Глава 22. День шестой: среда

Глава 22

РЕЙН

День шестой: среда

Секс не всегда решает проблемы, но в данном случае он нам точно не помешал. Потому что после очередного раунда самого акробатического секса в душе, который мы когда-либо пробовали, Ривер разрешил мне вернуться.

Это будет нелегко, но я хочу доверять тебе. Я ненавижу бороться с чувствами к тебе.

Честно говоря, это все, что я мог надеяться получить от него. Все, о чем я просил.

Шанса.

То, что он готов дать его мне — ничто иное, как чудо, но я ухвачусь за любую возможность.

К тому же последние несколько дней были просто потрясающими, даже если безумный Тед все еще на свободе и ищет способы уничтожить меня. Я просто не могу сейчас об этом беспокоиться.

Я счастлив как никогда за последние месяцы, и Ривер тоже. И не думаю, что это только из-за секса.

Я улыбаюсь этой мысли, лежа на диване и смотря телевизор, а Ривер напротив меня в кресле читает свой учебник. Время от времени я постукиваю ногой по обложке, нарушая его концентрацию и зарабатывая игривый взгляд, брошенный на меня.

Но, по крайней мере, теперь я могу сказать слово «игривый», а не с выражением печали, гнева или презрения.

Только наш флирт обрывается, когда Ашер входит в гостиную с серьезным выражением лица. Нажав кнопку выключения звука на пульте, я хмурюсь.

— Что случилось?

Ривер отрывается от своей книги и смотрит на Ашера.

Облизнув губы, Ашер вздыхает.

— Парни, вы можете пойти за мной?

Я обмениваюсь взглядом с Ривером, мы оба встаем и идем по коридору. Он ведет нас в восточное крыло, в один из кабинетов и к книжному шкафу, достает книгу в твердом переплете и нажимает кнопку на полке за ней. И, к нашему удивлению, позади стеллажа открывается дверь.

Ривер вздергивает бровь.

— Серьезно? Тайная комната за книжным шкафом?

Ашер смеется, но я вижу, что не чувствует этого.

— Разве мы уже не объяснили, что все хорошие идеи Голливуд просто украл?

Он не ждет ответа, просто ведет нас по тускло освещенному, жуткому коридору, который, как мне кажется, приведет нас в подземелье. Именно такое впечатление производит большая дубовая дверь с огромным железным замком, который можно открыть одним из старинных фигурных ключей.

Пожалуй, тайная комната тоже подойдет, ведь именно в нее открывается дверь. В большую круглую комнату с круглым дубовым столом в центре с выгравированным темно-серым ключом, обвитым виноградными лозами. В центре, за одним из виноградных листьев, проглядывает замочная скважина, а на ручке — бордовая буква «А».

В нижней части ключа выписано одно слово.

Анклав.

Если бы я еще не верил в тайные общества, то взглянув на эту комнату, сразу бы поверил. Она кричит о могуществе старого мира, о власти, за которую боролись монархи в средневековье. Вдоль стен расположены книжные полки, на каждой аккуратно разложены старые потрепанные тексты и свитки. Я предполагаю, что на их страницах изложена какая-то история Америки, Анклава или и того, и другого.

У Ривера округляются глаза, когда он осматривает комнату, и потом смотрит на Ашера, который сейчас сидит за столом с остальными наследниками, мне кажется, до него начинает доходить, что один из его лучших друзей с детства жил двойной жизнью.

— Я не думаю, что ты понимаешь, что... — Ромэн говорит в телефон, установленный между парнями, чуть в стороне от ключа в центре стола. Но его прерывает голос с другой линии.

По голосу я понимаю, что это отец Ромэна. И по его тону? Скажем так, у меня сердце упало.

— Ромэн Фрэнсис, услышь меня, когда я скажу тебе, что твоя маленькая выходка закончилась. Тебе давно пора подумать о чем-то, кроме своих эгоистичных желаний, особенно когда ты поставил под угрозу все, что мы защищали поколениями!

Я смотрю на Ромэна, сидящего за столом, и грустно улыбаюсь ему, произнося вполголоса, что мне жаль. Потому что знаю, что он сейчас получает по заднице. Наверное, за то, что приехал и помогает мне без разрешения, хотя он неоднократно говорил мне, что все будет хорошо.

Может, так бы и было, если бы ему не пришлось привлечь остальных парней.

— Нет, ты послушай, — кричит Ромэн в ответ, и по реакции всех в комнате я вижу, что ситуация вот-вот выйдет из под контроля. Я, может, и не член Анклава, но уверен, что никто не должен так разговаривать с Великим курфюрстом. Даже его сын.

Но Ромэн воспламенился, а когда это происходит, его уже не остановить.

— Тед Андерс — мерзкий, садистский кусок дерьма. Мне плевать на ваши с ним рабочие отношения. Он монстр, и его нужно убрать.

Слова вырвались с рычанием, достаточно грозным, чтобы удивить меня, что они вообще исходят от него. Я никогда не видел Ромэна в состоянии, близком к бешенству, но, судя по всему, он в двух секундах от того, чтоб сорваться.

На другой линии надолго воцаряется тишина, никто с нашей стороны не решается заговорить после Ромэна. И только когда я думаю, что линия отключилась, сенатор Митчелл заговорил.

— Ты уедешь к концу недели. Единственный, кому разрешено оставаться в поместье Джеймсона, это Ашеру. Каждый из вас вернется к своему обучению к понедельнику.

— Отец...

— Это не обсуждается.

— Просто выслушай меня, — настаивает Ромэн, и мое сердце ухает, когда я слышу поражение в его голосе. — Почему мы не можем просто присматривать за тем, чтобы ничего не случилось? По крайней мере, пока власти не найдут Андерса? Что плохого в том, что я пытаюсь помочь своему лучшему другу?

Я слышу, как на другом конце линии его отец усмехается, и мой взгляд перебегает между остальными членами Анклава. У каждого из них, даже у Каэде, на лице серьезное выражение. Как и у Ривера, самого оптимистичного из всех нас.

В этот момент я начинаю терять последние остатки надежды.

— Мир намного больше, чем один человек, Ромэн. Тебя учили лучше. Ты - Анклав. Киран Грейди не нуждается ни в твоей защите, ни в твоей помощи. И одному Богу известно, говорит ли он правду по поводу обвинений Андерса. Ради всего святого, даже его мать не поверила ему.

От этих слов я покраснел, подбежал и хлопнул рукой по гладкому столу рядом с телефоном.

— Я знаю, что со мной произошло, — шиплю я, мой голос наполнен ядом. — Я помню, что он делал со мной, когда мне было девять и десять лет. И что он продолжал делать со мной в течение пяти долбаных лет. Она может не верить мне, пусть никто не верит, но это... Блядь. Случилось! Даже если весь мир будет против меня, я знаю правду, какой он больной мудак под своей блестящей внешностью.

С другого конца телефона раздается протяжный вздох.

— Привет, Киран. Так приятно снова услышать тебя. Я рад видеть, что мой сын продолжает поддерживать эту дружбу, нарушая все правила.

— Правила созданы для того, чтобы их нарушать, отец. Ты как никто другой научил меня этому, — прорычал Ромэн, его плечи напряглись.

— Возможно, ты прав, — сухо отвечает его отец, — но я никогда не подвергал организацию риску. Ты идешь на поводу своего сердца, игнорируя здравый смысл, и приглашаешь посторонних в священные места. — Еще одна насмешка. — Ты служишь своим братьям и этой стране. Вот и все. Я ясно выразился, сынок?

Я скрежещу зубами, чтобы сохранить молчание, потому что пошел он и чертов единорог, на котором, вероятно, приехала его задница Великого курфюрста.

Я бросаю взгляд на Ривера, изо всех сил стараясь придать ему ободряющий вид из другого конца комнаты, пока Ромэн шипит свой ответ.

— Я так не думаю, отец. Потому что мне трудно понять, как человек, замешанный в скандале такого масштаба, вообще может оставаться на своем посту.

— Вряд ли это тебя касается. Никто из вас не был инициирован. Не вы главные. Так что вам пора перестать задавать вопросы тем, кто отвечает за все, и делать то, что вам говорят.

Ромэн открывает рот, чтобы заговорить снова, но Каэде хватает его за руку и качает головой, давая понять, что пришло время взмахнуть белым флагом в знак капитуляции.

— Оставь, — бормочет он. — Все кончено, Рэм. Не иди ко дну с тонущим кораблем.

Сделав глубокий вдох, я смотрю на Ривера, надеясь на Бога, что он не чувствует себя таким же удрученным, как я. Но, конечно же, чувствует. Это написано на его лице.

Мы в полной заднице.

— Я ясно изложил свои требования? — спрашивает сенатор, все еще находясь на громкой связи.

— Да, сэр. Мы уедем на выходных, — отвечает Каэде, завершая разговор.

Он поднимает взгляд от телефона и наклоняет голову, изучая меня своими проницательными серебряными глазами.

— Мне очень жаль. Эта ситуация не идеальна...

— Идеальна? — Ромэн зарычал. — Ты шутишь, да?

Ашер кладет руку на плечо Ромэна, но Ромэн отмахивается от него, на что Ашер издает слабый вздох и направляется к двери. Холлис и Каллум быстро следуют за ним, а Каэде идет сзади.

— Запри, — говорит Ашер, я полагаю, Ромэну.

Я ловлю взгляд Ривера, ожидающего у двери, и сочувственно улыбаюсь ему, ненавидя себя за то, что втянул его во все это. В чертову мыльную оперу, когда кто-то или что-то постоянно мешает.

Я киваю подбородком, чтобы он шел вперед, давая понять, что последую за ним, а затем повернулся к своему лучшему другу.

— Давай, Ро. Что сделано, то сделано, — говорю я ему, в моем голосе лишь небольшой намек на горечь. Это не из-за него, а из-за его отца, который был таким снисходительным засранцем. К нему это не имеет абсолютно никакого отношения. Так же, как к Риверу или ко мне. Я никогда не пойму, как мы смогли добиться таких хороших результатов с такими жалкими отцами.

Видимо, яблоко от яблони далеко падает.

Я выхожу из комнаты для тайных встреч, кабинета или как вы хотите ее назвать, и слышу, как Ромэн закрывает за нами дверь. Он сунул руку в карман и достал фигурный ключ. Насколько я могу судить, он выглядит точно так же, как тот, что был вырезан на столе, за исключением обвивающих его лоз плюща.

Ромэн замечает, что я смотрю на него, и качает головой с небольшой ухмылкой.

— У нас у всех есть.

Я поднимаю бровь.

— Старый ключ или подземелье, которое он открывает?

Он фыркает.

— И то, и другое, я полагаю. Но ключ, который есть у каждого из нас, открывает любое из них.

Вместе мы проходим через дверной проем книжного шкафа и возвращаемся в кабинет, где Ромэн ловит меня за руку как раз в тот момент, когда я собираюсь уйти и пойти по коридору обратно в свою комнату, чтобы собрать свои вещи. Потому что если они все уезжают, то и нам нет смысла оставаться здесь. Ашер, скорее всего, тоже уйдет, даже если ему не обязательно уходить.

— У тебя есть минутка? — спрашивает Ромэн, в его голосе слышится разочарование.

Быстро взглянув на дверь, я понимаю, что все уже ушли по своим делам. В том числе и Ривер.

— Да, — вздыхаю я, поворачиваясь спиной к выходу и поворачиваясь к нему лицом, не имея ни малейшего представления о том, что ему может быть нужно. — Как ты, чувак?

Ро прислонился спиной к столу в комнате, схватившись руками за край деревянной поверхности, глядя на меня. Не говоря ни слова.

Температура в комнате слегка повышается, когда он продолжает смотреть на меня, словно слепой, видящий впервые. И мне это чертовски не нравится.

— Мне чертовски жаль, Рейн. Я думал... — простонал он, проводя рукой по волосам. — Наверное, я думал, что смогу заставить это дерьмо работать. Я смогу помочь тебе, и тогда между нами снова все будет нормально, и...

Я поднимаю руку, останавливая его, поскольку в замешательстве.

— Ты думал, что должен прийти сюда, чтобы между нами все стало нормально?

— Не такими словами.

Это значит «да».

— Правда? Значит, ты не думал, что тебе нужно выкупить нашу дружбу, сделав мне одолжение? Вместо того чтобы просто поговорить со мной и объяснить, почему ты от меня ушел? — Я усмехаюсь и качаю головой. — Господи, все, что тебе нужно было сделать, это сказать, что тебе жаль. Вот и все. Что ты и сделал, и я, блядь, простил тебя. И все это легко можно было сделать по телефону. Четыре года назад.

Прикусив губу, он рассеянно кивает.

— В этом-то и проблема. Мне не жаль. Не совсем. — Он смотрит на меня своими темно-ореховыми глазами, наполненными жаром. — Я все еще не сожалею о том, что случилось в бассейне.

Оттолкнувшись от стола, Ромэнн встает передо мной, изучая мое лицо. На его лице заметно много эмоций, от гнева до печали. Как будто его разрывает на части изнутри.

— Я бы хотел извиниться, но это не так. Я так чертовски сильно хотел тебя. До сих пор хочу, Рейн. И теперь я снова должен уйти. Но на этот раз? Я не собираюсь быть глупым и уходить, хотя бы не попросив тебя пойти со мной. — Ромэн резко сглатывает, прикасаясь к моему лицу рукой. — Давай уедем отсюда. Поедем куда угодно. Будем тренироваться и работать, чтобы найти Теда и...

Я начинаю трясти головой, прежде чем осознаю это, и отдергиваю его руку. Мои глаза расширяются, и я делаю шаг назад.

— Я не могу уйти. Не сейчас, Ро. Не тогда, когда Тед знает о Ри...

Ромэн закатывает глаза.

— Ривер, конечно. Мы не можем забыть о том, что драгоценный гребаный Ривер - центр этой чертовой вселенной. — Ромэн начинает вышагивать вдоль стола. — Я просто не понимаю. Ты скрываешь от него большие секреты до тех пор, пока он практически не заставляет тебя их раскрыть, и ты все еще его защищаешь?

— Он не виноват в этом, Ромэн. Ты должен это понять. Ты должен увидеть сквозь свой гнев и понять, что он именно тот человек, которого ты якобы поклялся защищать от таких людей, как Тед. Чем он отличается от меня?

— Он не мой лучший друг. Я не знаю его больше половины своей жизни. Я его ни хрена не люблю. Достаточно ли этих причин?

Я до боли прикусил внутреннюю сторону щеки, когда он произнес слово «люблю». Потому что я люблю его, просто не так, как раньше. И никогда не будет так, как раньше.

— Ты не знаешь девяносто девять процентов людей в этой стране, но ты живешь, чтобы служить им, — заметил я.

Ромэн качает головой, его челюсть сжимается.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем же? Потому что я не понимаю, какого черта ты хочешь этим добиться. Кроме того, что ты просишь меня бросить человека, которого я втянул в этот бардак. Оставив его практически беззащитным.

Он молча смотрит на меня глазами, наполненными гневом, и мы так и стоим, сцепившись в мысленной битве воли. Но я не отступлю. Я не посмею поставить Ривера под угрозу. Ни в коем случае. Больше никогда.

Поэтому неудивительно, что Ромэн срывается первым.

Его голос сиплый, слова выходят придушенными, когда он гримасничает.

— Почему ты не хочешь дать мне ни малейшего шанса?

— Ты мой лучший друг, парень. Это всегда будет правдой. Но мы не... — Я запнулся, не зная, как сказать ему, что он не то. Он не тот, кто мне нужен. И даже если бы он был, разве это сработало бы?

— Мы не что? — огрызается он. — По-моему, мы гораздо больше, чем ты и Ривер. Мы - история, дружба, воспоминания и люди, которые поддерживали друг друга в худшие моменты нашей жизни. И я отказываюсь верить, что ты не видишь этого и не чувствуешь ко мне что-то.

Ромэн снова начинает шагать, в неверии качая головой, а я смотрю на него, беспомощный. Что я могу сказать сейчас, кроме того, что мне жаль?

— Я не понимаю, — рычит он, пригвоздив меня к месту взглядом через некоторое время. — У нас невероятная дружба. Неразрывная связь. На протяжении долбаных лет. Она выдержала все. А потом она оборвалась из-за одного гребаного поцелуя?

Я смотрю на него, не веря, он что, серьезно?

— Мы оба знаем, что это не поцелуй разрушил нашу дружбу, Ромэн. Ты заблуждаешься, если убедил себя в этом.

Он вздрагивает, гримаса проступает на его лице.

— Ты бы предпочел, чтобы я не говорил тебе правду?

Прикусив губу, я стараюсь не взорваться. Сейчас, когда мы не можем изменить ход истории, это того не стоит.

Но что-то внутри меня позволяет словам вырваться наружу, давая ему возможность быть честным.

— Я бы предпочел, чтобы ты вообще не делал этого гребаного шага. Зная, что это будет не более чем одна ночь, лучше бы ты промолчал. — Я усмехаюсь и качаю головой. — Блядь, я был бы для тебя не более чем чертовым развлечением на одну ночь, если бы ты ничего не сказал. Так что нет, я рад, что ты мне рассказал и в итоге уберег меня от еще большей боли.

Глубокий лесной ореховый взгляд Ромэна выражают всю ту боль, которой он не хочет поделиться, и умоляет меня понять.

— Правила Анклава чертовски ясны, Рейн. Пять семей находят себе подходящую спутницу, женятся, заводят детей, воспитывают их как братьев, а когда следующее поколение достигает совершеннолетия, их готовят к власти. Вот и все. Мыть, полоскать, повторять. Так что, пожалуйста, объясни мне, как моя связь с мужчиной гарантирует наследника, который продолжит наследие, существующее уже почти тысячелетие.

Его слова воскрешают в памяти ночь в бассейне, его тело напротив моего, его рука, обвитая вокруг моего члена и его язык в моем рту.

Ромэн прижимает меня спиной к краю бассейна, плитка вгрызается в кожу моей спины, пока он продолжает дрочить мой член.

— Я должен получить единственный раз с тобой, даже если это единственный раз, когда я могу.

Я отстраняюсь и тяжело дышу, глядя в его наполненный похотью взгляд.

— О чем ты говоришь, единственный раз, когда ты можешь?

Ромэн тяжело сглатывает, прикасается к моей щеке, а рука вокруг моего члена начинает медленные, неторопливые движения.

— Анклав запрещает мне иметь... — он прерывается, прижимаясь лбом к моему. — Я должен следовать их правилам. Их правилам. Тому, как все делалось с самого начала.

Я отстраняюсь и прижимаюсь к его груди. Он выпускает мой член, и я быстро заправляю его обратно в шорты, с болью осознавая, насколько я сейчас чертовски тверд.

Для него. Моего лучшего друга.

Парня, который, возможно, в этот самый момент топчется по моему сердцу.

— И какие у них правила? — спрашиваю я, хотя боль в груди уже говорит мне все, что мне нужно знать.

Ромэн проводит языком по своим губам, смотря на воду, прежде чем снова встретиться с моими глазами.

— Часть моего долга — произвести на свет наследника. Следующее поколение после меня. И чтобы сделать это... однажды мне придется найти жену.

Я пытаюсь понять смысл этих слов. Но это же... бессмыслица, верно? Сейчас двадцать первый век. Людей больше не принуждают к браку.

Верно?

— Но, Рейн, — шепчет он, снова потянувшись ко мне. Его ладонь ложится на мою руку, ее тепло согревает мою кожу, которая уже давно стала ледяной. — Мы можем все уладить. Заставить это работать. И, по крайней мере, у нас есть эта ночь.

Его глаза умоляют меня. О понимании. Прощения.

За что угодно, за правду.

Но все, что я могу сделать, это смотреть на Ромэна, болезненная правда скользит по моей душе и обвивается вокруг меня, как колючая проволока, врезаясь с каждым словом и их значением.

Он и я... у нас с ним нет будущего.

Тряся головой, я возвращаю себя в настоящее и встречаю взгляд Ромэна из другого конца комнаты.

— У нас никогда ничего не получится. Это была гребаная несбыточная мечта, в ту последнюю ночь в бассейне.

Он облизывает губы и принимается поправлять запонки на своем пиджаке, понимая, что, видимо, снял его перед конференц-звонком с отцом. Его тревожное пощелкивание, не похожее на непрекращающееся постукивание Ривера, и одно из единственных, которое я когда-либо улавливал от него.

— Это была не мечта, Рейн. Я был готов разобраться в этом. Найти способ заставить это работать, так же, как и сейчас. — Ромэн сглатывает и качает головой, устремляя взгляд в окно на горный горизонт, светящийся в лучах заката. — Если бы у меня был выбор, я бы перевез тебя к себе, как только ты окончил Фокскрофт.

Если судить по ноткам в его голосе, у меня нет другого выбора, кроме как поверить ему. Ромэн может быть кем угодно, но сила его слова может быть тем, что он чтит так же сильно, как долг перед семьей и страной.

То самое, что вбито в него с детства.

— Но вместо этого ты прекратил всякое общение, потому что я отказал тебе?

Ромэн сглотнул.

— Это было не из-за этого. Все говорили мне, что так будет лучше.

— Для тебя, может быть, и к лучшему. Но оставить меня там? В доме, под одной гребаной крышей с ним, без единого человека на моей стороне? — выпалил я, сжимая кулаки. — Ты нарушил все обещания, которые давал мне, послушав всех, а не свою интуицию.

— Что изменится, если я скажу, что это был приказ? — кричит он, вскидывая руки. — Что всем нам пятерым приказали прекратить общение с кем-либо из нашего прошлого, прежде чем мы начнем обучение?

Ни капельки, черт возьми.

— Нет, не изменится. Потому что ты слепо повиновался им, вместо того, чтобы иметь хоть малую толику порядочности, чтобы хотя бы сказать мне.

— Ты хочешь поговорить о порядочности? — Он снова криво усмехается. — Мне с пеленок внушали, что я должен служить своей стране, а только потом своей семье. Это наш кодекс. И это гораздо важнее, чем порядочность, Рейн. Все, что я сделал, это гребаный выбор, соблюдать его.

— И все же ты много лет говорил, что я твоя семья, — парировал я.

— И ты был. Боже, ты был. И ты все еще можешь быть. — Мольба возвращается в его голос, маленькая крупица надежды, но Ромэн ее подавляет. — Мы поговорим с моим отцом и найдем способ.

Я прикусил губу.

— Нет, Ромэн. У нас с тобой ничего не получится.

Надежда мгновенно исчезает.

— Это из-за него? — усмехается Ромэн, его взгляд метнулся через мое плечо к двери. Я сразу понимаю, что он имеет в виду Ривера.

— Дело не только в нем. Это связано с тобой, со мной и с кодексом, которому, как ты только что сказал, тебя учили всю жизнь. Который, по твоим словам, передавался веками. Почему ты думаешь, что сейчас, спустя столько времени, они позволят одному из пяти остаться без наследника?

Ромэн качает головой, снова заглядывая мне через плечо.

— Я могу произвести наследника.

Я бросаю на него взгляд.

— Насколько я знаю, я не могу иметь детей, Ро.

Он снова качает головой, подходит ко мне, в его глазах дикий взгляд.

— Я могу найти девушку, жениться на ней, произвести на свет наследника, а потом...

Я потираю виски, отчаянно желая, чтобы этот разговор закончился.

— Ты думаешь, я буду сидеть в стороне и смотреть? Да ни за что на свете. Я не собираюсь делиться человеком, которого люблю. Даже ради какой-то херни, связанной с традициями твоего тайного общества. И если ты думаешь, что я бы так поступил, то ты меня просто не знаешь...

Слова оборвались, когда Ромэн яростно прижался своим ртом к моему. В движении его губ по моим — гнев и в то же время мольба. Как будто это его последняя надежда, и, возможно, если я смогу почувствовать, что он делает, я соглашусь.

Но я не хочу его. Я не хочу больше прятаться в тени, как чья-то любовница. Хоть раз я хочу быть верным себе, своему разуму и своему сердцу.

Все это ведет меня прямо к Риверу.

Спина рефлекторно напрягается, когда Ромэн обхватывает мое лицо руками, и ищет вход языком, чтобы сплестись с моим.

И я разрываюсь.

Не потому что нужно сделать выбор, а потому, что знаю, что этот последний отказ вполне может стать гвоздем в крышку гроба для всего, что осталось от наших отношений. Никому не нравится любить того, кто не любит его в ответ. Человек может выдержать многое, прежде чем решит, что усилия больше не стоят того. Я бы не стал винить Ромэна за то, что после этого он больше никогда со мной не заговорит.

Поэтому, как бы я ни чувствовал себя дерьмово, глупо и по-идиотски, я позволил чувству вины поглотить меня. Я расслабился в его хватке. Отпускаю свои руки, которые мертвой хваткой вцепились в его рубашку.

И целую его в ответ.

Достаточно, чтобы дать Ромэну возможность пережить этот чертов момент, прежде чем я приду с отбойным молотком, чтобы разрушить нашу дружбу. Но мой ответный поцелуй — это все, что нужно, чтобы он пришел в себя.

Ромэн слегка отступает назад, задыхаясь, прежде чем заговорить. И когда он говорит, меня пробирает мороз до костей. В его голосе достаточно враждебности, он может быть торнадо, нацеленным на разрушение, и мне страшно представить, какое разрушение он оставляет после себя.

— Удачи в объяснениях, — бормочет Ромэн, все еще касаясь своими губами моих, прежде чем толкнуть меня в грудь. Это заставляет меня отступить назад и убраться с его пути, но он не уходит. Просто садится на край стола и смотрит за мое плечо в сторону двери.

То, как меня охватывает тревога, и огонь, который я чувствую в своем сердце, говорит мне, что происходит, еще до того, как я оглянулся. Но это не мешает подкатить к горлу желчи, когда я оборачиваюсь и вижу Ривера, прислонившегося к открытому дверному проему. Руки скрещены на груди. Его лицо не выражает ничего.

Черт.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒