У нас в меню. 8 страница

Лиля, которая всегда была девочкой, в принципе-то, сопереживающей, уставилась на меня, взглядом требуя продолжать историю.

— Через месяц знакомый сказал мне, что ему от Вано долги прилетели. Что, мол, случилось чего-то интересное, Ваня кредитов понабрал, какую-то бизнес идею родил. И мне потом звонок прилетел, Ваня звал в гости. Я рад был, что старый приятель наконец объявился, и погнал к нему, конечно. Зашёл к нему в квартиру и аж прихерел. На столе макбук новенький, вискарь за тысячу грина, всякие деликатесы. Ваня сам улыбается, нарядный весь, в новой рубашке. Поздоровались, обнялись, выпили. Ванька протянул мне конверт увесистый, надо думать, с долгом. Я и спрашиваю у него, как он, мол, на всё это заработал. Ванька юлить не стал, сказал, что схему не назовёт, но ему пришлось взять ну просто писяную кучу кредитов и навариться с идеи так, что ему денег до скончания века хватит. Я часто видел Ваньку хмельным, но он никогда не был весел. А сейчас на меня смотрела хмельная, и главное — ДОВОЛЬНАЯ морда.

Лиля аж взвинтилась.

— Ну и порадовался бы за приятеля, за чем дело-то встало?

— Я и радовался. До одного момента определённого. Ваня протянул руки к тумбочке и достал оттуда кинжал, который ещё с войны привез. Я видел этот кинжал не единожды, и Ваня никогда не позволял никому, кроме себя самого, брать кинжал в руки. А тут он мне с довольной ухмылкой протягивает — мол, держи, давно же хотел посмотреть. После того, как я вдоволь повертел кинжал в лапках, Ваня спросил у меня: нравится ли, мол? «Ещё бы», — ответил ему я. И тут Ваня обронил: возьми, мол, дарю. Я аж оторопел тогда, памятуя его бережное отношение к этому трофею, спросил, какая муха Ваню укусила. Он потянул носом воздух и сказал, что просто захотелось. Так, без какой-то веской причины. Мол, к оружию у меня отношение трепетное, в моих руках он никуда не уйдёт. Конечно, я отказался. Мы потом выпили ещё немного, я домой засобирался. Какие-то кошки на душе скребли, всё происходящее было явно не про моего старого приятеля. Уходя, я спросил его, а что, если схема не сработает, и вместо финансов до конца веков у него в итоге финансовая кабала будет? Взгляд Ваньки стал на секунду каким-то остекленевшим, словно в нём что-то надорвалось. Он тогда за весь вечер в единственный раз произнёс: «Всё будет хорошо, Кош, не переживай». А после чего закрыл за мной дверь.

После этого я затянулся остатками третьей сигареты после обеденного перерыва и проводил глазами подлетевший на ветру осенний лист. Лиля не выдержала:

— Ну а дальше-то чего приключилось? У него ведь всё вышло, так?

— Вышло, да. Вскрылся он, после того как последний из своих долгов вернул. В тот же вечер, в ванной. Прям в новой рубашке. Тем самым кинжалом. И записку предсмертную оставил, в которой написал это самое «Всё Будет Хорошо».

Оставив на улице ошарашенную Лилю, я бросил бычок в урну и побрёл по лестнице в офис.

***

Шёл вчера до магазина, оглядывая сугробы, рассуждая про себя, как мы раньше в детстве закапывались в них, устраивая там свои “подземные особняки”, и проводил аналогии сугробов со словом «гроб». На этой ноте вспомнил одну мрачную историю, произошедшую с моей старой подругой. Традиционно, эти строки пишу в подпитии, так что за ашыпки не пинайте.

Всё началось с того, что лет так пять назад мне стало скучно. Новогодние праздники подходили к концу, дружеские попойки с корешами в моём родном городе уже набили оскомину, и я решил прошвырнуть косточки по магазинам. Вдоволь намотавшись по торговому центру и пропотев винные пары из организма, я принял мудрое стратегическое решение купить лимонадика в одном из тех смешных ларёчков, что по форме напоминали апельсин. От одной мысли о прохладительном свежевыжатом лимонаде с бодуна на душе стало прельстиво, и я возрадовался. Не менее горьким был мой категорический и беспощадный ахуй, когда лимонад уже был сделан, а секция сумки, где я хранил кошелёк, оказалась пуста, как осушенная цистерна или бездонная манда Настеньки Ивлеевой, на худой конец.

— Не торопитесь, я оплачу!

Позади меня неслышно материализовалась фигура в вельветовом плаще, которая с улыбкой достала портмоне. Это оказалась моя старая подруга, верный товарищ и в чём-то даже душевный наставник — Татьяна. Я не видел эту особу уже лет семь. Время её не пощадило. Молодое лицо украсили тянущиеся морщины, уголки губ слегка потрескались, а под глазами начали вырисовываться нездоровые круги. Впрочем, к её годам мало кто сохраняется, как на школьном альбоме. Татьяна улыбнулась своей фирменной небрежной улыбкой и отвесила мне подзатыльник.

— Ты что, зелень, кошель похерил?

— Татьяна Павловна, ну что вы, не надо тут! По ходу, выцепили в одном из павильонов.

— А нечего скворечником торговать, молодой! — протянув сотен кассиру и внаглую сцапав лимонад, Татьяна потянула меня за воротник пальто. — Не я ли тебя учила охраняться от щипачества в своё время?

— Такое поди забудь! — с улыбкой протянул я, вспоминая былые времена.

— Не сильно занят? Пойдём прошвырнёмся! Так давно тебя не видела!

С Татьяной судьба свела меня совсем случайно, через общих друзей охуллион лет назад. Молодым и уверенным в себе пиздюкам, нам было слегка непривычно сидеть на кухне у 26-летней Татьяны, потягивать вермут и обсуждать с ней свои юношеские заморочки. Ей никогда не было в тягость общение с молодняком, и даже наоборот, она находила в этом какой-то личный дзен. Как сейчас помню силуэт Тани, которая, филигранно облокотившись на спинку кресла, покачивалась в нём, цедила самокрутку через мундштук и раздавала нам советы, которые, как ни странно, всегда работали. Нам никогда не было в западло прикатить к Татьяне с пузырём горячительного и полторашкой газона, чтоб послушать порцию удивительных историй и хороших, жизненных мыслей. Всякая пошлятина наши головы не посещала, ибо Таня была для нас чем-то сродни молодой мудрой тёушки, а для кого — и второй матерью. Тяга к общению с молодёжью в итоге сыграли с ней очень злую шутку, но об этом позже.

Вдоволь натусячившись по злачным местам, мы поехали к Татьяне домой уже в легком подпитии, полировать внезапную встречу. Роскошные хоромы почти в сотку квадратных представляли собой огромную студию, где был огорожен только раздельный санузел. Таня, как и я, любила вокруг себя простор, поэтому я почти не удивился.

Из бара по роксам были разлиты солидные порции Яка Дониэльса вперемешку с чем-то мятным, и, умастившись на высокие табуреты возле стойки, мы надолго засели, вспоминая старые времена, много смеялись и курили какую-то забористую махру, что заботливо собирал и сушил для Татьяны её дедушка.

— Вот это у тебя хоромы, конечно! — с ноткой зависти протягивал я. — Жил бы в таком дворце — никуда из дома бы не выходил.

— Тебя что, пригласить к себе на постоянное сычевание, Кошик?! — усмехнулась Татьяна, залпом вкидывая в себя спиртное, а после, тяжело выдохнув, отчеканила. — Это всего лишь деньги…

— А как же жаба?

— Уж кому, как не тебе, знать, что деньги — это всратая бумажка, которую человек по дурости избрал личным богом… — ответила Татьяна, разливая нам по новой порции зелёного змия. — Истинная валюта совсем в другом.

— Как у Пинк Флойда?

С глубоким вздохом опрокинув новый стаканчик в свои недра, Татьяна с шумом стукнула пустым сосудом о стойку и потянулась за самокрутками.

— Верно молвишь, молодой, я про время... — тут она чуток осеклась. — Да хотя, куда уж тебя молодым называть, ты ведь сейчас того же возраста, что и я, когда тебя принесли ко мне отлежаться, ушатанного в мясо...

На этой ноте я не смог подавить румянец. Действительно, бывали времена, когда переждать бурю можно было только под заботливым крылом Татьяны, которая никогда не смущалась преломлять хлеб с пиздюками из нашей компании.

— Время играет злые шутки, в отличие от денег.

— Кош, дорогуша, ты мне тут из себя Колумба не строй, все америки давно не тайные, — Татьяна глубоко затянулась. — Его может не хватить в самый ответственный момент…

А после она поведала мне то, от чего на душе паскудно было ещё месяц.

Как принято, то была преамбула. А теперь — фабула.

Стремление Тани к общению с молодыми людьми в итоге переплелось в лавстори с молодым чемоданом, который был лет так на десять младше неё. Наскоро состряпанная семья увенчалась вишенкой на торте — рождённой дочуркой Машей. Кто и чем думал, создавая эту ячейку общества, для меня так и осталось загадкой.

Таня, будучи вот ни разу не домоседкой, а наоборот — закоренелой карьеристкой, после декрета вернулась покорять ресторанный бизнес. К этому бизнесу Таня шла осознанно всю свою жизнь, и в какой-то момент ей поступило жирное предложение открыть кухню в нескольких ресторанах Нефтеюганска. Киндер был под приглядом молодого супруга. Деньги в обороте и карманах имелись, да такие, что куры бы не склевали, мыши не сгрызли, да и налоговики бы лопнули. Всё было на мази, как тогда думалось Тане. Жили они тогда в частном секторе, в просторном домишке, и с Таниным стремлением рубить бабло все катались как сыр в масле. Как тогда казалось Татьяне — лучше не могло и быть.

По итогу проект с Северами растянулся на три с лишним года. Таня била копытом, как Золотая Антилопа, выстёгивая всё новые порции зелени в семейный бюджет. А вот ее муж, наоборот, чахнул и кис, чувствуя себя конченным альфонсом и не получая абсолютно никакой мужской реализации. По сути, он понимал, что нужен был Тане, как пингвин на Антарктиде. Высиживал общее яйцо и не рыпался с места. Надо дополнить это одним нюансом — жуткой ревнивостью, которой он посыпал Таню, что солью рану. До того он Татьяну доебал своими вечными около-мавро заёбами, что она какое-то время старалась осознанно не выходить с ним на связь. А те недолгие возвраты на родину, которые по идее были отведены на отдых, Таня клеймила как чёрные дни.

Однако либидо своё дело делает. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понимать, что от такого режима жизни вспухнет даже Будда. В один из моментов Татьяна осознала, что от вечной рабочей гонки и такого поганого положения дел с мужем ей скоро понадобится крепкий большой стержень. И такой стержень Тане предоставился. В виде отборного подкачанного донжуана, который смог растопить девичьи будни своим жарким присутствием. Красивые ухаживания, постоянные цветы, подарки, письма… классика жанра. Татьяна решается на опрометчивый шаг — блядонуть со вкусом. Чтоб хоть разик, но прям до поросячьего визга. Тогда ей казалось, что она, работяга, заслужила своё честное право на интрижку. Правда, люди всего знать не могут.

Например, того, что соблазнивший заёбанную Татьяну красавец оказался нанятым жиголо, которому муж Тани отвалил беспрекословно щедрого бабла на то, чтоб проверить Татьяну, а потом прислать пруфы со скрытых камер одного из нумеров, где он расчехлял героиню пасты и в хвост и в гриву.

Такого удара он не пережил. В прямом смысле слова. Когда Таня уже готовилась подбить всю документацию и с новыми силами лететь к очередным бранкам-руганкам, её супруг напился до остервенения, удавил шнурком ребенка, а после чего вышел из дома и закопался в сугробе, будучи облачённым в чем мать родила. Насмерть, как вы поняли.

По итогу Таня не успела толком приземлиться в Уфе, как ей завернули лапки и потащили в дознанку.

Со вздохом рокс, жалобно гремя, рухнул на стойку. Татьяна покраснела и едва сдерживала слёзы.

— Кош, а ведь успей я вовремя, всего бы можно было избежать!

В охуевозе от услышанного я не нашёл что ответить. После чего допил стакан и спокойно опустил его на стойку.

— Нет. Не успела бы.

Татьяна опешила. Ей хотелось прочитать сочувствие в собеседнике, но она упёрлась в те стены, в которых неожиданно для себя не нашла лестницы вверх. Наверное, все привыкли сочувствовать ей. Я не оправдывал молодого долбоёба, что решил из ревности похерить и себя, и дочь, но и внутренних оправданий для Тани не находил.

— Нет, ты что, из стали сделан?!

— Нет. И дело далеко не в этом… — я наполнял стакан уже только себе.

— Как ты так можешь?? Неужели в тебе совсем от человека ничего не оставили эти годы?!

Я ничего не ответил. Мерно выцедил спиртное, а после — встал. И поблагодарив за гостеприимство, молча накинул потёртое пальто и закрыл за собой дверь.

Выйдя из подъезда, я достал пачку отвратительных сигарет, что завалялись в сумке, затянулся и громко выдохнул.

Мне это было знакомо, как никому другому. Когда ты не успел вовремя. А успей ты – то спас бы человека от определённых глупостей, а то и вовсе сохранил ему жизнь. Но это был совсем не тот случай. И даже более: я никогда не терял зубы после таких трагических ошибок, и тем более — не искал упокоения души в чужих сочувствиях. Люди, которые и вправду не успели вовремя, хранят это глубоко в душе, а не разбазаривают налево и направо. Для них это личная утрата, которую они вплетают в свою жизнь настолько, что не могут толком свой день рождения встретить, вспоминая в эту праздничную дату об усопших, которых могли когда-то спасти…

Надвинув на голову верные Сеннхайзеры, я устремился вдоль дороги искать попутку.

Потому что кошелёк всё ещё был проёбан. Как и смысл жизни человека, некогда мной безумно уважаемого. Но эту жизнь человеку дальше самому жить, так что не мне судить. И лишь ветра, отбрасывающие комья снега, заставляли запахнуть капюшон поглубже, напоминая, что только кости в могиле не мёрзнут.

***

Рейс с Уфы до Омска был крайне скучный. Полупустой вагон мерно раскачивался в такт гитарным переборам из наушников, а я откровенно скучал. Квест на телефоне пройден, нехитрый ужин давно провалился в недра Коша, а пузырёк горячительного, или хоть на худой конец — снотворного, я так и не припас. Мы были на подъезде к Чеблядинску.

Нет, тут нет очепятки. Просто по ряду причин я так " обожаю" этот городишко, вполне себе порядочный и относительно развитый, к слову, что не могу удержаться от такого ласкового названия. Как только состав встал, я бодро десантировал свои лапки на перрон. Слякоть и дождик заставили меня шустро скрыться под навесом одного из магазинчиков, так как курительное довольствие было довольно скудным, и мочить оставшуюся табачную пыль в свёртках токсичной бумаги мне ни разу не улыбалось. Разжившись в ларьке полторашкой влаги, я поспешил ретироваться внутрь вагона. Как ни странно, из всей толпы ко мне в вагон так никто и не подсел, посему я уже морально приготовился провести остаток путешествия в одиночестве. Впрочем, оно и к лучшему — нечего казённые места занимать.

Стоило мне смириться с этой мыслью, в мой отсек под самую отправку вошел мужчина. Средних лет, гладко выбрит, одет в весьма недурное серое твидовое пальто. С собой только обычная перекидная сумка, никаких дорожных баулов. «Всё ясно, — подумалось мне. — Командировочный. С таким каши в дороге не сваришь, да и поговорить не о чем». Смерив попутчика взглядом, я продолжил мирно тупить в трубку телефона, пока проводник носился с постельным ебельём для нового постояльца. По какой-то причине незнакомец заказал два стакана чая, а сам достал из сумки орешки и упаковку мяса в нарезку.

— Василий! — резко протянул мне руку попутчик.

— Кош, — протянул я руку в ответ.

— Сегодня крайне скучный вечер, не находишь? И да, давай на «ты», если не возражаешь. Судя по всему, мы ровесники…

— Ага, и не начальство, — поддакнул я.

Василий продолжал неспешно распаковывать свой лёгкий скарб. Зарядка, мобильник, пачка жвачки, бутылка с водой. Тем большим удивлением для меня стала рухнувшая на столик бутылка заиндевевшего Green Label, которую словно достали из морозильника. Довольный моим удивлением Василий уже раскрутил две металлических походных чарки и опустил их перед моим носом.

— Спасибо, я, пожалуй, откажусь.

Василий выглядел неслабо удивлённым.

— Ну надо же. Какая редкая предусмотрительность в наши дни. Честно говоря, не могу вспомнить, когда в последний раз такое наблюдал. Что же, тем лучше. Мне больше достанется!

С натугой и хрустом отвернув крышку (вскрывалась бутылка действительно впервые), Василий начал разливать весьма недешёвый вискарь по чаркам. На мою вопросительную морду лица лишь с улыбкой ответил:

— На всякий пожарный.

Мерно выпив и закусив, Василий начал интересоваться у меня о всякой ерунде. Я лениво отвечал ему, слушая вполуха. И сам не заметил, как уже вовлёкся в разговор. Вот знаете, есть такие люди, с которыми диалог не построить, будь ты хоть трижды внебрачным сыном Ницше и Малахова. Но в этот раз всё было по-другому. Я настолько увлёкся беседой с Василием, что не заметил, как чокнулся с ним заранее налитой чаркой вискарика. Действительно, прохиндей затащил с собой на борт весьма недешёвое пойло.

— Редкий случай, когда на борт берут с собой такую бутылку. И ещё реже делятся ей с попутчиками. Василий, в чём подвох?

Тот лишь небрежно отмахнулся.

— Не мели ерунду. По твоим глазам вижу, что ты неплохо разбираешься в спиртном. И, если уж хотел сделать комплимент, то делать надо было не на счёт этой бутылки.

Это заставило меня улыбнуться. Действительно, пить мне приходилось вещи куда подороже.

— Ты сказал, что по глазам это увидел. Откуда? Следственная практика? — шутливо произнёс я.

— Ха, знаешь, ты почти угадал. Только не в ту сторону. Хорошая практика в адвокатуре.

— Сложись судьба чуть иначе, назвал бы тебя коллегой! — с улыбкой ответил я юристу Василию.

— Сплюнь, — видно было, что Василия это немного покоробило.

Тут уже настала пора и мне применять невербальные навыки — больно стала интересна история этого необычного мужика. Ради порядку опустил тему с юриспруденцией и вновь настроил диалог на малозначимую ерунду. Как только тема окончательно забылась, я аккуратно поддел её после очередной чарки.

— А я так смотрю, ты о юриспруденции вообще нелестно отзываешься.

— А я так смотрю, что ты старательно пытаешься примерить на себя эффект бармена.

На этой ноте я посмотрел на Василия уже с удивлением.

— Ну, бармена. Ты приходишь в бар, напиваешься в стельку, а потом начинаешь разговаривать с барменом, выкладывая ему то, что болит на душе. Получается такая мини-исповедь. А после чего — уходишь. Бармен о тебе и не вспомнит, а ты в свою очередь волен и не возвращаться в этот бар. Что, с языка снял, да?

— Верно, у меня похожая теория, — улыбнулся я. — Но в данном случае это простое человеческое любопытство.

— Любопытство Коша сгубит однажды, помяни мои слова!

— Я уж с этим сам разберусь, не переживай! — молвил я и многозначительно уставился на попутчика.

Биография Василия оказалась весьма непростой. Мать умерла при родах, и первое время Вася воспитывался отцом. Отец Василия был богатым человеком с довольно своеобразным мировоззрением. Судьбы типичного сынка-мажора на Василия возложено не было под эгидой того, что маленький Вася должен был всего добиваться сам. В целом правильную точку зрения его отца портило только его скупердяйство. Нет, даже не так. Патологическая жадность. Будучи очень богатым человеком, тот экономил каждую копейку (буквально, счёт шел на них), как заправский Эбенезер Скрудж. По этой причине он так и не смог ни с кем сойтись после гибели жены, так как всюду видел лишь желающих покуситься на свои кровью и потом заработанные финансовые блага. Да и в сыне, собственно, он видел лишь поле экспериментов, но никак не своё продолжение. Посему жизнь Василия вскоре заполнили самые низкооплачиваемые гувернантки и сиделки. После школы — опять же по настоянию отца — Василий пошёл на юриспруденцию, которая встала ему костью в горле с первых же учебных дней. Деваться было некуда из-под железной руки отца, а посему Васе под страхом того, что от него откажутся, — обложиться конспектами, документами и кодексами. По итогу из Василия вышел хороший юрист, который — опять же с руки отца — добился неплохих успехов в адвокатуре, начиная ещё с практики. А после был пристроен в юридическую компанию своего старого друга.

Вы спросите: почему это рассказано в трагическом ключе? Да всё потому же. Отцы и дети. Отцу виделось, как он даёт сыну успешное будущее, а последний лишь мучился. Все потуги Василия на поприще творчества заворачивались со старта. Ровно как и остальные телодвижения юного Василия в любом направлении. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Никаких женщин и друзей — исключительно учёба. На обед — руккола. После обеда — учёба. Интернет? — Только ради учебы. Увлечения? — Игрушка дьявола. Литература? — Строго отсеянная отцом. Чувствуете?

— Знаешь, Кош, со временем легче не стало.

— Почему же?

— Знал бы ты, каких ублюдков к нам только не заносило. И обычно доставались они именно мне. Выгораживать в суде старушку, не уплатившую долги по ЖКХ, — это одно. А когда ты вынужден выгораживать уёбка, который по приколу расчленил свою бабку топором забавы ради, — совсем другое. И кого только не было на моих плечах. Убийцы, воры, насильники. С каждым разом всё тяжелей было находить в себе силы даже с кровати утром встать, чтоб ехать на разбор дела очередного пидораса от генетики.

— О темпора, о морес… — только лишь и произнес я, клюкнув алкоголя.

— Спасало только лишь одно. Любимая девушка, с которой мы вместе жили, да бабка по материнской линии. Последняя хоть как-то позволяла мне чувствовать, что у меня есть семья. В отличие от отца, который при первой же возможности дистанцировался и засел за свою конторскую книгу, подсчитывая, сколько я должен ему за учёбу в МГУ. Впрочем, ты не подумай, что я жалуюсь. Всё меня даже устраивало до одного момента.

— И какого? — небрежно брякнул я, тут же поняв, что Василий знатно помрачнел.

— Да ладно, можешь не расска…

Внезапно Василий грустно улыбнулся и пробормотал куда-то вдаль:

— Рак нашли.

После чего, сменившись в лице, с задорной улыбкой произнёс:

— Не делай такие глаза, Кош! Ты сразу становишься похож на нахохлившуюся сову!

Диагностировали опухоль у Василия совсем внезапно. После ряда процедур провели операцию. И пообещав, что всё будет хорошо, спустя долгое время наконец пустили домой. Где Василия уже ждала записка от девушки о том, что она уходит. Отец Васи хоть и был в престарелом возрасте, да ещё и одинок, новость о том, что единственному наследнику скоро придёт пушной полярный лис ещё до получения наследства подкосила молодую девушку, стремящуюся быть только с перспективным (богатым в перспективе) Василием, и посему она решила не тратить время на умирающего. Одного этого было мало — так ещё и бабулька отправилась в мир иной печь любимые беляшики Василия. Отец же, в свою очередь, окончательно отстранился от сына, видать, прикидывая, сколько в дальнейшем обойдутся процедуры, операции и лечение. Так как вопреки прогнозам врачей пошли метастазы.

— Вот так я и нашёл себя на дне разбитого корыта, Кошик, — отхлебнул вискаря Василий. — И посему решил очень важную для себя дилемму.

— Это какую же? — продолжал смотреть я на попутчика.

— Продал квартиру бабушки, собрал все оставшиеся деньги да пустился путешествовать.

Честно говоря, мне захотелось ударить Василия по лицу, и он явно это видел.

— Знаешь-ка что, давай только обойдёмся без лекций на тему «Жизнь одна, и за неё надо бороться».

— Ну…

— Гну. По большому счету у меня есть причина. Всю мою жизнь жили за меня. Я очень мало чего видел в мире, у меня никогда не было друзей, любящая девушка оказалась валютной проституткой, а единственный человек, которого бы я мог по-настоящему назвать семьёй помимо отца, почил во время моей болезни. Что же осталось мне? Провести остаток этого глупого жизненного пути на больничной койке? Или всё-таки повидать мир? Откусить хоть небольшой кусочек необъятного? Да даже встреча с тобой в этом вагоне уже для меня отдельное событие, как ты не понимаешь? Время уходит. Поэтому-то я всегда в дороге. Мне не нужна отдельная жилплощадь, чтоб стираться, готовить, убираться и так далее. Одежду проще купить, поесть я могу в любом ресторане любого города, а помыться — в сауне. Уезжая из Москвы, я через знакомых в крупной частной клинике приобрёл хитрую медицину, чтоб организм походил подольше. Я знаю точно, сколько мне ещё отмерено времени. Ты очень резонно рассуждаешь, так скажи мне: что бы ты предпочёл в моих раскладах? Последние часы жизни на больничной койке или дорогу и приключения? Думаю, ответ очевиден.

Признаться честно, я его на тот момент крепко понял. Достаточно было посмотреть в его глаза и понять, что там не слепая бравада, которую выдают в попытках сбежать от неизбежного. Мой попутчик уже давно смирился со своей судьбой и теперь лишь пытается по максимуму отхватить то, до чего может дотянуться. Слова поддержки и наития словно застряли в горле.

Дальнейшие разговоры были уже более размеренными. Мой спутник сходил в Кургане, я последовал за ним на перекур. Но что за бардак! Слякоть и снежок резво опутали ноги и пропитались в обувь. Мы с Василием стояли и курили молча. Окончив перекур, Василий повернулся ко мне.

— Знаешь, Кош, а ты мог бы стать неплохим барменом.

— Почему же это?

Василий печально улыбнулся.

— Потому, что редко с каким человеком я бы мог так пооткровенничать. Для меня сейчас все эмоции последние, в своём роде. Но почему же мне тогда кажется, что такого попутчика я уже не встречу, — Василий подался вперед на рукопожатие и внезапно стал серьёзным. — Ты и сам будь аккуратней.

— С чего бы? — я уже устал удивляться, с какой периодичностью удивлённо переспрашиваю.

— Глаза у тебя необычные. Вроде бы такие простые, а взгляд — словно с войны вернулся. У тебя уставшие глаза. Что бы там ты за ними ни хранил, надеюсь, всё с тобой будет ладно. Береги себя, дружище!

Василий отстранился и улыбнулся. Лучезарной улыбкой, что омолодила его лет на 20. Предо мной словно стоял возмужавший мальчишка. Который, несмотря на всё, шёл вперед увидеть свой последний рассвет. А может, он им и был. Как-никак, жизнь номер ноль положено заканчивать максимально молодым.

— И ты береги себ… — осёкся я.

Василий лишь усмехнулся.

— Слушай, а дай никотинку на дорогу? Мои кончились.

— Да на здоровь… — снова осёкся я.

Мой попутчик расхохотался и, бодро порхнув через рельсы, растворился в здании вокзала, оставив меня на перроне в одиночестве намокать под липким снегом и осознавать заново моё личное Бусидо.

***

—Ты идиот, Кош!

— Знаешь, а я как-то даже и не опровергал, — отмахивался я от собеседницы, пытаясь закурить сигарету. В ответ на мои тщедушные попытки наебать природу-матку леденящий зимний сибирский ветерок забрался мне прям под пуховик. Пришлось одёрнуть капюшон с мехом в попытке раскуриться. Тщетно.

— Держи уже, выхухоль! — грозно пророкотала Дарья, поднеся мне к лицу газовую зажигалку, заливаясь смехом. — Как же сложно ты живёшь, однако!

— Ну почему же сложно-то сразу? — улыбнулся я. — Может, просто размеренно?

— Завязывай ссать в уши! — неожиданно насупилась Дарья. — Жить можно куда проще. Давай покажу. Возьми меня за руку!

Судьба подкинула мне спонтанную пьянку. Алкашка топилась на вписке крайне быстрыми темпами. Примерно схожим темпом мимокрокодильные омские малолетки уже начали расчехляться по туалетам, но тогда меня это мало волновало. В жизни порой случаются моменты, когда совсем не волнуешься разными социальными обструкциями, а просто пьёшь и занимаешь свое время чем не попадя. Тогда у меня был как раз такой период. Ровно с теми же ощущениями я оказался и на том празднике жизни.

У Коша есть отличительная способность — независимо от обстановки, где бы то ни находясь — сплотить людей и погнать их незамыленные шеи под алкогольный лабиринт всех возможных вариаций греческого Минотавра. И что самое забавное — редкая собака умудрялась избежать тотального спаивания под самые общные мотивы. Трудно выразить это действо словами, но достаточно испытать лишь однажды. Казалось бы, с самых грустных и тёмных времён моей недолгой, но по-настоящему насыщенной биографии сами силы Великого Рандома наделили вашего покорного слугу исполнять такие хитрые психологические приёмы. А после, как правило, мне оставалось лишь подлить свежий бокал и наблюдать результат своих действий. Но в любой матрице рано или поздно случается свой Нео. И такой Нео на вписке появился.

Девушка была непростая. Ей совсем было покласть на местные алкогольные увеселения. Придя на вписон и отъебенячив крутой реверанс, она треснула наотмашь ладонью самому главному разливайло (представьте себе, не мне) за попытку накачать её отборным ершом, щёлкнула коленкой мэйн-альфе по кукайцам за попытки подкатить к ней эти самые кукайцы и упорхала в отдельную комнату. В которой под одеялком в углу хранился Кош, подсосавшийся к зарядке для телефона и бутылочке о трёх топорах. Приспичило мне на тот момент втихаря музыку послушать и погрустить о чём-то своём. На вошедшую девушку я обратил внимание не сразу. А она так и вовсе меня не заметила. Даша, заперев замок в комнате, достала гриндер. Минут пять я сидел и смотрел, как девушка колдует в гриндере шишками и присыпом, аккуратно потягивая портвишок из тёмного угла. Наконец она сварганила блант и, открыв нараспашку окна, присела на диван. Морозный воздух резко впился в носопырки, но чихнуть равносильно спалиться. Посему, превозмогая щекотку от залетавших через фортан хлопьев белой влаги с неба, я выжидал. Поймав коридор отвлечённого внимания, когда Даша засмотрелась в окно, я, словно Олд Снейк, подкрадываюсь, плюхаюсь на диван и выхватываю у Даши блант. И тут же получаю апперкот в челюсть под страшный визг.

— Как некультурно! — тру я челюсть.

— А пугать людей — по-твоему культурно?! — шугается меня девушка.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒