|
|||
Шурангама-сутра 2 страница
Тогда Ананда сказал Татхагате: – «Теперь я вспоминаю поучение моего господина, когда он разъяснял нечто брату Манджушри и прочим повелителям Дхармы относительно того, что разум не пребывает ни внутри тела, ни вне его. Мне представляется, что если он находится внутри, мы не можем увидеть находящееся внутри, а если бы он находился вне, мы бы не могли чувствовать находящееся вовне. Мы знаем, что мы не можем видеть внутренности нашего тела, так что это должно означать, что разум не пребывает внутри тела. Это должно означать, что каким-то образом наш разум и тело находятся во взаимном соответствии друг с другом, благодаря способности восприятия, и оно означает, что он не пребывает и вне тела. Итак, мой господин, я вижу, что поскольку наш разум и тело находятся во взаимном соответствии друг с другом, однако мы не можем видеть внутренности нашего тела, отсюда с необходимостью следует, что понимающий и воспринимающий разум должен где-то пребывать между этими вещами».
Татхагата подытожил: – «Ананда, теперь ты думаешь, что разум должен пребывать где-то между чем-то. Ну, давай это обсудим. Если он действительно пребывает где-то между чем-то, то должно иметься какое-то особое место его пребывания. Так, Ананда, предположим, что он действительно расположен между вещами, в таком случае, расположен ли он между внешними вещами и нашими телами? Если так, то тогда он должен находиться на поверхности тела и не может находиться где-то внутри тела. Если он расположен между частями нашего тела, тогда он будет внутри тела или если он находится между внешними вещами, то какова же будет норма его направленности? представь себе некоего человека: он расположен где-то между внешними вещами и смотрит на восток, тогда он должен о себе заявить, что сам-то он находится на западе, или же, если он смотрит на запад, то он должен о себе заявить, что он находится на востоке, или, если он смотрит на юг, тогда он сам должен находиться на севере. Если разум расположен между внешними вещами – не имеет никакой нормы направленности – это всё равно, что говорить о нём, как о несуществующем. Или даже если он имеет некоторую норму направленности, однако, её нельзя никак удостоверить, т. е. зафиксировать каким-либо образом повернувшись на восток, на запад, на север, на юг. Это будет означать, что это то же самое. Если мера направленности остаётся неопределённой, то разум будет находиться в постоянном и естественном смятении».
Ананда ответил: – «Сказанное мною о том, что разум находится где-то между чем-то, не следовало понимать в этом смысле. В одном случае, мой господин заметил: " Все причины и условия, как-то: глаза и видимое глазами, взаимосвязаны, взаимопритягиваются, однако должно быть нечто, что проявляется в сознании в зависимости от наших глаз". Вот, что я имел в виду под разумом, как находящимся где-то между чем-то. Глаза замечают различие, в то время как объекты и видение этих объектов остаются невоспринимаемыми вещами. По мере того, как развивается их осознание, понимающий разум должен обретать локализацию где-то между ними».
Татхагата прервал его, сказав следующее: – «Ананда, если настаивать на том, что разум существует между органом чувств и объектом, тогда можно было бы спросить, является ли сущность разума разделённой на две части или не является. Если она раздельна, то объект и сущностный разум должны быть взаимосмешанными и, поскольку объект не может быть тем же, что сущностный разум, обладающий сознанием, они должны быть в каком-то смысле противоположными друг другу; как же ты можешь говорить, что разум существует между внешними объектами?
Если утверждение о том, что разум разделён на две части не имеет под собой оснований, тогда утверждение о том, что невоспринимаемый чувством объект остаётся не воспринимаемым, означает то же самое, что и утверждение, будто он вообще не имеет никакого существовагия и поэтому не должен быть воспринят. Выражение " где-то между чем-то" теряет смысл. Стало быть, Ананда, ты должен допустить, что утверждение о разуме как о существующем где-то между чем-то есть абсурдное утверждение, не поддающееся никакой интерпретации».
Тогда Ананда обратился к Татхагате и сказал ему: – «Благородный господин, некоторое время тому назад, когда мой господин обсуждал внутреннюю сущность Дхармы с четырьмямя великими бодхисаттвами-махасаттвами: Махакатьяяной, Субхути, Пурной и Сарипутрой, я услышал часть сказанного господином относительно сущности различающего и воспринимающего разума, существующего ни вне, ни внутри, ни между, т. е. фактически не имеющего нигде никогда никакой локализации существования. Стало быть, мой господин интерпретировал это учение подобным образом, и после нынешнего, сегодняшнего разъяснения я вовсе перестал понимать всякий смысл представления о локализации разума, но если у него действительно есть локализация, она представляет собой нечто неощутимое, не воспринимаемое, то в каком смысле следует употреблять выражение: " мой разум"? »
Татхагата ответил: – «Ананда, что касается только что сказанного тобой, а именно, что сущность различающего, воспринимающего сознательного разума не имеет нигде определённой локализации, то смысл этого вполне ясен. Разум не может быть локализован ни в этом мире, ни в обширных пространствах, ни в воде, ни на земле, не может летать подобно птице, не может ходить подобно четвероногому, не может быть нигде, но когда ты утверждаешь, что твой разум больше не понимает сущности понятия существования явлений разума, что ты под этим имеешь в виду? Подразумеваешь ли ты, что явления эти не имеют подлинного существования или что они не имеют ощутимого существования? Если ты подразумеваешь, что они не имеют подлинного существования, то это должно значить, что они подобны волосам на черепахе или рогам зайца, но поскольку ты продолжаешь придерживаться мнения о нём как о чём-то неощутимом, неподдающемся восприятию, ты не можешь иметь ввиду совершенного несуществования. Что же ты имеешь в виду? Разумеется, если твой разум совершенно пуст, это должно означать, в том смысле, который тебя интересует абсолютное несуществование, но если ты по-прежнему имеешь некоторое произвольное представление о явлениях, ты должен иметь в виду и некоторый род существования. Как же в таком случае понять, что поскольку ты имеешь представления о несхватывании чего-либо, например, о невразумительности понятия " мой разум", это представление подразумевает " несуществование"? Следовательно, Ананда, ты должен видеть, что сказанное тобой только что касательно несуществования чего-либо только лишь потому, что ты больше не держишь в уме представления о нём и что это означало бы несуществование различительного, воспринимающего, сознательного разума, также оказывается совершенно абсурдным, не так ли? Стало быть так».
После этого Ананда поднялся со своего места, вышел на середину зала, повязал вокруг себя ритуальный шарф, преклонил одно колено, сложил вместе ладони и почтительно обратился к Татхагате, сказав ему следующее: – «Мой Благословенный господин! Я имею честь быть твоим младшим родственником и ты всегда относился ко мне с добротой и отзывчивостью. Хотя я только один из множеств тобой обращённых, ты по-прежнему продолжаешь оказывать мне особую доброжелательность. Но при всём этом, что я завоевал в уме, я по-прежнему не свободен от скверны, от привязанностей. Так, я не сумел преодолеть магическое заклинание в доме разврата, мой ум оказался смятённым, я чуть не погиб, чуть не утонул в потоке скверны. Я теперь вижу, что это было связано всецело с моим неведением Пути и правильной реализации того, что есть подлинная сущность разума. Молю тебя Учитель, яви милосредие и сострадание ко мне, укажи мне верный путь в духовную благодать и самапатти, чтобы я смог достигнуть совершенного самоконтроля и стать полностью освобождённым от зла, стать свободным от всех пут, от ложных идей и злых оков».
Когда Ананда изложил свою просьбу, он скромно склонился перед Буддой, коснувшись руками и лбом земли и всё собрание в восхищении и в волнении замерло, ожидая, что ответит Благословенный.
Внезапно в зале медитаций, заполненном благоговейной и ждущей толпой, появилось чудное видение, превзошедшее всё виденное до сих пор где-либо. Зал наполнился лучезарным сиянием, исходившим от Луноликого Благословенного. Это сияние напоминало тысячу солнечных лучей, колебавшихся и сверкающих повсюду и всюду, где появлялись эти лучи, можно было видеть небесные земли Будд. Кроме того, лик Будды начал вибрировать и сиять в шести трансцендентальных направлениях, одновременно являя и охватывая все земли Будды в десяти сторонах всех миров, и эти явления были многочисленны как мельчайшие частицы пыли, пляшущие в солнечном свете. Этот всеохватывающий, благословенный и трансцендентальный свет, эта слава объединили все бесчисленные земли Будды в единое целое, и все великие бодхисаттвы во всех этих бесчисленных землях Будды были видны каждый на своём месте, с поднятыми руками, совместно прижатыми, в ожидании слов Благословенного.
Тогда Татхагата обратился к собравшимся и сказал: – «Ананда, с безначальных времён, от рождения к рождению все живые существа обеспокоены возбуждающими их иллюзиями, проявляющимися в естественном развитии одно за другим, согласно с условиями индивидуальной кармы каждого, подобно тому, как из семенника охры вылетают при его раскрытии три рода семян. Причина, по которой все преданные учению не достигают одновременно высшего просветления состоит в том, что они не достигают двух основных принципов, и поскольку это так, некоторые из них приобретают архатство; другие живут в состоянии пратьекабудды, а некоторые имеют ещё более низкие дсотижения: они приобретают состояние богов или тиртиков, некоторые остаются в распоряжении мары и в зависимости от него. Причина, по которой возникают все эти колоссальные различия состоит в незнании двух основных принципов. Из-за этого незнания они остаются смятёнными умом и падают в искушение ложных действий. Здесь дело обстоит примерно так же, как в притче с поваром, который, надеясь приготовить редкие кушания, варит камни и песок. Так же и эти ученики, в надежде на нечто великое, не достигают практически ничего или достигают ничтожного, хотя пытаются достигнуть великого бесчисленные множества кальп.
Каковы же эти два основных принципа, Ананда? Первый, основной принцип состоит в том, что первопричиной последовательности рождений и перерождений с изначальных времён является неведение – исходный принцип всяческой индивидуализации, трансформации, последовательности и различения. Под действием этого принципа возникают различения в умах разумных существ, и всё время они занимают их ограниченные, возмущённые умы, не позволяя им прибывать в своей подлинной и естественной сущности ума.
Второй основной принцип состоит в том, что первопричиной чистого единства просветления и нирваны, существовавшей изначально с начала времени, является соборное сочувствие, втягивание вовнутрь. Это единящий принцип чистоты, гармонии, схожести, вечности, ритмичности и мира.
Благодаря втягивающему действию этого же принципа, следующий ему попадает в сияние своей собственной природы, возвращается в него единящий дух, который обнаруживается и развивается, реализуется при самых разнообразных условиях. Причина, по которой этот единящий дух так быстро теряется среди условий мирского существования состоит в том, что живые существа слишком скоро забываем ясность и чистоту своей собственной существенной природы: посреди повседневной деятельности мы перестаём понимать её сущность. Вот почему, Ананда, ты и все живые существа из-за неведения попадаете в несчастья в различных сферах существования.
Итак, Ананда, ты желаешь узнать верную дорогу к самапатти для того, чтобы тем самым избегнуть круга рождений и смертей. Не так ли, Ананда? Тогда позволь тебе задать ещё несколько вопросов». Татхагата поднял одну из своих рук, сжал пальцы в кулак и спросил – «Ананда, видишь ли ты это? » – «Да, я вижу это, мой господин». – «Что же ты видишь, Ананда? » – «Я вижу, как мой господин поднял одну из своих рук, сжал пальцы в кулак, и это яркое видение согревает мне сердце». – «Каким же образом ты видишь это, Ананда? » – «Разумеется, я вижу это при помощи своих глаз».
Татхагата сказал: – «Ананда, ты ответил мне, что когда Татхагата сжал свои пальцы в кулак, его яркость воссияла, бросилась тебе в глаза и согрела твоё сердце. Очень хорошо. Теперь я спрошу тебя. Мой кулак, ярко сияющий в сумраке, когда ты смотришь на него пристально, что открывает он относительно сущности твоего ума? »
Ананда ответил: – «Теперь ты спрашиваешь меня о существовании моего ума. Чтобы ответить на этот вопрос, я должен воспользоваться моей мыслительной и рассудочной способностями, поискать ими ответ и найти его. Да, я теперь понимаю это: мыслящее и рассуждающее существо есть то самое, что подразумевается в выражении " мой разум" ».
Татхагата резко оборвал Ананду и сказал ему: – «Это бессмыслица, то, что ты сейчас заявил, т. е. утверждение, что твоё существо и есть твой разум».
Ананда ответил, прижав одну руку к другой и воскликнул в изумлении: – «Почему же, мой Господин? Если моё существо не является моим разумом, то чтоже иное может быть моим разумом»
Татхагата ответил: – «Представление о том, что твоё существо – это твой разум, есть одно из ложных понятий, возникающих при рефлексии относительно отношений субъекта с внешними объектами. Оно затемняет истинную и подлинную природу твоего разума. Оно возникло потому, что с безначальных времён до нынешнего мгновения ты всегда ложно отождествлял подлинную сущность природы своего разума с чем-то иным. Это всё равно, что считать мелкого воришку своим родным сыном. Поступая так, ты утрачиваешь сознание своего исходного и постоянного разума, поскольку оказываешься вынужденным подвергаться страданиям в последовательном кругу рождений и смертей».
Ананда в отчаянии смятения сказал Будде: – «Я твой возлюбленный брат и всегда почитал знаки твоего достоинства. Ты позволил мне быть своим учеником, что же касается моего разума, то не с его ли помощью я платил дань уважения и восхищения моему господину Татхагате, а также восхвалял всех будд и учёных во всех бесчисленных странах света? Кроме того, именно мой ум позволял мне осуществить различные упражнения в практике освобождения. Все эти роды деятельности моего ума – суть практически тоже самое, что и я сам, как же можно их разделить? Даже мои вредные и злые поступки, нарушающие дхарму, заставлявшие меня пренебрегать добрыми деяниями – все эти роды деятельности принадлежат к моему уму и мне самому. Я сам и есть свой ум. Если все эти поступки можно продемонстрировать как не относящиеся к деятельности моего ума, тогда следовало бы сказать, что я безумен или же, что я напоминаю вырезанный из дерева истукан или же бревно или поделку из глины. Или, если бы мне пришлось отказаться от всех моих восприятий и актов сознания, то ничего не останется, что я мог бы признать своим, принадлежащим моему уму. Что же ты имеешь ввиду, мой господин, когда говоришь, будто моё существо не есть мой разум? Как ты легко можешь понять, я удивлён и смущён и все собравшиеся здесь также пребывают в сомнении. Прошу тебя, смилостивиться над всеми нами и объясни чётко и ясно суть дела своим невежественным ученикам».
После этого Благословенный с сочувствием возложил руку на голову Ананды и принялся объяснять всё относящееся к подлинной сущностной природе разума, желая пробудить в них всех сознание, превосходящее природу явлений. Он объяснил, как необходимо удерживать ум свободным от различных мыслей о субъекте и не субъекте, если они желают правильно понимать его.
Он продолжал: – «Ананда, и вы все, мои ученики, я всегда учил вас, что все явления и производные – суть простые проявления разума. Все причины и следствия от огромных Вселенных до мельчайшей пылинки, пляшущей в луче, приобретают видимое существование только через посредство различительного суждения. Если мы исследуем происхождение всего во всех универсумах, мы обнаруживаем, что всё есть лишь проявления некоторой первопричинной сущности. Даже маленькие листочки травы, узелки нитей – всё, что мы изучим с тщательностью, позволит обнаружить в себе некоторую сущность его истока. Даже открытое пространство не есть ничто. Как оно может быть ничем, если его наполняет дивный, чистый, прозрачный, безмятежный и просветлённый разум, являющийся источником всех понятий о проявленных явлениях?
Когда вы поймёте, что этот перцептивный разум различающего сознания, зависящего от различных органов чувств, является тождественной сущностью разума, тогда различительному разуму придётся отказаться от всяких видов деятельности соответствующих разным формам, звукам, слуховым восприятиям, запахам, касаниям и поискать в себе иную, более совершенную природу. Для вас окажется чрезвычайно трудным воздерживаться от этих различий, держать свой ум в пустоте и безмятежности. Это вовсе не означает, что я наставляю вас не постигать все эти различные формы деятельности, просто я наставляю вас исследовать их гораздо более тщательным образом. Если ваш ум, после того, как объект удалился из поля зрения, по-прежнему сохраняет свою различающую природу, разве не означает это с необходимостью, что ваш различающий ум потерял собственную субстанциональность? Разве это не означает такое? Нет, скорее это означает, что вы теперь продолжаете различать просто тени и отражения нереальных вещей, которые имеют свои истоки в объектах, бывших перед вашими глазами. Объекты, разумеется, не вечны, они исчезают, но исчезает ли при этом и ваш ум, становится ли он подобным волосам на черепахе или рогам зайца? Если он исчезает, тогда прекращается существование Тела Дхармы, и кто тогда будет заниматься практикой достижения и хранения объектов, кто будет заботиться о развитии способностей, отвлекаться от понятий явлений? »
После этого Ананда и все собравшиеся пришли в ещё большее смятение и утратили дар речи.
Татхагата продолжал: – «Ананда, если в этом мире ученики, усердно практикующие медитацию, достигают восьмой и девятой стадии дхьяны, однако при этом они не могут достичь состояния архатов, свободного от всякой скверны, отвлекающего их от привязанности к мирским объектам, то это объясняется всецело тем, что они продолжают цепляться за обман, и представления их различающего мышления, т. е. основаны на нереальности, по ошибке принимают иллюзию за реальность. Ананда, хотя ты очень многое узнал, ты ещё не готов к тому, чтобы созреть в состоянии подлинного Будды».
Когда Ананда услышал это торжественное поучение, он весьма опечалился, из глазах его показались слёзы, он коснулся руками, ногами, лбом земли и восславил Будду. Затем, коленопреклонённый, он сказал:
– «Благословенный господин! С тех пор, как я решился следовать за тобой и стать твоим учеником, я всегда думал, что я могу положиться на твою сверхъестественную силу и что для меня не будет трудно воплотить твоё учение на практике. Я ожидал, что Татхагата даст мне опыт воспитания самадхи, переживая его в этом теле, я не ценю своё тело и свой ум как отличные друг от друга, я знаю, что они не могут служить заменой друг друга, сейчас мне представляется, будто бы я полностью потерял свой ум, хотя тело моё со мною. Итак, хоть я и сделался учеником Будды, моё сердце ещё не впитало в себя просветлённости. Я подобен блудному сыну, потерявшему отца. Теперь я вижу, что несмотря на всю мою образованность, я не способен её применить на практике, т. к. я ничем не лучше, чем не образованный, грубый человек. Я подобен человеку, говорящему о пище, но не едящему её и не испытывающему насыщения. Мы все здесь запутались из-за двух препон, знания и образованности, а также из-за колебания и страдания. Теперь я могу видеть, что всё это вызвано нашим неведением вечной безмятежной природы подлинного ума.
Молю тебя, Бхагаван, смилуйся над нами всеми, покажи нам явно таинственную просветлённость, сущность разума, открой у нас подлинное видение просветления».
Внезапно из священного символа на груди Татхагаты воссияло яркое ослепительное сияние, которое излучилось в блеске на сотни и тысячи сторон, проистекло в форме множества разноцветных лучей, достигших десяти сторон всех миров, а затем превратилось в бесчисленное множество земель Будды и воссияло во всех святынях Татхагаты, во всех десяти сторонах света. В конце концов блистающее сияние возвратилось обратно и успокоилось в виде ореола над головою Ананды и надо головою каждого из собравшихся в том зале. Тогда Татхагата обратился к Ананде и сказал:
– «Ради всех я зажёг огнецветный маяк подлинной дхармы, так, чтобы в свете её все живые существа могли реализовать дивную таинственную природу чистого просветлённого разума и приобрести подлинное внутреннее видение.
Сперва позволь мне продолжать распрашивать тебя, Ананда. Итак, ты увидел мой кулак, и он показался тебе сияющим. Посредством чего это сияние проявилось тебе? Посредством чего оно стало видимым? Посредством чего у тебя возникла мысль о сиянии? »
Ананда ответил: – «Господин, сияние это истекает от твоего лучезарного тела, которое ярко светится, словно груда драгоценных камней. Твоё святое тело, сияющее как всегда, не могло возникнуть иначе как из самой силы чистоты. Твоя рука, сжатая в кулак, протянулась вперёд, и, я увидел её посредством моих глаз, а мой ум воспринял».
Будда сказал: – «Ты говоришь, что движение моих пальцев и видение твоих глаз породили у тебя представление о кулаке. Означает ли это, что природа движения пальцев и видения глаз и мышления разума – это одна и та же природа? »
Ананда ответил: – «Да, мой господин, если бы у тебя не было руки, либо, если бы у меня не было глаз, не возникло бы и представление о кулаке, для возникновения подобного представления все эти условия должны встретиться».
Будда прервал его: – «Ты утверждаешь, что движение руки и видение при помощи глаз находятся в согласии друг с другом. Когда разум постигнет кулак, является ли это подлинной истиной. Если человек потеряет руку, он утратит её навсегда, но если человек потеряет глаза, он не утрачивает вполне чувство зрения и не утрачивает он также представления о кулаке. Представь себе, что мы встретили слепого на дороге и спросили его: что же ты видишь в своей слепоте? – он даст нам ответ вроде такого: я могу видеть только одну темноту и больше ничего. Это означает, что объекты, которые были в пределах досягаемости его прежнего зренья, нынче для него потемнели, но это не означает утраты представления о зрении и представления о темноте».
Ананда спросил: – «Бхагаван, если слепой может воспринимать лишь одну темноту, то как он может знать, что по-прежнему обладает восприятием зрения? »
Будда ответил: – «Ананда, у этого слепого нет глаз, он видит одну лишь тьму, точно также и зрячий с закрытыми глазами должен увидеть одну лишь тьму. Закрой глаза, Ананда, что ты видишь кроме тьмы? »
Ананда должен признать, что для восприятия тьмы нет никакой разницы между слепым и человеком, находящимся в тёмной комнате либо с закрытыми глазами.
Будда подытожил сказанное: – «Если слепой видит одну лишь тьму и вдруг внезапно зрение возвратится к нему и он вновь увидит объекты, мы говорим, что он видит их посредством глаз. Если в тёмную комнату внезапно внесли светильник, мы скажем, что человек увидит объекты в этой комнате при помощи светильника. Это не точно то же, что в первом случае, поскольку лампа обнаруживает для нас объекты, а глаза их воспринимают. Если бы было по-иному, тогда зрение принадлежало бы лампе, и она больше не была бы лампой, и зрение, как таковое больше не относилось бы к специфическому органу. Однако, в подлинном смысле, ни лампа, ни глаза не постигают объекта».
Хотя для Ананды это было уже вторым наставлением на данную тему, однако он всё ещё не понимал разъясняемого ему и сидел в замешательстве и ожидании более чёткого разъяснения, в той мягкой и доброй манере, которая была свойственна Учителю. Итак, он в чистоте ждущего сердца жаждал дальнейшего разъяснения из уст Благословенного.
Будда в доброте сердечной мягко провёл рукой по голове Ананы и сказал ему: – «Ананда, вначале моего совершенного просветления я пришёл в Олений парк неподалёку от Сарнатха, где находились Каундинья и его четыре ученика и преподал им моё первое поучение. Поучение состояло в следующем: причина, по которой все живые существа не могут достигнуть просветления и состояния архатов состоит в том, что они уводят прочь с верного пути из-за ложный понятий об отношениях явлений и объектов. Эти понятия засоряют их умы. С того момента они поняли важность и смысл подобного учения и достигли просветления».
Затем со своего места поднялся Каундинья и обратился к Татхагате, сказав ему такие слова – «Благословенный господин, я, по-видимому, старейший в этом собрании и я надеюсь, что лучше многих других понимаю подлинную сущность дхарм. Я достиг архатства, осознав значимость объективных вещей. Я был подобен путнику, ищущему ночлега, где бы мог утолить свой голод и найти отдых; в роли путника, утолившего голод и отдохнувшего я не могу больше оставаться в этом месте удобного отдыха, я должен продолжать свой путь; но если бы я был на месте владельца харчевни, мне вовсе не следовало бы поступать так, как путнику. Итак, путник, в отличие от владельца харчевни, являет собой силу непостоянства. Мы также можем извлечь урок из вида неба. После дождя небо чистое, прозрачное, и солнечные лучи проникают сквозь облака, в них пляшут частички пыли и брызги дождя, движущиеся в воздухе. Мы думаем об открытом пространстве, как о символе неподвижности и постоянства, а о частичках пыли и капельках дождя мы думаем, как о символах движения и непостоянства».
Будда весьма был удовлетворён словами Каундиньи и сказал: – «Так оно и есть, Каундинья". Затем поднял руку, он раскрыл пальцы, вновь сжал их и спросил: – " Что ты видишь, Ананда? »
Ананда ответил: – «Я вижу моего господина, стоящего перед собравшимися открывающего и вновь закрывающего руку».
Будда продолжал: – «Итак, ты видишь пальцы моей руки, замечаешь, что они раскрываются и закрываются, но при этом принадлежит ли восприятие движения моей руки твоим глазам или же оно принадлежит моей руке? »
Ананда ответил: – «Благословенный господин, в то время, как пальцы твоей драгоценной руки сжимаются и разжимаются, я воспринимаю движение как принадлежащее твоей руке, а не моим глазам».
Будда спросил его: – «Ананда, а что такое движение и что – покой? »
Ананда ответил: – «Благословенный господин, в движении находятся твои пальцы, что же касается моего зрительного восприятия, то хотя о нём нельзя говорить, что оно обладает природой абсолютной неподвижности, всё же о нём можно сказать, что оно вряд ли сейчас находится в движении».
Будда был удовлетворён подобным ответом и сказал: – «Верно, Ананда».
После этого Будда сотворил яркий луч света, который потёк от его руки и упал на землю, справа от Ананды. Ананда быстро повернул голову и взглянул на него. Затем Татхагата произвёл ещё один луч света, упавший на землю слева от Ананды. Ананда быстро повернул голову и взглянул на него.
После этого Будда спросил Ананду: – «Ананда, что заставило тебя поворачивать голову? » – «Благословенный господин, я увидел сияющий луч света, проистекший от руки моего господина и упавший на землю сперва справа от меня, затем слева, поэтому я поворачивал голову, чтобы взглянуть на эти лучи». – «Ананда, ты говоришь, что когда твои глаза следовали лучам, ты поворачивал голову вправо и влево. Скажи мне пожалуйста, что при этом двигалось – твоя голова или восприятие тобой, зрение? » – «Благословенный господин, двигалась моя голова, что же касается зрительного восприятия, то хотя нельяз сказать, что оно обладает абсолютной неподвижностью, однако, нельзя также и сказать о нём, что оно находится в движении».
Будда был удовлетворён подобным ответом и сказал: – «Верно, Ананда! Когда я смотрю на тебя как на разумное существо, я замечаю движение твоей головы, но при этом моё зрительное восприятие отнюдь не движется. А когда ты смотришь на меня, ты видишь, как сжимаются и разжимаются пальцы моей руки, но при этом твоё внимание не движется. Ананда, разве ты не замечаешь различия в природе между тем, что движется и меняется и тем, что остаётся неподвижным и неизменным? Движется и изменяется тело, но не разум.
Почему же ты постоянно думаешь о движении, как о принадлежащем одновременно телу и разуму? Почему ты позволяешь своим мыслям возникать и исчезать? Почему ты позволяешь телу управлять разумом вместо того, чтобы разум управлял телом? Почему ты позволяешь своим чувствам обманывать тебя относительно подлинной неизменной природы разума, а затем – делать всё в обратном порядке, что приводит к движению, путанице и страданию? Если забыть подлинную природу разума, можно впасть в ошибку относительно объектов, как принадлежащих собственной природе разума. Это обязывает человека совершать бесконечные движения и претерпевать изменения и испытывать страдания в многократно повторяющихся кругах рождений и смертей, причём все эти повторения вызваны его же собственными действиями. Ты должен считать все изменения подобного рода как бы частицами пыли, пляшущими в солнечном луче, ибо они не имеют и подлинного отношения к неизменной природе твоего подлинного разума».
|
|||
|