Баранец, Н.Г. 24 страница

б) Не являясь надстройкой над базисом, формы и законы мышления носят не классовый, а общечеловеческий характер. Логический аппарат мышления, его формы (понятие, суждение, умозаключение) и законы их функционирования у представителей различных классов совершенно одинаковы, так же, как они совершенно одинаковы у представителей различных наций. Формы и законы мышления суть отражение одной и той же объективной действительности, результат миллиарды раз повторяющейся практической деятельности людей.

в) Как и язык, мышление, в отличие от надстройки, связано с производственной и всякой иной деятельностью человека непосредственно. Любое существенное изменение в деятельности человека отражается в мышлении в виде появления новых понятий, суждений, умозаключений, не дожидаясь, пока произойдут изменения в базисе.

г) Логический строй мышления, его законы и – в ещё большей степени – теории их непрерывно изменяются и развиваются. Однако, как и в развитии языка, здесь нет взрывов. Формы и законы мышления развиваются медленно, путём постепенного отмирания элементов старого качества и накопления элементов нового качества.

Обсуждение показало далее, что большинство советских логиков и философов придерживаются правильной, марксистской точки зрения на формальную логику и её отношение к логике диалектической. Эта марксистская точка зрения сводится к следующему: формальная логика есть наука об элементарных законах и формах правильного мышления. Она есть собрание элементарных правил о том, как нужно пользоваться понятиями, суждениями, умозаключениями, дабы наше мышление было определённым, связным, последовательным, доказательным, непротиворечивым.

Формальная логика элементарна. Она, по ленинской характеристике, «берет формальные определения, руководясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим».

Формальная логика, будучи безусловно необходимой, хотя и недостаточной для полного знания предмета, отнюдь не является метафизикой, поскольку её не абсолютизируют, не признают единственно возможной…

Марксистская диалектическая логика совпадает с диалектикой и теорией познания марксизма, она, в сущности, представляет собой тождество с ними…

Диалектическая логика применяется как к изучению законов и форм мышления, так и к изучению законов действительности. Она раскрывает органическую связь форм и законов мышления с законами объективного мира, показывая, что они суть не что иное, как отражение законов объективного мира.

По сравнению с логикой формальной диалектическая логика есть качественно новая, высшая ступень в развитии мышления. Её отношение к формальной логике, по глубокому сравнению Энгельса, аналогично отношению высшей математики к низшей.

Диалектическая логика, будучи высшей логикой, не устраняет низшую, формальную логику, но показывает её ограниченность. Диалектическая логика входит составной частью в марксизм, формальная же логика составной частью марксизма не является.

Такова марксистская точка зрения на формальную логику и её отношение к логике диалектической. Эта точка зрения ясно изложена в произведениях классиков марксизма-ленинизма» [К итогам… 1951. С. 145-147].

В этой статье были перечислены «недостатки» в процедуре дискуссии. Осуждалось, что некоторые участники обсуждения заняли непринципиальную позицию «золотой середины», признавая, с одной стороны, что формальная логика есть низшая логика по отношению к логике диалектической, а с другой – видя в ней необходимую составную часть диалектической логики.

Кроме того, как неправильное оценивалось поведение части диспутантов, которые вместо рассмотрения вопроса по существу ограничились простым цитированием классиков марксизма-ленинизма, вырывая отдельные высказывания из контекста, не вскрывая их глубокого смысла, а порой произвольно толкуя их.

Подводя итоги этой дискуссии, стоит отметить, что среди наиболее «джентльменски» споривших и почти не прибегавших к идеологическим обвинениям, палочным аргументам и инсинуациям, были К. С. Бакрадзе, Б. М. Кедров, М. С. Строгович, хотя и они обильно цитировали классиков. В целом, если сравнивать эту дискуссию со стилем полемики 30-40-х годов и недавней дискуссией в области истории философии, стиль спора, которого придерживались участники, производит более благоприятное впечатление. За небольшим исключением, оппоненты не «навешивали политических ярлыков», не стремились разоблачить и уличить противника в идеологической несознательности. Причем наметилась тенденция спорить не с конкретной персоной (что могло быть для неё не очень безопасно), а с позицией, при этом применялось словосочетание «некоторые товарищи полагают». Каждый из участников претендовал на единственно верную позицию, подтверждая её ссылкой на Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, но также использовались вполне репрезентативные способы аргументации и логическое доказательство. Не все участники добросовестно вникали в позицию оппонентов (кто-то не хотел, а кто-то, по-видимому, и не мог), достаточно часто её ложно интерпретировали, что было поводом для возражений, которые публиковали.

Новые позитивные тенденции, связанные с восстановлением норм научной дискуссии, проявились и смогли закрепиться в той части философского сообщества, которое занималось философией естествознания. Подобные позитивные процессы, наметившиеся в области истории философии и диалектического материализма, появившиеся слишком, рано еще в середине 50-х годов были задавлены реакционно-охранительной волной (об этом говорилось в первой главе). В области же философии естествознания, науковедения эти тенденции, направленные на восстановление всего разнообразия типов научных дискуссий, нашли поддержку учёных, которые своим авторитетом способствовали закреплению этих тенденций.

В этом плане представляется весьма показательной дискуссия по книге А. К. Манеева «К критике обоснования теории относительности», в которой рельефно отразились противоборствующие способы ведения философской дискуссии: первый – тяготеющий к идеологическому – софистическому виду и второй – ориентированный на научный спор.

12 декабря 1960 года на расширенном заседании Сектора философских вопросов естествознания Института философии АН СССР прошло обсуждение книги А. К. Манеева, изданной летом 1960 года под грифом Института философии Академии наук Белорусской ССР. На обсуждение были приглашены автор книги А. К. Манеев, директор Института философии АН БССР К. П. Буелов, представители Института физики АН БССР Ф. И. Федоров и Ф. Л. Томильчик. На заседании присутствовали также сотрудники и аспиранты Физического института АН СССР, МГУ, МШИ, работники Комитета по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР, ряда других институтов и учреждений, студенты Московского инженерно-физического института [Алексеев. 1961. С. 139-144].

Обсуждение книги А. К. Манеева проводилось по просьбе Института философии АН Белорусской ССР. Проблема состояла в том, что когда эта книга вышла из печати, физики Белорусской Академии наук и Минского университета заняли в отношении неё резко отрицательную позицию – объявили её совершенно безграмотной, антинаучной, вредной. Поэтому дирекция Института философии АН БССР обратилась к ряду советских физиков и философов, занимающихся философскими вопросами теории относительности, с просьбой дать оценку книги А. К. Манеева. Было получено около 20 отзывов. В большинстве из них книга А. К. Манеева оценивается положительно. Но были получены и резко отрицательные отзывы крупных учёных. Так, академик В. А. Фок считал, что книга А. К. Манеева антинаучна и нецелесообразно её обсуждать. С ним солидаризировались академик Л. Д. Ландау и профессор Е. М. Лифшиц, профессор А. И. Ансельм. Будучи не в состоянии разрешить возникшую ситуацию, К. П. Буелов просил Институт философии Академии наук СССР дать всесторонний разбор книги М. К. Манеева и оценить правомерность обсуждения поднятых в ней проблем и выхода в свет самой книги.

А. К. Манеев в своем выступлении указал, что его как логика по специальности, интересовали вопросы логической последовательности формулирования принципов теории относительности. Он утверждал, что его критика относится к релятивизму, а не к теории относительности. Но внятного объяснения, чем отличается релятивизм от теории относительности, не дал.

Точку зрения Института физики Академии наук Белорусской ССР изложил представитель этого института академик АН БССР Ф. И. Федоров. Он считал, что основной недостаток книги А. К. Манеева в том, что она посвящена не обсуждению методологических проблем теории относительности, не материалистической интерпретации её выводов и результатов, а опровержению теории относительности, которая за полвека своего существования получила массу фундаментальных подтверждений, была проверена на огромном экспериментальном материале. А. К. Манеев опровергал теорию относительности через опровержение истолкования экспериментов Майкельсона, Троутона – Нобла и других. Не менее 75% содержания книги было посвящено чисто физическому рассмотрению отдельных опытов, но здесь-то и была обнаружена полная некомпетентность автора в физике, незнание физических законов, которые обязан знать каждый студент идаже ученик средней школы.

Ф. И. Федоров рассмотрел ошибки физического характера, содержащиеся в 3-м параграфе книги А. К. Манеева, посвященном электромагнитным опытам второго порядка. В нём автор пытался анализировать известный опыт Троутона и Нобла с движущимся конденсатором. Его положения прямо противоречили элементарным физическим законам. Автор книги не учитывает хорошо известную зависимость напряженности магнитного поля движущихся зарядов в данной точке пространства от угла между направлением движения зарядов и направлением в данную точку, а также закон сложения скоростей сложного движения. Дирекция Института философии АН БССР упрекала Институт физики за резкий характер критики, но физики объяснили это тем, что труднопроявлять сдержанность, сталкиваясь со столь грубыми, столь невероятными ошибками, приводящими к совершенно фантастическим утверждениям. Так, А. К. Манеев полагал, что Троутон, Нобл, Томашек и другие крупные физики совершенно напрасно тратили свои усилия, ставя очень сложные опыты, повышая чувствительность своих установок: все они были простачками, делали совершенно бессмысленное дело. А. К. Манеев утверждает, будто с самого начала было ясно, что эти эксперименты не могли дать никакого результата. Ф. И. Федоров прямо заявил, что рассуждение А. К. Манеева есть профанация науки.

Ф. И. Федоров рассказал историю появления книги и указал на нарушение А. К. Манеевым норм научной этики. А. К. Манеев не вполне добросовестен, выражая во введении благодарность участникам философского семинара, руководимого академиком АН БССР Б. И. Степановым, а также профессору Е. М. Лифшицу. Тем самым он пытается создать впечатление, что книга в какой-то мере была апробирована семинаром и этими учёными. На самом деле взгляды, изложенные в этой книге, получили на семинаре профессора Б. И. Степанова резко отрицательную оценку, они не были поддержаны ни одним из учёных. После выхода книги было созвано специальное заседание Института физики АН БССР, на котором было подробно разобрано всё содержание книги. Точка зрения Института физики относительно книги А. К. Манеева была суммирована в рецензии «Против невежества в науке», подписанной академиками АН БССРБ. И. Степановым, М. А. Ельяшевичем. Но рецензия не была публикована, поэтому книга А. К. Манеева осталась без всякой оценки в печати.

Были зачитаны резко отрицательные отзывы, присланные академиком В. А. Фоком, академиком Л. Д. Ландау, профессором Е. М. Лифшицем, профессором А. И. Ансельмом.

Книгу А. К. Манеева поддержал В. А. Бунин (Всесоюзный научно-исследовательский институт Государственной патентной экспертизы). Он отметил, что в одном из номеров американского журнала «Физикл ревю леттерс» имеется работа по обнаружению эффектов «эфирного ветра» первого порядка в однопутевых экспериментах. В. А. Бунин утверждал, что в этой работе критикуются ранее осуществленные опыты, легшие в основу теории относительности, в том числе и опыт Майкельсона. В. А. Бунин выразил свое неудовлетворение тем, что в отечественной литературе мало статей на тему, правильна или неправильна теория относительности. В заключение В. А. Бунин без каких-либо доказательств заявил, что постулаты теории относительности неверны и следует прекратить их обсуждение, близится момент, когда надо будет подумать, чем их заменить.

Очень положительно о книге отозвался Р. И. Райхлин, представлявший Комитет по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР. Он утвержда, что теория относительности в настоящее время переживает глубокий кризис и поэтому нуждается в основательной критике. При этом он ссылался на профессора Вижье и его лекцию, прочитанную в Институте философии АН СССР, в которой тот говорил, что теория относительности не помогает современной физике, а тормозит её развитии (на самом деле идеи, развиваемые профессором Вижье, как раз опирались на теорию относительности).

«Касаясь упреков в непонимании теории относительности, сделанных целым рядом выступавших товарищей А. К. Манееву, Р. И. Райхлин заявил, что в том-то и заключается еще один недостаток теории относительности, что её будто бы никто не понимает и не может понять. Под смех присутствующих Р. И. Райхлин потребовал: нам нужна новая теория, доступная даже десятиклассникам, а теория относительности, к сожалению, десятиклассникам недоступна.

По мнению Р. И. Райхлина, такой новой теорией может быть теория эфира, оставленная учёными еще 50 лет назад, в частности теория твердого упругого эфира. Он считает, что существуют опыты, поставленные на базе современной техники, результаты которых противоречат теории относительности. В качестве примера он привел опыт Сидерхолма с молекулярным генератором. Однако анализа сущности этого опыта и его результатов он не дал. Таким образом, его ссылка на опыт Сидерхолма, как якобы противоречащий теории относительности, оказывается неубедительной.

Далее Р. И. Райхлин заявил, что физика должна признать существование среды, эфира, и это заставляет отказаться от теории относительности. В заключение он сказал, что единственным, по его мнению, недостатком книги А. К. Манеева является её недостаточный объем» [Алексеев. 1961. С. 143].

Все остальные выступившие физики отозвались о книге крайне отрицательно. Сотрудник Института физики АН БССР Ф. Л. Томильчик определил книгу Манеева как совершенно безграмотную с точки зрения физики. Он согласился, что в теории относительности существуют вопросы, которые являются дискуссионными, но вопрос об истинности теории относительности как последовательной физической теории в наши дни не может быть предметом дискуссии. Потом Ф. Л. Томильчик остановился на ряде ошибок, содержащихся в книге А. К. Манеева. Ф. Л. Томильчик отметил, что выпуск этой книги был серьезной ошибкой Института философии АН БССР.

И. И. Иванчик (Физический институт АН СССР) заявил, что книгу А. К. Манеева издавать было нельзя, так как она написана на очень низком научном уровне. Он остановился на содержащемся в книге А. К. Манеева выведении соотношений между массой и энергией. Автор книги пытался получить соотношение E=mc² на основе рассуждений, не отвечающих теории относительности. И. И. Иванчик показал, что этот вывод не выдерживает критики, так как основан на несостоятельном допущении, что тело, двигающееся со скоростью света, имеет конечную массу, причем ту же самую, что и такое же покоящееся тело. Ссылки А. К. Манеева на то, что теория относительности мешает решению новых проблем в теории элементарных частиц, основаны на полном непонимании сути дела.

Так же отрицательно отозвались о книге сотрудники Института философии АН СССР. Старший научный сотрудник Института философии АН СССР Н. Ф. Овчинников подчеркнул, что на протяженииболее чем полувекового существования теория относительности порождает философские споры, касающиеся её обоснования и истолкования. Но автор обнаружил в книге недостаточно понимание принципиальных положений теории относительности.

«Можно восторженно принимать её, некритически во всех отношениях, можно целиком отметать её, считать не достижением науки, а научным недоразумением. Я как философ, заключает Н. Ф. Овчинников, следуя закону отрицания отрицания, призываю подходить к теории относительности как к великому достижению науки, но достаточно критически, как ко всякой научной теории, учитывая, что сфера применения всякой теории ограниченна, и что её положения имеют значение не абсолютных, а относительных истин, справедливых для некоторого ограниченного круга явлений» [Алексеев. 1961. С. 142].

И. А. Акчурин (Институт философии АН СССР) отметил, что книга написана на крайне низком научном уровне. Манеев допускает наивные предположения, что теория относительности основана только на опытах Майкельсона, Троутона – Нобла и т. д. Но последние только исторически способствовали созданию теории относительности. Логически же теория относительности опирается на уравнения Максвелла. И если даже в каком-то опыте вдруг «проявятся» эффекты «эфирного ветра», то теорию относительности сразу никто не «отменит»: просто попросят повторить эксперимент.

Он сказал, что демонстрация В. А. Буниным обложки журнала «Физикл ревю леттерс» не опровергает теории относительности. В одном из писем, опубликованных в этом журнале, предложен однопутевый эксперимент по обнаружению эффектов «эфирного ветра» первого порядка, но именно только предложен. А автор письма вовсе не отвергал опыта Майкельсона, как это утверждал В. А. Бунин, а просто отмечал, что интересно поставить и однопутевый эксперимент. В другом номере того же самого журнала приводятся результаты несколько иных опытов, произведенных в Харуэлле (Англия), которые тоже в однопутевом эксперименте подтверждают теорию относительности с более высокой точностью.

Наиболее развернутая критика от представителей философской части участников дискуссии была сделана старшим научным сотрудником Института философии АН СССР И. В. Кузнецовым. Его выступление называлось «На ложных позициях». Он начал с того, что напоминил о фундаментальном значении теории относительности не только в физике, но и вообще в естествознании, потому что она служит эффективным орудием, применяемым учёными при исследовании широчайшего круга проблем, относящихся к такому диапазону явлений, который простирается от простейших «элементарных» частиц материи до движения планет и взаимодействия гигантских звездных систем. С этим должен согласиться каждый, настаивал И. В. Кузнецов, кто в оценке теории относительности исходит из действительного положения вещей, существующего в науке, а не из личных, субъективных оценок, навеянных произвольными вкусами и симпатиями. Исходя из принципа развития научных теорий, теория относительности должна совершенствоваться и более глубоко переосмысливаться. Успехи других разделов физики проливают новый свет на многие положения теории относительности, побуждая учёных совершенствовать её структуру, интерпретацию сущности её основных положений. Об этом свидетельствуют до сих пор не прекращающиеся многочисленные физические и философские споры вокруг теории относительности, бурные дискуссии по поводу её важнейших положений, её строения, её истолкования. Перед философами и физиками стоит задача очищения теории относительности от идеалистических извращений, разработка всестороннего диалектико-материалистического понимания резюмированных в ней объективных законов природы, разработка логики её построения, полностью адекватной её фактическому содержанию.

«Я говорю об этом для того, чтобы показать, что по серьезнейшим проблемам теории относительности существуют различные мнения, ведутся споры и дискуссии. И эти споры жизненно необходимы для того, чтобы теория развивалась и совершенствовалась, а не превращалась в застывшую схему. Плохую услугу науке оказали бы мы, став на путь насильственного прекращения творческих дискуссий по теории относительности, нередко связанных с возвратом к вопросам, казалось бы, детально рассмотренным и решенным. Эти дискуссии вполне закономерны. Они происходят не по злой воле неких сварливых и незадачливых людей, отставших от науки, а из реальных потребностей самой науки.

Но подобные действительно творческие дискуссии по теории относительности не могут поставить под сомнение основное содержание теории относительности, имеющее объективное значение и выраженное в совокупности физических законов, устанавливающих связь между пространством, временем, движением и материей. Может и должно совершенствоваться понимание тех или иных положений теории относительности, могут и должны уточняться внутренняя логика построения этой теории, границы её применимости и т. д., но останется непреходящим её главное содержание, которое приобрело значение объективной истины.

Между тем А. К. Манеев исходит из прямо противоположной мысли. По его мнению, невозможно совместить признание непреходящим основного содержания теории относительности с признанием необходимости изменять понимание теории относительности, разрабатывать её дальше, даже перестраивать её структуру…» [Кузнецов. 1961. С. 146].

Первая серьезная философская ошибка А. К. Манеева состоит в том, что он подходит к научной теории не диалектически, а метафизически, рассуждая по схеме: либо содержание теории имеет непреходящее значение, и тогда не может изменяться её понимание, либо это понимание меняется, но тогда содержание теории не имеет непреходящего значения. Опыт истории науки свидетельствует, по мнению И. В. Кузнецова, о несостоятельности догматической дилеммы автора книги. В качестве примера он напоминает, что когда Максвелл сформулировал свои основные законы электродинамики, существовало одно понимание их сущности, одно понимание физической природы входящих в них величин, связанное с признанием механического эфира. Затем, когда возникла теория относительности, понимание законов электродинамики Максвелла стало существенно иным, между тем сами эти законы сохранили непреходящее научное значение. Понимание этих законов вновь подверглось некоторому изменению в связи с разработкой современной квантовой теории поля, в результате внедрения идеи квантов поля и идей теории вероятности. Но, несмотря на это, указанные законы имеют непреходящее значение. В этом проявляется закономерность научного познания, состоящая в накоплении зерен абсолютной истины в ходе развития науки. Отрицая возможность сохранения основного содержания теории непреходящим при наличии изменений в её понимании, А. К. Манеев, считал И. В. Кузнецов, вступил в противоречие с диалектикой познания, с данными истории науки. И это предопределило ошибочность всей его позиции.

И. В. Кузнецов обратил внимание на неверность логической аргументации, нарушение процедуры выведения силлогизма и на некомпетентность интерпретаций А. К. Манеевым физических проблем:

«Свое отрицание теории относительности А. К. Манеев пытается подкрепить ссылками на данные эксперимента, изложенные в его собственной интерпретации. Фактически он имеет в виду опыты Майкельсона, а также опыты Троутона и Нобла. Рассуждения его таковы: ранее полагали, что классическая физика в схемах опытов Майкельсона и Троутона и Нобла приводила к выводу о наличии соответствующих положительных эффектов, но на самом деле действительно осуществленные опыты этих эффектов не обнаруживают. Отсюда делался вывод, что классическая теория неверна, и возникла необходимость создать новую теорию – теорию относительности. А. К. Манеев говорит, что классическая теория вовсе не приводит к выводу о наличии этих эффектов. Но это может быть лишь в том случае, если классическую теорию изложить так, как этого хочет Манеев! Тогда по результатам экспериментов Майкельсона, Троутона и Нобла, с одной стороны, и классической теорией – с другой, вопрос о необходимости создания теории относительности вообще отпадет. Она не нужна, ибо ничто фактически её не обосновывает. Таковы рассуждения А. К. Манеева.

Бросается в глаза очевидная несостоятельность этого силлогизма. Оставляя пока в стороне вопрос о том, насколько верно тов. Манеев «исправил» классическую теорию, придя к выводам, отличным от общеизвестных, обратим внимание на другое. Его рассуждения, вольно или невольно, создают впечатление, будто теория относительности зиждется только на опытах Майкельсона и Троутона – Нобла. Это совершенно неверно! В настоящее время экспериментальная база теории относительности несравненно шире и многообразнее, чем два эти опыта, и чтобы сделать радикальный вывод о несостоятельности основного содержания теории относительности, автор должен был бы отвергнуть данные чрезвычайно большого количества опытов. Но этого он не сделал и сделать не может. Вообще говоря, можно было бы мысленно допустить, что по тем или иным причинам в случае опытов Майкельсона и Троутона – Нобла результаты классической теории не расходятся с данными эксперимента. Означало бы это, что вся теория относительности должна быть отвергнута? Конечно, нет. В сущности, эти опыты имеют теперь только историческое значение. Теория относительности опирается в настоящее время на столь обширную экспериментальную базу, относящуюся к очень многим классам физических явлений, что она осталась бы совершенно незыблемой и без этих двух названных опытов» [Кузнецов. 1961. С. 147].

И. В. Кузнецов утверждал, что нельзя признать состоятельной попытку А. К. Манеева доказать логическую противоречивость теории относительности, на том основании, что два основных постулата теории относительности: принцип относительности и принцип постоянства скорости света – противоречат друг другу, исключают друг друга; будто следствия преобразований Лоренца противоречат принципу относительности.

Кроме того, И. В. Кузнецов упрекал А. К. Манеева за неверную интерпретацию позиции В. И. Ленина в отношении времени, так как тот стремился создать впечатление, что В. И. Ленин защищал ньютоновское понимание пространства и времени как абсолютных, то есть существующих независимо от материи. Сам А. К. Манеев, по утверждению И. В. Кузнецова, защищает ньютоновские представления об «абсолютном времени» и «абсолютном пространстве», а такую позицию нельзя признать соответствующей диалектическому материализму.

И, наконец, И. В. Кузнецов выразил возмущение способом доказательства, который использовал А. К. Манеев. В подтверждение своих взглядов тот ссылался на высказывания ряда крупных учёных, «препарируя» их таким образом, что они приобретали смысл, отличный от того, который они имели в подлинном контексте.

Подводя итог, И. В. Кузнецов сказал, что обсуждаемая книга написана с совершенно ложных позиций. Автор стал на неверный путь отрицания фундаментальных достижений науки и допустил серьезнейшие философские и физические ошибки, ставящие его книгу вне рамок творческих научных дискуссий.

В заключительном слове А. К. Манеев, формально поблагодарив участников дискуссии, всё же защищал свою концепцию, приводя высказывания Ландау, Тамма, Гейзенберга о затруднениях в современной теории ядерных взаимодействий, в квантовой электродинамике и исходя из этого – отрицании теории относительности.

Ответ А. К. Манеева не удовлетворил участников обсуждения. Они отметили неаргументированность утверждений А. К. Манеева, смешение им важнейших научных понятий.

Дискуссия показала, что в философском сообществе осознавалось наступление нового периода, когда от участников научного спора требуется прежде всего профессиональная компетентность и соблюдение правил ведения научной дискуссии. Был выражен решительный протест демагогическим доказательствам и ссылкам на идеологические авторитеты. Укрепившись, эта тенденция обеспечила плодотворность тех дискуссий, которые проходили на стыке философии и каких-либо естественно-научных дисциплин. Хотя без идеологических доказательств не обходилось и в них, но всё же они не имели определяющего значения.

Например, во время круглого стола «Генетика человека и её философские и социально-этические проблемы» были использованы весьма разнообразные приемы ведения дискуссии, но всё же все они были в рамках нормального научного спора. Особое внимание вызвало выступление А. А. Нейфаха, рассказавшего об экспериментах с трансплантацией ядер и их перспективах. Этот метод, по его мнению, мог быть применен и к человеку, что должно было иметь социальные последствия. Он был уверен в возможности воспроизвести генетическую копию гения, что должно иметь важные социальные последствия, так как гении движут прогресс. А. А. Нейфах при этом не отрицал значение социальных факторов, которые влияют на воспитание и образование и могут изменить творческий потенциал.

После его выступления спор сконцентрировался вокруг проблем: определения роли в прогрессе гениальных личностей и возможности создания генетической копии гения, а также значения социальных факторов в формировании гения.

Н. П. Дубинин был не согласен с А. А. Нейфахом в том, что гении движут прогресс, деятельность гения выражает собою прогресс человечества, потому создание генетической копии человека ведет к нарушению общественной системы человека [Лисеев, Шаров. 1970. С. 111].

А. А. Малиновский полагал, что талантливых людей не нужно копировать, их много, необходимо создавать условия, при которых талант мог бы реализоваться, однако продолжать исследования одаренности стоит. М. К. Мамардашвили сомневается в необходимости самого улучшения человеческого рода, в связи с чем предлагает большее внимание придать социальным наукам и наукам о человеке. В. Н. Кудрявцев усмотрел в этой проблеме этическую дилемму, связанную с тем, что улучшение человеческого рода произойдет через деление людей на избранных и неизбранных.

К. Н. Назаров доказывал, что дублирование генотипа – это еще не дублирование человеческой личности. Метод трансплантации ядер может получить широкое применение в медико-генетической практике как один из методов предупреждения наследственных патологий у потомства.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒