Часть первая 11 страница

Последний раз она не пила целых три недели. Леся уже и вправду поверила, что это навсегда; даже похва-сталась учительнице в школе:

— Марта Степановна, а моя мама совсем-совсем больше не пьёт!

Марта Степановна с жалостью посмотрела на девоч-ку, погладила её по голове и тихо сказала:

— Ну и слава Богу, ласточка моя!..

А сама подумала: нет, не выберется Таня из этой беды. Ни воли, ни характера она не имеет…

А ведь когда-то такая была!.. Марта Степановна пом-нила хорошо Танечку Бойцову, симпатичную непосе-ду… Танюша хорошо пела, уверенно читала стихи, всег-да любила принимать участие в любых конкурсах; была заводилой, старостой класса. Рыжий чертёнок в юбке!

Потом выросла, конечно; стала поспокойней. Вы-шла замуж за одноклассника. Жили неплохо, родились дети. Петя, Танин муж, был мастер-золотые руки, сто-ляр, каких поискать, всегда имел заказы. Ну, а где зака-зы, — там и расчёт. Водкой, конечно. Будь она проклята, эта «национальная валюта»! Постепенно пристрастил-ся — и совсем пропал, спился; да мало того, что сам, —

и жену втянул. Потихоньку да помаленьку — и два ал-коголика готовы.

А год назад Пётр заснул в сугробе по пьянке, да боль-ше и не проснулся, замёрз насмерть. Татьяна после смер-ти мужа вдруг очнулась, протрезвела, увидела, в какую пропасть летит… Да ненадолго, к сожалению. Теперь она частенько бывала в запоях и в такие дни пропадала неизвестно где.

Вот так и вышло, что стала Леся взрослой не по го-дам. Когда Татьяна исчезала, одна только Леся и была спасением для малышей…

И сейчас — девочка умело доварила кашу, накорми-ла сестёр. Потом помыла тарелки и занялась нехитрой уборкой. Может, мама через день-два придёт. Явится ти-хая, трезвая, виноватая, только грязная. Похвалит Лесю, пряча глаза. Молодец, мол, дочка — настоящая помощ-ница… Опора и надежда матери!..

Закатав рукава, возьмётся мама мыть и чистить

в квартире, добудет откуда-то денег (кто их даёт Татья-не, Леся никак не могла понять). Потом будет плакать и клясться, ласкать дочек без меры. В такие дни Леся очень любила маму и бесконечно ей верила. Но про-ходило самое большее дней пять — и всё начиналось сначала.

Татьяна время от времени перебивалась скудны-ми случайными заработками. Нанимали её на день-два на самые тяжёлые работы на рынке: подать, принести, убрать… Рассчитывались вечером, прямо на месте. И тут же Татьяна почти всегда покупала себе «радость на разлив» — стакан водки — и сразу выпивала. При-ходила домой «весёлая», «в настроении»…

В школе знали, конечно, о беде несчастных детей, но почему-то никто не вмешивался. Только педагог-организатор, Екатерина Даниловна, попыталась однаж-ды расспросить Лесю, как им живётся, не надо ли по-мочь. Но девочка почему-то обиделась, отвечала грубо, а потом заявила:

— Не лезьте, пожалуйста, Екатерина Даниловна, у нас всё хорошо!

В её голосе учительница явно услышала слёзы и, ко-нечно, поняла, как больно ребёнку обсуждать эту про-блему. С тем и отстала…

Леся часто пропускала занятия, но от неё никогда не требовали ни справок, ни записок. Ну всё ж и так

ясно: опять мать в запое, а Леся — за сестричками при-глядывает. Какие уж тут знания?

Худо-бедно девочка заканчивала четвёртый класс, но всё-таки без «двоек». Она была способной, и даже такая скудная учёба — с пятого на десятое — при-носила ей пользу. Пришёл май, и настало время про-ститься с младшей школой и с первой учительни-цей. Марта Степановна тяжело вздыхала: что будет

с девочкой в пятом классе? Там уже не один учитель, да и нагрузка — больше…

А тем временнем в классе вовсю готовили свой «вы-пускной». Да, пусть пока не такой значительный и пыш-ный, как у старшеклассников, но всё-таки! Что ни го-ворите, а переход в среднее звено — это тоже событие, и немалое! Дети волновались, учили стихи, репетирова-ли песни и танцы, рисовали большую стенгазету «Про-щай, начальная школа! » Леся тоже принимала активное участие, была весела (к счастью, начался очередной пе-риод «раскаяния» её мамы). Родители тоже готовились к этому дню, организовывали «сладкий стол».

До Последнего звонка оставалось всего лишь шесть дней, и Леся, очень ждавшая праздника, каждый день просила Татьяну:

— Мамочка, не пей!!! Держись, мамочка! Татьяна твёрдо обещала, даже обижалась:

— Леся, я ведь сказала тебе, слово дала! Ты что, не ве-ришь мне, дочка?!

Верить!!! Во что бы то ни стало — верить!!! Именно этого больше всего хотелось девочке! Ах, если бы на этот раз мамино честное слово и правда таким стало…

На праздничном концерте Леся должна была испол-нить песню про маму (сама напросилась! ), и девочка её постоянно напевала дома.

— Мамочка, ты послушай! — то и дело просила она. — Правда, хорошо у меня получается?

(Пусть, пусть все послушают! Они все увидят, ка-кая у Леси красивая мама, как девочка её любит! И петь она будет только для своей мамы Тани, а потом при всех подбежит и обнимет её, поцелует! )

И наступил долгожданный день! Лесина мама была

в порядке, и девочка ликовала: наконец-то всё улади-лось. Ведь Татьяне удалось сейчас «побить» своеобраз-ный рекорд: она не прикасалась к спиртному полтора месяца. Она красиво причесала дочку, завязала ей пыш-ные банты и гордо сказала:

— Лесечка, после линейки я приду, вот только дево-чек в садик отведу.

(Лесины сестрички начали ходить в садик неделю назад: похлопотала лично директор школы).

Девочка мчалась на праздник, не чуя под собой ног. И, стоя на торжественной линейке, она всё время чув-ствовала, как внутри у неё всё поёт и ликует. Она нароч-но громко расспрашивала одноклассников, придут ли их родители на концерт, и радостно объявляла каждому:

— И моя мама придёт!

Когда линейка закончилась, дети поднялись в ак-товый зал; «артисты» скрылись за кулисами, а осталь-ные — шумно рассаживались в кресла. До концерта оставалось буквально десять минут, и Леся то и дело выглядывала в зал, пришла ли мама. Но её всё почему-то не было, и девочка начала волноваться. К счастью, в по-следнюю минуту Татьяна наконец появилась, и Леся, отчаянно выглянув из-за кулис (скоро надо было на-чинать! ), вздохнула с облегчением: вот она, мамочка! В первом ряду, как и договаривались!

Пора было открывать занавес, и Лесю позвали в хор. Дебютным номером была песня «Учительница первая

моя», которую исполняли все вместе, без солиста. А вот вторую — ту самую, про маму — готовили по-другому: запевалой и главным голосом здесь была именно Леся.

Девочка чинно прошла к микрофону, стоящему от-дельно, и номер начался. Ах, как хорошо Леся пела! Она смотрела в зал, прямо на свою маму, и все понимали, для кого она так старается.

Песня закончилась, и зал дружно зааплодировал. Леся и другие артисты хора побежали в зал к своим ма-мам, чтобы подарить им всем по цветку (так было за-думано). Леся подлетела к своей маме, протянула ей ромашку, наклонилась обнять и… Целуя маму Таню

в щёку, девочка ясно услышала знакомый ненавистный запах. Да-да, эти затуманенные глаза, этот неестествен-ный румянец… Татьяна пришла навеселе!!!

Девочка ткнула ей в руки цветок и бросилась вон из зала. Не пришла она и на «сладкий стол». Ни она, ни её мама. А впрочем, у Татьяны и без того было сегод-ня отличное настроение, ведь она с утра выпила со ста-рыми приятелями «за дочкин праздник». И потом, придя домой, уже от души «продолжила».

Не знала она, что в тот момент, когда она заканчи-вала вторую бутылку, её Леся с недетской твёрдостью решила: жить больше не стоит. Она шагала по загород-ному шоссе; шла отчаянно, поближе к опасной кромке, не обращая внимания на тревожные гудки проносящих-ся мимо автомобилей… Шла и примерялась, перед кото-рой из машин выскочить? Чтоб уже навсегда…

Непроходимая тупица

Да, Люся Журавлёва была очень глупенькой де-вочкой, и Елена Борисовна сразу откровенно об этом сказала.

Девочка пришла в её класс из другой школы, и пер-вое впечатление Елены Борисовны произошло от зна-комства с табелем девочки за третий класс: оценки — слабее некуда; лишь по рисованию — высокий балл. Поведение, правда, хорошее; чувствовалось, что девоч-ка спокойная, послушная и воспитанная. Ну и то хо-рошо! — такому ребёнку поставишь положительные оценки уже за одно то, что он ни единой нервной клетки учителю не испортит.

А так — тупенькая девочка, что и говорить. С пер-вых уроков стало ясно, что Люся соображает очень туго. Особенно раздражала учительницу полная Люсина не-способность к математике. То есть полнейшая, даже какая-то патологическая!!! Мучение, а не ребёнок!

Были, конечно, в классе и другие дети, до которых долго доходило, но Люся, как едко заметила Елена Бо-рисовна, была «вне конкурса».

Нет, домашние задания по математике девочка вы-полняла хорошо, но учительница понимала, что это — результат усилий (и, видно, немалых) Люсиной мамы. Вообще Люся Журавлёва вела себя всегда на уроках пассивно, почти всё время глядя в окно и совсем, кажет-ся, не слушая Елену Борисовну. Пришлось пересадить девочку на другой ряд, но и это не помогло: глаза Люси упорно следили за облаками в окне, а совсем не за ходом урока.

— Журавлёва!!! — часто «закипала» Елена Борисов-на. — А дома ты тоже постоянно в окно пялишься?

— Да, — просто отвечала Люся. Она, тупица, даже не обижалась на замечания.

И лишь на уроках рисования девочка преображалась неузнаваемо! Этот предмет (к невыразимой гордости ди-ректора школы) вёл настоящий художник. Так благопри-ятно сложились обстоятельства, что в школе работала художественная студия, и её руководитель — известный

в городе человек, очень интересный мастер — согласил-ся взять ещё и «часы» рисования в некоторых классах. И с тех пор все первые места, грамоты и призы по ИЗО уверенным потоком устремились в эту школу.

И Трофим Вячеславович (так звали художника) Люсю тоже сразу заметил и выделил, но, к изумлению Елены Борисовны, совсем не так, как она.

— Знаете ли вы, Елена Борисовна, — спросил он как-то, — что Журавлёва в своём роде уникальный ребёнок?

— Знаю, — хмыкнула учительница. — Я в её уни-кальной тупости каждый день убеждаюсь.

— Вы меня не поняли, — удивился художник. — Это очень талантливая девочка; я бы даже не побоялся ска-зать, что гениальная. Вот посмотрите!

И он протянул Елене Борисовне несколько больших листов бумаги. Она вежливо их просмотрела, но ничего «такого» не заметила: обыкновенная детская мазня.

— Вы не заметили! — понял Трофим Вячеславо-вич. — Ничего, я объясню. Взгляните, пожалуйста, на цветовую гамму: девочка «видит» то, что не каждому зрелому мастеру удаётся!

Он увлёкся и долго, расхваливая рисунки Люси, сы-пал терминами.

Елена Борисовна мгновенно утомилась и слуша-ла только из вежливости. Да-да, у всех талантливых

людей… как бы это помягче сказать… не все дома.

И в этом смысле Журавлёву легко можно было назвать даже гением. Учительница невольно улыбнулась этой своей мысли, а Трофим Вячеславович обрадовался:

— Наконец-то я вас убедил, Елена Борисовна. Зна-чит, могу попросить: вы, пожалуйста, будьте с Люсей помягче… Понимаете, она как бы живёт в другом изме-рении! Знаете, я даже думаю, — голос художника зазву-чал патетически, — что мы с вами ещё будем гордиться тем, что соприкоснулись с этой судьбой!

«Эх, куда хватил! — внутренне скривилась Елена Борисовна. — Блажен, кто верует. А я про Журавлёву точно знаю: дура дурой, и больше ничего! »

Они вежливо кивнули друг другу и разошлись по своим делам. Елена Борисовна — как раз на урок математики.

…И снова Журавлёва была тупа и пассивна, опять бесконечно смотрела в окно.

«Зато как " гениально" смотрит!!! » — едко дума-ла учительница. — «Взять бы этого " Карла Брюллова" да заставить растолковать Журавлёвой, как умножить два на два! Сразу бы по-другому запел, мастер кисти! » Но однажды (из таких «однажды» и состоит вся наша жизнь) Елена Борисовна серьёзно занемогла, и при-шлось лечь в больницу. Отсутствие затянулось на два долгих месяца, и учительница не на шутку переживала. Как там её класс, кто заменяет, какое отставание? Она часто звонила своей подруге (коллеге по школе), и та Елену Борисовну успокаивала. Говорила, что дела идут хорошо, потому что класс временно дали студентке,

пришедшей на практику в младшее звено.

— Толковая девушка! — уверяла коллега. — Я посе-тила несколько уроков по просьбе завуча и могу сказать,

что из неё будет приличный специалист, уже сейчас вид-но. Старательная, ответственная… И дети любят!

Ну и хорошо: чего ж ещё желать? И действительно, когда Елена Борисовна вернулась на работу, она и сама убедилась, что переживать нечего. Всё, что положено по программе, было пройдено; тетради проверены, кон-трольные прошли. Не зря Майя Михайловна (студентка) получила за практику «отлично».

Правда, с ней самой Елене Борисовне встретиться так и не удалось, они разминулись буквально на один день. Но зато ей всё рассказали дети: и как они полюби-ли Майю Михайловну (сердце Елены Борисовны коль-нула ревность), и какая она добрая и красивая, и как ин-тересно объясняет…

Елена Борисовна придирчиво просмотрела класс-ный журнал. Оценки, которые выставила практикантка, почти ничем не отличались от тех, которые ставила де-тям сама Елена Борисовна. Хорошо.

Но тут взгляд учительницы наткнулся на нечто не-вообразимое: у Журавлёвой по математике (?! ) стояли оценки не хуже, чем у твёрдых хорошистов!!! Это ещё что за фантастика?! Елена Борисовна, лихорадочно ро-ясь в пачке контрольных, отыскала тетрадь Журавлёвой. Решено верно!.. Странно. Очень странно…

Ладно! Завтра с утра — первый урок математики.

И загадки исчезнут сами собой. (Может, Люся просто списала контрольную?.. Ну нет, уж чего-чего, а этого Журавлёва никогда не делала).

Наступило завтра, и Елена Борисовна на первом же уроке, с самого начала, дала маленькую самостоятель-ную работу, буквально на пятнадцать минут: по одной задачке — каждому (по карточкам; задачи у всех разные).

— Хочу, ребятки, посмотреть, чему вас научила Майя Михайловна. Смотрите же, не подведите её!

Дети, сопя, с готовностью ринулись решать свои за-дачи. Склонилась над тетрадкой и Люся. Надо же, пи-шет что-то… Интересно!

Елена Борисовна тихонько прошлась по классу туда-сюда и остановилась наконец за спиной Журавлёвой. Ну вот!!! Она так и знала!!! Люся просто рисует, и больше ничего!!!

— Что ты делаешь?! — заорала учительница так, что весь класс вздрогнул.

— Я?.. — испугалась девочка. — Я задачу рисую. Мне Майя Михайловна разрешала…

— Что?! — изумлению Елены Борисовны не было предела. — Что?! — повторила она, не веря своим ушам.

— Рисую условие… — шептала Люся со слезами на глазах. — Мне так легче, я сразу пойму, как надо решить!..

— Ладно. Решишь — покажешь! — отрубила Елена Борисовна и прошагала к своему месту.

— А вы что застыли?! — рявкнула она на детей. — Пишем!

Все снова склонились над тетрадями.

…Когда время вышло, Елена Борисовна первым де-лом взяла тетрадь у Люси. Решено было правильно…

— Ну хорошо, — сказала учительница. — А покажи-ка мне, что ты рисовала. И зачем?..

Люся протянула ей черновик:

— Вот, смотрите. Это одна труба, она тонкая, поэто-му из неё воды вытекает меньше, чем из второй, тол-стой… Вот она, синяя. А вот бассейн…

(Девочка говорила, а Елена Борисовна смотре-ла на рисунок: нелепость какая-то… Трубы цветные, вода розовая… Бред. Но решено ведь правильно!

И что сказать?.. )

— Ладно, всё ясно, — остановила Люсю учительни-ца. — Я поставлю хорошую оценку. Но в следующий раз, Журавлёва, решай без всяких рисунков, поняла?

Я тебе не Трофим Вячеславович. Договорились?

— Договорились, — потерянно кивнула девочка, краснея.

…И всё пошло как прежде. У тупицы Люси снова возникли её привычные оценки, и Елена Борисовна лишний раз убедилась: нет, не способна Журавлёва со-ображать, и не говорите!

Коляд-коляд-коляда

…Это была отличная мысль! Вот что значит иметь коммерческую жилку! Стасик даже запрыгал от востор-га. Итак, надо позвонить мамаше Виталика. Это он возь-мёт на себя. Говорят, если хорошо обмотать трубку шер-стяным шарфом, — очень изменится голос. Ещё можно зажать нос и дополнительно (для гарантии! ) говорить хриплым басом.

Стоп, спокойно! Он слышал, таких быстро вычисля-ют… Надо без риска. Может, лучше написать письмо? Гениально! Пусть сам Виталька и напишет, ведь это его идея. Если что — ну не посадят же его! Пожурят не-множко, и всё. Разве родная мать его не простит? Вот со Стасиком — другое дело, ему мало не покажется.

Стасик так всё Виталику и сказал. Тот сморщился недовольно:

— Нет, давай по телефону, а?..

Но Стасик настаивал, объяснял, и в конце концов пришлось принять его вариант. Текст сочинили вместе,

а потом Виталик его переписал (печатными буквами, ле-вой рукой):

«Ваш сын похищен. Выкуп — 1000 долларов. Если обратитесь в милицию, заложник будет убит. Деньги принесите на вокзал, в камеру хранения. Ящик № 129. Последний срок — среда, 15. 00».

Сегодня был понедельник, мама в отгуле. Значит, так: Виталик домой не вернётся, а часа в три-четыре мамочка его обнаружит письмо в почтовом ящике. Она ещё не очень будет волноваться (уроки в школе закан-

чивались в 13. 30), но некоторое беспокойство ощутит.

Спустится за почтой — и всё поймёт.

— А вдруг она в милицию побежит? Она у тебя нерв-ная? — выпытывал Стасик.

— Не побежит! — уверенно сказал Виталик. — Она после того случая «ментам» не верит.

Про «тот случай» знали все: отца Виталика, крупно-го бизнесмена, два года назад застрелили конкуренты, но сколько вдова ни добивалась правды, виновных так

и не нашли. Точнее, их и не искали; и так весь город по-нимал, чьих рук это дело, но…

— Вы все с потрохами куплены! — кричала тогда мама Виталика на следователя. Но ничего не помогло. После гибели мужа она продала «дело», получила кое-какие деньги и положила их в банк, до лучших времён. И стала жить на зарплату, — нет, не маленькую, а очень даже приличную. Помогла старая подруга, устроив её к себе на фирму.

Денег хватало (пусть жили не так широко, как рань-ше), но на двоих — вполне достаточно. Сын — пока школьник — до своего заработка ещё не дорос, но ни в чём не нуждался. Да, собственно, не так уж мно-го ему и нужно в четырнадцать лет, правда? А дальше — увидим, жизнь и подскажет, и поможет.

А вот Виталик так не думал. Он считал, что после смерти отца мать стала его обделять. О папе у мальчика сохранились самые приятные воспоминания: путеше-ствия за границу, дорогие (очень дорогие! ) подарки… А теперь!.. Виталик чувствовал себя почти нищим!

Вообще-то, если вспомнить, то так роскош-но они жили не всегда, и Виталик знал, как тяжело

и трудно отец выстраивал свой бизнес. Тогда они юти-лись в маленькой квартирке, а мама работала простой чертёжницей.

С того времени Виталик запомнил очень ярко, как он любил новогодние праздники. Это было тем при-ятнее, что потом (после ёлки и подарков) наступали дни, когда Виталик начинал «сам зарабатывать». Мама этим очень гордилась и не переставала хвастаться всем своим друзьям:

— Представляете, Виталька «бизнес» нашёл: коля-довать ходит! В этом году заработал себе на бадминтон!

Виталик всегда ходил сам, никого из друзей не брал (придётся делиться! ). Он выработал, если можно так сказать, собственный стиль и систему; и даже «знал места», так как на третий-четвёртый год приобрёл уже немалый опыт. Конечно, сейчас этим заниматься было бы неловко (такой «лоб» вымахал! ), но когда был мало-леткой — милое дело! Он и споёт, он и спляшет! Это выходило у него, курносого и беленького, так симпа-тично, что однажды подвыпивший хозяин даже просле-зился и вынес мальчику крупную купюру. Такие деньги Виталик за целый вечер не зарабатывал!!! Похвастался, конечно, и дома, и в школе. С тех пор получил постоян-ную кличку: «Колядник». Ну и что, это необидно. Пусть завидуют!

«Кó ляд-кó ляд-колядá!.. » — звонко выпевал он. «Дай-те, дядьку, пятака! » — это была его любимая припевка. Если хотите, Виталик был своего рода звездой, и в не-которых домах его даже ждали:

— О-о-о! Наш поздравитель! Ну-ка, что ты нам исполнишь?

Иногда (редко, правда) приглашали в комнату, уго-щали за столом. Но этого Виталик не любил. Напоят чаем, скормят кусок торта, — а денег не дадут. Думают, что рассчитались, жадины!

Поэтому Виталик активно отказывался:

— Нет-нет, мама будет волноваться. Я обещал, что быстро вернусь!

И вообще, умел Виталик произвести впечатление хорошего мальчика, умел. Это было выгодно с любой точки зрения.

Виталик колядовал почти три недели, не пропуская ни одного вечера; ходил, как на службу. А однажды —

в четвёртом классе — работал целый месяц, когда это было уже и не очень прилично (праздники давно кон-чились); но что было делать? — он «недобрал» денег на велосипед, о котором давно мечтал.

«Стыд глаза не выест! » — повторял он, как заклина-ние. Услышал эту фразу однажды от кого-то и запомнил. Понравилась!

Конечно, когда время коляды кончилось, люди по-давали неохотно; даже брезгливо, удивляясь нестес-нительности мальчика. А одна женщина сказала ему презрительно:

— И не стыдно тебе попрошайничать, деточка?.. Денег, конечно, не дала. Просто не стала слушать

и закрыла дверь. Ну и ничего; зато другие — дали. И по-явился у Витальки велосипед. Сам заработал! И поддер-жал народную традицию, кстати.

А вот на следующий год он получил совсем мало, к тому же заболел гриппом, пропустил «золотые» дни. Конечно, праздничное настроение было испорчено, но Виталик случайно нашёл неплохой выход. Как раз после каникул надо было сдать деньги на будущий ре-монт класса (собирали заранее, до лета: так постановил родительский комитет), и Виталик на первом уроке физ-культуры попросился выйти на пять минут. В туалет, ко-нечно. А сам вдруг подумал: а что, если зайти в класс?.. Там сейчас никого нет, а вещи — на месте…

Так и сделал, но задержался совсем недолго, не боль-ше двух минут. А потом, на перемене, когда все вер-нулись назад, он первым — молодец! — закричал, что у него пропали деньги из портфеля. Другие дети тоже бросились проверять, и оказалось, что пострадал не один Виталик, а ещё четверо учеников.

Учительница схватилась за голову: растяпа, как же это она не закрыла дверь на ключ?! Мало ли «чужаков» бродит по школе! Теперь придётся из своего кармана отдавать; не собирать же по второму разу! Люди ведь ни при чём…

Вот так и возместил Виталик убытки, нанесённые «простоем». Да ещё и дома рассказал: вот, мол, бедная учительница! И добрая мама дала деньги на ремонт ещё раз.

«Главное, надо всё делать с умом», — понял маль-чик. Теперь он знал и такой способ «заработка».

А потом — погиб папа, и деньги на карманные рас-ходы резко пошли на убыль. Но Виталик особо не горе-вал: «вариант номер два» (так он окрестил мелкое воров-ство) стал уже привычным источником дохода. Конечно,

в школе никто и ни чём не догадывался, да и в своём классе «работал» Виталик редко, от случая к случаю. Говорили, что среди детей завёлся воришка, но на Ко-лядника никто и подумать не мог. Подозревали Стасика Курцова, мальчика из «неблагополучной семьи»; но до-казать не могли.

И вот однажды этот самый Стасик застал Виталика

в школьной раздевалке в самый интересный момент: тот как раз «чистил» карманы у первого класса. Виталик испугался, тут же поделился выручкой в обмен на пол-ное молчание, и с тех пор мальчики стали друзьями. Но не то, чтобы друзьями, а просто Стасик сказал:

— Слышь, Колядник: если не хочешь, чтоб все знали про твои дела, давай работать сообща!

Виталику сначала такие отношения были противны (он терпеть не мог грязнулю и тупицу Стасика), но по-степенно стало ясно, что, наоборот, вдвоём делать что-либо гораздо легче и безопаснее. Теперь не надо было обмирать: застанут — не застанут?.. Один из них всегда был «на стрёме», и дела пошли хорошо.

Правда, одноклассники начали сторониться Витали-ка, как до этого обходили и его «друга». Тень подозре-ния пала и на Колядника, но опять же: а кто видел?! Ну вот и нечего зря болтать!

Мальчики, сплотившись, нашли ещё несколько инте-ресных способов «заработка» и не переставали изобре-тать новые. Пристрастились оба к игровым автоматам, и, конечно, деньги теперь нужны были постоянно.

Поэтому однажды вечером (когда хорошень-

ко стемнело) пошли осторожно за одной женщиной,

с виду не бедной; и в тёмном переулке резко выскочили перед ней. Стасик ловко щелкнул складным ножом:

— Эй, тётенька, подайте, что можете!

Женщина не на шутку испугалась: перед ней стояли два подростка, с которыми, очевидно, шутки были пло-хи. К тому же — нож… И она безропотно, стуча зубами, быстро отдала все деньги из сумочки; к тому же «детки» заставили её снять кольца и серёжки.

— Спасибо, тётя! — Стасик издевательски покло-нился жертве. — Живи пока!

И они убежали. Испугались уже потом, когда пере-считали награбленное: похоже, что женщина сняла деньги в сбербанке, наверное, для какой-то значитель-ной покупки. Ведь сумма была очень немаленькая!

— Заявит!!! — тряслись оба.

Но прошла целая неделя, а их никто и не думал разыскивать. Это придало приятелям смелости.

— Наглость — второе счастье! — решили они. И по-становили попробовать снова.

Но вторая такая же вылазка оказалась провальной. Во-первых, у новой женщины с собой совсем не ока-залось денег, а при попытке забрать у неё обручаль-ное кольцо она вдруг вцепилась в рукав Стасика мёрт-вой хваткой и истошно завопила на весь парк! Тут же откуда-то появился случайный прохожий, и они вдвоём полностью скрутили Стасика. Виталик тут же убежал.

Потом было разбирательство в милиции, дело пере-дали в школу; но Стасик почему-то друга не выдал, а всё время твердил:

— Я был один! Там ещё какой-то мальчишка просто мимо шёл; я его не знаю!

Почему он так поступил, Виталик не задумывал-ся, но был, конечно, бесконечно благодарен напарни-ку и пообещал «не забыть добра». Стасика поставили на учёт в милиции, пригрозив, что могут отправить

и в колонию. Лучше пусть возьмётся за ум!

На какое-то время друзья «ушли в подполье», при-ходя в себя и подыскивая новые источники доходов. Про игру на деньги мама Виталика ничего не знала, да и про дружбу со Стасиком — тоже. Её мальчик был всегда достаточно замкнут, любил оставаться «сам по себе», и мать была уверена, что она всё про сына знает.

Между тем мальчикам снова понадобились деньги.

Они долго ломали голову, и вдруг Виталика осенило:

— Надо организовать похищение! И потребовать выкуп!

Стасик изумился:

— Ты что?! Я в колонию не хочу!!!

Но, когда Виталик объяснил суть своей выдумки, приятель долго смеялся. Поставил только одно условие: Виталик всё сделает сам, а выручку — как всегда, по-полам. Дело Стасика — помочь Виталику пересидеть, прячась, эти три дня.

Уж что-что, а это было несложно: как раз «ушла»

в длительный запой родительница Стасика, не ночевала дома уже с неделю. И мальчик знал по опыту, что ждать её можно не раньше, чем через дней десять-двенадцать. Отец же его второй год сидел в тюрьме и выходить пока не собирался.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒