|
|||
7. В зверинцеВ Перепуть приезжал как-то бродячий цирк, и Путрика с Кавой туда ходили. Цирк представлял из себя четыре фургона, запряженных могучими тягомотами, и в фургонах — с десяток разных зверей. Их можно было бы назвать странными или диковинными, но прежде всего они были измученные. Даже изможденные. Возможно, вы тоже бывали в таких передвижных зоопарках и знаете, в какой духоте и тесноте там содержатся животные. Возможно, вам известны и другие зоопарки — где среди густых насаждений располагаются вольеры или просторные клетки и где, как считается, звери содержатся в комфорте. Есть еще разные парки дикой природы и заповедники. Но здесь все было иначе. Зверинец — он занимал всю улицу. По обе стороны ее стояли одинаковые одноэтажные дома, огражденные блестящими поручнями. Фасады этих домов напоминали витрины, которые были не только застеклены, но и зарешечены, а вместо платья или каких-то других товаров за стеклом и решеткой сидели пленники. Некоторые существа сидели в больших помещениях — по одному на дом, — где были нагромождены камни или валялись коряги, некоторые довольствовались маленькими, засаженными зеленью. — Ну, чем не дворцы? — усмехнулся Охотник, обернувшись к пухлям. — Еще привыкнете, так домой расхотите. — Не расхотим, не беспокойся, — буркнул Кава. Возле самого последнего дома Охотник наконец остановился. Этот дом отличался от остальных. Он стоял за невысоким заборчиком с кованой калиткой, и во дворе его рос куст, выстриженный в виде птицы. Сейчас птица имела вид слегка потрепанный, словно теряла перья. Местами пожелтевшая, местами начавшая облетать листва делала ее больной и унылой. Охотник дернул витой шнур, свисавший с узорной верхушки калитки, и раздался мелодичный звон: по ту сторону забора, возле куста-птицы на двух врытых столбах висел небольшой колокол. На звон немедленно вышел сторож. Хромая, он открыл ворота перед Охотником и хмуро кивнул вместо приветствия. Скоро пухлята оказались перед хозяином зверинца. — Что-то новенькое, Ловец? — спросил хозяин зверинца. Его звали Цвоггл Скуфф. — Да, мастер Скуфф, — почтительно ответил Охотник, — как и всегда. — И откуда вы их достаете? — спросил Цвоггл Скуфф и двинулся к клетке, стоящей на полу. Он был толст, неповоротлив, ростом гораздо ниже Охотника. Безразмерный балахон серого цвета был ему немного длинноват и волочился за ним. — Откуда, не скажете? — повторил Скуфф и ответил сам себе. — Не скажете. — Это профессиональный секрет, — сказал Охотник. — Не открывайте! — предостерег он, видя, что Цвоггл Скуфф собирается отпереть клетку. — Они могут попытаться сбежать! Путрика и Кава не понимали, о чем идет речь, пока толстяк не протянул руку к замку, а Охотник не сказал что-то отрывисто и резко. Тут и понимать было нечего. — Эх, ты, — сказал Путрика Охотнику, — а мы тебе еще рассказывали про этого… пупорат… попрунга. — Ратиплопунга, — попытался поправить Кава. — Ратипупланга, — машинально сказал Охотник и тут же прикусил язык. — Я не ослышался? — подскочил Цвоггл Скуфф. — Ослышались, — любезно сказал ему Охотник. — Вы все-таки что-то знаете о нем, — сказал Цвоггл. — Ничего не знаю, — отрезал Охотник. — Что ж. За этих я заплачу вам… двадцать? Да, двадцать. — Двадцать пять, — хмуро предложил Охотник. — Рад бы, но не могу, — развел руками Цвоггл. — Не могу? — спросил он у самого себя. — Не могу. Думаю, это опять ваши темные делишки, эти существа? Кража? — Вы на редкость много думаете, — очень вежливо сказал Охотник. — Дерзость? Угроза? — предположил Цвоггл Скуфф. — Ни то, ни другое, — ответил он себе. — Это все из-за него. Из-за мерзкого гнома, да? Из-за мерзкого гнома. — Вы все поймете, мастер Скуфф. — Что пойму? — насторожился Цвоггл. — «Мерзкий гном, мечта свободных». Это все вымысел, легенда, вроде цветика-семицветика или там волшебных грибов. Низшая мифология или что-то в этом роде. Я этим не занимаюсь. Давайте ваши двадцать монет. Цвоггл Скуфф отсчитал в сморщенную темную ладонь причитающееся вознаграждение — медленно, словно жалея каждую монетку. — Ого, — подпихнул брата Кава, — мы стоим целого тягомота. — Сволочь он все-таки, этот Охотник, — ответил Каве Путрика. — Гад натуральный. Охотник, делая вид, что не слышит, пошел к двери. Проходя мимо клетки, он как бы невзначай пнул ее. — Да-а, — окликнул его Цвоггл, — а что же они едят, эти ваши… зверюшки? Зверюшки. Каковы условия их содержания? — Они живут в голых скалах и едят сырое мясо, — злорадно сказал Охотник и удалился. — Напакостил напоследок, — часом позже сказал Путрика, когда их водворили в домик-клетку и снабдили миской сырого мяса. Кава с отвращением отодвинул миску подальше от себя. — Надо как-то доказать, что мы не звери… не едим мясо, и вообще… Тут к клетке подошли посетители зверинца. Пухли почувствовали себя особенно неуютно: на них откровенно глазели, ожидая смешных ужимок, и спрятаться было некуда. — Эй, вы! — закричал им Путрика. Чужаки (впрочем, здесь чужаками были скорее пухли) переглянулись и что-то залопотали, и Путрику вдруг прорвало. Он вертелся, кривлялся, прыгал по камням и верещал что-то нечленораздельное. — Перестань, — уговаривал его Кава, но он не слышал. — Волпе, волпе! (Смотрите, смотрите! ) — указывая на него пальцем, закричал в восторге самый маленький из посетителей. — Волпе, волпе, — сразу же подхватил Путрика, и зрители внезапно прекратили смеяться и поскорее ушли. — Ты их напугал, — сказал Кава, подходя к братцу, — теперь успокойся. — Мы тоже так себя вели в зверинце, помнишь? — сказал Путрика тихо. — Я, ты, Лавва. И мама с папой. Он вразвалку пошел к камням, с трудом сдвинул два из них, что были поменьше, и улегся между ними. К стеклу опять кто-то подошел. Кава схватил кусок мяса и швырнул его в зеваку. Сырой неаппетитный шмат ударился о решетку, спугнул прохожего и сполз в покрывающие пол опилки. Кава сел возле брата и задремал. Некоторое время ничего больше не происходило.
|
|||
|