Царь царей 8 страница

За два часа он сменил мундир на грязный тюрбан и запачканную галабию, а сапоги для верховой езды - на грубые сандалии из верблюжьей кожи. Теперь, когда он мог пройти по улицам города, не привлекая к себе внимания, он направился во временный Дворец герцога. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти Акилу. Она бодрствовала у калитки, которая вела к входу для слуг в северной стене элегантного сада дома. Он тихонько свистнул ей из темноты, и она осторожно приблизилась, остановившись футах в десяти от него и показав в свете одного из факелов, висевших вдоль стен, блеск ножа в своей руке.

“Если ты грабитель, то у меня ничего нет. Если ты придешь издеваться над горем верной женщины, я вырежу этот смех из твоего живота. ”

- Успокойся, дитя мое. Я пришел сюда не для того, чтобы насмехаться или воровать. Пенрод шагнул вперед и поднял голову.

- Ахнула она. - Это ты? ”

- Герцог не станет меня слушать. У тебя есть еще новости? ”

Она убрала нож в ножны и отступила в тень. “Я подкупил стражников, чтобы они послали мне весточку. Они забрали все мои деньги и говорят мне только, что она слабеет и продолжает кричать. Старуха, которая говорит, что ухаживает за ней, оставляет ее в грязи, мою бедную, прекрасную леди. ”

Пенрод вышел вслед за ней на свет, затем сунул руку в кожаную сумку, спрятанную в складках грязного халата, и достал оттуда маленькую стеклянную бутылочку.

“Ты должен передать это ей. Это лекарство в его жидкой форме. Капля-другая под язык, и боль уйдет. ”

Девушка схватила его с криком восторга, затем посмотрела на высокие стены. “Но как? ”

Пенрод протянул ей кошелек, и она вздрогнула от его тяжести.

“Ты должна подкупить стражу, чтобы она впустила тебя. Герцог обедает в клубе, так что сейчас у тебя есть все шансы. ”

Акила кивнула и повернулась, чтобы уйти, но вдруг заколебалась. “У вас есть какое-нибудь сообщение для моей госпожи, если я добьюсь успеха? ”

Пенрод вспомнил последний разговор с Агатой, когда они занимались любовью в сладком дыму, когда подоспели приспешники герцога и увели ее прочь.

- Скажи ей, что Пенрод Баллантайн прощает ее и молится за нее. ”

Она кивнула и оставила его в тени.

•••

Пенрод ждал до самого рассвета. Он видел, что карета герцога прибыла вскоре после полуночи, но Акила не выходил из боковых ворот. Наконец Пенрод вернулся к себе домой, тщательно вымылся и переоделся в военную форму, прежде чем явиться в кабинет Сэма.

Сэм появился всего через несколько минут после него. Он явно не был рад видеть Пенрода, но все же кивнул ему.

- Герцог не захотел меня слушать” - сказал Сэм без всяких предисловий. “У него крутой характер, и никаких ошибок. Я не хотела бы быть его ребенком. - Он постучал костяшками пальцев по краю полированного стола. - Клянусь Богом, я никогда не рассказывал тебе эту историю, а эта женщина-сплошная неприятность, но я должен сказать тебе, Пенрод, что мысли о том, в каком состоянии она может быть, лишили меня сна прошлой ночью. Так оно и было. Ну что ж, нам пора идти. У меня есть лучший доктор, которого я знаю в Каире для такого рода вещей, чтобы присоединиться к нам, и полдюжины моих лучших людей внизу, так что давайте спасем девушку. ”

- Спасибо тебе, Сэм. ”

“Это будет означать ужасный скандал, если нам придется ворваться сюда силой. Если повезет, нас посадят в тюрьму, но я ничего не могу поделать. - Он посмотрел прямо в глаза Баллантайну. - Но не обманывай себя, Пенрод, я делаю это не для тебя. ”

•••

Когда они подошли к дому, доктор, египтянин в европейской одежде, уже ждал их. Это был молодой человек, темнокожий, с мягким рукопожатием. Пенрод не обращал на него особого внимания, и он не задавал никаких вопросов. Сэм приказал своим людям оставаться у ворот и вместе с Пенродом и доктором направился к главному входу.

Прежде чем они дошли до нее, большая полированная дверь распахнулась, и их встретил молодой рыжеволосый англичанин, который приветствовал их с торжественной вежливостью, представился как Каррутерс и сказал, что герцог примет их в своем кабинете. Если Сэм и был смущен этим, то не подал виду, и они последовали за Каррутерсом в высокую элегантную комнату. С трех сторон она была увешана переплетенными в кожу томами; четвертая была сделана из стеклянных дверей, ведущих на тенистую веранду, откуда открывался вид на сад. Эффект был удивительно приятным сочетанием джентльменского клуба и веранды загородного дома.

Герцог стоял перед письменным столом, который стоял под углом в одном углу. На полу были разбросаны персидские ковры и расставлены кожаные кресла. Герцог заложил руки за спину и не пригласил своих гостей сесть. Он выглядел хорошо отдохнувшим и так же элегантно обставленным, как и комната, в которой он находился.

- Доброе утро, полковник Адамс и... - Его карие глаза скользнули по Пенроду и доктору. “. . . друзья. ”

Сэм сделал шаг вперед, но герцог поднял руку.

- Одну минуту, полковник. Полагаю, вы здесь для того, чтобы продолжить наш вчерашний разговор о Леди Агате. В этом нет никакого смысла. Моя дочь умерла чуть больше часа назад. ”

Пенрод не стал больше ничего слушать. Он повернулся и большими шагами вышел из комнаты, выкрикивая имя Агаты, эхо которого отражалось от белых стен. Он поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и начал распахивать двери на первом этаже. Один или два слуги, такие же чистые и величественные, как и весь дом, наблюдали за ним с легким любопытством, но не делали ничего, чтобы помешать ему. Обнаружив, что каждая светлая и элегантная комната пуста, он побежал дальше на второй этаж и возобновил поиски.

Он нашел тело Агаты за дверью второй комнаты, тесной узкой комнаты, спрятанной под карнизом. Там были голые доски, простые стены и невыносимо жарко. Зловоние ударило его, как физическая сила. В комнате не было почти никакой мебели, кроме узкой кровати и ведра, стоявшего в углу и переполненного телесными нечистотами. Пол был испещрен чем-то похожим на рвоту, испещренный пятнами крови. На открытом окне были закреплены решетки. Единственным чистым пятном была белая простыня, накинутая на то, что лежало на односпальной кровати. Когда Пенрод вошел в комнату, закрывая нос и рот носовым платком, он увидел тяжелую цепь, прикрепленную к раме кровати. Она змеилась под белым полотном. Он приподнял край простыни, где она исчезла, и увидел изящный изгиб ноги леди Агаты. Цепочка была продета через кожаный ремень, прикрепленный к ее лодыжке, и хотя ремень был мягким, кожа вокруг него была покрыта синяками, пятнами фиолетового, красного и желтого цветов. Ногти на ногах были выкрашены в темно-красный цвет. Пенрод вдруг представил себе, как Агата нагибается, чтобы нарисовать их, - по ее словам, эту моду она переняла у самых смелых парижских куртизанок. Перед его мысленным взором она повернулась и посмотрела на него с грустной, искаженной улыбкой на красивом лице.

Пенрод подошел к другому концу кровати и откинул простыню, чтобы посмотреть ей в лицо. Бедная Агата, ее кожа была серой и восковой. Он коснулся ее щеки, и плоть показалась ему холодной и мертвой, уже нечеловеческой. Ее губы были растянуты в ужасной гримасе, а плоть вокруг рта была покрыта коркой слюны и засохшей кровью. Ее голубые глаза все еще были открыты и пристально смотрели на меня, белая склера была густо испещрена красными прожилками, а кожа вокруг глазниц казалась покрытой синяками. Ее прекрасные волосы были вялыми и грязными. Пенрод осторожно закрыл ей глаза, его пальцы слегка дрожали. Ее чудовищный отец нашел время, чтобы облачиться в траур, но никто еще не пришел ухаживать за телом бедной Агаты. Он погладил ее по холодной щеке. Он ненавидел ее, но это была ненависть, порожденная страстью, желанием и болью, а что такое эти чувства, как не темные элементы любви? Агата была права, ей было свойственно говорить то, что она сказала Эмбер, и, стоя в тишине этой грязной комнаты, Пенрод понял, что наказывает Агату за свои собственные ошибки. Именно он, Пенрод, соблазнил самую старую девушку Бенбрука, а потом назвал ее шлюхой. Именно он занимался любовью с Агатой, когда это было ему удобно, и игнорировал ее, когда это было не так. Именно он позволил Эмбер, этому храброму, прекрасному ребенку, поверить, что он герой, и принял ее веру и преданность как должное.

- О Аллах, прости нам живых и мертвых, - тихо произнес он по-арабски, цитируя одну из молитв из хадиса. Затем он снова закрыл ей лицо руками и спустился вниз.

Чем ближе он подходил к герцогу, тем сильнее в его крови нарастал темный гнев. Когда он добрался до первого этажа и распахнул дверь кабинета, его рука уже лежала на рукояти кавалерийской сабли.

- Ах ты, смертоносный пес! - Он зашагал по полированным плиткам к герцогу. “Я убью тебя прямо на месте. ”

Герцог даже не вздрогнул. Слева от него сверкнула сталь, и Пенрод обнаружил, что его остановила сабля Сэма Адамса, лежащая плашмя у него на груди.

- Оставайтесь на месте, майор Баллантайн, - спокойно сказал Сэм. “Это приказ. ”

Пенрод продолжал пристально смотреть на холеного герцога в безупречном черном костюме.

- Он убил ее, Сэм. Он позволил ей умереть, и они оставили ее в ее грязи. ”

Клинок по-прежнему торчал у него на груди, но Пенрод почувствовал дрожь потрясения Сэма.

Герцог выглядел слегка скучающим. - С телом разберутся в свое время. ”

- Тело? - Сказал Пенрод. “Это была твоя дочь. ”

Герцог удивленно поднял брови. - Да, Майор. Моя дочь. Моя обязанность и моя ответственность, а ты - гость в моем доме. - Он повернулся к Сэму. - Я постараюсь простить вам и вашему другу это грубое и назойливое вторжение, полковник Адамс. Герцог взглянул на египетского врача. “По крайней мере, ты оставил свою банду обезьян в форме у ворот. Ну, всех, кроме одного. ”

Пенрод рванулся вперед, но Сэм уперся в него плоской стороной клинка.

“Но вас, майор Баллантайн, - продолжал герцог, - я вас не прощу. ”

“Мне не нужно твое прощение. ”

Пенрод слегка качнулся назад всем своим весом. Это было обещание Сэму, что он не нападет. Сэм опустил саблю и вложил ее в ножны.

- Майор Баллантайн действовал только из вполне оправданной заботы о Леди Агате и потому пришел ко мне... ”

- Но ведь он не просто пришел к вам, полковник Адамс? - перебил его герцог. Прежде чем продолжить, он кивнул одному из слуг. - Майор Баллантайн, помимо того, что он досаждал вам и мне, подкупил бывшую служанку моей дочери, чтобы та проникла в мой дом и снабдила мою несчастную дочь тем самым наркотиком, который убивал ее. ”

- Хорошая мысль, - тихо сказал кто-то.

Пенрод понял, что это говорил египетский врач. На лице у него было выражение печали и сочувствия, и когда Пенрод встретился с ним взглядом, он слегка кивнул ему. Остальные европейцы, находившиеся в комнате, совершенно не обращали на него внимания.

Сэм побледнел. “Неужели это правда? - сказал он Пенроду.

Прежде чем Пенрод успел ответить, в коридоре послышался женский плач. Двери снова распахнулись, и двое головорезов-слуг втащили Акилу в комнату. Ее головной платок был сорван, а черные волосы свисали ниже плеч. Они держали ее за запястья, выкручивая руки назад, так что она была вынуждена встать на колени. Ей удалось приподнять голову, и Пенрод увидел ее лицо. Ее губа была рассечена, а правый глаз заплыл и закрылся.

- Я была так близко, эфенди! - ахнула она. “Я вошла в комнату, дотронулась до нее, но прежде чем успела дать ей наркотик, они нашли меня. Затем она снова опустила голову. Пенрод обнаружил, что не может пошевелиться.

- Я передал ей ваше послание, эфенди. Она умерла с твоими словами в ушах и в сердце. ”

“Да благословит тебя Аллах, сестра” - сказал Пенрод хриплым голосом.

Акила тихо заплакала.

- Уведите ее отсюда, - сказал Герцог.

Сэм шагнул вперед. “Ваша милость... ”

Герцог поднял руку: “Но не причиняйте ей вреда” - устало добавил он.

Акилу подняли на ноги и вытолкали из комнаты. Герцог взял со стола небольшую пачку бумаг.

“Я уверен, что вы предпримете все необходимые меры, чтобы наказать майора Баллантайна, Адамс. А теперь, если вы меня извините, у меня впереди очень напряженный день. ”

•••

Слова, которыми обменялись полковник Адамс и майор Баллантайн возле резиденции герцога, были жестоки и беспощадны с обеих сторон. Сэм, несомненно, был шокирован поведением герцога, но он чувствовал себя преданным и униженным тайными действиями Пенрода. Пенрод, охваченный ядовитой смесью гнева и вины, обвинил своего друга в трусости. Они расстались с крайней горечью с обеих сторон. Сэм объявил о своем намерении понизить Пенрода в звании и отправить его в Суакин, жалкий аванпост на Красном море, пока он не научится уважительно относиться к своим начальникам и вести себя в обществе как джентльмен. Пенрод, который с детства думал только о служении своей королеве и стране, воспринял это как еще одно доказательство того, что Сэм недостойно преклоняется перед человеком немногим лучше убийцы, и сказал об этом. Он с бешеной скоростью вернулся к себе домой и тут же написал заявление об отставке. Затем он переоделся в штатское и нырнул в узкие переулки Старого города в поисках наркотика, который вдруг возжелал больше всего на свете, забрав с собой свое черное и израненное сердце.

•••

Леди Агату тихо похоронили на частной церемонии. Герцог остался в городе, очевидно, продолжая преследовать ряд инвестиционных возможностей. Его часто видели в клубе с секретаршей, всегда находившейся поблизости, и постоянным запасом холодного шампанского на столе. Казалось, что Пенрод Баллантайн исчез. Его дом был закрыт ставнями, а слуги рассеяны. Его товарищи-офицеры, уставшие от того, что их переигрывают и обыгрывают, были рады избавиться от него. По ветру поплыло множество слухов. Его заметили в Бомбее или видели завтракающим в своем лондонском клубе. Он ушел в пустыню и стал мистиком. Он был казнен во время набега на лагерь Османа Аталана.

Бачит, партнер Райдера Кортни и хранитель оставшегося богатства этого авантюриста, знал другое. Он смотрел и слушал. Якуба часто видели в незнакомой части города. Мальчишка Аднан и банда уличных крыс на его жалованье, казалось, были повсюду. Письма и посылки приходили из Англии, из Южной Африки, адресованные на неизвестные имена. Бачит знал, что Пенрод Баллантайн находится где-то в городе, в нескончаемых сумерках опиумного дома, и что оттуда он строит планы по всей империи Виктории с терпением, построенным на холодной ярости.

часть II

Январь 1888 года

Горацио Гарднер, похоже, не слишком радовался своему пребыванию в Египте: здешний климат его не устраивал. Это был крупный мужчина, краснолицый, с редеющими волосами и выражением постоянного удивления на лице. Сойдя с поезда в Каире в первые дни 1888 года, он выглядел испуганным, встревоженным, когда добрался до отеля " Шепард", и слегка озадаченным, когда в тот же вечер обедал и был представлен нескольким гостям, которые особенно просили его о встрече.

Гарднер был человеком с хорошей репутацией, и самые осведомленные граждане Каира знали, что за его моргающими зелеными глазами скрывается исключительный ум. Он прославился тем, что занимался раскопками древних памятников в Палестине и на Балканском побережье, и приобрел, наряду со своей репутацией эксперта по греческим и римским артефактам, значительное личное состояние. Откуда именно взялось это состояние, было неясно, но было замечено, что коллекции различных европейских монархов, банкиров и промышленных магнатов теперь включали предметы редкой красоты и ценности, которые могли быть получены только из его раскопок и через его руки.

Его прибытие в город могло означать только то, что он напал на след чего-то интересного, но никто не мог вытянуть из него ни малейшего намека на то, что это могло быть. Гончие сплетни приносили ему бокал за бокалом шампанского. Он подмигнул им, выпил то, что ему предложили, и ничего не сказал. Он пробыл у Шепарда всего одну ночь, а потом исчез на целую неделю. Когда он вернулся, то выглядел еще более испуганным и потным, чем обычно, и внимательный наблюдатель мог бы заметить пульсацию в толстых венах на его виске и распознать нервозность человека, который сжал пальцами огромную добычу, но теперь боялся, что она может обжечь его.

Каррутерс, секретарь герцога Кендала, был одним из таких внимательных наблюдателей. Он сделал несколько осторожных запросов и в результате смог убедиться, что, когда Горацио закончил свою встречу с директором Музея древностей, герцог случайно оказался в музее и увидел его, когда тот выходил из кабинета директора.

Герцог отвернулся от кабинета, которым восхищался, и тепло поприветствовал Горацио. Горацио выглядел встревоженным. Кендал успокаивающе заговорил с ним:

“Я рад видеть тебя, Горацио, - сказал он. “Я чувствую, что ты пренебрегаешь мной. Я горю желанием расширить свою коллекцию, и все же ты никогда не пишешь мне. ”

Горацио густо покраснел. “Ваша светлость, только в прошлом году я помог вам приобрести вазы из Сирмия. Они достойны собственного музея. ”

Кендал открыл серебряный портсигар и предложил Горацио одну из черно-золотых сигарет, украшенных его фамильным гербом. Он взял ее и наклонился вперед, когда герцог чиркнул спичкой, изучая его розовое и потное лицо.

“Я думаю, что они очень хороши, но я, как и ты, Горацио, охотник за сокровищами. Я жажду чего-то нового. - Он сам взял сигарету и вставил ее в свои бледные губы, затем захлопнул портсигар, и звук эхом разнесся по высоким потолкам и мраморным полам.

Горацио моргнул и закашлялся. “Мне очень жаль было узнать о смерти вашей дочери, - сказал он, придя в себя.

- Да, бедняжка Агата, - небрежно ответил Кендал и закурил свою сигарету. - Но скажи мне, Горацио. Что я могу для вас сделать? ”

Горацио нервно огляделся. Музей был пуст, если не считать герцога и одного-двух египетских охранников, но Горацио показалось, что статуэтки из зеленой глазури в стеклянных витринах внимательно наблюдают за ним.

- Сделайте это для меня, Ваша Светлость? ”

- Да, Горацио, - ответил герцог. “Мне бы очень хотелось, чтобы ты был у меня в долгу, чтобы в следующий раз, когда у тебя появится что-то очень красивое и очень редкое, ты первым делом подумал обо мне. ”

Герцог отошел от него к витрине с бронзовыми амулетами и наклонился, чтобы рассмотреть их. Горацио поспешил за ним следом.

“У меня есть дом здесь, в Каире, вы знаете, ” герцог продолжил. “Очень хорошо охраняемый дом и отличная система безопасности. Я поручил мистеру Уильяму Пинкертону самому сделать все необходимые приготовления. Если бы, Горацио, во время вашего недавнего путешествия вверх по Нилу вы приобрели что-то такое, что не хотели бы брать с собой или доверить этому довольно причудливому сейфу у Шепарда, возможно, я смог бы вам помочь. ”

Горацио побелел, что вместе с его румяным цветом лица придавало ему бледно-розовый оттенок.

“Откуда вы знаете, Ваша Светлость? ”

“Простая догадка” - ответил герцог, переходя от футляра с амулетами к одному из бронзовых наконечников копий, стоявшему чуть ближе к двери. Горацио последовал за ним, и его розовое лицо выражало надежду, как у ребенка перед Рождеством.

“Ваши распоряжения были сделаны самим Пинкертоном? Из детективного агентства Пинкертона? Я, конечно, знаю их репутацию. Он задумчиво пожевал верхнюю губу, а затем заговорил с неожиданной решимостью: “У меня есть кое-что, - сказал он, - кое-что особенное от одного знакомого торговца, который работает на территории махдистов, и это действительно сокровище. Я не могу продать его вам. Это уже обещано сделать. . . к другому джентльмену, и я жду, когда его агент прибудет в Каир, чтобы забрать его. Но если бы вы могли сохранить его для меня, клянусь честью, что следующий предмет такой красоты, который я найду, я доставлю вам. ”

Герцог первым вышел из вестибюля на медовый солнечный свет. - Значит, договорились. ”

- Ваша светлость, я приношу свои извинения, но такова уж ценность этого предмета, что мне придется самому посмотреть, как все устроено, - нервно добавил Горацио.

Кендал слегка поклонился. - Естественно, Горацио. Пойдемте, мой экипаж ждет вас снаружи. Позвольте мне угостить вас обедом, и я расскажу вам все, что вы пожелаете узнать. ”

•••

Горацио полностью ознакомился с домом герцога в Каире и подробностями мер безопасности, прежде чем они сели обедать. С каждой произнесенной герцогом фразой, с каждой тщательно проработанной деталью, которую он показывал Горацио, великану становилось все легче. Сады были обнесены стеной, а верх стены выложен вмурованными осколками стекла. Стражники патрулировали территорию как днем, так и ночью, и человек всегда был на страже, сидя прямо перед кабинетом герцога. Сам кабинет на первый взгляд мог показаться уязвимым, учитывая его стеклянную стену, выходящую в сад, но отдельные окна были слишком малы, чтобы через них мог пролезть кто-то крупнее мыши, и окна были разделены крашеным железом. После того как они позавтракали лососем и свежим картофелем, Герцог провел Горацио в кабинет и пригласил сесть. Герцог подошел к письменному столу и нащупал под краем одной из книжных полок в том углу комнаты тоненькие пальчики, протянувшиеся мимо изящного издания " Упадка и падения" Гиббона. Все книги были переплетены в зеленую кожу и украшены на корешке гербом герцога.

Горацио услышал тихий щелчок, и часть книжной полки, примерно пять квадратных футов, мягко качнулась наружу. Герцог открыл ее полностью, чтобы показать черный железный сейф с замком-тумблером.

“Это модель фирмы " селедка и компания", - сказал он. - Огнеупорные, естественно. - Он погладил ее так, словно это была хорошо воспитанная охотничья собака.

Горацио прочистил горло. “Как же, ваша светлость...? Могу ли я спросить, почему вы установили такие меры во временном месте жительства? Я рад, что вы так поступили, хотя бы ради меня самого. Это должно быть самое безопасное место в Каире, и я не хочу быть грубым, но эти меры, должно быть, стоили больших денег. ”и

Герцог кивнул: - Так и было. Я очень высоко ценю безопасность, Горацио. У меня много деловых интересов по всему миру, и некоторые документы я должен всегда иметь при себе. Организация их безопасности занимает много времени и стоит дорого, но это время и деньги хорошо потрачены. И если в результате я смогу оказать вам услугу, тем лучше. А теперь, может быть, вы воспользуетесь мной? ”

Горацио неловко сунул руку в нагрудный карман, достал оттуда сверток хлопчатобумажной ткани размером с кулак и положил его на стол. Герцог следил за его движениями, как кошка за птицей, невинно прыгающей по лужайке перед домом.

“Я должен повторить, Ваша Светлость, что не могу продать это вам. Не любой ценой, но учитывая вашу доброту в этом вопросе и зная, что вы ценитель древнего и прекрасного, я чувствую себя вправе показать вам его. ”

Говоря это, Горацио разворачивал мягкую белую обертку. Наконец он отодвинул последнюю вуаль в сторону. Это было вырезанное из слоновой кости лицо мужчины. Герцог не издал ни звука, но его внимание, казалось, сосредоточилось и усилилось. Горацио повернул резьбу к себе и положил ее на подстилку из оберток поверх кожаной инкрустации стола.

“Вы можете осмотреть его, Хотя я прошу вас быть осторожнее. ”

Герцог отошел от сейфа и сел за письменный стол, подперев подбородок руками и глядя на резьбу, слегка приоткрыв рот. Он был примерно восьми дюймов в высоту и шести в поперечнике, и тонкий, как будто выполненный в виде миниатюрной маски. Это было лицо человека зрелых лет, и скульптор отметил тонкие линии вокруг его глаз и рта, но лицо с его тугими кудрями, высокими скулами и длинным орлиным носом было красивым. Такова была деталь резьбы, что она производила почти впечатление фотографии.

Она слегка повредила верхний правый край, но в остальном казалась совершенной и неповрежденной. Следы краски все еще были видны на тонкой поверхности, намек на темноту на волосах и красноватый оттенок на щеках. Герцог поднял его и поднес к свету, держа обеими руками, как епископ держит чашу для причастия. Он повернул его вправо и влево, чтобы посмотреть, как падает на него свет, затем опустил и перевернул. На его нижней стороне виднелись небольшие отметины. Кендал потянулся к своему столу, достал ювелирную лупу, приладил ее к правому глазу и поднес резьбу к себе.

Снаружи Горацио услышал тихие шаги слуги в холле. Наконец герцог вздохнул, отложил резьбу и петлю и снова положил маленький шедевр на обертку.

- Это чудо, Горацио, - сказал он наконец.

“Вы могли бы прочесть надпись на обороте? ”

“Я пробовал, но это кажется невозможным. ”

- Это портрет Цезаря, подаренный самой Клеопатре. Горацио быстро заморгал. “Я и сам думал, что это маловероятно, но сегодня утром мы с директором Музея древностей снова осмотрели его. Мы не нашли ничего, что указывало бы на то, что надпись была сделана позднее, и сравнили резьбу с другими бюстами Цезаря, сделанными при его жизни. Сходство поразительное. ”

Герцог все еще смотрел на нее. - Само собой разумеется, Горацио, что я заплачу все, что ты попросишь. Что угодно”

Горацио выглядел очень серьезным. “Я понимаю это, но я обещал сделать это в другом месте. ”

“В каком? ”

“Этого я сказать не могу. Надеюсь, вы не станете возражать, Ваша Светлость, если я дам вам в руки записку, подтверждающую, что я передал этот предмет вам на хранение. ”

“Я буду платить двойную сумму, предусмотренную договором. Ты мог бы прожить свои дни в роскоши, Горацио, если бы позволил мне это. ”

Горацио покачал головой. Он наклонился вперед и потянул резьбу обратно к себе, затем снова начал заворачивать ее.

“Очень хорошо” - сказал Герцог. “Вы тоже не скажете мне, кто покупатель? Горацио не ответил, и Кендал достал из ящика стола листок бумаги и начал писать. “Конечно же, ты этого не сделаешь. Но я думаю, что уже знаю. Во-первых, мало кто в мире может себе это позволить, а во-вторых, ты, Горацио, сноб. ”

- Ваша Светлость! - Запротестовал Горацио, быстро поднимая голову.

- Это не оскорбление, Горацио—ты мудро выбираешь себе друзей. Я думаю, что если бы вы продавали их какому-нибудь банкиру или американскому магнату, вы бы не были так решительно настроены выполнить свою первоначальную сделку, поэтому вы, должно быть, продаете кому-то, кто превосходит меня по рангу. Это скорее сужает поле поиска. И он претендует на то, чтобы быть подобием Цезаря, этого великого героя Рима. Итак, мой дорогой Горацио, я заключаю, что ваш покупатель - член итальянской королевской семьи. Скорее всего, сам король. Он коллекционер в нашей семье. ”

Рот Горацио открылся и закрылся, как у рыбы, а на лбу выступил свежий слой пота. “Я. . . Я не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это. . . ”

Герцог, выглядел довольным. - Он откинулся на спинку стула. - Дай мне сорок восемь часов, Горацио. В прошлом мне приходилось иметь дело с итальянской королевской семьей—во всяком случае, с некоторыми ее младшими членами. Если до истечения этих сорока восьми часов я смогу передать вам письмо от итальянского консула здесь, в Каире, подтверждающее, что король Умберто счастлив, что вы продаете это сокровище мне, а не ему...? ”

Он размашисто подписал свою записку и протянул ее Горацио. Горацио прочел его, коротко кивнул, затем сложил и сунул в карман.

“Если вы можете показать мне такое письмо, тогда, конечно, Ваша Светлость, резьба ваша. Но простите меня, это напрасная надежда. ”

“Возможно, возможно и нет. Теперь я положу это чудо в свой сейф, и вы можете провести день или два в Каире, не беспокоясь о нем больше. Может быть, вы будете так добры и повернетесь ко мне спиной? ”

Герцог взял завернутую резьбу и подождал, пока Горацио встанет и повернется лицом к двери. Он услышал тиканье колесика с комбинацией цифр, отпустил засов и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как герцог кладет резьбу на толстую стопку карточек в красном плюшевом интерьере. Затем герцог закрыл стальную дверь и закрыл над ней часть книжной полки. Горацио был поражен этим замыслом. Если бы он не видел ее открытой, то никогда бы не заметил.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒