие травой, они напоминают брустверы гигантских, давно заброшенных окопов. Зовутся они в народе Змиевыми валами. Нельзя сказать, что эти валы совсем не интересовали ученых. Интересовали, конечно же. Но вот настоящих, доскональных исследований никто не провел. Что ж, честь и хвала киевскому математику, который, собрав энтузиастов - любителей истории, принялся за дело. Эти люди открыли нам наших далеких предков в прекрасном свете, спасибо им за это.
Раскопки показали, что каждый Змиев вал состоит из глубокого рва и насыпной стены. Местами высота насыпных стен достигала двадцати метров при шестиметровой толщине! И рвом эта циклопическая оборонительная система была обращена к Полю. Под слоем земли в стене был обнаружен тын из обожженных бревен. Обжиг оберегал древесину от гниения, это было самое простое и мудрое решение проблемы прочности и долговечности каждого защитного вала. Радиоуглеродный анализ позволил с большой точностью определить время обжига бревен. Результаты ошеломили всех. Оказалось, что самый северный вал был насыпан ещё за стопятьдесят лет до нашей эры! Зачем он понадобился тогда, от кого защищал? Отыскивать виновников не пришлось - как раз в это время началось нашествие сарматов. По мере удаления от Киева к югу возраст оборонительных валов уменьшался, а протяженность их увеличивалась. Оказалось, что у каждого вала был свой адресат: готы, гунны, авары… Натолкнувшись на двадцатиметровую стену с глубоким и широким рвом, как на дамбу, поток кочевников мчался дальше, и только за краем защитной стены этот поток мог растечься, что и случилось на Волыни, где разъяренные обры отыгрались на несчастных дулебах. Теперь все стало на свои места: люди, которые отгородились от Дикого Поля, от вольного степного кочевья надежной стеной, действительно могли обходиться без оружия.
Не знаю, кем Ты был, наш далекий предок, каким богам поклонялся, но голова у Тебя работала замечательно! Ты выращивал хлеб, сбывал его грекам, скифам кочевым, которые сами хлеба не растили и потому приходили к Тебе, приплывали на кораблях из Афин, с далекого острова Крит. Мудрые да не станут пилить ветку, на которой сидят. Без хлеба не живут люди, хлеб был Твоим оружием, хлеб защищал Тебя от разбоя и насилия. До тех пор пока не двинулись свирепые сарматы. Даже скифы - эти прославленные воины, которых можно было ещё разгромить в сражении, но нельзя победить, - даже скифы не выдюжили против сарматов. Что тогда оставалось делать вам перед лицом страшного нашествия? Покинуть насиженные места, уйти с родной земли на новые земли? А разве там уже не живут люди, которые встанут на защиту своей земли, не пожелав поделить её с пришельцами? О чем же говорили вы на своих советах, о чем спорили? И кто из вас первым сказал: в земле родной защиту найдем?! Сказал: земля нас кормит, земля и защитит. Сказал: кони и скотина требуют воды, много воды, а сарматы гонят великие стада. И они не станут задерживаться у препятствий, а пойдут к Днестру, к Бугу, к Днепру, к Дону, к Волге. Сказавший так оказался дальновидным. Вскормившая вас земля защитила вас, надежно укрыла, и потому жили вы, не проливая ни чужой, ни своей крови, в мире, где правил меч. И прочь сомнения - только за этими стенами в VI веке могли жить люди, покорившие византийского императора своим тихим нравом. Они предстали перед ним словно святые, не изрекающие, а живущие заповедью: «Не убий! » Чистые души, какие ему и во сне не снились. Не с мечом, а с гуслями пустившиеся в дальний путь. Было это императору в диво, ибо убедился он за беседой, что люди эти разумны и мудры.
ОСОЗНАНИЕ К сожалению, миролюбие нередко воспринимается как признак слабости. Ещё в Древнем Риме было сказано: «Si vis pacem, para bellum» («Если хочешь жить в мире, готовься к войне! »). Сами римляне, однако, готовились к войне не для того, чтобы жить в мире. Во времена Юлия Цезаря власть Рима простерлась до Британских островов и берегов Балтики. Тогда ли, или позднее, когда столица ромеев была перенесена из Рима в Константинополь, основным источником рабской силы стали миролюбивые и трудолюбивые славяне. Как это ни горько, но мы должны это помнить. Мы должны знать, что прежде чем вынудили славян взяться за мечи, во всех западно-европейских языках «раб» и «славянин» стало уже одним понятием. И сейчас, говоря «раб», англичанин скажет: «slave», испанец - «esclavo», немец - «sklave». Не будем этого стыдиться: рабами были замечательный баснописец Эзоп и бесстрашный Спартак, в войске которого были и свободолюбивые славяне. Это сильными руками рослых и выносливых славян, схваченных во время набегов византийских банд*, построены не только крепостные стены, но и великолепные храмы, изящные акведуки. Строили, гнули спины, надрывались в каменоломнях, плавили металл - и все это в адских условиях, но что смогла бы без этих умелых рук сотворить Западная Европа?! * Бандами византийцы называли небольшие отряды воинов, которые вероломно нападали на селения славян. Однако миролюбие не беспредельно, пришел конец терпению и полян. Не куда-нибудь, а прямо на столицу Ромейской империи, на Константинополь повел свое войско из Киева Аскольд. И гордая, кичливая Византия отреагировала на это стенаниями константинопольского патриарха Фотия: «Народ неименитый, народ не считаемый ни за что, народ, поставляемый наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя со времени похода против нас, незначительный, униженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства, - о, какое бедствие, ниспосланное нам от Бога»… Стоит ли, однако, называть бедствием то, что в 860 году произошло на берегу Босфора, если киевляне не только не сожгли и не разграбили Константинополь, но, заключив с Византией договор «мира и любви», вернулись восвояси. Настоящее бедствие, патриарх Фотий, выглядит иначе, его познают константинопольцы шесть веков спустя, когда в город ворвутся воины Магомета II Завоевателя и историк воскликнет: «Кто изобразит это бедствие? Кто опишет плач и крик детей, слезы матерей, рыдания отцов?.. Земли не было видно под трупами…» Тот весенний день станет роковым для Византии. Такое же бедствие, патриарх Фотий, познает и наш народ когда уже в XX цивилизованном веке на нашу землю непрошеными явятся солдаты, на алюминиевых пряжках которых будут выдавлены знакомые тебе слова: «Gott mit uns» («С нами Бог»). И будут эти солдаты жечь, грабить, убивать стариков, женщин, детей. Почему? По какому праву? А все то же самое, патриарх Фотий, все то же самое. Только на этот раз вещает рейхсфюрер Гиммлер: «Этот низкопробный людской сброд - славяне сегодня столь же неспособны поддерживать порядок, как не были способны много столетий тому назад, когда эти люди призвали варягов… когда они приглашали Рюриков…» Все так знакомо, не правда ли: «…народ неименитый, народ не считаемый ни за что, народ, поставляемый наравне с рабами…». Конечно, владыка, ты мог бы подсказать этим неучам, что киевляне овладели столицей Ромейской империи ещё до того, как Рюрик со своей варяжской дружиной ступил на Русскую землю, ты мог бы предостеречь их от заблуждений. Увы, невежды в истории видят только то, что им самим желательно видеть. Такова их суть. Они мнят, что познали высокую истину, а сами остаются во власти все тех же расхожих представлений, которые бытуют в среде тупых и ограниченных обывателей. Не обладая навыком видеть себя со стороны, они даже не подозревают, как они смехотворны в своем подражании избранным идолам. Новый поход германского рыцарства против неполноценных славян. Литавры, барабаны, парады. Шагают, высоко подбрасывая ноги, под аркой Бранденбургских ворот словно выдрессированные истуканы. Самоуверенны до невозможности… А вот и верховный магистр новых крестоносцев Адольф Шикльгрубер - Гитлер - занят тем же: шагает как истукан… Ему уже видится простертая до Урала территория тысячелетнего рейха, где после смерти он будет канонизирован как мессия, бог и отец нации. Уже существуют проекты его гробницы, которая станет святыней для арийцев, как Иерусалимский храм для христиан и Кааба для магометан. А ему бы вспомнить, что произошло ровно 700 лет тому назад, когда крестоносцы-тевтоны пошли на Новгородскую землю. Тоже ведь, собираясь в поход, устраивали смотры пешим и конным войскам. Тоже не сомневались в своей победе - знали, что Русь изнемогла в сражениях с татарами. В пепелищах лежали многие русские города, на шестах вдоль дорог, привлекая ворон, торчали срубленные головы. Капут оставшемуся в одиночестве Новгороду, а потому - «Drang hach Osten! » Иногда задумаешься: да изучали ли они в школах на уроках истории, как воины Александра Невского наголову разбили рыцарей Тевтонского ордена? Знали ли они, как вблизи деревни Грюнвальд (по-литовски Жальгирис) неполноценные с их точки зрения славяне - поляки, чехи, русские из Пскова, Новгорода, Смоленска, Киева, - объединившись с литовцами в 1410 году, разгромили цвет германского рыцарства? Знали ли они, что шляпа их кумира Фридриха Великого выставлена в одном из ленинградских музеев: король Пруссии потерял её на поле боя*, когда спасался бегством от русских солдат? * Битва при Кунерсдорфе, 1 августа 1759 г., командующие: генерал Пётр Семенович Салтыков (русско-австрийская армия) и король Фридрих II (прусская армия). Прим. OCR. Знали ли они, как полковник Суворов после взятия Берлина велел публично высечь на площади тех журналистов, что посмели презрительно писать о россиянах? Ах, зачем листать страницы учебников, копаться в прошлом, когда так замечательно в исступлении промаршировать по улицам… Айн… Цвай… Айн… Цвай… «Drang hach Osten! », «Gott mit uns»…
В Киеве отечественная история впервые раскрывалась мне не в виде событий и дат, а в виде нравственных понятий, первое из которых уже было названо - миролюбие. Ещё была заповедь Святослава, его бессмертные слова, сказанные накануне боя с византийцами: «Да не посрамимъ земле Руские, но ляжемъ костьми - мертвыи бо срама не имамъ! » И было завещание Ярослава Мудрого, его наказ сыновьям: «Имейте любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и от одной матери. И если будете жить в любви между собой, Бог будет в вас и покорит вам врагов. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую добыли они трудом своим великим».
ВОЗВРАЩЕНИЕ В КИЕВ Этот полуденный час я был, быть может, единственным посетителем музея. В сонной тиши мои шаги будили старушек, они дремали на служебных табуретках, тихие и неподвижные, как экспонаты. Я поднимался с этажа на этаж, переходил из зала в зал, и на меня молчаливо взирали века и тысячелетия. Печенеги, половцы, татаро-монголы… Киевская Русь исчезала, таяла, на смену приходили Украина, Россия, Белоруссия. Были различия в судьбах, было и много общего. В зале, где было собрано казацкое оружие, мое внимание привлек перечень известных случаев переселения украинских народных масс в русские земли, начинался он с записи: «1510 г. М. Черкашенин с козаками в Рыльский уезд». По соседству на табличке был приведен ещё один документ от 1621 года: «Семен же Опухтин сказал: ходили до Дону на море на добычу атаманы и козаки. Атаман Василий Шалыгин. А с ним 1300 человек: да с ними же запорожских черкас 400 человек. Атаманы были больше черкашены - Сулима да Шило. Да Яцко…» И все разом стало на свои места: отец, потомственный донской казак, а вот всю свою жизнь стремился в Киев, на Днепр, потому что здесь и была наша первая родина. Проходили века, а зов родной земли не исчезал, каким-то образом передавался по наследству. Память земли, память крови… В проеме окна, словно на картине живописца, были видны заднепровские дали, окаймленные щедрой синевой, речной и небесной. Где-то там, среди ярких зеленых полей и лесов, лежали Бровары, откуда пришло последнее письмо отца и где он погиб 6 августа сорок первого года. А вокруг серого здания музея, вздымаясь над покосившимися, вросшими в землю домиками, над заросшими бурьяном дворами и узкими переулками, стояли освещенные полуденным солнцем древние холмы, молчаливые свидетели славянской жизни. Иссеченные саблями степняков, пронзенные стрелами, пробитые пулями, развороченные фашистскими бомбами и снарядами, они походили на украшенных рубцами сивых стариков. И я подумал: «Родина, ведь она в каждом из нас»…
СРАЖАЮТСЯ АРМИИ, ПОБЕЖДАЮТ ЛЮДИ
КАРТА - ГРАФИК Парад немецких войск на Крещатике был назначен на 8 августа. Приказ был отдан не командующим группой армий «Юг» фельдмаршалом Рундштедтом, а лично фюрером. Давно замечено, что подобные приказы Гитлер и его генералы издавали, когда у них изрядно что-то не ладилось. В данном случае затянувшееся стояние под Киевом обеспокоило ставку Гитлера. Дело в том, что ещё в июне была разработана карта - график передвижения армий. Согласно этому плану Киев должен был пасть ещё в первой половине июля. В конце августа - начале сентября наступал черед Москвы и Ленинграда. Отдавая приказ сровнять оба города с землей, Гитлер изрек: «Это будет народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов вообще». В октябре планировалось выйти на берега Волги, ещё через месяц немецкие солдаты обязаны были промаршировать по улицам Баку и Батуми… Изучая немецкие военные материалы, я неоднократно подмечал чуть ли не патологическую легкость, с какой желаемое выдавалось за действительное. Уже на четырнадцатый день войны Гитлер заявил: «Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Практически он войну уже проиграл». Когда 11 июля две танковые немецкие дивизии прорвались по киевскому шоссе и вышли на рубеж реки Ирпень, до окраин украинской столицы оставалось не более двадцати километров. Что такое двадцать километров для танковых дивизий и армий, если за две недели они смогли преодолеть расстояние от границы до Днепра?! И вдруг эта заминка. В Берлине её восприняли как случайность, временный сбой. Об этом свидетельствуют дневники Гальдера. Затем Гитлеру это надоедает, он отдает подстегивающий приказ, назначает дату парада на Крещатике. Рундштедт бросает все силы. В наступлении участвуют: лучшая армия вермахта - 6-я полевая армия фельдмаршала фон Рейхенау, 17-я армия генерала Штюльпнагеля, 1-я танковая группа генерала Клейста, элита войск СС: лейб-штандарт «Адольф Гитлер» и танковая дивизия «Викинг». С каждым днем бои носили все более упорный характер… Поставив многоточие, я мысленно перенесся в те дни. Там был отец. Его батарея. Налеты вражеской авиации: «мессершмитты», «юнкерсы», «хейнкели»… Пронзительный, бьющий по нервам вой пикирующих самолетов и устремившиеся навстречу им трассы зенитных снарядов… Выстрелы, взрывы, крики раненых… Вести огонь приходилось и днем и ночью… Пот настало шестое августа… Седьмое, восьмое, девятое, десятое - тебя у вон сколько дней не было в живых, отец, а Киев все ещё держался. Уже после войны бывший гитлеровский генерал начальник главного разведывательного управления генерального штаба сухопутных войск, Курт Типпельскирх в своей книге «История второй мировой войны» признает: «Гитлер был мало удовлетворен достигнутыми успехами. От танковых клиньев на основании опыта войны в Европе ожидали гораздо больших результатов. Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось». Сводки с фронта поступали не только в военные ведомства, но и министру пропаганды рейха Геббельсу. В мае сорок пятого в Берлине был обнаружен его личный дневник. Глупцом Геббельса не назовешь - этот низкорослый колченогий уродец имеет хитрый, подлый, коварный ум, Его ведомство не только в совершенстве овладело искусством обработки мозгов собственного народа, но также принимало самое активное участие в процессе международной дезинформации накануне войны. Однако, читая дневниковые записи Геббельса, нельзя не поразиться тому, сколь ограничен этот ближайший приспешник Гитлера. Вот он записывает: «Русские защищаются мужественно. Отступлений нет». После таких слов можно было бы и трезво взглянуть на вещи, но как раз на это министр пропаганды и не способен, начатую запись он заканчивает утверждением: «Это хорошо. Тем скорее оно будет впоследствии». «В общем, происходят очень тяжелые и ожесточенные бои. О «прогулке» не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется ещё баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются. Но до сих пор все идет по плану…» «Их союзником является пока ещё славянское упорство, но и оно в один прекрасный день исчезнет! » Думается, что на основании одних лишь этих записей опытный врач-психиатр без особого труда смог бы поставить диагноз не только рейхсминистру пропаганды, но и всему фашистскому режиму, при котором на смену веры пришел маниакальный фанатизм, надежды - алчность, любви - ненависть и страх. А славянскому упорству не только не грозит кризис, как предсказывал Геббельс, но, напротив, оно уже обретает новую форму. Вскоре весь мир с удивлением, восхищением и надеждой будет следить за мужественной борьбой городов-героев.
ЛИРИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ О ГОРОДАХ-ГЕРОЯХ Ни в августе, ни в сентябре сорок первого года мы ещё не знали такого понятия: город-герой. Его ещё не было. Был громадный фронт, растянувшийся на тысячи километров от Черного моря до Баренцева, и были сотни больших, средних и крупных городов, лежащих на пути наступающих гитлеровских армий, корпусов, дивизий, и было достаточно много приказов с требованием любой ценой удержать тот или иной город - приказов, которые не удалось выполнить. В годы войны славу героев заслужили всего четыре города: Одесса, Севастополь, Ленинград и Сталинград. Уже гораздо позже, когда настала пора осмыслить Отечественную войну, в числе городов-героев были названы Москва, Киев, Минск, Новороссийск, Керчь, Тула и крепость-герой Брест. Минск и Керчь - это города, которые прославились своим сопротивлением в годы оккупации. Ратный подвиг других городов-героев мы ясно поймем, если взглянем на карту, где поэтапно нанесены рубежи нашей обороны от самого западного, пограничного, до самого восточного и южного. Названные города, словно магнитом, притянули к себе острия вражеских стрел. Поначалу оказанное под Киевом и Одессой сопротивление вражеская сторона восприняла как кратковременную задержку, быть может, нелегко, но всё-таки устранимую при определенных усилиях. Судя по документам и более поздним признаниям, генералы и фельдмаршалы вермахта ожидали яростное сопротивление под Москвой и Ленинградом, но уж никак не под Одессой - город посреди ровной степи был открыт как на ладони. Ни гор, ни рек, ни густых лесов и никаких искусных линий со рвами, дотами и дзотами, вязками колючей проволоки, ежами и надолбами, - казалось бы, гони прямиком на танках, дави, сбрасывай защитников в море… Но странное дело - вопреки стратегической и тактической логике как раз этого и не произошло. Стрелки, указывающие направление ударов, столь тщательно нарисованные в генеральном штабе на секретных картах, спустя приемлемый срок не ожили, подобно пробуждающимся по весне змеям, и не поползли на восток навстречу утреннему солнцу, а, напротив, замерли, словно впали в спячку. Так, совершенно неожиданно для немецкой стороны, уже поверившей в свой окончательный успех, возник феномен городов-героев. Наши войска отступали - это правда, но при этом они не походили на разбитую наголову, бегущую в панике армию, как того жаждали гитлеровцы. Скорее, положение наших войск можно было сравнить с истечением расплава. Что стекло, что металл в состоянии расплава можно легко кромсать ножницами, сдавливать щипцами, вдавливать, но лишь стоит расплаву кристаллизоваться, затвердеть, как он превращается в твердую и неподатливую массу. И вот совершенно стихийно, порожденные в первую очередь силой духа и отчаянием, вылившимся в решимость умереть, но не отступить, возникли крупные очаги сопротивления, которые в эти критические дни сыграли роль первых центров кристаллизации. Этот процесс кристаллизации, начавшийся в зародышевом состоянии ещё в Брестской крепости и уже открыто под Киевом и Одессой, получил свое завершение под Сталинградом и Новороссийском, что сразу же проявилось решительным переломом в характере войны. Теперь уже наши войска, наши армии стали как никогда крепки и монолитны, а немецкая сторона, напротив, стала дробиться, провисать, как провисает лист уставшего металла, прогибаться. Начался процесс, который в физике по аналогии с живой природой получил название «старение». Стареющий металл становится хрупким или размягчается, как расплавленное стекло. Этот процесс превращения нашей армии в сталеподобный монолит, в котором столь важную роль сыграли города-герои, имел ту замечательную особенность, что каждый город-герой, существуя сам по себе, одновременно влиял на судьбу другого города-героя. За примером далеко ходить не надо. В том пресловутом приказе ставки вермахта от 21 августа, в двух его пунктах называлась наша 5-я армия, которая в районе Коростеня остановила 6-ю армию фельдмаршала фон Рейхенау. «Только окружение Ленинграда, соединение с финнами и уничтожение 5-й русской армии приведет к освобождению сил и создаст предпосылки… для успешного наступления и уничтожения группы армий Тимошенко» - так было сказано в приказе. Маршал С. К. Тимошенко в это время командовал войсками Западного и Резервного фронтов, которые защищали подходы к нашей столице. Вот и получается, что 5-я армия, закрепившись на Коростеньском плацдарме, не только надежно прикрыла Киев с северо-запада, но и, по признанию самого Гитлера, уже в августе защищала Москву, приковав к себе значительные силы противника. Эти силы ещё более возросли, когда, подчинясь вышеупомянутому приказу, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок вынужден был бросить против 5-й армии 2-ю немецкую армию и уже знакомую нам по Бресту 2-ю танковую группу Гудериана. Наша художественная литература в долгу перед подвигом 5-й армии, перед её бойцами, командирами и командармом генералом Михаилом Ивановичем Потаповым. Пожалуй, в первые дни и месяцы войны не было в наших войсках второй такой армии, которая бы так досаждала гитлеровцам. На армию Потапова постоянно наталкиваешься и в ежедневных записях Гальдера, и в приказах командования сухопутных войск, и в приказах германского верховного главнокомандования. И это понятно - с первых часов войны 5-я армия сражалась с удивительным хладнокровием и если отходила, то не потому что не смогла удержать рубежей, а потому что так складывалась ситуация на фронте, у соседей. Заслонив собою Киев, эта армия совершила выдающийся подвиг, приковав к себе две армии, одна из которых, повторяю, считалась лучшей в вермахте, танковую группу Гудериана, автора наступательных операций при помощи танковых клиньев, и лейб-штандарт «Адольф Гитлер», гордость фюрера и СС лейб-гвардейскую моторизованную дивизию. В составе 5-й армии в тот решающий момент, когда потребовалось остановить 1-ю танковую группу Клейста, был молодой генерал. командир приданного армии 9-го механизированного корпуса К. К. Рокоссовский, ставший за годы войны выдающимся полководцем. Вместе с 5-й армией героически сражались бойцы и командиры 6, 12, 26 и 37-й армий, удерживая в течение семи-десяти дней Киевский плацдарм. Киев пришлось оставить, но каждый погибший на древней земле от рядового красноармейца до командующего фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса мог сказать, что остался верен заповеди Святослава: «Да не посрамим земли Русской, но ляжем костьми - мертвые срама не имеют! »
ПРИЗНАНИЯ НЕМЕЦКОГО ГЕНЕРАЛА 21 августа 1941 года, поставив свою подпись, Гитлер никак не мог предположить, что после войны некоторые его бывшие генералы и некоторые западные историки в этом приказе увидят чуть ли не основную причину поражения германской армии. Веских аргументов при этом никто не приведет, но будут рассуждения: не вмешайся, мол, Гитлер в дела генерального штаба сухопутных войск - и немецкая армия ещё в сорок первом была бы в Москве, ну а уж потом… «Часто спрашивают: смогли бы немцы выиграть эту войну, если бы им удалось захватить Москву? Это чисто академический вопрос, и никто не может ответить на него с полной определенностью. Я лично считаю, что, если бы даже мы овладели Москвой, все равно война была бы далека от благополучного завершения. Россия настолько обширна, а русское правительство обладало такой решимостью, что война, принимая новые формы, продолжалась бы на бескрайних просторах страны. Наименьшее зло, которого мы могли ожидать, - это партизанская война, широко развернувшаяся по всей Европейской России. Не следует забывать и об огромных пространствах в Азии, которые тоже являются русской территорией». Эти трезвые слова принадлежат генералу Гюнтеру Блюментриту - начальнику штаба 4-й армии фельдмаршала фон Клюге, на которую фюрер возложил историческую миссию ступить на Красную площадь. Правда, 9 мая 1941 года генерал Блюментрит по этому же вопросу придерживался совершенно противоположных взглядов. Выступая в этот день на совещании высшего руководства сухопутных войск, он тоже говорил об отличительных чертах русских воинов, но тем не менее свою речь закончил такими словами: «Наши войска превосходят русских по боевому опыту… Нам предстоят упорные бои в течение 8–14 дней, а затем успех не заставит себя ждать и мы победим». Отрезвление пришло ровно через четыре года. Находясь в плену, генерал выступил со статьей «Роковые решения», в которой было сделано следующее признание: «Московская битва принесла немецким войскам первое крупное поражение во второй мировой войне. Это означало конец блицкрига, который обеспечил Гитлеру и его вооруженным силам такие выдающиеся победы в Польше, Франции и на Балканах. Первые роковые решения были приняты немецким командованием в России. С политической точки зрения самым главным роковым решением было решение напасть на эту страну. Теперь нам пришлось вести войну с более сильным противником, чем тот, с которым мы встречались до сих пор. На бескрайних просторах Востока нельзя было рассчитывать на легкие победы… После молниеносных побед в Польше, Норвегии, Франции и на Балканах Гитлер был убежден, что сможет разгромить Красную Армию так же легко, как своих прежних противников. Он оставался глухим к многочисленным предостережениям. Весной 1941 года фельдмаршал фон Рундштедт, который провел большую часть первой мировой войны на Восточном фронте, спросил Гитлера, знает ли он, что значит вторгнуться в Россию…
|
|||
|