Баранец, Н.Г. 21 страница

Статья З. А. Каменского «К вопросу о традиции в русской материалистической философии XVIII-XIX веков» возникла как продолжение обсуждения книги Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии». В числе затронутых тем оказались и некоторые принципиальные вопросы истории русской философии. Их поставила в своей речи З. В. Смирнова. Она отметила, что на фоне роста изучения истории русской философии сложилась негативная тенденция представлять отечественных мыслителей как абсолютно оригинальных, за счет исключения влияния на них концепций западных мыслителей. Она не побоялась заявить, что исследование русской философии осуществляется в основном молодежью с карьерными целями, которые с благословления руководителей «пекли» по «готовым схемам» диссертации, так как не требовалось знания языков и зарубежной литературы. З. А. Каменский поддержал З. В. Смирнову, отметив, что руководство философией захватили «в сущности лица больше административные, чем учёные», руководители, которые без контроля и критики философского сообщества издавали бесконечные статейки и брошюрки, а серьезные диссертации «мариновались» годами. М. З. Селектор, со своей стороны, подверг критике некоторые положения в работах М. Т. Иовчука по истории русской философии.

С ними полемизировал М. Т. Иовчук, поддержанный И. Я. Щипановым. М. Т. Иовчук обрушился на «теорийки», идущие от «буржуазных космополитов». На этом заседании полемика не закончилась. Развивая идеи критиков в статье «К вопросу о традиции в русской материалистической философии XVIII-XIX веков», З. А. Каменский сделал подробный разбор концепции М. Т. Иовчука по истории русской философии.

Позиция М. Т. Иовчука была проста: каждый более или менее крупный представитель русской материалистической мысли исходил, как правило, непосредственно из идей предшествующего русского же материалиста. Следовательно, главным и непосредственным теоретическим источники идей каждого русского мыслителя-материалиста являются идея русских философов. Это обстоятельство и характеризует, наряду с прочими, материалистическую традицию в русской философии, а также оригинальность философской мысли в России.

З. А. Каменского не устраивали такие рассуждения. Он заявил, что вопрос об идейных источниках мировоззрения мыслителя гораздо сложней и может быть решён лишь путём кропотливого конкретного исторического научного анализа формирования и развития идей русских материалистов. Он сформулировал серию вопросов, на которые стоит дать ответ: В каком отношении мировоззрение Радищева стоит к мировоззрению Ломоносова? Каково отношение декабристов-философов к философским идеям Радищева? Были ли знакомы и в какой степени Белинский и Герцен с идеями декабристов-материалистов, и как повлияли эти идеи на мировоззрение двух корифеев русской мысли середины XIX века? Какую роль сыграли идеи Белинского и Герцена в формировании материализма Чернышевского? Каково было значение зарубежных материалистических учений для формирования и развития материализма русских философов? Ответить на эти вопросы можно только на основании конкретно-исторического рассмотрения. Но М. Т. Иовчук такого исследования не проводил, и З. А. Каменский прямо обвиняет его в этом:

«…тов. Иовчук не пытается для обоснования своей схемы рассмотреть её главные пункты конкретно, путём более или менее систематического и разностороннего освещения фактов, ограничиваясь, как правило, голословными утверждениями о связи идей тех или иных русских мыслителей» [Каменский. 1947. С. 221].

З. А. Каменский утверждал, что М. Т. Иовчук и И. Я. Щипанов выдвинули и защищали схему, не обоснованную фактами. Кроме того, они проявили непоследовательность рассуждений – начав спор о преемственности идей материализма в русской философии, они расширили вопрос до понятия «русской культурной и философской традиции». Естественно, не подвергая сомнению правомерность ссылки на авторитет В. И. Ленина, на который опирались И. Я. Щипанов и М. Т. Иовчук, он всё же предлагает разобраться с правильностью интерпретации точки зрения В. И. Ленина:

«Что же касается формулы Ленина о «солидной материалистической традиции» в России, послужившей, по-видимому, главным основанием схемы тов. Иовчука и Щипанова, то она требует глубокого исторического изучения. Как указывает сам тов. Щипанов, Ленин называет здесь лишь имена Чернышевского и Плеханова. Судя по контексту, Ленин имеет в виду теоретические идеи деятелей русского освободительного движения второй половины XIX и, можно предположить, начала XX века. Можно ли видеть в этой ленинской формуле основание для выдвинутой тов. Иовчуком и Щипановым схемы, охватывающей историю русской философии начиная с Ломоносова? В самой постановке вопроса тов. Иовчуком и Щипановым нет достаточной логической последовательности и обоснованности.

А между тем вообще, а в данном вопросе в особенности, такая последовательность необходима. Необходимо с ясностью определить, о преемственности каких именно идей идёт речь, когда мы говорим о традиции в русской материалистической философии» [Каменский. 1947. С. 222].

Основными пороками схемы Иовчука-Щипанова З. А. Каменский считал: во-первых, то, что их построение не находит в важнейших пунктах фактического подтверждения и отрывает отечественную философскую мысль от международной; во-вторых, их построение связано с неправильным рассмотрением некоторых общих проблем истории философии как науки, то есть смешением различных видов традиций, неправомерным установлением зависимости решения вопроса об оригинальности философии мыслителя и решением вопроса об идейных предпосылках его философии; в-третьих, отстаивание этой схемы приводит к ошибкам в трактовке соотношения философии ленинизма и философии русских революционных демократов, философии ленинизма и философии Маркса и Энгельса.

Аргументируя свою критику, З. А. Каменский цитирует И. Я. Щипанова и показывает его предвзятость в представлении влияний на философию Радищева:

«Тов. Щипанов, как мы видели, считает, что Радищев в своём философском трактате «отстаивает... прежде всего идеи Ломоносова», а идеи французских материалистов – лишь после этого. Он даже и не упоминает о прочих философах, на авторитет которых опирается Радищев. Тем самым тов. Щипанов явно преуменьшает степень связанности взглядов Радищева с современной ему международной философской мыслью» [Каменский. 1947. С. 224].

З. А. Каменский указывает, что трактат Радищева основан на изучении богатейшего и разнообразнейшего теоретического материала. Автор трактата прекрасно знаком с философской литературой так называемого нового времени – английской, французской, немецкой, голландской философией. Но это не делает его сочинение неоригинальным.

Радищев не просто присоединяется к идеям различных мыслителей, а, опираясь на эти идеи, обосновывает свою собственную теорию. Философский материал, из которого исходит Радищев, разнообразен. Радищев ссылаем на Лейбница, Линнея, Галлера, Гердера, Гельвеция, Руссо, Гоббса, Спинозу, Монтескье, Пристли, Ньютона, Бюффона, Сенеку, Сократа, Пифагора, Сведенборга, Сен-Жермена, Галилея, Боннедр. А вот на сочинения Ломоносова он не ссылается и упоминает его всего лишь один раз. Если бы Радищев развивал идеи Ломоносова, то он бы и ссылался на него. Но, основные вопросы, над решением которых размышлял Радищев и которые сформулированы им в заглавии трактата (проблема смертности и бессмертия человека), самая постановка этих вопросов и аргументация – всё это далеко от того, что стояло в центре внимания Ломоносова. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что Радищев опирается преимущественно на идеи Ломоносова. Он исходил из современной ему международной науки философии, пользуясь нужными ему идеями в целях обоснования собственной системы взглядов.

Такого же рода неверные интерпретации, обусловленные предвзятостью схемы, З. А. Каменский находит у М. Т. Иовчука в его работах о Белинском. Кроме того, он изобличает его как недобросовестного исследователя, который меняет свою точку зрения в зависимости от идеологической ситуации, доказывает это, процитировав работы М. Т. Иовчука. В 1939 году в биографической монографии «Белинский» М. Т. Иовчуком весьма подробно говорилось о западных влияниях на философию Белинского, а в 1942 году в «Очерках по истории русского материализма», уже сделаны абсолютно противоположные выводы, хотя М. Т. Иовчук не привлек никакого нового материала, а вставил целые абзацы и страницы без изменений из старой работы. М. Т. Иовчук игнорировал факты и давал им неверную интерпретацию, приспосабливая к своей схеме, а это, с точки зрения З. А. Каменского, неприемлемо в научном исследовании.

Очевидно, что З. А. Каменский ратовал за восстановление критериев нормального, объективного историко-философского исследования: признавать приоритет фактов, а не абстрактной теории, под которую эти факты «подтягивались»; изучать философскую систему систематически и критически, а не отрывочно-выборочно; базироваться на знании философской традиции в принципе, а не отдельных её моментов; изучать идеи самого философа, не подменяя его идеи своими и ожиданиями.

З. А. Каменский ставит важный вопрос оценки философской системы по критерию оригинальности. В ходе дискуссии М. Т. Иовчук и И. Я. Щипанов особенно настаивали, что отсутствие западных влияний на русскую материалистическую традицию свидетельствует об её оригинальности. Доказывать же наличие влияний западных – играть на руку космополитам. З. А. Каменский в первую очередь доказывает ненаучность подобного рода рассуждений, так как преемственность всегда существовала в развитии идей, и наличие влияний не исключает оригинальности творчества. Вопрос об оригинальности поставлен М. Т. Иовчуком и И. Я. Щипановым теоретически неверно и поэтому неверно решен практически.

«Оригинальность мыслителя определяется не характером источника, не характером идейного материала, на который опирается мыслитель, из которого он исходит, который вообще отнюдь не является решающим фактором в формировании мировоззрения мыслителя. Для решения вопроса, оригинален ли мыслитель, необходимо рассмотреть направление и результат его творческой деятельности исопоставить этот результат с идейными предпосылками его мировоззрения.

Оригинальным, самобытным мыслителем, в подлинном смысле слова, может быть назван тот, кто обогатил науку новыми, более глубокими, прогрессивными идеями, чем те, которые выдвинули его предшественники» [Каменский. 1947. С. 231].

Правильный ответ на вопрос об оригинальности предполагает, по мнению З. А. Каменского, рассмотрение не источников мышления, а его результатов. Исходя из этой проекции, он полагал, что теоретические результаты деятельности представителей русского материализма были велики, они были оригинальными и самостоятельными мыслителями, так как не ограничивались повторением идей своих нерусских предшественников.

З. А. Каменский затрагивает принципиальное понятие для историко-философского исследования – понятие «философской традиции». Он заявляет, что нельзя истолковывать термин «традиция» буквально как передачу идеи от одного мыслителя к другому. Идеи мыслителей не только повторяются, но и неизбежно видоизменяются, что и является причиной движения вперед. Он предлагает различать традицию как непосредственную связь идей двух или нескольких представителей философии нации и опосредованную связь их идей. В первом случае эта связь имеет выраженный хронологический аспект и непосредственную связь идей. Пример такой связи: философия Аристотеля и Платона, Гоббса и Бэкона, Добролюбова и Белинского. Второй тип традиции имеет больший хронологический зазор и в ней отсутствует непосредственное влияние идей мыслителей данной нации, во всяком случае, они не являются главными идейными предпосылками творчества. Опосредованное влияние осуществляется благодаря общности социально-экономической ситуации, в которой формируются идеи, общим идейным основаниям, детерминировавшим интеллектуализирование. В качестве примера З. А. Каменский привел материализм декабриста Н. Крюкова, о чьих взглядах было известно только узкому кругу единомышленников, но неизвестно Белинскому и Герцену. Именно общая историческая действительность, знание международной научной и философской мысли способствовали сходной эволюции идей в русле материализма, а не непосредственное чтение в юности сочинений декабристов на социальные и литературные темы, хотя и они определяли общий настрой.

Традиция как опосредованная связь идей возникает благодаря:

«Во-первых, и прежде всего – преемственности этапов развития национальных и интернациональных, экономических и социально-политических условий жизни мыслителей… Во-вторых, эта связь может опосредоваться другими сторонами мировоззрения мыслителей. Если философские идеи предшественника не оказали непосредственного воздействия на философские идеи последователя, то ведь могли оказатьсянепосредственно связанными, скажем, этические, литературные, экономические идеи… В-третьих, наконец, связь философских идей двух мыслителей может опосредоваться международной философской мыслью. Если два мыслителя данной нации, идеи которых не связаны непосредственно, исходят в своём философском развитии из системы одного и того же мыслителя, то между их воззрениями неизбежно устанавливается связь» [Каменский. 1947. С. 235].

Для усиления своей идеи З. А. Каменский прибегает к ссылке на авторитет – он утверждает, что его представление традиции соответствует марксистским положениям: о том, что самостоятельность философского развития лишь относительна и что в конечном счёте это развитие определяется экономическими, социально-политическими, классовыми условиями жизни и мышления философа, что связь идей в конце концов устанавливается преемственностью исторических этапов жизни данной нации, а не только непосредственным идейным контактом в области идей; о том, что, несмотря на всю национальную специфику философского развития, общая международная тенденция прогрессивного философского развития, рассматриваемая в более или менее значительный исторический период удерживается даже при том условии, что последующие мыслители данной нации не исходят из идей своих национальных предшественников как из непосредственной главной идейной предпосылки.

Далее сам З. А. Каменский, не удерживавшись на уровне научного критики, обвиняет М. Т. Иовчука в том, что тот подошел к исследованию возникновения ленинизма с той же исследовательской схемой, что и к другим представителям материалистической традиции, а это недопустимо, так как:

«Возникновение и развитие марксизма и ленинизма с точки зрения их отношения к предшествующей марксизму философии подчинялось особым закономерностям, принципиально отличным от тех, которые связывали идеи домарксистских философов. Эта особенность закономерностей определена тем, что появление марксизма было таким скачком, такой революцией в истории философии, которой до тех пор человечество ещё не знало. Этот вопрос не может быть решён мимоходом» [Каменский. 1947. С. 238].

В экспрессивно-полемическом тоне он пишет:

«Мне представляется неверным утверждение тов. Иовчука, будто при формировании и развитии философии ленинизма Ленин и Сталин «обобщали», «перерабатывали» философские идеи Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова и даже «исходили» из них» [Каменский. 1947. С. 240].

Особенно удачным представляется З. А. Каменскому показать ложность концепции М. Т. Иовчука на примере философии В. И. Ленина, это своего рода «окончательный аргумент», доказывающий ненаучность этой концепции.

Отвечал на страницах «Вопросов философии» на вызов З. А. Каменского И. Я. Щипанов в статье с симптоматическим названием «Против буржуазного объективизма и космополитизма». Стиль ответа не соответствует нормам научной дискуссии, преобладают обвинения политического характера и «передергивание идей», приписывание своему критику того, что он не говорил, и фактический уход от ответа на предъявленные претензии. По мнению И. Я. Щипанова, статья З. А. Каменского имела своей задачей доказать ученический, подражательный характер русской материалистической традиции:

«…проводиться одна уродливая идейка: русские мыслители – более или менее удачные ученики Запада. Для отвода глаз З. А. Каменский изредка бросает фразы об оригинальности русских мыслителей… В оценке передовой русской материалистической философии XVIII-XIX веков автор статьи проявил верх формализма, буржуазного объективизма и космополитизма» [Щипанов. 1948. С. 213].

И. Я. Щипанова особенно возмущает, что З. А. Каменский предложил различать виды влияний: «прямое», «косвенное», «непосредственное».

Любопытно, что при аргументации своей позиции И. Я. Щипанов ссылается на те же работы из марксистско-ленинского наследства, что и З. А. Каменский, причем изначальная посылка рассуждения выглядит в сущности так же:

«Говоря о традиции в русской материалистической философии XVIII-XIX веков, мы должны исходить прежде всего из того факта, что каждая философская система является продуктом общественной жизни, общественных отношений своего времени, идейным выражением своего класса… Русская материалистическая философия
XVIII-XIX веков исходила прежде всего из социальных запросов России и самостоятельно решала вопросы, поставленные русской жизнью; её социальной базой была антикрепостническая борьба в стране. «Нельзя забывать, – писал Ленин, – что в ту пору, когда писали просветители XVIII века..., когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками». Это указание Ленина должно быть руководящим началом при анализе и освещении истории русской материалистической философии XVIII-XIX веков. Следовательно, рассматривая вопрос о традиции в русской материалистической философии XVIII-XIX веков, мы не должны отрывать эту традицию от материальных условий жизни общества, от его исторических потребностей, от классовой борьбы в обществе и характера освободительного движения, от развития литературы, литературной критики и публицистики» [Щипанов. 1948. С. 213-214].

И. Я. Щипанов также заговорил о новаторстве в постановке проблем в русской материалистической традиции, которые не являются причиной особых качеств русского ума, а есть результат социо-культурного влияния. При этом он не упустил возможности обвинить З. А. Каменского в «безродном космополитизме», «пресмыкательстве перед зарубежной буржуазной культурой», так как тот не остановился на новаторстве русских мыслителей-материалистов, которые «боролись против реакционных теорий в науке, со средневековой схоластикой церкви, с ортодоксией разнообразных форм идеализма». Исходя из такого понимания задач философии материалистов (вернее, тех, кого он отнес к материалистам), И. Я. Щипанов дает неверное истолкование их философских идей. Он заявляет, что М. В. Ломоносов подверг критике схоластические идеи Декарта о врожденных идеях, о конечности Вселенной, идеалистическую теорию флогистона. А. Н. Радищев выступил против декартовской субъективно-идеалистической теории времени и пространства, «резко критиковал бредни и ритуалы мага, всякого рода суеверия и предрассудки». Основное достоинство творчества Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова сведено к тому, что они подвергли острой критике «философские откровения» Шеллинга, идеалистически-мистическую теорию Гегеля, субъективизм и агностицизм Канта, позитивизм О. Конта.

«Борясь с идеалистами, мистиками и пиетистами, русские революционные демократы подняли материализм на более высокую ступень и придали ему боевой, наступательный характер» [Щипанов. 1948. С. 215].

И. Я. Щипанов подчеркивает, что основные мысли русских революционных демократов изложены в художественной и публицистической литературе, и поэтому позиция З. А. Каменского «научно несостоятельна и вредна», так как последний предлагает рассматривать:

«…русскую материалистическую философию XVIII-XIX веков в отрыве от освободительной борьбы и политики, в отрыве от русской литературы и литературной критики, пытается применять к ней мерку «чистой философии» и сводит русскую материалистическую философию к голенькой онтологии или гносеологии» [Щипанов. 1948. С. 216].

И. Я. Щипанов не соглашается с тем, что русские материалисты испытывали какие-либо идейные влияния, так как те философы, на которых они ссылались, ими по преимуществу критиковались, и, соответственно, единственным источником, определяющим их философствование, была историческая ситуация. На аргумент З. А. Каменского, что научные идеи М. В. Ломоносова не могли принципиально повлиять на творчество Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, он прибегает к софистике:

«Определим прежде всего, что внёс нового Ломоносов в естествознание и в философию. Ломоносов экспериментально и теоретически обосновал закон сохранения вещества в природе, назвав его «всеобщим естественным законом». Спрашивается: устарел ли этот закон к началу 40-х годов прошлого столетия?

Нет, не устарел, да и не мог устареть, ибо закон сохранения вещества, как и закон сохранения энергии, является одним из важнейших принципов естествознания и материалистической философии. Этим, собственно, и объясняется, что идеалисты всех мастей и оттенков не раз старались и сейчас стараются похоронить его. Поэтому заявлять, что закон сохранения вещества и движения в природе, являющийся основным принципом не только науки XVIII века, но и всей современной науки, оказался устаревшим и потерял своё значение к 40-м годам XIX века, – значит делать непростительную уступку идеалистам, этууступку и сделал в своей статье 3. A. Каменский» [Щипанов. 1948. С. 222].

Отвечая на замечание З. А. Каменского, что материалистические взгляды декабристов не могли повлиять на Герцена (так как ему о них не было известно), он называет такие взгляды «наивными и высосанными из мизинца».

«На самом же деле политические, социологические, философские идеи декабристов оказали большое влияние на развитие общественной мысли в России, они прямо или косвенно способствовали пробуждению и воспитанию нового революционного поколения в стране. Поэтому, когда Герцен начал издавать за границей «Полярную звезду» и «Колокол», он писал, что продолжает борьбу декабристов и подчёркивал преемственность и своё родство с декабристами: «Русское периодическое издание, выходящее без цензуры, исключительно посвященное вопросу русского освобождения и распространения в России свободного образа мыслей, принимает это название, чтобы показать непрерывность предания, преемственность труда, внутреннюю связь и кровное родство» [Щипанов. 1948. С. 224].

Очевидно, что З. А. Каменский не исключал влияния декабристов на политические взгляды Герцена, но он исключал их влияние на онтологические взгляды. Из приведенной З. Я. Щипановым цитаты не следует, что Герцен пришел к материализму под влиянием декабристов.

Причины неверного взгляда З. А. Каменского на творчество русских материалистов, по мнению И. Я. Щипанова, в том, что,
во-первых, он забыл «…указание классиков марксизма о том, что в продолжение «длинного периода, от Декарта до Гегеля и от Гоббса до Фейербаха, философов толкала вперёд вовсе не одна только сила чистого мышления, как это они воображали. Напротив. В действительности их толкали вперёд огромные, всё более и более быстрые успехи естествознания и промышленности. У материалистов это прямо бросалось в глаза. Но и системы идеалистов неудержимо переполнялись материалистическим содержанием, стремясь посредством пантеизма сгладить противоположность между материей и духом». Во-вторых, З. А. Каменский продемонстрировал атавизм взглядов и «отрыжку преклонения перед западной культурой», что есть проявление «гнилого космополитизма». И. Я. Щипанов делает вывод, что З. А. Каменский не разобрался в традиции русской материалистической философии, а саму русскую материалистическую философию рассматривал как «чистую науку», в отрыве от политики и освободительной борьбы, в отрыве от развития литературы, литературной критики, публицистики, в отрыве от естествознания. «Он подошел к этому важному вопросу по-книжному, абстрактно, объективистски». Таким образом, основные «грехи» З. А. Каменского – неверная интерпретация положений классиков марксизма, на которых он базировался в исследовании, излишний объективизм и научность.

Резюме по итогам дискуссии появилось в «Правде» (7 сентября 1949 г. ) и имело разгромный характер по отношению к издательской политике прежней редакции журнала «Вопросы философии», а также критиковало всех участников конфликта:

«Редакция и прежний главный редактор журнала тов. Б. Кедров заняли неправильные позиции по некоторым важнейшим вопросам философии и естествознания, опубликовав ошибочные статьи 3. Каменского «К вопросу о традиции в русской материалистической философии XVIII-XIX веков», И. Шмальгаузена «Представления о целом в современной биологии», М. Маркова «О природе физического знания», Б. Кедрова «Критические заметки» и другие.

Появление в журнале ряда порочных статей стало возможным потому, что... члены редакционной коллегии не сделали для себя всех выводов из философской дискуссии и критики книги Г. Ф. Александрова, нарушили ленинский принцип партийности философии…

…Журнал опубликовал статью М. Иовчука «О самостоятельности русской материалистической философии, её традициях и их преемственности». Эта статья является ответом на выступления в журнале «Вопросы философии» 3. Каменского и М. Селектора, которые были разоблачены как космополиты, и неправильные статьи которых раскритикованы партийной печатью. М. Иовчук в общем правильно критикует статьи Каменского и Селектора, но сам в то же время делает ошибки. Он признаёт, что в одной из своих прежних статей он допустил нечёткую формулировку, которая приводит к выводу о том, что ленинизм основывается на двух базах: на марксизме и русской материалистической философии. В рассматриваемой статье автор осуждает эту свою ошибочную установку и пытается поправить ошибку. Но он тут же в сущности вновь повторяет свою старую ошибку, заявляя, что «теоретический материал, унаследованный русскими марксистами от русских революционных демократов-материалистов, послужил Ленину и Сталину дополнительным источником для дальнейшего развития марксистского мировоззрения... » (стр. 215). Таким образом, М. Иовчук заменил здесь «две базы»... «двумя источниками».

Ошибочным является утверждение М. Иовчука о том, что классики русской философии имеют приоритет в соединении материализма с диалектикой (стр. 205). Известно, что эта задача была решена Марксом и Энгельсом, создавшими революционную философию – диалектический материализм. К тому же нельзя не отметить весьма нескромного тона статьи М. Иовчука, когда он пишет о себе и своих статьях» [За боевой журнал. 1949. С. 7-9].

Возникают вопросы: «Зачем была организована кампания против Г. Ф. Александрова и был сделан призыв обновления философской работы? Почему так быстро произошел поворот в сторону реакции и борьбы с инакомыслием? Можно ли это объяснить сменой руководства – смертью А. А. Жданова и приходом Г. М. Маленкова? »

Есть несколько вариантов объяснения этой ситуации. З. А. Каменский видит причину в колебаниях и неустойчивости ситуации 1947-1948 годов – борьбу направлений внутри иерархических групп и их влиянии на И. В. Сталина.

А. П. Огурцов полагает, что это была провокация с целью выявить инакомыслие в единственной более или менее свободной сфере философии – истории философии и взять её под контроль.

«Выступление А. А. Жданова было движимо стремлением навязать «философскому фронту» догматические клише, заставить историков философии пересмотреть оценки мыслителей прошлого, подчинить их работу прямолинейным схемам и догматам. Именно в эти годы складывается и утверждается сталинско-ждановская версия истории философии. Необходимо хотя бы вкратце охарактеризовать её особенности, чтобы понять, насколько она была далека от реального развития философской мысли».

Во-первых, эта версия продолжала всё ту же линию догматической трактовки классовости и партийности философии. Подвергнуть своих противников «уничтожающей критике», «быть непримиримыми в борьбе», отказаться от мысли, что «одна и та же идея в различных конкретных исторических условиях может быть и реакционной, и прогрессивной», – таково, по мнению Жданова, содержание принципа партийности.

Во-вторых, согласно этой версии существовал лишь один путь развития философии. («Научная история философии, следовательно, является историей зарождения, возникновения и развития научного материалистического мировоззрения и его законов». ) То есть всё, что не укладывается в эту схему, должно рассматриваться как нечто ошибочное и не имеющее никакого значения для развития мысли. В развитии философской мысли не допускалась многовариантность.

В-третьих, этот жесткий подход к истории философии, не допускающий альтернатив и противоположных философских позиций, был обусловлен догматическим толкованием наследия основоположников марксизма-ленинизма. В нём не должно было быть ошибок, и оно оценивалось как выражение «абсолютной истины». Такой подход и способ философской работы, естественно, приводил как к «цитатничеству», так и к ужасающему единообразию в историко-философских исследованиях. В-четвертых, вся прежняя философия, впадая в «грех» идеализма и метафизики, характеризовалась как нечто сугубо негативное и бесплодное. В-пятых, вне поля зрения историков философии оставались такие проблемы, как динамика философского сообщества, развитие философских школ, развертывание исследовательских программ на том или ином этапе истории философии. Тем самым философская мысль обезличивалась, деперсонализировалась, лишалась связи с личностным видением проблем бытия, науки, нравственности, искусства. В-шестых, в послевоенные годы авторитарной идеологией всё более превозносилась отечественная наука и техника, а зарубежная мысль, в том числе и философская, по мере развертывания «борьбы с космополитизмом» умалялась. Число историко-философских исследований западноевропейской философии уменьшалось [Огурцов. 1999. Кн. 1. С. 114-116].

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒