У нас в меню. 3 страница

— Тридцать! Но она ОЧЕНЬ романтичная!

— Мда, — только и мог испустить я, осознавая, что самому Пушику двадцать четыре. — В любви все возрасты, как в порно.

— Что, прости?

— Плеч… — запнулся я, поняв, что вместо «чё» Пушкарёв сказал «что». — На любую херню, даже такую, как у тебя, в порнографии есть отдельная категория.

— Так ты поможешь мне или нет? — уже начал терять терпение Пушик.

— Да помогу, помогу, дай только омыть свое греховное тело в купели свежим жэковским кипятком…

— За просвирками сгонять, мастер Йода? — ехидничал мне в след Пушкарёв.

— За кровью Христа лучше сгоняй, увалень. В этот раз я с тобой трезвым на приключения точно не ходок.

Уже через два часа мы торчали под окнами этой самой пушкарёвской зазнобы.

— Тяни, тяни, бля, мы так зацепимся за балкон!

— Ты лучше не пизди, а отойди да подсекай, баран, — и не зацепимся!

На улице стояла ветреная весенняя погода. А над нашей головой разлетались гелиевые шары с привязанной подвеской, которую мы таким образом хотели поднять на уровень окон Сашкиной квартиры. Знала бы та самая Александра, каких трудов стоило калибровать в подобную мразную погоду импровизированный дирижабль с украшением — наверняка бы тут же разложила корягу перед Пушманом как перед лучшим наводчиком, что только мог быть в её жизни. Спустя 20 минут ёбли с шариками, нам наконец удалось откалибровать их под нужными окнами.

— Звони резче, я пока держу конструкцию.

— Сейчас! — выдохнул Пуш и схватился за телефон.

Спустя секунд двадцать ему ответили.

— Да, выгляни в окно, пожалуйста, там тебя ждет сюрприз, солнышко!

Пушман вперил в меня гордые зенки. Словно крутой персонаж боевиков, что не смотрит на взрывы. Выглядело это настолько комично, что не могло не нарваться на неожиданность. Конструкция с шариками буквально рухнула Пушику на голову. Шарики оказались продырявлены. Но самым крутым апофеозом было то, что Пуш стянул с них трусики. Женские. Тут до нас дошло, что, пока мы ебались с наводкой шаров, не заметили, как в последний момент с соседнего балкона ветром сорвало чьи-то сушившиеся панцу, и они намотались на шарики и кулон. Логично, что зазноба Пушкарёва совершенно не поняла, с какого перепуга ей под окна трусы с чужой манды приподняли.

— Мдя, кавалер. Нужен план Б. Иначе не видать тебе данной девы как своих ушей.

— Ты уж мне-то не рассказывай! — нервно чесался Пушик. — Есть идеи?

— Давай-ка ещё по винцу, а там авось и снизойдёт благодать.

— Вот Кош, не знай я тебя — хрен бы согласился.

План Б был менее заебист, но, как по нашему мнению с Пушманом, — не менее романтичным. Подложить под дверь игрушку с кулоном, а потом наслаждаться успешно проведённым романтиком. Плюшевая нюша была закуплена, кулон намотан, и нам оставалось только пройти квартал до дома Александры. Наши головы были уже не столь горячи от выпитого, и мы шли неторопясь. Курили, обсуждали, как проникнуть в падик, а Пушман мерно раскачивал в руке игрушку, пока мы шли. Что нас и подвело.
Ибо неожиданно из-за угла одного из домов вылетает большой собакен, выхватывает игрушку из рук Пушкарёва и устремляется в рандомном направлении, бешено вращая глазами. Следом за псинусом летит хозяйка с сорванным поводком. Пушик среагировал мнгновенно и устремился за пёселем, словно Усейн Болт. Следом уже поспешали мы с хозяйкой. Застали мы всю эту гончую делегацию уже за ближайшим углом, где псина пыталась разорвать и поглотить по кускам игрушку, словно не в себя.

— Муся, Мусечка, солнышко! — бежала к собаке хозяйка.

— Да ёбаный ты почешись!!! — срывался в гневе Пушкарёв.

Собакену тем временем в душу не еблись эти человеческие переживания. Перед псиной стояла задача запитонить игрушку в максимально сжатые сроки, пока не отобрали.

— Боже мой, солнышко моё, доченька моя, зачем, как? — с придыханием носилась вокруг собаки хозяйка, пока та всё ещё старательно пережёвывала плюшевые потроха. — Опять тебя в ветеринарную везти, дорогая моя!!

На этой ноте я понял, почему Пуш стоит с максимально искривлённой мордой лица.

— Вы знаете… — зашёл я сбоку. — Кажется, ваша очень дорогая собака только что стала дороже на целый чирибас.

— В смысле? — удивлённо сказала хозяйка.

— В коромысле, сиськи свисли, — на автомате сказал я, доставая из сумки пакет, в котором мы несли с Пушиком вино. — Сейчас осталось только два варианта. Вариант номер раз: вашей псине повезло ещё не высраться, а посему вы вынуждены растянуть вашу прогулку часа на три. И вариант номер два — Муся не сильно везучая по жизни, и чужеродный псиному организму драгоценный металл застрянет по пути. Так что молитесь, чтоб ваша собака начала срать золотом, иначе она рискует пойти на радугу с сахарными косточками.

Хозяйка побелела от осознания перспектив своей собаки. Пушик побелел от перспектив ковыряния собачьего дерьма в продолжительной перспективе. Я побелел от крайней наглости пояснительной речи. А потом достал сигарету и нервно подкурил.

Романтика, блять.

Смеркалось…

***

Скатологические изыскания в области собакена ни к чему не привели. Мы слонялись вдоль аллей в надежде, что псинус наконец испражнит кишку, но хуй там смаковал идеи Карла Маркса, счастья нам не привалило. Было слегонца стрёмно осознавать, что в недрах собакича пропал целый пушиковский чирибас. Посему под весьма очевидным предлогом мы были вынуждены напроситься к хозяйке животного в гости на чай пошерудить мозгой и понять, как нам поступить.

В доме нас ждал весьма интеллигентного вида работяга-муж, который смотрел футбик и глушил пивандополо за обе щеки. Весьма удивлённый, увидя нас на пороге.

— Это что за шалопаи, Ленок?

И прежде чем Ленок смогла вставить даже слово, в диалог вклинился нетрезвый (и весьма расстроенный) Пушкарёв:

— Мы зоологи, гражданин начальник.

Только тут я уловил взглядом офицерский китель со звёздами на погонах, висевший в коридоре.

— Зоологи, значит?

— Так тошно, гражднин нащальник! Ваша собака очень редкого вида, и ваша супруга любезно нам разрешила её исследовать. Она относится к очень редкому виду… как там ее… — Canis Aurum Rectum!

— Какого, блять, ректума? Чего ты несёшь? — ответил поддатый муж.

— Обычного, — тут уже пришлось вклиниться мне, ибо Ленок так и стояла истуканом, а пьяного Пушмана могло повести в абсолютные дебри. — Спорим, тарщь старший лейтенант, что твоя псина золотом срёт?

Невозмутимую морду силовика повело в улыбке.

— Не старлей я, а капитан. Да так уж и срёт, да?

— Забьёмся на косарь? А если что — сообразим пивом с соседнего ларькона.

— Идёт! — мужик протянул руку. — Игорь.

— Я Кош. Юный биолог позади меня — Пушкарёв. Рады знакомству!

— Ну, проходите, раз уж пришли. Расскажете хоть, чё случилось.

Вздохнув с облегчением про себя, я повёл за ухо трезвеющего Пушика на кухню. Ленок же пошла шуршать по домашним делам. Припив по баночке-другой, мы рассказали Игорю настоящую причину нашего нахождения у него дома. Тот только и мог, что почесать затылок.

— Понимаю, ребят, собака у нас бедовая. От неё изначально сто рублей убытка было. Это Ленка вцепилась в нее и сказала, что не отдаст, — так бы хрен я стал заводить дома зверя.

— А чего так?

— Работа не предполагала. Потом мы с Леной съехались, и с тех пор от псины одни проблемы.

— Хех, так это… — хохотнул я. — Может, мы у тебя её тогда целиком заберем, единым куском, так сказать. Пуш, а ты толкнёшь лучшего друга человека своей зазнобе. Выгодно же! Прикинь, как ей будет, когда она поскользнётся после душа на коричневом золоте!

— Ты всё ещё не умеешь в юмор, Кошатина, — дулся Пушкарев.

— Давайте-ка еще по баночке, — предложил Игорь.

Спустя ещё пару банок пивко неожиданно проявило свойство кончаться.

— Мужики, а давайте собаку накормим? — пришло неожиданное предложение от Пушкарёва.

— Солидарен, — поднялся с табурета Игорь. — Эта тварь души не чает в ливерной. Есть две палки.

Прежде чем я смог вставить реплику, эти двое уже принялись расчехлять в псинуса всю лежавшую в холодильнике колбасу.

Трудно было сказать, чем руководствовались Игорь и Пушкарёв, но собыч, запитонив нямку, никак не отреагировал, и даже не пошёл скребстись в дверь на прогулку.

— Блять! — сокрушался Игорь. Ему уж очень хотелось помочь нам с извлечением украшения из недр своего питомца. Но псинус не торопился кандехать жопой и был кристально уверен, что до завтрашнего выгула стоит уебаться топить морду в свой насест. — Есть мысли, ребятишки?

— В целом, есть одна, — молвил я. — Только надо звонок сделать.

Игорь и Пушкарев посмотрели на меня взглядом поляка на период раздела ВМВ.

— Нет-нет, вы не подумайте, у меня просто знакомый ветеринар есть! Может, он чего посоветует.

На этой ноте я достал трубку и набрал номер.

— Оставь одежду всяк сюда входящий!

— Виталь, здаров. Это Кош. Помнишь такого?

Голос на другом конце линии слегка зарябил. Виталий трудился практикантом по ветеринарке, и фармацевтике в частности. Как правило, он мог заниматься лишь двумя вещами на тот момент: до оскотинения сидеть на дежурствах или дуть плюхи в перерывах между этими самыми дежурствами. На тот момент, насколько я понял, я нарвался на второй вариант развития событий.

— Привет, братик, конечно, я тебя помню. С чем пожаловал?

Вкратце я отрисовал Витале ситуацию. Тот понимающе рапортовал своей укуренной головой, что задачу понял и что скоро подскочит на названные мной координаты. По пути Игорь с Пушиком уже успели сгонзать за новой порцией пиваса и ливерной колбасы. Оставалось лишь ждать…

Виталий даже по всем скромным расчётам не представлялся человеком с охуенно высоким уровнем персональной ответственности. Иными словами, доктор Дулитл в нём умер ещё где-то на первом курсе медицинского, посему на служебные обязоны, хоть и навязанные со стороны, он не сильно торопился отвечать, пока не сдует весь липкий в инвентаре. Однако спустя два часа таблетки были покрошены, перемешаны с ливерной, а питомец незадачливой Лены и весьма задачливого (в плане алкоголя) Игоря был снова откормлен, а также заперт в отдельной комнате, ибо уже через полчаса начал дичайше портить воздух вокруг себя.

Упившись пивом до состояния гробовой доски, примерно к 05: 00 утра мы вспомнили о друге человека, закрытом в отдельной комнате на свой отдельный пердёжный карантин. Буквально на подходе к двери нас ждал невыносимо мерзкий, практически гнилостный запах. Говной воняло так, что сам Джи Джи Аллин мог бы проблеваться. Войдя в комнату, мы увидели счастливого просравшегося собакена и кучу гивна размером чуть ли не с половину собакена, что покоилась рядом. На наше «сука, блять, фу, пиздец» прибежала Ленок. Сонно идя по коридору и протискиваясь среди нас, ибо переживает за свою мусечку.

— Мальчики, что у вас тут проис… БЛЯТЬ!!!

На данной ноте Ленок запинается об одного из нас, с громким матом и проклятиями влетает в комнату и, словно Матросов на пулемёт, падает грудями прям на коричневую амбразуру.

Светало…

***

Оторвав голову от подушки, я осознал, что время далеко за полдень. Игорь проявил себя радушным хозяином и решил никуда нас ночью не пускать, дабы мы не нарвались на неприятности. Мучимый жутким похмельем я проковылял на кухню, где уже лечились пивком Игорь с Пушкарёвым.

— Здрасьте, товарищи! — страшным перегаром выдохнул я.

— И тебе не хворать. Что, сушнячок напал, судя по виду? На вот, встряхнись, — Игорь протянул мне банку нефильтрованного.

— Крайне благодранствую! — ответил я, цепко схватив похмеляшку. — А как там вчерашняя драгоценность, добытая непосильным трудом?

В этот момент пёсель под столом неожиданно тявкнул. Пушик недовольно уткнулся в банку с пивом.

— Отдраивал всё утро. С чем только не пробовал, всё равно говном пованивает. Должно быть, оно плотно забилось внутрь кулона, я не знаю теперь, чем это вычищать.

— Да ладно тебе! — хохотнул Игорь. — Говорят же, что деньги не пахнут? Вот и золото, полагаю, тоже, правильно толкую?

— Правильно, правильно! — улыбнулся я Игорю в ответ. — Загонишь в старый ломбард на Блюхера. Там такая свинота сидит, что даже не разберёт, чем у тебя оно пахнет!

— Или сохранишь как фамильную драгоценность! — продолжал ржать Игорь. — Будешь рассказывать, что это фамильная реликвия, которую еще прабабушка во время гражданской войны пронесла в…

— Да идите вы в жопу, шутнички! — вспылил Пушик.

— Ну ладно, хватит, действительно, — перевел тему капитан. — Что планируете теперь делать-то?

— Как знать… — сказал я. — У меня есть один знакомый техник с ультразвуковой ванной, где он может почистить это непотребство, только он из отпуска через неделю выходит. Потерпишь до этого момента, Ромео ты наш?

Ромео ничего не ответил, а лишь насупился, достал сигареты и пошёл на балкон курить.

— Да-а-а-а-а-а-а уж, — протянул Игорь. — Погибает в человеке романтик. Тонет прям.

— А что, есть спасательный круг?

— Честно говоря, и не знаю даже. Я в свое время Ленке романтические письма писал и под балконом рисунки рисовал. Чёрт его знает, как у вас, молодёжи, сегодня обстоит.

«А что, — подумалось мне, — весьма себе мысль». Нагло вытянув никотинку из пачки кэпа, что лежала на столе, я отправился было на балкон успокаивать Пушика, однако увидел, что он стоит в коридоре и смотрит на нас с улыбкой. С ехидной искоркой в глазах.

Сказано — сделано. Пушкарёв, памятуя мое старое увлечение граффити, потащил меня за краской. После того как несколько баллонов было закуплено, оставалось лишь убить время. Однако на тяжкую похмельную голову заниматься этим непотребным амурством не было сил. Да и не средь бела вечера же тротуары вандалить. Посему мы отправились в ближайшую шашлычку, где проторчали до полуночи, по второму кругу накачавшись пенным. Распевая Цоя и Сектор Газа, мы не без труда добрались до злополучного дома Александры, что был в нескольких километрах от шашлычки.

— А что писать-то? — Пушкарёв жевал зубочистку и деловито встряхивал баллончик с краской.

— Что, что, блять. «Гараж продам» — и номер потом.

— Знаешь что? Вот не знай я тебя… — начал снова надуваться Пушик.

— То не знал бы меня. Давай вот, малюй сначала надпись «Сашенька, я люблю тебя».

— Что, прям вот так и люблю?

— А что, блять, по-твоему? «Сахер, у тебя охуенный круп, давай пихнёмся разок»?

— И то верно…

— Давай малюй, хуйдожник херов, — улыбнулся я, закуривая сигаретку.

Пушкарёв начал витиевато выводить «Сашеньку», но не успел он дописать и «Са», как неожиданно бросил баллончик, подхватил рюкзак с асфальта, и с криком «ШУХЕР! » бросился удирать вниз по дороге. Честно говоря, я даже не одуплил, что это были за весёлые старты, как из-за моего плеча нарисовался пэпээсник.

— Добрый вечер, старш-сержан Доебайло. Документики ваши, будьте добры.

— Здравия желаю, начальник, — начинаю я рыться в сумке на предмет розовой моей паспортины. — Сейчас найду.

Мои поиски прервал протяжный пушиковый «ААААЙ СУКА БЛЯЯЯЯТЬ». Повернув голову, я увидел следующую картину. Пушкарёв болтался грушей, подвешенный за жопу на верхушку забора, через который пытался перемахнуть. Перепрыгивая через него, аки ниндзя, этот Наруто категории Б насадился жопой на навершие, продрал джинсы и трусы вместе с ремнем, и теперь испытывал самую натуральную промежную боль, добавляемую тем фактом, что сбежать более не представляется возможным.

— А этот что? — кивнул мент на Пушкарёва.

— Подельник мой, — со вздохом я стряхнул пепел с сигареты. — Подвешен за собственное эго, как видите.

— Вижу, — кивнул серж, разворачивая мои документы. — Что вы тут делали, гражданин < имянейм>?

— Хулиганили, товарищ начальник. Хотели написать на тротуаре любовное послание. Да потом моему другу чухнулось, что мы делаем что-то нелегальное.

— Всё понятно, — сержант отдал мне паспорт. — Закурить будет?

— Угощайся, начальник, — протянул я пачку «Сенатора» стражу закона.

— Последняя…

— Да угощайся, должность позволяет, — улыбнулся я.

— Знаешь, < имянейм>, а за такие шутки можно и выхватить, — с улыбкой закурил сержант.

— Никакого оффенсива, товарищ начальник! Сами понимаете, такой момент.

— И то верно. Запрещенные вещества или оружие при себе имеете?

— Только собственную нечистую совесть! — улыбнулся я в ответ.

— Ну тогда будьте здоровы. Хорошего вечера!

— Вам того же! — с улыбкой проводил я удаляющегося сержанта.

Понятное дело, что этому молодому служаке нехуй вот было делать, как принимать двух романтиков поздно вечером. Жаль, Пушик этого не понял. Докурив сигарету, я подошел к Пушику, изнывающему не то от боли, не то от обиды, что на него никто не обращал внимания всё это время.

— Висит груша — нельзя скушать!

— ИДИ ТЫ К ЧЁРТУ, КОШ, СНИМИ МЕНЯ СКОРЕЕ!! — ныл Пушкарёв.

— Надо же, висяк с голосовыми функциями! — продолжал с улыбкой издеваться я.

— КЛЯНУСЬ БОГОМ, ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ НЕ СНИМЕШЬ, ТО Я…

— Головка от часов «Заря». Виси и не рыпайся, засранец. Сейчас я тебя спущу на нашу грешную землю.

Знающие меня люди помнят, что у меня всегда при себе есть нож. Потому как без ножа, постоянно находящегося в доступе, скорей всего, я не писал бы сейчас эти незамысловатые истории из жизни. В скором времени Пушкарев был срезан, как спелый плод, и оставлен на земле хватающимся за свои пострадавшие причиндалы. В это время мне поступил звонок.

— Алло!

— Кош, привет. Это Игорь. Ну как вы там?

— Твоими молитвами, — глянул я на стонущего приятеля. — Операция «Хуйдожник» была вероломно сорвана. Держим потери. У Пушкарёва есть пробитие. Да, именно там.

После чего я вкратце пересказал Игорю события вечера.

— Так вот всё и пропало.

— Почему пропало-то?

— Потому что, если мы сейчас будем малевать это непотребство и нас примут, я уже не отболтаюсь. Нет, ну как, за себя-то я отболтаюсь. А вот за Пушкарёва с его пробитием уже вряд ли.

— Ладно, молодняк, не тушуйтесь. Я завтра после полуночи могу дёрнуть пару ребят с учебки, и они допишут надпись за вас. Утром рано придёте и посмотрите. Только скажи адрес и что надо написать.

— Ух, спасибо тебе, Игорь! Золотой ты человек. Жаль, я не под твоим началом служил! — улыбнулся я.

А потом продиктовал ему адрес, локацию и что надо написать. После чего мы с неудавшимся молодым граффити-райтером разошлись по домам. Я — болеть с похмелья. Пушик — лечить утяжки. Только мы многого не знали на тот момент.

Человек в целом такая штука, которая многого не знает. Отправляясь спать, мы не знали, кого пришлёт Игорь. Мы не могли знать, что он пришлёт пару духов во главе с ефрейтором Галяутдином. Мы не могли знать, что у ефрейтора Галяутдина в этом же доме, на этом же оконном пролёте, окажется своя собственная зазноба. Мы не могли знать, что Галяутдину захочется самому блеснуть романтикой и написать нечто своё. И уж абсолютно никто не думал о том, что Игорю будет абсолютная похухоль до того, чтоб Галяутдин сделал то, о чём ему было наказано изначально. Ох уж этот степной дух степных мужей!

На следующую ночь мы с Пушиком встретились в обозначенном месте и пошли смотреть на плоды подгона Игоря.

— Эм, что-то я не понял… — ходил Пуш вокруг надписи.

А вместо «Сашенька, я тебя люблю» было написано (вот ни много ни мало) «Сабиргуль, мин сине яратам».

— Я вот что-то не понял. Какой такой Сабиргуль?

— Токийский, полагаю. Нет, ну а что, даже звучит. Токийский Сабиргуль.

Нарисовано было настолько размашисто, что рядом технически бы не хватило нарисовать достаточно качественную любовную подпись, чтоб не споткнуться об Сабиргуль. На глазах Пушика выступила скупая мужская слеза. В этот момент зазвонил телефон.

— Алло, привет!

— Привет, Игорь.

— Ну что, как вам подгон?

— Как бы тебе сказать, товарищ капитан, чтоб не обидеть… — молвил я. Было ясно, что душевная травма моего приятеля усугубляется.

Я закурил.

Светало по новой.

***

— Вот же идиоты! — сокрушался Игорь.

— Тарщь капитан, похоже, что это карма... — сокрушался уже изрядно хмельной Пушкарёв.

— Хуярма, — буркнул я, подлив Пушику газировки. Тот слишком сильно налегал на крепкач и трохи захмылел.

Мы сидели на кухне Игоря поздно вечером, куда он нас пригласил сам, подлить спиртного за испорченный его бойцами сюрприз. Мне на тот момент спиртное уже даже в третью глотку не лезло, но не составить компанию упадническим настроениям своего товарища не позволяли остатки былой совести. В общем и целом, мне конкретно надоел весь этот фарс и хотелось поставить молодого Пушика на место. Основной костяк надежды лежал на том, что более чем взрослый и видавший виды Кэп меня поддержит, но мои расчёты объебались уже со старта, ибо, когда я добрался до дома Игоря, нашел там его уже в компании Пуша и наклюкались они изрядно.

«Что же, — подумал я. — Не можешь победить — присоединяйся! »

Так мы сидели и пили до утра. Сначала это было пшеничное нефильтрованое, а потом Игорева супруга Лена (чтоб ее поленом…) нашарила мужу из-под полы литровую бутылку зубровки. Не стало секретом, что Пушкарёв насинячивался в три горла, словно у него одновременно во всех параллельных измерениях Стены Плача упали. С грохотом поставив очередную чарку на стол, это синее чудо вдруг выдало:

— *Ик*… эх, слушайте, а что, если ей маски-шоу устроить?

Мы с капитаном недоуменно посмотрели на этого “гения”.

— Так а что, нормальная же идея! — Пушкарёв принялся подливать себе уже сам, что только лишний раз доказывало, что он упился в борщ, и логики в его идеях давно след простыл. — Приставим к ней пару гопников, а потом я выйду из-за угла с цветами и раскидаю их… *ик*… на глазах у Сашки. А потом… *ик*… вручу ей этот… как его… кулон, вот!

Поскольку я был куда трезвее всех оставшихся за столом, я уже приготовился прописать Пушику лекцию о морали и любви, но внезапно Кэп решил поддержать его идею и снова приплюснуть туда своих подопечных, впоровших косяк с надписью на асфальте.

В этот момент я твердо понял, что либо я вмешаюсь сейчас, либо этой возможности уже может и не быть.

— Радость моя ужравшаяся, у тебя подвеска с собой?

— *ИК!! *… Да, с собой, а что?

— Давай сюда.

— А говна на лопате? — недоверчиво покосился на меня Пушкарёв.

Со вздохом на этой ноте я подлил и себе.

— Не собираюсь я в ломбард сдавать твою побрякушку. Я вспомнил про одного техника с личной ультразвуковой ванночкой. Так что я приведу твой кулон в порядок.

Услышав об этом, Пуш начал радостно рыться в портфеле, после чего извлек из него коробочку с украшением.

— Еще косарь давай.

— А косарь-то зачем? — совсем уж ошарашенно уставился на меня пьяный приятель.

— Затем, радость ты моя косорылая. Коньяк сегодня стоит денег, а с пустыми руками я к технику не пойду. Давай-давай, раскошеливайся, жопа еврейская, для тебя ж стараюсь.

— Ну ладно, на… — Пушкарёв отцедил из кошелька нужную мне сумму.

Получив от приятеля все необходимое, я поспешил откланяться.

Игорь и Пуш были уже конкретно синие, и я твердо понимал, что на следующий день они не наделают глупостей лишь по той причине, что оба будут с конкретного удушающего бодуна. За сим было принято тактическое решение ретироваться с этого праздника жизни, проспаться и сделать свой ход.

Проснувшись в более-менее потребном состоянии, я выдул баклаху боржоми, выварил из тела остаточный алкоголь в горячем душе и взялся за дело. Мой план был прост, и оттого не менее эффективен. В первую очередь я принялся за подвеску. Проинспектировав украшение на предмет остаточных запахов, я с неудовольствием понял, что оно действительно пованивает. Едва заметно, но уловимо. Подвеска была не то чтобы сложной формы, но содержала полости. В которые и забилось псиное гумно. Вооружившись старой зубной щеткой, я развел щедрый раствор марганцовки и хорошенько выскреб всё, что мог. Воздушного пистолета у меня в наличии не было, и пришлось конструировать импровизированную насадку для фена, оставшегося от бывшей. Запах был устранён, оставалось только хорошенько отполировать украшение. Алмазной пасты на 15к грит с работы скоммуниздить не удалось, так что пришлось по старинке, пастой ГОИ. Спустя три часа медитаций с тряпочкой я с удовлетворением запаковал украшение назад в коробочку. Ещё со старых времен у меня оставалась упаковочная бумага и отрез красной ленты. Подарок был готов. Оставались мелочи. Приведя себя в основательный порядок и побрившись, я распечатал “рыбу” знакомой доставки сюрпризов, цветов и прочей канители. Достав старую планшетку, закрепив к ней “рыбу” и ручку, я выдвинулся к дому Александры. На косарь, выданный мне Пушиком, я вооружился цветочным веником попонтовей. Пробравшись в подъезд, я зашел на этаж и методом дедукции вычислил квартиру Саши, ибо планировка подобных панелек мне была знакома. Неспешно позвонил в звонок, нацепив на себя самую уставше-скучающую курьерскую мину.

Дверь мне открыла приятная мадам и вежливо поинтересовалась, с какого хуя я тут нарисовался.

— Госпожа такая-то?

— Да, а что?

— Доставка.

Буднично вручив ей цветы и коробочку с подвеской, я принялся деловито извлекать из сумки планшетку с “рыбой”, периферийным зрением глядя на Сашу. Понял, что не прогадал. Поохав над веником цветов, она своими лапками дёрнула ленту на коробочке и распорола упаковку. Пока она крутила в руках подвеску, я выудил планшетку и со скучающим видом протянул ей вместе с ручкой. Она оставила свой автограф, и я принялся с таким же скучающим видом убираться восвояси.

— Подождите пожалуйста! Скажите: от кого эта доставка?

Этого момента я и ждал, всё проходило как по нотам.

С не менее скучающим видом я повернулся к ней и выдал, что заказ попросили доставить анонимно.

— Ну пожалуйста! Мне это очень важно! Давайте я вам оставлю чаевых!

Бинго. Крещендо любовного признания, что глупый Пушик так и не мог донести, должно было окончиться сейчас. Поводя глазами в сторону ради приличия и потерев шею, я доложил Саше, что нам не положено разглашать такую информацию, но сегодня я до безумия бобр. С максимально фальшивой эмпатией я выдал ей “заказчика” со всеми потрохами, и потом, взяв относительно законные чаевые, удалился восвояси. Где уже радостно закупился пивком. Спустя время мне позвонил похмельный и ошарашенный герой-любовник.

— Кош! А ну, колись: твоих рук дело? Мне сейчас Сашка звонила.

— Да что, родимый? Совсем дедукцию пропил, я смотрю.

— Спасибо тебе, кореш, огромное спасибо! Завтра у нас уже будет свидание!

— Гурьбай-ёбой, счастья молодым.

Пушик пропал из поля зрения примерно на пару месяцев. Я получал несколько раз в личку благодарственные отстукивания от Пуша, на пару с россказнями о его счастье. У меня к тому моменту наступил условный кризис в работе, на личном фронте всякие мелкие проблемы были, так что по большому счету этот инцидент был для меня уже закрытым.

Одним вечером меня настиг звонок от Пушика. Я сидел на лежанке, обложившись двумя ноутбуками, и пытался привести в порядок инвентаризацию с одной из прошлых работ. Цифры не сходились в голове, так что на звонок я ответил почти машинально.

— Кошик, здравствуй. Слушай, так вышло, что неподалёку кручусь, хотел к тебе вот заглянуть.

— Привет, родной. Заходи, конечно, в чём проблема, — ответил я приятелю, витая головой где-то в подсчётах.

Посему для меня стало удивительным увидеть, как Пушик приходит понурым и с бутылкой виски в инвентаре. Выпили, поговорили о всякой мелкой ерунде, а потом переместились курить на балкон. Понимая, что настолько говнистое настроение у Пушика — редкость, я попросил его сразу раскрыть карты, ибо мне через пару дней отчёт в столицу слать, и я не могу с ним упиваться, как в старые добрые.

— Это из-за Сашки.

— Да что ты? Уж не ты ли слал мне письма счастья и разве что не хоум видео?

— Блин, Кош, завязывай паясничать. Всё было хорошо… — Пушкарёв крепко затянулся сигариллой и уставился на крышу противоположного дома, за которой садилось солнце.

— А потом…

— Да всё было клёво, пока мы встречались. Много зависали то у меня, то у неё…

— Дай угадаю: ты потом внезапно обнаружил, что в прихожей стоят её тапочки, появилась вторая зубная щётка, новые полотенца, а после она предложила купить тебе домой новое постельное белье?

Пушик от удивления аж курево выронил на тротуар с балкона.

— Как ты…

— Каком кверху, дорогуша. Ты просто зассал. За себя, свою тушку и дальнейшие перспективы, — на этой ноте Пушкарёв стоял уже совсем ошарашенным. — Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понимать, что к тридцати годикам у девочек встаёт выбор. Либо работу работать, либо киндерам портки стирать. А ты, как последний романтик, купился на романтику. На чём тебя и поимели в твоих же собственных романтичных планах.

— Знаешь, мог бы и подсластить пилюлю, придурок.

— Я положил на твой бэдромэнс слишком много личных усилий.

— Всё равно некрасиво! — дулся Пушкарёв.

— Если бы не твой экзальтированный инфантилизм, сам бы не мучался.

— Чего? А можно по-русски?

— Ты мал и глуп, и не видал больших залуп, — улыбнулся я поникнувшему головой приятелю, протягивая никотинку.

— Можно сказать, ты у нас без греха, — с усмешкой закурил Пушкарёв. — Сам-то с армии в совместную жизнь кинулся.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒