Баранец, Н.Г. 22 страница

В пользу этой точки зрения говорит то, как воспринималось сделанное А. А. Ждановым, и какие рекомендации давались философам.

«На философской дискуссии 1947 года товарищ Жданов подверг критике антиисторический подход к предмету философии и истории философии. Он выступил против возрождения давно отвергнутого марксизмом взгляда на философию как науку наук.

Домарксовские философские системы, претендовавшие на познание абсолютной истины в конечной инстанции, навязывавшие естествознанию свои антинаучные выводы и схемы, задерживали его развитие. Такие философские системы не могли служить инструментом научного познания мира и практического воздействия на него.

Открытие Маркса и Энгельса в области философии означало великую революцию в науке, конец философии в старом смысле – философии, претендовавшей на универсальное объяснение мира. С появлением философии марксизма начинается новый период в истории философии, впервые ставшей наукой. Философия марксизма, говорит товарищ Жданов, «является преодолением старой философии, когда философия была достоянием немногих избранных – аристократии духа, и началом совершенно нового периода истории философии, когда она стала научным оружием в руках пролетарских масс, борющихся за своё освобождение от капитализма».

…Отсюда для советских философов-марксистов следует вывод – не замыкаться в собственную скорлупу, не отрываться от конкретных наук, от естествознания, истории, политической экономии.

Марксистская история философии не может сводиться к совокупности биографий философов и к изложению их философских систем. Марксистская философская историография должна представить историю философии как закономерный процесс, имеющий своей основой развитие материальных условий жизни общества, историю борьбы классов. Как говорил товарищ Жданов, она должна являться «историей зарождения, возникновения и развития научного материалистического мировоззрения» [Выдающийся… 1948. С. 9].

В пользу этой версии говорит и то, что стало с историко-философскими исследованиями в период до 1956 года. Они превратились в антиисторические и антинаучные клиширования этой концепции. В результате таких исследований, например, Д. С. Аничков превратился в философа-материалиста.

«Выступление Аничкова против официальной теологии и церкви, его откровенный атеизм и материализм, стремление дать научное объяснение фактам, которые всегда были пищей для суеверия и мистики, остроумное решение ряда сложнейших для того времени вопросов философии и психологии – всё это характерно для стремлений и замыслов лучших умов тогдашней времени. Всё это свидетельствует о том, что русские просветители в эпоху крепостнической реакции откликались в своих оригинальных произведениях на запросы общества» [Петровский. 1950. С. 280].

Как отметил Э. Ю. Соловьев:

«После жандармского выступления Жданова на дискуссии по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии» (1947) историко-философское исследование сделалось едва ли не самым регламентированным, подозрительным и опасным из профессиональных занятий философией. До середины пятидесятых годов подготовка кадров в этой области оставалась не просто убогой, но калечащей. В шестидесятые годы стал ощущаться дефицит специалистов» [Соловьев. 1997. С. 38].

Таковы печальные итоги дискуссий 1947-1948 годов. В очередной раз прямое вмешательство власти и активизация ортодоксов внутри профессии привели к нарушению механизма философствования.

Заметным событием в жизни советского философского сообщества стала дискуссия о логике. Отчасти причиной её было опять же вмешательство власти, так как 4 декабря 1946 года ЦК ВКП (б) принял постановление «О преподавании логики и психологии в средней школе». Известно, что побудительной причиной этого решения было мнение И. В. Сталина [см.: Бажанов. 2007. С. 122]. В постановлении ЦК ВКП (б) предписывалось ввести начиная с 1947/48 учебного года преподавание психологии и логики в выпускных классах средней школы. Министерство высшего образования СССР обязано было организовать в университетах и педагогических институтах подготовку преподавателей логики и психологии. Институту философии АН СССР и ОГИЗу было предложено до 1 марта 1947 года издать учебник логики для высших заведений и до 1 июля 1947 года – популярный учебник логики для средней школы.

В вузах были открыты отделения логики и психологии, стали издаваться учебники. Причем, вначале были изданы дореволюционные учебники (Г. И. Челпанова, М. И. Каринского и Л. В. Рутковского), а потом написанные советскими философами (В. Ф. Асмусом, М. С. Строговичем). Именно по концепции предмета логики, соотношению формальной и диалектической логики, содержанию учебников и разгорелись споры.

Основная линия противостояния в организованной дискуссии состояла в расхождении понимания предмета логики, соотношения формальной и диалектической логики. Собственно, для советской логической науки это не было совсем уж новой темой – ещё в 20-30-е годы её активно обсуждали. С 1922 года началось марксистское переосмысление формальной логики, которую критиковали за узкие горизонты [Баммель. 1925; Варьяш. 1923; Орлов. 1925]. В ходе противостояния механицистов и диалектиков поднимался вопрос и о формальной логике. В 1928 году А. Варьяш представил книгу «Логика и диалектика», в которой ставил задачи:

«…развернуть основные законы диалектики в их живом действии и выяснить их значение для понимания и овладения постоянно меняющейся многоликой действительностью, … рассмотреть формальную логику в диалектическом развертывании её категорий и выявить её отношение к диалектике» [Варьяш. 1928. С. 3].

Но, по существу, большая часть работы была посвящена формальной логике, и только в заключении была сделана её диалектическая критика. Он ограничивался общей констатацией, что формальная логика есть частный случай логики диалектической, без особого разъяснения этого вопроса.

Определение формальной логики, данное А. Варьяшем, было не вполне четким. С одной стороны, А. Варьяш представлял формальную логику как частную сферу или, точнее, как особую систему частных случаев общей диалектической методологии. Он подчеркивал предметное содержание законов самой формальной логики.

«Формальные законы… не могут быть только законами правильного мышления. Они являются общими законами предметов, рассматриваемых не в процессе становления, а уже как результаты этого процесса, в покое. И формальные законы представляют собой методологию, хотя и узкую, недостаточную» [Там же. С. 264].

С другой стороны, вместе с этим предметно-методологическим пониманием функций формальной логики А. Варьяш доказывал, что подлинная задача формальной логики состоит не в предметной значимости её актов, но, напротив, в чисто-формальном контроле имманентной последовательности мышления, в ограждении мысли от внутренних противоречий. В свете этих утверждений формальная логика «занимается теми условиями, которые доказывают непротиворечивость устанавливаемых закономерностей отдельных наук» [Там же. С. 264]. По А. Варьяшу, принципы формальной логики «представляют собой, скорее, лишь контроль, но не нерв доказательства». Формальные законы являют собой контроль для сравнения результатов и посылок. Они – лишь критерий формальной истинности.

«В этом заключается их, правда, гораздо более скромная, чем полагали представители традиционного учения, но всё же важная роль» [Там же. С. 388].

Таким образом, формальная логика для него – это и особая область методологии предметного мышления или познания, и совокупность норм, гарантирующих отсутствие формальных противоречий.

На книгу А. Варьяша написал весьма критическую рецензию представитель деборинского блока – В. Ф. Асмус. Он отметил:

«Двусмысленность данного А. Варьяшем определения логики есть прямой результат зависимости от традиционного формального учения. Определение логики, предложенное А. Варьяшем, в точности отражает те колебания, которые обнаруживает формальная логика в трактовке основных законов мышления. В этом пункте А. Варьяш не только не преодолел формальной логики, но остался целиком во власти её учений… Нигде так ясно не обнаруживается антидиалектическая природа мышления А. Варьяша, как в этом органическом неумении связать предметную трактовку логики с трактовкой формальной. Взятые сами по себе, в отдельности, отвлеченно, сепаратно – определения логики, данные А. Варьяшем, правильны. Верно, что даже формальная логика есть логика предмета, общее учение об объектах. Также верно и то, что формальная логика есть критерий, определяющий наличие или отсутствие логической связи между посылками и выводами. Но как сочетать оба эти определения? В каком диалектическом отношении они находятся? Как следует себе представлять связь между предметно-методологической функцией логики и функцией формального контроля? В каком отношении стоит онтологический «закон противоречия» формальной логики к «закону несамопротивления», гарантирующему связность и последовательность мышления? Каким образом возможно, приняв оба определения логики, данные А. Варьяшем, избежать учения о двух параллельных, самостоятельных и ничем между собой не связанных концепциях формальной логики? На все эти вопросы книга А. Варьяша не может дать ясного и удовлетворительного ответа. Указание диалектической связи – непосильная для А. Варьяша, чуждая для него задача» [Асмус. 1929. С. 42-45].

В. Ф. Асмус заявляет, что формальная логика по своей сути – логика диалектическая, потому что в строгом теоретическом смысле истинна только логика диалектическая. Мышление о предметах всегда должно рассматривать эти предметы в их развитии, в движении через объективно принадлежащие им реальные противоречия. Строго говоря, отвлеченное тождество. В. Ф. Асмус утверждал, что при строго-теоретическом анализе единственно истинной и допустимой формой логики является логика диалектическая. Различие между точками зрения формальной логики и диалектики не есть вовсе различие двух отдельных и самостоятельных наук, но прежде всего лишь различие двух масштабов диалектического исследования. Категории формальной логики могут и должны применяться там, где историческая перспектива, исторический масштаб исследования настолько узок по отношению к совокупному развитию данного явления, что на данном отрезке кривой развития это явление можно условно, в известном смысле, рассматривать как стабильное.

«Так называемая формальная логика есть логика частных, узких, ограниченных исторических перспектив – в отличие от диалектики, которая всегда охватывает весь процесс развития в целом, на всем протяжении его движения, во всех противоречивых тенденциях, которыми это движение направляется» [Асмус. 1929. С. 47-48].

Нельзя сказать, что все положения, высказанные В. Ф. Асмусом, разделяли представители деборинской школы, но линия противоречия между ними и механицистами в понимании соотношения формальной и диалектической логики очевидна.

После разгрома деборинской школы под огонь критики во второй половине 30-х годов попали почти все занимавшиеся формальной логикой. Особенно, «доставалось» В. Ф. Асмусу, в идеях которого усматривали связь с плехановской линией ответа на вопрос о соотношении формальной и диалектической логики.

Среди троцкистских мерзавцев и правых реставраторов капитализма не было ни одного «теоретика», который так или иначе не приложил бы своей грязной руки к формалистической подделке марксизма-ленинизма, к замене критической и революционной диалектики метафизикой, формальной логикой.

Очень серьезные ошибки в этой области допускал в свое время и Г. В. Плеханов, взгляды которого на соотношение диалектики и формальной логики стоят, конечно, в теснейшей связи с его оппортунизмом в политике.

Точка зрения Г. В. Плеханова по этому вопросу ясно высказана им в «Предисловии» ко второму изданию книги Энгельса «Людвиг Фейербах». Плеханов, подчеркивая всю фразу, писал:

«Как покой есть частный случай движения, так и мышление по правилам формальной логики (согласно «основным законам» мысли) есть частный случай диалектического мышления».

Продолжая и усугубляя ошибочность этой мысли Плеханова, В. Ф. Асмус писал: «Не существует никакого противоречия между формальной логикой и диалектикой, принципы диалектики не могут быть выведены из законов формальной логики, но диалектика заключает в себе все принципы формальной логики. Законы формальной логики есть только частный случай более широких и всеобъемлющих истин диалектики».

Тут выражена меньшевиствующе-идеалистическая концепция, которая «синтезирует» (как было принято говорить среди меньшевиствующих идеалистов) несоединимые вещи и представляет собой грубейшее извращение марксизма-ленинизма в теории и на практике.

Асмус без всяких обиняков заявляет, что сама формальная логика есть частный случай диалектики. По его эклектическому утверждению, в «более широких и всеобъемлющих истинах диалектики» один сектор занят формальной логикой; по Асмусу, получается, чтоформальная логика и диалектика пребывают в мирном сожительстве идаже в неразрывном единстве. Формулировка Плеханова (мысль которого заимствовал Асмус) несколько иная: не сама формальная логика, а лишь мышление по еёправилам есть частный случай диалектического мышления. Конечно, разница тут не принципиальная, а только в оттенках. Асмус высказывает прямее ту же самую мысль [Милонов. 1937. С. 54-55].

Когда возобладала группа Митина – Юдина, столь «сложных» вопросов в области логики уже не рассматривали и утвердилась упрощенная версия, отраженная в «Кратком философском словаре»:

«Старая логика рассматривает формы и категории мышления как самостоятельные и независимые… основной недостаток состоит в том, что она своим основанием имеет метафизический способ рассмотрения действительности… метафизическое понимание мира… Диалектика включает в себя формальную логику, как высшая ступень мышления – низшую, как превзойденный момент» [Ищенко. 1931. С. 100, 102].

Распространилось мнение о ненужности и даже враждебности формальной логики, которую отождествляли с метафизикой. В книге «Диалектический и исторический материализм» (1934), изданной под руководством М. Б. Митина, было написано:

«Формальная логика всегда была опорой религии и мракобесия. Становится ясной враждебность и непримиримость диалектики и формальной логики… Адвокатам формальной логики, доказывающим якобы «по Энгельсу», что формальная логика пригодна в обыденной домашней обстановке, нужно ответить: с этой домашней бытовой обстановкой, для которой хороша и формальная логика, мы боремся не менее, чем с её логическим продуктом. Мы коренным образом перестраиваем быт, поднимая его до уровня великих задач социалистического строительства. Новый социалистический быт будет наряду со всеми процессами борьбы и социалистической перестройки жизни вырабатывать диалектическое мышление… Метафизика и формальная логика в советских условиях являются методологической основой и правого и «левого» оппортунизма и контрреволюционного троцкизма» [Диалектический… 1934. С. 223-225].

В 1947 году журнал «Вопросы философии», отражавший желания руководства, организовал обсуждение проблем преподавания логики и появившихся учебников. Насколько это было сложно и подчас даже опасно, дает представление официальное постановление, опубликованное в журнале «Вопросы философии», подводящее итог дискуссии в 1951 году.

«Ставя на обсуждение вопросы логики и организуя по ним широкий обмен мнений, редакция журнала считала необходимым выявить различные мнения в трактовке ряда вопросов логики и положить конец путанице и неразберихе, существующим во взглядах многих специалистов-логиков. Недостаточное овладение некоторыми из них основами марксизма-ленинизма привело к тому, что эта путаница, как показывают материалы обсуждения, существует не только по вопросам, ещё недостаточно разработанным, но и по вопросам, давно решённым классиками марксизма-ленинизма и, следовательно, совершенно бесспорным…

В 1946 году ЦК ВКП (б) по инициативе товарища Сталина было введено в средней школе преподавание логики. Однако порочная, антимарксистская концепция о классовости логики продолжала пользоваться поддержкой со стороны некоторых работников Министерства высшего образования СССР, Института философии АН СССР и других руководящих философских учреждений страны, что нашло своё выражение в программах по логике, в книгах по логике, подготовленных к печати, и ещё больше – в устных выступлениях.

Высказывались мнения, что поскольку в эксплуататорском обществе логика всегда обслуживала господствующие классы в целях укрепления их классового господства, то она по самому своему существу всегда носила надстроечный характер. Например, в приказе № 361 от 23 марта 1948 года бывшего министра высшего образования СССР С. В. Кафтанова, оценивавшем работу кафедры логики МГУ, говорилось, что «формальная логика в древности защищала идеологию рабовладельцев, в средние века была служанкой богословия, а в капиталистическом обществе приспосабливается к буржуазии, для того чтобы держать угнетенные классы в плену буржуазной идеологии».

В соответствии с этим выдвигалась идея создания особой, «советской» логики, которая должна быть противоположна старой, якобы целиком буржуазной, формальной логике. В «Программе по логике для отделений логики и отделений логики и психологии педагогических институтов и университетов», утверждённой отделом преподавания общественных наук Министерства высшего образования СССР в июле 1949 года, напечатано: «Партийность науки логики. Служебная роль логики по отношению к идеологии». «Советская логика – остро отточенное идеологическое оружие советского народа в борьбе с пережитками прошлого в сознании людей, в борьбе против буржуазной идеологии».

Немарксистские установки на то, что логика мышления носит надстроечный, классовый характер, что каждому общественно-экономическому строю отвечает своя логика и что поэтому надо создать какую-то особую, «советскую» логику, как две капли воды, сходны со взглядами Марра и его учеников на язык.

Прямым следствием такой установки явилось утверждение сторонников классовости логики, что логику, преподаваемую в наших школах, надо рассматривать не как прежнюю, формальную логику, освобождённую от идеализма, схоластики, метафизики, а как некую «диалектизированную» формальную логику. Это была явно вульгаризаторская, чуждая марксизму установка на смешение формальной логики с диалектикой, на подмену марксистской диалектики формальной логикой, против чего со всей резкостью высказывались В. И. Ленин и И. В. Сталин. Призывая создавать новую, «советскую» логику, как единую, в которой нераздельно слиты (точнее сказать, смешаны) формальная логика и диалектика, вульгаризаторы марксизма выступили, по существу, с отрицанием как формальной логики, так и марксистской диалектической логики. Этим они без всякого обоснования, то есть нарушая самые элементарные требования логики, отвергли прямые указания Энгельса и Ленина относительно основных черт и особенностей марксистской диалектической логики, отличающих её от элементарной, школьной логики, именуемой обычно формальной логикой.

Дискуссия по языкознанию и работа товарища Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» заставили вульгаризаторов марксизма в вопросах логики несколько перестроиться. Им пришлось отказаться от исходной концепции «классовости логики», как уж слишком явно немарксистской. Но с тем большим упорством они стали отстаивать целиком вытекавшую из этой порочной концепции идею «единой» логики, а фактически формальной логики, смешанной с марксистской диалектикой, с мировоззрением большевистской партии. Но они забыли – или делают вид, что забыли, – о том, что такое смешение формальной логики с диалектикой было ими провозглашено в свое время именно для того, чтобы отличить «новую», «советскую», якобы классовую логику от старой, буржуазно-классовой формальной логики. Будучи вынужденными отказаться от исходного положения о классовости логики, они хотят обязательно сохранить вытекавшее из него следствие, обнаруживая этим своё неумение находиться в ладах с логикой, быть логически последовательными.

В некоторых опубликованных статьях нигилистическое отношение к формальной логике мотивируется тем, что логика как наука о формах мышления классова, партийна, хотя объект её изучения – формы мышления общечеловечны, и что поэтому-де «буржуазная» формальная логика должна уступить место «советской», «диалектизированной» логике. Авторы этих статей вульгаризируют ленинский принцип партийности науки, сваливая в одну кучу теоретические науки об обществе (политическую экономию, социологию и др. ), всё существо которых является классовым, с науками, изучающими неклассовые явления (например, грамматика, формальная логика), которые, конечно, как и всякие другие науки, используются разными классами, но основное содержание которых нельзя считать классовым.

Несомненно, что подобная путаница и вульгаризация пагубным образом отражаются на деятельности научных работников и преподавателей логики, аспирантов и студентов, дезориентируя их. Нужны решительные и быстрые меры, чтобы прекратить эту путаницу и вульгаризацию [К итогам обсуждения... 1951. С. 140-142].

Уже во втором номере журнала «Вопросы философии» за 1947 год редколлегия опубликовала статью П. Е. Вышинского и рецензии Е. К. Войшвилло на учебник В. Ф. Асмуса, тем самым определив вектор дискуссии.

Направление споров, возникших в течение 1947-1951 годов, во многом соответствовало положениям, высказанным в статье П. Е. Вышинского «Об одном из недостатков в преподавании логики» (1947). П. Е. Вышинский перечислил основные проблемы, возникшие с введением этого предмета в систему преподавания в школе и вузах. Он писал, что советские преподаватели должны вносить в преподавание логики творческий дух марксизма-ленинизма, освежать материал, давать категориям логики материалистическое обоснование, изгонять из логики схоластику и идеализм. Один из наблюдавшихся недостатков – отсутствие идейности в подборе иллюстративного материала. Логика преподносится слушателям как сухой перечень отвлечённых форм, таблиц и схем (логический квадрат, фигуры и модусы силлогизма и т. д. ), не имеющих практического значения.

П. Е. Вышинский отметил, что некоторые преподаватели искусственно ограничивают интерес к логике узкими рамками «чистой» формальной логики, излагают её как некую аксиоматическую науку, забывая о теоретико-познавательных основах логики, упуская из виду, что в логике по любому вопросу велась и ведётся ожесточённая борьба между материализмом и идеализмом.

«Основными недостатками в преподавании логики, которые содержатся также и в учебниках логики, являются формализм и шаблонность, безыдейность и аполитизм, оторванность логической теории от практики мышления. «Поправки» к логике, о которых говорил Ленин, зачастую делаются посредством «насыщения» формальной логики диалектикой или обильным и не всегда уместным цитированием «Философских тетрадей» Ленина. Особенное значение имеет вопрос о примерах, которыми иллюстрируются категории логики. Вопрос о подборе иллюстраций, о характере примеров, логических задач и упражнений в учебниках логики и в преподавании логики – это принципиальный вопрос. Это, по сути дела, вопрос о том, на каких образцах учить людей логическому мышлению.

Нельзя забывать, что именно посредством соответствующего подбора примеров и логических упражнений в дореволюционной школе проповедывалась схоластика и идеализм, а учащимся незаметно внушались правила мещанской морали, религии и священного писания, оправдывалась политика и идеология эксплуататорских классов» [Вышинский. 1947. С. 370].

П. Е. Вышинский разобрал достоинства и недостатки, с его точки зрения, появившихся новых учебников. Естественно, что учебник Г. И. Челпанова, даже отредактированный, из которого была убрана часть идеологически не соответствующих примеров, тем не менее не соответствовал духу советской логики. Из новых учебников он разбирал учебник М. С. Строговича, В. Ф. Асмуса, С. Н. Виноградова.

Учебник М. С. Строговича, вышедший в 1946 году, имел такие достоинства, по мнению П. Е. Вышинского, как доступность и популярность изложения, удачный подбор примеров, особенно из области уголовного права, но автор допускал некоторое смешение формальной логики и диалектики, что было признано недостатком. В качестве пожелания было высказано, чтобы М. С. Строгович, учтя критические замечания, выпустил книгу большим тиражом.

В действительности М. С. Строгович полагал, что логика формальная выражает простейшие отношения предметов и явлений. Диалектическая логика отражает движение, развитие действительности, борьбу в ней противоположностей, взаимосвязь, взаимозависимость явлений действительности. В определённой области познания и на известной его ступени, считал М. С. Строгович, применение формальной логики вполне закономерно и удовлетворяет целям познания. В более широкой области и на более высоких ступенях познания формальная логика уже недостаточна. Здесь необходимо применение диалектического метода. В сущности его критики были правы, так как оставалось неясно – где граница между низшей и высшей ступенями познания, какова эта «определённая область познания», где применяется формальная логика, и чем отличается она от «более широкой области познания», в которой она уже должна быть заменена диалектикой.

Учебник по «Логике» В. Ф. Асмуса вышел в 1947 году и признавался П. Е. Вышинским большой, обстоятельной работой, имеющей ряд достоинств. Но в статье он говорит только об иллюстративном оформлении учебника примерами, которыми он недоволен. Особенно его возмущало, что В. Ф. Асмус, рассматривая логику как науку о законах и формах научного мышления, насытил учебник примерами из всех наук, кроме общественно-политических.

«Такой «изоляционизм» логики и отказ от иллюстрации законов и форм мышления примерами из общественной науки и жизни производят странное и даже тягостное впечатление» [Вышинский. 1947. С. 371].

Еще более неудовлетворительным, с точки зрения приводимых примеров и логических упражнений, перечня рассматриваемых вопросов, был учебник С. Н. Виноградова. Эта книга, по мнению П. Е. Вышинского, к тому же страдала обилием примеров, в которых упомянуты иностранные учёные, а не русские.

В заключение он формулирует задачи, которые должны реализовываться в преподавании логики:

«Мы должны из преподавания логики изгнать схоластику и идеализм, преодолеть объективизм, безыдейность и аполитизм. Преподавание в СССР логики, как и всех других дисциплин, должно быть проникнуто духом советского патриотизма. Оно должно пропагандировать законы правильного мышления в общественной жизни и науке. Преподавание и изучение логики в СССР должны служить делу коммунистического воспитания учащейся молодёжи и всей советской интеллигенции, они должны вооружать наши кадры новыми средствами для успешной идеологической борьбы против враждебных и ложных воззрений. Логика должна учить наши кадры умению обнаруживать несостоятельность враждебных нам точек зрения, рассеивать туман предрассудков, суеверий и недомыслия, делать очевидной истинность наших убеждений» [Вышинский. 1947. С. 371-372].

В этом же номере «Вопросов философии» была помещена резкая, негативная рецензия Е. К. Войшвилло на учебник В. Ф. Асмуса. В ней представлена смесь как вполне обоснованных концептуальных претензий, так и идеологических инсинуаций.

К достоинствам книги отнесено то, что «некоторые важные вопросы логики получили в ней всестороннее и чёткое освещение. Хорошо, например, построено изложение силлогизма, ясно выявлены значение и роль отдельных фигур и разновидностей его. Ещё лучше дано изложение беконовской индукции. Автор изложил её не только как метод исследования, но и показал структуру умозаключений (что, собственно, и является предметом формальной логики). Здесь использованы ценные указания М. И. Карийского о связи индуктивных умозаключений с дедукцией (в изложении теории доказательств использованы работы С. И. Поварнина).

Автор стремился показать связь логики с положительными науками, значение логических закономерностей в научном мышлении. Это значительно оживило изложение логики. Было бы также полезно показать роль логики в политической борьбе (например, на международной арене), чего автор, к сожалению, не сделал» [Войшвилло. 1947. С. 326].

В качестве недостатков Е. К. Войшвилло первыми назвал такие, на самом деле ненаучные, продиктованные только идеологическими, ситуационными соображениями: «…недостатком книги нужно считать отсутствие в ней критики идеалистических извращений в логике и односторонности различных точек зрения. Профессору Асмусу, конечно, известно, что критика идеалистических извращений должна не только разоблачать реакционные тенденции (что тоже очень важно), но и вскрывать гносеологические корни тех или иных идеалистических ошибок в трактовке вопросов логики и тем предотвратить их случайное повторение. Сочетание положительного изложения материала с критикой обеспечивало бы более эффективное его понимание и усвоение. Кроме того, автор давал бы при этом читателю не только положительные знания, но и соответствующие данные, необходимые для того чтобы критически разбираться в логической литературе. Без такой критики становится неясно, почему автор принял ту или иную точку зрения в том или ином вопросе и отверг другую. Ещё хуже, что автор сам отнёсся недостаточно критически к отдельным неверным положениям прежней логики и не избежал идеалистических ошибок и вообще неправильностей в трактовке некоторых вопросов. Во многих случаях в книге механически соединены различные точки зрения, что приводит к несогласованности и противоречиям автора самому себе [Войшвилло. 1947. С. 326].

Концептуальное расхождение в понимании предмета формальной логики, форм мышления, связи силлогизма и посылок Е. К. Войшвилло обосновывал, уличая В. Ф. Асмуса в следовании «старой логике»:

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒