ВЛАДИМИР ВЛАДКО 13 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 18Следующая ⇒

Фред Стапльтон выпрямился.

- Ладно, можешь раздумывать о мышах и муравьях сколько

тебе будет угодно, - проговорил он небрежно. - Мне это неин-

тересно. Знаешь, меня никогда не занимали глупые головолом-

ки, не имеющие никакого практического значения. Считай, если

хочешь, что это сама плесень пожрала и дохлых муравьев и

мышь. Вот взяла и сожрала. Ведь она космическая, таинствен-

ная, ну и валя все на нее. А мне эта штука безразлична.

И по его голосу Клайд понял, что Фреду и в самом деле

глубоко безразличны и неинтересны всякие объяснения того,

что серьезно занимало его самого, не говоря уже о Джеймсе

Марчи. " Дохлые муравьи", " полмыши"... Этот презрительный тон

по отношению ко всему, что, по его мнению, не представляло

практического, делового интереса... Таким был Фред Стапль-

тон. Он знал это, конечно, давно, но никогда раньше Клайд не

ощущал, что рассуждения Фреда могут раздражать его. Почему

же он почувствовал это сейчас? Почему он сейчас заметил в

себе почти злость к его поразительному равнодушию? " Бесчувс-

твенная скотина, - с досадой подумал Клайд. - Ведь ты мог бы

хоть из уважения к памяти Джеймса Марчи не проявлять полного

безразличия к тому, что его так жадно интересовало, не гово-

рить издевательски о том, что связано с Коротышкой, пусть

это будет даже космическая фиолетовая плесень-ведь он погиб

из-за нее... Я понимаю, погиб необдуманно, по непроститель-

ной неосторожности, потому что он всегда был такой шальной в

этих делах, одержимый. Ладно, но ты ведь тоже знаешь это и

не должен был бы так по-свински вести себя! "

Но Клайд сдержался и не сказал ничего.

А Фред взял циновку с пола и, направляясь к выходу из па-

латки, примирительно сказал:

- Давай, брат, кончать всякие детективные расследования.

Они ни к чему. От них только голова болит, и больше ничего.

Никакого толку. И никакого смысла, я тебе говорю!

На следующий день утром они похоронили Джеймса Марчи...

Погода портилась еще накануне. Серое тяжелое облако, при-

шедшее с гор, весь день неподвижно висело над лесом, словно

не решаясь двинуться дальше, и к вечеру казалось, что отту-

да, из-за леса, неотвратимо ползут длинные сумеречные тени.

Слабые дуновения едва заметною ветерка, приносившие на поля-

ну свежее и ароматное дыхание леса, сменились настойчивыми

встревоженными порывами, от которых пригибалась высокая тра-

ва, прилегали к земле ветви кустов и полотнища палаток взду-

вались и напряженно дрожали, как готовые сорваться и улететь

вдаль паруса.

Серое облако над лесом будто набухало, его отекшие края

свисали вниз, как будто хотели пролиться безудержным крупным

дождем. И все же облако еще не двигалось к поляне, продолжа-

ло нависать над лесом, над высокими деревьями, которые бес-

покойно шумели и размахивали отяжелевшими ветвями. Они ждали

дождя, лесные великаны, они настойчиво требовали его от

распростершейся над ними темной тучи, наполненной влагой. Но

дождя не было, и только усиливавшийся порывистый ветер ме-

тался между вершинами смятенных деревьев и провисавшими над

ними тяжелыми краями клубящейся тучи, как неспокойно рыскаю-

щий по тесному подземелью зверь.

Так пришел тревожный, напряженный вечер, который не при-

носил ни облегчения, ни успокоения, и такою же была беско-

нечно долгая ночь в палатке, когда Мэджи не могла сомкнуть

глаз из-за глухих ударов ветра о полотнища, туго притннутые

к земле. Она не могла ни о чем думать; ей казалось, что эти

удары, следовавшие один за другим, как канонада, сорвут и

палатку и ее вместе с постелью и унесут в мрак и холод нес-

кончаемой ночи, бросят, как щепку, в сумасшедший водоворот,

затеянный осатаневшим ветром. Если бы Джеймс был жив, она

бросилась бы к нему, чтобы он успокоил ее какими-то хороши-

ми, ласковыми словами, которыми он неуклюже утешал ее, когда

Мэджи плакала в тот вечер... Если бы он был жив!

Но Джеймса не было. А ветер, пронизывающий и сырой, все

усиливавшийся, уже не ветер, должно быть, а ураган, зло и

настойчиво бился в полотнища и той палатки, где лежало тело

Джеймса. Если мне так холодно, твердила Мэджи, безуспешно

кутаясь в одеяло, то как же холодно должно быть ему, одному

и мертвому, оставленному в пустой и неуютной палатке, где

перед тем была его плесень! И как странно, непонятно и горь-

ко, что человек, пока он жив, окружен заботой других людей.

А когда человек делается мертвым, то все это как рукой отре-

зает, разве не горько и не страшно? Люди уже не интересуются

им, может быть, только близкие и родные, да и то очень нена-

долго, пока человека не похоронят, а потом они возвращаются

к своим делам и обычным заботам...

Мэджи устало заснула, словно запутавшись в своих сложных

рассуждениях. Ей показалось, что она вовсе и не спала, а

лишь на минутку прикрыла глаза, и тотчас же ее опять заста-

вил их открыть новый порыв ветра, от которого содрогнулась

палатка.

Утренний свет пробивался сквозь отверстия и щели полот-

нищ, - не те яркие и острые лучики солнца, которые щекотали

лицо и будили ее вчера, наполняя беспричинной радостью серд-

це, а серая бесформенная мгла, возникающая обычно перед

рассветом, на тон неуловимой грани, которая отделяет уходя-

щую уже ночь и не начавшийся еще день. Так подумала и Мэджи.

Но, подняв голову и выглянув в пластмассовое окошечко в сте-

не палатки, она убедилась, что это не рассвет, а хмурое утро

под затянутым дождевыми облаками серым и безрадостным небом.

И ветер все так же бился о палатку, метался между тучами и

обеспокоенной землей, терзал ее яростными порывами, прижимал

к ней покорную, безвольную траву, гнал по ней серые матовые

полосы, уходившие к горизонту, как волны.

В окошечке Мэджи увидела и палатку Джеймса Марчи, стояв-

шую метрах в десяти от своей. Ее полог был открыт, в нем

виднелось что-то белое и неподвижное, и Мэджи вздрогнула:

нет, это был не дурной сон, затянувшийся на сутки! Джеймса и

вправду нет!

И слезы вновь хлынули из ее глаз.

Она плохо сознавала и еще хуже помнила, как в ее палатке

открылся полог, как Клайд сумрачно окликнул ее, сказав, что

они уже выкопали могилу и будут сейчас хоронить Джеймса.

Мэджи машинально шла за ним и Фредом, несшими тело Джейм-

са, ежась от холодного ветра. Она видела, как они опустили

тело в открытую могилу, постояли несколько минут в молчании,

склонив головы, а затем быстрыми ударами лопаток закидали

могилу землей. Потом Фред поднял свое ружье и трижды выстре-

лил вверх, отдавая последний привет Джеймсу Марчи.

На небольшом холмике у леса возник еще меньший, только

что насыпанный. И это было все.

Потом они сидели у костра и тоже молчали. Мэджи уже не

плакала, для этого у нее не оставалось сил.

Фред сказал, ни на кого не глядя:

- Нужно бы собрать вещи Джеймса. Они лежат в обеих палат-

ках. И у тебя, Клайд, и в моей.

Клайд нехотя ответил:

- Не к спеху. Что изменится от этого?

Фред пожал плечами, и они снова замолчали. Протянув руку

за спину, Фред вынул из заднего кармана брюк плоскую фляжку.

Он отвинтил ее пробку, отпил глоток из фляжки и предложил

Клайду:

- Возьми, брат. Хорошее виски всегда помогает.

Клайд отрицательно покачал головой: нет, он не хочет

пить.

Фред опять недоуменно пожал плечами и отхлебнул еще боль-

ший глоток: ладно, мол, если тебе не нужно, то я не настаи-

ваю, но меня это не касается. В конце концов, каждый может

утешаться, как ему заблагорассудится. Не пряча еще фляжку,

он обратился и к Мэджи:

- А тебе не хочется, Мэджи? Великолепное, знаешь, средс-

тво от всяких тяжелых мыслей! Что, не желаешь? Ну и... не

надо! Какие-то вы оба засушенные, честное слово. Будто не

понимаете, что тут ничего не поделаешь. Нет нашего Коротышки

- и никуда от этого не денешься. Где это я такое слышал? А,

вот оно... Какой-то оригинал велел написать на своей надг-

робной плите этакое обращение к прохожему: " Лежу здесь я -

читаешь ты. Когда б лег ты - читал бы я". Здорово? Ей-богу,

чертовски остроумно, ха-ха-ха! Вся разница в том, кто читает

эту, как ее... эпи... эпитафию!

Клайд неодобрительно посмотрел на него:

- Ты, Фред, болтаешь черт знает что.

- Почему это я болтаю? - вдруг неожиданно обиделся тот. -

Я просто не хочу, чтобы вы сидели как в воду опущенные. Ду-

маете, мне не тяжело? Еще как! Только горькими мыслями да

печальными словами делу не поможешь. - Он снова достал фляжку

и отпил из нее солидный глоток виски, поморщившись при

этом. - Вот потому я и пью, что так лучше. Понимаешь?

- Да понимаю, понимаю, - неохотно ответил Клайд, - только

не стоит вообще пить сейчас, да еще и так много. Зачем?

- Зачем? - Фред возмущенно стукнул фляжкой по колену так,

что из нее выплеснулось несколько капель жидкости. - Зачем?

Да затем, что и тебе советую выпить. Я вот тоже сидел,

как... как... - Он пощелкал пальцами, словно подыскивая срав-

нение. Но так и не нашел его. - Ну, все равно, зато теперь -

ого! Не пить? Чепуха! Выпей, Клайд! И ты, Мэджи!

- Знаешь, Фред, тебе и так уже виски ударило в голову, -

рассудительно сказал Клайд. - Ведь ты ничего еще не ел, не

завтракал. Ну к чему это?

- Чепуха! - убежденно и полупьяно повторил Фред. - Я прек-

расно себя чув... чув... чувствую. И я тебе даже скажу, что

мы еще поставим вот такой богатый памятник Коротышке!

- Что? О чем ты? - широко открыл глаза Клайд.

Мэджи также была удивлена таким неожиданным поворотом.

- Памятник, я тебе говорю! Богатый, с золотом, с мрамор-

ными ангелами и эпи... эпитафией. Уж я ее здорово придумаю!

Слушай, Клайд, - голос Фреда снизился до таинственного шепо-

та, - я тебе пока еще ничего не говорил, правда? Но сообразил

сразу, как только... ну, одним словом, сразу. Из этой косми-

ческой плесени... - Он оглянулся. - Из нее мы еще сделаем уйму

денег! Понимаешь? Я уже придумал как, не будь я Фред Стапль-

тон! Нам-то она, конечно, ни к чему. Но ведь кое-кто может

здорово заинтересоваться плесенью? А заинтересую этого

" кой-кого" я сам! Вам остается только не мешатъ мне и делать

то, что я скажу. И тогда будет такой памятник Коротышке,

что...

- Погоди, Фред, - остановил его Клайд. - Тут дело не в па-

мятнике. Ты сказал " заинтересоваться". Кто же, по-твоему,

заинтересуется тем, что может нести гибель, смерть? С кем ты

собираешься вести дела? Что за странные новости?

Фред хитро улыбнулся:

- Э, братец-кролик! Я не настолько уж пьян, чтобы сразу

тебе все выболтать. Хватит тебе пока и того, что я сказал.

Фред Стапльтон никогда не говорит лишнего, ты это знаешь. И

уж если он сказал, то можешь быть уверен, что это серьезная

штука. Понимаешь? Как это я сказал... нет, не я, а один ори-

гинал в своей эпи... эпитафии: " Когда б лег ты - читал бы

я!.. " Ух и здорово!

Клайд пренебрежительно махнул рукой:

- В самом деле, ты пьян, Фред. Наболтал всякую всячину,

святую яичницу на ультрамарине с фиалковым запахом и сапога-

ми всмятку...

- Но, но, ты не заговаривайся! - угрожающе перебил его

Фред.

- Ты лучше пойди да немножко полежи под кустом, пока у

тебя виски выйдет из головы, - продолжал Клайд, не обращая

внимания на возмущение Фреда Стапльтона. - А тогда мы еще по-

говорим с тобой, если тебе уж так необходимо поражать ме-

ня...

- Не только мне, а и тебе тоже, - упрямо перебил его

Фред. - Об этом и разговор.

- Ладно, ладно, будет и такой разговор, - ответил успокои-

тельным тоном Клайд. - Ты, главное, пойди и отдохни, это для

тебя самое важное. А мы с Мэджи пока тоже кое-чем займемся.

Да, Мэджи? - обратился он к девушке, которая, правду ска-

зать, ничего не понимала из велеречивых рассуждений Фреда

Стапльтона и только удивленно моргала глазами во время этой

странной, с ее точки зрения, беседы.

- Конечно, Клайд, - с готовностью ответила она: что бы ни

решил Клайд, все равно это будет лучше, чем самоуверенные

разговоры его полупьяного друга.

Фред презрительно отвернулся в сторону и с независимым

видом засвистал какую-то песенку: что ж, если, вместо того

чтобы говорить о серьезных вещах, Клайд предпочитает зани-

маться утешительными беседами с девчонкой, это его дело.

Фред Стапльтон не знал, что Клайд Тальбот, отойдя от

костра, скажет Мэджи Бейкер тихо, но решительно:

- Если вы не возражаете, Мэджи, мы сейчас займемся запи-

сями Джеймса. Он, знаете, вел дневник. Не все время, но за-

писывал там все, что представлялось ему самым важным.

Мэджи встрепенулась: дневник Джеймса Марчи? Не о нем ли

говорил он с нею тогда вечером? Но ведь Джеймс сказал тогда,

что он оставил свои записи и то, чТо писал для нее, дома?..

- Мы посмотрим в его рюкзаке, - продолжал Клайд. - Мне по-

чему-то кажется, что Фред затеял какую-то не слишком хорошую

игру. То, что он ничего не сказал по сути, еще больше убеж-

дает меня в этом: значит, он что-то придумал. Что именно, я,

конечно, еще но знаю. Но... одним словом, посмотрим записи

Джеймса. Они могут помочь нам.

Мэджи сидела в палатке, накинув на себя мохнатое пальто и

подобрав ноги под одеяло: сырой, неприятный ветер не утихал,

он все так же настойчиво и упрямо дул с запада, со стороны

неумолчно шумевшего леса и далеких, скрывшихся за тучами

гор. Ей было холодно. Ветер проникал в щели между полотнища-

ми палатки, он ледяными пальцами прикасался к лицу и телу

девушки; как она ни закрывалась от него, он находил где-то

проход, снова и снова поднимался вверх, заставляя плотнее

натягивать пальто и ежиться. Клайд сказал, что, наверно,

этот ветер принесет с гор дожди, и потому так похолодало и

нет солнца. В закрывшемся облаками небе ни один его луч не

может пробиться в хмуром покрове, надвинувшемся на их ла-

герь. Но Мэджи понимала, что ее знобит не столько от холод-

ного ветра, сколько от того, что она страшно устала за эти

два дня и ей хочется поскорее уехать отсюда, как только при-

едет шофер автофургона. Бог мой, что произошло за эти

два-три дня!

Уход Фреда, да, именно уход: ей казалось, что это самое

ужасное. А потом выяснилось, что поступок Фреда Стапльтона,

хоть она и страдала и плакала из-за него, значит для нее

совсем не так много, как смерть Джеймса, который вдруг ока-

зался изумительно ласковым и внимательным и, наверно, оттого

близким и по-настоящему нужным. Впрочем, " вдруг" -это только

так говорится, а на самом деле, разве подходит сюда слово

" вдруг"? Теперь девушка знала, что было вовсе не так.

Мэджи снова открыла тетрадь Джеймса на той странице, где

начиналось его первое письмо к ней. Да, это было именно

письмо, как и все другие, и именно к ней, хоть она даже не

могла думать и подозревать, что Джеймс писал ей. Когда он в

тот памятный вечер впервые случайно обмолвился о каких-то

своих записях в дневнике, она решила, что это будут случай-

ные строки о ней, как и об иных девушках: мало ли что прихо-

дит в голову человеку, если он пишет дневник? А оказалось,

что это письма. И разница между ними и обычными письмами бы-

ла лишь в том, что письма Джеймса никуда не посылались, и

она, вероятно, никогда бы о них ничего не узнала, если бы

не...

А сейчас она вновь читала строки этого письма:

" Милая, далекая Мэджи, о которой я могу только думать,

только мечтать, и ничего больше! В моей комнате тишина, и со

мной только моя трубка да эта тетрадь. То, чю пишется в тет-

ради, никто не узнает, потому что это лишь для меня. Как се-

рый дымок от моей трубки, который возникает в воздухе всего

на минутку, чтобы затем исчезнуть и рассеяться. Но я вижу

Вас, Мэджи, в моей тетради, я вижу Вас в легкой дымке, под-

нимающейся из моей трубки. Я вижу Вас так, как увидел в пер-

вый раз, и это было, вероятно, на всю жизнь! Никогда я не

мог бы сказать этого Вам вслух, я не умею говорить о себе и

о том, что чувствую. А писать могу - обо всем, и даже о

Вас!.. Тихо и размеренно тикают мои часы, каждая секунда па-

дает в вечность, одна за другой, одна за другой. С ними ухо-

дит и вся жизнь, моя глупая и неуклюжая жизнь. Мне не было

никогда жаль ее, разве только я сожалею, что не узнаю еще

много интересного. Но я всегда утешал себя тем, что это все

равно неизбежно, потому что жизнь всегда слишком коротка для

того, чтобы узнать если не все, то хотя бы значительную

часть этого " всего". Так было до тех пор, пока я не увидел

Вас, Мэджи. Ту, пушистый излом бровей которой над синими,

вспыхивающими лукавством глазами напоминает излучину реки с

блестками солнечных лучей на воде. Ту, которая вдруг может

сразу становиться грустнозадумчивой, и тогда не нужно ника-

ких слов, потому что хочется только видеть Ваши печальные

глаза и погружаться в их прозрачную глубину. Вас, стройную и

светлую, словно возникшую из яркого солнечного луча в сиянии

каштановых вьющихся волос, - да, Вас, Мэджи! О, я знаю, что

Вы никогда не сможете заметить несуразного, нелепого и смеш-

ного Джеймса-Коротышку,, как говорят Фред и Клайд. Ведь он

даже не умеет танцевать! Но разве это может помешать мне

молча, тихо мечтать о девушке, которая, не зная этого, вошла

в мою жизнь и останется в ней навсегда?.. "

Это было первое письмо Джеймса Марчи к Мэджи. Клайд ска-

зал, отдавая ей тетрадь с письмами:

- Здесь, как я вижу, нет ничего относительно метеорита и

космической плесени. Это частные записи Джеймса, еще до то-

го, как он нашел черный камень. Но они, видимо, относятся к

вам, Мэджи, судя по обращениям. Может быть, я и не должен

был отдавать эти записи вам, но кому же я передам их? Почи-

тайте, Мэджи. Все равно Джеймса уже нет... А я возьмусь за

ту тетрадь, которая меня интересует.

Да, Джеймса уже нет. А его письма к ней есть. Как это

удивительно и грустно: читать письма к тебе от того, который

навсегда ушел. Читать письма Джеймса - ведь ни я, ни кто-ни-

будь другой не смог бы о них ничего узнать, если бы... Чи-

тать, волнуясь и думая: он писал это тогда, когда я почти не

замечала его; и как печально понимать, что и в то время он

был таким же хорошим и ласковым, а не только теперь, в лаге-

ре. А она...

Мэджи вздохнула. Второе письмо Джеймса, за которое она

взялась вслед за тем, было очень необычным и заставило ее

удивленно раскрыть глаза.

" На Вашей шапочке и завитках волос, Мэджи, я увидел сне-

жинки. Они медленно опускались вниз, словно порхали. Они,

как крохотные живые существа, выбирали себе место на прядях

волос, на бровях, на длинных изогнутых ресницах и рассажива-

лись там, свесив маленькие ножки. Правда, ведь это очень

смешно, даже не всякий сказочник придумает такое: снежинки

уселись на Ваших ресницах. А мне казалось, что это совсем не

придумано, и так оно и есть на самом деле, потому что Вы

пришли из ласковой сказки, и вокруг Вас все такое же сказоч-

ное. Вы рассмеялись, Мэджи, может быть, Вас рассмешила ка-

кая-то острота Фреда, и снежинки уже не смогли удержаться на

смеющихся ресницах, они падали вниз одна за другой. И мне

стало жаль их: глупые, они не понимали, что, упав, превра-

тятся в малюсенькие капельки воды... Я думал об этом, и, на-

верно, поэтому Фред насмешливо сказал: ну чего ты, Джеймс,

уставился на Мэджн с таким глупым видом? Девушки, знаешь, не

любят, когда на них бестолково глазеют, надо хотя бы гово-

рить при этом приятные вещи... Вы тогда улыбнулись, Мэджи.

Фред всегда умел сказать что-то веселое. А я подумал: никог-

да я не смогу говорить так, как он, я просто не умею поддер-

живать шутливый разговор с девушками. И поэтому, решил я, не

скажу Вам ничего ни о снежинках, ни о моих глупых мыслях -

ведь все это очень серьезно и Вам не нужно этого, правда,

когда Вы слушаете Фреда?.. Но как я ему завидовал, милая и

смеющаяся Мэджи, потому что он всегда умеет быть интересным

и веселым, не так, как я, неуклюжий Коротышка, который и

слова-то не может сказать толком... "

" Джеймс, но ведь это неправда, - почти беззвучно прошепта-

ла Мэджи. - Мне совсем не нужно было слушать Фреда, если бы

Джеймс не молчал, а говорил то, что написал потом! " И тут же

ее что-то больно кольнуло: " Нет, Джеймс был прав, потому что

тогда я любила Фреда... или думала, что люблю, и, наверно, в

то время не прислушивалась бы к словам Джеймса: ведь тогда и

в самом деле он казался смешным, застенчиво-робким и неуклю-

жим... "

Холодный ветер снова заставил ее поежиться и она безус-

пешно попыталась плотнее укрыться одеялом...

И разве кто-нибудь мог даже подумать, что Джеймс Марчи,

маленький, вечно смущающийся Коротышка, может так красиво и

страшно серьезно писать письма девушке, которую он почему-то

полюбил? " А ведь он и вправду полюбил меня, - подумала еще

Мэджи, и от этого у нее сильнее забилось сердце. - Нет, нет,

даже если это и было так, то тогда казалось совершенно неве-

роятным", - снова вздохнула она, склоняясь над третьим, и

последним письмом Джеймса.

" Я знал, знал, что это будет так! Он и раньше был такой

же легкомысленный. Но я не верил, знал, но не верил. А может

быть, тайком и верил: ведь если он уйдет, думал я, то Мэджи

будет уже не с ним. А с кем же тогда? Разве она, размышлял

я, когда-нибудь сможет обратить внимание на такого, как я?..

И вдруг она сама сказала мне то заветное, о чем я не смел

даже мечтать! Мэджи, дорогая, любимая! Я стал сейчас очень

сильный, такой сильный, что мне даже самому страшно. Я могу

теперь перевернуть весь мир! Мне хочется сделать что-то не-

бывалое, и я сделаю это для того, чтобы быть достойным любви

моей мечты, моей Мэджи!.. Уже темно и ночь, я пишу эти стро-

ки при свете карманного фонарика, чтобы не потревожить Клай-

да. Он спокойно спит, а я не могу!.. Сегодня вечером я ре-

шился сделать это. Я убежден, что фиолетовая плесень приоб-

ретает свой одуряющий запах и убивает живые существа под

влиянием мутации. А причиной мутации служит табачный пепел,

как это ни странно, но совершенно очевидно. И я сегодня ве-

чером украдкой насыпал пепел из трубки на излом метеорита,

на плесень, которая густо образовалась на нем. Что выйдет из

этого, я еще не знаю. Должно быть, результат будет очень

сильный, так как в изломе много плесени, не так, как на моих

блюдечках, куда я раньше случайно насыпал пепел. Завтра ут-

ром я проверю. Если будет так, как я думаю, то этот экспери-

мент я посвящу Мэджи. Ведь тогда я сделаю изумительное отк-

рытие! Изумительное, хотя и очень опасное. С ним придется

быть исключительно осторожным, так как плесень, вероятно,

будет оказывать губительное действие не только на насекомых

и маленьких зверьков, вроде погибшей мыши, но и на других,

крупных животных, думаю, что и на человека. Тогда я запеча-

таю образцы фиолетовой плесени и передам их для исследования

специалистам. Только кому? Нужно сделать так, чтобы это не

повредило людям, чтобы сильное действие плесени послужило им

на пользу. Как знать: теперь многие болезни лечат, например,

ядом - и пчелиным и змеиным. Может быть, найдется такое же

применение и фиолетовой плесени... Ну, это пока еще только

мои предположения, хотя я и убежден в их правильности. А

главное - Мэджи! Если мой эксперимент удастся, то она уви-

дит, что я не только смешной чудак, но у меня есть и настоя-

щие идеи. И тогда... Ах, как мне хочется, чтобы мой опыт

оказался удачным! Завтра утром все решится. Завтра утром... "

Мэджи дважды перечитала эти лихорадочные строки, все

больше волнуясь. Клайд был прав в своих предположениях:

Джеймс поступил именно так, как она думала. Он пошел на ог-

ромный риск - и пошел ради нее. Его опыт удался, но какою

ценой!

Она многого не понимала из того, что написал Джеймс. Му-

тация, например, и почему безобидный пепел из трубки мог вы-

зывать страшные свойства плесени? Клайд и Джеймс - особенно

Джеймс во время их вечерней прогулки - рассказывали ей обо

всем этом, но их объяснения были для девушки слишком запу-

танными и сложными. Она тогда делала вид, что понимала. Но

слишком уж мвого она думала в эти минуты совсем о другом - о

Фреде Стапльтоне и его загадочном, как ей казалось тогда,

поведении. А загадочного-то ничего и не было: просто она на-

доела Фреду... Снова боль царапнула ее сердце. И тут же она

вспомнила о том, что ей говорил Клайд, отдавая цисьма Джейм-

са: " Это его частные записи, в них нет ничего о метеорите и

космической плесени". Как же нет? Должно быть, Клайд не про-

читал последнего письма Джеймса. А ведь в нем...

Мэджи решительно отбросила одеяло, закутывавшее ее ноги.

Нужно немедленно рассказать Клайду об этом письме, где

Джеймс говорил о своих планах и намерениях. Это именно то,

что интересует Клайда. Он говорил, что Фред что-то задумал,

а что? Это было ей неизвестно; впрочем, сам Клайд как будто

тоже не знал. Но Мэджи почему-то теперь верила больше Клайду

с его немногословными пояснениями, чем красноречивому Фреду.

Она откинула полог палатки. Ветер с новой силой ударил ей

в лицо. Казалось, он только и ждал подходящей минуты, чтобы

ворваться в палатку, холодом и сыростью охватить ее и без

того озябшее тело. Но Мэджи даже не задумалась об этом, сей-

час ей были безразличны и холод, и резкие порывы сорвавшего-

ся с цепи ветра. Она твердо знала, что должна была сделать.

Выбежав из палатки и с трудом удерживая одной рукой сры-

вавшееся под ударами ветра пальто, она крепко держала другой

тетрадь с записями Джеймса, с его последним письмом.

Девушка крикнула:

- Алло, Клайд! Где вы?

Из соседней палатки донеслось приглушенное:

- Я здесь. Что случилось, Мэджи?

- Ой, мне нужно вам что-то рассказать! Это очень важно.

Можно, я сейчас зайду к вам?

И, не ожидая ответа, она вбежала в палатку Клайда, изум-

ленно смотревшего на нее.

Но он был в палатке не один. Вместе с ним сидел и Фред

Стапльтон, и они, очевидно, о чем-то оживленно разговарива-

ли.

Мэджи немного растерялась: она никак не ожидала, что

Клайд будет не один, а с Фредом.

Но Клайд очень приветливо сказал ей, подвигаясь к изго-

ловью своей койки, где он сидел:

- Да вы садитесь, Мэджи. Удобного кресла для приема дам

тут, конечно, нет, но можно присесть и на этой постели, так

что не стесняйтесь. Вот так, - добавил он, видя, как девушка

неуверенно присела на походную койку. - А ветер-то какой под-

нялся за ночь и не утихает. Наверно, вы замерзаете, бедняж-

ка? Я уже напялил на себя все теплое, что только было, и все

равно холодно... - Он говорил фразу за фразой, почти не ос-

танавливаясь, и Мэджи понимала, что умный Клайд сразу же за-

метил ее смущение и ведет этот разговор для того, чтобы она

пришла в себя от неожиданности. " Спасибо, Клайд, - подумала

Мэджи, - это очень мило с вашей стороны; только, может быть,

мне и не надо говорить о дневнике Джеймса, может быть, Фред,

который так вопросительно смотрит на меня, и не должен

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒