Глава Тринадцатая

Кэмерон еще никогда не видел настолько бледного человека, как Милли в портретной галерее. Он думал, она вот-вот рухнет в обморок, поэтому он быстро отвел ее на кухню и заставил сесть за стол и поесть. Пока она ела, то не произнесла ни слова.

Поев, она выглядела лучше. На щеках появился румянец. Она доела весь салат, не оставив ни крошки, попутно читая газету. Ну во всяком случае она вторила движениям человека, читающего газету. Но Кэмерон подозревал, что она ни слова не прочла.

Он умирал от желания взглянуть на брошь, которая лежала в коробочке на краю стола, но не решался. По ее реакции он понял, что она была очень похоже на нарисованную. Но существовало сотни, а то и тысячи голубых камей, в восемнадцатом и девятнадцатом веках такие броши были очень популярны. Не могла быть брошь Милли точно такой же как на портрете. Он повидал их за свою жизнь не очень много, но все они очень похожи.

Тишина между ними стала невыносимой. Они много раз сидели в тишине, с тех пор, как она появилась в замке, но эта отличалась от предыдущих.

Он поднялся и озабочено посмотрел на нее.

— Мне нужно купить кое-какие продукты в деревне. Тебе что-нибудь нужно?

Она покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Хорошо. — Кэмерон чувствовал себя странно и не понимал почему.

Он отступил назад и передвинул обувь Милли, надеясь, что она что-нибудь скажет, чтобы разрядить странное напряжение, возникшее между ними, но она промолчала. Он вышел преисполненный решимости вернуться с подарком, каким угодно, лишь бы он вернул ее привычную улыбку.

Он спустился в деревню. На дворе стоял очередной невероятно жаркий день. Казалось подготовкой к спектаклю в честь праздника Летнего Солнцестояния занималась вся деревня. Деревья были увешаны овсянками и крошечными феями-огоньками. Воздух искрился радостным волнением деревенских жителей. Милли вроде бы хотела быть частью всего этого. Она даже накануне упоминала о каком-то печенье, которое специально испекли для этого праздника.

Еще неделю назад ему не хотелось принимать никакого участия в этом праздновании. Ему нравилось находиться вне общества. Это было ему по душе. Но теперь... Все вдруг стало лучше, когда он стал счастливее. Впервые за долгое время. Он по-прежнему не хотел выставлять себя идиотом перед всей деревней, но он бы с удовольствием пришел и посмотрел на деревенское гулянье с Милли.

Когда он прогуливался по мини-супермаркету, то заметил Лаванду, которая шла на выход из магазина с тяжелыми сумками.

Не желая больше слышать иных предсказаний, касающихся его жизни, он тем не менее, не хотел, чтобы женщина надрывалась.

— Здравствуйте, давайте, я вам помогу, — сказал Кэмерон, беря у нее из рук сумки.

— Какой молодец, — ответила Лаванда и улыбнулась.

Кэмерон заметил, что сумки были забиты консервами с фасолью. Странно.

— Это, конечно, мило, но, похоже, только вы так считаете. Остальные обзывают меня «Уги».

— Ну ты многих огорчил, уволив.

— Лаванда, мне не чем платить. Выходные пособия обчистили меня до нитки.

— Мне кажется, ты ведешь себя порой слишком щедро. Большинству людей ничего не нужно, а ты бросаешь на ветер тысячи.

— Это копейки. Мне было плохо. Ведь большинство людей проработало в замке всю жизнь.

— И держу пари, никто тебя за это не поблагодарил.

— Не в этом дело. И я понимаю, почему они так расстроены, но другого варианта не было.

Лаванда толкнула дверь в свой дом, и Кэмерон заметил, что она не воспользовалась ключом. Дверь не была заперта.

— Как поживает твоя Милли? — поинтересовалась Лаванда.

— Она не моя.

— Она будет твоей. Я это точно знаю.

— Потому что так вам сказали чаинки, — сказал Кэмерон с ухмылкой.

— Да, — ответила Лаванда, глядя на него в замешательстве, словно не понимая, к чему он говорит все это.

— Они и детей предсказали?

— Ну да, любовь, двух дочерей. Первая родится к концу будущего года.

Кэмерон улыбнулся и покачал головой.

— Вообще-то, сегодня она немного расстроена. Я рассказал ей о семейном проклятье, и ее это сильно напугало.

Лаванда закатила глаза.

— Не удивительно. Нельзя же вот так заявлять человеку, которого ты знаешь всего несколько дней, что он твоя вторая половинка. Здесь нужно действовать осторожно, особенно когда речь идет о Милли. Она боится довериться тебе, вверить свою будущее. Ты не можешь просто представить это ей, как свершившийся факт.

— Я этого не делал. Вот почему я не сразу рассказал ту легенду...

— Лучшее, что ты можешь сделать, чтобы завоевать ее доверие, это согласиться на участие в представлении на праздник Летнего Солнцестояния.

Кэмерон удивленно посмотрел на старушку, а потом рассмеялся.

— Отличная попытка Лаванда, но я на это не куплюсь.

— Милли уже дала согласие. Это важно для нее и это покажет твое отношение к ней.

Кэмерон раздраженно покачал головой. Он конечно задумался над тем, что бы могло вернуть улыбку на прелестное лицо Милли, но он обдумывал какие-нибудь традиционные варианты, вроде цветов и конфет, а не публичное унижение.

Кэмерон сидел, уставившись на страницу эпизода на ноутбуке своей новой книги. Сколько бы он ни старался, у него никак не получалось подобрать слова и выразить именно то, что ему хотелось донести до читателя.

Он взглянул на Милли, которая все еще старательно занималась исследованием замка. Девушка, казалось, вернулась в свое привычное состояние. Когда он час назад вернулся с покупками, они излучала только дружелюбие. Напевала что-то очень напоминающее песенки Диснея, танцевала по кухне, по ходу убираясь. В общем, вела себя как настоящая Золушка. Кэмерон заметил, что коробка с брошью исчезла, но он не осмелился спросить куда она подевалась. Она была восторге от пионов, которые он нашел на территории замка и срезал для нее. И теперь они стояли в вазе посреди стола.

И похоже, пока он не будет упоминать ни про брошь, ни про проклятье Хартстоунов все будет нормально. Хотя его несомненно шокировало как каменное сердце в ее руке обратилось в прах.

Он вновь уставился в компьютер и вновь слова поплыли у него перед глазами. Уже поздно, и правильнее будет сдаться и лечь спать, но ему не хотелось завтра вновь столкнуться с неловкостью, возникшей днём. Ему хотелось все прояснить сегодня, прежде чем лечь спать.

— Кэмерон.

— Да... — ответил он рассеянно.

— У тебя всегда такой секс как в кино?

Ну что ж ей удалось привлечь к себе пристальное внимание. Он посмотрел на нее через стол.

— Да.

— Неужели именно такой как в кино? Вы срываете друг с друга одежды и останавливаетесь на ближайшей твердой поверхности?

Он припомнил свои последние сексуальные переживания.

— Да, вроде того.

Она немного подумала, а потом сказала:

— Должна признать, мне нравится звук разрывающейся одежды. Адам никогда не срывал с меня одежду. Мы обычно раздевались сами. Адаму нравилось, чтобы одежда аккуратно была сложена на стуле.

Он перегнулся через стол:

— Когда я впервые буду заниматься любовью в моей кровати, это будет размеренно и чувственно. И я уделю время тому, чтобы узнать тебя, чтобы доставить тебе удовольствие. Если ты хочешь — я сорву с тебя одежду, прежде чем мы приступим к самому интересному. Я могу уложить тебя на кухонный стол, а потом пройтись по всем комнатам замка. Я хочу, чтобы для тебя все было внове.

Она смотрела на него, широко распахнув глаза и рот.

— Ты правда хочешь заняться со мной любовью?

— Ну если ты и правда моя вторая половинка, то лучшее, что я могу придумать — это заняться с тобой любовью, чтобы разрушить проклятье раз и навсегда.

Но стоило ему только произнести это, как он сразу же пожалел о сказанном. Он хотел произнести это как шутку, чтобы поднять им обоим настроение, но сделал только хуже. В миллион раз. Она потаращилась на него какое-то время, а потом расхохоталась.

— Все это так нелепо, правда? Проклятье, камея, каменное сердце, ожерелье с драконом. Одно сплошное дурацкое совпадение.

Он кивнул.

— История, в которой есть драконы, злые ведьмы и проклятья, не может быть правдой.

Она усмехнулась, недоверчиво покачав головой.

— А можно посмотреть брошь?

Она кивнула. Очевидно девушка находила все это умилительным, в том числе и его желание взглянуть на брошь. Она встала и скрылась в гостиной. Спустя несколько мгновений она вернулась, и протянула ему черную коробочку. Милли зависла рядом с Кэмероном, и он похлопал ладонью по скамейке, приглашая ее присесть рядом. Она перелезла и присела рядом с ним.

Он открыл коробочку и какое-то время, молча, изучал брошь, переворачивая ту вверх-вниз.

— Теперь понятно, почему ты решила, что эта та же самая брошь или что они очень похожи. Но я не думаю, что эта та самая. Брошь, по идеи, должна быть частью того сокровища, что хранил дядя Борис. Но если тот сундук сгинул в море, то брошь никак ни могла где-нибудь неожиданно появиться. Кроме того, если все же предположить, что эта та самая брошь, то она должна была передаваться из поколения в поколение, но она не была твоей, Джейми только вчера ее купил.

Она улыбнулась с видимым облегчением.

— Вот именно, она не была моей. Твоя вторая половинка, похоже, где-то бродит в ее поисках.

— Родственные души все равно такая нелепая мысль; два человека, которые настолько неразрывно связаны, что, когда они рождаются вновь в новом теле, они ищут друг друга, потому что им суждено быть вместе.

Она рассмеялась.

— Сказки не сбываются. Нет никакого долго и счастливо, где все идеально. Так бывает только в кино.

— И страстный секс тоже должен быть только в кино?

— Ох не знаю, но я определенно хотела бы пройти через такой опыт.

— Но никакого долго и счастливо?

— Как и горшка с золотом в конце радуги, так что какой смысл его искать? Это не значит, что мы не можем наслаждаться радугой и весело шлепать по лужам, когда выходит солнце.

Кэмерон не очень понимал, что она подразумевала под этой метафорой, но она ему не очень понравилась. Он закрыл коробку с брошью и протянул ее девушке.

— Я очень сомневаюсь, что это часть какого-то древнего семейного проклятия. Это красивое ювелирное изделие и Джейми купил тебе его, так что ты непременно должна его носить.

— Я и буду носить. — Она весело улыбнулась. – Всё, иду спать.

Она поцеловала его в щеку и исчезла в направлении своей спальни.

Он посмотрел ей вслед, огромный комок застрял у него в горле. А потом он обессиленно опустил голову на руки. Ему нужно было разобраться в своих чувствах. Между ними существовало притяжение, явная химия, накалявшая воздух между ними, но теперь эти чувства превратились не просто в искры, и они оба понимали это. Но если он хочет быть с ней, если решит вновь влюбиться, у него на это должны быть веские причины, а не тысячелетние каменное сердце рассыпавшиеся в прах, и татуировка в виде дракона, обнимавшего сердце, и очень похожая брошь на ту, в которой тетя София была в день свадьбы. Он не хотел влюбляться из-за каких-то проклятья и легенды, утверждавших, будто Милли его вторая половинка. Если она и правда завладеет его сердцем, то это должно быть по достойной причине.

Он вспомнил их разговор о сексе как в кино и улыбнулся. Как она там сказала: было бы здорово наконец узнать как это.

Милли напевала на кухне, готовя завтрак, когда Кэмерон, больше напоминающий медведя только что выползавшего из своей берлоги, нежели мужчину, пошатываясь, появился на кухне.

Она хихикнула, когда увидела Кэмерона: волосы торчали, лицо помятое. У нее возникло непреодолимое желание подойти и пригладить ему волосы. На нем вновь были надеты пижамные штаны, и она не могла отвести взгляд от его груди, которую он рассеянно почесывал. У нее вновь возникло непреодолимое желание подойти и присоединиться.

— Я тебя разбудила?

— Да.

— Ой... Прости.

Она прошла мимо него, чтобы взять разделочную доску, и он, перехватив ее за талию, притянул к себе.

— Это так здорово быть разбуженным твоим пением. У тебя чудесный голос, и я не могу представить приятнее начала утра. Ну, помимо просыпания с тобой в моих объятьях. Это было бы замечательно.

Он склонился, чтобы поцеловать ее, но она остановила его уперев ладонь ему в грудь, но даже простое движение откликнулась в нем страстным желанием.

— Кэмерон, я на работе.

— Еще нет девяти. И ты же не можешь работать целыми сутками. Кроме того, мне казалось, ты не собиралась рекомендовать этот замок Обществу исторического наследия. Я думаю, ты пришла сюда, увидела мою сексапильную задницу и решила урвать себе кусок. Вот почему ты осталась.

Милли изумленно уставился на него, он понятия не имел, насколько близко к истине было его утверждение. Она действовала непрофессионально. Стоило ей только увидеть замок, она уже знала, что ее наниматели не возьмут его на баланс, но ей не хотелось его разочаровывать. Она и на неделю-то не собиралась оставаться, но потом увлеклась тайными проходами, приведениями и легендами, сокровищами и проклятьями. Этот замок просто затянул ее. Как и его. Ей не хотелось уже уходить и это ее пугало, и в то же время будоражило.

— Все в порядки, детка, она твоя. В любое время суток.

Она хихикнула, и он наклонил голову ниже, успев только коснуться ее губ, как раздался громкий стук в дверь.

И прежде чем они успели отстраниться друг от друга, как дверь открылась и появилась голова Лаванды. На ее лице появилось выражение не поддельной радости, когда она увидела их вместе.

— Ооо, не обращайте на нас внимания, дорогие, — сообщила Лаванда вбегая внутрь, оставляя дверь открытой для Констанс и Глэдис, которые захихикали и заумилялись, увидев их вместе.

— Мы только хотели поговорить о вечернем празднике, — сказала Глэдис. — Вся деревня так радуется вашему участию.

Кэмерон вздохнул.

— Мы не участвуем.

— Что за глупости, конечно, участвуете. Милли пообещала, что ты согласишься. Мы очень этому рады, — сказала Глэдис.

— Что? — Кэмерон посмотрел на нее сверху вниз. — Я не...

Милли не собиралась спорить с ним здесь. Ей нужно было вернуть Дика, и она не погнушается использовать Кэмерона ради этого. Незаметно для старушек, она провела по его заднице и слегка сжала ее. После этого никаких протестов не последовало.

— Лорд, хозяин замка, всегда принимает участие в праздновании летнего солнцестояния. Празднование — гарантия того, что в следующем году нам будет сопутствовать удача. И если вы не будете участвовать, то вас будут ждать неудачи, — заключила Лаванда.

— Вот, Милли, ты должна это надеть, — сказала Констанс, в руках которой развернулось до самого пола нечто, напоминающее огромную белою ночную сорочку. У этой хламиды был тот еще видок. — А для тебя, лорд Хартстоун, у нас есть колпак. — Две другие старушки захихикали. — Вам обоим нужно явиться на поляну к десяти вечера, чтобы принять участие в спектакле, но безусловно на празднике до его начала будет много развлечений, игр. Хотя они в основном предназначены для детей, но мы будем рады видеть вас. Будет много еды, питья, а игры будут длиться до полуночи, а потом в финале... когда часы пробьют двенадцать... Будет еще больше еды, питья, а еще фейерверк. Нас ждет хорошая ночь.

Милли кивнула, а Кэмерон промолчал. Похоже ее рука на его заднице, лишила мужчину дара речи.

— Что ж, не хочется отрывать вас голубков от... Чем бы вы там не занимались, пока вас не прервали, так что увидимся позже.

Дамы ушли, хихикая и перешептываясь.

Спустя мгновение, после того, как дверь за дамами захлопнулась, Кэмерон развернулся к Милли:

— Ты пообещала, что мы придем?

— Ой, перестань брюзжать, будет весело.

— Зачем ты дала такое обещание?

— Они держат мою машину в заложниках. Если я уговорю тебя участвовать в пьесе, то они вернут мне машину.

— У них нет права.

— Слушай, это всего лишь дурацкая пьеса, почему бы тебе не принять участие.

— И не подумаю.

— Ну пожалуйста, ради меня.

Он подумал, но потом все равно покачал головой.

— Прости, детка, я пас.

— Ну почему?

— Да потому что на протяжении всей пьесы нужно быть голым, вот почему.

Милли потеряла дар речи, бесповоротно.

Милли очень понравился праздник. Она наблюдала за детьми, бегающих по лужайкам, пытающихся найти вожделенное печенье. Она поглядела на инаугурацию четырехлетнего Сета, когда ему на шею надели очень тяжелые цепи мэра. А еще посмотрела, как вылавливают клубнику из воды, потому что для яблок был не сезон, как на крючок ловились пластмассовые уточки, сшибались кокосовые орехи и на прочие развлечения. Она поболтала со всеми и каждым и в каждого немножечко влюбилась бы, очарованная их неординарной личностью. Но самым лучшем во всем этом, что Кэмерон был все время рядом. Он не отпускал ее руку, что стало предметом удивления, выразившиеся в приподнимании бровей, деревенских, а ему было плевать. И он согласился играть в спектакле, потому что хотел, чтобы она была счастлива.

Когда солнце закатилось за море, празднование было в самом разгаре, и они с Кэмероном выпили горячего алкогольного пунша, который окончательно вскружил ей голову. И вот сейчас, когда добрая половина пьесы была позади, она находила все очень захватывающим, особенно свою нервную дрожь.

Пьеса началась довольно невинно; дети привели ее на сцену, которой служила большая поляна, при этом напевая, танцуя и играя на музыкальных инструментах. Это было красиво и очаровательно. А потом все стало очень странно.

То, что все «актеры» в пьесы должны быть обнаженными, оказалось некоторым преувеличением со стороны Кэмерона, и все же он был не так далек от истины. Когда на поляне появились кувыркающиеся, вертящиеся и прыгающие люди, Милли почувствовала, как у нее отпала нижняя челюсть. Все мужчины были туго обмотаны скотчем. Скотч был цветной: бледно-зеленый, коричневый и серый, непрозрачный, но его количество оставляло очень мало пространства для воображения.

Милли не знала куда смотреть. Она была привязана к дереву посреди поляны и могла составить мнение о всех достоинствах пляшущих мужчин. Она попыталась подавить смех и вести себя соответственно роли — девушке в беде, но у нее ничего не получалось.

Это была пьеса, все роли в которой отводились мужчинам. Исключение составляла только она — жертвенная девственница. К счастью, ей по роли не требовалось обнажаться. Она была одета в белый большой балахон в пол, в волосы ей вплели цветы. Милли прошлось воспользоваться камеей, потому что хламида оказалась настолько большой, что так и норовила соскользнуть с тела. Но брошь не особо помогала.

Она понятия не имела, о чем была пьеса. Само повествование передавалось по средствам музыки, танцев и песен на каком-то непонятном языке, вполне возможно на старонорвежском. А еще она была очень благодарна, что все мужчины были в масках, поэтому она не представляла кому принадлежал тот или иной характерный бугорок на теле, а то после она бы просто не смогла смотреть этим людям в глаза. Края импровизированных ступеней облепили деревенские женщины. Они дрожали от нетерпения и с энтузиазмом аплодировали. Она заметила Лаванду, Констанс и Глэдис — все три женщины самозабвенно хлопали в ладоши, наслаждаясь представлением. Дети расселись на траве, им также нравилось наблюдать за спектаклем. Кое-кто из мужчин бессовестно увеличили свои достоинства с помощью носков, поэтому те выглядели неестественно большими. К тому же во время танцев носки таки нашли дорогу наружу и теперь походили на странный наросты на их животах или внутренней стороне бедер.

Неожиданно все мужчины попадали ниц, уткнув лбы в землю, оставляя между ней и поддельной пещерой на дальней стороне «сцены» проход.

Мужчины начали скандировать:

— Уги, Уги, Уги, — а следом за ними подтянулись и женщины с детьми.

Ааа, ну наконец-то им объяснят суть легенды о чудовище Уги. Милли посмотрела на пещеру, стараясь не акцентировать внимание на рядах полураздетых людей, приветствующих луну.

Из пещеры вышло существо, которое, как предполагала Милли, должно быть, Уги. С его появлением пение становилось все громче и громче. Это был очень крупный мужчина с огромным животом и длинной бородой, которая торчала из-под маски. Судя по маске, это было какое-то морское существа с щупальцами, росшими прямо из лица.

Он медленно приближался к девушке. Мужчины выстраивались у него за спиной, кто-то из мужчин скандировал, другие вновь застучали в барабаны, выбивая определенный ритм. Милли заерзала, неожиданно для себя захотев, чтобы запястья не были связаны так туго.

Уги подошел к ней, а потом развернулся лицом к публике, почесывая пузо. Взрослые засмеялись, а дети заулюлюкали. Он пошел обратно к пещере, где двое мужчин протягивали ему очень большие нож и вилку.

Он маниакально захохотал, задрав лицо к небу. В то время, как громкость пения нарастала. А потом он пошел на нее замахнувшись ножом и вилкой.

Ей сказали начать кричать в нужное время, и похоже сейчас это время было подходящим как никогда. Крик вырвал из ее горла, как внезапно ее ослепила вспышка огня.

Уги рухнул на землю, следом за ним упали и мужчины.

Из-за дерева появилось огнедышащее существо, тело которого было покрыто зеленой мерцающей чешуей. За ним следовал мужчина в серебре. Его лицо было спрятано за забралом блестящего рыцарского шлема. Замыкало шествие еще двое мужчин, один из которых, как поняла Милли, олицетворял собой крылья дракона, а второй — хвост. Но внимание Милли было приковано к рыцарю в сияющих доспехах, которым несомненно был Кэмерон.

Неожиданно у нее пересохло во рту.

Он вынул меч из пояса и побежал к Уги, отважно принявший бой с рыцарем, пока дракон беспощадно расправлялся с миньонами чудища. Вскоре на сцене остались только Уги и Кэмерон, изображая сражение, как при замедленной съемке. Кэмерон победил Уги, погрузив его явно складной меч в живот врага. «Смертельно» раненный Уги уполз в свою пещеру, и публика разразилась радостными выкриками. Стоило Кэмерону повернуться к Милли, как звук барабанов умолк.

Она пыталась сглотнуть, но во рту поселилась пустыня. Тонкая ткань костюма настолько плотно прилегала к его телу, что прорисовывался каждый мускул спортивного тела. Она не могла отвести от него глаз.

Он придвинулся ближе, настолько близко, что она почувствовала тепло, исходящее от его тела и запах, который казался будто усилился здесь под луной. Он снял шлем, и она увидела его горящий взгляд.

Вдруг он обнял ее за талию и поцеловал. Толпа возбудилась. Кэмерон с Милли слились в страстном поцелуе. Она слышала, что музыка звучала все громче, пока он целовал ее. Воздух наполнил перезвон колокольчиков и звуки арфы. Его руки сползли на запястья девушки, обхватывающих ствол дерева, и высвободили ее от пут.

Он прижал ее к себе и пошел обратно на середину сцены. Милли вдруг поняла, что если он ее выпустит, то все увидят последствия их страстного поцелуя.

Он опустился на колени на землю, вынудив ее тоже быстро встать на колени, чтобы не опозориться пред честным народом. Появился еще один персонаж, облаченный в золотую рясу. Похожий на викария. Он прикоснулся дланью к их головам поочередно. Кэмерон неотрывно смотрел Милли в глаза. Викарий говорил какие-то слова, которые ни один из них не понимал и вдруг зрители разразились аплодисментами и начали бросать в воздух лепестки в воздух. Часы в церковной башне пробили полночь.

А потом викарий произнес первое английское слово за всю пьесу.

— Можете поцеловать невесту.

Невесту?

Однако, Кэмерону не требовалось повторять дважды: он склонился, обхвати ее одной рукой за голову, а другой обнял за спину. Пока последние лепестки нежно падали ей на волосы и на лицо, она закрыла глаза и растворилась в поцелуе. Народ вновь возликовал, но по мере продолжения поцелуя голоса и смех постепенно утихли.

Милли приоткрыла глаз и поняла, что они остались в одиночестве, а вот в пабе на другой стороне поляны неожиданно возникла активность пчелиного улья.

Она отстранилась, чтобы взглянуть на Кэмерона.

— Кажется все.

— Напомни-ка, почему я так упорствовал против участия.

— Потому что не хотел, чтобы все залюбовались твоим достоинством, — хихикнула Милли.

— Но мы легко отделались, — он вновь ее поцеловал, а она и не сопротивлялась. Она вообще больше не представляла, как его можно остановить.

Может быть, все дело в аромате ладана, источаемый горящими факелами рядом или в пунше, а может в сильных руках Кэмерона и его пьянящем аромате и невероятном поцелуе, но она хотела этого мужчину, как не хотела никого и никогда.

Она немного отстранилась.

— Нам нужно присоединиться к остальным.

Он негромко простонал и прислонился лбом к ее лбу.

— Мне нужно немного времени.

Она склонила голову и поцеловала его в шею, а потом поцелуями спустилась к его ключице.

— Черт, Милли, это не помогает.

— Вот и хорошо.

Он нахмурился.

— Что ты подразумеваешь под «вот и хорошо»?

Чувствуя себя глупой, но наглой, она провела руками вниз по его спине и обняла его за задницу.

— Я в отпуске с пяти часов вечера, а это означает, что больше никакого профессионализма.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒