4. Путешествие в клетке

Кава, Путрика и Хомулькин не помнили, сколько времени прошло, прежде чем окончилась изматывающая тряска. Укачало их очень скоро, все мысли и все чувства выскочили из них вон. В полной темноте, в духоте они пребывали в забытьи, пока Охотник не вытряхнул их из одеяла на жесткую траву.

В мутном отупении пухлята встали и, покачиваясь, осмотрелись. Было раннее (или уже не очень? ) утро, вокруг — по-осеннему скучная степь, разрезанная узкой дорогой. Никакой живности, никакого шевеления — на редкость пустынно.

— Хомулькин, твоим сестрам следует лучше выбивать одеяла, — выдавил Путрика.

Охотник подошел к ним с клеткой в руках — совсем небольшой клеткой, если речь идет о троих пухлях.

— Ну что, ребята, в тесноте да не в обиде, — сказал он незлобиво и сграбастал Хомулькина за шиворот.

— Бегите, — крикнул тот, надеясь, что у друзей достанет сил удрать.

Но они стояли неподвижно. Кругом степь — во все стороны одинаковая, голова соображает туго, так что направление определить нельзя, к тому же пухли (как и все тихоходы, способные пройти много километров пешком) никудышные бегуны. Охотник настиг бы их за пару секунд, не больше.

— Куда «бегите»? — мрачно спросил Путрика.

— Очень, очень разумно, — кивнул Охотник, водворяя в клетку сначала Путрику, а затем и Каву.

Пухлята оказались в весьма неудобном положении, действительно в тесноте, прижатые друг к другу.

— Какого Шалопута ты нас украл? — сердито спросил Путрика. — Если тебе так интересно узнать про тетю Ханну, мог бы и так спросить.

— Мы тебе хоть сейчас такого порасскажем! — пообещал Хомулькин.

— Спасибо, — сказал Охотник, — я уже узнал все, что хотел, просто мне заплатили, чтобы вас, ребята, не было больше в городе.

— А ты что же, ты убить нас хочешь? — спросил Кава.

— Не дури, — ткнул его Хомулькин, — зачем ему тогда тащить нас так далеко?

— Пока что я подержу вас у себя живьем, — невозмутимо сказал Охотник, — но если в зверинце я узнаю, что шкурка пухля стоит дороже живого пухля, я, пожалуй… — Охотник потрогал висящий на поясе нож.

— Ну и дурак, — сказал Кава.

— Да вообще негодяй, — добавил Путрика.

— Да просто сволочь, — добавил Хомулькин.

— И это дети из воспитанной семьи, — возмутился Охотник, — будете ругаться — побью. — И он так тряхнул клетку, что пухли прикусили языки, а потом накрепко привязал ее к спине паникуна.

Так начался тяжелый и долгий путь по старой кривой дороге, ведущей в незнакомый пухлям Город Солнечных Часов.

Иногда им встречались другие чужаки, но никто не откликался на слова о помощи — не то не знали языка, на котором говорили пухли, не то не хотели лишних хлопот.

Все это были какие-то торговцы, они отводили глаза в ответ на просьбы пухлят, и торопливо шли мимо. А в поселках, которыми они проезжали, их и вовсе считали зверушками и просили продать. Но, очевидно, мало давали. Охотник качал головой и вел своего паникуна дальше. Порой он лишь покупал в таком поселке несколько яблок или морковок и совал их в клетку. Но пухлей мутило от тряски, они почти ничего не могли проглотить, а все больше подавленно молчали или дремали. Так прошло несколько дней — выматывающие переходы, редкие привалы, короткие ночлеги. Однажды Хомулькин проснулся от утреннего сырого холода и попытался потянуться. Вся клетка устойчиво воняла, и свежий воздух внутри почти не чувствовался.

— Охотник, — сказал Хомулькин, — выпустил бы ты нас поразмяться.

Охотник неохотно обернулся. Он увязывал вещи: тент от росы и дождя, топор, котелок, одеяло.

— Нам нужно немного привести в порядок шерсть, — проворчал Кава, который, как оказалось, тоже проснулся. — Не то он нас и на мех не продаст.

— Ну, об этом нам заботиться не с руки, — рассудил Путрика. — Но размяться нам, Охотник, не помешает. Ты же хочешь нас подороже продать? Так, Охотничек?

К их удивлению, Охотник молча отпер клетку. Он даже дал им большую флягу с водой. Пухли умылись, причесались и вытерли пол клетки пучками сухой травы. Лезть обратно очень не хотелось — они и не спешили, дышали влажным воздухом, пахнущим степными увядшими травами.

— Мог бы выпускать нас каждый день, глядишь, и вони было бы меньше. Неужели самому приятно? — ворчал при этом Путрика.

— Уф, — ответил Охотник.

— Так, значит, можно? — истолковал его восклицание Хомулькин.

— Марш в клетку. Я вам там дыру пропилю, делайте свои делишки на дорогу.

— Ну, с тебя, Охотник, хоть полторы кожуры, — снисходительно заметил Путрика и получил хорошего пинка.

Этот день стал примечателен и тем, что Охотник купил второго, верхового, паникуна, и скорость передвижения увеличилась вдвое. Клетка стала раскачиваться так, что бедные пухли вконец одурели. Если вас когда-нибудь укачивало, вы поймете, что очень скоро они перестали думать о своей родне, о доме, о своих прошлых приключениях, вообще обо всем. Они не бодрствовали и не спали, а только сидели, прижавшись друг к другу и прикрыв глаза.

К середине сентября, когда вдобавок зарядили дожди, они прибыли в какой-то город.

В вечерней прозрачной тьме Охотник уверенно направился к одному из зданий. Над крыльцом горели два фонаря. Кто-то вышел на стук Охотника, паникунов повели в сарай, а клетку вместе с ее чуть живыми обитателями потащили в дом. На каком языке говорили хозяева, было неясно, а внешне они походили на Охотника, хотя были немного симпатичней — это стало ясно уже в доме, где ярко горел свет.

Кто-то из хозяев поволок клетку в какую-то каморку, отпер дверцу и быстро вышел вон. Дверь каморки тут же захлопнулась. Снаружи дважды щелкнул в замке ключ.

Хомулькин, Кава и Путрика выползли из клетки и попытались встать на ноги.

— У меня все болит, — сказал Путрика.

— У меня тоже, — Хомулькин повалился возле клетки.

— Надо бежать, — разумно заметил Кава, — Сейчас Охотник не будет гнаться по пятам, он будет отдыхать.

— Мы не можем, — захныкал Путрика. — Все болит… И вообще, Кава, мы все еще не знаем, куда идти.

— Для начала хватит и того, что из дома выберемся. И потом, город — не степь, тут все-таки спросить можно.

— У кого ты спрашивать собрался? — возмутился Путрика. — Кругом чужаки.

— Хватит спорить, — прервал их Хомулькин. — Сперва разомнемся немножко, потом подумаем. Удрать успеем. А будем, Кава, горячку пороть — еще кому-нибудь попадемся. Не думай, что нам хорошо взаперти. У нас впереди вся ночь — удрать успеем. Вряд ли от нас кто-нибудь ждет, что мы сейчас смоемся.

— Я, пожалуй, уже поразомнусь, — согласился Путрика.

Комнатка, куда их посадили под замок, была очень мала. Окошко под самым потолком, узкое и мутное, зарешечено, дверь крепкая, а из всего убранства — деревянная скамеечка и стопка тюфяков. Настоящая тюрьма, хотя по сравнению с клеткой просто шикарная.

Хомулькин подошел к двери и подергал за ручку. Щелк! Щелк! Дверь открылась — перед Хомулькиным кто-то стоял. После мрака чулана свечи в руке существа слепили глаза. Он разглядел только силуэт выше его ростом.

Хомулькин отступил на шаг назад.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒